СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ
д л я н ач и н а ю щ и х т а р о л о го в
СОДЕРЖАНИЕ Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ 11
ИСТОРИЯ КАРТ ТАРО 13
КАК ВЫГЛЯДИТ КОЛОДА ТАРО 15
СТАРШИЕ АРКАНЫ 16
СТАРШИЕ АРКАНЫ ДРУГИЕ НАЗВАНИЯ 17
СТАРШИЕ АРКАНЫ КЛЮЧЕВЫЕ ЗНАЧЕНИЯ 18
СТАРШИЕ АРКАНЫ ТИП ЧЕЛОВЕКА 20
СТАРШИЕ АРКАНЫ ОБОЗНАЧЕНИЯ ЛЮДЕЙ 23
СТАРШИЕ АРКАНЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ 29
СТАРШИЕ АРКАНЫ СОЗНАНИЕ 41
АРКАНЫ ТАРО ПОРЯДКОВЫЕ НОМЕРА 46
СТАРШИЕ АРКАНЫ 47
Шут/Дурак 47
Маг/Волшебник 52
Верховная Жрица / Папесса 56
Императрица 60
Император 64
Иерофант /Папа 68
Влюблённые 72
Колесница 76
Сила 80
Отшельник 84
Колесо Фортуны 88
Правосудие 92
Справедливость 92
Повешенный 95
Смерть 99
Умеренность
Мир ТАРО
3
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СОДЕРЖАНИЕ
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Данное издание является справочным пособием для начинающих тароло-
гов, а также тех, кто только впервые заинтересовался изучением карт ТАРО.
В этой книге содержатся данные, необходимые для работы с картами, история
карт ТАРО, описания старших, младших и фигурных арканов. Астрологические
соответствия карт планетам, созвездиям, стихиям, временам года. В этой книге
приводятся наиболее популярные расклады, и принципы их чтения.
Вся информация взята с просторов интернета и максимально упорядочена
для наиболее удобной работы со справочником и запоминания информации.
В Книге взята за основу информация по колоде карт Райдера Уайта, а в каче-
стве примеров используется модифицированная колода, по мотивам карт Рай-
дера Уайта «УНИВЕРСАЛЬНЫЙ КЛЮЧ»
ВНИМАНИЕ! книга не предназначена для коммерческого использования
и распространения.
Мир ТАРО
11
ИСТОРИЯ КАРТ ТАРО Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ
но и названий карт и номеров. Это говорит нам о том, что во-первых, не было уста-
новленного порядка карт в колоде, во-вторых, что изображения были легко узна-
ваемы человеком того времени и социального слоя, так что не требовалось пояс-
нений. Существовали колоды с изображениями античных божеств как аллегорий
или как астрологических символов (Амур, Бахус, Луна, Солнце, Венера, Сатурн,
Юпитер). Встречаются олицетворения наук (Грамматика, Логика, Риторика, Гео-
метрия, Математика, Музыка, Поэзия, Философия, Астрология, Теология) и покро-
вители искусств (Урания, Хиромантия, Талия, Мельпомена, Полимния, Аполлон),
социальные символы (кавалер, торговец, папа, ремесленник, император, нищий),
общие знаковые понятия, важные для образованных людей того времени (Слон,
Гидра), города (Рим, Каир).
Все дошедшие до нас карты 15 века происходят из государств Италии: Милана,
Болоньи, Венеции, Феррары и Флоренции. В начале 16 века карты распространи-
лись во Франции. Где-то в е гг. появляется слово «тарокки». Это слово отно-
сится к игре с обычными игральными картами (будущими Младшими Арканами)
и символическими (будущими Старшими Арканами). Символические карты
играют при этом роль «козырей». Этимология слова, впрочем, не выяснена.
На самом деле неизвестно, какие еще цели, кроме развлекательным, мог пре-
следовать художник, составивший набор из х символических карт. Может быть
он и был тайным мистиком или оккультистом, воплотившим какую-то доктрину
в своем произведении. А может быть и нет. В то время существовали и другие
наборы символических карт.
Так или иначе, этот набор выдержал испытание временем и в наши дни архе-
типический ряд Старших Арканов Таро является сложившейся символической
структурой, работающим инструментом для гаданий, медитаций и даже психоа-
нализа.
Мир ТАРО
15
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ
СТАРШИЕ АРКАНЫ
22 старших Аркана Таро говорят о внутренней жизни и скрытых законах
нашего существования, имеют философский смысл. Каждый из старших Арканов
соответствует определённой ступени духовного развития человека. Таро говорит
с нами образами, сюжетами, нарисованными на картах. Для того, чтобы понять
состояние Аркана надо понять символы, изображенные на нем. Если Вам будет
понятен каждый символ, то легче запомнить все основные значения карты.
Изображение на Аркане – это действие, которое продолжается в настоя-
щий момент. Нельзя воспринимать Аркан, как застывшую картинку.
Выпадая в раскладах, в перевёрнутом положении, старшие Арканы Таро меняют
своё значение, искажая или доводя до крайностей основной смысл карты.
Решая жизненно важную проблему, с помощью Таро, можно обращаться только
к Старшим Арканам (не к смешанной колоде), учитывая их философский смысл.
При использовании смешанной колоды, выпавшие Старшие Арканы, в ключевых
позициях расклада, акцентируют важность данной ситуации. Если много Стар-
ших Арканов в раскладе, то события достаточно глубоки и значимы, многие объ-
екты в сознании подвергаются переоценке.
Трактуя расклад, нужно учитывать сочетание всех выпавших карт.
Мир ТАРО
17
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ КЛЮЧЕВЫЕ ЗНАЧЕНИЯ
Мир ТАРО
19
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ ТИП ЧЕЛОВЕКА
нравственный авторитет;
лжепророк; гуру; руководитель
почитаемый духовный человек;
ИЕРОФАНТ секты; священнослужитель без
священник «от Бога», человек
призвания, кликуша.
чистых убеждений.
человек, использующий
солдат; предводитель; глава свое положение или многое
КОЛЕСНИЦА фирмы; работодатель; удачливый получающий по «блату»;
человек. человек, «идущий по трупам»;
очковтиратель; взяточник; трус.
человек, живущий
согласно строго
человек,
определенному раз и навсегда
созерцающийжизнь; старательный,
плану; рафинированный или
ПОВЕШЕННЫЙ но малопродуктивный
слишком ортодоксальный
работник; ученик, преданный
человек; тот, кто
своему учителю.
употребляет разнообразные
стимуляторы.
неуравновешенный человек
уравновешенный человек;
с больной психикой; тот, кто
светский или духовный
УМЕРЕННОСТЬ ни с чем не может справиться;
наставник; чело-век,
человек, игнорирующий
развивающийся духовно.
потребность духовного развития.
чрезмерный моралист;
человек, игнорирующий
свое тело, голый секс; сатанист;
красивый, но пустой человек;
ДЬЯВОЛ сексуальный извращенец;
Мисс Мира; Мистер Вселенной.
член мафиозной группировки;
алкоголик и наркоман; азартный
человек.
Мир ТАРО
21
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ ТИП ЧЕЛОВЕКА
человек, который
в своем развитии превзошел сильная деструктивная
все мыслимые и не-мыслимые личность; лжепророк; человек,
МИР
пределы; идеал и совершенство искушающий других вступить
в человеческом воплощении; на путь зла.
Посвященный.
Мир ТАРО
23
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ ОБОЗНАЧЕНИЯ ЛЮДЕЙ
Люди Люди
Старший
в прямом в перевернутом
аркан
положении карты положении карты
Мать. Жена. Значимая женщина.
Женщина с хорошо развитыми
инстинктами материнства
и воспитания. Женщина,
всегда готовая оказать помощь.
Женщина, у которой
Влиятельная женщина.
случился выкидыш.
Беременная женщина. Земная мать.
Отвергнутая женщина. Люди,
Царственная женщина. Женщина
ведущие беспорядочный
ИМПЕРАТРИЦА – работодатель. Женщина
образ жизни. Непродуктивные
королевского рода. Женщина,
люди. Холодные люди.
владеющая землей. Творческая
Эмоционально неустойчивые
личность. Один из родителей.
люди. Проститутки.
Женщина, обладающая властью
и занимающая высокое положение.
В вашей жизни появилась
важная женщина. Для мужчины –
это женщина его мечты.
Отец. Муж. Человек, обладающий Незрелый мужчина.
властью или занимающий Трус. Тиран. Провокатор.
высокое положение. Важный или Тот, кто злоупотребляет
влиятельный мужчина. Мужчина своей властью или силой.
с отцовскими инстинктами. Слабый и неэффективный
Оппонент. Важный соперник. в работе человек. Скучный
Мужчина, готовый оказать человек. Люди, склонные
помощь. Президент. Работодатель. к эмоциональным
Владелец земельной собственности. вспышкам. Тот, кто
ИМПЕРАТОР
Тот, кто обладает властью. подчиняется родительской
Надежный, стабильный деловой власти. Тот, кто зависит
человек. Организатор. Наставник. от других и является для
Коллектив, в котором вы работаете. них «обременительной
Человек, занимающий руководящие ношей». Маменькин сынок
позиции. Высший класс. или маменькина дочка. Тот,
Царственный человек. Тот, кто кто отказывается расти.›Тот,
действует напрямую и с напором. кто бунтует без всякой
Политический лидер. на то причины.
Люди Люди
Старший
в прямом в перевернутом
аркан
положении карты положении карты
Участники конфликта.
Военные. Посыльные. Неуравновешенные люди.
Профессиональные водители. Неосторожные водители.
Автомобилисты. Путешественники. Заядлые автомобилисты.
КОЛЕСНИЦА Жокеи. Люди, связанные Импульсивные люди.
с транспортом. Победители. Люди, Люди, пристрастившиеся
которые находятся в мире с самим к вредным привычкам
собой. (спиртное, наркотики, курение,
обжорство).
Люди Люди
Старший
в прямом в перевернутом
аркан
положении карты положении карты
Обжоры. Производители
бракованной продукции.
Экстремисты. Те, кто
Духовные целители. Адепты*.
не способны умерить свои
Художники. Защитники.
аппетиты. Нимфоманы.
Руководители. Цветные. Партнеры
Наркоманы. Алкоголики.
в межрасовом браке. Люди,
УМЕРЕННОСТЬ Женщины, которые
занимающиеся гражданскими
любят слишком сильно.
правами. Повара. Те, кто умеют
Те, кого принуждают
хорошо готовить. Алхимики.
к сексуальным действиям.
Медиумы.
Слишком впечатлительные,
нетерпеливые
и раздражительные люди.
Люди Люди
Старший
в прямом в перевернутом
аркан
положении карты положении карты
Те, кто слишком озабочены
деньгами. Те, кому присущи
нездоровые увлечения. Жадные, Люди со склонностью
мелочные люди. Те, кем к садизму, манипулированию.
управляют низменные страсти. Злобные люди. Мелочные
ДЬЯВОЛ Деструктивные люди. Женщины, люди. Сексуальные обидчики.
которых избивают, и мужчины, (Положительные значения)
которые их избивают. Те, чья жизнь Люди, освободившиеся
в определенной степени имеет от своих страхов.
непосредственное отношение
к рабству или зависимости.
Агрессивные, энергичные
люди, которые бросают вызов
вашему мнению. Те, кто
причиняют боль или становятся Те, кто пребывают в состоянии
БАШНЯ
причиной разрыва. Люди, шока.
перенесшие тяжелый жизненный
удар. Жертвы природных
катаклизмов.
Ангел-хранитель. Маленькие
девочки. Молодые женщины.
Люди, которые оказывают Те, у кого возникают трудности,
ЗВЕЗДА помощь. Астрологи. Астрономы. когда они принимают
Исследователи НЛО. Целители. чью-то помощь. Пессимисты.
Люди, изучающие паранормальные
явления.
Матери. Женщины.
Путешественники. Художники.
Люди, наделенные неординарными
психическими способностями. Те, кто находятся
Творческие люди. Писатели. в замешательстве и не могут
Поэты, Океанографы. Ветеринары. ясно видеть события.
Актеры. Несчастные влюбленные. (Негативные значения)
Психотерапевты. Психологи. Эмоционально неустойчивые
ЛУНА Провидцы. Те, кто время от времени или душевнобольные люди.
обращаются к своему подсознанию. Люди, которые уклоняются
Те, кто любят животных. от ответа или обманывают.
(Негативные значения) Лжецы. Тайные враги. Разрушители.
Мошенники. Обманщики. Предатели. Лжецы.
Растратчики. Те, кто вешают
вам «лапшу на уши».
Непрактичные мечтатели.
Дети. Младенцы. Отцы. Люди
Те, кто вечно пребывают
которые любят загорать.
в мрачном расположении
Изобретатели. Жизнерадостные
духа. Невежественные или
люди. Решительные люди. Лидеры.
СОЛНЦЕ хвастливые люди. Те, кто
Короли. Выдающиеся люди.
пытаются лишь создать
Ученые. Академики. Аполлон.
видимость действия.
Мужественные мужчины. Тот, кто
Пессимисты.
дает жизнь и поддерживает ее.
Мир ТАРО
27
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ ОБОЗНАЧЕНИЯ ЛЮДЕЙ
Люди Люди
Старший
в прямом в перевернутом
аркан
положении карты положении карты
Те, кто переживают
нежелательное окончание
каких-то событий или
нежелательные серьезные
перемены в жизни. Те, кто
СУД Судьи. Верховный суд. Исполнители.
учатся на ошибках прошлого
(на своей негативной карме).
Студенты, не сдавшие
экзамены. Люди, проигравшие
судебный процесс
Те, кто за все хватаются,
но толком: ничего не могут
Победители. Те, кто многого
сделать. Те, кто добровольно
добиваются. Путешественники.
втягиваются в рутину. Те,
Люди, которые
МИР кто имеют обыкновение
занимаются международной
не заканчивать того, за что
деятельностью. Те, кто успешно
берутся. Те, кто в конечномитоге
достигают своих целей.
всегда проигрывают.
Безответственные люди.
СТАРШИЕ АРКАНЫ
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ
ШУТ - начало нового цикла. Именно сегодня первый день твоей новой жизни,
ты наконец можешь выбрать направление своего развития, идти туда, куда глаза гля-
дят, и делать все, что тебе заблагорассудится. Не отказывайся от этой возможно-
сти, двигайся вперед, даже если ты не знаешь, что тебя ждет. Чем это все закон-
чится, будешь думать по-том. Не оглядывайся назад, забудь о прошлом и с легким
сердцем смотри в будущее. Неизвестность не так страшна, особенно по срав-
нению с тем, что нам хорошо известно, но так нас мучает. Смело иди вперед
и не бойся упасть в пропасть. Шут независимо от обстоятельств всегда весел,
поэтому и ты не принимай все так близко к сердцу. Учись смеяться над собой, раз-
вивай чувство юмора, и ты поймешь, что жизнь во многом – игра, а ты послан
на землю не в наказание, а чтобы совершенствовать себя и радоваться всему,
что может тебе встретиться.
Шут это наш внутренний ребенок. Он означает спонтанное начало
чего-то нового, непредвзятость, открытость. Это беззаботная игра, самая эле-
ментарная радость жизни, период, когда мы с веселым удивлением и без каких
бы то ни было конкретных ожиданий вступаем в неизведанное. Впрочем,
он может означать и инфантилизм со всеми его атрибутами — легкомыслием,
наивностью, азартностью, да и просто глупостью. Или же — мудрую простоту,
скромность запросов и смирение, к которым мы приходим обычно лишь в конце
долгого и трудного пути. Шут может также быть и хитрецом, озорником. Так
или иначе, он живет только настоящим, это человек откровенный, искренний,
мобильный. Хорошо это или плохо? О том, что значит эта карта : наше упорное
нежелание стать взрослым или наоборот, приобретенную вместе с долгим опы-
том простоту — придется судить по всему раскладу в целом. Шут всегда преду-
преждает очем-то совершенно новом, что готово ворваться в нашу жизнь, отчего
в ней возникает хаос, да и мы сами можем получить пару шишек, однако опасного
в этом на самом деле ничего нет.
МАГ - ты свободен и независим, поэтому сам должен принимать важные реше-
ния, относящиеся к твоей жизни. Тебе никто не поможет в этом. Сил у тебя доста-
точно, ты в состоянии достичь всего, о чем мечтаешь. Главное, чтобы ты хотел
хотеть. Твоя воля, знания, навык на-ходить контакт с людьми, умение рисковать,
умение воплощать свои способности являются гарантией успеха в той области,
где ты захочешь себя реализовать. Ты хорошо понимаешь других людей, но уме-
ешь также позаботиться и о собственных интересах. Используй это и достиг-
нешь гармонии.
Маг обозначает ум, сообразительность, активную жизненную позицию.
Это период, когда перед нами встают трудные проблемы, мы должны выдер-
жать некое испытание, однако полная ясность сознания и жизненная сметка
помогают успешно справиться с ними. Хоть карта и указывает на высокий
Мир ТАРО
29
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ
Отшельник это карта отрешённости от мира, путь к себе. Это — период интро-
версии, когда мы «закрываемся» от внешних влияний, чтобы вдали от суеты и людей
обрести покой и, главное, найти самого себя. Тем самым, Отшельник символизирует
важные события, показывающие нам, кто мы есть, к чему стремимся и как этого
достичь. Он объединяет в себе два полюса: глубочайшие переживания и высочай-
шее познание. Многие побаиваются этой карты, но совершенно напрасно. Лишь там,
где эти качества Отшельника бывают поняты неправильно, возникает страх одино-
чества и покинутости. Однако тот, кто готов следовать зову Отшельника, не теряет
себя, а находит, обретая ясность, силу и умение ладить с самим собой.
КОЛЕСО ФОРТУНЫ - тебе может казаться, что все в жизни перепуталось
и перемешалось и ты уже ничего не понимаешь. Не забудь, однако, что все воз-
вращается на круги своя – чувства, мысли, события. Колесо Фортуны набирает
ход, поэтому следи за тем, чтобы не «вставлять палки в колеса», не делай рез-
ких движений – тебя может понести! Старайся держаться ближе к центру Колеса,
к его единственному неподвижному пункту – им является твое собственное «Я».
Углубись в созерцание себя. В своем внутреннем мире ты найдешь ответы на все
интересующие тебя вопросы. Помни, что иногда стоит не противиться судьбе
и идти, куда она ведет. Порой противостояние судьбе только углубляет трудно-
сти, поэтому не бойся плыть по течению – пусть оно само вы-несет тебя в море.
В зависимости от того, как мы относимся к судьбе, Колесо Судьбы предстанет
либо как символ нашей зависимости и беспомощности перед нею, либо как жиз-
ненный урок, стимулирующий рост и взросление. На событийном уровне оно
и в самом деле часто соответствует ситуациям, где мы пока ничего не можем поде-
лать. Мы — на спуске Колеса, то есть наши планы не могут осуществиться: нам
помешают «пробки» на дорогах, погода, «несговорчивость» объекта или иные
непреодолимые обстоятельства. Колесо Времени показывает, что для нас ещё
не настало время браться за это дело. Тогда карты в остальных позициях могут
подсказать, что в данный момент необходимо сделать, чтобы перебраться на дру-
гую сторону Колеса, соответствующую подъёму, успеху, а также другим неожи-
данным поворотам судьбы.
ПРАВОСУДИЕ - каждое существо имеет право на самовыражение и развитие,
на поиск свободы и независимости, и ты – не исключение. Только нужно быть чест-
ным по отношению к самому себе, ведь ты знаешь, что несешь полную ответствен-
ность за все, что происходит в твоей жизни. Ты сам стремился познать истину,
не обессудь же, если она лишила тебя последних иллюзий. Это очень болезненно,
но не стоит унывать. Возьми себя в руки и прими мир таким, как есть. А в при-
дачу подумай как следует: правильно ли ты жил прежде? Может быть, стоит что-
тоизменить? Чтобы жизнь стала более гармоничной? Но перед тем как вступить
на новый путь, отдай все старые долги, чтобы они не путались у тебя под ногами.
Карта Справедливости включает несколько сюжетов. Это и ясность, объек-
тивность познания, и сознательное, вполне определенное суждение, и непод-
купность, уравновешенность и честность. Карта утверждает, что справедливость
будет обязательно восстановлена. На обыденном уровне это означает, что все,
34 Справочное пособие V.
СТАРШИЕ АРКАНЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ
это черная магия, для Жрицы — часть ее негативного архетипа, для Жреца —
ханжество, стяжательство под личиной святоши, для Влюбленных — борьба
за власть или вырождение партнерских отношений в чистый секс, похоть
без малейшего признака любви, для Справедливости — коррупция или неумение
признать собственную неправоту. Он олицетворяет также непомерную жадность
как обратную сторону Силы, неумеренность в противоположность Умеренности
и правит различными областями Неведомого края карты Луны. Как искуситель,
он чаще всего предстает перед нами под той или иной привлекательной личиной.
Так или иначе, эта карта показывает, что мы играем с огнем и должны быть чер-
товски (!) осмотрительны, чтобы не обжечься. На глубинном уровне он означает,
что наш вопрос затрагивает, прежде всего, теневые стороны нашей личности.
БАШНЯ - пришло время узнать всю правду о себе – приятную и неприятную.
Только честно взглянув на себя, ты сможешь разорвать цепь невзгод и трудностей
и избавиться от фрустрации. То, чего ты достиг прежде, вся твоя жизнь, твой дом,
семья, карьера – это всего лишь замки на песке. Все здание твоей жизни было
иллюзией и может рухнуть в любой момент, как карточный домик, несмотря
на все твои усилия. И если это случится, не пробуй заниматься восстановлением
погибшего – это бесполезно. Лучше пережди, переживи кризис, прислушайся
к своим чувствам, но не пугайся того, что от них услышишь, и не поддавайся им.
Помни, что ты не один. Там, с высоты, Кто-то смотрит на тебя и не оставит в беде.
Когда уляжется острая боль, ни-кого не слушая, достань свои старые инструменты
и начни строить новый дом, новую жизнь. И вскоре ты почувствуешь прилив новых
сил. Насколько мудрее ты стал, благодаря пережитому, настолько труднее теперь
будет тебя сломить. Произошедшие перемены сделали твой дух несгибаемым.
Башня говорит о том, что мы довольно долго считали свое положение стабиль-
ным и безопасным, и вдруг все рухнуло. При этом рушатся как раз те структуры
и условности, которые мы уже превзошли, и они стали тесны нам. Речь может идти
как о наших убеждениях или жизненных принципах, так и о работе, финансах,
дружеских или иных отношениях, представлявшихся нам стабильными и неиз-
менными. В любом случае Башня символизирует некую концепцию, которая
долгое время обеспечивала нам уверенность в будущем, а возможно, и чувство
защищенности, а теперь перестала соответствовать нашему возросшему уровню.
Как правило, это является для нас сюрпризом: когда старая концепция вне-
запно рушится, многие воспринимают это как удар молнии. И, поскольку рушатся
именно те структуры, которые составляли самую основу нашей уверенности, это
часто выглядит как катастрофа. Лишь когда первый шок проходит, мы обнару-
живаем, что, оказывается, избавились от давнишнего балласта. Осознание этого
приходит само или в виде некой подсказки извне.
ЗВЕЗДА - хорошее знание себя и собственной психики позволит тебе лучше
использовать врожденные таланты и способности. Не удивляйся, что, углу-
бившись в себя, почувствуешь прилив творческих сил и вдохновение, каких
прежде не ощущал. Тебя захватят новые мысли и идеи. Ты сам отлично зна-
ешь, чего хочешь и к чему стремишься. Ты стараешься создать гармоничные
Мир ТАРО
37
Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ СТАРШИЕ АРКАНЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ
отношения с окружающими. Ты готов отдать себя и свой труд другим людям. Ино-
гда ты видишь, что не всем это нужно, но для тебя это ничего не должно менять.
Продолжай служить другим, и твои силы не иссякнут – то, что ты отдашь, вер-
нется тебе сторицей. А утаенное от других навсегда сгинет, не принеся никакой
пользы ни тебе, ни окружающим.
Звезда это карта надежды, мудрости и понимания высших взаимосвязей всего.
Она указывает, что мы в данный момент делаем или планируем вещи, резуль-
таты которых проявятся лишь в весьма отдаленном будущем, однако именно
поэтому мы можем до конца и не сознавать, что делаем. Лишь задним числом
нам станет понятно, какие знаменательные решения были нами приняты тогда
(сегодня), под знаком Аркана Звезды. И, как семени нужно время, чтобы прорасти
и стать растением, так и Звезда проявляет свое плодотворное действие далеко
не сразу. В традиционном Таро Звезду в большинстве случаев считали одним
из трех ангелов-хранителей, обещавших благоприятный исход любому задуман-
ному делу
ЛУНА - у тебя могут появляться мысли и образы, идущие из глубины под-
сознания. Не бойся их. Они помогут тебе ответить на давно мучающие тебя
вопросы: кто ты? откуда и куда идешь? что ты должен делать, чтобы стать
счастливым? И это даст тебе возможность ощутить гармонию и взаимосвязь
с Высшими Силами, которые управляют ми-ром. Ты приблизишься к познанию
истины, и только собственный страх может помешать тебе на пути к ней. Отринь
его и открой двери в свое подсознание. Ты прошел уже слишком долгий путь,
чтобы по-вернуть обратно. Теперь – только вперед и вглубь, чтобы дойти до сути
всех вещей. Но помни, что нельзя ограничиться лишь поверхностным их разгля-
дыванием.
Карта Луны вводит нас в таинственное царство Тьмы и Ночи, в образ-
ный мир души, в мир наших снов, мечтаний и откровений. Светлая сторона Луны
— это романтические грезы, живое воображение и художественная фантазия.
Однако у этой карты есть и темная сторона, открывающая путь в самые бездны
души; это страх, неуверенность, кошмары, мрачные предзнаменования, вообще
предубеждение перед всем неведомым, невидимым. Подобный страх мы ощу-
щаем, бредя ночью по темному лесу, который днем казался нам таким безопас-
ным. Тьма, застилающая путь, научила нас бояться. Это может быть также страх
перед ужасными демонами древности, обретшими в наше время новое имя: бак-
терии, вирусы, миллиремы, беккерели, загазованность, кислотные дожди.
СОЛНЦЕ - ты достиг высочайшего уровня самосознания, видишь свои дурные
и хорошие стороны, знаешь, как победить недостатки и углубить достоинства.
У тебя богатая, мудрая и опытная душа, которая немало пережила в этом и в пред-
ыдущих воплощениях. Ты познал счастье и смог оставить свой след на нашей
земле. Тебе известно, в чем состоит миссия, с которой ты на этот раз пришел
на землю, и ты не отказываешься ее выполнить, поскольку, реализуя ее, ты реали-
зуешь себя. Ты уже рассчитался со своими кармическими долгами, отработал все,
что должен был отработать в этом воплощении. Твой характер не сломался под
38 Справочное пособие V.
СТАРШИЕ АРКАНЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЗНАЧЕНИЯ Карты ТАРО — СПРАВОЧНОЕ ПОСОБИЕ
Дженни — лабрадор цвета вкусного темного шоколада.
Помимо вкусности внешнего вида, у нее влажный замшевый нос, ореховые глаза, шелковистая блестящая короткая шерсть, изогнутый сильный хвост с кисточкой на конце и большие неуклюжие лапы. Неуклюжие потому, что она еще не слишком взрослая собака, ей нет года. Когда смотришь ей прямо в лицо, то есть прямо в морду, она кажется курносой. А в профиль у нее правильный, носик ровный, как линеечка.
Если верить взрослым, собачий год приравнивается к семи человечьим. Дженни исполнилось уже почти семь человеческих лет. И Жене недавно исполнилось семь, так что они почти ровесницы. Но не так трудно подсчитать, что совсем скоро собака чуть обгонит свою хозяйку в возрасте. Потому что когда ей будет два года, то по-человечески это идет за четырнадцать. А Жене исполнится только восемь, и она окажется младше своей собаки.
Собаке уже почти год, и она живет у них с трех месяцев, а бабушка все не может успокоиться, хоть и любит Дженни. И время от времени ворчит, что не припомнит, чтобы собака стоила таких денег.
Жене это кажется просто глупым: ставить рядом какие-то деньги — и чудесную теплую Дженни с нежной шелковой шерстью и с носом, холодным, как эскимо. Деньги можно заработать, как дедушка, или выиграть в казино, как мечтает мама. А щенка лабрадора можно только получить в подарок.
А дело было так. Год назад весной на семилетие Жени — надо уточнить, что день рождения у Жени в феврале, — родные гадали, что бы такое подарить девочке. Они шептались на кухне, шушукались в дедушкином кабинете, загадочно молчали, но девочка все слышала и все понимала.
Наконец, Жене надоело ждать, пока взрослые решат такой простой вопрос, и она решила вмешаться. Ведь на день рождения дарить надо желанные подарки, а не абы что, только чтоб отделаться. И Женя с присущей ей с детства силой убеждения твердо заявила: семья должна подарить ей щенка.
— Чтобы не быть одной, — объяснила Женя, хотя вовсе не чувствовала себя одинокой с дедушкой, бабушкой и мамой.
Но ей был нужен друг. Наташка с их лестничной площадки — не в счет. Во-первых, она маленькая, ей всего шесть лет. И семь исполнится только через год. Во-вторых, она жадная, хотя в чем это проявляется, Жене трудно было бы объяснить. Жадная — и всё.
Но главное, главное — осенью Жене придется идти в школу, в первый класс.
— А это травма для ребенка, — на всякий случай, дополнительно пояснила Женя домашним. — И нужно, чтобы, когда я буду приходить из школы, меня кто-нибудь встречал.
— Господи, — сказала бабушка, — а то ее не встречают.
Взрослые еще какое-то время сопротивлялись, но медленно привыкали к этой новой для них мысли: завести собаку. Взрослые люди всегда трудно привыкают к новому, в обращении с ними нужна постепенность. Между тем день рождения близился, а Женя стояла на своем. И взрослые, наконец, сдались.
— А ты, папа, будешь гулять со щенком, — сказала мама дедушке..
— Отчего я? — удивился дедушка. — Я что, самый свободный человек в этой семье?
— Тебе, дедушка, — пояснила Женя, — будет полезно не только бегать по утрам, но и гулять перед сном.
Дедушка посмотрел на бабушку, но та этих слов как будто и не услышала. Она лишь сказала, что за собакой нужно ехать на Птичий рынок и там присмотреть кого-нибудь посимпатичнее.
— Там очень милые зверушки, — сказала бабушка. — А если ничего подходящего не найдется, можно купить попугая.
— Попугая вы купите только после моей смерти, — сказала Женя. И добавила, подумав: — Тогда мне уже будет все равно — попугай или собака.
Этой формуле только после моей смерти научила ее тоже бабушка. Впрочем, Женя несколько изменила бабушкину фразу, но все равно получилось эффектно.
— В конце концов, можно завести кота, — вставил дедушка, которому, видно, не очень понравилось, что его хотят определить выгуливать собаку. Дедушки всегда поначалу сопротивляются, когда им пытаются вменить какие-нибудь новые обязанности по дому.
Но мама на удивление решительно, что было ей мало свойственно, она была скорее нерешительная мама, твердо сказала:
— Что же это получается? Значит, я не могу своей любимой единственной дочери купить на день рождения что-нибудь стоящее, а не второго сорта и по дешевке?
— Семь лет бывает раз в жизни, — напомнила родным Женя.
— На птичьем рынке запросто можно купить больное животное без родословной, — продолжала мама. И добавила: — И недокормленное.
— Ну уж, и больное, — не сдавалась бабушка. — Ты говоришь так, будто собралась не собаку заводить, а замуж выходить. И зачем, скажи на милость, собаке родословная?
— К тому же, Птичку перевели черт знает куда, за город, за кольцевую автомобильную дорогу, — добавила мама, — я даже не знаю, как туда ехать. Я всегда на этой самой Кольцевой теряюсь и не могу найти съезда. А родословная нужна, чтобы выставлять собаку на выставках.
— Не чертыхайся при ребенке, — сказала бабушка.
О какой птичке идет речь, Женя не стала спрашивать, было не до того. Потому что мама сказала:
— Я даже знаю, какую надо брать породу. У нас на бульваре гуляет пес Афоня. Он лабрадор. Рыжий и лохматый.
— Еще чего не хватало, — охнула бабушка, — сколько ж от него будет шерсти на ковре.
— На диване, — уточнила Женя, заранее вступая в бой за дозволенную зону обитания своего щенка. — К тому же, не такой уж он и лохматый, — добавила она.
— По вечерам с ним гуляет один весьма авантажный господин, — задумчиво сказала мама. — А наш лабрадор будет гладкошерстный. И шерсти от него почти совсем не будем.
— Именно, что почти, — проворчала бабушка.
Авантажный это как, подумала Женя. Ей отчего-то представилось, что авантажный, это как бы закрученный винтом. Но она не стала задавать лишних вопросов, чтобы не отвлекать маму от совершения доброго дела. Потому что мама бывала очень рассеянной.
Мама открыла телефонный справочник, нашла нужное, взяла трубку телефона и набрала номер.
— Я где-то слышала, — пояснила она окружающим, — что именно лабрадоры самые лучшие детские друзья.
— И где ты могла это слышать? — осведомилась бабушка, которая, наверное, имела какое-то предубеждение против породистых собак.
— Где уж и не помню, — сказала мама. — Алло, это общество, разводящее лабрадоров?
Потом она долго препиралась с кем-то, настаивая, что ей нужен не ретривер, а именно лабрадор. Причем гладкошерстный. Но, наконец, мама уяснила, что это одно и то же.
— Понятно, понятно, — сказала мама нетерпеливо, — лабрадор ретривер — это одна и та же собака, а не две. Пишется через черточку? — спросила она потом.
По-видимому, ей ответили в том духе, что, мол, как хотите, так и пишите. Но все-таки, несмотря на ее невежество в области пород собак, дали адрес и телефон заводчицы.
— Все еще встречаются у нас грубые люди, — заметила мама, пожимая плечами, — что я такого спросила. Так вот, чтоб вы знали, у заводчицы — сука Силки.
— Света, это грубо, — осуждающе сказала бабушка. Она до сих пор учила дочь хорошим манерам, хотя маме Жени было уже тридцать лет. Почти, обычно уточняла мама.
Дедушка в кресле читал газету и ни во что не вмешивался. Быть может, он до последнего надеялся, что пронесет, и ему не придется утром и вечером гулять с собакой, которую он и в глаза не видел.
— Я не виновата, что собачьих девочек зовут суками, — сказала обиженно мама. — А мальчиков — кобелями. Это совершенно официально.
— Официально или не официально, но при ребенке надо выбирать выражения, — сказала бабушка.
— Что ж, Силки — это неплохо, — размышляла тем временем мама вслух, бабушку не слушая, потому что если все время слушать бабушку, то ничего не успеешь сделать. — Шелковая, надо понимать. Так ведь, Женя?
— Точно, — сказала Женя. — Супер. Шелковая, какая ж еще. Звони этой самой взводчице.
Маленькая Женя часто путала слова, что, впрочем, случается и с взрослыми людьми. Скажем, когда бабушка читала ей вслух Евгения Онегина, то Женя потом декламировала так:
Отчего-то слово беспрекословно у нее выскакивало само собой, вместо непринужденно.
— Заводчице, — поправила ее мама.
Пока мама дозванивалась, Женя думала, что и заводчица слово тоже грубое. Дурацкое слово, если честно, неизвестно что означает. Впрочем, взрослые часто говорят несуразицы нечеловеческим языком. Хозяйка Дженниной мамы, вот как надо говорить. А что собачья девочка будет называться Дженни, это Женя еще раньше придумала. Она же сама — Женя, а лабрадор — иностранка, мама у нее англичанка Силки, так что Женя по-ихнему будет Дженни. А поскольку бабушка, английская переводчица по специальности (была переводчицей, пока дочь не подарила мне внучку, любила пояснять она), уже два года занималась с Женей языком, та задумалась: интересно, будет ли понимать будущая Дженни по-английски. Или еще нет?
Мама уехала. И очень не скоро, как показалось Жене, вечность прошла, вернулась домой со свертком на руках. Когда развернули одеяло, в нем оказался спящий щенок со смешно свисающими ушами. Мама постелила одеяльце в прихожей около входной двери и заявила, что здесь будет собачье место. Что ж, Женя часто замечала, что взрослые — очень наивные люди. Разумеется, Дженни ночью будет спать вовсе не у двери, а в ее комнате на ее тахте. Они уместятся вдвоем, наверняка. А днем в гостиной в бабушкином кресле. Правда, бабушка об этом еще не знает, но ничего, привыкнет. Взрослые быстро привыкают, хоть для вида поначалу и кочевряжатся. Это слово произносит бабушка, когда Женя отказывается есть поутру овсяные хлопья с молоком. Мол, перестань кочевряжиться.
— А я и не ковчевряюсь, — отзывается Женя. — Но без повидлы есть ни за что не буду.
Слово повидло она произносила именно так. По сходству, возможно, со словом дылда.
Сейчас-то Женя может произнести не только слово кочевряжится, но и лабрадор, и ретривер, но это у нее получилось не сразу. Поначалу, когда Дженни только появилась у них в доме, произносить все это было трудно. Она тренировалась, тихо гладя Дженни, хотя щенок все время спал, к ее разочарованию. Но бабушка объяснила, что это нормально для детей этого возраста: поест и спит.
— Ты тоже была такой, ела и спала.
— Иногда орала, правда, — добавил дедушка.
— Плакала, — поправила бабушка.
— А как вы думаете, — спросила Женя, — Дженни еще долго будет в таком возрасте?
— Ох, недолго, — вздохнула бабушка и ушла на кухню.
Время у семилетних девочек летит быстро. Как и у трехмесячных щенков лабрадора. И вскоре Дженни уже стала вилять хвостом, гоняться за теннисным мячиком, который нашелся в кабинете дедушки, а потом принялась грызть ножку антикварного стола, который был дорог бабушке как память.
— Это у нее режутся зубки, — жизнерадостно объяснил дедушка, который иногда в сердцах называл бабушкин одноногий стол, коли тот попадался ему на пути, хламом. Но когда дело дошло сначала до шнурков, а потом до вкусной прорезиненной подошвы его кроссовок, дедушка уже не был так благодушен, а тихо ворчал про себя.
— Нечего бросать свою обувь, где попало, — жизнерадостно сказала бабушка. — Сколько раз тебе говорила.
— Пусть Дженни лучше съест мою муклу Машу, — сказала щедрая Женя. — И зайца, — добавила она, подумав. — Ведь мне теперь они больше не нужны, — решила она, глядя на щенка.
Через месяц специальный доктор-ветеринар сделал прививку Дженни сразу от пяти болезней. Это удивило Женю: все-таки удобно быть собакой. Наверное, и собачьи лекарства такие же: слопал одну таблетку — и ото всего здоров.
В шесть месяцев Дженни было разрешено выводить на улицу, чтобы не было от нее так много луж в коридоре, которые прикрывали газетами. Газеты быстро кончались, и подчас в дело шли свежие, только из почтового ящика. Отчего дедушка приходил в полное расстройство.
— Имейте в виду, — говорил дедушка, — то, что вы делаете — абсолютно неправильно и бесполезно. Коммерсантъ печатается на такой бумаге, что ничего не впитывает. Постилайте свою Вечернюю Москву…
— Еще как впитывает, — отвечала бабушка. — Выжимать можно твой Коммерсантъ.
Так или иначе, хоть дедушка и сопротивлялся, правда, пассивно, на первых порах гулять со щенком определили все-таки именно его. Что ж, дедушка хоть и совсем старый с седой бородкой, страшно подумать — ему целых пятьдесят дет, но все равно еще очень спортивный. Он бегает по утрам на Чистых прудах, которые видны из окон их дома. Делает круг, потом второй, а там идет домой под душ. И даже почти не задыхается.
Женя долго не могла понять, почему пруды называются прудами, когда их — всего один пруд. Но бабушка объяснила, что когда-то прудов было несколько.
— Остальные исчезли. С течением времени, — грустно сказала она. — А название осталось.
— А куда исчезли? — поинтересовалась Женя. — Утекли?
— Да кто ж его знает, — вздохнула бабушка. — В жизни часто так бывает: было, было, а не успел оглянуться — уже нет. Вот объясни мне, куда исчез индийский чай со слоном?
Женя не понимала, причем здесь слон, и куда он исчез.
— Вечно ты преувеличиваешь, Таня, — сказал дедушка. — Никуда не исчезал твой индийский чай. Просто он стал встречаться реже.
— Ну, как все редкие виды, — сказала мама. — И его занесли в Красную книгу.
— Не говорите глупости, — сказала бабушка.
А Женя подумала, что Красная книга, наверное, очень важная, потому что туда заносят редкие виды. Но ни о чем спрашивать не стала, отложила на потом, чтобы бабушка не сказала о, как ты надоела мне с этими своими вечными вопросами…
По утрам дедушка продолжал бегать в теплом тренировочном костюме и в кроссовках, которые Дженни не успела доесть.
— Вот, — говорила мама, — теперь Дженни уже совсем скоро будет бегать с тобой.
— Не угонится, — бодро говорил дед. Наверное, он все же надеялся, что его женщины подшучивают и скоро забудут об этой своей идее. Впрочем, он мог бы знать, что женщины очень редко отказываются от своих, кажущихся им удачными, идей.
Но однажды Женя твердо заявила:
— С Дженни буду гулять я!
Это было очень смелое заявление, потому что Женя не только со щенком, но даже сама с собой одна еще не гуляла. Так, чуть-чуть по утрам во дворе с уговором, чтобы бабушка ее видела из окна кухни.
— Ну, и ты, конечно, — торопливо согласилась мама, напрасно опасаясь, что, если с ней спорить, ее дочь от огорчения может зареветь.
Но Женя уже не была такой плаксой, как раньше. А когда в ее жизни появился щенок, она и вовсе разучилась плакать. Потому что сразу стала взрослой, раз ей нужно нести ответственность за того, кто меньше и беспомощнее.
Так или иначе, но теперь по утрам, до того, как дедушка завтракал и уезжал на работу в свой институт, Женя надевала на Дженни ошейник, прицепляла к ошейнику поводок, дед облачался в свой спортивный костюм, и они втроем шли на Чистопрудный бульвар.
По правде говоря, неуклюжей маленькой Дженни вовсе не нужен был ни поводок, ни ошейник. Бегала она еще не так быстро, как дедушка, и Женя всегда могла за ней угнаться.
Но мама сказала:
— К поводку собаку нужно приучать с детства.
Вот так и лишают детства маленьких: английский, овсяные хлопья, фигурное катанье, дай лапу и одна еще более ужасная фраза тебе пора спать, когда по телевизору все только начинается. А теперь еще и поводок с ошейником для маленькой Дженни, которой они вовсе не нужны. Хорошо еще у нас пианино расстроено, а у меня не оказалось слуха, думала Женя, не то засадили бы музыкой заниматься, как Наташку.
С Наташкой они почти перестали дружить. Во-первых, потому, что у Жени теперь было очень мало свободного времени. А во-вторых, Наташка глупая, она однажды спросила, указывая на Дженни:
— А кто ее папа?
Наверное, она так сказала от зависти, потому что у Жени была Дженни, а у нее — нет. Кто ж ей купит такого щенка…
Дело в том, что у самой Наташки не было бабушки. То есть была, конечно, но жила далеко, в каком-то Спальном районе, такое странное название. Но папа у Наташки был.
А вот у Жени папы не было. Точнее — он был, но однажды, когда Жене было года три, он уехал в командировку и с тех пор не возвращался. Дедушка тоже иногда уезжал в командировки, но всегда приезжал обратно. А у Жениного папы командировка, видно, очень затянулась. Мама как-то объяснила Жене, что ее папа — геофизик. И что гео — это земля. А физика исследует всякую природу. Что ж, сообразила сообразительная Женя, земля же — она большая, пока еще ее всю объедешь и исследуешь…
И, тем не менее, вечером Женя спросила у мамы:
— Скажи, вот у Дженни мама Силки. Но должен же быть у нее и папа?
— Конечно, еще какой!
И мама достала из ящика письменного стола большой, глянцевый и красивый, разлинованный лист. Они уселись на диван, а Дженни улеглась у ног хозяйки.
— У нас очень породистая собака, и ее родословная известна до пятого колена.
Женя не стала спрашивать, что бы это могло значить. Не стоит сбивать маму с толку, потому что, как уже было сказано, та легко отвлекалась. Вот и сейчас она начала было:
— Вот я знаю свою родословную только до своего дедушки…
— Мама, — строго сказала Женя, — мы сейчас говорим не о тебе. И не о твоем дедушке. Мы сейчас говорим о Дженни.
— Ну, да, — легко согласилась мама. — Вот, смотри. Папу твоей Дженни зовут… зовут… Фландерс Прайд Каббана, — не сразу выговорила она. — Так здесь сказано.
— А дедушку? — спросила Женя.
— А дедушку? Дедушку… дедушку, — водила пальцем по глянцевому листу мама. — Ах, вот. Дедушку зовут Маршалл Браун. Наверное, Дженни в него такая коричевая.
— Да, если Браун — то коричневый, — подтвердила Женя серьезно. И спросила: — А бабушку?
Женя была пытливой девочкой. Пытливой и настойчивой.
— Бабушку зовут Яни Силки Фел, — прочитала мама.
— Понятно, — сказала Женя, — хорошая у нашей Дженни семейка. Ни одного русского имени.
— Да уж, — подтвердила мама, — здесь есть еще и Ретривер Глэдис, и Випер Ван Балкенхоф.
Казалось, мама была озадачена.
— Да, хозяйка Силки недаром была такая торжественная, когда вручала мне Дженни. Она сказала, что я совершаю очень выгодную покупку. Нет, сделку. Буквально так и сказала.
— Ну, конечно, — сообразила Женя, проявляя странные для ее возраста задатки бизнесмена, — ведь когда у Дженни будут щенки, мы их продадим еще дороже.
— Этого только не хватало, — сказала мама, — чтобы я спекулировала щенками. Мы раздадим их в хорошие руки.
— А как ты определяешь — какие руки хорошие, а какие нет? — спросила Женя.
Но на этот вопрос мама не ответила. Наверное, подумала Женя, не ответила потому, что сама не знала ответа, ведь так сразу хорошие руки не определишь.
— Ах, вот, это, кажется, ближе, — сказала мама. И громко провозгласила: — Анрайволд Джой Рус Кэрлинг.
— И ты думаешь, — спросила Женя, — это русское имя?
— Ну, не знаю. Здесь написано Рус.
— Ах, Рус Кэрлинг, наверное, тоже англичанин. Но только русый.
— Ирландец, может быть. Кстати, — вдруг сказала мама загадочно, — а ты знаешь, как на самом деле зовут твою собаку?
— Знаю, — сказала Женя, — ее зовут Дженни.
— Нет, не знаешь. Дженни — это ее домашнее имя. А по документам она — Дилайт Рус Ретривер.
— Вот еще, — сказала Женя, — пусть по документам она и Дилайт, а у нас она — Дженни. Правда, Дженни?
Собака посмотрела на хозяйку и чуть шевельнула хвостом. Глаза у нее были сонные.
— Ты плохо занимаешься английским, — сказала мама тем тоном, который Женя любила меньше всего. — Что в переводе означает Дилайт? Ну-ка возьми словарь.
— Ах, — вспомнила Женя без словаря, — Дилайт — это же радость!
— И блаженство, — добавила мама.
— Спи, спи, моя хорошая Дженни. Моя Дилайт. Моя дорогая пса.
Последнее случайно вырвалось у Жени, но мама чуть не захлопала в ладоши. И весело рассмеялась. И привлекла дочь к себе, что, кстати, делала не часто. И не потому, что не любила Женю. Просто сама Женя не очень любила нежности. Нежности, как она это называла, это когда взрослые теребили ее как куклу.
— Какая ты у меня дурочка, — ласково сказала мама.
— Вовсе не дурочка. Подумай сама. Конечно, Дженни у нас — пса, — обиженно сказала Женя. — Ведь пес — это когда мальчик. А девочка — значит, пса, неужели не ясно.
Утром на бульваре, когда здесь с Дженни бегал дедушка в покусанных кроссовках — он все никак не мог собраться купить новые — было не очень весело. Потому что все торопились на работу и прогуливали своих собак наспех, кое-как. Много интереснее на бульваре бывало по вечерам, потому что, едва по телевизору начиналась программа Время, здесь собиралось очень много собак.
Женя очень любила эти вечерние прогулки с дедушкой и Дженни. К тому же, если вечером мама не шла в театр или на концерт, гулять с Женей и Дженни отправлялась она.
Мама Жени с недавних пор тоже очень полюбила эти прогулки. Быть может потому, что Дженни уже познакомилась с лохматым Афоней, а мама — с его хозяином, который оказался кем-то вроде артиста: носил усы, поверх пиджака — закрученный на шее красный шарф, и плохо заботился о своем здоровье — курил трубку.
Дженни подросла, окрепла и уже освоилась не только в квартире, но и во дворе, и на бульваре, и открыла для себя полный новых запахов большой мир. Сначала, правда, Дженни пугалась трамвая, но потом и к трамваю привыкла. Теперь она могла общаться почти на равных даже со взрослыми собаками. А поскольку она была дружелюбна и вежлива, — собаки ведь похожи на своих хозяев, это давно известно, — то у нее скоро завелось на бульваре много хороших друзей.
По вечерам на бульваре собиралось собачье общество. Черно-белая бернская овчарка Марта, большая и ласковая, любила прихватить Дженни за ухо, но когда та взвизгивала, отпускала и лизала младшую подругу. С ней гуляла знакомая Жениной бабушки из соседнего подъезда Нина Николаевна, которая всякий раз говорила Жене:
— Ты в следующий раз непременно пригласи с нами погулять твою бабушку, что она все сидит взаперти.
— Бабушка готовит дедушке ужин, — отвечала Женя. — И вообще она у нас дальше магазина не ходит.
— Понимаю, — вздохнула Нина Николаевна, — я бы и сама не ходила, да только внуки собаку завели, а гулять не хотят.
— Ветреная пошла молодежь, — сочувственно говорила Женя и тоже, как и Нина Николаевна, качала головой.
Впрочем, когда появлялся собрат Марты по породе Данила, то она убегала с ним в дальний конец бульвара, тут же забывая про младшую подругу. Что ж, Дженни, наверное, тоже побегала бы с Данилой, но тот был очень взрослый и носился такими прыжками, что никак было за ним не угнаться. А Женя думала: как же он пасет овец в своих Альпах, когда он такой непоседливый. Это Нина Николаевна всё ей объяснила про Марту, про Альпы и про овец.
Двортерьер, как называла породу своей собаки его хозяйка Ира, по имени Гай оказался довольно мрачным типом. Он не имел никакой специальности, на девушек не обращал внимания, а сосредоточенно обнюхивал каждый столб и каждый ствол и то и дело задирал ногу. Как хорошо, что у нас пса, а не пес, думала Женя, ведь если бы Дженни была пес, то и ей приходилось бы так же часто задирать ногу. А это не только неинтеллигентно, но и, должно быть, страшно утомительно.
С немецкой овчаркой Эммой гуляла тетя Зоя, которая была страшно разговорчива. Хорошо хоть она появлялась, когда программа Время кончалась, потому что тетя Зоя, хоть и не интересовалась новостями спорта, не могла пропустить прогноз погоды. Впрочем, политические новости ее тоже не интересовали, а прогнозом погоды она охотно делилась, ведь многие, гуляя на бульваре, не успевали узнать, что завтра обещали заморозки ночью, вы представьте себе этот ужас.
— Ведь если бы я уже посадила рассаду, то пришлось бы ехать пленкой закрывать, — говорила тетя Зоя. Быть может, по закону обратного сходства, Эмма была очень молчаливой служебной овчаркой и никогда не лаяла по таким пустякам, как дурная погода.
Фунт, для своих Фунтик, был китаец породы шарпей. Этот был задумчив, ходил медленно, как будто ему мешала огромная его рыжая шкура, собранная в крупные складки. И часто зевал. Его хозяин говорил, что в Тибете он тоже пасет овец, но Жене как-то не верилось. Когда Фунт зевал, то делалось видно, что нёбо у него не розовое, как у Дженни, а густо фиолетовое. И Жене становилось не по себе.
Дженни тоже побаивалась Фунта, хотя тот вел себя довольно мирно, и при его появлении жалась к Жениной ноге. Правда однажды, когда его хозяин остановился поболтать со знакомой дамой, шарпей подошел к нему сзади и так дернул за штаны, что тому пришлось срочно бежать домой — переодеваться.
Сеттер-гордон Сэм огненно-красной масти гулял сразу с двумя хозяйками, мамой и дочкой Лизой, но Лиза была старше Жени, училась уже в третьем классе, и считала Женю маленькой. Точно так же относился к Дженни и Сэм, не проявляя никакого интереса, но то и дело поглядывая на плававших в пруду уток. Потому что он был охотничьей породы. Дженни тоже поворачивалась к нему задом, как бы говоря: ну и пусть, нам и не хотелось, у нас разные интересы.
И правда, утки Джении ни в малой степени не интересовали — наверное, у нее еще не проснулись охотничьи инстинкты. В отличие от фокстерьерши Топси, которая то и дело бросалась в воду, но, слушаясь хозяина, тут же вылезала на берег, и вид у нее бывал огорченный и понурый. Странно, ведь фокстерьер должен бы охотиться на лис и барсуков и выгонять их из нор для хозяина-охотника. А этот интересовался утками как какой-нибудь сеттер или спаниель.
Было и еще много разных собак на бульваре в этот вечерний час, когда вдоль всей улицы загорались фонари, а на пруду чета лебедей готовилась ко сну и прятала головы под крыло. Иногда появлялась ротвейлерша Бетти, довольно вздорного нрава взрослая дама, которую ее хозяин никогда не спускал с поводка. Точнее, с довольно толстой цепи. Выходил на этот собачий променад и красавец мастино-наполитано Тит. Довольно симпатичный малый, но избалованный, из богатой семьи, вальяжный. С ним гуляла домработница хозяев, которая называла его не иначе как телок. Хозяйка голден-ретривера Карина куталась в цветастую шаль, и от нее всегда сильно пахло то ли ликером, то ли коньяком. Пудель Филя приходил редко, он хромал на одну ногу — согласно тому же правилу сходства, его хозяин Сережа тоже был контуженным на войне. Боксерша Настя никогда не снимала свою медаль. Пара пожилых седых колли, Семен и Федор, гуляли с хозяином — старым художником, и было известно, что где-то в ближайших домах у него огромная мастерская под крышей. Кавказская овчарка Лада была слишком большая для дружбы. Как и черный терьер Леон, которого за глаза все называли запросто Левой. Карликовые доберманы Чук и Гек подходили по размеру, но были ужасно сварливы и все время гавкали тонкими противными голосами. А вот с черным маленьким таксом по имени Геркулес можно было бы свести дружбу, но это был очень грустный пес нелегкой судьбы: еще в детстве ему прищемили хвост. Так что теперь это был короткохвостый такс.
Между тем пришел май, и Дженни очень выросла. Она до того выросла, что, встав на задние лапы, могла положить передние Жене на плечи, и, конечно, поцеловать хозяйку, лизнув ее в нос своим горячим шершавым языком.
В пятницу нужно было собираться на дачу. Собраться с тем расчетом чтобы выехать в субботу с раннего утра. Потому что в субботу с утра мама надеялась проскочить до дачи без пробок. Она вечно надеется проскочить, но чаще всего это у нее не получается. Может быть, она просто невезучая, думала иногда Женя. И в такие минуты жалела маму, потому что Женя ее очень любила. Почти как бабушку.
Сборы на дачу — очень ответственное семейное мероприятие. Нужно было ничего не забыть, но все равно, конечно, что-нибудь да забывалось. Ведь осенью на даче почти ничего не оставляли на зиму без присмотра. Ну, кроме дедушкиного кресла-качалки, которое не влезало в мамину машину. И прочей громоздкой мебели: двух больших шкафов, уютного дивана с откидными валиками на веранде, дедушкиного письменного стола в его кабинете на втором этаже. Оставались также зимовать и матрасы, и большие ватные подушки. И кое-какие кастрюли. И кое-что по мелочи: Женины книжки-раскраски издательства Малыш и просто книжки сказок — для чтения мамой вслух Жене перед сном. Все прочее каждую весну приходилось собирать заново.
Руководила сборами, разумеется, бабушка. У нее было составлено целое расписание: что и когда собирать. Первая часть — это общее семейное имущество. Вот этот перечень.
Постели
четыре комплекта белья
Пледы, одеяла
одеяла два коричневых, одно с лошадью
Женин плед верблюжий
три пледа клетчатых
Скатерти
для гостей белая
две цветных
клеенки в сад и на кухню
А также две маленьких подушки и полотенца
Электрика шла отдельным списком, и это был длинный список. Там значились телевизор, три нагревателя (один водный), радиоприемник на веранду, транзистор деду, тостер, кипятильник, удлинители, тройники, чайник, лампы 4 шт. Да что я вам все это перечисляю — тот, кто хоть однажды собирался на дачу, сам может дополнить этот список.
Пока бабушка хлопотала, дедушка прилег на диване и читал журнал Огонек. И вдруг жизнерадостно закричал: господа, вы только послушайте, что здесь пишут. Он всегда своих женщин называл господа, что, в общем-то, было верно. Все собрались вокруг него, даже Дженни, и дедушка стал читать с выражением:
Главное, не забыть семена и рассаду — вот вам последний совет. Укропа и петрушки, редиса, редьки, лука перьевого, гороха кормового, маиса. И любимый свитер. Все остальное вы купите за небольшие деньги в вашем поселковом магазине. Как то: ласты, маску, рашпиль, тяпку, прочие приспособления аквалангиста, маску пасечника, удочку для ужения, календарь…
— Странно, — перебила бабушка, — здесь ничего не сказано про цветы. Скажем, про семена левкоя и про клубни георгинов.
— Ты зря воспринимаешь эту статью, как серьезную инструкцию. Это — шутливая статья, — объяснил дедушка. И стал читать дальше:
«Если вы последуете этому бескорыстному совету, вам удастся отвлечься от тоски по воле и от семейных мелочей. И прежде другого — от томительных воспоминаний о пропавшем. Потому что за время вашего зимнего не присутствия дачный скарб поредел и прохудился. Исчез копательный и рубящий инструмент, который вы предусмотрительно держали подпольно под детской кроваткой, растворилась в вечности любимая треснутая кружка в цветок, раковина окончательно прохудилась, улетела из-за верандной двери лопата штыковая, пропала совковая, нет топора, утек молоток, нечем вспахивать и рыхлить. И умыкнута оказалась лейка, что уж вовсе удивительно, потому что пить из нее утомительно, если вы пробовали, а поливать зимой решительно нечего».
— Что ж, это довольно правдивое описание, — сказала мама. — У нас тоже прошлой зимой сперли все сковородки до единой. Кому понадобилось столько сковородок?
«На этой мысли вы успокоитесь, — выразительно читал дедушка. — Особенно когда вспомните, что кошелек при вас, разменных денег на зиму вы здесь не оставляли, ваш банк еще не обанкротился, все в порядке и жена никак не может подозревать вас в измене». И дедушка выразительно посмотрел на бабушку. «И вы еще относительно молоды. Дышите свежим воздухом полной грудью, глядя окрест. Потому что вы теперь — на даче, куда так давно стремились в мечтах, устав вдыхать пыль и гарь».
— Да уж, — перевел дыхание дедушка и продолжил:
«Конечно, вы — обескуражены, вы льете тайные миру слезы о пропавшем из заветных тайников. Вам жаль прошлого, будущее неясно. Но — мужайтесь, скоро вас утешит ряд открывшихся один за другим, мало помалу, приятных всякому постояльцу последних новостей дачного поселка. А именно: у соседа в феврале уперли с веранды сломанную бензопилу, соседка лишилась громоздкого дивана, которым гордилась, и комода, якобы доставшемся от бабушки-якобинки, — этой мебелью, надо думать, в морозы грелись окрестные бомжи, среди которых еще поздним сентябрем было немало интеллектуалов; на соседней улице сожгли дачу, ограбили фанерный ларек, прибрав полиэтиленовую упаковку майонеза с невыясненным сроком годности, увели кастрированного кота, украли два кошелька и портмоне с карточкой клуба „Монолит“ и…», — тут дедушка запнулся и поднял глаза на слушательниц.
— Ты читай, читай, — сказала мама, — мы уже взрослые.
— «…и съели пекинеса…».
— Людоедская какая статья, — заметила бабушка.
— «Но этого мало, — читал дальше дедушка с возрастающим оживлением, — от соседки, неземной красавицы в шубе из беличьих хвостов, жившей за бронзовыми воротами с кружевами и позолоченными блямбами, петушок на башенке отдельно, еще зимой ушел муж на мерседесе, и едва ли вернется. К тому же, скоро пойдут грибы, а в ваш поселковый магазин завезли свежую сметану и плоскогубцы. Можно жить. Впрочем, перемерз, конечно, насос, обвисла электропроводка, капает капель сквозь крышу веранды, но это не должно вас слишком огорчать. Потому что сезон только открылся, и электромонтер придет к вам не позже августа».
— Пустая болтовня, — сказала бабушка. — Не морочь голову, мне собираться надо. Собрать всех вас — вот это подвиг.
— Подожди, подожди, Таня, самое главное впереди. «Мы подошли к коренному вопросу. А именно: зачем интеллигентному человеку, говорящему с пятого на десятое на нескольких языках»…
— Это не про меня, — сказала бабушка. — Я говорю по-английски без акцента. И перевожу на него с русского.
— Это обобщенно, Таня, — объяснил дедушка. Так вот: «… зачем интеллигентному человеку, выросшему на урбанистском пленере, — дача? К чему ему с трудом пытаться сохранить достоинство, лежа в гамаке и кутаясь в мещанскую пижаму, делая вид, что он читает Шопенгауэра в подлиннике, и выкапывать на зиму клубни гладиолусов? Отчего его так сладко тянет уже в февральские метели — к заветному камельку, для которого запасены сырые дрова? Зачем он мучается уже в марте, застряв в машине в пробке на Нижней Масловке, заработает ли насос и распустится ли слива? Ответ — потому что он лелеет мечту о побеге»…
— Это — критический реализм, — заметила мама. — Я имею ввиду пробки. И мысли о сливе.
Здесь дедушка воодушевился так, что поднял вверх палец:
«Дача — как замок, как способ спрятаться, как инструмент эскаписта. Как феодальное владение, табуированную границу которого может пересечь только финансовый инспектор. Но это как раз инспектор того рода, с которым легко договориться. Дача повышает вашу самооценку. Вы становитесь на ней истинно частным человеком — вопреки этимологии слова. Язык не обманывает: вы чувствуете себя именно частником, что в обиходе означает владельцем. Не ответственным квартиросъемщиком, не нанимателем, не пайщиком или дольщиком, но — отдельным человеком. Гражданином. С поползновениями на права. Собственности. Можете сажать брюссельскую капусту под пленкой на своей земле. И если кто-то порекомендует на этом месте сажать капусту стручковую, вы спокойно можете послать советчика…»…
— А что такое стручковая капуста? — спросила Женя, которой хотелось поскорее собрать Дженни и усесться в автомобиль.
— Наверное, это тоже шутка, — неуверенно ответил дедушка, потому что был доктором технических наук и в ботанике понимал мало. — И продолжал: «Но помните: как кого-то тянет к земле, вас будет тянуть — на асфальт. Вам захочется глотнуть выхлопного газа, измазаться в городской пыли, принять ванну и позвонить знакомой. Не по мобильному. Выйти в тесный тенистый двор и поздороваться с соседкой, которая выгуливает внучку, лабрадора и мужа»…
— Это про тебя, бабушка, — заметила Женя.
«Вам будем нужно прильнуть к городским корням. И, глядя на закат, загоревшийся между высоких крыш, вы вспомните с тоскою, что завтра — за руль электрички, жена в панаме, тесть садит рассаду, зорю бьют, и недочитанный том в гамаке».
— Дай-ка мне журнал, — сказала мама. — Вообще-то это выпендреж и чушь, но я хочу показать эту статью одному знакомому.
Женя тут же догадалась, что один знакомый — это хозяин кудрявого Афони, артист с усами и трубкой.
— А мне, чем с вами прохлаждаться, действительно не забыть бы семян. А вот своё личное имущество каждый собирает сам! — сказала бабушка решительно и ушла по своим делам.
— Ты забыла про две новые колоды карт, — сказал дедушка. — И про свечи. Это из общего хозяйства. А что касается меня, то я всегда собираю свои личные вещи сам.
Конечно, это враки, подумала Женя. Потому что бабушка, когда дед собирался в командировку, всегда сама укладывала его чемодан. Но вслух ничего не сказала. Когда взрослые заливают, благоразумнее всего промолчать.
— Не забудьте две миски для Дженни, — только и сказала Женя. — Для корма и для воды.
— Вот ты и не забудь, — сказала бабушка. — Это твоя собака. И собери свой рюкзак. Не забудь теплые колготы.
— Да уж не забуду, — сказала Женя и выразительно посмотрела на дедушку. — Я-то ничего не забываю.
— А я составлю свой список, — гордо сказал дед.
И он его составил. Вот этот список:
Рубашка теплая
Свитер
Куртка
Шапка
Два шарфа
Костюм лыжный…
Когда он показал свой список бабушке, она спросила:
— А вот это что за пункт?
— Где? — чуть испугался дедушка.
— Вот этот. Написал, как курица лапой.
Вот странно, подумала Женя, курицы не умеют писать. Тем более лапой. Лапы — это у Дженни. А у курицы, у курицы… у курицы — ноги. Ножки, то есть. Вот так и надо говорить: написал, как курица ногой.
— Это лупа.
— Боже, зачем?
— Читать мелкий текст. Который не берут очки.
— И, скажи на милость, зачем тебе два шарфа?
— Как зачем. Для плохой погоды и для хорошей.
— А лыжный костюм?
— Но погода может совсем испортиться. Ты же знаешь, мы живем в средней полосе с весьма нестабильным климатом…
— Ах, знаю, знаю…
И бабушка махнула рукой. Потому что поняла, наверное, что и на этот раз ей придется собирать деда самой.
Дача в дачном поселке Нарядный досталась дедушке от его дедушки, инженера-путейца, железнодорожника по-нынешнему. Никто теперь не мог вспомнить происхождение этого названия. Женя предполагала, что поселок так называется оттого, что все дома здесь нарядные, некоторые с флюгерами в виде петушков. Флюгеры показывали направление ветра. Ведь каждому понятно, что жить на даче и не знать температуру воздуха и направления ветра просто неприлично.
Бабушка же утверждала, что название пошло от слова разнарядка, на что дедушка укорял ее в отсутствии поэтического полета мысли. Так или иначе, но поселок был основан очень давно, кусты и деревья за долгие годы буйно разрослись, и поселок уже весной утопал в зелени, среди которой виднелись там и сям бордовые и зеленые крыши.
Их дом был большой и деревянный, с резными балясинами на крыльце, похожий на пожилой терем. Иногда, в дождь, с потолка веранды подтекало и капало в подставленный таз. Сколько себя помнила Женя, а она помнила себя очень давно, почти с двух с половиной лет, дедушка с бабушкой каждое лето говорили, что надо сделать крышу. Но это они, наверное, шутили, потому что крыша на даче, конечно же, была. Наверное, не сделать, а починить. А мама говорила, что когда она сама была маленькой, тоже каждый день слышала эти разговоры. Крыша была железная и гулкая, и весело было слушать, как в непогоду стучит по ней дождь.
Под стать дому большим был и участок, полгектара, такие в далекие времена давали заслуженным людям, которых, наверное, тогда было немного. Теперь-то заслуженных людей, будь то инженеры-железнодорожники или так, профессора, стало много больше, а земли, видно, не прибавилось. И дают нынче понемногу, так соток шесть-восемь. А здесь целых пятьдесят.
Судя по размеру участка, дедушка дедушки был весьма заслуженный человек-железнодорожник. И то сказать, тогда железные дороги были коротки, а страна большая, и хорошие железнодорожники были в большой цене. Сегодня же железные дороги стали очень длинными, и на каждой станции дежурят железнодорожники. Их теперь стало так много, что земли, конечно, на них на всех не хватает. А если учесть, что землю хотели бы иметь не только железнодорожники, то и люди других профессий, то даже и не понять, откуда взять на каждого желающего даже по одной сотке, не говоря уж о восьми.
На участке росли высокие сосны, а перед самым домом — очень старый конский каштан, и незрелые еще, зеленые каштаны в ветреную погоду срывались с ветвей и тоже громко стукались о крышу веранды. Заодно с сосновыми шишками и обломленными ветками.
Женя часто задавалась вопросом, от чего каштан — конский, тогда как никаких коней в округе не было. И дедушка объяснил ей как-то, что на юге, во Франции, бывают совсем другие каштаны, плоды которых жарят на специальных жаровнях и подают к столу в кафе на бульваре Сен-Жермен. И на Риволи.
— Когда ты будешь в Париже, — говорил дедушка мечтательно, — ты обязательно попробуешь жареные каштаны. И устриц. На Пигаль давали отличный устричный суп. И на Вогезах…
— А когда я буду в Париже? — спрашивала Женя.
— Уж и не знаю, — говорил дед. — Но все рано или поздно, если очень этого хотят, там оказываются.
— Не обманывай ребенка, — говорила тогда бабушка, — вот я в Париже никогда не была. Только в Лондоне. Но очень хотела.
И дед смущенно разводил руками…
Участок был таким большим, что пока Женя была маленькой, ей так и не удалось весь его обойти. Но теперь с Дженни они все излазают и исследуют, потому что Женя уже большая, раз в сентябре ее отдают в первый класс.
Для начала они отправятся к старым воротам, далеко позади дома, туда надо выйти не через главное крыльцо, а через заднюю веранду, где стоит сломанный холодильник Саратов, который бабушка использует для хранения круп и муки. Это очень удобно, потому что мыши холодильники открывать не умеют.
Старыми воротами никто давным-давно не пользуется, и ворота покосились и держатся на двух жердях, которыми их прошлым летом подпер дедушка. Там справа лежит огромная куча сырых бревен, сухих веток и хвороста, а слева стеной стоит колючая дикая малина, на которой ближе к августу вызревают сладкие ягоды. Правда, достать их трудно, дикая малина очень колючая. Но зато когда их ешь, то во рту остаются мелкие семечки, как будто в каждую ягоду положили немного манной крупы.
Дикую малину иногда рубят, потому что она растет быстро и буйно, наступая на бабушкины грядки с клубникой. Но куда там, она все растет и растет, такая упорная, и бороться с ней приходится каждый год. Под малинником повсюду лопухи и репейник, потому что у бабушки до того края участка руки не доходят. Так она говорит, но это, конечно, тоже ошибка, потому что не доходить куда-то могут только ноги. А дедушка одно время утверждал, что в этих лопухах живут гномы.
— А гномы кусаются? — как-то спросила Женя. Спросила исключительно для того, что дедушку не обижать. Потому что она уже знала, что гномы и тролли, что почти одно и то же, водятся совсем не здесь, а в других местах, в скалах и горах Норвегии, ей про это читала мама. А у них в саду живут только ежи, белки и семья дятла. Да еще иногда прилетают сойки с синими крыльями, если смотреть на них снизу.
Еще в саду по ту сторону дома стоит дровяной сарай, хотя печки в доме давно нет, ее разобрали, когда устанавливали газовое отопление, но это было, кажется, еще до рождения Жени, и Женя этого помнить не могла. Сарай был не просто сарай, а двойной: в одной половине еще оставались так и не использованные дрова, в другой хранился садовый инвентарь. Там, где дрова, не очень интересно, а туда где инвентарь Женя очень бы хотела попасть. Желательно без взрослых. Потому что когда дедушка как-то искал там грабли, то Женя подсмотрела, как много дивного хлама там хранится. И желтый китайский таз с облупленной эмалью, на котором были изображены красивые китайские дома, похожие на те, что нарисованы в Москве на Мясницкой на стенах магазина Чай и кофе. И старые резиновые сапоги красного цвета. И велосипед без рамы со спущенными шинами, на котором когда-то ездила Женина мама. И даже чугунная швейная машинка Зингер, которой, по словам бабушки, успела попользоваться еще ее мама. Тогда было трудно с вещами, и шили сами, пояснила бабушка. Но так и не объяснила, что значит трудно с вещами. То есть магазинные вещи были непослушными, и лучше было иметь дело с домашними и ручными?
Все что располагалось по другую сторону дома, было не так интересно. За специальной оградой был бабушкин огород. Перед домом — цветник, и лучше всего к концу лета на нем пахли душистые розовые и белые флоксы. Бабушка всегда запрещала Жене забираться на клумбы, чтобы она не помяла растения. Она часто говорила: не мни цветы, не топчи рассаду, или ты не видишь, что здесь посажено.
— Беда с этой твоей бабушкой, помешана на огороде, — говорил иногда дед Жене, закрываясь на всякий случай газетой. И теперь страшно подумать, как надрессировать Дженни, чтобы и она туда не забралась. Скорее всего, это будет трудно, думала Женя, впрочем, Дженни очень сообразительная собака. Но весной определить, где посажено, а где нет, не всегда умеет даже грамотный взрослый человек.
Сбоку от цветника был Женин уголок. То есть песочница и качели. А когда было очень жарко, там же дедушка ставил красивый надувной бассейн, на боках которого были нарисованы веселые дельфины и куда наливали холодную воду, чтобы постепенно она нагрелась от солнца. Эти дельфины очень нравились Жене, она хотела бы познакомиться с ними с живыми, но они жили далеко в теплом море. Об этом тоже читала мама Жене вслух, книжка называлась Кыш и я в Крыму. И Женя мечтала, что когда-нибудь тоже увидит море, мама обещала.
Сейчас, пока взрослые носили из машины вещи в дом, Женя первым делом повела Дженни показывать свою детскую площадку. Дженни, кажется, на ней очень понравилось. Потому что она тут же присела на песочке, высоко задрав хвост. Заодно нашелся потерянный прошлым летом совок и покореженное ведерко, с помощью которого маленькая Женя лепила из мокрого песка куличи.
Но самое интересное на даче была, конечно, сама дача. Стены ее были сложены из бревен, кое-где обитых маленькими дощечками, которые пахли сосновой смолой. Вагонка, смешно называл эти дощечки дедушка. По правде сказать, это было довольно неуклюжее строение, комнаты в нем разбегались в разные стороны, так, что и не сосчитать. Женина комната была на первом этаже, и сейчас, когда она вошла в нее, ей сразу же попалась старая кукла, давно разучившаяся разговаривать и забытая на своей кукольной кроватке, и огрызки цветных карандашей на столе. Надо же, подумала Женя, какой я была маленькой прошлым летом, в куклы играла.
Под лестницей, которая вела из гостиной на второй этаж, где обитал дедушка, был удивительно уютный уголок. Там стояла тахта, там горел маленький ночничок, и не удивительно, что после обеда там любила полежать с книжкой мама, поджав ноги под пледом. Прошлым летом иногда мама брала и Женю с собой на эту самую тахту, и читала ей вслух. Но Женя, пригревшись, скоро засыпала, а потом засыпала и мама, потому что нигде так хорошо не спится после обеда, как на даче под лестницей.
Нет, у мамы, конечно, была своя комната, но она ее не любила, потому что там ей было сыро. Мама вообще у Жени капризуля.
В бабушкину комнату, если смотреть с тахты под лестницей, дверь из гостиной вела направо. Налево же была столовая, в которой стояло сразу два резных буфета, а из столовой был проход на кухню. Впрочем, столовую использовали редко, только когда приезжали гости. Потому что, — это знает всякий настоящий обитатель дач, — основная дачная жизнь всегда происходит на веранде.
Веранда была большая, и здесь стоял еще один буфет. Над широким мягким диваном висели стенные часы. И бабушка говорила про них:
— Вечно спешат.
Куда им было спешить, думала Женя, они же на стенке.
Перед диваном — большой круглый стол, над столом — мохнатый абажур оранжевого цвета. Большие стеклянные окна, затянутые зеленой сеткой от комаров. В теплую погоду рамы отодвигались, и делались слышны и звон цикад, и стрекот кузнечиков, и малейшие шорохи живущего своей ночной жизнью сада. И становился особенно отчетливым в ночной тишине шум идущей по железной дороге, которая была за ближним лесом, московской электрички.
На веранде по субботам, когда ни маме, ни дедушке не нужно было ехать в город, и завтракали, и обедали, и ужинали. И сегодня бабушка решила, что ужинать они будут здесь. Потому что дом еще не просох, а перед верандой распустились кусты красновато-синей махровой сирени. И сирень пахла сладко-сладко, и Женя сказала вслух:
— Какое же это счастье, что у нас есть такая дача. Правда ведь, Дженни?
И Дженни не стала возражать.
А бабушка сказала, отчего-то со вздохом:
— Скоро и жасмин зацветет.
Когда все было готово — на круглом столе на веранде постелена скатерть, расставлены тарелки, разложены ножи и вилки, розданы салфетки, дедушка поставил посреди стола бутылку коньяка, бутылку красного сухого вина и бутылку кагора. Про кагор он сказал:
— Это для тебя, Таня. Марочное. Женское вино.
— Церковное, — поправила бабушка.
— А это для тебя, Светик, ты же любишь сухое красное.
— Спасибо, папа.
Коньяк, понятно, был для самого дедушки. Пожалуй, при сборах на дачу, это была дедушкина единственная обязанность — сходить в магазин Вина, и выбрать напитки каждому члену семьи по вкусу. Еще в его обязанности было купить кофе арабика, другого бабушка не пила, запас чая для всей семьи и орехи в меду для Женечки. А также вручную помолоть кофе на специальной машинке, потому что молотому в магазине кофе избалованная дедушкой бабушка не доверяла. Точно так, как не доверял избалованный ею дедушка постиранным и отглаженным в прачечной рубашкам…
Когда все расселись, дедушка встал из-за стола, торжественно поднял рюмку коньяка и произнес тост.
Вот что он сказал:
— Мои дорогие и любимые дамы. — Не сказал господа, заметила Женя, потому что сейчас был, по-видимому, не тот случай, и ирония была неуместна. — Что ж, вот прошел еще один год, и все мы, слава тебе Господи, живы и здоровы. И бодры, надеюсь. Я хочу выпить за то, чтобы, как и всегда, нам хорошо и дружно жилось здесь, в этих стенах, и этим летом. Поверьте, здесь всегда жили очень хорошие люди. Впрочем, это вы знаете. Кроме того, у нас в доме произошло важное событие: прибавление семейства. Закончить тост я предлагаю моей обожаемой внучке Женечке.
— Что тут скажешь, — важно сказала Женя, тоже вставая со стаканом минералки в руке. Потому что дед ей по такому случаю в стакан минеральной воды капнул чуть-чуть кагора. В таких случаях бабушка обычно вопрошала:
— Зачем ты спаиваешь ребенка?
На что дед обычно отвечал, что сделал для внучки шик-мадеру, откуда только взял это слово, сам придумал, наверное.
— А красное вино в ограниченном количестве французы дают даже младенцам, потому что оно очень полезно.
Бабушка замечала обычно:
— Но мы не французы.
И дедушка не находил, что ей возразить.
Но на этот раз бабушка спорить не стала.
— Что тут скажешь, господа, — продолжала Женя. — Дженни повезло, она попала в хорошую интеллигентную семью, где плохому не научат. Надеюсь, все вы будете относиться к моему щенку по-человечески, то есть соблюдать по отношению к ней и ко мне права человека. В противном случае мы никому спуску не дадим, верно, Дженни. Все поняли? За это я и хочу, чтобы вы выпили.
И все выпили, хотя, наверное, чуть перепугались. Потому что Женя была очень строгая девочка. И потому еще, что у Дженни с каждым членом семьи уже сложились свои отношения.
К бабушке Дженни относилась с настойчивой привязанностью, потому что бабушка ее кормила, хоть и гоняла со своего кресла. С тем, что Дженни, сидя на диване, смотрит телевизор, она уже смирилась. Ведь Дженни смотрела исключительно передачи про собак, особенно про Мухтара, потому, наверное, что тот много лаял. Но, к сожалению Дженни и на радость бабушке, про собак у нас показывают нечасто.
Дедушку Дженни использовала для игры. Она любила тянуть его за шнурки ботинок и за шнурки кроссовок. А еще, когда он приходил с работы, хватала один из его домашних тапок, которые приготовила у двери бабушка, и долго носилась по квартире с тапком в зубах. Пока не сдавалась на кроткие уговоры деда и не клала тапочек ему под ноги. Но и этого мало: иногда, коротко лая и показывая носом, она отправляла дедушку искать тенистый мяч, если тот закатился под диван. И было весело смотреть, как дед со шваброй в руке стоя на коленях на ковре пытается этот самый мяч достать. За все это, наверное, она его слушалась. А может быть потому, что понимала: как-никак дедушка единственный мужчина в доме, а мужчины очень доверчивы, и обижать их не стоит. Поэтому она иногда смиренно подходила к нему и подставляла спину, чтобы дедушка погладил ее или почесал.
В отношении Дженни к маме проскальзывала некоторая небрежность. Нет, конечно, она могла лечь перед мамой, перевернувшись на спину, позволяя почесать себе животик, но не более того. С мамой она не играла и целовала ее редко: так, чуть лизнет в нос, если та уж слишком пристанет с ласками. С нежностями, по жениному.
Ну, а Женя — Женя другое дело. Женя была не просто любимая хозяйка, но сестричка и подруга. Дженни клала при случае ей голову на колени, или ложилась у ее ног, или забиралась ночью на подушку, голова к голове. И будила утром ровно в восемь, минута в минуту, как будто смотрела на часы. Будила, покусывая ей ухо, а едва Женя просыпалась с просьбой ну, дай, я посплю еще немножечко и лягалась, ее отпихивая, Дженни начинала скакать по тахте и бешено лизаться в восторге от того, что ее любимая подруга и хозяйка пробудилась.
— Все таки это безобразие — так баловать собаку, — говорила бабушка.
На что Женя сонно отвечала:
— Дженни меня охраняет.
— От кого? — спрашивала бабушка насмешливо.
— Она отрабатывает на мне сторожевые навыки, — отвечала Женя и отправлялась умываться и чистить зубы.
Это сегодня Женю охранять не от кого, но кто знает, как может повернуться жизнь…
После ужина, когда посуда была убрана, а посередине стола появился электрический самовар, дедушка разрезал торт Прага ровными кусками — это тоже была одна из немногих его домашних обязанностей. Достали карты. Играли в дурака, потому что в пьяницу Жене было уже неинтересно, а в преферанс, в который играли субботними вечерами взрослые на веранде, Женя играть еще не умела. А вот в дурака Женя играла лучше всех, натренировалась с Наташкой, и строго следила, чтоб никто не жульничал. Потому что, проигрывая, дед норовил подсунуть бабушке даму вместо валета, и тогда Женя громко кричала:
— Не мухлюй, дед, дамов здесь не было!
— Разве не было дам? — притворно удивлялся дедушка.
— Всегда норовит обжулить, — улыбалась бабушка, потому что подобрела к вечеру. Длинный трудовой день для нее кончился, посуду будут мыть ее дочь и внучка. А так же потому, что ей стало хорошо и тепло от двух рюмок кагора в старом доме, в который когда-то давным-давно, когда она была еще совсем молоденькой красавицей, привез ее дедушка.
В воскресенье утром, пока не жарко, мама собралась на источник.
Так бывало и раньше. На даче она почти всякое воскресение выводила из сарая свой велосипед, привязывала к раме две большие банки из-под воды Аква минерале с закручивающимися синими крышками и ехала на источник, потому что считала его чудодейственным. Наверное, думала Женя, мама верит, что если она умоется этой водой или будет ее пить, то с ней начнут твориться чудеса. Ну, скажем, она помолодеет. Или вытащит в лотерее счастливый билет и поменяет машину: она все время твердит, что этой машине уже скоро четыре года, и все умные люди в таком автомобильном возрасте машину меняют. Это она говорит дедушке, но не прямо в глаза, а так, вскользь. Или, быть может, она думает, что после этой самой воды хозяин Афони пригласит ее, наконец, в ресторан. Женя так думала, потому что, когда они однажды возвращались с бульвара, мама пробормотала про себя, но Женя слышала:
— Странный все-таки молодой человек. Что, он так и будет… гулять, гулять и разговаривать, даже в ресторан не пригласит?
Наверное, думала Женя, теперь мама хочет исподтишка напоить хозяина Афони своей чудесной водой, и тогда он тут же отведет ее в уютное стеклянное кафе на Мясницкой, где дают кофе, пирожные и вкусное-вкусное шоколадное мороженое.
Впрочем, мама не одна была такой доверчивой. Дамы с других дач тоже ездили на источник, потому что, по-видимому, тоже верили в чудеса и хотели помолодеть. Жени это их желание казалось странным, сама она, напротив, никак не могла дождаться, когда повзрослеет. И будет красить губы, как мама. И носить очки, как бабушка, потому что, когда бабушка надевала очки, то становилась такой домашней и уютной.
Дамы тоже ездили со своими банками кто на велосипеде, а кто даже на машине, за этой таинственной чудесной водой. Например, соседка, которая жила за забором, Ксения Петровна, говорила, что поскольку до Крещенья еще далеко, надо чудесной водой запасаться впрок уже сейчас. Ни велосипеда, ни автомобиля у нее не было, так что она возила воду из источника на садовой тележке — в канистре, в полиэтиленовом бочонке и в большом термосе.
Каким же сильным должен быть этот источник, думала Женя, когда мама уехала на своем велосипеде, если все оттуда берут воду, Ксения Петровна так целыми бочками, а он все никак не кончается.
Втайне Женя мечтала, конечно, тоже попасть когда-нибудь на источник с Дженни. Но велосипед ей обещали подарить только при отличных оценках по окончании первого класса, и это сколько надо ждать — вечность. Конечно, можно было бы туда отправиться и пешком, но мама утверждала, что это далеко, не меньше трех километров, и Женя со щенком туда никак не дойдут.
— Туда еще полбеды, — говорила мама, усаживаясь на свой велосипед, — но ведь еще и обратно…
Когда мама уехала, Женя и Дженни пошли на кухню к бабушке.
Бабушка как раз заканчивала развешивать и расставлять по местам все привезенное из города. Кастрюли на полках так и блестели. Со стены глядели глянцевые сковородки, висевшие на веревочных петельках вниз головами. Клетчатые кухонные полотенца даже на взгляд замечательно пахли. Появились на специальных крючках новенькие разноцветные варежки — снимать кастрюли с плиты. И новые занавески в цветок. И блестящие клеенки. Так что кухня у бабушки получилась светлая и нарядная.
— Бабушка, — приступила к делу Женя, — а что, эта чудесная вода, за которой мама поехала, от чего помогает?
— Ни от чего она не помогает, — сказала бабушка, — одни суеверия. Ну, от глупости, может быть.
— Ну, это уже немало, — заметила Женя.
Нет, бабушка определенно чего-то не договаривает. Не может быть, чтобы целый поселок ездил каждое воскресение три километра туда и три обратно — просто так. И Женя решила пойти к дедушке. Они с Дженни вошли в гостиную, встали под лестницей, и Женя крикнула:
— Деда, ты работаешь?
— А как же, — бодро отозвался дед сверху. Но Женя знала, что по воскресениям дед если и работает, то совсем чуть-чуть, пролистывает текст лекции на понедельник, он сам признался как-то. Поэтому Женя, которую с детства учили не шуметь, дедушка занимается, сейчас смело крикнула:
— Дед, можно к тебе?
— Поднимайтесь, — крикнул дед, потому что был, наверное, все-таки чем-то занят и забыл, что Женя и Дженни никак не могут подняться к нему по крутой лестнице.
— Нет, наверх тебя, Дженни, я не дотащу, — сказала Женя Дженни, — ты стала очень тяжелая. Да я и сама по дедушкиной лестнице ходить пока еще плохо научилась. Сиди здесь.
И Женя решила попытаться забираться по лестнице ползком. Но как только она легла на живот на первую ступеньку, как услышала за спиной голос бабушки:
— Ты что же, дед, спятил! Зачем ты ее зовешь. Ребенок же разобьется на этой твоей лестнице.
— Ничего ребенок не разобьется, — сказала Женя, недовольная тем, что ей не разрешили поползать по крутым ступенькам. И поднялась с живота. И тут же Дженни встала на задние лапы и положила их Жене на плечи, потому что решила, будто Женя с ней играет. Дженни всегда была рада поиграть, когда люди вели себя странно, не как всегда.
— Это собака так реагирует на не стандартное поведение людей, — объяснила как-то мама. Но это было неверное объяснение: когда слесарь в их поселке как-то напился пьяным и очень шатался, Дженни вовсе не захотела с ним играть, а наоборот залаяла. А ведь, согласитесь, когда человек идет и шатается посреди дня — это вполне себе не стандартно.
Наверху в проеме появился дед в пижаме и домашнем халате:
— Что за крик. Я спускаюсь.
Нет, он не выглядел уставшим от работы, он выглядел заспанным.
Дед спустился, и они втроем уселись в гостиной на диване, дедушка, Женя и Дженни.
— Я вот что хотела у тебя спросить, дед. В сказках бывает живая вода, это понятно. А в жизни?
— И в жизни, — сонно сказал дед.
— Тогда понятно, почему мама поехала к чудесному источнику, чтобы набрать чудодейственной воды.
— А как же без этого, — отвечал дед беззаботно. И невпопад, подумала Женя.
— А бабушка говорит, — сказала она, — что чудесная вода ни от чего не помогает. Только от глупости.
— Не от глупости помогает, — крикнула из кухни бабушка, которая, оказалось, все слышала. — А по глупости ее пьют. Хотя она свежая и вкусная, не буду отрицать.
— Скажу тебе по секрету, — прошептал дедушка, — твоя бабушка — материалистка и атеистка.
— Это как? — удивилась Женя.
— Она ни во что не верит. Ни в Бога, ни в черта.
— Ну, в Бога еще ладно, — прошептала Женя в ответ. — А в черта как же не верить? Бабушка же говорит иногда, когда я не слышу, чтобы мы все пошли к черту. Или к его матери. И ты, дед, если что-нибудь уронишь или не можешь найти, говоришь черт побери. Значит, в чертей вы оба все-таки верите.
— Разве я так говорю? — искренне удивился дед.
— Говоришь, — кивнула Женя, — и часто.
— Ну, это так, присказка, — смущенно сказал дедушка. — Ничего не значит.
— Что ты учишь ребенка всяким глупостям, — сказала из кухни бабушка. — Почитай лучше с ней английскую книжку.
— Черти живут только в сказках Пушкина, — продолжал дедушка, наверное, он не слышал слов бабушки. — А что касается живой воды, то, знаешь ли, внучка, в мире много целебных источников, к которым люди съезжаются за тысячи километров со всего мира.
— Ну вот, а у нас есть свой, — обрадовалась Женя, — и не надо ехать со всего мира. Три километра на велосипеде.
— Именно, — сказал дед. И поцеловал внучку за то, что она такая понятливая. А еще потому, что очень ее любил.
А бабушка проворчала:
— Бешеной собаке семь верст не крюк.
Она сказала это потому, что знала много русских народных пословиц и поговорок.
В том году в июне в лесу было очень много земляники. Ягод было много даже на участке, но в лесу, конечно, во много раз больше. И вот, когда мама вернулась со своей целебной водой от источника, Женя ей сказала:
— Теперь, когда у тебя есть целебная вода для омоложения, можешь ты что-нибудь сделать и для детей?
— Пожалуйста, — беззаботно сказала мама, потому что прибывала в самом беззаботном настроении и не ждала подвоха. У нее была чудесная вода, и день начался хорошо. — Чего желают дети?
— Дети, — сказала Женя, — желают, чтобы с ними погуляли на свежем воздухе.
— Вот те здрасьте, — сказала мама, — а чем здесь у нас на даче вам не свежий воздух.
И Женя подумала: неужели, когда я вырасту, я тоже буду такая глупая. Но вслух сказала:
— Гулять — значит вывести детей из дома на прогулку. А не держать их взаперти на участке. Мы же не детсадовские.
Женя, конечно, ни в каком детском саду никогда не была, но слышала от Наташки, что с детьми там почти не гуляют. То есть гуляют, конечно, но мало и строем.
— Конечно, конечно, — немного испугалась мама, поскольку хоть и была не очень послушная, но Женю слушалась. — Я готова. И куда же мы пойдем на прогулку?
— В лес, куда ж еще. Куда все ходят.
— Ну, не все. Все сейчас сажают или пропалывают.
— И что же ты сегодня прополола?
— Ну, ты знаешь, что огородом у нас занимается бабушка. И вообще, мне завтра с утра на работу. К тому же, я еще должна довезти дедушку до метро… О, кто бы знал, как мне осточертел этот офис, — помянула черта теперь еще и мама.
— Как ты думаешь, Дженни, — сказала Женя, обратившись к Дженни, — тебе не кажется, что нам заговаривают зубы?
Дженни в ответ тихо гавкнула.
— Да, — заметила мама, — воспитала ты собаку. Вся в тебя, такая же настырная. Пойди, попроси у бабушки маленькую кружечку. Наберешь ягод и угостишь дедушку.
И они отправились в лес, благо он начинался сразу за задними воротами. Но поскольку те ворота были закрыты, всей компании пришлось выйти на улицу, повернуть налево, и узким переулком выйти на прекрасную поляну, где светло-зеленая молодая трава так и блестела под солнцем. Чуть с краю, ближе к ореховым кустам, действительно оказалась пропасть земляники. Ягоды были меньше, конечно, той клубники, что приносил весной дедушка с рынка, но яркие и очень сладкие. Но Женина кружка наполнялась не очень быстро, потому что одну сорванную ягоду Женя отдавала Дженни, вторую съедала сама, и только третья оказывалась в кружке. Но все равно за полчаса кружка почти набралась. И если не уследить, то ягоды вываливались через край, и их опять приходилось собирать, ползая по траве. Тогда мама научила Женю протыкать ягоды молодой травинкой и нанизывать их. Жене это очень понравилось, хоть и не всегда удавалось, некоторые ягоды расползались, и тогда она слизывала их с пальцев. Полные травинки, если связать кончики, были как ярко красные бусы… Ни мама, ни Женя не заметили, что Дженни нет рядом.
— Дженни, Дженни, — стали звать они.
Но Дженни не отзывалась и не показывалась.
— Ты беги туда, — скомандовала мама, — а я с другой стороны. Она, наверное, заблудилась. Она ведь еще маленькая и глупая.
С кем сравнивать, хотела нагрубить Женя, но не нагрубила. Потому что была воспитанная девочка, и бабушка ее научила, что взрослым грубить нельзя. Что бы они ни говорили. И она побежала. А мама побежала в другую сторону.
Женя отбежала совсем немного, когда услышала крик мамы:
— Уйди, кому говорят! Пш-ш-шел вон!
Тогда Женя побежала на крик, потому что подумала, что на маму напал волк. Или, что еще хуже, какой-нибудь не очень трезвый человек. И ей требуется помощь.
Но оказалось, что это нападала сама мама. На огромного добродушного кудлатого пса, который стоял в сторонке, глядя, как мама подхватила перепуганную Дженни на руки. И слушал, как на него кричат, поджав лохматый хвост.
— Угу, — сказала Женя псу, — что, влюбился?
Пес не ответил, а понурился. И грустно пошел своей дорогой. Он загрустил и обиделся, потому что не имел в виду ничего дурного: просто хотел представиться маленькой незнакомке. Ведь здесь у них среди поселковых собак, таких как Дженни не было. И пахло от нее совсем иначе, шампунем, что ли. Что ж, в другой раз познакомимся, подумал пес. И еще: какие все-таки заносчивые эти москвичи.
А мама с Дженни пошли домой.
На веранде перед включенным телевизором сидел дед и читал газету. Обычно в таких случаях бабушка говорила:
— Сережа, выключи этот свой телевизор.
А дедушка отвечал:
— А что, Таня, разве он тебе мешает?
— Но ты же читаешь газету!
— Но я одновременно читаю и слушаю.
— Ладно, ты не Юлий Цезарь.
— А кто это? — спрашивала любознательная Женя.
— Это римский император, — говорила мама.
— Он что, тоже читал газеты под телевизор?
— Тогда не было телевизора. И газет в Древнем Риме не было. Просто Цезарь умел делать много дел одновременно.
— А откуда же он узнавал новости? И какая будет погода? Или в Древнем Риме не было новостей?
— У них там в Италии всегда хорошая погода, — говорила мама со вздохом, как будто очень хотела уехать в Италию.
Но сейчас она сказала:
— Совершенно невозможно стало гулять с ребенком. Кругом какие-то приблудные псы.
— Один влюбился в нашу Дженни, — тут же добавила Женя.
— Нет, — сказал дед, оторвавшись от газеты, — нам приблудные женихи не нужны. — Посмотрел на внучку и рассмеялся: —Ну, пойди к деду, земляничная рожица.
Он сказал так потому, что Женя вся перемазалась в землянике, когда облизывала руки.
— Быть может, это вполне разумный, сильный и умный пес, — сказала бабушка.
— Но, Таня, он ведь беспородный.
— И родословной у него нет, — добавила мама.
— Господи, кому нужна ваша родословная. Простая свежая кровь только укрепляет породу.
— Ну, быть может так бывает у людей, — сказал дедушка и прикрылся газетой.
— Боже, откуда в вас всех столько снобизма, — вздохнула бабушка.
— А что такое снобизм? — спросила Женя.
— Спроси вот у него, — указала бабушка на дедушку.
— Нет, отчего же, мне тоже дороги идеалы демократии, — быстро ответил дед. — Но в некоторых вещах…
— Как вы мне надоели, — сказала мама, — с этой своей способностью делать из мухи слона. Здесь нет никакого снобизма. Это был хороший пес, но просто Дженни пока что не нашла свою пару. К тому же, ей рано выходить замуж.
— Да, Дженни, — сказала Женя, — нам с тобой еще рано жениться. Давай-ка побудем вдвоем.
— Давай, — сказала бы Дженни, если бы умела говорить. А так она лишь лизнула хозяйку в земляничную щеку.
— Породистая собака, бабушка, нужна для красоты, — сказала Женя.
— А красота на что?
— Ни на что. Красота для красоты, вот для чего. Как ты не понимаешь…
А в понедельник, когда мама с дедушкой рано утром уехали в город, в дачном поселке случился переполох.
Одна молодая соседка-пенсионерка, надев глубокую белую панаму, подвернув до колен красивые белые штаны и не забыв подкрасить губы, сажала на своем участке позднюю редиску. Она осторожно опускала в подготовленные ямки по два-три коричневых зернышка семян, потом сравнивала лунки рукой в желтой резиновой перчатке, — перчатки требовались, чтобы не испортить маникюр, — и любовно поливала водой из лейки.
Пенсионерка трудилась старательно, что называется — не разгибаясь. Наконец, она все-таки разогнулась, чтобы размять затекшую спину, и подняла голову. Ей захотелось, наверное, после трудов взглянуть на солнышко и на приветливое в этот день голубое небо. Хотя мы и знаем, что по понедельникам небо редко бывает голубым, потому что понедельник — день тревожный. И действительно, едва задрав голову, пенсионерка увидела прямо над собой, на высокой березе, сидящую на суке огромную белую птицу с двумя рогами. Птица выглядела не просто непривычно, но страшновато, и косила на пенсионерку круглым глазом.
Молодая пенсионерка быстро перебрала в уме всех известных ей птиц средней полосы нашей страны. Здесь надо сказать, что не только молодые пенсионерки, но и люди старшего, а также младшего возраста, если они не биологи по основной профессии, как правило, очень слабы в орнитологии, науке о птицах. Наша пенсионерка знала таких птиц: ворона, галка, сорока, воробей, снегирь и синица, причем двух последних не смогла бы отличить одну от другой. Еще она слышала про филина, но кто он такой не имела никакого понятия.
Но птица, которая сидела на березе у нее над головой, определенно не была похожа ни на одну из вышеперечисленных. Включая филина и даже сову, которую пенсионерка тоже вспомнила. От испуга, наверное.
Пенсионерке пришел на ум страус. Но она твердо знала еще со школьной скамьи, на которой в последний раз, впрочем, сидела довольно давно, что страусы живут в пустыне Сахара, но никак не на подмосковных дачных участках. Впрочем, она читала в газете, как некий недисциплинированный гражданин однажды провез из Африки через нашу границу зеленого крокодила и посадил его к себе в ванну. Когда гражданин ушел на службу или так, по делам, сообразительный крокодил сбежал из ванной комнаты, неизвестно как открыл дверь, вышел из квартиры и пошел гулять по улице. Он никого не трогал, потому что незадачливый гражданин его сытно кормил, но все равно люди перепугались и вызвали МЧС.
Такое, подумала молодая пенсионерка, вполне могло бы случиться и со страусом. Вот только в пустыне Сахара, она твердо знала, не растут березы. А значит, у страуса неоткуда было взяться навыку по ним лазить.
Скорее, эта белая птица была похожа на бройлерную курицу, предназначенную чтобы запечь в духовом шкафу. Но только больше размерами. Но это была не курица, нет, никак не курица. От курицы эту птицу отличали огромный клюв крючком и два залихватских хохла на белой голове — эти хохлы первоначально пенсионерка и приняла за рога. Не говоря уж о том, твердо знала пенсионерка, что бройлерные куры лежат в холодильнике в магазине или скворчат в духовке, обложенные антоновскими яблоками, но ни в коем случае не сидят по березам.
Пенсионерка перекрестилась бы, если б умела, и, перепуганная, побежала к забору звать соседей.
— Татьяна! — крикнула она через забор. — Татьяна, выйди на минутку, здесь такое творится!
Бабушка на кухне делала сырники для Жени, потому что Дженни ела творог в сыром виде и ей не нужны были сырники. Услышав тревожный крик соседки, бабушка вытерла перепачканные в муке руки о фартук, пробормотала вечно у нее всё не слава Богу и вышла на крыльцо.
— Что случилось? — спросила бабушка.
— Татьяна, посмотри, вон там, на дереве.
Бабушка посмотрела, но ничего не увидела, потому что сейчас на ней были очки для домашней работы, а не для разглядывания страусов на березах.
На помощь бабушке вышли из дома Женя, дожидавшаяся сырников, и Дженни, уже слопавшая свой творог. Обе тоже посмотрели туда, куда показывала соседка, и зоркая Женя сказала:
— И правда — сидит.
Птица сидела не слишком высоко. Сидела спокойно, важно, нахохлившись.
— Таня, как ты думаешь, это не опасно? — спросила молодая пенсионерка, поскольку была боязлива. — Она не хищная?
— Не думаю, — ответила за бабушку Женя. — На орла она не похожа. Правда, Дженни?
Дженни, в отличие от Жени никогда не ходившая в зоопарк с дедушкой, а значит никогда не видевшая орлов, тем не менее, согласилась и вильнула хвостом.
— Что же теперь делать! — воскликнула соседка, с видимым удовольствием впадая в панику.
— А черт бы с ней, — не педагогично сказала бабушка, — у меня творожники подгорают.
И вернулась на кухню.
— Но этого нельзя так оставить! — воскликнула молодая пенсионерка и побежала по соседям сообщать тревожную весть.
Она даже не успела добежать до комендатуры, как у забора ее участка уже собралась кучка зевак. Здесь были преимущественно пенсионеры и их внуки, а также один отставной нестарый прапорщик с усами, который тоже был пенсионер, поскольку на пенсию прапорщики выходят рано. Как балерины.
— Сделайте же что-нибудь! — обратилась молодая пенсионерка к нестарому прапорщику, который щурился на странную птицу из-под козырька бейсболки спартаковских цветов и курил папиросу Беломорканал. — Вы же сильный.
— Так шо, — сказал прапорщик. — Птица важная. Никого не трогает. Не хай сидит отдыхает.
— Как это не хай, — возмутилась молодая пенсионерка. — Вам может быть и не хай, а мне хай!
Но толпа волновалась.
— Тут бы двустволка нужна, — сказал старичок в шляпе, — из двух стволов шмальнуть.
Он так сказал потому, что когда-то, до выхода на пенсию, работал во вневедомственной охране.
— А, может быть, она перелетная, — предположил кто-то, — и находится в перелете над нашей страной в Турцию. Или в Египет. Потому что это определенно не наша птица.
И тут среди людей появилась очень маленькая старушка в джинсовых шортах. Она решительно протолкалась вперед, что было ей легко, потому что она была очень юркая.
— Тихон, — позвала она, — Тихон, иди ко мне.
Птица покрутила головой, скосила глаз на хозяйку и отряхнулась.
— Тихон, — очень скрипучим голосом согласилась птица, расправила крылья и легко спорхнула с березы — прямо старушке на плечо.
— Он еще и разговаривает! — охнули в толпе.
— Что ж вы, Изабелла Юрьевна, — сказал тот, кто разглагольствовал про перелетных птиц, — что же вы своего попугая совсем распустили. Людей пугает.
И тут все узнали в старушке обитательницу маленького домика с краю участков, почти у самого леса, старенькую дрессировщицу обезьян, которая давно ушла из цирка и разводила лучшие во всем поселке махровые георгины.
— Боже, зачем такой шум, — сказала Изабелла Юрьевна, — я просто выпустила Тихона погулять.
— Следить надо за хищниками, — сказал старичок в шляпе, служивший в лучшие свои годы во вневедомственной охране, — а то не сморгнешь глазом — шмальнут.
— Птице нужен моцион, — сказала, не смутившись, Изабелла Юрьевна. Когда большой попугай сел ей на плечо, она стала казаться еще меньше ростом. Почти гномом.
— И слова какие говорят, тьфу, — обиделся старичок.
— Тихон любит Беллу, — проскрипел попугай.
— Это попугай редкой породы нимфа-корелла, — объяснила Изабелла Юрьевна на прощание и отвернулась, чтобы уйти.
— А они кусаются? — спросила молодая пенсионерка, которая подняла весь этот шум.
— Да, — жестко ответила Изабелла Юрьевна на прощание…
— Вот видишь теперь, — сказала Женя бабушке, когда все кончилось и люди разошлись, — а ты хотела, чтобы мама вместо Дженни купила мне попугая. Видишь, сколько с попугаями хлопот. Они улетают. И даже кусаются, не то, что Дженни. Наша ненаглядная Дилайт…
— Я? Попугая? — изумилась бабушка. — Никогда ничего подобного я не хотела. И не говорила.
И Женя лишний раз убедилась, какая у взрослых короткая память. Особенно в тех случаях, когда они по каким-то причинам не хотят вспоминать и признавать своих ошибок.
— Вот только он разговаривает.
— Кто разговаривает? — спросила забывчивая бабушка.
— Попугай разговаривает. А наша Дженни нет. Но она еще научится говорить, правда, Дженни?
— Правда, научусь, — сказала бы Дженни, если бы умела. Но она еще не умела говорить.
Вообще-то, в дачном поселке Нарядный жило много котов. Самых разных размеров и цветов. Были пушистые, белые с черным или белые с рыжим. Были гладкие, черные с элегантными белыми галстуками на шее. Были пегие, серые, но рыжий без единого волоска другой масти здесь был один. Он был рыжий от носа и ушей до кончика хвоста.
Некоторые из котов ловили полевых мышей, но это самые резвые, таких было по пальцам сосчитать. Остальные же только и знали, что есть мороженое филе трески, лакать сливки из блюдечка и нежиться на хозяйских подушках. Так что кошачья жизнь в поселке не многим отличалась от человеческой: чуть лени, необязательное общение, немного работы и очень много досуга.
Этот самый рыжий был в поселке самый хулиганистый кот. Принадлежал он двум дамам, матери и дочери, которые жили на той же улице, что Женя и Дженни.
Биография кота была известна не с начала, дата и место его рождения были покрыты мраком. Дамы как-то нашли в своем подъезде московского четырнадцатиэтажного дома на Ломоносовском проспекте, что напротив бывшего кинотеатра Прогресс, больного брошенного худого маленького кота. Сколько ему было лет — неизвестно, но он был молод, это точно, хотя и не совсем взрослый. Так, юноша, подросток. Потому что, если позже он и вырос, то незначительно.
Несмотря на свой юный возраст, он уже успел пострадать в какой-то драке, потому что пол уха у него было откушено. Дамы взяли его к себе, вылечили и откормили. А поскольку отъевшийся кот оказался огненно рыжей масти, то, не мудрствуя лукаво, дамы стали звать его просто Рыжий. А когда он не слишком хулиганил, то ласково — Рыжик.
Судя по его нраву и повадкам, кот происходил из простой дворовой семьи. Из тех котов и кошек, что шастают по помойкам, а в марте истошно орут под окнами. Он отказывался быть только домашним котом, как многие его сородичи, но любил волю и свободу. Он лишь изредка навещал своих хозяек, которые души в нем не чаяли. Ведь если мы кого-нибудь приютим и вылечим, то очень привязываемся, не без тайной надежды, конечно, на ответное чувство.
Рыжий к хозяйкам относился снисходительно, но невнимательно, предпочитая домашнему уюту вольную жизнь на свежем воздухе и ловлю птенцов мелких птиц. Что, считали его хозяйки, было верхом неблагодарности со стороны рыжего кота: речь не о птицах, а о них самих. Но они извиняли его, списывая это поведение на отсутствие должного воспитания в детстве.
Рыжий успевал повсюду. Это и понятно, коты встают рано, раньше собак. На кухнях соседей изредка прямо из стоявшей на огне кастрюли со свежим бульоном исчезало мясо, а размороженные курицы подчас улетали неизвестно куда прямо с кухонного стола. Впрочем, Рыжий не только добывал корм для себя лично, но не забывал и своих хозяек, и кое какие признаки признательности все-таки изъявлял. Он подчас являлся к ним с подношениями и обкладывал по ночам постели хозяек полу придушенными полевками, чему те, конечно, не слишком радовались.
Рыжий исправно обходил участки поселка, но, надо отдать ему должное, не попрошайничал и не принимал угощений из чужих рук, в чем тоже, конечно, сказывался его независимый нрав. Как сказано, он сам добывал себе пищу, пусть и не совсем джентльменским способом. Прямо говоря, бандитским. Короче, это был ворюга, прохиндей и хитрец, и все соседи иначе как рыжий бандит его и не называли.
И вот — в это трудно поверить — домашняя интеллигентная Дженни свела с этим кошмарным котом самую нежную дружбу.
Вообще, Дженни по отношению к кошкам была не совсем собака. Точнее, как бы и вовсе не собака. То есть, она, конечно, гоняла чужих кошек со своего участка, но не теряла голову и дальше границы своих владений никогда за ними не бежала, как делают многие другие псы. А, прогнав непрошенных гостьей, с достоинством возвращалась в дом и чинно усаживалась на свое любимое место на крыльце. Встретившись же с котом на прогулке вне своего участка, на улице, она дружелюбно его обнюхивала, чего коты вовсе не понимали и при каждом удобном случае бросались наутек, а то и забирались на дерево, откуда потом долго не могли спуститься. В таких случаях, крайне удивленная столь странным поведением, Дженни задирала голову и с недоумением смотрела на вцепившегося всеми четырьмя лапами в ствол дерева кота.
Точно так же Дженни встретила и Рыжего, когда впервые обнаружила его во дворе. Рыжий затаился в кустах сирени напротив окна на кухню, где бабушка готовила вкусный борщ из мозговой косточки. Дженни обнаружила его и коротко гавкнула, что означало, по-видимому, нечто вроде маска, я тебя знаю. То есть я тебя вижу. Кот, которому было некуда отступать, поскольку он сидел среди густых побегов сирени, выгнул спину и страшно зашипел, готовясь к драке. А надо сказать, он умел драться с собаками, которые после этих схваток обиженно скулили и бежали жаловаться хозяевам, показывая им свои расцарапанные морды.
Но Дженни вовсе не собиралась лезть за котом в кусты. Она уселась напротив сирени, ожидая, когда Рыжему надоест прятаться, и он сам выйдет знакомиться. А там можно его и прогнать, если кот будет вести себя чересчур нахально.
Но тут внимание Дженни отвлекло довольно странное происшествие. Под самой высокой сосной на их участке произошло вот что. Юркая маленькая белочка быстро спустилась по стволу и что-то проворно подняла с земли. И вдруг сверху на нее обрушилась большая сорока. Вы когда-нибудь видели, чтобы сорока дралась с белкой? И никто не видел, только Дженни.
Скорее всего, сорока где-то прихватила какую-нибудь вкусную корочку. И взлетела на сосну, чтобы спокойно полакомиться, но обронила свою добычу. А быстрая белка все это видела и шмыгнула вниз, чтобы подобрать угощение. Что сороке, разумеется, не очень понравилось. Потому что корочку она добыла вовсе не для того, чтобы угощать чужих и настырных грызунов. Пусть и с красивым пушистым хвостом. И слетела вниз отобрать лакомство, принадлежавшее ей по праву.
Белка сопротивлялась отчаянно. Она ловко увернулась от птицы, шмыгнула у нее под растопыренными крыльями, и мгновенно умчалась по сосновому стволу вверх. Птица стала ее преследовать. Но белка вдруг оторвалась от ствола и перелетела на соседнее дерево. Проделала она этот полет так стремительно, что сорока на какое-то мгновение потеряла ее из вида. А когда обнаружила, было поздно: белка уже съела корочку и теперь довольно язвительно смотрела на птицу маленькими круглыми черными глазками.
Это сцена так захватила Дженни, что она на время забыла про кота. Кот, воспользовался ее невнимательностью, быстро выскочил из сирени и бросился наутек в конец участка. Тут Дженни очнулась и погналась за ним. Однако Рыжий повел себя не так, как другие кошки. Он остановился, опять выгнул спину и громко зашипел. Дженни присела перед ним и дружелюбно вильнула хвостом. Она не хотела драться с котом, но хотела бы его обнюхать. Кот несколько удивился такому собачьему поведению и тоже сел от удивления. И с минуту они так и сидели друг напротив друга, один другого разглядывая.
Женя увидела сидящих друг перед другом Дженни и рыжего кота, и закричала:
— Бабушка, бабушка, Дженни с котом разговаривает.
— Ну и пусть поговорят, — невнимательно сказала бабушка, как будто беседа кота с собакой была самым заурядным делом. Бабушка как всегда была занята, потому что не умела сидеть без дела, как хорошо умели и дедушка, и мама. И не любила, когда ее отвлекают.
— Ах, бабушка, ну почему же Дженни с котом разговаривает, а со мной нет!
— Ну, так ты ее научи, — сказала бабушка, так и не вникнув, по-видимому, в суть дела.
Наконец-то наступил день, которого бабушка, Женя и Дженни всегда с таким нетерпением ждали: суббота. В этот день вся семья, наконец, собиралась вместе. Впрочем, мама с дедом иногда приезжали и в пятницу, но тогда мама бывала недовольна: хоть один свободный от вас вечер у меня может быть! А деду одному ехать в переполненной электричке было лень. Впрочем, возможно, и он хотел скоротать вечерок в московской квартире без бабушкиного контроля и присмотра.
По субботам часов в одиннадцать утра у ворот останавливалась мамина машина, протяжно гудя. Это мама давала сигнал, что они с дедушкой уже здесь. Бабушка выходила из кухни на крыльцо, где уже булькало, шипело и скворчало. А Женя, и за ней Дженни вприпрыжку бросались к воротам, а дед уже снимал тяжелый брус, каким ворота запирались, и мама заводила машину во двор.
— Дженни, возьми себя в руки, — кричала мама, потому что Дженни от радости прыгала передними лапами на ее светлое платье. — Это бесчеловечно. То есть бессобачно.
— Ей, чтобы она поняла, надо говорить возьми себя в лапы, — поправляла маму Женя.
— Да вам что ни говори…
После поцелуев и глупого вопроса, не требующего ответа и обращенного к бабушке, как они здесь себя вели, начиналось самое интересное. На веранду приносили от машины свертки, сумки, пакеты и кульки.
— Ты забыла постное масло, — ворчала бабушка, разбирая сумку с продуктами на кухне. — А ведь оно было в списке.
— Ах, схожу я за твоим маслом, — отмахивалась мама. — Дай отдышаться. На шоссе пыль, жара и очень много машин.
Женя тем временем помогала дедушке распаковывать его пакеты, потому что в них-то и должно было быть самое главное — какое-нибудь необыкновенное угощение для нее. Сласти-мордасти, называла это бабушка, намекая на то, наверное, что если есть много сладкого, то у человека полнеет лицо.
— Ах, спасибо дед, — восклицала Женя, получая что-нибудь вкусное: рахат-лукум или кос халву. — Ты мой восхититель.
— Как-как?
— Ну, бабушка у меня восхитительница. А ты, значит, восхититель.
Такое слово у Жени, должно быть, получилось из сложения двух слов: воспитательница и восхитительная.
В эту субботу они точно так же ждали маму и деда. И когда они приехали, бабушка не нашла ничего лучше спросить дедушку:
— Боже мой, отчего ты приехал в разных носках?
— Разве?
— Сам полюбуйся.
— Но, Таня, такие носки мне выдала стиральная машина после сушки. Ну что ты с этими носками. Дай же, поздороваться с внучкой.
На этот раз Женя получила большую коробку шоколадных конфет, на крышке которой была воспроизведена картина Мишки в сосновом лесу. Так, во всяком случая, называла ее Женя, не зная, конечно, что некогда сосновый лес был нарисован отдельно одним художником, а медвежья семья позже пририсована другим.
— А знаешь, дед, — рассказывала Женя, уже ловко открыв коробку и засунув в рот сразу две конфеты, чтобы бабушка не увидела и не отобрала. Потому что бабушка любила повторять, будто детям нельзя много сладкого. Чушь какая!
— От этого толстеют. И зубы портятся.
— Зубы можно вставить новые. Еще красивее старых, как у тебя, — говорила Женя, которая подслушивала, наверное, разговоры взрослых. О том, например, что надо укрепить мост. Откуда у бабушка во рту может оказаться мост? Откуда и куда он ведет? У самой Жени были ровненькие зубки, правда два молочных уже выпали. Но вместо них вырастут новые, и предупреждения бабушки ее совсем не убеждали.
— Так вот, знаешь дед, — продолжила Женя, уминая конфеты, — к нам в гости прилетал большой белый попугай. Все его испугались, а мы с Дженни ни чуточки.
— Что ж, вы у меня храбрые девочки. Но откуда же он прилетал? Из джунглей Амазонки?
— Какой ты у нас все-таки глупый, дед. Амазонка же далеко за океаном, в джунглях, и попугаю столько ни за что не пролететь. Просто тетя Белла с крайнего участка отпустила его погулять.
— Да, тетя Изабелла большая шутница. Я помню, как однажды у нее сбежала макака, и ее ловили всем поселком. Это было трудно, потому что в те годы не было в продаже бананов.
— Как не было? — очень удивилась Женя. — А что же было?
— Ну, апельсины, может быть, — сказал дедушка не слишком уверенно.
— Не помню. Но были ананасы, это точно.
— Как странно, — сказала Женя, — разве бананы не растут на пальмах вместе с ананасами?
— Что делать, странно, конечно, — сказал дед и зевнул. — Но растут они, насколько мне известно, порознь.
— А знаешь, — сказала Женя, чтобы его развеселить, — Дженни на днях разговаривала с котом?
— Что же сказал кот? — поинтересовался дедушка. Сам факт беседы кота и собаки его нисколько не удивил.
— Было плохо слышно, поскольку говорили они на краю участка. А еще белка подралась с сорокой.
— И кто победил?
Нет, положительно дедушка ничем было не пронять, наверное — переутомился на работе. Засыпал на ходу, хоть Дженни и подбрасывала носом время от времени его руку. Что б не спал, наверное.
— Дженни, пойди сюда, у меня для тебя кое-что есть, — сказала мама. Скорее всего, она решила подлизаться к собаке.
Дженни подошла к ней и легла на спину, привычно подставив живот для чесания. Когда она подставляла живот, то принималась улыбаться. Нижняя губа у нее отвисала, показывалась влажная розовая изнанка, и делались видны острые белые клыки.
— Смотри!
И мама достала из бумажного красивого цветного пакета розовую аппетитную кость, сделанную из какого-то заменителя. — Она даже пахнет мясной костью, — добавила мама с таким выражением, будто и сама с удовольствием ее погрызла бы. — Приобретено в специальном собачьем магазине, — добавила она с гордостью.
Дженни понюхала искусственное изделие и потом не без опаски взяла его в пасть и зажала в зубах.
— А где спасибо? — спросила мама у Дженни.
— Это для нее еще очень трудное слово, — сказала Женя.
— Как и для еще некоторых, — вставила бабушка из кухни. Она как всегда все слышала.
— Собаке грызть такие кости полезно для укрепления зубов, — объяснила на всякий случай мама.
— Да ей твоя искусственная кость — на один зуб, — сказала бабушка. И была права — уже к вечеру кость была сгрызена в прах.
— А теперь, — торжественно объявила Женя, — Дженни покажет, чему она научилась за неделю. Во-первых, она уже почти начала говорить. Скажем, когда она лает вот так — тяв, — изобразила Женя, как могла, — то это она просится гулять. А когда так — гав-гав, это она хочет, чтобы ей дали поесть. Но это не все. Она знает команды. Сидеть!
И Дженни села по приказу хозяйки, а по команде дай лапу протянула лапу. Отчего-то левую.
— Замечательно, она у нас левша, как я, — сказала мама. — А команду голос она тоже уже знает?
— Дженни, голос! — крикнула Женя очень строгим голосом.
Дженни подняла голову, тоскливо взглянула на хозяйку и начала тихо подвывать.
— Это халтура, — сказала строгая Женя. — Голос! Ав, ав, — показала она Дженни, что той надо сделать.
— Ав, — негромко сказала Дженни.
— Громче, Дженни. Как если бы здесь были воры.
— Р-р-р-ав! — громко гавкнула Дженни и тут же получила корочку ароматного черного хлеба, который очень любила. Чему Женя всегда удивлялась — сама она предпочитала длинные французские батоны из нежной белой муки.
— Браво, — захлопала в ладоши мама, — теперь нам с ней ничего не страшно.
— У собаки — драматическое сопрано, — сказал дедушка.
Ему бы только посеяться над маленькими.
— Никакое не драматическое, — сказала Женя, вступаясь за свою собаку.
— У нее меццо-сопрано, — сказала мама примирительно.
— А теперь всем мыть руки, — скомандовала бабушка из кухни. — И садиться за стол.
И она внесла на веранду дымящуюся супницу с борщом.
— И рюмочку не грех выпить, — сказал дедушка, доставая из холодильника запотевший графинчик. — После трудов праведных…
После обеда Женю сегодня по поводу субботы не отправили спать, как было положено в будни.
Спать ушел к себе наверх дедушка. Прикорнула на кушетке под лестницей мама, а бабушка попросила Женю помочь ей вытирать на кухне тарелки.
— И как же ты собираешься учить собаку разговаривать? — спросила бабушка, лукаво глядя на внучку.
— Ну, ты же учишь меня английскому языку. А я буду учить Дженни русскому. Хотя, наверное, ее и английскому языку тоже можно научить. Она же английского происхождения.
— А ты не боишься, что у собаки для таких занятий не подходит речевой аппарат?
— Ах, как с тобой скучно, бабушка. Все у нее предусмотрено. Правда, Дженни?
И Дженни сказала:
— Ав.
— Вот видишь! Еще как предусмотрено.
— Да, хорошая артикуляция, — согласилась бабушка. — Но ты не отвлекайся, а вытирай насухо.
Еще одно событие, потрясшее поселок Нарядный, случилось в самых первых числах августа: на улице Гагарина, прямо напротив Жениного дома, у соседского забора снимали телевизионное кино.
Скорее всего, снимали какую-нибудь очередную серию про всяческие страсти, разгорающиеся в течение дачного сезона. Когда у отпускников и молодежи на каникулах к вечеру, после прополки и полива, оказывается много свободного времени: тогда приходит пора преферанса, петард, костров, прослушивания громкой музыки, шашлыков по субботам, танцев и мечтаний. В эту пору зачастую и завязываются самые нежные дружбы, некоторые из которых длятся потом всю жизнь. Почитайте на досуге анонсы телесериалов в программе передач. Там так и сказано: Петя рассказал Маше, что влюбился в Лиду, тогда как Сережа узнал о том, что его родная бабушка оставила ему в наследство старый дом. Так что нет ничего странного, что молодые телевизионщики решили правдиво и со вкусом отразить эту сторону жизни нашего населения дачного ее периода. И уж тем более ничего удивительного нет в том, что в качестве натуры они выбрали именно этот поселок и именно эту улицу, на которой жили Женя и Дженни. Ведь как уже было сказано, это была очень нарядная улица.
Дело было, как ни странно, под вечер, то есть съемки происходили на закате, в режиме, как говорят в кино. На их улицу въехал большой автобус с надписью крупными красивыми буквами на боку Российское телевидение. Тонваген, называется это не специальном телевизионном языке. Ведь вы знаете, конечно, что люди разных профессий говорят на разных специальных языках, и даже дети говорят на своем. Потому, быть может, что хотят, чтобы взрослые, когда подслушивают, не всегда понимали их секретные детские разговоры.
Едва подъехал этот самый автобус, из него посыпались молодые люди в шортах, майках и кроссовках. Одни из них были в бейсболках, другие в панамах, а один гражданин постарше, появился последним в шляпе, сандалиях и с мегафоном в руке. И зеваки, которых сразу же собралась небольшая толпа, дружно решили, что этот самый господин и есть здесь самый главный режиссер.
Но оказалось, это было не совсем так — это был помощник режиссера. А сам режиссер приехал отдельно и чуть позже на машине типа внедорожник явно заграничного производства. Чему тоже не приходится удивляться. Все, кто хоть раз смотрел наше телевидение в его художественной ипостаси, могут догадаться, в каких сложных условиях пересеченной местности приходиться подчас работать мастерам камеры и голубого экрана.
Молодые люди очень организованно и слаженно, будто были тимуровцы, потащили из сопровождавшей автобуса осветительные приборы и принялись их расставлять напротив зеленого досчатого забора. Тут же откуда-то взялась и камера, которую поставили на смешную маленькую тележку, такую маленькую, что на ней едва уместился толстый человек, усевшийся на табурет, чтобы в камеру глядеть. А когда подъехал внедорожник и из него вылез режиссер, за ним появилась и очень миловидная молодая женщина в белой изящно сидевшей у нее на голове панаме и в белых же брючках, кончавшихся чуть ниже колен, совсем как у молодой пенсионерки с соседнего участка. И ни один из обывателей дачного поселка, которых, как сказано, здесь сразу же скопилось множество, не позволил себе усомниться, что это — героиня фильма. Точнее исполнительница ее, героини, главной роли.
Первыми, конечно же, сбежались мальчишки с окрестных дач, но держались они сдержанно, можно сказать дисциплинировано, понимая, наверное, важность происходящего: еще бы, наверняка ни один из них еще вчера и мечтать не мог вот так, запросто побывать на съемочной площадке, где снимают взаправдашнее кино. И, разумеется, здесь же были Женя и Дженни, ведь дело происходило буквально напротив их калитки.
До этого дня Женя, конечно же, мечтала о будущем. Как всякий маленький человек она не могла не задумываться о своей будущей взрослой профессии. Тем более, что взрослые, будто сговорившись, любят задавать детям один и тот же стандартный вопрос: кем ты хочешь стать? Или чуть иначе: кем ты будешь, когда вырастешь? На самом же деле не то, что маленькому человеку без жизненного опыта, на такое трудно ответить. Сами взрослые подчас не знают, кем они уже стали.
Так вот, Женя в пять лет мечтала стать дворником. Когда она это объявила, мама схватилась за голову. А бабушка спросила строго:
— Это еще почему?
— А я тогда буду вставать первая, — объяснила Женя, — и первая находить все-все, что люди за день на улице потеряли.
И дедушка, помнится, заметил, что это вполне разумное и по-своему практическое намерение.
Но уже в шесть лет Женя передумала становиться дворником, потому что ее еще в пять отдали на фигурное катание. Но к удивлению взрослых, Женя не мечтала стать фигуристкой-чемпионкой, но объявила, что будет хозяйкой школы фигурного катания, чтобы этих самых чемпионов готовить. Согласитесь, это тоже не самое стандартное детское желание. Но этот августовский вечер чуть было не изменил ее планы, потому что Женя стала подумывать, не пойти ли ей в артистки кино. Впрочем, через час съемок она была уже не так уверена в правильности своего выбора. Потому что усомнилась, такая ли это приятная работа.
Дело в том, что Женя, очень внимательная девочка, обратила внимание, что съемка кино оказалось делом довольно занудным и требующим много терпения. А значит, не слишком привлекательным. Телевизионщики снимали такую сцену. К забору дачи подъезжала машина, та самая, на которой приехали на съемку режиссер и артистка. Из нее выскакивала героиня и, не оглядываясь, бежала к калитке. За ней выскакивал молодой человек с криком ну, погоди, Вера, гнался на героиней — совсем как волк за зайцем. Но девушка успевала заскочить в калитку и захлопнуть ее, а молодой человек с досады ударял по калитке кулаком. И это все.
И эту чушь, ни одного даже поцелуя, снимали раз пять, что Женю страшно удивило. Потому что раз за разом повторялось совершенно одно и то же: героине, у которой от жаркого света на лице расползался грим, заново пудрили нос, потом опять зажигали нестерпимо яркий свет, какая-то девушка хлопала перед носом камеры дощечкой с хлопушкой. И с криком эпизод двадцать восьмой, дубль второй или дубль третий. Опять подъезжала машина, опять из нее выскакивала героиня и бежала сломя голову к забору. А когда один раз героиня споткнулась, то режиссер страшным голосом закричал:
— Брак! Брак!
Наконец, наверное, все замучились, и режиссер объявил стоп, снято, перерыв пять минут. И сам уселся за камеру — что-то смотреть. А толомстый оператор слез со своей тележки, присел на пенек и достал из сумки завернутый в фольгу большой двойной бутерброд и намеревался его есть. И тут случился конфуз: Дженни подошла к нему и стала передними лапами оператору на колени.
— Это еще кто? — удивился оператор.
— Дженни, фу! — закричала Женя. — Как тебе не стыдно!
— Ты хочешь моего гамбургера? — спросил оператор. И сказал Жене: — Не волнуйся, девочка, у меня у самого есть собака.
— Какая ты невоспитанная, — сказала Женя.
Но оператор уже отломил кусочек вкусной котлеты, который Дженни тут же и проглотила.
— Миша, — представился оператор. — А твою собаку, девочка, как зовут?
— Ее зовут Дженни, — отвечала Женя. — А меня Женя.
— А меня Миша, — повторил оператор и дал Дженни еще кусочек.
И с чувством легкой обиды Женя подумала, что так бывает очень часто: на нее саму, как правило, посторонние люди обращают много меньше внимания, чем на ее собаку. И то сказать: Женя самая обыкновенная маленькая девочка, а Дженни умный шоколадный лабрадор с редкой красоты ореховыми глазами.
Но не успела Женя это подумать, как Дженни выкинула еще один фокус. Она взяла оператора Мишу за руку и потянула за собой.
— Куда ты меня ведешь? — поинтересовался оператор, но покорно поднялся с пенька и пошел за Дженни.
Она повела его в открытую калитку их дома, а там свернула направо, к кустам крыжовника у забора. Потом Дженни подвела оператора к кусту, подняла морду и сорвала ягоду. Так вот кто обобрал весь крыжовник, догадалась Женя, ведь бабушка подумала на нее.
— Господи, теперь мне на варенье не хватит, — взывала бабушка.
И Жене приходилось оправдываться и божиться, что она ничего не обрывала, и вообще крыжовник терпеть не может: он кислый и колется.
— Как вы думаете, Женя, ваша собака приглашает меня угоститься?
— Ну, конечно, — ответила Женя, — вы ведь ее угощали. Она очень воспитанная, — добавила Женя, хотя еще минуту назад совсем так не думала. Но кто ж будет возражать, когда дело идет о похвале своей любимой собаки.
— Чудеса, — сказал оператор и отщипнул ягоду. — Ну, перерыв окончился, мне пора. Увидимся!
И Женя подумала, что с помощью Дженни можно завести много-много хороших новых друзей.
Наше северное лето, как известно, проходит быстро. Пролетит — не успеешь оглянуться. Уже в начале августа ветер нет-нет да сорвет с осины пожелтелый лист. Потом темнеет листва на березах. И в саду начинает остро пахнуть, будто солеными огурцами, в которые бабушка кладет смородиновые листья, созревшая смородина. Краснеет крыжовник, вянут и падают на землю недобранные ягоды малины. И однажды Женя, которая вышла пройтись с Дженни по участку, увидела в небе стаю птиц, которые летели на юг.
Птицы летели стройно и уверенно в глубоком небе. Двигались они медленно, так казалось с земли. Будто по вате тихо плывущих бело-серых облаков рассыпали пригоршню семечек И это зрелище было, отчего-то, таким грустным, что хотелось улететь вместе с ними.
Рыжий и Дженни теперь, будто чувствуя, что скоро придется расставаться, то и дело ходили друг к другу в гости. И даже играли в прятки. Кот прятался в кустах, а Дженни его искала. А когда Дженни спала после обеда — совсем как дедушка — кот приходил, крадучись, пробирался на веранду и громко звал подругу: мя-я-я-у. Дженни тут же просыпалась, зевала, отряхивалась так сильно, что уши разлетались во все стороны и громко хлопали, и они опять принимались играть.
К ним часто пыталась присоединиться и Женя, но куда там, догнать их она, конечно, не могла. Они так и шмыгали туда-сюда по всему участку, причем кот бежал, низко прижимаясь к земле, а Дженни догоняла его большими смешными неуклюжими прыжками. Вот только что они были здесь, но не успеешь оглянуться — они уже на другом конце.
И вот как-то Женя, пытаясь поспеть за ними, когда кот и собака унеслись на другой конец, добежала до бревен. И остановилась пораженная. Все бревна были усыпаны грибами, и некоторые грибы были развесистые как уши слоненка. Так подумала Женя, потому что хорошо помнила картинки из книжки со сказкой Киплинга. А ведь еще пару дней назад никаких грибов здесь не было, Женя твердо помнила. И Женя побежала к бабушке.
— Бабушка, бабушка! — кричала она.
— Боже, что ж ты так вопишь, — откликнулась бабушка.
— Там грибов чертова туча! — Этому выражению Женя научилась у мамы, которая таким образом отзывалась о комарах.
— Твоей матери школа — научила ребенка ругаться.
Но тут же забыла про свои нотации, потому что весть о грибах ее, видно, заинтересовала.
— Значит, — сказала она, — опята пошли. А ведь в прошлом году не было. Раньше-то, в прежние годы, мы их здесь ведрами собирали. Что ж, значит, грибной нынче год.
— Опятный, — уточнила Жена.
— Ладно, вот тебе корзинка, пойти и набери опят, пожарю к обеду. Но аккуратно рви, не кроши шляпки.
И Женя, получив корзинку, радостно припрыгивая от такого интересного задания, позвала Дженни:
— Иди псюда.
— Почему псюда? — спросила бабушка. — Что такое псюда?
— Ах, это для краткости, мы же торопимся, — объяснила Женя, — ведь иначе пришлось бы говорить иди сюда, пса. А псюда — короче.
— Хорошо, отправляйтесь, — сказала бабушка и отвернулась, скрывая улыбку.
Женя и Дженни вместе забрались в самую сырую тень. Опята стелились по земле, огромные, как лопухи.
— Смотри, Дженни, у них такие же развесистые уши, как у тебя.
Опята сладко пахли, и когда Женя оторвала первый гриб, сладкий запах так и окутал ее.
Женя рвала и рвала опята, но любопытная Дженни тыкалась носом ей под руку.
— Ах, Дженни, ты же мне только мешаешь. А нет, чтобы помочь…
Уже через пять минут корзинка наполнилась до краев. А опят под кустами меньше не стало. Женя отнесла собранные грибы бабушке, и они ссыпали добычу в большую миску.
— Я еще пойду, — сказала Женя, потому что ей очень понравилось самостоятельно собирать грибы и обеспечивать тем самым семью пищей. Она уже придумала, как дед будет хвалить ее и ею гордиться. А мама скажет, будто с завистью:
— Ну, надо же.
Последняя похвала была бы особенно приятна — мама редко хвалила Женю. Но теперь другое дело. Еще бы: они с Дженни сами нашли грибы. И сами собрали. Как здесь не загордиться. Это каждый грибник понимает… И Женя принесла еще две полных корзинки опят, так что пришлось пересыпать их из миски в большой таз.
— Там еще много, — говорила Женя, запыхавшись.
Дженни сидела рядом, высунув розовый язык. Но Женя знала уже, ей объяснил дед, когда-то ходивший на охоту, что собаки высовывают язык не от того, что устали. Таким образом она охлаждаются. Ну, как люди, когда они обмахиваются веером. Или за неимением веера — газетой.
— Идем, Дженни, на грибную охоту, — сказала Женя, — что ты уселась. Про грибную охоту она тоже знала от дедушки. — Ты же теперь охотничья собака по грибам.
— Нет, все, хватит, — сказала бабушка. — Я и с этими-то не знаю что делать. Это ж на три сковородки. У меня и масла столько нет.
— Дадим им грибов с собой в дорогу, — тут же придумала Женя. Им это деду и маме. — А еще пошлем гостинец с дачи Нине Николаевне и Марте, — добавила она.
И бабушка так посмотрела на внучку, что Женя поняла — она тоже ею гордится.
До отъезда в город оставалось всего несколько дней, потому что август кончался. И мама в Москве приготовила новые разноцветные фломастеры. Ведь теперь Женя стала взрослой, и грызть фломастеры не пришло бы ей в голову: так она поступала с фломастерами, когда была не такой взрослой. Но, скажем прямо, маленькой.
Женя так долго хотела повзрослеть. Потому что у взрослых совсем другая жизнь. Ведь когда она повзрослеет, никто не будет ее днем укладывать спать. И дедушка, и мама после обеда укладываются спать сами, по доброй воле, они, наверное, сильно устают. А Женя — ни капельки. Отчего ей уставать. Она станет взрослой, днем после школы будет делать уроки с бабушкой, а потом сама гулять с Дженни во дворе. И этого ей тогда уж никто не запретит. Потому что она поставит вопрос ребром: или я взрослая и хожу в школу, или я не хожу в школу, и тогда гуляйте с собакой сами.
Так Жене представлялась ее будущее.
Но теперь, когда до школы оставалось всего ничего, ей отчего-то стало грустно. Она почувствовала, хоть и не сумела бы этого высказать, насколько беззаботной была ее жизнь — уроки английского и фигурного катания не в счет. А главное, главное, она же не расставалась с Дженни ни на минуту с того момента, как Дженни появилась у них в доме. А теперь, теперь придется не видеться по полдня. Ведь с собаками в школу не пускают. Это сколько же часов Дженни будет без нее. Женя попыталась подсчитать, сколько часов укладываются в половину дня, но у нее не получилось. Что ж, вздохнула Женя, хотя бы для этого нужно идти в школу: там научат, как подсчитывать часы…
Как-то вечером Женя вышла на крыльцо под вечер, когда уже стемнело, ведь дни в августе становятся все короче. И ахнула. С черного, как бархат старой маминой юбки, августовского неба то в одном месте, то в другом падали звезды.
— Бабушка, бабушка, смотри, смотри!
Бабушка вышла на крыльцо, посмотрела на падающие звезды, проводила одну глазами и сказала:
— Что ж, как увидишь, что звездочка падает, загадай желание.
— А ты уж загадала?
— Ах, — сказала бабушка, — все мои желания уже давно сбылись. А у тебя жизнь впереди.
Бабушка часто говорила внучке, что у нее впереди жизнь. Довольно странное выражение, согласитесь. Что значит — впереди? А сейчас, когда Женя теплым августовским вечером стоит на крыльце и смотрит на падающие звезды — это что, разве не жизнь?
— Загадала! — воскликнула Женя.
— Ну, вот и хорошо, — сказала бабушка.
— А тебе разве не интересно, что я загадала? — спросила Женя, огорчившись, что ее бабушка такая не любопытная. Что это с ней сегодня? Ведь бабушка всегда все хочет знать: и не болит ли у внучки живот, и почему она и не спит, и вообще…
— Желания лучше держать при себе, — грустно отвечала бабушка, — потому что так они лучше сбываются…
— А я скажу, — настаивала Женя, — потому что ты мне родная бабушка, а родным бабушкам сказать можно.
— Ну, хорошо, что же ты загадала?
— Я загадала, — сказала Женя мечтательно, — что я уже закончила первый класс. На отлично. И что мы с мамой и Дженни едем, наконец, к теплому морю.
— Ну, что ж, это хорошее желание. Вот только ты непоседа. И будешь ли ты учиться на одни пятерки. Ведь пятерку надо заслужить и по поведению тоже. Иначе остальные успехи не считаются.
И бабушка с сомнением покачала головой.
Фу, как нечестно, подумала Женя. Как это не считаются. Скажем, если девочка знает все-все на пять, а потом, скажем, залезла на забор, то уж и не считаются. Странные порядки у них там в этой самой школе. Это как если бы дедушка весь месяц работал, а потом выпил бы бутылку коньяка, то ему что же — не надо давать зарплату? Но все это Женя подумала про себя. А вслух сказала:
— Ох, — сказала Женя, — как вы мне надоели с этим вашим хорошо учиться. Да я буду учиться не то что на одни пятерки, но на шестерки. И даже на семерки. Только бы нас с Дженни взяли на море. Правда, Дженни, мы будем с тобой учиться…
— Ав, — сказала Дженни.
— И вообще — тебе пора собираться в постель, — сказала бабушка. — Посмотри свою программу Спокойной ночи и — марш в кровать.
— Бабушка, — сказала Женя очень серьезно, настолько, как только могла, — сколько раз тебе мама говорила, что не надо ребенка заставлять есть. Так вот, то же самое относится и ко сну. Можно я подсмотрю еще хоть одну звездочку. Потому что я еще не все желания загадала.
— Ну, что с тобой делать, — вздохнула бабушка. — Но только одну.
И она ушла в дом.
— Дженни, — сказала Женя, — смотри внимательно. И как увидишь падающую звездочку, загадывай желание.
Дженни лизнула хозяйку в щеку.
— Ох, какая ты у меня глупышка. Смотри не на меня, а на небо. Вот, вот, видишь, еще одна упала.
И Дженни действительно посмотрела на небо.
— Ну что, загадала? Тогда скажи мне по секрету — какое желание? Или нет, не говори, а то не сбудется.
И они еще долго сидели на крыльце под августовским небом, девочка и собака, и смотрели, как падают звезды. И, честно сказать, ни у одной из них не было никаких особых желаний. У них было одно желание — как можно дольше, нет — всегда, быть вместе. И любить друг друга.
Нет ничего грустнее, чем уезжать с дачи поздним августом.
Вещи покидают свои места, к которым за долгое лето они так привыкли. Скажем, сковорода, так уютно висевшая на кухне на гвозде вниз головой, исчезла со стены, и гвоздь осиротел. Исчез мамин плед с кушетки под лестницей. Опустела тумбочка из-под телевизора. Неуютной казалась и веранда с голым круглым столом. И голая лампочка без абажура, который заперли в чулан. Только на подоконнике оставался забытый подсвечник с оплывшей свечой. Да ненужное теперь средство от комаров в фиолетовом пластмассовом флаконе. Да расчерченный лист бумаги, на который капнул свечной воск — пулька от преферанса, в который так уютно вечерами играли здесь взрослые.
Пока грузили вещи в машину, Женя еще и еще раз обошла комнаты — бабушка велела взглянуть, не забыла ли она чего. На тумбочке у бабушкиной кровати оставались несколько пузырьков от лекарств, Женя проверила — все почти пустые. В комнате у мамы были кое-как запихнутые в шкаф летние дачные вещи. Да сломанный пластмассовый гребень, который мама забыла, наверное, выбросить. Нет, ничего нужного Женя в доме не нашла. Дача осиротела.
Она вышла на крыльцо, огляделась. Висит большой навесной замок на сарае, в котором на зиму заточен мамин велосипед. Опустела площадка перед домом, откуда исчез красивый надувной бассейн с веселыми дельфинами на боках. И, кажется, осиротел сад. С кустов все ягоды были собраны, и кусты смородины и кусты крыжовника, казалось, тоже грустили. На большой старой яблоне уже не было яблок, и те, что не пошли в компот, покрывали землю под ней, и у этой падалицы были коричневые бока. Падали, кружась, мелкие листочки со старой березы — с той, на которой еще недавно сидел белый попугай.
Что ж, Женя вздохнула и накинула за спину рюкзак, в который были собраны ее вещи. И взяла пакет с двумя мисками Дженни. Вот уж кто совсем не грустит. Дженни весело скакала, мешая грузить вещи, носилась от машины к Жене и обратно, вовсю размахивая хвостом. Быть может, она думала, что ее хозяева сейчас играют в какую-то веселую игру? Наверное, не понимает, что уж не носиться ей за рыжим котом до следующего лета. А до лета еще осень, потом зима, потом хлипкая городская весна с холодными лужами на бульваре и с бурыми, с каждым днем оседающими сугробами. Целая вечность.
Пришел дедушка. Он деловито стал надевать на окна щиты из досок, извлеченные из сарая и приготовленные им у каждого окна.
— Что, школьница, — сказал дед очень бодро, — соскучилась, наверное, по дому?
Потом он нагнулся к Дженни, которая вертелась у него под ногами, в веселом ожидании, когда ее позовут садиться в машину. Потрепал ее за ухо и сказал:
— Что ж, пойдем сегодня с тобой на бульвар. Если, конечно, ты будешь себя прилично вести.
И вдруг, как это случается не только с маленькими девочками, но и с девочками взрослыми, настроение у Жени как по волшебству переменилось. Женя вспомнила, что дома, в Москве, ждет ее новенький сине-желтый ранец со всякими отделениями и кармашками, и тетрадки со смешными обложками, и учебники с яркими красивыми картинками. И трамваи с их веселым городским громыханием, и Дженнины собачьи друзья на бульваре, и Наташка. Они хоть и ссорятся иногда, но прошлым летом, когда Женя вернулась с дачи, а Наташку привезли из Крыма, они мигом забыли все ссоры и долго-долго играли — до самого сна.
Но главное, главное в Москве ее ждет красивое новое коричневое платье с белым вышитым отложным воротником, которое она еще ни разу не померила. Ведь совсем скоро, всего-то через три дня, она пойдет в школу.
Женя мигом перестала чувствовать себя так, будто она сирота. Сирота, как оставленная дача. Не то, чтобы Женя очень хотела идти в школу. Нет, ей, конечно, было и любопытно, и немного страшновато. Но, как сказано, ее беспокоило, как же теперь по полдня будет оставаться без нее Дженни. Ведь с тех пор, как Дженни щенком появилась в доме, они не расставались ни на миг. Ни на секундочку.
— Ну, вот, — сказал несколько запыхавшийся дедушка, — все, девочки, пойдемте в машину. А то ваша мама уже ругается, что мы долго раскачиваемся.
— А мы и не раскачиваемся. Правда, Дженни. — Женя обернулась к дому и помахала ему рукой. — Прощай, домишко. Не грусти, мы еще приедем. И будем гостить у тебя все следующее лето…
И вот, когда все уселись, и машина уже выехала из ворот, и дед их запирал на большой замок, Женя крикнула:
— Подожди, подожди, мама. Смотри, смотри.
На их заборе неподвижно сидел Рыжий и смотрел на них грустными глазами.
— Это он пришел нас проводить, — сказала бабушка.
— Рыжий, — крикнула тогда Женя, — Дженни любит тебя. И она еще вернется, не грусти, Рыжий. Милый, милый кот.
Дедушка сел на переднее сидение рядом с мамой. И они тронулись, А Женя и Дженни смотрели сквозь заднее стекло, пока и сама дача, и забор не остались за поворотом. А с ними и весь дачный поселок Нарядный.
— Ах, бабушка, не нужен мне этот белый бант. Я не кукла. И вообще, банты носят одни пудели.
Так говорила Женя, стоя перед большим зеркалом в прихожей. На ней было коричневое платье с отложным кружевным белым воротником. И коричневые лаковые туфельки с острыми мысками и с золочеными пряжками.
— Господь с тобой, — сказала бабушка. — Где это, скажи на милость, ты видела пуделя с бантом?
— Как это где? Бант носит пудель Артемон, — объяснила Женя, вырываясь из бабушкиных рук. — Ну, приятель Мальвины. В которую еще влюбился Буратино.
— А вот и цветы! — крикнул дедушка с порога, едва войдя в квартиру. Его уже с самого утра послали к метро в цветочную палатку. — Вполне, мне кажется, пристойный букет.
День был такой необычный, что бабушка даже забыла попросить дедушку по пути за цветами захватить еще и молока и хлеба.
— Розы — это хорошо. Это правильно, не гвоздики же дарить. Но почему чайные? — спросила бабушка, критически разглядывая букет. — И к тому же, почему их здесь восемь? Четные букеты приносят только на похороны.
— Вот пройдоха, — вздохнул дед, — эта продавщица. Она меня надула. Я просил девять, но не проверил, когда она заворачивала. И один цветок она стащила.
— Притырила, — поправила деда Женя.
— Зажала, — вставила мама.
— Что ж, будешь дарить семь, — сказала бабушка. — Одну давай сюда. Я поставлю ее в вазу на свой столик.
— А чайные — это тоже красиво, — сказал дедушка не вполне уверенно.
— Ах, надуть тебя, папа, нетрудно, — заметила мама, которая не могла проводить дочь в школу сама, потому что как на зло на этот день у нее с самого утра было назначено важное совещание в офисе. — А что чайные, это даже неплохо. Не алые же дарить: было бы похоже, мама, что твой муж уже влюбился в учительницу твоей внучки.
— Да я его на рынок боюсь посылать, обязательно его обжулят, — проворчала бабушка. Ей не нравились шутки в адрес ее мужа и его возможной влюбленности в кого-нибудь другого, кроме нее. Пусть даже и в учительницу. И она прикрикнула на Женю:
— Да не вертись ты, стой спокойно.
— Я все равно его по дороге сниму, — упрямилась Женя. — Быть может, когда ты ходила в эту, как его… в гимназию, банты и были в моде. Но сегодня это вовсе не модно. Самостоятельная современная девочка не может носить бант. Ни под каким видом. Мальчишки засмеют.
Все это она произнесла с самым важным видом, чувствуя свою значительность: еще бы, все семья и весь вчерашний вечер, и сегодня с раннего утра крутилась вокруг нее.
— Ты что же, полагаешь, я родилась до революции? — буркнула бабушка, сдавшись и откалывая бант. — А я, между прочим, даже не застала раздельного обучения.
— Это как? — спросила Женя.
— Когда-то давно, после войны, мальчики и девочки обучались в школе раздельно. Каждые в своей.
— Это еще зачем? — удивилась Женя. — Тогда уж и дворы надо было бы делать отдельными. И катки.
— У моей дочери вообще плохо с чувством времени, — сказала мама невпопад. Что было неверно. У Жени с чувством времени все было как раз хорошо. А вот у мамы — неважно, и она вечно куда-нибудь опаздывала.
— Я хотела сказать, — поняла свою оплошность мама, — с чувством исторического времени.
— Ах, перестаньте молоть ерунду! — нервно воскликнула бабушка. — Кстати, Света, ты опаздываешь.
— Бегу, бегу. — И мама чмокнула Женю по очереди в обе щеки. — Держись молодцом, угу?
И она выскочила из квартиры.
На самом деле проблема была не в банте, конечно, и уж точно не в чувстве истории. Просто-напросто вся семья ужасно волновалась. Тряслись руки у бабушки, обмирала со страха мама, и даже дедушка беспокоился, хотя его трудно было чем-нибудь взволновать. Чувствуя общее волнение, волновалась и Дженни: она вилась возле Жени, заглядывая в глаза, потом то на секундочку приседала, а то принималась тихо поскуливать. И все потому, что страшно волновалась сама ее хозяйка.
Действительно, Женя этой ночью никак не могла заснуть, хотя обычно после бурного дня засыпала, что называется, без задних ног. Без задних лап, как говорила Женя. И сейчас ее бросало то в жар, то в холод. У нее дрожали губы, даже в зеркало было заметно, — как если бы она готовилась заплакать. И ладошки были мокрые. Шутка ли — идти в первый раз в первый класс, сами бы попробовали.
— Все, время! — сказал дед решительно. — Давай, внучка, лапу. То есть, давай руку. И пошли.
Еще накануне было решено, что первого сентября поведет в школу Женю именно дедушка. На то было несколько резонов. Во-первых, бабушка слишком волновалась и могла сделать что-нибудь не так. Во-вторых, мама в этот день оказалась очень занята.
— Ты всегда занята, когда речь идет о твоем ребенке, — говорила в таких случаях бабушка. Но на сей раз не добавила, как обычно: —Вот я умру, будешь сама воспитывать свою дочь.
А последнее и главное: дедушка Жени был высокий, очень представительный и обаятельный мужчина, кассирши и продавщицы в продуктовых магазинах на него засматривались и переставали обсчитывать и обвешивать. Ну, ненадолго, конечно. Так что вручить цветы учительнице должен был, конечно же, он.
Разумеется, Женя пыталась уговорить взрослых, что совершенно необходимо, чтобы в школу ее провожала и Дженни. Но вся семья на этот раз проявила в этом вопросе такое твердое единодушие, что Женя не стала настаивать и отступила. Что ж, она и сама понимала, что идти впервые в школу — дело серьезное и ответственное, не маленькая.
Школа была совсем близко, за углом, даже улицу не надо переходить. Пятиэтажное серое кирпичное здание глядело не слишком приветливо. Даже, можно сказать, мрачновато и казенно. Перед ним был чахлый сквер без единой лавочки, а посреди сквера стоял неизвестный памятник с ружьем, весь в облупленной серебряной краске.
Зато на крыльце школы царил праздник. Там выстроились в ряд несколько учителей первых классов с директором посередине. Директор был в коричневом костюме, в розовой рубашке, в синем в полоску галстуке и серой шляпе. Как раз когда Женя с дедушкой подошли, директор говорил речь. Они встали с краю толпы мам, пап и их детей, сверстников Жени, будущих ее однокашников, и тоже стали старательно слушать. Поодаль стояла группка учеников постарше, но это был не их праздник, и потому они слушали невнимательно и шушукались. А, может быть, они все это уже слышали.
Директор говорил долго. Что-то про стезю жизни, на которую вы сегодня вступаете, и еще про ответственность и прилежание. И Жене сразу же захотелось обратно домой. К Дженни и бабушке. Возможно, она была не очень готова уже сегодня ступить на эту самую стезю, хотя и не понимала: стезя — это что такое. Но то, что это было нечто малообещающее и не сулящее ничего хорошего, это она поняла сразу.
Наконец, директор закончил и стал по очереди представлять учителей. Было заранее известно, что Женя будет учиться в 1Б, и учителем ее оказался очень молодой человек чем-то похожий на хозяина Афонии, но без усов. На нем были джинсы и открытая рубашка под пиджаком в веселую мелкую клетку. И сразу стало ясно, что эта школа — демократическая, свободная, Женя это не то чтобы поняла, скорее почувствовала, и ей стало чуть легче. А дедушка, глядя на Жениного учителя, сказал:
— Что ж, цветы придется отнести обратно бабушке.
Но потом подумал и пытливо поглядел на Женю.
— Вот что, внучка. Ты у меня смелая и самостоятельная. Поэтому ты вручишь букет своему учителю сама. Дай мне свой ранец, я пока подержу. А ты держи букет.
Учитель как раз приближался к ним, высоко держа табличку с надписью 1Б. И громко звал своих будущих учеников собраться возле него. И Женя, обмирая от страха, на дрожащих ногах подошла к учителю и от волнения очень громко сказала, почти прокричала:
— Это вам, товарищ господин учитель!
Тот сначала несколько удивился, но потом весело рассмеялся.
— Спасибо. Красивый букет. А как тебя зовут, девочка?
— Женя, — сказала Женя.
— А полное имя?
— Евгения, — прошептала Женя, краснея от страха и растерянности.
— А меня — Константин Сергеевич. Ну, становись Евгения, поближе. Итак, — громко сказал он, — товарищи родители, или, как говорит Евгения, господа. Сегодня по случаю нашего общего праздника у нас будет только два ознакомительных урока. Закончатся они через полтора часа. И вас попрошу подойти к этому времени и разобрать детей. А теперь ученики 1Б, подойдите ближе. И я посчитаю вас по головам.
Он посчитал. Оказалось — все на месте согласно списку, ровно двадцать четыре человека.
— За мной, в класс, — скомандовал Константин Сергеевич.
И дедушка едва успел вернуть Жене ее ранец. И шепнуть:
— Я здесь буду ждать, на бульваре в кафе. — И неуверенно добавил. — Газету почитаю.
Что ж, подумала сердобольная Женя, которая очень любила дедушку, он тоже переволновался. Можно понять, пусть выпьет свои сто граммов коньяка.
Волнуясь и труся, то и дело оглядываясь на дедушку, Женя надела свой ранец на плечи. С одной стороны, она чувствовала, что вот сейчас, в эту самую минуту, она прощается с таким милым и беззаботным своим детством. Но с другой стороны было хоть и страшно, но весело и любопытно начинать новую жизнь. С такими смешанными чувствами Женя влилась в свой будущий коллектив.
В назначенное время дедушка встретил Женю, которая бросилась к нему с воплем:
— Дед, дед, я им все рассказала про Дженни!
— Как, разве вы не учились?
— Конечно, учились. Мы учились устному рассказу и как правильно говорить. Но все говорят не очень правильно, особенно Вампир.
— Какой вампир? Ты, знаешь ли, лучше так не шути. Тоже выдумала. Не пугай бабушку.
— Да я не выдумала и не шучу. Ну, меня с ним посадили. Потому что Константин Сергеевич сказал, чтобы девочки садились с мальчиками. Но мальчиков не всем досталось. А мне достался Вампир.
— Да что же это такое творится в современной школе! — поразился дедушка. Он так удивился, будто никогда не учился в школе и не имел дела с вампирами.
— Ну, Константин Сергеевич сказал, чтобы все, кто сидит за одной партой, познакомились друг с дружкой. И я сказала ему, что я — Женя. А он сказал: а я — Вампир. Видишь, какие красные губы? Это я крови насосался.
— Ну, даже и не знаю, — растерянно пробормотал дедушка.
— Это у него такое имя в блоге, — пояснила Женя.
— В чем в чем?
— Ну, в Интернете, в живом журнале. Имечко, конечно, еще то. Фильмов, наверное, насмотрелся про вампиров и прочую нечисть. А красные губы у него — от маминой губной помады. Я его мигом раскусила. Приклеила ему на губы промокашку — так и есть, губная помада. Но если все-таки будет кровь пить, я сама мигом его прихлопну, — сказала Женя беззаботно. — Как… как комара.
— Да, солидно. И где ты только научилась так обращаться со своими… товарищами.
Дедушка хотел сказать с вампирами, но вовремя спохватился.
— С товарищами по несчастью, ты хотел сказать? А нигде.
— Отчего же по несчастью. Школа — это…
Но Женя уже выпустила руку дедушки. И оглянулась вокруг. Она только сейчас увидела, какой на дворе стоит роскошный солнечный сентябрь. За всеми волнениями этого утра ей было некогда смотреть по сторонам, а сейчас она даже зажмурилась — так было хорошо. Синим и глубоким было небо, в котором высоко-высоко висели неподвижные белые с серыми боками кучерявые облака. И нарядными выглядели желтеющие и краснеющие деревья. И уютно шуршала под ногами палая листва.
— Знаешь что, деда, давай забежим домой, я сниму это дурацкое платье, надену кроссовки, мы возьмем Дженни и пойдем на бульвар…
Но этот план им удался не сразу.
Платье-то Женя снять успела. А вот сразу отправиться гулять им не позволили. Потому что бабушка категорически заявила, что пока Женя не расскажет, что было в школе в этот во всех отношениях знаменательный день, гулять она ее не отпустит.
— Ну, что, — сказала Женя недовольно, — все как обычно. Как в школе бывает. — В школе Женя была сегодня, как мы знаем, в первый раз, но смотрела про школу фильмы.
— Сначала я, конечно, немного трусилась…
— Это как? — спросила бабушка. — Может быть, трусила ты хотела сказать.
— Не придирайся, иначе ничего не скажу. Так вот, сначала Константин Сергеевич спросил про лето, и я рассказала ему… ну, то есть всем… как мы проводили время с Дженни. Ну, о ее привычках, вкусах…
— И что же ты рассказала о привычках и вкусах Дженни? — спросила бабушка подозрительно. Потому что засомневалась: уж не сморозила ли ее взбалмошная внучка в классе какую-нибудь несуразицу.
— Ну, что. Рассказала, как Дженни чешется боком о сосну.
— Боже, да разве ж она у нас чешется!
— Ну, почесывается иногда. И сейчас у нее начинается линька. Что еще? Потом я рассказала, какая она у нас попрошайка, все время сидит у меня рядом со стулом, когда я завтракаю, и выпрашивает кусочек.
— А не могла бы ты рассказать что-нибудь… что-нибудь…
— Позитивное, — подсказал дедушка.
— Вот именно. Какая она у нас красивая, например. Или там, какая Дженни у нас послушная.
— Ну, это же само собой разумеется, — сказала Женя. — Стала бы я иметь дело с непослушной и некрасивой собакой.
Но Женя, конечно, привирала. Рассказывать-то она рассказывала, это правда, но времени ей было отведено — одна минута. Даже полминутки. И она успела только похвастаться, что у нее есть умный и прекрасный шоколадного цвета лабрадор с ореховыми глазами, с которым она и жила все лето на даче. А потом стали говорить другие. И Вампир сказал, что он ни на какой даче жить бы не стал, скучно, а поехал бы в южные моря, как все порядочные пираты. А где он был на самом деле никто так и не узнал.
— И еще про то, как она любит валяться в грязных лужах, — продолжала заливать и дразнить бабушку Женя. — Как увидит грязную лужу — так брык на бок и катается в ней.
— Да зачем же ты все это рассказала, скажи на милость! Теперь в школе будут думать, что у тебя в семье грязная вонючая невоспитанная собака. К тому же попрошайка.
— А что? Ты сама учила меня говорить правду и одну только правду.
И бабушка не нашлась что ответить.
— Но ты бабуль не волнуйся, было весело. Все очень смеялись — Женя подумала и добавила. — И Вампир тоже.
— О-о-о, — застонала бабушка. Наверное, она подумала в этот момент, что внучку надо срочно забирать из этой школы и переводить в другую.
— Да нет, он не то чтобы вампир, но это у него кличка такая в сети. Мы с ним уже подружились. Мальчишка как мальчишка. Он еще маленький совсем. И вообще — я тебя разыграла, разыграла, — запрыгала на одной ноге Женя. — А ты и поверила. Конечно, я сказала, какая Дженни у нас умница-красавица, вот что я сказала. А теперь мы идем гулять. Дженни, где твой поводок?
Но Дженни уже держала ошейник с поводком в зубах, стащив их со специального крючка в прихожей.
И пока Женя в своей комнате натягивала джинсы и свитер, бабушка и дедушка выразительно переглянулись. Потому что и бабушка за своими хлопотами по дому, и дедушка за своими делами и не заметили, как их внучка поумнела.
Вампир жил по соседству. Звали Вампира Витя. Скорее всего, он был хулиган. Но уже скоро обнаружилось, что он очень много знает. Во-первых, он точно знал, где находится Антарктида, и когда Женя сказала, что она тоже знает — на севере, он ее высмеял.
— Чмо.
— Кто-кто?
— Ну, шланг. На севере — Арктика. А Антарктика — на юге. — И добавил: Книжки надо читать.
Женя, конечно, обиделась.
— Знаешь что, — сказала Женя. — Если ты такой умный, то скажи мне, как называется порода белых крупных попугаев?
— А причем здесь, — сказал Вампир. И стало ясно, что про попугаев он ничего не знает.
Они шли из школы погожим деньком, какие и должны стоять бабьим летом. Что ж, сидят они за одной партой, а живут в соседних домах. Почему бы и не идти домой вместе.
— Ладно, я пошел. А то еще увидят, что я с тобой хожу, — неожиданно сказал Вампир.
— Ну и иди. Это я с тобой хожу. И вообще, можешь и не ходить. Сам напросился.
— Это я-то напросился! — возмутился Вампир. — Да ты кто такая.
Короче, в тот день они поссорились.
Но на следующий день помирились, потому что на первом же уроке Вампир толкнул Женю локтем и прошептал:
— А я знаю про белых попугаев?
— Это откуда же? — усомнилась Женю. — Вчера еще не знал.
— Откуда-откуда, из гугля.
— А это кто? — удивилась Женя.
— Не кто, а поисковая система, темная ты чмо.
— Ты опять?
— Нет, ты точно чмо. — Вампир постучал себе по голове. — Лучше на вот, возьми, почитай, будешь знать про пиратов. — И Вампир тихонько подсунул Жене какую-то книгу.
Но тут Константин Сергеевич строго сказал:
— Третья парта у окна. Перестаньте разговаривать на уроке…
Дома Женя показала книгу бабушке. Это оказалась Одиссея капитана Блада.
— Как переводится это имя? — строго спросила бабушка. — Или за лето ты все забыла из английского.
— Чего это я забыла, — сказала Женя не совсем грамотно, наверное начало сказываться влияние Вампира. — Кровь, вот как переводится. И это естественно — он же Вампир, вот и подсовывает такие книжки. Это ему положено по… по должности.
— И ты думаешь, это хорошее чтение для девочки?
— Да я уж про пиратов все по телевизору видела.
— Прав дедушка, этот самый телевизор мы ограничим.
— Но почему?
— Он будет отрывать тебя от выполнения домашних заданий.
— Бабушка, невозможно быть такой нудной.
— А будешь грубить — гулять не пойдешь.
Вот этого Женя никак не хотела бы. Потому что, прощаясь, Вампир спросил, во сколько Женя гуляет. И она ответила: вот пообедаю и мы с Дженни выйдем во двор. И она ни за что не хотела бы, чтобы они не встретились. Потому что потом пришлось бы объяснять Вампиру, что, мол, бабушка ее не отпустила. За грубость. Не врать же. Но и признаться в таком стыдно. Поэтому она сказала:
— Извини, пожалуйста, бабуля. Ты у нас не нудная, ты веселая. Как Мэри Поппинс.
— Ну, это уже преувеличение, — сказала бабушка. — Идите, пройдитесь, а потом — за уроки…
Еще Витя-Вампир употреблял довольно странные слова и выражения. Например: зашибись, стибрить, хиляк, чубрик, чепушило, жесть, препод, ржунимагу, пацсталом, готично, овощ тебе в помощь, ясен перец, маг, телек, ботаник, клава, антикварный баян, борман, карлсон, фиолетово, чавка отвисла, тащиться, музон, глюки, косить, круто, в теме и совсем уж невозможные какие-то шнурки в стакане.
На первых порах из всего этого набора Женя мало что понимала. Ну, кроме тех слов, которые мальчишки употребляют еще со времен республики ШКИД. И еще телек, по аналогии с велик, как изредка называла мама свой велосипед. Ящик, короче. Еще ее заинтересовал чубрик, кто это — Женя не могла догадаться, пока прямо не спросила Вампира.
— Ну, вроде как чувак, — объяснил тот.
Чепушило было похоже на каппучино, но оказалось, что это что-то вроде бродяги, опустившегося человека, бомжа.
Но больше всего Женю заинтриговали шнурки в стакане, но это, как оказалось, на человеческий язык не переводимо.
— Ну, короче, бодяга, — дал свой комментарий Вампир.
Клава оказалась клавиатурой, Но и чмо тоже. Дура, короче. Антикварный баян — это полная чушь. Фиолетово не означало ничего, кроме расплывчатой одобрительной эстетической оценки, а чавка отвисла означало, ясно дело, отвисла челюсть. То есть на обычном языке ну и удивился же я…
Были и еще слова нового поколения, компьютерной эры, вайфай, джипиэс или там продвинутый айфон, но изучение этого лингвистического слоя Женя решила отложить до тех времен, когда ей подарят компьютер, в ее списке комбик стоял сразу после велосипеда…
Вскоре стало понятно, отчего Вампир такой продвинутый в языке и в компьютере. Он не сам был такой умный. Просто-напросто у него был старший взрослый брат Володя, который учился в той же школе в седьмом классе. Наверное, этот самый Володя тоже был хулиган, но талантливый. Он издавал школьную стенную газету, где помещал стихи собственного сочинения. Скажем, такие.
Потом он объяснил поклонникам его дарования, что вампир должен был конечно потребовать не вина, а крови, но это не влезало в размер. И все его уважали. Так что вампирское начало было у братьев, по-видимому, дело семейное.
В школе, конечно, после этой жизнерадостной песенки случился неслабый переполох и небольшой скандал с вызовом к директору родителей двух веселых братьев. Рассказывали, их отец, сам по специальности компьютерщик, громко говорил в директорской в том духе, что, мол, кто из нас в молодости не хулиганил, а у мальчика ярко выраженные литературные способности. На что директор, говорили, тоже громко кричал, мол, народная песня, народная песня… кощунство и ничего святого. Но дело как-то замялось, и старший брат Вампира Вова остался в школе, хоть стенную газету выпускать ему больше не доверяли.
Это история с вампирской песней произвела на Женю сильное впечатление.
Когда она вернулась домой, то была задумчива, не стала даже целоваться с Дженни, а только потрепала ее за холку и почесала за ухом. И в ответ на обычные расспросы бабушки заявила:
— Прежде чем задавать вопросы, надо накормить человека. И не забудь, пожалуйста, достать из холодильника моченые яблоки. И мороженое на десерт.
Бабушка, несколько испуганная деловитым тоном внучки — быть может, что-то случилось — не стала ни о чем спрашивать и накрыла на стол.
Пока Женя пила из большой дедовой кружки куриный бульон с пирожком с капустой, она не произнесла ни слова. А потом спросила:
— А вот ты знаешь, бабушка, песню Когда я на почте?
— Конечно. Это старинная народная песня. Ямщицкая. А тебе зачем, внученька?
— Ах, бабушка, ты не в теме. Это песня вампирская.
— Какая, какая? — обомлела бабушка.
— Ах, там целая история со стенной газетой и с этой песней. Нет, нет, меня это не касается. Это старший Вовка там опубликовал свою поэму. Ну, и ему досталось.
— Что за старший Вовка?
— Ну, брат Витьки-Вампира. И вообще, бабушка, не задавай так много вопросов. А то я подумаю, что ты не умеешь поддерживать застольную беседу.
— Ну вот, дожили, — вздохнула бабушка. — Теперь она будет учить меня хорошим манерам…
К вечеру вернулась с работы мама.
— Ну что, как твой Вампир? — спросила она уже с порога, улыбаясь и целуя дочку в нос.
Женя промолчала. Но за ужином, когда пришел и дедушка, она неожиданно объявила:
— Ну, ничего, он еще будет за мной ранец носить.
И взрослые переглянулись. Откуда такие женские задатки в их семилетней дочери и внучке.
В субботу, как обычно, дедушка собрался на рынок. Далеко ходить было не надо, выездной рынок по выходным теперь сам прибывал на площадь. Когда дедушка возвращался с полным рюкзаком и двумя пакетами в руках, и бабушка принималась разбирать добычу, квартира наполнялась особыми, субботними, волшебными запахами. Заманчиво пахло квашеной капустой, малосольными огурцами и мочеными яблоками, острыми специями и самой разной зеленью, пахло пряно и празднично.
Женя часто бывала с дедом на рынке, и любила, когда он покупал яблоки, груши и виноград. Особенно Женя нравилось, когда продавец-кавказец замечал ее у прилавка, вернее сказать, замечал ее шапочку под прилавком.
— Дэвочка, — говорил, — попробуй груш.
И он отрезал маленькую ароматную сочную дольку. И протягивал Жене на узком лезвии перочинного ножа.
Женя осторожно брала дольку и отправляла в рот. Отчего-то здесь, на рынке груши казались много вкуснее, чем оказывались потом дома.
— Сладкий груш? — спрашивал продавец.
— Вкусный груш, — соглашалась Женя, и дедушка просил взвесить ему килограмм.
— Только бабушке не говори, что ты пробовала груши на базаре, — шептал дедушка заговорщицки, — она скажет, что это — антисанитария.
И вот в эту субботу Женя взмолилась:
— Деда, возьми на рынок нас с Дженни.
— С собаками на базар не ходят, — сказала бабушка. — Это антисанитария.
Бабушка никогда не говорила рынок, но всегда базар. Например, сегодня у нас на обед будут кислые щи с базарной свининой.
— Это наша чистейшая Дженни — антисанитария? — возмутилась Женя. — Да она сама ходячая санитария.
— Ты посмотрела бы, Таня, сколько на рынке шатается беспризорных шелудивых псов, — заметил дедушка.
— И ты туда же. Ты что же, Сережа, не понимаешь, что брать Дженни туда нельзя. Там ей не место. Подцепит еще от этих бродячих псов какую-нибудь заразу.
— Наша Дженни с бродячими не общается, — сказала Женя.
А дедушка лишь развел руками:
— Не позволяют, маленькая, — обратился дедушка к Дженни.
— Ну, сказать о Дженни, что она маленькая — это все-таки некоторое преувеличение, — заметила Женя.
— А тебя возьму, почему нет, — сказал дедушка.
— Нет уж, — сказала Женя, — если так, то иди один. А мы с Дженни посмотрим по культуре передачу про американских бульдогов.
И тут из своей комнаты вышла заспанная мама в одном халате — в субботний день она позволяла себе поспать подольше.
— Женя, а знаешь, кто звонил мне вчера на работу? Хозяйка Дженни. И пригласила завтра, в воскресенье, на выставку молодняка.
— Ура! — закричала Женя. — Дженни, ты слышала? Ты получишь медаль, если будешь меня слушаться.
— Хозяйка спросила, знает ли Дженни команду к ноге. И иди рядом.
— И что же ты сказалась?
— Сказала, что не очень-то.
— Но ты сказала, надеюсь, что Дженни умеет разговаривать?
— Боюсь, это не входит в необходимую дрессуру, — сказала мама и ушла в ванную. — И за это медаль не дадут.
— Вот что, бабушка, приготовь нам, пожалуйста, много-много кусочков черного хлеба, и мы пойдем во двор дрессироваться. Дженни, ко мне.
Дженни подошла к хозяйке, села перед ней и сказала ав.
— Вот видите, ко мне она знает. Осталось, Дженни, научиться к завтра команде иди рядом. Ты меня поняла?
Дженни наклонила голову на бок, подняла уши и пошевелила хвостом. Это означало, что она озадачена и не очень понимает, что такое от нее требуется.
— Не забудь родословную Дженни и свой паспорт, — прокричала мама из ванной. — Ах, у тебя же еще нет паспорта.
— Значит, ты должна взять свой, — прокричала в дверь ванной Женя, — собака записана на тебя…
И с этими словами Женя и Дженни пошли гулять во двор. Вампир был тут как тут: он готовился кататься на роликах.
— Ну что, чмо, привела свою толстуху, — заорал он и надул из жвачки, которую он вечно жевал, большой серый пузырь.
Женя не умела надувать пузыри из жвачки. Она тоже хотела бы этому научиться, конечно, но виду не подала. Сейчас она гордо отвернулась и сделала вид, что Вампира не замечает. Действительно, что обращать внимание на хулиганов, много чести.
— Иди в свой гугль, — только и сказала она.
— Что, прочитала про пиратов? — заорал Вампир и оттолкнулся ногой. И покатил по двору с шипом и с шиком. Ах, как хотела Женя тоже иметь роликовые коньки.
— Иди в гугль и читай про попугаев, — сказала Женя, но Вампир ее уже не слышал…
А на следующее утро они втроем — мама, Женя и Дженни — уселись в автомобиль и поехали на собачью выставку.
Выставка молодняка Общества служебного собаководства проходила на заброшенном стадионе, на футбольном поле. Трибуны здесь давно заросли травой, а кое-где между переломанных пластмассовых кресел показывались пожелтелые кустики.
Это была комбинированная выставка, и табличка лабрадоры была воткнута на палке справа от покосившихся футбольных ворот. Неподалеку располагались ризен-шнауцеры, которые лаяли и порывались подраться. Дальше шли шелти, уменьшенные копии овчарок колли — по легенде, они получились такими маленькими, потому что однажды колли стали разводить на маленьком шотландском острове. Им негде было бегать и они не смогли вырасти до нормальных размеров.
На футбольном поле стоял лай, вой и визг, но смирная домашняя Дженни молчала и не обращала никакого внимания на эту какофонию. Она даже не залаяла, когда на нее сзади запрыгнул кудрявый палевый лабрадор, похожий на Афоню, а только негромко зарычала. И оскалила зубы. И Женя подумала, что ее Дженни в отличие от нее самой отлично умеет обращаться с посторонними нахальными мальчишками, где только научилась. Может и ей самой стоит натренироваться рычать и показывать зубы.
Они подошли к табличке. За раскладным столиком с разложенными на нем бумагами на раскладном стульчике сидела большая женщина с усами в красной китайской дутой куртке. То есть, у нее были не такие большие усы, как у Афониного хозяина, но заметные темные усики под носом, над верней губой. Женщина и сама была похожа на упитанного лабрадора, потому что щеки у нее свисали, как брылья у Дженни. Она покрутила в руках мамин паспорт, внимательно просмотрела родословную и спросила:
— Вы хозяйка?
— Хозяйка она, — указала мама на Женю. — Но собака записана на меня.
— Сука? — спросила женщина-лабрадор.
— Сука, — согласилась мама.
— Вот, получите талончик с номером. Вы — девятнадцатая. Когда я вас вызову, вы должны будете пройти перед судьями. От того, как вы пройдете, зависит очередность вязки.
Вот как, подумала Женя, оказывается, вязка зависит даже не от внешнего вида, но от походки. Она уже знала, что такое вязка.
Они ждали, пока восемнадцать собачьих недорослей-лабрадоров проделают свое дефиле. Почти все довольно покорно шли у ног хозяев, хотя некоторые вдруг взбрыкивали и рвались вбок, в сторону секции ризен-шнауцеров. Один лабрадор, которого вел красивый чистенький мальчик в очках, чуть постарше Жени, был особенно хорош — снежно-белый красавец. Вот этого бы нам в женихи, подумала Женя, но постеснялась при маме произнести это вслух. Еще подумает, что ей понравился мальчишка.
Дошла очередь и до них. И Женя, обмирая, как будто опять шла в первый класс, повела Дженни перед тремя судьями, сидевшими на пластмассовых дачных стульях с краю бывшего футбольного поля. И вдруг случилось непредвиденное: Дженни, дойдя до судей, неожиданно остановилась и села. Трудно сказать, почему она это сделала. Она сидела и ни за что не хотела подниматься. К тому же она разинула пасть и высунула свой розовый язык.
— Девочка, — обратилась одна из судей к Жене, — так не пойдет. Вернитесь с собакой на исходную позицию и пройдите с начала.
Женя потянула Дженни за поводок, и та с неохотой поднялась. Они заняли позицию на старте и снова пошли. И опять, едва они дошли до судей, Дженни села на том же месте.
— Ладно, — сказал другой судья, мужчина с бородой и в тюбетейке, — жюри все ясно. Следующий.
Женя и Дженни отошли в сторонку, к маме, причем теперь Дженни сделалась очень покладистой. А Женя чуть не плакала от досады.
— У нее, кажется, портится характер, — разражено сказала мама.
— У любого испортится, если его на поводке выводить к судьям, — вступилась за Дженни Женя, шмыгая носом. — У меня бы у самой тоже испортился.
А Дженни на сей раз ничего не сказала. Она села у Жениной ноги и опять высунула язык. И, кажется, ей ни капельки не было стыдно.
— Она хочет пить, — сказала мама.
— Ничего она не хочет, — сказала расстроенная Женя, — она прохлаждается. Ты же должна знать, ты же не…
Женя хотела сказать, что ее мама не чмо. Но осеклась. С мамой нельзя разговаривать, как с Вампиром.
Но почетную грамоту и медаль Дженни все-таки получила. Впрочем, грамоту получила скорее бабушка: за отлично выращенного щенка. А медаль дали Дженни за экстерьер. Жене сразу же захотелось примерить медаль на себя, но было бы нечестно присваивать другими честно заслуженные награды. А этот самый Вампир теперь увидит Дженни с медалью и пусть заткнется. А то: толстая, толстая…
В тот год бабье лето выдалось коротким, и к концу сентября похолодало. А первый снег выпал уже в середине октября. Но радовалась раннему снегу, пожалуй, одна Дженни. Она успела, пока снег не растаял, отлично в нем поваляться, и потом шла домой сушиться, и ее дивная шелковая шоколадная шубка потом долго пахла будто сухими грибами.
Женя уже обвыклась в школе. В первые дни она так волновалась, и у нее было столько новых впечатлений — один Витька-Вампир чего стоил, — что она даже не то чтобы забыла о Дженни, но не слишком переживала ежедневную вынужденную разлуку. Но отчего-то, когда выпал первый снег, Женя опять стала очень скучать по своей хвостатой подруге.
Однажды — была пятница — Женя вышла из школы на крыльцо, и ей почудилось, что ее Дженни пробежала по школьному двору. Может быть, она пришла ее встречать? Как-нибудь выскользнула, когда бабушка выносила мусорное ведро, и взяла след. У нее же есть нижний нюх, как у каждой служебной собаки, тогда как у охотничьих — один верхний. Дженни умная, пошла встречать хозяйку. Она сама хоть и не училась в собачьей школе, Женина выучка — вот были ее университеты. И не может же она не понимать, какое это мученье сидеть пять уроков в душном классе, когда Вампир то и дело толкается. А потом на переменах видеть, как эти несносные мальчишки носятся по коридору как угорелые, и норовят друг другу поставить ножку, Да еще зубрить таблицу умножения и писать в тетрадке аккуратным почерком всякие глупости. Вот скажите, отчего мама мыла раму, а не начала со стекол, ведь стекла обычно больше пачкаются?
Женя, было, побежала за Дженни и даже догнала беглянку. Но это оказалась всего лишь кошка. Причем не коричневая, а серая. Женя в волнении бегом отправилась домой — а вдруг Дженни и впрямь сбежала. Или ее украли. Мало ли что может стрястись с такой милой доверчивой собакой. И как же Женя была рада, когда ее Дженни прыгнула ей передними лапами на плечи и стала целоваться.
— Фу, как ты меня напугала, — сказала Женя, освобождаясь от ранца и пальто.
Но Дженни здесь была ни при чем. Не виновата же она, что ее хозяйка такая мнительная, что приняла за нее какую-то постороннюю кошку. Да еще и перепугалась до полусмерти.
— Скажи маме здравствуйте, — попросила Женя. Она теперь называла себя Дженниной мамой.
— А ты, бабушка, получаешься Дженниной прабабушкой, — говорила Женя бабушке.
— Вот еще, буду я собачьей прабабушкой. Мне и одной тебя по горло хватает, — отвечала бабушка в этих случаях.
— Зря ты это. У Дженни большая собачья душа. Огромная.
— У собак не бывает душ, — отрезала бабушка. — Марш мыть руки.
— Я и забыла, бабушка, что ты у нас атеистка. Ты, может быть, думаешь, что и у меня нет души. И у мамы, и у дедушки. Что все твои близкие люди — бездушные. А мы — душные.
— Я, конечно, так не думаю, что все вы бездушные, — сказала бабушка. — Но иногда некоторая черствость наблюдается.
— И у тебя тоже есть душа, — утешила Женя бабушку, — просто ты не всегда об этом знаешь. Вот дедушка, например, говорит, когда ты его пилишь…
— Кто? Я его пилю?
— Еще как. Вот если бы он был иллюзионист…
— Кто?
— Твой дедушка. То есть мой дедушка. А твой муж. И если бы он был иллюзионист, тогда бы не ты, а он тебя пилил. Два раза в день.
— Почему же два? — изумилась бабушка.
— На репетиции и на спектакле.
Женя была недавно в цирке с дедушкой, и теперь все о цирке знала. Она потом даже попыталась засунуть Дженни голову в пасть, но голова не пролезла, а покладистая, послушная и добродушная, Дженни на этот раз не была довольна, но казалась испуганной: поджала хвост и спряталась за диван. И Женя вздохнула: ну что ж, видно, ей досталась не цирковая собака. Не Каштанка, нет, не Каштанка.
— А что касается души Дженни — спроси у дедушки, — повторила Женя, садясь за стол. И взяла ложку, чтобы есть кислые щи…
Вечером, после ужина, Женя подсела к дедушке на диван и сказала:
— Дед, пожалуйста, отложи свою скучную газету и поговори с человеком. Точнее с людьми. Я сейчас позову бабушку, и ты ей расскажешь при мне и при Дженни, что у собаки есть душа.
— Ну, — сказал дед, послушно откладывая газету, еще кося в нее глазом, — я, конечно, могу. Но боюсь…
— Не бойся дед, я ее подготовила. Ты начни, пожалуйста, с того, какая у нее хорошая душа. Она потеряет бдительность, и тогда…
— Но она, знаешь ли, не верит ни в существование души, ни в жизнь после смерти… Так что, может, не стоит ее звать. Поговорим с тобой. У Дженни, конечно же, есть душа.
— Ну да, она даже лает во сне. А если бы у нее не было души, она разве лаяла бы.
— Вот видишь, у всех животных есть душа.
— И у Рыжего кота с наших дач?
— И у него, — кивнул дедушка. — Душа бывает даже у кукол, если с ними долго разговаривать и не мучить.
— И у моего плюшевого зайца?
— Конечно. Ведь в детстве ты его так любила.
— Понятно. То-то, когда Дженни нашла его под диваном всего в пыли, он смотрел на меня так выразительно.
— Душа бывает у деревьев и цветов. И даже у некоторых вещей. Вот, например, когда вещи куда-то вдруг деваются, то это они от нас прячутся. Что зачастую очень разумно.
— И что, у маминого автомобиля тоже есть душа? — спросила Женя.
— Ну, как раз в этом я сильно сомневаюсь, — сказал дедушка и снова взялся за газету.
А потом замерз пруд. Во вторник.
Это произошло уже в конце ноября, и взрослые говорили, что в этом году рано наступили морозы. Женю всегда интересовало, почему про мороз говорят во множественном числе. Быть может потому, что в первый день — это один мороз, а если холодно и красный столбик ртути в уличном градуснике, прибитом дедушкой к раме за окном гостиной, уходит ниже нуля и на второй день, то это уже два мороза. И вместе получаются морозы.
Пруд замерз, но ходить по тонкому льду было еще нельзя — не то, что на коньках кататься. Об этом предупреждал плакат, укрепленный на двух вбитых в землю кривых трубах. Наверное, этот транспарант использовался не один год, потому что краска на нем расплылась, и от надписи тянулись вниз ржавые подтеки. Женя видела этот плакат и в прошлом году, но тогда она еще плохо читала. А теперь к концу подходила уже вторая четверть, и Женя уже пыталась даже читать Щелкунчика без всякой посторонней помощи. Она любила эту сказку, во-первых, потому, что она страшная, один Мышиный Король чего стоит, а во-вторых, потому, что все кончалось хорошо, и герои оказывались в городе, где все было построено из сластей. Даже балконы домов были из марципана.
Пока лед не принялся, с Дженни гуляли только во дворе. Потому что за зиму она очень окрепла, и осенью, стоило зазеваться, тут же норовила залезть в этот пруд и вдоволь наплаваться. Что ж, это неудивительно, она же водоплавающая собака, и лабрадор — младший брат ньюфаундленда с далекого северного датского острова. Говорят, ньюфаундленды даже помогают ловить рыбу тамошним рыбакам. А Дженни тоже была собака охотничья, подружейная, как объяснил маме хозяин Афонии, и могла доставать из пруда или там болота подстреленную дичь.
Женя и Дженни, как и все окрестные ребятишки, и все соседские собаки, теперь ждали морозов, когда лед окрепнет, и на пруду откроют каток. Тогда ранними зимними вечерами на пруду будет зажигаться веселая иллюминация, подмигивающая прохожим цветными огоньками. И будет греметь жизнерадостная музыка и звучать популярные песни, которые что ни день передают по телевизору. А Дженни будет играть с мальчишками в футбол, весело прыгая и пытаясь отнять у них мячик. А дедушка будет за нее болеть: сам он давно уже не играет в футбол, но смотрит его по телевизору. И все вместе это будет означать, что уже скоро, совсем скоро — Новый год, подарки под разукрашенной нарядной, пахнувшей лесной хвоей, елкой с алой звездой с обгрызенным краем на макушке, запах мандаринов и зимние каникулы. И тогда не надо будет ходить в школу, и с Дженни можно будет гулять с самого утра.
Пока дело не дошло до катка, Женя гуляла с Дженни во дворе в белых с опушкой сапожках, в шубке и цветных варежках на резинках, что б не потерялись. Ведь и варежки, если верить дедушке, вещь одушевленная: они то и дело норовят куда-то спрятаться, шмыгнуть и затаиться…
И вот в первый же день, когда на лед стало можно выходить, Женя с дедушкой под вечер повстречали, наконец, на пруду Нину Николаевну с Мартой. Марта с Дженни так обрадовались друг другу, как могут радоваться только старые приятельницы, никогда ничего дурного друг дружке не сделавшие.
— Что-то давно вас не было видно, — учтиво сказал дедушка.
— Не говорите. Мы такое пережили, — сказала Нина Николаевна, — вспомнить страшно. Наша Марта все лето тяжело болела.
— Но, кажется, она поправилась, — сказал дедушка, ласково улыбаясь. — Выглядит очень бодро. Я бы даже сказал, Нина Николаевна, Марта выглядит весело.
— Уж и не говорите, — повторила Нина Николаевна. Наверное, она много натерпелась, и лето на даче было для нее испорчено.
Дома Женя рассказывала, уминая телячьи котлеты с картофельным пюре и соленым огурцом:
— Представляешь, бабушка, оказывается, все лето Марта проболела.
— Да что ты! — всплеснула руками бабушка.
— Она так болела, что думали — она умрет, — подтвердила Женя, несколько дополняя и изменяя слова Нины Николаевны. Наверное, для убедительности и пущего эффекта.
— Бедная Ниночка, — сказала бабушка.
— Ну, ничего, Марта выздоровела, — утешила бабушку Женя. И добавила: — Что ж, неплохой выход из положения…
С Вампиром Женя не разговаривала. И не смотрела в его сторону. Она даже попросила Константина Сергеевича пересадить ее за другую парту. Но тот отказал. И потом объяснил маме Жени после родительского собрания, что по его наблюдениям ваша девочка производит на своего соседа положительное педагогическое воздействие. По неосторожности, мама громким шепотом пересказала эти слова бабушке за ужином, но Женя из своей комнаты все слышала.
— Еще б не производит, — пробормотала она, гордясь собой. — Уж если я воспитала собаку-медалистку, то перевоспитать какого-то мальчишку мне раз плюнуть.
Но это она хорохорилась, конечно. Потому что ее начинало волновать, что Витька-Вампир на нее тоже — ноль внимания. Даже на уроках он больше не толкался локтем, не списывал у Жени, а плевал жеваными бумажными шариками из трубки, скрученной из тетрадного листа, совсем в другую девочку-отличницу, сидевшую от них через проход. Это он нарочно притворяется, с тревогой думала подчас Женя, или и вправду я его больше не волную? Но всегда приходила к утешительному выводу, что Вампир притворяется. Потому что он хитрый. К тому же, не может же даже очень равнодушный человек, каждый день сидящий рядом, совсем не обращать внимания на соседку. Нет, так может делать только неравнодушный человек, и делать напоказ и Жене назло.
Женя окончила прошлую первую четверть с одной только четверкой — нет, не по поведению, а по рисованию. Потому что упорно не выполняла заданий Константина Сергеевича: было задано рисовать корову, а Женя рисовала Дженни, было сказано нарисовать лошадь, а у Жени опять получалась Дженни, коричневая с желтыми глазами, ведь шоколадного и орехового в ее наборе фломастеров не было. И Вампир не выдержал обещания, данного самому себе, не замечать заносчивую соседку. Он заглянул в Женин рисунок и сказал:
— Твоя корова — вылитая собака Баскервилей. Фиолетово!
Вполне возможно, это был скрытый комплимент, но Женя его не расслышала.
— Сам ты фиолетовый Баскервиль, — остроумно парировала она. — И, вообще, я с тобой не разговариваю.
— Это я с тобой не разговариваю, — нашелся Вампир. — Чувырло.
— Сам чепушило, — ответила Женя. Ведь помимо других талантов, скажем — к рисованию, обладала еще и способностями к языкам. Хоть к английскому, хоть к вампирскому.
Но все равно, несмотря на четверку по рисованию, мама сдержала слово и подарила Жене в конце четверти, на ноябрьские каникулы, очаровательные маленькие, с белыми ботиночками фигурки. Ботинки имели высокую шнуровку, почти до колен. Раньше-то Женя ходила на катание с такими же фигурками, но, во-первых, они стали малы, а во-вторых, те не были такими красивыми. И шнуровка на них была самая обыкновенная.
— Суперские, — сказала Женя, примерив обновку. — На таких можно и мастером стать, — сказала Женя. — Нет, инструктором.
И вот, когда они с дедом и Дженни выходили из дому, чтобы идти на каток и испробовать мамин подарок, им во дворе попался Витька-Вампир. Женя щегольски связала свои коньки и перекинула через плечо: один конек сзади, другой спереди. Как настоящая спортсменка, так, во всяком случае, она считала. И Вампир, глядя ей вслед, так и замер: сам-то он катался на старых гагах своего брата Вовы-поэта и очень досадовал, что тому достались новые. А ему — старые за братом донашивать.
Вот из-за этих самых ослепительно белых новых фигурок Витька-Вампир и заговорил с Женей первым.
Дело было так. В субботу Женя с дедом и с Дженни собралась на каток. Это был первый сбор группы, которую набрала их тренер Елена Михайловна еще прошлой зимой. Впрочем, она хоть и называла себя не тренером, а инструктором, но была совсем не строгая. И Женя думала: нет, с таким добрым инструктором чемпионкой не станешь. Впрочем, как мы уже говорили, Женя и не хотела становиться чемпионкой. Она тоже хотела быть инструктором, как Елена Михайловна. Та ведь тоже никогда не была чемпионкой. Так, мастер спорта.
Женя вприпрыжку выбежала с Дженни из подъезда, чтобы Дженни еще до катка успела сделать свои дела во дворе, пока дед копается. И они сразу же столкнулись с Вампиром, который ковылял на своих старых гагах прямо по асфальту, потому что на катке ему было лень переобуваться. На плече он нес хоккейную клюшку.
Он увидел Женю в ее спортивном розовом комбинезоне, в спортивной шапочке и в белых сапожках с новыми блестящими фигурками через плечо, и что-то его как будто дернуло. Будто он прежде не замечал, какой красивой и взрослой стала его соседка по двору и по парте.
— Слышь, того, дай помогу, — сказал он, нетвердо стоя на своих коньках.
— Чего помогу?
— Ну, это, коньки понести.
— Да как-нибудь обойдемся, — сказала Женя. — И, вообще, ты сам едва на ногах держишься.
И, как ни странно, Вампир не обиделся.
Они пришли на каток, и тут оказалось, что Вампир стоит на коньках даже лучше Жени. Женина группа собралась вокруг Елены Михайловны, когда та, поздоровавшись со всеми, с шестью такими же девочками, как Женя, сказала, что они уже прилично научились кататься прошлой зимой, но вот не забыли ли они прошлые уроки?
— Нет, нет, — стали хором уверять ученицы.
— Вот сейчас и посмотрим, — сказала Елена Михайловна.
Тем временем Вампир выписывал вокруг них круги, потом вынул из кармана шайбу и стал репетировать обводку. Он так ловко орудовал своей клюшкой, что все девочки из Жениной группы так и уставились на него.
Что это они так пялятся, подумала Женя, еще чего.
— Это ж Вампир., — громко сказала она. — Я с ним в школе за одной партой сижу.
— Врешь, — сказала одна, самая маленькая, но уже второклассница, не из их школы, из соседней. Сказала в восхищении, а не то, чтобы первоклассницу Женю обидеть.
— Вот и не вру. Витька! — громко позвала она.
— Чего тебе, — прокричал Вампир, лихо объехав группу и щегольски остановившись, затормозив правым коньком и подняв сноп ледяной пыли.
— Они не верят, что ты — вампир.
— А кто ж еще, — прокричал Витька, — конечно, вампир.
И, оттолкнувшись левой ногой, пошел хоккейным бегом, ловко двигая плечами. И сделал лихую дугу, демонстрируя обводку.
— Класс, — прошептала другая, напротив, самая высокая в группе. — Познакомь, а?
— Как-нибудь, — сказала Женя. — Как-нибудь в другой раз.
С некоторых пор, а именно с того времени, как мама Жени заметила, что ее дочь очень повзрослела, мама и Женя все больше становились подругами. И вот однажды вечером, в сочельник, после ужина они забились вдвоем в уютный уголок в гостиной. Мама сидела с ногами на диване, завернувшись в плед, Дженни улеглась с ней рядом, приподняв уши — наверное, она предвкушала, что сейчас можно будет услышать что-нибудь интересное. А Женя устроилась прямо на ковре, — она за последний год так вытянулась, что могла опереться локтем на край дивана у маминых ног и прекрасно беседовать.
Елку нарядили еще накануне. И сейчас она переливалась мерцающими лампочками: сначала загорались зеленые, потом медленно гасли, и вместо них горели красные. А потом желтые. И если правильно управлять пультом, то можно было сделать так, что лампочки будут мигать быстрее. Другого света они не зажигали, а сидели в отблесках переливающейся елочной иллюминации.
— Нет, я не могу сказать, — говорила мама, — что он вовсе не обращает на меня внимания. Он, как вы, наверное, догадались, был хозяин лохматого Афони. — Но он, кажется, больше обращает внимание на других. Особенно если они… ну, расфуфырены.
— В крутом прикиде, — уточнила Женя. — Что ж, есть поклонники, — объяснила Жене маме, — а есть не поклонники. Нам ли, мама, с тобой этого не знать.
— Это как? — спросила мама, несколько озадачившись.
— Ну, которые кланяются — те поклонники, — объяснила Женя.
— А которые — нет, те — непоклонники, — догадалась, наконец, мама. — Господи, как у вас все просто.
— У кого это — у нас?
— Ну, в первом классе.
— Не думаю, — сказала Женя, чуть подумав, — что у нас все проще, чем у вас. Мне вот с Вампиром одна морока.
— Ему нужна не женщина, а одна фурнитура, — вдруг страстно воскликнула мама. Она, конечно, имела в виду не Вампира, а хозяина лохматого подружейного Афонии.
— Как это? — спросила Женя.
— Ну, цацки. Всякие там кольца.
— Вот и не уродствуй себя понапрасну, — посоветовала маме Женя. — Будь строже, чтобы отличаться от этих.
— То есть как? — спросила мама.
— Не мажь губы и глаза. У тебя и так все такое красивое и такое натуральное…
И Женя потянулась и поцеловала маму.
— Добрая ты у меня девочка. Но, увы, в свой офис я не могу появиться в натуральном виде. Не поймут и уволят. Легко сказать — не мажься. Ты иногда рассуждаешь прямо как бабушка. Она тоже мне не разрешала использовать тушь и тени до самого выпускного вечера в школе.
— Что ж, бабушка тоже иногда бывает права, — великодушно заметила Женя.
Какое-то время они сидели молча. Потом Женя сказала:
— Ты на него перестань обращать внимание. На время. Сделай вид, что его для тебя не существует.
— Да я уж делала, — вздохнула мама.
— А он что?
— Кажется, он не заметил, что он для меня не существует. Он такой… как бы это сказать… мечтательный.
— Не от мира сего?
— Ну, то-то в этом духе.
— Тогда вот что, — придумала сообразительная Женя, — тогда ты попроси его что-нибудь починить в твоей машине.
— Просила. Он сказал, что не разбирается в автомобилях.
— Тогда попроси его что-нибудь донести. Потяжелее.
— Ты думаешь? Пожалуй, это идея. Но, понимаешь ли, это как-то не современно. Опять-таки, не по-феминистски.
— Это как?
— Ну, как тебе объяснить. Феминизм — это движение за самостоятельность женщин. Чтобы не зависеть, значит, от мужчин, — объяснила мама без особого энтузиазма. — Современная женщина должна сама нести свой груз, — вздохнула она.
— Глупости, — сказала Женя. — Вот бабушка у нас какая самостоятельная — совсем фенимистка.
— Феминистка, — поправила мама.
— Вот именно. А груз носит дедушка.
— Тоже верно, — согласилась мама. — Но разве бабушка у нас феминистка? Я что-то не замечала. Впрочем, она, наверное, скрытая феминистка. Она мне давно объяснила, что с тех пор как женщины получили право на образование и на голосование, они стала во всех отношениях равны с мужчинами. И даже, чаще всего, еще равнее.
— Не заморачивайся, — сказала Женя, примени словцо из лексикона Вампира. — Современная сама женщина должна определять, когда быть самостоятельной, а когда не стоит. Правда, Дженни?
— Дженни тоже разбирается в мужчинах?
— Еще как. Помнишь, как на выставке огрызнулась. Наверное, Дженни знает больше нашего. Но не хочет говорить.
— Или не может?
— Собака важная составляющая жизни человека, — сказала Женя сонно. — Можно, мама, я к тебе принежусь?
— Да ты засыпаешь.
— Страшно хочется спать, — согласилась Женя, — но как-то лень в такой день.
Последние слова она произнесла совсем сонным голосом. Кажется, разговор про феминизм ей не был особенно интересен. А может быть, ее убаюкало мерцание елочных лампочек. Не просыпаясь, Женя взобралась на диван, и мама подложила ей подушку под голову, и накрыла ее своим пледом.
Нет, это не был их Чистый пруд на бульваре. И трамваи здесь не ходили. И не было уютных лавочек.
Нет, скорее, это было какое-то замерзшее загородное лесное озеро. Потому что вокруг стоял темный и не очень дружелюбный густой ельник. И только на краю леса высилась большая старая береза, вся голая сейчас, с облетевшей листвой.
Но здесь тоже была иллюминация. И лед был такой чистый и прозрачный, что в нем, как в зеркале, отражались переливающиеся разноцветные лампочки. И казалось, что подо льдом плавают золотые рыбки, но это, наверное, были только отблески мерцающих цветных огоньков.
Как и на катке, здесь тоже играла музыка. Но лилась она не из колоколов-репродукторов, а откуда-то сверху, не было видно откуда. Музыка была тихая и громкая одновременно, потому что с одной стороны на озере музыку было хорошо слышно. Но даже если говорить шепотом, то слова тоже были слышны.
Первым, кого увидела Женя на льду, был дедушка — он делал ласточку на правой ноге, а левую держал параллельно катку, очень прямо. Причем дедушка был в одном из тех темных костюмов, в которых он ходил на работу, в галстуке и в шляпе. На ходу, не останавливаясь, дедушка приятно разговаривал с Еленой Михайловной, которая тоже оказалась здесь, хоть сначала Женя ее и не заметила. Елена Михайловна махнула Жене рукой и крикнула:
— Можно начинать.
И Женя поняла, что она — сама инструктор, вот только нигде не было видно ее учеников.
— Мы здесь, — вдруг услышала Женя и обернулась.
Она увидела Дженни, которая в обнимку с черно-белой бернской овчаркой Мартой лихо катила по кругу и махала ей лапой. Но, вглядевшись, Женя поняла, что это вовсе не ее Дженни, а собрат Марты по породе Данила. И что Данила и Марта танцуют какой-то быстрый танец, быть может, рок-н-ролл, кружась и вертясь на льду. Потом Данила вдруг поднял Марту, держа ее на одной лапе высоко над головой. А та во время поддержки вытянулась в струнку и помахала Жене хвостом, а потом что-то крикнула, но Женя не разобрала — что именно.
— Хорошая поддержка, — хотела похвалить Женя Марту и Данилу. Но что-то мешало ей говорить, как будто во рту у нее была варежка. И у нее вышло только ав-ав.
Тут Женя увидела, что Дженни сидит у ее ног и говорит:
— А я тоже так могу, я тоже могу…
И Женя поняла, что она спит. И что во сне она говорит по-собачьи, а ее Дженни — человеческим языком. Она хотела проснуться, но ей было так жалко прерывать этот дивный волшебный сон. Там более, что откуда-то сзади вдруг показался двортерьер Гай в шапке-ушанке, с клюшкой и на старых гагах. И он сказал Жене:
— Ну что, ты меня узнаешь? Я — вампир!
И страшно оскалился.
Женя закричала во сне от страха, и голос мамы ласково спросил:
— Что такое, девочка, что такое? Страшный сон приснился?
И Женя ответила сквозь сон:
— Очень страшный.
— А ты не смотри, не смотри.
— Так ведь показывают, — сказала Женя во сне. Поджала ноги и натянула плед на голову. Потому что ей опять захотелось оказаться на замершем озере, и она на нем опять оказалась.
Теперь здесь было очень много всякого собачьего народа, как у них на Чистом пруду в хорошую погоду. Просто толкучка.
Вот мимо Жени весело катит немецкая овчарка Эмма и на ходу кричит:
— Прекрасная погодка, не так ли, прекрасная погодка.
И Женя видит, что Эмма не одна, и ее лапы сцеплены в перехлест с лапами китайца Фунтика породы шарпей. И они выделывают на льду кренделя и разные сложные па, как заправские танцоры. Шарпею, правда, мешает его шкура, и он выглядит довольно неуклюжим и мрачным. К тому же поминутно зевает, и пасть у него фиолетовая. Зато Эмма весело улыбается.
— Фунт, — кричит Женя, — держи спину!
— Я и держу, — бурчит Фунт недовольно.
— Я инструктор, — говорит ему Женя строгим голосом. — И ты, если хочешь научиться кататься, должен слушаться.
— Я и слушаюсь, — говорит Фунт, и они уезжают в дальний конец озера, где стоит какой-то расписной шатер с золотым петушком на макушке.
— Мы будем кофе пить, — кричит Эмма. — Фунтику надо пить кофе для бодрости, для бодрости…
— Чаю со слоном! — рычит Фунтик.
И Женя видит: то, что она приняла за шатер, это наряженная пышная елка, точно такая, какую два дня назад поставили у них на бульваре. И петушок у елки на макушке вовсе не петушок, а красная звездочка.
Тут Женя слышит голос бабушки:
— Кто же это съел все пирожки с капустой?
— Все съел хомяк, — быстро говорит Женя, чтобы бабушка не подумала, что это съела Дженни.
— Какой такой еще хомяк?
— А я знаю, — говорит Женя.
А Дженни тут как тут. Сидит у ног Жени и облизывается. Неужели это она съела-таки все капустные пироги?
Дженни почему-то вся золотая, и хвост у нее золотой. И нос, и уши. А глаза горят то одним цветом, то другим, как будто в них отражается праздничная иллюминация.
— Дженни, это ты нарядилась на новогодний бал?
— Да, — говорит Дженни.
— А что это у тебя за костюм?
— А ты сама не видишь?
— Ах, ты нарядилась Жар-Птицей.
— Бывают Жар-птицы, — важно объясняет Дженни. — А бывают Жар-собаки. Неужели непонятно?
И Жене опять захотелось проснуться, чтобы всем рассказать, как Дженни подготовилась к новогодней елке, к небольшому семейному балу-маскараду, который что ни год устраивает дед на Рождество. Но Жене так жаль было уходить с озера, что она решила: я этот сон обязательно запомню, а потом перескажу… И опять крепко заснула, и опять оказалась на лесном озере.
И сразу же услышала знакомый скрипучий голос с присвистом:
— Тихон, Тихон.
Она пригляделась: на одинокой березе с краю озера сидел белый рогатый попугай и громко кричал.
Между тем представление продолжалось.
Теперь выступал сеттер-гордон Сэм огненно-красной масти. Он выступал в одиночном катании. Вот он разбежался и высоко подпрыгнул, повернувшись в воздухе два раза. Это двойной тулуп, подумала Женя и поняла, что это она сама научила Сэма так прыгать.
Тут же катила по льду и фокстерьерша Топси на белых фигурках, быстро исполняя дорожку, шаги, как говорят фигуристы, и ее маленькие ножки так и мелькали на льду.
— А ты что стоишь? — спросила Женя у ротвейлерши Бетти. — Ты будешь участвовать в соревновании?
— Вот еще, — сказала Бетти и отвернулась. — Я и так медалистка.
— Это нескромно, Бетти, так хвалиться своими наградами.
— Так уж и нескромно.
— Вот видишь, как катается Сэм. Смотри, смотри, он сделает сейчас тройной рутбергер.
Но показался красавец мастино-неаполитано, тоже разогнался и прыгнул, что было сил.
— Уж прямо и рутбергер, — проворчала Бетти. — Тоже скажете. Да этот телок от земли оторваться не может.
Но тут на льду появился и пудель Филя, и голден-ретривер с хозяйкой Кариной, и пудель Филя, и боксерша Настя, и даже кавказская овчарка Лада, и два брата-колли Семен и Федор. При этом Настя схватила Филю в охапку, несколько раз крутанулась на месте и бросила его, но Филя удержался на коньках и раскланялся. И тут все они принялись танцевать что-то цыганское, а Карина размахивала цветастой шалью.
— Это не по правилам, — закричала Женя, — прекратите, не то я пожалуюсь на вас в судейскую коллегию.
— Ну и пожалуйста, жалуйся на здоровье, — сказал короткохвостый всегда грустный такс Геркулес. Сегодня развеселился и он.
Король на именинах Сергей Иванович Зверев
# Дни всемогущего Монгола, хранителя воровского общака, сочтены. В новые короли воровского сообщества он прочит Карла, не последнего в криминале человека. Но с этим не согласен рвущийся к власти авторитет-беспредельщик Крематорий. Он подставляет Карла на целый кейс с баксами, который Карл взял в долг из общака. Если Карл не вернет деньги в срок, то не только не станет преемником Монгола, ему просто отрежут голову. Что ж, опытный карманник-виртуоз Карл решает тряхнуть стариной, кое-какие фокусы ему всегда удавались с блеском. Посмотрим, кто настоящий король, а кто дешевый крысятник.
Сергей Зверев
Король на именинах
Глава 1
Бутырская тюрьма никогда не пользовалась среди народа хорошей славой. Ни в девятнадцатом веке, когда она еще называлась Московским губернским тюремным замком, ни потом, когда стала центральной пересыльной тюрьмой дореволюционной России, ни в советское время. По сегодняшний день Бутырка справедливо имеет репутацию одного из самых беспредельных следственных изоляторов Российской Федерации. Скоро уже двести лет, как Бутырская тюрьма собирает под своими сводами тех, кто не в ладу с законом. Только люди, никогда не переступавшие ее порог, могут восхищаться вслух архитектурными достоинствами одного из обветшавших творений знаменитого архитектора Матвея Казакова. Это здание лучше рассматривать снаружи, а не изнутри.
Для сорокалетнего Андрея Кувалова с погонялом Кувадла это была уже третья ходка, а потому и чувствовал он себя в СИЗО привычно и уверенно. Не вскакивал при малейшем шуме в коридоре, не суетился, не строил несбыточных планов. В тюрьме что главное? Уметь ждать. Как ни торопи время, оно все равно по капельке капает - быстрей не пойдет. Взяли его по глупости, с поличным, тут не отвертишься.
Промышлял он квартирными кражами. Всегда брал только деньги. Рыжьем-ювелиркой и шмотками не увлекался. Дензнаки, они все одинаковые, пойди докажи, что это краденые купюры, а вот кольцо-гайку, сережки или шубу хозяева всегда признают. Поставил квартиру Кувадла чисто. Какой бы замок хитроумный инженеры ни придумали, а все равно, против фирменной дрели с алмазным сверлом ему не устоять. Места, где люди деньги на черный день хранят, Кувалов нюхом чуял. Стоило ему только на обстановку глянуть, то сразу понимал, чем хозяева дышат. Если мебелишка так себе, без позолоты и наворотов, то деньги скорее всего вместе с документами где-нибудь в серванте в обувной коробке лежат, в конверт почтовый запакованные. Найти их - пять минут понадобится. Если же роскошь напоказ, ищи деньги в укромном месте: за книжками, за видеокассетами или в платяном шкафу в пакете со всякими рваными носками или в туалете в вентиляции.
В тот раз деньги, и немалые - почти пять тысяч долларов, отыскались в морозилке холодильника в пачке из-под пельменей. И все бы ничего, если бы Кувадла ушел сразу, как деньги взял. Но приглянулась ему побрякушка в стеллаже - футбольный мяч с автографами его любимой команды «Спартак». Дрель с аккумулятором, как всегда, в портфель положил, а мяч-то не сдуешь. Бросил его в пакет, который на кухне подобрал. А когда из квартиры выходил, то с соседкой нос к носу столкнулся. Буркнул: «Добрый день» - и в лифт. Сразу ему старушка не понравилась. Любопытная, сухонькая, нос острый. Такой нос в любую щель залезет. До первого этажа он и не доехал, лифт остановился. Думал сперва, просто так, сломалось что-то. Но когда створки дверей открылись, то увидел Кувадла на площадке ментов с автоматами. Старушка-то ушлой была, мяч с пакете мигом распознала, и не 02 позвонила, а сразу соседу с верхнего этажа, тот оперативником работал. Он и лифт отключил, и ментов вызвонил. К своему они мигом приехали. Вот так и загремел осторожный Кувадла, светила ему сто пятьдесят шестая статья пункт «В». А значит, и срок от двух до
шести. Тут уж как адвокат постарается.
Денег на хорошего адвоката у Кувадлы не было, потому и получить срок по минимуму он не рассчитывал. Вот уже месяц шел, как следак его в Бутырке мурыжил - оперу спешить некуда. Но и Кувадла уже научился жить так, чтобы о времени не думать. А поскольку был он блатным со стажем, то братва его поставила смотрящим по хате. Своего адвоката, которого Кувадле бесплатно предоставили, он два раза всего и видел. Сразу понял, что толку от него никакого. Говорит, а сам в это время о чем-то другом думает. И мешки под глазами синие, как у всякого, кто выпить лишнее любит.
В наполненной не выше тюремного норматива камере шла обычная жизнь, каждый из подследственных коротал время, как умел. Кто резался в «стирки» - карты, благоразумно отгородившись на шконке занавесочкой, кто играл в нарды, в это время одновременно работали два телевизора. По одному шел футбольный матч. Но после того как из-за мяча Кувадла и загремел на нары, о футболе ему и думать не хотелось. На экране второго телевизора гордо вышагивали манекенщицы, демонстрируя высокую французскую моду. Нормальный мужик по своему желанию такое на «вольняшке» смотреть не станет, разве что за компанию с женой. И то, если сильно попросит. Но тюрьма - другое дело. Мужчины, не видевшие живых женщин кто по месяцу, а кто и по полгода, таращились на экран, пускали слюни и, конечно же, взахлеб комментировали, что бы они с такими телками вытворяли, доведись им чудом перенестись за тюремные стены.
- У меня такая же в Саратове осталась, - зычно проговорил худосочный первоход в круглых очках-велосипедах, - один в один. Ноги от ушей, а волосы, как солома желтые и длинные, до самой задницы. И глаза голубые. - Он жадно затянулся плохонькой сигареткой.
Короткий окурок сжимал между двух спичек, чтобы выкурить до последнего. Затянулся и тут же закашлялся.
- Если ноги от ушей, то и задница у нее вместо головы, - пробасил один из зрителей - любителей высокой моды.
- Пошел ты… - очки-велосипеды блеснули.
- Куда? - тут же зло прозвучал вопрос.
Мгновенно воцарилась тишина. Все ждали, что же ответит очкарик. Даже картежники выглянули из-за занавески. В тюрьме надо строго следить за тем, что говоришь. Пошлешь неосторожно не в ту сторону или про матушку собеседника вспомнишь, можешь до утра и не дожить. За решеткой все сказанное воспринимается серьезно. «Косяк» в любой момент случиться может. Кувадле не хотелось, чтобы сейчас принялись выяснять отношения. Он незлобно и тихо произнес, но в тишине слова смотрящего хаты прозвучали веско:
- Фильтруй базар, очкарик. Так куда ты его послать хочешь?
- В баню… - упавшим голосом произнес саратовец, в первый раз оказавшийся на бутырских нарах.
- Баня еще через три дня, - не стал настаивать на сатисфакции мужик, - в баню можно. Правда, лучше бы ты меня в другое хорошее место послал. Я бы не отказался.
- Вы «сеансов» насмотритесь, скоро и телевизор трахнете, - произнес Кувадла, отворачиваясь к стене. Даже на его «козырной» шконке под самым окном дышалось тяжело.
Вся камера тут же взорвалась дурацким смехом. На воле от такой шутки никто бы, наверное, даже не улыбнулся.
- Фотография телки имеется? - вызвался любопытный и тронул очкарика за плечо.
- Была… - вздохнул тот, - но я ее на свиданке брату отдал. Эх, не привык я к таким сигаретам, на воле только «Мальборо» курил.
Никто не стал выяснять - почему отдал брату фотку. Все понимали, у каждого нашлась бы подобная история. В неволе вдвойне тяжелей, если что-то напоминает тебе о свободе. Смотришь на фотографию, и сами собой приходят мысли: что блондинка сейчас делает, одна ли, вспоминает ли… Вот и отдают зэки фотографии родных и близких, чтобы лишний раз не терзаться, не переживать.
В коридоре загремели ключи, и дверь камеры отворилась. Кувадла даже не повернулся.
- Кувалов, на выход, - лениво процедил сквозь зубы конвойный «рекс».
Кувадла, не выказывая удивления, неторопливо поднялся со шконки - сохранял достоинство. В камере, как в волчьей стае, только почуют слабость вожака, тут же повиноваться перестанут. А власть свою Кувадла держал железной рукой.
- Стоять, лицом к стене, - скомандовал «рекс».
Андрей Кувалов чуть медленнее, чем следовало, повернулся лицом к шершавой стене, заложил руки за спину. Железная дверь в камеру с грохотом затворилась.
- Пошел!
Кувалова конвоировали двое: коридорный в камуфляже, вооруженный дубинкой и баллоном со слезоточивым газом, и «рекс», которого он видел впервые. Коридор следственного изолятора был разделен железными решетками на отсеки. Запоры в решетках были двойные, но закрывались все они только на один ригель. Второй запор был куда надежней - три массивных стержня могли выдвинуться из стены по команде с пульта. «Рекс» открывал решетки длинным ключом-«вездеходом», каждый раз не забывая напомнить подследственному:
- Стоять, лицом к стене.
После тесной тюремной камеры коридоры, освещенные жидким электрическим светом, казались удивительно широкими. Узнику дышалось в них легко, хотя Кувалов помнил, когда его только привезли в Бутырку, так он не думал. Тогда мгновенно в нос ударил спертый, насыщенный миазмами воздух, отчего закружилась голова. Проплывали мимо темные прямоугольники металлических дверей с номерами хат.
Кувадла не спрашивал, куда и зачем его ведут, это тоже одно из тюремных правил. За решеткой человек не принадлежит самому себе, куда ведут - туда и пошел, нет выбора. Наконец «рекс» распахнул неприглядную дверь, за которой оказалось узкое и высокое, как стакан, помещение, всю меблировку которого составляли стол и два табурета, намертво прикрученные к полу. В таких кабинетах проходят допросы или встречи с адвокатами.
Андрей Кувалов опустился на табурет и положил перед собой руки на стол. «Рекс», не сказав ни слова, вышел из комнаты. Над головой серел неровно оштукатуренный свод, помнивший еще дореволюционных сидельцев. На стене, метрах в двух с половиной от пола, чтобы не дотянуться, горели две яркие лампочки, забранные в проволочные плафоны.
Когда дверь отворилась вновь, Кувадла даже не счел нужным обернуться.
- Здравствуйте, - услышал он спокойный мужской голос и тут же почувствовал, что в помещении запахло дорогим одеколоном.
- Здравствуйте, если не шутите, - Кувадла исподлобья глянул на элегантного мужчину в дорогом костюме, темно-синей рубашке и ярко-красном галстуке.
Позолоченные пуговицы поблескивали, отражая в себе лампочки. Лицо мужчины, умное и дородное, показалось Кувалову немного знакомым, но где и при каких обстоятельствах они встречались, вспомнить не смог. Знал наверняка, что вместе им сидеть не приходилось. Мужчина хоть и не чувствовал себя подавленным в тюрьме, но «домом родным» Бутырку наверняка не считал. Попытки поздороваться за руку не сделал. Взгляд его был немного брезгливым.
- Андрей Александрович, - вкрадчиво произнес он, - я ваш новый адвокат. Зовут меня Святослав Петрович Нардов.
И тут Кувадла припомнил, что уже не раз слышал об этом человеке. Среди бывалых зэков о нем рассказывали чудеса. Говорили, что этому юристу под силу составить любую бумагу. Что даже убийц он умеет вытаскивать под залог. Даже самые безнадежные дела принимали к пересмотру и костили по ним срок в два раза. Припомнилось, что видел его он в бутырском коридоре две недели тому назад. Но тогда Нардов даже не взглянул на заурядного домушника, а теперь сидит, улыбается ему.
- Вы слышите меня?
Даже челюсть у Кувадлы отвисла, он лихорадочно соображал, что делать. Тюрьма приучила его к тому, что сюрпризы приятными не бывают, а если и случаются, то непременно к худшему.
«Подстава, - подумалось ему, - но в чем она? Какой смысл подсылать ко мне дорогого адвоката. Следакам в деле и так все ясно. Да и не стал бы Нардов пачкаться».
- Вас что-то удивляет? Спрашивайте.
Нардов подвинул к Кувалову пачку «Мальборо» и вынул из кармана пиджака маленькую раскладную пепельницу, сдвинул крышку.
- Не понял, - наконец-то выдавил из себя домушник и жадно затянулся хорошей сигаретой, но почти не почувствовал вкуса.
- Я легкие сигареты курю, - улыбнулся адвокат и, не дождавшись ответа, продолжил: - Меня попросили выступить в вашу защиту. Вам платить мне ничего не придется.
- Кто заплатит?
Нардов глубокомысленно воздел глаза к грязному потолку:
- Этот человек не хотел, чтобы прозвучало его имя.
- Тогда и разговор окончен, - резко произнес Кувалов, попытавшись встать из-за стола, но Нардов остановил его взглядом.
- Выбор упал на вас почти случайно. Подошел бы любой смышленый зэк. Я не сказал, что платить не придется вообще. Услуга за услугу. Вы выполните, что я вам передам, взамен за это займусь вашим делом. Обещать чуда не стану. Честно говоря, я еще и не знакомился с ним, но все возможное устрою.
- Что от меня требуется? Я «загрузиться» должен?
Кувалов решил, что Нардова прислали уговорить его взять на себя чужое дело. Такое случается довольно часто. Ведь по российским законам больший срок поглощает собой меньшие. И прежде уже сидевший домушник, осужденный за квартирную кражу со взломом на три года, вполне может взвалить на себя и что-нибудь поскромнее, какую-нибудь драку у ресторана. Именно это и имел в виду Кувадла, сказав «загрузиться».
Святослав Петрович вежливо улыбнулся, и было в его улыбке что-то неискреннее, восточное. Темно-карие глаза покрылись масляной поволокой.
- Вы догадливы, но ошиблись. Я не хотел бы терять с вами время. Завтра к вечеру один из ваших сокамерников должен очутиться в тюремной больнице…
- Это не ко мне, - перебил Кувалов, - лепила решает, кому в больничку закосить.
Кувадла, как смотрящий хаты, знал, что сегодня в больничке уже оказались три вора в законе, значит, готовится толковище. Авторитетам предстоит перетереть и принять решение. Не водку же пить они там станут. Самого Кувадлу, ясное дело, никто на подобные мероприятия не приглашал - цветом не вышел.
- Если бы мне был нужен лепила, я бы к нему и обратился. Все равно, кто окажется в больничке, это на ваш выбор. Но повреждения должны быть серьезными. На грани выживания. Вам ясно? Именно на грани. Морг никому не нужен.
- Чего ж не понять, - хрустнул мощными руками Кувадла, - найти терпилу и
«покошмарить» по полной программе, но только чтобы не сдох.
- Все правильно. Вы согласны?
- Стремно.
- Опасаетесь администрации, сокамерников?
Кувалов даже рассмеялся.
- Боялся бы, вы бы ко мне не пришли. Не могу понять одного - зачем? А в темную играть не люблю.
- Вы не поверите, но даже я играю в темную, - пожал плечами адвокат, - так что и ответить мне вам нечего. Думайте, - он взглянул на часы, - у вас есть три минуты.
Кувалову казалось, что он даже слышит, как противно тикают на руке Нардова швейцарские часы. Предложение выглядело заманчивым.
«Но на кой хрен? - недоумевал Кувалов, - подстава, падлой буду, подстава. Надо отказываться».
- Вы уже решили? - Нардов постучал отполированным ногтем по стеклу часов.
- Сделаю, - произнес Кувалов, и обратной дороги у него не было.
Потому как в тюрьме и на зоне - железное правило: «мужик сказал, мужик сделал». Никто домушника за язык не тянул.
- Вот и чудно, - адвокат облегченно вздохнул, - надеюсь, теперь ваши дела пойдут лучше, только постарайтесь сами не засветиться, чтобы мне потом вас от еще одной статьи не отмазывать.
Нардов щедрой рукой поделился с Куваловым сигаретами, отсыпав ему половину пачки, и подсунул на подпись документ. Кувадла прочитал его от первой заглавной буквы до последней точки. Ничего особенного, обычный договор с адвокатом, о передаче ему права представлять интересы обвиняемого.
- Желаю удачи, - Нардов произнес это таким тоном, что было понятно: если Кувалов не исполнит обещанного в точности, ему не жить - что-что, а смысловые оттенки своему голосу Нардов придавать умел.
Папка захлопнулась.
- Вот и все. Охрана! - позвал адвокат. - Можете увести.
«Рекс» с бесстрастным лицом открыл дверь и скомандовал:
- На выход.
Вновь были переходы, коридоры, разбитые на отсеки-шлюзы, гремел ключ-«вездеход». Наконец Кувалов оказался перед железной дверью своей камеры. Шмонать его после встречи с адвокатом никто не стал. Сокамерники с интересом уставились на смотрящего хаты. Событий в тюрьме немного, всегда интересно узнать, как продвигается следствие у другого. На чужих ошибках, гляди, и ума-разума наберешься. Еще про один прикол следаков узнаешь и не поведешься на него.
Однако спрашивать у Кувалова не решались, если захочет, сам расскажет. Смотрящий прошелся по притихшей камере и сел на шконку, огляделся. До этого перед ним были не люди, а серая масса, которую только и надо, что держать в повиновении. Сейчас ему предстояло самому решить - кого измордованным понесут в больничку. И понесут ни за что, просто потому, что так сказал Нардов. Угрызения совести не сильно допекали Кувалова. В конце концов, в тюрьме каждый сам за себя. Если не сумеешь себя поставить - пропадешь. Но тут же приходила в голову мысль, что и его самого могут так же поставить на кон.
Двое «торпед» из татуированных блатных переместились поближе к смотрящему, на случай, если понадобятся.
- К следаку таскали? - шепотом поинтересовался один из них.
- Пошел ты… - тихо сказал Кувалов и тут же добавил, широко улыбнувшись: - В баню.
Густо татуированный арестант-«торпеда» подобострастно заржал, обнажив две желтые коронки.
Уже погасли экраны телевизоров. После отбоя камеру заливал мертвенно-синий свет. Кувалов никак не мог заснуть. Сегодняшняя встреча с Нардовым сломала его, потому что подарила надежду. А надеяться на лучшее - самое плохое для арестанта. Уж лучше приготовиться, что тебе впаяют «десятку», а потом получить «пятак», чем наоборот. Тогда и пять лет неволи покажутся детским сроком, который на одной ноге возле толчка пересидеть можно.
Во сне арестанты иногда вскрикивали. Было слышно, как плачет, не просыпаясь, под шконкой - «на вокзале» молодой шнырь. Кувалов повернулся на бок и отбросил одеяло. На втором ярусе нар поблескивали круглые стекла очков первохода. Парень боялся снимать их на ночь, чтобы ненароком не раздавить во сне. Руку он свесил вниз, то и дело сжимал пальцы, будто ловил что-то невидимое.
Кувадла сел, прислушался, никто не пошевелился. Он поднялся, прошел вдоль нар, всего на секунду задержался возле очкарика, сунул руку под самодельную подушку и тут же выдернул. И если бы не синий свет, то было бы видно, как прилила кровь к лицу видавшего виды блатного.
- Прости меня, господи, - прошептал он, уже вернувшись на место.
* * *
В тот самый день, когда адвокат Нардов появился в Бутырке, чтобы сделать Кувадле странное предложение, главный врач тюремной больницы Петр Алексеевич Барсуков слегка поправил свое материальное положение. На автомобильной стоянке, где он всегда оставлял свои «Жигули», Петр Алексеевич открыл машину, приспустил стекло в задней дверце, а затем хлопнул себя по лбу, словно что-то забыл, и заспешил прочь. Барсуков знал, что зря разыгрывает спектакль, что ничего он не забывал, а просто ему надо на время отойти в сторону. Но врач ничего не мог с собой поделать, ему было страшно, что кто-нибудь заподозрит, поймет, почему это он не спешит уехать домой, вот и прикинулся забывчивым.
Барсуков - высокий дородный мужчина с чуть обрюзгшим лицом, закурил и нервно затянулся. Сегодня ему уже пришлось поволноваться, когда по его распоряжению в тюремную больницу перевели трех воров в законе, сидевших в Бутырке. Перевод всей троицы он устроил по достойным веры диагнозам, почти не сочинял, ведь настоящих хворей у высоких авторитетов воровского мира хватало. Все-таки тюрьма - не курорт, и здоровья никому из сидельцев она еще не прибавила. По большому счету придраться было не к чему, даже если бы на доктора и наехало начальство.
«Ну да, подстраховался, - сказал бы он, - можно было и не госпитализировать, но сами же понимаете, если вдруг окажется, что законник умрет из-за того, что ему вовремя не оказали помощь… Это же грозит бунтом в тюрьме».
Начальство и слова не сказало. Сколько и кто, кроме него, получил денег за эту госпитализацию или же сделано это было взамен за услугу, Барсуков не знал и не хотел об этом думать. Его интересовала только его собственная доля.
В тюрьме работа не сахар, того и гляди подхватишь туберкулез или взбесившийся от безысходности арестант наградит тебя СПИДом, вцепившись зубами в руку. Корячиться за одну зарплату, проводя каждый божий день за решеткой в обществе преступников, нормальный человек не согласится. И потому взятки Петр Алексеевич считал справедливой добавкой к денежному довольствию. Он-то считал, но государство полагало иначе, вот и боялся всего Барсуков, боялся панически.
«Боже мой, - думал он, глядя на свою машину, поблескивающую лаком на солнце, - ведь могу же позволить купить себе хороший новый автомобиль - немецкий или японский, а езжу на отечественной развалюхе. Могу купить квартиру побольше и ближе к центру, но живу с женой в той, какую получил еще от государства. Могу поехать отдыхать за границу, но приходится ездить в Сочи и жить в дешевеньком доме отдыха… Но ничего, когда выйду на пенсию, оттянусь. Вот тогда и пригодятся мои сбережения. Пенсионерами никто не интересуется», - утешил себя тюремный врач.
Сигарета сотлела уже до самого фильтра, а Барсуков не выпускал ее из пальцев и даже время от времени делал вид, что затягивается. Он не боялся, что его обманут и не привезут обещанные деньги, он боялся, что его словят родные правоохранительные органы. На стоянку зарулил черный «БМВ» с тонированными стеклами. Автомобиль медленно ехал, словно водитель выбирал место для парковки. Барсуков следил за ним, не отрывая глаз. Возле «Жигулей» водитель даже не сбросил скорость. Вроде бы ничего и не произошло, но напряженный взгляд тюремного врача засек, как из окошка
«БМВ» вылетел небольшой цилиндрик и прямиком угодил в приоткрытое окошко
«Жигулей». Проехав стоянку насквозь, «БМВ» покинул ее и вскоре уже растворился среди других машин, на прощание мигнув Барсукову габаритами.
Петр Алексеевич задумчиво принялся насвистывать мелодию из Моцарта. Он возвращался к машине не прямиком, а заложив крюк, чтобы удостовериться - никто за ним не следит. Лишь оказавшись в салоне, он решился заглянуть в зеркальце заднего вида, укрепленное на ветровом стекле. Поправил его и разглядел на заднем сиденье небольшой, но тугой скруток долларов, завернутый в прозрачный полиэтилен и перетянутый аптекарской резинкой. Тут же отвел взгляд. Даже если бы сейчас на его машину налетели «маски-шоу», а омоновцы выволокли и бросили его лицом на асфальт, доказать потом было бы ничего невозможно. Отпечатков пальцев на деньгах нет.
«Подбросили!» - твердо стоял бы он на своем, и самое странное, что его оправдали бы.
В том, что при надобности у него окажется один из лучших адвокатов России, Барсуков не сомневался, сидельцы Бутырки, кому он оказывал услуги, пусть и платные, постарались бы. Лепила, если он не зверь, считай, единственная уважаемая арестантами профессия в тюрьме. И рассуждение типа: «Все равно на должность Барсукова не вернут. Зачем ему помогать?» - не прошла бы. Придет другой врач, но он будет твердо знать, что в беде его не оставят.
Примерно так рассуждал Петр Алексеевич, выезжая со стоянки. Он твердо знал, что не дотронется до денег, прежде чем не остановится в собственном дворе. Он даже дверки в машине не блокировал, чтобы потом в случае чего иметь возможность оправдаться:
«Я же ни от кого не прятался. Да если бы я боялся, то закрылся бы наглухо».
Конечно, рассуждения врача были чем-то схожи с мальчишескими. Дети тоже любят по сотне раз прокручивать одну и ту же ситуацию, всякий раз пытаясь предугадать и предотвратить возможные ошибки. Они заранее придумывают, что скажут сами, и сами же отвечают за собеседника. А потом обязательно случается совсем не так, как они думали. Жизнь - она лучший режиссер.
Так же случилось и с Барсуковым…
Он старательно избегал оглядываться, чтобы случайно не наткнуться взглядом на доллары, полученные за переправку блатных в тюремную больничку. Город плох тем, что в нем много светофоров. На одном из них, когда Петр Алексеевич еще не успел заскучать, ожидая зеленого сигнала, из машины остановившейся за ним - темно-зеленого, почти черного «Гранд Чероки», вышел элегантный мужчина и тут же направился к «Жигулям». Барсуков вздрогнул, когда заметил за стеклом темный силуэт, его взгляд приковал к себе красный галстук. Рука сама собой потянулась к кнопке блокировки дверцы. Мужчина нагнулся и постучал в стекло согнутым пальцем.
- Разрешите к вам, Петр Алексеевич. Свет скоро переключат. Не стоять же мне посреди проезжей части.
У Барсукова немного отлегло от сердца, когда он признал в мужчине, обладателе красного галстука, адвоката - Святослава Нардова.
- А… это вы, - и тюремный врач приоткрыл дверцу, - садитесь.
Барсуков затравленно оглянулся, чтобы увидеть, кто же остался в машине, которую покинул адвокат. Но солнцезащитный козырек был опущен, и Петру Алексеевичу пришлось довольствоваться лишь созерцанием волевого, по-модному небритого подбородка.
- Не волнуйтесь, езжайте, как ехали, меня подберут, - адвокат улыбнулся одной из своих располагающих к искренности улыбок, - есть небольшой разговор.
«Улыбается, наверное, деньги заметил, - похолодело в душе у тюремного врача, - какого хрена ему надо?»
На перекрестке «Гранд Чероки» послушно свернул за «Жигулями».
- Я вас слушаю.
- Прошу об одной чисто товарищеской, профессиональной услуге. - Нардов довольно бесцеремонно открыл перчаточный ящик в машине и одну за другой положил на крышку пять стодолларовых купюр, придавил их пачкой сигарет. - В тюремной больнице…
«Далась им всем тюремная больница, - подумал Барсуков, - куда он клонит?»
- …так вот, в тюремной больнице, - продолжил адвокат, - завтра вам предстоит вызвать к одному пострадавшему консультанта - доктора Иванова, из двадцатой больницы. Скажете, что пострадавший, на ваш взгляд, нетранспортабельный, и доставить его в городскую больницу для консультации невозможно.
- Погодите, - возмутился Барсуков, - нет у меня сейчас в больнице нетранспортабельного больного. Нет.
- Завтра будет, к вечеру он будет точно, - голос Нардова переливался, как горный ручей, - фамилии, к сожалению, назвать еще не могу. Консультанта с реанимационной бригадой вызовите вечером, так, чтобы приехать они могли уже ночью.
- Если вы собираетесь устроить побег, то я…
- Какой побег? Стал бы я в этом участвовать! Просто одному человеку очень нужно побывать в тюремной больнице для важного разговора. Вы же знаете доктора Иванова?
- Конечно, знаю - он ведущий реаниматолог.
- Тогда чего вы опасаетесь? - Адвокат поигрывал откинутой крышкой перчаточного ящика, на которой лежали придавленные пачкой сигарет доллары.
- Начальник тюрьмы - не дурак. Мне и так уже пришлось сегодня рискнуть.
- Конечно, не дурак, и в этом я успел убедиться, мы беседовали совсем недавно. Смею вас заверить, больница в ближайшие дни его совсем не будет интересовать, - указательным пальцем Нардов прикоснулся к деньгам, - вы всего лишь перестрахуетесь, вызовете реаниматолога. Никому не хочется, чтобы арестант помер в больнице из-за того, что ему вовремя не оказали помощь. Журналисты любят обсасывать подобные трагедии. А вы проявите гуманность. Начальник подпишет пропуск на реанимобиль и спокойно уедет домой. Вы тоже.
Барсуков колебался. Подставы со стороны адвоката он не опасался, тот ни за что не стал бы рисковать своей репутацией, и не потому, что был очень честным и порядочным. Таких людей среди адвокатов, пожалуй, вовсе не отыскать - не та специфика профессии. Просто, подставив один раз, навсегда потеряешь доверие, тебе больше никто не сделает поблажки, ни за красивые глаза, ни за деньги. Единственный вариант, при котором Нардов мог пойти на подставу, если бы ему заплатили больше, чем он рассчитывал заработать на клиентах до конца жизни. А такие деньги предложить некому. Да и зачем?
«Хотя, если планируется побег, могут выложить огромные бабки, - подумал врач, - не стоит себя мучить, - решился он наконец, - надо соглашаться. Стоит только поторговаться».
- Я вас слушаю, - Барсуков бросил равнодушный взгляд на деньги.
- Я уже все сказал. Жду только вашего согласия.
В зеркальце заднего вида маячил «Гранд Чероки» с небритым мужчиной за рулем. Отражение в маленьком зеркальце прыгало, и тюремный врач никак не мог рассмотреть лицо.
- Даже не знаю, что вам и сказать. Вы меня толкаете на должностное преступление.
- Помилуйте, - засмеялся Нардов, - вся предыдущая часть разговора не более чем возможное допущение. Ведь пострадавший в больницу еще не поступал, он мирно сидит в Бутырке. Он даже знать не будет, почему угодил в больницу и почему к нему отнесутся там с подобающей цивилизованной стране гуманностью. Это только допущение, рассуждения. А факты…
Барсуков глянул на адвоката, в его глазах Нардов прочитал:
«Что ты мне втираешь? Неужели не понял, что денег мало предложил? А если тебя только на полштуки уполномочили, то выметайся из машины. За мелочовку не берусь».
Вновь раскрылось портмоне, Нардов вытащил еще две стодолларовые бумажки, подхватил сигаретную пачку, бросил их сверху пяти банкнот и тут же захлопнул перчаточный ящик.
- Вот и все, - сказал он и промокнул лоб носовым платком.
Барсуков только кивнул в ответ.
- Остановите. Дальше я сам, - попросил Нардов, - день выдался тяжелый. Но удачный благодаря вам. Теперь можно и расслабиться.
- У меня каждый день тяжелый.
- Сочувствую. Но терпение и усилия непременно вознаграждаются. Всего доброго.
«Жигули» притормозили у бордюра. Элегантно одетый Нардов выбрался из машины. Выходя, придержал рукой красный галстук. Тут же остановился и «Гранд Чероки», чтобы подобрать адвоката. Барсуков дождался, пока огромный и торжественный, словно дорогой лакированный гроб, джип отъедет. За рулем сидел явно не простой шофер - наемные люди так властно не смотрят на мир.
«Видел я его раньше или нет?» - задумался Барсуков.
Память на лица он имел плохую. Лица пациентов его никогда не интересовали, зато держал в памяти особенности строения тел тех, кого ему приходилось осматривать. Досконально помнил татуировки, но не лица.
«Взгляд у небритого странный, - решил тюремный врач, - вроде как правый глаз слегка косит, сразу и не поймешь, куда смотрит».
Барсуков благополучно доехал до своего двора, припарковал скромные «Жигули» между двумя иномарками и заглушил двигатель. На дворовой стоянке было пусто - ни одного человека. Деньги из перчаточного ящика он выгреб и, не пересчитывая, сунул в карман. Новенькие купюры захрустели. Скруток с баксами зажал в кулаке. Деньги буквально жгли руку, ему не терпелось от них избавиться. Тюремный врач не стал подниматься домой, а сразу спустился в подвал. Чем-то подвальный коридор напоминал ему бутырские переходы. Те же пронумерованные двери, такая же сырость, слабое освещение, только все исполнено в миниатюре и не хватает решеток-перегородок. Закрывшись в собственном сарае, Барсуков осторожно выдвинул из стены кусок чугунной канализационной трубы. Внешне она смотрелась как самый банальный «стояк», но на самом деле начиналась у потолка и кончалась в выемке бетонного пола. Деньги, для надежности завернутые в блестящий станиоль и закрученные в толстый полиэтилен, исчезли в ее недрах.
«Ну вот и все, - с облегчением вздохнул врач, - теперь можно по совету адвоката и расслабиться. Завтра еще немного поволноваться, а там и выходные».
Нардов тем временем еще не мог себе позволить отдых. Он вертел в пальцах изрядно опустевшую пачку сигарет. Наконец «Гранд Чероки» свернул в боковую улицу и замер у пустынного тротуара.
- Как понимаю, он взял? - поинтересовался чуть небритый мужчина, снял руки с руля и негромко включил в салоне музыку.
- Само собой разумеется, - в глазах адвоката уже не было прежней брезгливости, - я еще не встречал человека, который был бы способен отказаться от денег. Даже среди сумасшедших.
- А мне приходилось.
- Среди кого?
- Среди блатных.
- Значит, вы им мало предлагали. Барсуков тоже не сразу согласился. Половина штуки его не устроила, но семьсот взял.
- Оборзели менты, думают, что раз Москва - столица, то можно и ставки заламывать космические. Скоро за бутылку водки, пронесенную в СИЗО, по сотке станут требовать.
- Барсуков подумал, что побег замыслили.
- Ты ему объяснил?
- Как сумел. Если бы не поверил, не взял бы.
- Хорошо, теперь езжай в двадцатую больницу. Надо, чтобы реаниматолог не передумал.
- Все получится. - Нардов улыбнулся и прикоснулся ладонью ко лбу. - Я пошел?
- Валяй.
«Гранд Чероки» буквально взрыл асфальт шипованными протекторами и умчался по пустынной улице.
- С огнем играет Артист, - то ли восхищаясь, то ли осуждая, произнес адвокат вслед удаляющемуся джипу.
Глава 2
Грохоча алюминиевыми поддонами и распространяя запах тухловатой рыбы, «ЗИЛ» с ярко-голубым рефрижератором, на котором красовалась новенькая надпись «Рыба - Пеликанов и К°», отъехал от рампы. Металлическая дверь магазина с грохотом захлопнулась. Два небритых уставших грузчика в темно-синих халатах и грязных кожаных передниках сошли по ступенькам с рампы. Они устроились в тени каштана, единственного на весь двор полноценно растущего дерева. Грузчики сидели на пластиковых ящиках и курили. Перед каждым стояло по бутылке пива.
Не прошло и минуты, как к рампе подлетел темно-синий легковой автомобиль «БМВ» седьмой модели, каких в Москве тысячи. Взвизгнули тормоза, машина замерла как вкопанная, двигатель мгновенно смолк. Между бампером и бетонной рампой расстояние измерялось сантиметрами.
- Во дает! Снайпер, - нервно затянувшись сигаретой без фильтра, пробурчал пожилой грузчик. - И коробок спичечный не проскочит.
- И машины им не жалко, - в тон ему, словно автомобиль являлся его собственностью, сказал грузчик помоложе, выковыривая ногтем из глубокой морщины на запястье присохшую рыбную чешую.
Из машины уже выбрались двое мужчин лет по двадцать пять в черных джинсах и кроссовках. Оба коротко стриженные, с крепкими шеями, покатыми плечами. На одном была джинсовая рубашка цвета весеннего неба, а на другом вишневая майка без рукавов - рельефные бицепсы украшала густая, как паутина, татуировка. Парни огляделись по сторонам. По грузчикам скользнули такими взглядами, словно те были не люди, а дворовые коты, которые крутятся в надежде стащить кусок мороженой рыбы.
Мужчина в майке без рукавов посмотрел на часы.
- Ну что, идем?
- Однако и смрад здесь! - сказал его приятель, брезгливо морща сломанный нос.
- Все надо делать вовремя, чики-чики, - растопырил пальцы и пошевелил ими парень в майке.
- А это кто такие? - глядя на широкие спины парней, которые поднимались по ступенькам к обитой железом двери магазина, поинтересовался молодой грузчик.
- Инкассация, - услышал он в ответ от своего напарника.
- У вас тут хоть деньги регулярно платят? Устраивался, обещали, что задержек не будет.
- Задержки - это не для мужиков, для баб. Когда придет день получки, тогда и узнаешь, как тут платят, - немолодой грузчик с фиолетовыми прожилками на щеках и белыми склеротичными пятнышками на кистях рук сказал и отвернулся от бетонной рампы, словно все происходящее его абсолютно не касалось.
Парень в джинсовой рубашке схватился за дверную ручку, трижды дернул. Дверь не открылась.
- Не понял, - сказал он, обращаясь к двери, - это еще что такое?
Второй сжимал и разжимал напарафиненные кулаки. Лицо у него было абсолютно отсутствующим. Парень в джинсовой рубашке стал к двери спиной и трижды так сильно ударил в дверь ногой, что та задрожала, а по двору покатилось эхо. Даже голуби, сидевшие на жестяной крыше над рампой, взлетели и рассыпались в воздухе как фейерверк.
- Петрович, подожди! - раздался из-за двери женский голос.
- Какой Петрович на хрен! Открывай калитку! - рявкнул и еще раз ударил в дверь ногой парень в голубой джинсе.
- Так это не ты, Петрович? - раздраженно прозвучало из-за двери.
- Нет.
- А кто?
- Дед Пихто, дура! Инкассация.
- Ой, извините!
Парень в джинсовке говорил так уверенно, словно весь этот двор, дом и магазин принадлежали ему. Из «БМВ» летели песни знаменитого и популярного «Лесоповала». Молодой грузчик пил пиво и, сидя, притоптывал в такт музыке, он с интересом следил за приехавшими парнями. А что еще? Подтаявшую рыбу они перегрузили, пустую тару вынесли в рефрижератор, так что можно и отдохнуть, расслабиться.
Теперь уже парень в майке посмотрел на часы, сплюнул под ноги.
- Что-то настроение у меня начинает портиться. Не нравится мне.
- Чего тебе не нравится?
- «Пеликанов и K°».
- А-а, - сказал парень в джинсовке, и у него под широкими скулами забегали желваки.
Не успел в замке повернуться ключ, как парень так рванул на себя дверь, что девушка в белом халате с растрепанными каштановыми волосами вылетела чуть ли ему не на руки. Она что-то хотела сказать, но, увидев звероватые мрачные лица и татуированные бицепсы, втянула голову в плечи.
- Хозяин на месте? - почти нежно спросил парень в майке, заглядывая девушке в глаза.
Губы с размазанной помадой шевельнулись, она тряхнула головой, показывая в глубь магазина.
Ей, с огромным трудом устроившейся на работу две недели назад, хозяином магазина представлялся директор, тридцатисемилетний толстяк в льняном костюме, пахнущий дорогим, по ее мнению, одеколоном. Директор магазина Валерий Федорович Желтков только что пытался отыметь молоденькую неопытную продавщицу, и, если бы не грохот в дверь, возможно, ему бы это и удалось. Он был раздражен, сидел в тесном кабинетике под вентилятором и жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватал прохладный воздух пухлыми губами. Жалюзи на окне были плотно закрыты.
Фима и Серый привычно прошли знакомым коридором, свернули направо, обошли два огромных холодильника и оказались перед дверью директорского кабинета. Фима одернул джинсовую рубашку, а Серый вытянул руки из карманов джинсов. Они вошли в кабинет, и там тут же сделалось катастрофически мало места. Пришельцы уставились на директора. Тот ответил им таким же вопросительным взглядом.
- Хозяин где? - Фима подошел к Валерию Федоровичу Желткову вплотную, развернул вентилятор на себя и подставил голову под упругую струю воздуха. - Что, в пот кинуло? - Хмыкнув, он уставился на темное пятно пота на майке директора магазина.
- А что вам, собственно, угодно? - Директор хотел подняться, но Фима опустил руку на жирное плечо и вдавил директора в кресло.
- Ты не понял, что ли, кто мы, по какому делу? Хозяин не предупредил?
Валерий Федорович опять попытался встать с кресла, но это ему не удалось. Он даже покраснел от натуги.
- Сиди, не менжуйся. У вас и так тут смердит, ты же не станешь воздух портить? Мы по два раза ходить не любим. Филки гони! - Серый сел на стол и стал рассматривать кулак, накачанный парафином.
- Мне хозяин никаких распоряжений не давал.
- Ах так, не давал? Забыл, наверное? - переглянулись Фима и Серый. - Пеликан забыл. Обидно. Ну, раз мы уже здесь, чтобы два раза не ходить, - сказал Фима, - ты должен будешь ему напоминать об этом каждый месяц. Ты ему будешь напоминать, договорились?
- Что я ему должен напоминать?
- Ну и лох!
- Он над нами издевается.
Фима положил пятерню на затылок Валерия Федоровича Желткова, сжал пальцы, словно у него под рукой был арбуз вместо головы, а затем резко завалил Желткова на бок к столу и ударил лицом о стол, причем так сильно, что два бокала, один пустой, второй полный, упали на пол и разбились. Желтков завизжал от боли.
Серый взял со стола три шоколадные конфеты, развернул их и по очереди отправил в рот. Фима за редкие волосы оторвал от стола голову директора магазина.
- Ну, ты теперь понял, о чем я тебя попросил, мудак? Или повторить?
Из разбитого носа текла кровь, капли падали на белую майку, на кремовый льняной пиджак и брюки. В общем, вид у директора рыбного магазина, принадлежащего фирме
«Пеликан и K°», был не ахти.
Фима взял телефонный аппарат, поставил рядом с директором:
- Звони Пеликану, непонятливый, а то останешься без носа.
- И возможно, даже без зубов, - уточнил Серый, смачно жуя конфету.
В дверь громко забарабанили.
- Скажи, что ты занят, пусть не беспокоят, - ласково попросил Желткова Фима.
- Я занят! Потом, потом! - судорожно выкрикнул Валерий Федорович, дрожащей рукой схватил телефонную трубку и принялся тыкать пальцем в клавиши.
Желтков несколько дней назад бросил курить. Сейчас ему очень захотелось глотнуть дыма, но сигарет не было, и вместо этого он сунул в рот жвачку. Он уже разобрался, кто пожаловал в магазин, до этого дня общение с «инкассаторами» брал на себя исключительно хозяин Артур Пеликанов, чей номер только что и набрал директор.
- Артур. Они пришли.
- …
- Забыли?
- …
- Да-да, я понял.
- …
- Из выручки? Хорошо.
- …
- …Еще не было инкассации…
- …
- Хорошо. - Желтков положил трубку на рычаги, испуганно заморгал.
- Что Пеликан сказал?
- Извините, господа, - Желтков прикладывал к носу платок.
- Рожу бы умыл.
- Только вытри сначала, - посоветовал Серый директору магазина.
Тот схватил полотенце, принялся вытирать лицо. Размазал кровь по двойному подбородку.
- Ну, клоун! Ты на себя в зеркало глянь, словно человека сожрал.
Фима с Серым поняли, что произошло: хозяин не предупредил директора, что сегодня приедет «крыша» - забрать деньги. А директор новенький, как и половина персонала в магазине, оказался не в «курсах», вот и попал в неприятную историю.
Директор из сейфа вытащил деньги - пачки, перетянутые аптечной резинкой.
- В пакет положи. Даже бабки, и те рыбой воняют. И как ты тут дальше работать будешь? - почти с жалостью, глядя на директора, сказал Фима. - И бабы все вонючие, рыбой насквозь пропахли, как бочки из-под селедки.
- Ага, - согласился директор, складывая деньги в непрозрачный пакет для мусора.
- Ну вот, порядок, - похлопал по плечу Валерия Федоровича Желткова Фима. - Теперь ты нас знаешь, хозяину будешь напоминать. Больше не забудешь, в зеркало чаще посматривай. До встречи.
В коридоре, прижавшись к холодильнику, стояла и дрожала молоденькая продавщица с растрепанными каштановыми волосами. Серый наклонился к ней и прошептал на ухо:
- Иди директора успокой, быстро!
Девушка метнулась к открытой двери.
Пацаны, смеясь, вышли на рампу, легко спрыгнули к машине, забросили пакет на заднее сиденье. Фима посмотрел на часы, протянул руку, провернул ключ в замке зажигания. Ключ оставался в машине все то время, что они отсутствовали, дверцы приоткрыты, тонированные стекла в окнах опущены.
- Пошли посмотрим, - позвал молодой грузчик своего пожилого коллегу.
- Нет, - сказал тот, - посидим еще, пусть там все устаканится.
- А что там было?
- Я откуда знаю? - резонно заметил грузчик, вливая в рот последние капли теплого пива. - Но смотреть не хочется.
«БМВ», из которого неслись песни «Лесоповала», завизжал протекторами, взревел и, развернувшись чуть ли не на месте, умчался со двора.
- Теперь уже все? - спросил Серый.
- Теперь к Карлу, - ответил Фима, - куда ж еще? Пеликан последним был.
* * *
Хозяин небольшого, но уютного бара «Лондон», находящегося в ста метрах от людной центральной улицы, сегодня сам стоял за стойкой. Были у него и два бармена, и официант, но сегодняшний вечер накануне выходного дня обещал быть шумным. На двери бара красовалась табличка: «Извините. Закрыто».
В баре на семь столиков и на пять табуретов у стойки, кроме хозяина, находилось еще два человека: вор в законе Карл и его девятнадцатилетний крестник Николай Бунин в темных очках на красивом бледном лице. В двери изнутри бара из замка торчал ключ. Музыка звучала непривычно тихо, хотя колонки и аппаратура за спиной бармена-хозяина могли дать такой звук, что стены стали бы пульсировать, а бокалы с коктейлями заползали бы по мраморной плите стойки бара.
Но сегодня был не тот вечер, когда гремит музыка, дверь открыта настежь, а над стойкой до рези в глазах мигают лампочки. Бунин пил кофе, а перед смотрящим - Карлом стояла белая чашка и такой же белый заварник. Карл через ровные интервалы времени наливал немного заварки в чашку и не спеша выпивал. Его темный дорогой плащ с большими костяными пуговицами висел на плечиках за спиной.
- Еще чего-нибудь, может? - хозяин бара, коротко стриженный мужчина лет тридцати восьми, вышел из-за стойки и глянул на Карла, сидевшего спиной к двери.
- Не суетись. Ничего не надо. Хороший чай быстро не выпьешь.
- Может, вам чего-нибудь подать?
Карл не мог сдержать улыбку, когда смотрел на Бунина. Парень умело изображал из себя слепого, то промахивался рукой мимо чашки, то не мог отыскать ложечку.
- Я бы еще кофе выпил. Музыка у вас сегодня хорошая, - произнес Николай.
- Может, громче сделать?
- Не надо.
- Кофе покрепче?
- Да, - сказал Бунин.
Через минуту чашка свежесваренного кофе уже стояла перед Николаем. На блюдце лежал кусочек сахара и маленькая шоколадная конфета. Бунин сжал чашку в пальцах, нащупал ложечку. Аккуратно собрал пенку, всю до последней капли, медленно поднес ко рту и проглотил, явно смакуя.
- И как ты можешь так много кофе пить? - не злобно пробурчал Карл.
- Понимаешь, столько чая, сколько пьешь ты, я не выпью.
- Не зарекайся, - заметил Карл и, одернув манжет черной шелковой рубашки, взглянул на часы, - чифирь до первой ходки мало кто уважает.
За дверью бара, на улице за пластиковым столиком, под единственным раскрытым зонтиком (все остальные были сложены) сидели двое блатных с синими от татуировок кистями рук. Одеты они были модно. На одном черный, на другом белый костюм. И рубашки: у одного белая, у другого черная. Абсолютно зеркальное сочетание, только вот лица и прически разные.
На другой стороне улицы притаилась машина, в которой сидели двое пацанов. Иногда они переглядывались друг с другом - те из машины и эти у двери, под зонтиком. Пепельница, пачка «Мальборо», две зажигалки, черные очки - все это лежало на льняной скатерти. Если кто-то из прохожих подходил к двери бара и, не заметив таблички, дергал ручку, толкал дверь плечом, один из блатных предельно вежливо, мягким певучим голосом произносил:
- Будьте любезны, не дергайте дверь, сегодня она не откроется. Приходите завтра.
Одного взгляда вкрадчиво говорившего пацана и улыбки его приятеля было достаточно, чтобы без лишних объяснений отойти подальше от бара «Лондон».
Дверь иногда открывалась, но для избранных.
Подъехала темно-синяя «БМВ» так тихо, что даже тормоза не запищали. Остановилась, дверца распахнулась, и на асфальт вышел Фима. Блатные, один в черном, другой в белом костюме, глянули на него, он на них. Фима подошел к двери, держа под мышкой объемный черный пакет, трижды негромко ударил в стекло, и дверь перед ним открылась. Фима вошел в бар, дверь без промедления закрылась, щелкнул замок. Блатной в черной рубашке поднялся, подошел к машине, нагнулся и, подмигнув, показал водителю, чтобы тот уезжал.
«БМВ» уехала, блатной вернулся на место, закинул ногу на ногу и, словно бы выполнил тяжелую работу, закурил. Сперва сжимал сигарету двумя пальцами, как это делает большинство курящих, но стоило ему задуматься, как, сам того не замечая, он перевернул зажженную сигарету, и та оказалась спрятанной в кулаке. Пацаны смотрели в разные стороны - в один конец улицы и в другой.
Фима коротко кивнул смотрящему. Карл ответил, бросив на него испытывающий, быстрый, как вспышка фотоаппарата, взгляд. Хозяин бара поднял прилавок. За стойкой была небольшая комнатка, где сидел седой мужчина и с ловкостью картежника безо всякой счетной машинки пересчитывал свезенные из района деньги и складывал их в обыкновенную хозяйственную сумку с замком-«молнией». Он принял пакет у Фимы, быстро раскрыл его и тут же брезгливо поморщился.
- А еще говорят, что деньги не пахнут. Да они просто смердят! Будто их вокзальная проститутка целый день таскала в трусах.
- «Пеликанов и K°», - уточнил Фима, - а то ты не знал, что рыбные «бабки» привезем!
- Они такие мокрые, что их хрустами язык не поворачивается назвать. Но деньги - они всегда деньги.
Немолодой мужчина в вельветовых брюках и сандалиях на босу ногу работал с деньгами быстро. Купюры мелькали в его пальцах, складывались в пачку, щелкала резинка, и пачка летела в черную хозяйственную сумку, банальную, как мусорный бачок. Деньги сейчас для него были просто бумагой, они его абсолютно не возбуждали. А вот Фима слюну сглотнул, когда увидел чрево сумки, набитое тугими пачками банкнот - долларами, евро и российскими рублями.
- Деньги - дрянь, но без них никуда, - сквозь зубы процедил мужчина, показывая Фиме жестом, что он не любит, когда стоят над душой.
Фима покинул комнатку, но не через бар, а по узенькому коридору, где двое с трудом могли разминуться, - к двойной железной двери, у которой стоял блатной с зажженной сигаретой в зубах и «стволом» - рукоятка со спиленной звездочкой красноречиво торчала из-под брючного ремня. Блатной глянул в «глазок» во двор, открыл одну дверь, затем другую. Фима вышел. У крыльца, почти вплотную к двери, стояло три машины. Поодаль, метрах в пятнадцати, у «БМВ» топтался Серый.
Бунин уже допил кофе, выкурил четвертую за час сигарету. Карл взглянул на часы.
- Ты еще кого-то ждешь?
Законный кивнул, насупил седые брови. Лицо у него стало суровым, и Николай, хорошо знавший Карла, понял, что тот взволнован и не пытается скрыть беспокойство.
Хозяин бара закатал рукава белой рубашки и принялся протирать стаканы. Карл клацал затвором бензиновой зажигалки, а когда ему это надоело, зажег ее, но сигарету прикуривать не спешил, вертел в чутких пальцах вора-карманника, играл с нею. Наконец прикурил, защелкнул крышку.
В это время из-за стойки вышел кассир. Напоминать смотрящему, что еще не вся сумма собрана, он не спешил. Посмотрел по сторонам на корешки книг, на виды Лондона в дубовых рамках, на дверь с торчащим из замка ключом. Он смотрел так, будто попал сюда впервые и уже никогда больше здесь не окажется, а потому пытается наглядеться вдоволь, все запомнить, чтобы потом рассказывать внукам, как выглядит Биг-Бэн, Трафальгарский сквер, мосты через Темзу, Бейкер-стрит, Тауэр. И, наглядевшись, словно надышавшись туманным воздухом столицы Британии, он подошел к Карлу. Законный сидел, опершись подбородком о кулаки.
- Одного еще не хватает, - коротко сказал кассир, заподозрив, что смотрящий не слишком усердно разглядывал посетителей с деньгами.
- Знаю, - ответил Карл.
- Ждать будем? Сколько?
- Сколько надо.
- Понял.
- Чай? Кофе? - спросил хозяин, когда кассир подошел к стойке.
- Минералки. Душновато там.
- Ну что поделаешь, - хозяин наполнил высокий стакан шипящей минералкой.
- Кого ждем? - спросил Бунин, прекрасно зная, что Карл не из тех, кто позволит красть у себя время и станет ждать припозднившегося с платой «бизнесюгу».
Николай не мог понять, почему вор в законе не схватит трубку мобильника или не пошлет пацанов разобраться, чтобы быстро метнулись туда-обратно и вернулись если уж не с деньгами, то с информацией. Карл больше не глядел на часы. Заварка в чайнике уже давно кончилась, законный сидел неподвижно, оцепенев, с полуприкрытыми глазами, словно вспоминал что-то далекое. Иногда на тонких губах пробегала, как ветер по паутинке, волна улыбки и тут же гасла. Если бы Бунину не надо было притворяться слепым, то он взял бы с полки какую-нибудь книжку и принялся читать, не спеша переворачивая страницу за страницей. Но роль слепого музыканта следовало играть до конца. Из всех присутствующих только Карл знал правду.
Николай смотрел на дверь сквозь темные стекла очков, курил, рассматривал руки Карла и его лицо, пытаясь отгадать, к кому же это вор в законе так неровно дышит, что даже опоздание прощает.
«Неужели женщина? - Бунин ухмыльнулся, вспоминая тех женщин Карла, которых знал. - Да уж она, должно быть, красоты и ума невероятного».
Вдруг Карл вздохнул, открыл глаза:
- Замаялся?
- Есть немного, - ответил Бунин.
- Ждать надо уметь. Иногда ждать тяжелее всего на свете, хотя жизнь человека и есть ожидание смерти с момента рождения. И вот что интересно, никто ведь и не спрашивает: хочет человек на белый свет появиться или нет? Хочет он бояться смерти?
Карл взял в руку зажигалку, спрятал ее в кулаке. А когда разжал пальцы, зажигалки на ладони не оказалось. Бунин сделал вид, что ничего не заметил, он ведь слепой.
За дверью бара «Лондон» истерично взвизгнули тормоза, резко и противно. Бунин даже поежился. А законный даже не шелохнулся, не повел головой. Из машины, остановившейся в переулке прямо напротив бара, выскочил мужчина с портфелем, резко захлопнул дверь. За ним следом выбежала девушка, тряхнула копной черных кучерявых волос.
- И я с тобой, - закричала она. - Слышишь, дед, не хочу я одна в машине сидеть, надоело мне!
Блатной метнулся молоденькой девушке наперерез, но пожилой мужчина, широкоплечий, с короткими седыми волосами, белыми, как снег, гаркнул утробным голосом:
- Меня Карл ждет.
Блатной отступился.
- Открой, - сказал Карл хозяину, вставая со стула и потягивая спину.
Мужчина вошел, следом за ним девушка.
- О, да ты не один! - Карл пожал руку пожилому мужчине, похлопал его по спине.
- Прости, невыкрутка, застрял в пробке и ни туда, ни сюда.
- А телефона нет?
- Разрядился, чтоб он неладен был!
- Ладно, присаживайся. А это что за красавица, прямо цыганка? Кармен какая-то. Лицо знакомое.
- Внучка моя Светлана.
Карл отступил на шаг, сощурил глаза, изучая внучку бизнесмена, торгующего сантехникой, Анатолия Ивановича Железовского.
- Не сразу признал. Ребенком еще недавно была. Незадача вышла. Волосы у нее теперь темные и кучерявые. Она же брюнетка, а звать Светлана. Непонятки, Толик, непонятки…
- Да кто ж ее знал, какая она будет, когда вырастет? Родилась, вообще волос не было, пушок светленький, и все.
- Я вас тоже помню. Маленькой на колени меня к себе садили, - Светлана Железовская, ничуть не смущаясь, оглядывалась по сторонам, - и на скрипке я вам играла. Вы еще сказали, что у вас виолончель итальянская дома есть. Вас Олег Карлович зовут, вы приятель моего деда. Почему же вы теперь Карлом называетесь?
- Я и тогда Карлом назывался. А теперь не лезь, Светлана, во взрослые разговоры.
Все казалось девушке удивительным - и мужчина, метнувшийся наперерез деду, и Карл, которого она видела последний раз лет пять тому назад, он стал теперь такой же седой, как ее дед, и красивый парень с бледным лицом в черных очках, и бармен, слишком уж солидный для такого маленького заведения.
Карл не сказал Анатолию Железовскому «садись», не принято это слово у бывших зэков. Он просто кивнул, сделал едва заметный жест рукой, и Анатолий присел за стол, но не за тот, где расположился Бунин, а за соседний. Бизнесмен, приехавший с внучкой, передал пакет кассиру.
- Книги я тебе привез, Карл.
- Книги? - не сразу сообразил смотрящий.
- Те, что должен был сегодня отдать.
- А… да, мой человек их просмотрит.
Кассир с пакетом исчез в задней комнатке, а Светлана подошла и села на место Карла прямо напротив Николая.
- Дед, - обратилась она к Железовскому, - у меня денег нет, а я кофе хочу.
- Мы не долго, - строго произнес Железовский.
- Ну что ты так! Нельзя отказывать молодой красивой девушке. Нельзя ее обижать. Сделай кофе, - Карл говорил тихо, но его все слышали.
- И мне, - вставил Бунин.
Карл и Железовский переговаривались тихо, казалось, они просто сидели и глядели друг на друга. Каждый из них видел что-то свое, но вспоминали они одно и то же.
- Тебя как зовут? - первой спросила Светлана.
- Николай, - ответил Бунин.
- Мое имя ты уже слышал - Светлана.
- Слышал.
- Ты для прикола очки носишь? Или… - девушка замялась.
- Нет, я слепой, - без тени смущения сказал Бунин.
- Извини, я сегодня взбалмошная. Сама не знаю, что говорю.
- Ничего страшного. Я привык к этому, а раньше я видел.
- Совсем-совсем не видишь?
- Я не вижу тебя, только слышу.
- Как интересно! Музон какой-то знакомый, - вдруг сказала Светлана и принялась перебирать пальцами по столу, словно играла на пианино.
- Шуман, попсовая обработка, - сказал Бунин, глядя на тонкие без маникюра пальцы Светланы.
- Похоже, точно, Шуман! А ты меломан? - уже заинтересовавшись Николаем, спросила девушка.
- Люблю музыку.
- Может, ты еще и играешь?
- Немного играю.
- На чем, если не секрет?
- На клавишах, на рояле.
- Я на скрипке, - призналась девушка. - И честно тебе скажу, надоела мне моя скрипка, как горькая редька. Если бы не дед, я бы уже послала всю эту музыку. Но он меня пилит по-черному, каждый день заставляет заниматься.
Бунин смотрел на Светлану и видел, что она не совсем понимает, в какой компании оказалась.
«Наверняка дед ее оберегает, балует, вот и смотрит девчонка на мир через розовые очки».
- Он у тебя музыкант?
- Какой музыкант, сантехникой торгует! Музыканта нашел. Король унитазов, умывальников начальник. Ну, это я шучу. Он просто клевый, суперный дед, я бы без него пропала. Дед меня сегодня брать не хотел, а я увязалась, он мне ни в чем отказать не может. И чего он упирался? Всех-то дел было Олегу Карловичу книги передать. А какие книги, даже не сказал.
Бунин поздновато понял, что девушка ему уже успела понравиться.
«Не так чтобы очень, Светлану красавицей не назовешь, высокая, тонкая и… какая-то нервная. Тонкий нос, большие глаза, чувственный рот и волосы, похожие на черную грозовую тучу», - Бунину захотелось дотронуться до них, на вид они были мягкие. Даже зуд появился на кончиках пальцев.
Светлана красиво держала чашку в длинных чувствительных пальцах, красиво поворачивала голову на тонкой шее, красиво и немного грустно улыбалась. И Бунин понимал, почему ее улыбка немного грустная - она его жалеет. Она свято уверена, что он слепой. Он чувствовал, что девушке хочется спросить у него, но она не решается. Бунин даже вопрос угадал: обычное желание зрячего узнать, как воспринимает мир человек, лишенный зрения.
Но вопрос задать Светлана Железовская не успела, как и не успел спросить у нее номер телефона Бунин. Она в свою очередь подумала, что если напишет телефонный номер на бумаге, то Николай и прочесть его не сможет.
- …если что, не стесняйся. Твое опоздание сегодня - это ерунда. Я ведь тебе по жизни должен, - тихо сказал Карл, глядя в глаза Железовскому. - С тобой мне тяжело рассчитаться будет.
- Ладно, не надо. Мы уже люди в возрасте, видишь, внучка какая? - Железовский повернул голову и помрачнел, увидев, что Светлана болтает с парнем в темных очках.
Кто может сидеть в баре вместе со смотрящим? Молодой жулик. Кому же захочется, чтобы его внучка связала свою жизнь, как поется в песне, с преступным элементом?
Железовский встал:
- Прости, что задержался. Не получилось вовремя приехать, больше не повторится. С другого ты бы шкуру спустил.
Карл покусывал губу. У него на глубоких залысинах поблескивали капельки пота.
- Светлана, пошли.
Федор, хозяин бара «Лондон», подошел к двери и повернул ключ.
- До встречи, - тихо, но так, чтобы услышала Светлана, сказал Николай.
- Надеюсь, - как бы между прочим обронила девушка, тряхнула головой, и ее черные волосы разметались по плечам.
Появился кассир и коротко сказал:
- И тут порядок.
- Тогда едем.
Карл редко кому жал руку, и хозяин бара в число избранных не входил, законный удостоил его еле заметного кивка.
- Ты теперь за девкой побежишь? Девка красивая, - подшучивая над Буниным, сказал Карл. - Я бы за такой красавицей… в твои годы… - законный махнул рукой, дескать, что я тебе рассказываю, у самого глаза есть, хоть и не все об этом знают. И тут же уже для кассира и для хозяина бара громко произнес: - Вот если бы ты ее видел, тогда бы понял, о чем я говорю, в следующий раз попроси лицо пальцами ощупать. На месте не усидишь.
Бунину хотелось выкрикнуть:
«Да видел я, видел! Нравится она мне, согласен я с тобой, и найду я ее, не сегодня, конечно, а завтра или послезавтра, и даже дед ее не отговорит со мной встречаться. Хотя он не простой „бизнесюга“, а, судя по всему, твой кореш, Карл».
Все, кроме хозяина бара, вышли во двор, быстро расселись по машинам. Три автомобиля, словно по команде, сорвались с места и через арку выехали в переулок. Серебристая «семерка» «БМВ» стояла напротив бара «Лондон» с уже работающим двигателем. Она дождалась двух блатных в черном и белом костюмах, которые на удивление быстро перебежали улицу и впрыгнули в автомобиль. Кортеж из четырех машин помчался по переулку.
- Все путем, слава богу, - сказал Карл, посмотрев на часы, - Монголу ждать не придется. Не любит он ждать.
Карл, как всегда, когда вез «филки», сам сидел за рулем «Волги».
- Слушай, а кто это был? - спросил Бунин, глядя на рубиновые огни передней машины.
Карл догадался, о ком спрашивает Николай, но в ответ лишь пожал плечами, словно не понял, кем интересуется крестник.
«Если не отвечает, значит, так надо», - решил Николай, приглаживая волосы.
Через полчаса кортеж был уже за Кольцевой дорогой.
Подобная процедура повторялась два раза в месяц. Деньги сдавались в воровской общак регулярно, как в банк. Вор в законе, носивший погоняло Монгол, уже десять лет сидел на воровском общаке. Он никому не делал скидок. Общаковые «филки» - это серьезно и свято. Монгол год тому назад настоял на том, чтобы один молодой авторитет был раскоронован только за то, что играл в карты на предназначенные для общака деньги. Авторитет не проигрался в минус, ему удалось отыграться и «филки» привез вовремя, но он не имел права рисковать тем, что ему не принадлежало. Случай из ряда вон выходящий, даже старые воры не могли припомнить точно, когда в последний раз была раскоронация. Монгол уже не покидал свой дом-крепость несколько лет, прикованный болезнью к инвалидной коляске, но за делом смотрели его доверенные люди, смотрели строго и поблажек никому не давали.
Так уж сложилось, и Монгол не возражал, что Карл, поставленный смотрящим по одному из центральных районов, неизменно привозил «филки» на час раньше отпущенного срока.
«Я во всем люблю иметь запас», - объяснял законный.
Но уже истекал час с того момента, как в доме Монгола должен был появиться Карл, а того еще не было. Монгол знал, случись что-нибудь серьезное, ему бы дали «звон», поставили бы в известность. Карл не мог просто так сломать годами установившийся ритуал приезжать раньше назначенного. И тем не менее это случилось, казначей занервничал. На Карла он имел серьезные виды. Казначей лучше, чем кто другой, понимал, что сам он не вечен, болезнь съедала его, и он уже много раз просчитывал в уме возможные варианты передачи общака от себя Карлу, более достойного вора на роль казначея он не видел. Монгол подозревал, что Карл постарается отказаться, но, в конце концов, никуда не денется, если братва так решит.
Монгол сидел у балконной двери в гостиной чуть меньше часа. Он даже послал доверенного блатного - Цыгана к «Лондону», посмотреть, не случилось ли беды. Карла все еще не было.
Казначей смотрел в окно на летний закат. Рядом с инвалидной коляской стоял хромированный штатив с капельницей. Игла была воткнута в вену левой руки, и Монгол иногда, скосив зрачки в узких щелках глаз, смотрел на то, как розовая прозрачная жидкость, похожая на молодое вино, капля за каплей втекает в его тело. Жидкости в бутылке становилось все меньше и меньше, а Карл все не появлялся.
Рядом с инвалидной коляской на столике лежал мобильный телефон. Стоило взять его в руку, набрать Карла и узнать, что с ним. Но казначей воровского общака к трубке не притрагивался. Час еще не прошел, и позвонить Карлу - значило показать, что ему не доверяют. Смотрящий был вправе приехать и минута в минуту.
Уже третий год в доме Монгола жил врач. Раньше хватало одного-двух визитов в неделю, а с тех пор как казначею пришлось обзавестись инвалидной коляской, помощь могла понадобиться в любой момент. Монгол до последнего времени цеплялся за жизнь, в душе надеясь, что произойдет чудо и он вновь станет хозяином своему одряхлевшему телу. Но с полгода, как что-то сломалось в нем, он перестал бояться встречи со смертью, смирился с ее неизбежностью. И вот тогда… он не выздоровел, нет. Болезней в его организме скопилось так много, что врач иногда даже терялся, не зная, с какой бороться в первую очередь. Но произошла стабилизация.
«Теперь я мумифицировался и буду жить вечно», - шутил Монгол.
Изредка он позволял себе выбраться из коляски, пройти по комнате, лечь в кровать. Спал Монгол мало. Диагнозами перестал интересоваться.
Окна в доме раньше открывались редко, элементарного сквозняка могло хватить для того, чтобы Монгола свалила пневмония. Тюрьма - не курорт, оттуда здоровыми не выходят. Оттуда выносят тяжелые воспоминания и зачастую неизлечимые болезни. Теперь же казначей позволял себе иногда посидеть у открытого балкона. За решеткой в сырых камерах и холодных бараках Монгол провел немало - четыре ходки было за плечами. Во вторую его короновали. Вспоминать тюрьму и лагеря Монгол не любил, хотя его память хранила все - имена, погоняла, запахи, погоду. Он помнил номера камер, в которых «парился», и если бы захотел, то смог бы восстановить любой из дней, проведенных в тюрьме или лагере или в вагоне на этапе.
Но зачем себя изнурять страшными воспоминаниями? Жизни и так осталось мало.
Дверь в комнату открылась, в балконном стекле отразился лысый блатной с оттопыренными ушами и странным погонялом Чук, тихо произнес одно лишь слово:
- Карл.
Пальцем правой руки Монгол подозвал Чука и показал, чтобы тот переставил капельницу, подкатил кресло к дивану. Карл вошел, черный плащ накинут на плечи, кепка зажата в руке. На одутловатом мучнисто-белом лице Монгола появилась улыбка, не вымученная, не поддельная, а искренняя, так Монгол улыбался редко кому.
Карл приблизился, и они поздоровались. Карл, сжав пальцы Монгола, ощутил, что рука у того влажная, холодная, хотя Монгол постарался, чтобы его рукопожатие оказалось сильным.
- Располагайся, - слабым голосом произнес Монгол. - Проблемы были?
Карл бросил на край дивана плащ, сел, закинул ногу на ногу, провел ладонью по седому ежику волос.
- Не гони, Монгол, я вовремя, - смотрящий постучал ногтем по циферблату часов, - секунда в секунду.
- Все решилось? - не получив ответа на первый вопрос, Монгол задал второй.
Карл кивнул и улыбнулся:
- Знаю, что ты ждал. Рамсы разводил.
- Выпьешь? Закусишь?
- Я не один.
- А с кем? - Монгол наморщил лоб, сдвинул к переносице брови. Пальцы правой руки зашевелились.
- С крестником.
Монгол улыбнулся. Все, что было связано с Николаем Буниным, его радовало.
- Почему в дом не позвал? Мои пацаны его пропустили бы без базара.
- На улице курит. Нравится ему у тебя, слушает, как сосны шумят.
Монгол хмыкнул:
- Шум хвои, конечно, приятный, успокаивает, но я его на лесоповале наслушался вдоволь. Да и ты тоже. Пусть его минует чаша сия, пусть его бог хранит. Хотя он и там не пропадет, твоя у него закалка - крепкая, - рассудил Монгол.
При этом он наблюдал за выражением лица Карла. А тот играл дорогой зажигалкой, вертя ее в пальцах, зажигалка то исчезала в ладони, то появлялась. Монгол даже залюбовался, и не ловкостью, а изяществом, артистизмом, с каким Карл все это проделывал.
- Не забываешь ремесло? Репетируешь?
- Не забываю, - ответил Карл, - на трамвае регулярно катаюсь.
- Оно и правильно. С ремеслом оно всегда проще и спокойнее. И неважно, какое оно, главное, делать это лучше других. Да что я перед тобой распыляюсь, ты это и без меня знаешь. Я твоего крестника уже месяца три, наверное, не видел. Позвал бы.
- Ты приглашаешь здесь, а не я, - ответил Карл. - В другой раз вместе с ним зайдем.
- Знаешь, Карл, - уже серьезно произнес Монгол тем голосом, от которого у блатных, прошедших зону, мурашки по спине бежали, - другого раза может и не быть.
Карл подался вперед, пристально посмотрел в глаза Монгола:
- Ты чего это?
- Карл, слабею. Тяжело признаться, но на кровать без чужой помощи залезть не могу. Мало мне осталось. Ну да ничего, надеюсь, успею, - глаза у Монгола сверкнули хитрым огнем.
- Что успеешь, Монгол? О чем это ты?
- Я все о том же: готовься дела мои принимать. Вот сдам их тебе, может, легче станет.
- Мне казалось, что ты поздоровел, в силу вошел. Спокойно, - Карл протянул вперед ладони. - Ты мне это уже третий год втираешь, и жив-здоров пока, слава богу.
- Вот именно, слава богу, - Монгол погрозил Карлу пальцем, но при этом лицо его стало невероятно серьезным.
- Пройдет еще год, и мы с тобой это дело обмозгуем, - сказал Карл и положил ладонь на плечо Монгола. - Ты раньше смерти в яму не лезь и до расстрела не умирай.
- Я знаю, - отрезал Монгол. - Я хочу, чтобы ты, Карл, сказал мне «да». Потому как насильно счастлив не будешь, да и тебе пора с показательными выступлениями в трамваях да переходах завязывать. Если я слово закину, то поставит тебя братва на общак.
- Я вор - щипач, - сказал Карл, затем повторил громко и отчетливо: - Вор! Я в банковских делах мало смыслю.
- Я тебя научу, - прошептал Монгол. - Я ведь тоже вор, - громко, почти выкрикнул Монгол, - и тоже не родился казначеем. Или ты забыл, что я вор?
- Не хочу я этого, - выдохнул Карл. Ему захотелось закурить.
- Ладно, подумаю, - вдруг смягчился Монгол, и его напряженное лицо, до этого застывшее, как гипсовая маска, немного расслабилось. - Так ты подумай, Карл, - произнес Монгол, протягивая руку, - и не удивляйся, если слух среди братвы пойдет, что я тебя на ближайшем сходняке предлагать стану. Так надо.
Карл пожал холодную ладонь, кивнул на прощание и тоже улыбнулся, давая понять казначею воровского общака, что напрасно тот гонит волну, что жить ему еще долго.
И Монгол понял, что Карл в своем поступке абсолютно искренен и не пытается его обмануть, а по-настоящему желает ему здоровья, того самого, которого Монголу недоставало.
Бунин ждал Карла, сидя на крыльце, с погасшей сигаретой в пальцах. В темных стеклах очков отражался закат, бледное лицо казалось золотым. Такими же были и руки с длинными, чуткими пальцами музыканта. Бунин слышал, как открылась дверь, но голову не поворачивал, продолжая играть роль слепого.
- Пойдем, - сказал Карл, тронув его за плечо.
Они сели в машину.
- Ну, как Монгол? - спросил Николай.
- Тебя хотел видеть.
- А… - задумчиво протянул Бунин.
- Надеюсь, еще увидитесь.
Бунин кивнул. Машина выехала за ворота и помчалась к Москве.
Глава 3
Наступившее тюремное утро в Бутырке не отличалось от всех остальных, похожих друг на друга, как облезлые бетонные коробки хрущевок в спальном районе. Шныри повыползали из-под нар - с так называемого «вокзала» и принялись за уборку камеры. Ночью влажность стояла такая, что с вечера даже не успел просохнуть бетонный пол. Арестанты, неразговорчивые после сна, приводили себя в порядок. Вентилятор, переданный с воли, гонял по камере затхлый воздух, настолько спертый, что казалось, он прилипает к лицу.
Кувалов, стараясь не афишировать своего интереса, следил за очкариком. Тот, не поднимая подушки, небрежно заправил постель и уселся поверх одеяла, сложив по-турецки ноги.
«Книжку читает, - со злобой подумал Кувалов, - про бабу свою думает. Только хрен она тебя дождется, если ноги у нее от ушей растут. Такой товар - нарасхват».
Наконец в камеру заехал баландер с тележкой. Арестанты тут же оживились. Не так хотелось есть, как появилось у сидельцев хоть какое-то осмысленное дело. Тюремная пайка для человека, не так давно покинувшего волю, - несъедобна, да и продуктов, переданных родственниками, обычно хватает. Однако есть ритуалы тюремной трапезы. На каждого заключенного положена на день половина буханки черного хлеба - чернушки. Хлеб всегда привозят и раздают буханками. Дележ хлеба на равные части особое искусство. Чем разрежешь, если ножи в следственных изоляторах запрещены? На каждое «нет», «запрещено», «не положено» у арестантов существует свое решение. Хлеб режут толстой натянутой ниткой. И если тот, кто делит буханку с соседом, разрезал не пополам, это еще пол-беды. Просто он обязан отдать большую часть, а меньшую взять себе. Но упаси бог взять себе большую. Этим премудростям первоходов - впервые оказавшихся за решеткой учат сразу же, когда они попадают в камеру.
Очкарик больше всего боялся нарушить одну из неписаных заповедей тюремной жизни. Вчера ему повезло, что не успел договорить, куда именно он хотел бы отправить одного из мужиков. Могло бы кончиться плохо, произнеси он хоть первую букву слова из трех букв или добавь хотя бы к слову «пошел» простенькое «на…». «На баню» не ходят, ходят «в баню». Поэтому очкарик-первоход старательно семь раз примеривался, прежде чем перерезать суровой ниткой буханку хлеба, а потом без сомнений отдал соседу ту часть, которая показалась ему большей.
Кувадла терпеливо ждал. Его чуть выцветшие голубые глаза прятались за прикрытыми веками. Он якобы смотрел телевизор, половина камеры собралась у «ящика», чтобы посмотреть утренний повтор криминальной хроники. Другая половина не смотрела только потому, что видела этот выпуск вчера. Доброхоты подсказывали, на что стоит посмотреть внимательнее в оперативной съемке:
- Братва, смотри, как он сейчас менту ввалит, только шлем отлетит.
И точно, на экране телевизора худосочный парень, только что передавший подсадному покупателю наркотик, оказывался перед лицом оперативника, переодетого мотоциклистом. Двое ментов в штатском уже схватили его сзади. Паренек, еще не понявший, что его схватили милиционеры из отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, а не «нарки», пожелавшие отнять товар, ударил мотоциклиста ногой в голову. Шлем покатился к оператору, ведущему оперативную съемку.
- Конкретно врезал.
Если бы в камере был видеомагнитофон, то и без криков «бис» фрагмент повторили бы.
- Я убегать от мусоров могу, прятаться могу, но если уж взяли, то сразу сдаюсь, - прозвучал хриплый голос, - неохота еще один срок на себя вешать.
- Сразу - руки-ноги склеиваешь и мертвым притворяешься?
- Почему бы и нет? Если ты махалово устроишь, ментам это только на руку.
День шел своим чередом, в разговорах, играх, без всяких косяков…
Очкарик отложил книжку, дочитав ее до постельной сцены, у него не выходила из головы блондинка, оставленная им в Саратове. Так явно ему представилось, что красотка сейчас с другим мужчиной и ублажает его так же, как и его самого, что усидеть на месте он не смог - соскочил с нар и поднял подушку. Знал, что сигарет у него почти не осталось - две штуки, потому и тянул с курением ближе к вечеру.
Очкарик застыл: рядом с двумя завернутыми в газетную бумагу плоскими «приминами» россыпью лежали четыре сигареты «Мальборо» с желтыми фильтрами. Он простоял с подушкой в руках совсем недолго - пару секунд, а затем быстро положил подушку на место. Он уже хотел было присесть, обдумать, что бы это значило, как тут раздался вкрадчивый голос смотрящего:
- Очкарик, ты чего там под подушкой от братвы прячешь?
- Ничего… - пробормотал парень, нервно поглядывая на оторвавших взгляды от экрана сидельцев, - вы чего на меня смотрите?
- Так уж и ничего, - усмехнулся Кувалов и неспешно подошел к шконке, - от братвы что-то заныкал? Делиться всегда надо. Забыл? Вчера ты «подогрел», завтра тебя
«подогрели».
К первоходу в камере относились терпимо. После того, как он прошел «прописку», ознакомившись с основными «понятками» со слов смотрящего Кувадлы, тут же отдал на общак припрятанные в кроссовке деньги - целую тысячу рублей и две пачки сигарет из трех, оставшихся у него после «сборки». С тех пор он старательно выполнял все, что предписывали тюремные «законы»: делился дачками, не поднимал ничего с пола, не справлял нужду, если кто-то в камере принимал пищу…
- Подними подушку, - смотрящий пока еще говорил вкрадчиво, без особой угрозы, словно обращался к нашкодившему подростку, - чего ждешь?
Очкарик взял самодельную подушку, сооруженную из куртки, двумя руками и прижал к груди.
- А вчера говорил, что на воле к «Мальборо» привык, не можешь «Приму» курить. Братва, все слышали?
- Слыхали. Был такой базар.
- А я-то думаю, куда у меня за ночь сигареты пропали, которые мне адвокат передал? Уж подумал, что ночью сам скурил. Только я этих бабских не курю.
У очкарика дыхание перехватило от страха, он не мог выдавить из себя и слова в оправдание.
- Я… я… - шептал он.
- Братва, - Кувалов поднял над головой зажатые в пальцах сигареты, - крыса на хате! У меня скрысятничал, отвечаю.
Глаза у первохода округлились, сделались чуть ли не такими большими, как и линзы очков, вернулся голос.
- Да я, мужики… не брал…
- Хата крысу не потерпит! - послышалось со всех сторон.
Кувалов ударил очкарика кулаком в солнечное сплетение и тут же добавил коленом в пах. Он не опасался ответного удара, парень был парализован страхом и даже не помышлял защищаться. Смотрящий отступил на шаг. Первоход, перегнувшись пополам, несколько секунд еще сохранял равновесие, а когда падал, Кувалов толкнул его изо всей силы в спину. Послышался хруст очков. Когда первоход приподнял голову и подслеповато прищурился, он тут же получил удар в затылок. Один из «шестерок» Кувалова уселся на нем верхом и бил парня лицом о бетонный пол. Потом в его пальцах Кувадла заметил тонкое лезвие, выломанное из пластикового бритвенного станка, перехватил вопросительный взгляд.
- Только не «мочить», - властно проговорил Кувадла, выходя из обступивших очкарика арестантов.
Били парня не долго, уже через минуту на коридоре послышались торопливые шаги
«рекса». «Шестерка» за уши приподнял голову парня с пола и заглянул в залитые кровью глаза:
- Если скажешь, кто бил, - тебе не жить. - И с ловкостью кота отскочил в сторону…
Когда дверь в камеру открылась и на пороге появились вооруженные дубинами коридорные, то все арестанты уже жались по углам. Посреди камеры, напротив своих нар лежал первоход, вокруг его головы уже успела натечь небольшая лужица крови. Он скреб ногтями шершавый бетон пола.
- Заснул и со шконки, со второго яруса свалился, - спокойно пояснил один из
«шестерок», - все видели.
- Именно так и было…
- Сам видел…
- Спал он, гражданин начальник.
Зазвучали голоса, сперва неуверенно, а потом все громче. Но мгновенно стихли под злобным взглядом «рекса».
- Вы у него спросите, - посоветовал «шестерка» из блатных.
- Обязательно спросим, - пообещал «рекс», - а ты, Кувалов, если что, ответишь.
- Я упал, сам упал… - чуть слышно проговорил парень и замер.
- Не сдох. Дышит, - резюмировал «рекс» в камуфляже.
Кувадла сжал в пальцах сигареты, сломал их, растер в порошок. Он прекрасно знал, что ждет первохода в будущем, если, конечно, лепилы постараются и склеят его. В больничке его никто не тронет, но зато потом, в какую бы хату его ни определили, там уже будут знать о крысе. За крысятничество спросят по полной. Никого не будут интересовать оправдания - кто ж сам признается в краже у сокамерника, да еще не у простого арестанта, а у смотрящего. Первохода опустят, и потом весь срок проведет он в петушином углу. Поскольку тюремный телеграф сообщит о нем все на любую, даже самую далекую зону.
Коридорные подхватили первохода под руки и выволокли за дверь. Тащили брезгливо, опасаясь перепачкаться в крови, положили потерявшего сознание парня под стену.
- Сообщи Барсукову, пусть пришлет санитаров забрать. - Коридорный, схватив дубинку за концы, немного выгнул ее, стальной стержень, залитый в резину, пружинил.
Барсуков наконец относительно успокоился - неопределенность миновала. В тюремную больницу уже поступил пострадавший. Если верить словам сокамерников, получалось, что он заснул и спящий свалился с нар. Сколько таких «случайно упавших» повидал врач на своем не таком уж длинном веку. С первого взгляда было понятно, что их избивали изощренные, знающие в этом деле толк блатные. Но и сами жертвы умоляли поверить им, что никто их и пальцем не тронул. Сдать истязателей ментам - верная мучительная смерть.
Хоть и были в распоряжении Барсукова двое дипломированных врачей из арестованных, работавшие в больничке санитарами, он сам вызвался осмотреть только что прибывшего парня.
- Бывало и похуже, - шептал Петр Алексеевич, - нос сломан. Скорее всего сотрясение мозга и, возможно, трещина в затылочной части черепа. На лице придется накладывать швы. Повезло тебе, - проговорил врач так и не пришедшему в себя пациенту, - вся кожа при тебе осталась. Если бы клок выдрали, пришлось бы стягивать. Тут никто пересадкой заниматься не станет. Александрович, наложишь швы, - бросил он санитару, бывшему на воле заведующим хирургическим отделением районной больницы и угодившему в Бутырку по подозрению в копеечной взятке.
Александрович еще не утратил человеческого сострадания, в СИЗО находился только два месяца. Он сперва сделал простейшую анестезию и только после этого стал ставить металлические скобки. Помогал ему в этом коллега, сдвигавший края рассеченной кожи пинцетом.
Воры, обосновавшиеся в «больничке» со вчерашнего дня, преспокойно играли в «стиры» - самодельные карты. На кон ставили немного, по десять баксов. Деньги, естественно, на виду не лежали, хотя при желании они могли бы позволить себе и это.
- Еще кон? - спросил Шнур, шестидесятилетний законник, он сидел на больничной кровати, облаченный в широкую белую рубашку, в разрезе которой покачивался огромный нательный крест темного дерева на довольно толстом шелковом шнурке.
Конечно, цепи из ценных металлов, прочные шнуры запрещены тюремными правилами. Но у кого из простых «рексов» и даже у тюремного начальства хватит смелости сказать законнику, чтобы снял нательный крест? У каждого есть жена, дети, каждый ходит по улице. Никто не хочет случайной трагедии. Вор, даже находясь на зоне, за тысячи километров от Москвы, продолжает держать в руках ниточки - дерни за одну из них, и нет человека. А уж если он в Бутырке, то и ждать мести долго не придется, все случится в один день.
- Вдвоем толком не поиграешь, - отозвался Хазар, худой старик с золотыми зубами и ярко выраженной семитской внешностью.
Под расстегнутой дорогой спортивной курткой виднелись просвечивающие через кожу ребра и выколотый на груди Георгиевский крест с аксельбантом, свидетельствующий, что законник Хазар принимал участие в лагерном бунте.
- Дьяка будить не станешь, - отозвался Шнур, - он когда спит, то лучше его не трогать. Сон для него святое. Однажды «дубаку» врезал, когда тот пришел его к куму звать.
Хазар вздохнул и раздал «стиры». Воры могли бы позволить себе и настоящие фабричные карты, все можно купить за деньги, даже находясь за решеткой, но самодельные «стиры» были для них привычней. Они вели себя так, словно одни находились в послеоперационной палате тюремной больницы, хотя тут был народ и кроме них. Вдоль стены тянулся длинный ряд одинаковых кроватей. На них лежали, укрывшись серыми казенными одеялами, арестанты. Большинство из них пострадало во время тюремных разборок. Кое-где высились штативы с капельницами.
Шнур взял в руки карты, всего на мгновение распустил их веером и тут же сложил. Взгляд его оставался бесстрастным. Хазар тоже умел прятать свои чувства, но по тому, как покраснел кончик его хищного загнутого носа, Шнур понял, что противник настроился на выигрыш.
В палату на каталке ввезли очкарика, сопровождал его сам Барсуков. Двое санитаров из арестантов, особо не церемонясь, перегрузили первохода на кровать. При появлении врача воры даже не подумали прятать карты, хотя азартные игры строжайше запрещены тюремными правилами. Но даже последний «дубак» из конвойных знает, что нужно дать довести до конца кон, а уж потом забирать карты и тащить нарушителя-авторитета в карцер. Лишь после того, как Хазар в очередной раз выиграл, Шнур повернул голову. Барсуков уже ушел, у пострадавшего пока еще оставался Александрович - прилаживал капельницу.
- Кого привезли? - бесцветным голосом поинтересовался Шнур.
Александрович только плечами пожал, он понимал, что рассказывать о том, сколько швов пришлось наложить и какое состояние у пострадавшего, не стоит - законника интересует другое.
- Узнай, - сказал в пространство Шнур.
Он мог и сам позвать шныря, орудовавшего в коридоре мокрой тряпкой, но снизойти до этого не хотел. Александрович вернулся быстро и рассказал все, что стало ему известно о первоходе - от статьи, по которой его «закрыли», до номера хаты.
- Крыса, значит, - осклабился Шнур, в глазах запрыгали искорки, но тут же погасли.
- Барсуков распорядился реанимобиль к нему из города вызвать, пошел у «хозяина»
«добро» просить, - на всякий случай сообщил Александрович.
- За что крысе такая честь? Когда я ночью от прободной язвы подыхал, то только наутро лепила пришел. Может, он свидетель ценный, дружков-подельщиков ментам сдает?
- Нет, просто Петр Алексеевич боится, что его трогать нельзя, может не доехать, - уже отказавшись от попыток вставлять в разговор блатные словечки, сказал санитар с дипломом.
Шнур задумался, жизнь научила его усматривать в мелочах большой смысл. Если что-то происходит не совсем так, как обычно, значит, возникло подводное течение. Он переглянулся с Хазаром, тот чуть заметно кивнул, что означало: и я так думаю.
- Пусть Кувадла решает, что с ним делать. Если захочет, совет мы ему дадим.
- Так будет справедливо, - подтвердил Хазар и сделал Александровичу знак, чтобы исчез.
- Мутка какая-то, - проговорил Шнур, приблизившись к Хазару так, что они почти соприкоснулись лбами.
- Сперва малява от Монгола пришла, - прошептал Хазар, - а теперь реанимобиль приедет посреди ночи ради крысы. Ты прав, мутка. Думаешь…
Обычно за решеткой не принято интересоваться, кто и про что думает. Здесь каждый отвечает только за себя. Скажешь не то, после ответишь.
- Вскрытие покажет, - невесело улыбнулся Шнур, - если кто решил «на лыжи» встать, мы бы знали.
- Отморозков теперь хватает… - заметил Хазар и принялся сдавать «стиры».
Дьяка будить он так и не решился.
* * *
Вызов реанимобиля в Бутырку из двадцатой больницы был делом исключительным, но вполне объяснимым. Именно в «двадцатку» доставляют арестантов, если им не могут помочь в тюремной больнице.
Уже было немного за полночь. Реаниматолог - доктор Иванов спустился к машине в сопровождении дюжего ассистента и хрупкой женщины-медсестры в белом халате. Она держала в руке блестящий чемоданчик, украшенный красным крестом. Ассистент был молод и, возможно, поэтому постоянно улыбался, глядя на стройные ноги женщины, выглядывающие из-под короткого халата.
Иванов сел рядом с водителем. Микроавтобус неторопливо выехал с больничного двора с выключенными мигалкой и сиреной. Не успел ассистент и подмигнуть медсестре, которая ему нравилась, как в окошко, отделяющее водительскую кабину от напичканного медицинским оборудованием салона, просунул голову доктор Иванов.
- Забыл сказать. По дороге мы подберем моего коллегу, мне без него не обойтись, вы уж будьте с ним полюбезней, - сказал Иванов и тут же задвинул матовое стекло, словно боялся, что его начнут расспрашивать.
- Однако, - произнесла медсестра, - ты знал?
- Первый раз слышу, чтобы Иванов сам не мог справиться. - И тут же ассистент расплылся в улыбке. - Лучше не думай об этом. У каждого из нас есть свои тайны.
- У меня тайн нет.
- А у меня есть несколько страшных тайн. Одна из них, что я неравнодушен к красивым женщинам. Один вид открытой до середины бедра женской ноги приводит меня в состояние…
Медсестра тяжело вздохнула:
- И это говорит медик? Настоящий медик должен уметь абсолютно равнодушно воспринимать человеческое тело.
- Я так не считаю. Например, для меня оперировать мужчин и молодых женщин совсем не одно и то же. Мужика и старуху режу спокойно, а прежде чем разрезать нежную женскую кожу…
Договорить и выяснить отношения им не дали. Реанимобиль затормозил. Боковая дверца отъехала, и в салон неумело забрался крепко сложенный мужчина в накинутом на плечи белом халате. Чувствовалось, что внутри подобной машины он оказался впервые, хотя, если верить словам доктора Иванова, мог бы и его самого поучить.
- Доброй ночи, - хрипло произнес он и огляделся, где бы присесть.
- Доброй… - ассистент опустил откидной стульчик и пригласил: - Присаживайтесь.
Он мог бы предложить гостю место и получше, но тогда бы тому пришлось сидеть, касаясь медсестры плечом.
Мужчина опустился, потер небритый подбородок, поставил на колени серебристый кейс с красным крестом, почти такой же, как у медсестры.
- Любите работать только со своим инструментарием? - осведомился ассистент.
- Что? - вздрогнул мужчина, но, словив взгляд, брошенный на его чемоданчик, тут же исправился: - Конечно. Как говорится, все мое ношу с собой. - И он улыбнулся краешком губ.
- Омниа меа мекум порто, - повторил на латыни ассистент и улыбнулся в ответ.
На лице «коллеги» доктора Иванова промелькнула растерянность, он явно не понимал, как ему реагировать на услышанное.
«Он что, латыни совсем не понимает? - изумился медик. - Я эту пословицу еще на первом курсе выучил. Как он только рецепты выписывает? Стой, - тут же остановил он себя, - у каждого из нас есть свои секреты. Так зачем мне лезть в секреты собственного шефа. Если ему понадобился консультант, не знающий латыни, то так и должно быть».
Медсестра от нечего делать рассматривала гостя.
«Умный взгляд, решительный. Не трус. Хотя трусов среди хирургов и реаниматологов мне еще не приходилось встречать. Однако от него слишком сильно пахнет одеколоном. Медики никогда себе такого не позволяют».
- Вы хирург? - спросила она.
Ассистент тут же с укором посмотрел на коллегу.
«Ну чего ты лезешь к человеку? Разве не видишь, что ему не хочется отвечать?»
- Неужели Иванов не сказал вам, кто я? - пассажир вскинул брови. - Тогда извините, меня Артемом Дмитриевичем зовут.
Чувствовалось, что произносить собственное отчество он не привык, выговорил его с трудом.
Оконное стекло было полосатым - прозрачная полоска и матовая, матовая и прозрачная. Артем Дмитриевич подался к задней дверце и, убедившись, что «Гранд Чероки» свернул на повороте, прислонился к стене.
- Скоро приедем, - сказала молодая женщина, - а меня Ларисой зовут, когда ко мне по отчеству обращаются - не люблю.
- Тоже правильно. И я не люблю. Где Бутырка, я знаю, хотел в окно глянуть, далеко ли заехали.
- Нас и привезут, и назад доставят, - пообещал ассистент.
- В Бутырку брать билет в один конец опасно, - хохотнул небритый.
Машина сбавила скорость, остановилась. За окнами было очень светло, почти как днем. Тюремные ворота освещались не хуже стадиона во время телевизионной трансляции. Когда автомобиль въехал, ворота закрылись. Вначале доктор Иванов беседовал с охранником, потом тот, сжимая в руке пропуска, заглянул в салон. Наметанным взглядом тут же определил, что в машине никто лишний не прячется.
- Можете ехать, - он вернул документы Иванову.
По тюремному коридору они шли в сопровождении двух охранников, вооруженных дубинами и газовыми баллонами. На ходу доктор Иванов вдел халат в рукава и знаком показал, чтобы его гость сделал то же самое.
- Мы торопимся, - обратился доктор к охраннику, когда ему показалось, что тот не спешит открывать решетку-перегородку.
Коридорный, прекрасно знавший доктора в лицо, тем не менее быстрее идти не стал. За годы работы в тюрьме он выработал свой ритм передвижения и не мог представить, что можно ходить по-другому. Если, конечно, не случилось «ЧП», а то, что один из арестантов может умереть из-за его медлительности, даже при большом желании конвойный не мог отнести к чрезвычайным происшествиям. Как все работавшие в тюрьме, он воспринимал сидельцев исключительно как человеческий материал. Иначе и невозможно. Если начнешь вникать в чужие беды и проблемы, а их за решеткой на каждую душу найдется не один десяток, то просто сойдешь с ума - голова взорвется от ужаса сопереживания.
Больничную палату заливал синий ночной свет, противный и липкий. Когда отворилась дверь и конвойный подвел к кровати очкарика-первохода доктора Иванова и его бригаду, законник Хазар недовольно пробурчал:
- Спать не дают. - И сел на кровати.
- Включите свет! - распорядился доктор Иванов.
Он говорил громко, словно в послеоперационной палате не было настоящих больных в тяжелом состоянии. Вспыхнули яркие лампочки под высоким сводчатым потолком. Очкарик уже пришел в себя - сознание вернулось к нему. Он смотрел на мир одним глазом, который не мог закрыть - рассеченную бровь подтягивали металлические скобы, поставленные санитаром Александровичем. Второй глаз заплыл, да так сильно, что даже многоопытный Иванов не мог сразу сказать, есть ли он вообще.
- В операционную его! Там и посмотрим, - жизнерадостно сообщил Иванов, будто надеялся на какое-нибудь веселое открытие.
- Шнур, секи, - шепотом проговорил Хазар и оттопырил мизинец, указывая им на
«коллегу» Иванова.
- Сукой буду, да это же Артист, - чуть слышно прохрипел законный, приподнимаясь на локте, - халат белый нацепил. Вот тебе и мутка.
Санитары перегрузили очкарика на каталку. Доктор обратился к небритому мужчине:
- А вы, Артем Дмитриевич, пока можете осмотреть больного, о котором я вам говорил. Интересный случай. Когда понадобитесь, я вас позову.
- Спасибо, - прозвучал степенный ответ.
Первохода повезли в операционную. Охранник выходил последним.
- Я свет оставлю включенным, - пообещал он мужчине в белом халате.
- Конечно.
Хазар, еле дождавшись, пока охранник скроется с глаз, цыкнул на мужиков, отдыхавших на ближайших кроватях. Те, кто мог, перебрались подальше от авторитетов, кто не мог, скрипя зубами, отвернулись. Несмотря на естественное любопытство, единственным желанием у них было - ничего не видеть и ничего не слышать.
- Артист, - в голосе Хазара звучало неподдельное восхищение, - проведать приехал?
Шнур смотрел на гостя настороженно и мял в руке шелковый шнур нательного креста. Дьяк, как оказалось, не спал, но даже не пошевелился, лежал с открытыми глазами, в которых не было и тени удивления. Будто вот так, запросто любой криминальный авторитет мог ночью с воли наведать тюремную больничку в Бутырке.
- Не забываю братву, - Артист поставил на кровать чемоданчик и поднял крышку, выставил четыре рюмки и фармацевтическую поллитровую бутылку с надписью «Хлористый натрий», - грев принес.
Хазар прикусил губу и вопросительно посмотрел на Артиста.
- Я тебя почти не знаю, только слышал. А слышал всякое, - холодно произнес Шнур.
- Кто говорил, тот пусть и предъявит, - попытался сохранить достоинство Артист.
- Присаживайся. Не торчи, - Дьяк сел на кровати, и стало понятно, что росту в нем никак не меньше двух метров.
Он был самым молодым из трех собравшихся в палате законных - тридцати пяти лет, двенадцать из которых он умудрился провести за колючкой. Артист картинно вынул из кейса тонкую пачку долларов - тысячи на две и положил перед Хазаром:
- На общак.
Хазар не моргнув глазом, без эмоций накрыл пачку необычайно широкой для такого худого тела ладонью, а когда поднял руку, пачки американских денег на одеяле уже не оказалось. Артист с уважением дернул волевым подбородком.
- Зачем пришел? - спросил Шнур.
- Грев подогнал, - немного растерялся обычно уверенный в себе Артист.
- Это я уже понял. Не слепой. Перетереть хотел?
Не собирался Артист первым начинать этот разговор, думал, хватит того, что он
«лавэ» даст, после чего его самого и допустят на толковище. Но ошибся Артем Кузнецов по погонялу Артист. Воры деньги взяли и даже спасибо не сказали.
- Если нет чего перетереть, то будь здоров, разойдемся краями, - тихо сказал Шнур.
- Не спеши, - Хазар поднял руку, останавливая соседа по палате, - может, дело скажет. Пошли в «шушарку».
Санитар с дипломом безропотно уступил блатным свой небольшой кабинетик, хотя уже и задремал там на старом диване.
- Монгол маляву прислал… - начал Артист, когда они остались без посторонних ушей.
- Не тебе подогнал, а нам… братве, - уточнил Шнур.
- Он у вас спрашивает согласие на то, чтобы Карла казначеем общака поставить, - Артист говорил так тихо, что голос его растворялся в воздухе, едва слетев с губ.
- Может, и спрашивает, - заметил Шнур, чуть улыбнувшись, - тебе-то что? Тебя на толковище Монгол не звал.
- Я же такой, как вы. Я тоже коронован на вора.
- Кто тебя короновал, я знаю, - вставил Дьяк, и когда повел плечом, то из-под спортивного костюма показалась восьмиконечная звезда, - только ты законным за
«лавэ» стал. Может, на воле тебя кто вором и считает, только не здесь, - Дьяк обвел взглядом осыпавшиеся стены, - на хате тебя бы в мужики определили, а там видно было бы…
- Да у меня бригада одна из самых крутых, - не выдержал Артист и тут же понял, что вновь ошибся, не стоило говорить про это.
- У вора бригады быть не может. Вор на авторитете держится. Базарим, а мне кажется, что не на толковище ты пришел, а «прописку» на хате получаешь. Сколько ходок за тобой? То-то, что ни одной.
Хазар покачал головой:
- Справедливо ты говоришь, Шнур. Но и Артисту есть что сказать. Он не последний в этом мире. Делом доказал.
- Нельзя Карла смотрящим за общаком ставить, - выдохнул Артист.
- Предъявить ему хочешь? - спросил Дьяк.
- Я про Карла ничего плохого не скажу, не слышал. Но теперь времена другие, Монгол по старинке живет. Теперь общак - это не золотые червонцы, в подполье закопанные. Смотрящим человек с новым мышлением должен стать, который и в банковском деле разбирается, и связи у него по всему миру должны быть. Деньги теперь крутятся, через оборот растут.
- И ты это нам объясняешь? - произнес Хазар. - Монгол считать умеет и за Карла ручается.
- Они оба из прошлого, - не выдержал Артист, - вокруг молодые и образованные, языки знают, за границей учились. Они их - стариков вмиг по деньгам сделают. Молодым дорогу давать надо.
- Смотри ты, - осклабился Шнур, сверкнув фиксами, - как лектор советский заговорил.
- Я же не себя предлагаю, - набычился Артист, и его небритый подбородок пошел складками, - я о братве пекусь. Общак - это святое.
Шнур уже открыл рот, чтобы сказать, но Хазар поднял ладонь, чувствуя, сейчас пойдет косяк и лучше вмешаться.
- Кого предлагаешь?
- Пашку-Крематория, - выдохнул Артист.
- Знаем такого, - проскрипел Хазар, - но Карлу он не ровня. Только год, как коронован на вора в законе. И ходка за ним всего одна числится.
- Не я его короновал, - ухмыльнулся Артист, - ты, Хазар, об этом лучше Шнура спроси.
- Пашка-Крематорий и мой крестник, - неохотно подтвердил Шнур, - так что за него я отвечаю, но предлагать его не стану…
Законные смотрели на Шнура, ожидая продолжения, старый вор сглотнул набежавшую слюну:
- Вроде… был за ним один косяк. Но обошлось, не подтвердилось.
- Значит, и не было косяка. Пашка в финансах разбирается, под ним два банка с филиалами по всей России, партнеры за рубежом. На Западе татуированных боятся, а Крематорий держаться в обществе умеет. Он с любым договорится. Под него серьезные люди на Западе подпишутся. Сами видите, что сейчас в России творится. Менты да конторщики крышевать принялись. Что будете делать, если они в один момент все наши счета в стране перекроют?
- Выслушали мы тебя, - спокойно подытожил Хазар, - если сказал все, что хотел. Подумаем. Твое право предложить.
- Пашку ставить надо, он аналитик, - Артист почувствовал, что перед ним непробиваемая стена. Выслушали, деньги взяли, но сделают все равно по-своему.
Держать удар блатные научены, в этом не одно поколение следователей убедиться успело, и давить на них тяжело, если не бесполезно.
- На наше толковище тебя не звали, - напомнил Дьяк.
- Потому и пришел, чтобы совета спросить, - уже подобрел внешне Артист, хотя в душе ему хотелось послать воров старой закалки куда подальше.
Он уже объехал всех, на кого мог рассчитывать, настраивал за Пашку-Крематория, давил на то, что Пашка силен в легальном банковском бизнесе и команда специалистов у него серьезная. Пока получалось серединка на половинку. Молодые авторитеты, не сильно придерживающиеся понятий, считавшие, что старикам стоит отойти от активных дел, готовы были поставить на Пашку. А старики, те, кого короновали еще при советской власти, склонялись к тому, чтобы поддержать Карла. Да и Монгол его предлагал. Не хватало Артему Кузнецову нескольких голосов. Но хуже всего, что против Карла Артист ничего не мог предъявить. Не числилось за ним ни одного несправедливо решенного конфликта в криминальном мире. Рамсы разводил аккуратно, по справедливости.
- Я-то все понял, - Хазар кивнул, - а ты думаешь, мы не понимаем, что медвежатник, вскрывающий по ночам сейфы, и кроты, роющие подкопы под хранилища, это вчерашний день? Что теперь повсюду компьютеры-шмутеры и карточки пластиковые? И Карл это понимает не хуже тебя, и Монгол. Если братва посчитает, что Пашка-Крематорий казначеем станет, так тому и быть.
В дверь «шушарки» коротко постучали - стоявший на шухере арестант со сломанной рукой увидел, как открывается дверь операционной и из нее выкатывают тележку с первоходом.
- Пора, - попрощался Артист.
Долго воры не толковали. Хазар, устроившись на кровати, вытащил из шва рубашки тонкий капиллярный стержень и принялся отписывать Монголу ответ-маляву. Мог он воспользоваться и мобильником, припрятанным в матрасе, но был уверен, что менты взяли его на прослушку. Одно дело позвонить, чтобы передали на хату хрусты или подогнали водку, другое - сообщить, кого воры рекомендуют поставить казначеем общака.
Закончив писать, Хазар густо прошил сложенный в несколько раз лист бумаги суровыми нитками и склонился над одним из больных.
- Тебя завтра на операцию увезут. Передашь санитарке, у нее пятно красное на щеке с пятикопеечную монету.
Татуированный с переломанной ногой принял письмо и ловко пристроил его под грязные бинты на гипсовой повязке.
Возвращаясь по мрачным коридорам Бутырки, Артист буквально спинным мозгом ощущал, что, доведись ему попасть сюда в качестве арестанта, не выдержал бы и недели. Тюремный воздух был буквально напоен страхом, насилием и безысходностью. Не мог он представить себя в тюремной камере - хате, пусть даже на самом привилегированном месте, положенном ему как вору в законе. Артист привык к роскоши, привык в разговоре, в любом конфликте чувствовать за собой силу бригады, мощь стволов. А отбери у него «братков» со стволами, деньги… и станет ясно, что, по большому счету, он сам никто и фамилия его никак. Своего авторитета - ноль. Воры дали ему это почувствовать. Они, прошедшие пересылки, зоны, ощущали себя в Бутырке так же естественно и непринужденно, как он, Артист, в дорогом ресторане. Они и за решеткой умели поставить себя, могли взять все то, что хотели.
Его не покидало чувство, что на выходе «рекс» преградит ему дорогу, а сзади навалятся конвойные и поволокут на хату, заломив руки, чтобы больше никогда не выпустить на свободу. Впервые выколотая на плече змейка, обвившая кинжал, знак законного, спрятанная под дорогими рубашкой и пиджаком, жгла его.
«Это сейчас воры разговаривали со мной уважительно, почти как с равным. А окажись я с ними в одной камере? Не признай они меня? Определи в мужицкое сословие? Разговор тогда короткий. Времени до отбоя, и, как хочешь, выведи воровскую татуировку. Можешь лезвием срезать вместе с кожей, можешь кипятильником выжечь».
Лишь оказавшись в реанимобиле, Актер почувствовал некоторое облегчение и вздохнул немного свободнее. Наконец исчез липкий, почти панический страх, возникший, когда он переступил порог тюремной больнички после терки с ворами.
Медсестра уже не сомневалась, что перед ней никакой не врач, а тот, кого следовало провести в Бутырку для разговора с авторитетами.
- Артем Дмитриевич, - игриво сощурив глаза, молодая женщина покачивала ногой, затянутой в еле заметный чулок, - не найдется ли у вас сигареты?
Артем Кузнецов с готовностью предложил пачку. Женщина быстро взяла сигарету, опустила ее в карман халата. Пальцы она держала поджатыми к ладоням. Как медик, она не могла позволить себе длинные накрашенные ногти. Артист, забыв, где находится, сжал сигарету зубами и готов уже был щелкнуть зажигалкой.
- Артем Дмитриевич, - покачала головой Лариса, - тут не курят.
Реанимобиль выехал за ворота тюрьмы. Водитель проехал три квартала. Машин на улицах было немного - ехать одно удовольствие. Огромный «Гранд Чероки» замаячил спереди, справа из окошка высунулась рука. Оба автомобиля остановились у бордюра.
- Ваша остановка, - сказал доктор Иванов, отодвинув матовое стекло.
Артист бросил взгляд на стройные ноги медсестры, заметил недовольное выражение лица ассистента.
- Если будет свободное время, позвоните, Лариса, - сказал он и протянул женщине пластиковый прямоугольник визитки, на котором был только номер мобильного телефона.
Артист сбросил белый халат, запихнул его за носилки и, не прощаясь, вышел из машины.
- Типчик еще тот, - с раздражением произнес ассистент, когда дверца микроавтобуса захлопнулась.
- Нормальный, - пожала плечами Лариса.
- Слишком много про себя мнит. Ты посмотри на машину, на какой он ездит! Чем мощнее автомобиль, тем слабее мужик, который сидит за рулем. Так он свою неполноценность компенсирует.
- Он не сам за рулем сидит, - улыбнулась женщина, спорила она просто так, чтобы немного позлить коллегу.
- Мне он не понравился, - ассистент покосился на визитку, которую медсестра все еще держала в руке.
- Он этого и не добивался. Есть мужики, умеющие добиваться в жизни того, чего хотят, а есть и другие.
- Я понимаю, что он не мечтал о медицине.
«Гранд Чероки», развернувшись прямо посреди улицы, пересек двойную сплошную линию посередине дороги и исчез за поворотом. Артист, вопреки своему обыкновению, расположился на заднем сиденье, добрую половину обзора ему закрывала широкая спина водителя. Рядом с Артемом Кузнецовым с плоской фляжкой в руке сидел тот самый Пашка-Крематорий, за которого он агитировал воров. Хороший костюм на Пашке смотрелся органично, как и золотистый, чуть поблескивающий в свете фонарей галстук. Единственным не просто дорогим, а вызывающе дорогим предметом в его гардеробе были часы в тяжелом золотом корпусе. Четыре небольших бриллианта на нем кололи тонкими лучиками глаза Артисту, фиолетовым цветом отливало стекло из хрусталя.
Крематорием Пашка Проклов стал два года тому назад, хотя обычно погоняло прилипает с первой ходки и уже на всю жизнь. Тогда одного за другим похитили управляющих банками, которые он держал под собой. И Пашка посчитал, что лучше будет на время пропасть, пока муть не рассеется.
Куда он подевался, вроде бы не знали даже жена с матерью. А потом в подмосковном водоеме всплыл труп со связанными за спиной колючей проволокой руками и простреленной головой. Поскольку менты отрабатывали в том числе и версию о Пашкином похищении, а идентифицировать погибшего по отпечаткам пальцев не удалось - раки обгрызли, то на опознание пригласили Пашкину супругу. Она и признала в полуразложившемся трупе своего мужа. Подозрительно быстро тело «Пашки» по настоянию супруги предали кремации. Обычно криминальных авторитетов хоронят с подобающей их положению помпой: в дорогих гробах, с церковным отпеванием, на престижных кладбищах. Так что многие поговаривали, будто Пашка на самом деле жив и в топке вместо него сгорел кто-то другой.
Пашка объявился лишь после того, как милиция задержала убийц банкиров - заезжих отморозков, пытавшихся вымогать у их родственников деньги. До суда никто из них не дожил - всех троих в один день обнаружили мертвыми, хоть и сидели они в разных камерах. Никого не удивило, каким образом трое здоровенных парней сумели повеситься ночью на коротких тюремных полотенцах так, что никто из их сокамерников даже не проснулся. С того случая и прибавилось к Пашкиному имени зычное погоняло Крематорий. Пашка даже не стал мраморную плиту на «своей» могиле менять, говорил, что теперь смерть не скоро за ним придет, раз уж однажды его похоронили.
Пока ехали - молчали, когда машина оказалась неподалеку от парка, Пашка-Крематорий окликнул водителя:
- Тормозни и иди погуляй, когда понадобишься, «звон» сделаю.
Водитель, привыкший, что его боссу то и дело приходится вести беседы без посторонних ушей, покорно взял мобильный телефон и вышел. Вскоре под парковыми деревьями зарделась огоньком сигарета.
- Деньги старики взяли? - спросил Пашка и отхлебнул из плоской фляги немного коньяка.
Видно было по глазам, что он уже не раз прикладывался к горлышку, ожидая Артиста.
- Взяли… А толку? Гнилой базар получился, - наконец-то Артист смог закурить.
- Что сказали?
- Ничего конкретного!
- Не менжуйся. Никто тебе «да» или «нет» не скажет. Главное, ты им в головы заронил, что на Карле свет клином не сошелся. А головы у них не для вшей, прикинут, что к чему. По-нашему выйдет. Они сами понимают, что их время ушло.
- Уходит, но не ушло еще. Пока они в силе, а не мы.
- Именно - пока в силе. Скоро все поменяется. Мы за Западом след в след идем. Догоним и перегоним. У них уже мафия другая, чем была лет тридцать тому назад. Все в легальном бизнесе. Я же тусуюсь, людей тамошних хорошо знаю. Мир повидал. Сицилийцы и те изменились, хоть они больше всех за старое цеплялись. Карл… - произнес Пашка-Крематорий и засмеялся, - он неделю назад показательные выступления устроил. Братву пригласил, показать, что квалификацию не потерял. Демонстрировал, как он в транспорте у старушек кошельки вытаскивает. Два часа в трамвае с ним катались. Развлечение классное. Ты давно в трамвае последний раз ездил?
Вопрос застал Артиста врасплох:
- Лет пять или шесть… может, больше.
- И я не упомню. Да и в метро последний раз в прошлом году спустился, когда машина на улице сломалась. Даже не знал, что теперь не пятаки и не жетоны в турникеты бросают, а карточками пользуются. Иногда полезно бывает посмотреть, как люди живут, как по городу передвигаются.
- Так что Карл?
- Режет он сумочки ловко, тут не отнять. Он монетку в лезвие заточил и вперед пошел, а братва на задней площадке от хохота давится. Высший класс показал, у лоха одного лопатник из нагрудного кармана вытащил в полупустом трамвае. Поворота дождался, качнулся, лох его сам придержал. «Держаться надо», - говорит. А Карл ему: «Извините, уважаемый». Все чинно и благородно. Но это же клоунада, цирк на проволоке! Кому теперь такое умение надо? В общаке миллионы проворачиваются. А Карл как ребенок радовался, что ему удалось за два часа шестьдесят тысяч российскими выудить.
- Не забывай, Карл не только щипач-виртуоз, но и смотрящий. У Монгола он в большом доверии - а его слово всех перевесит.
Пашка-Крематорий задумчиво допил коньяк:
- Я тоже про это много думал, наверное, больше твоего. Карл только на авторитете держится. Больше не на чем. Ни бригады у него, ни стволов. Сам словно нищий живет, ничего у него за душой нет. А мог бы уже и свое дело наладить. Казино, к примеру, открыть, зал игровых автоматов, если уж правильный очень и воровскую «молитву» блюдет. Полцентра у него под ногами, а он ни себе, ни братве развернуться толком не дает. Все о понятиях толкует. Наркотой заняться нельзя, мол, «дурь» не для блатных. Проститутки тоже - с «мохнатого сейфа» правильным жить западло. А если подумать, то почему мы должны от этого отказываться, если прибыль в таком деле огромная? Вместо того чтобы подумать, изменить стиль, он образцово-показательные выступления в трамвае устроил. В политике таких, как он, популистами называют.
- Популисты выборы и выигрывают, - заметил Артист.
- Только в нищей стране. А у нас не выборы в Государственную думу.
- Хреново то, что Карлу нечего предъявить. Чист он.
Пашка-Крематорий усмехнулся:
- Это грязному отмыться трудно, а чистого всегда испачкать можно. Я выборную кампанию в областную Думу от А до Я прошел. Хоть в конце и срезали меня, но наука хорошая получилась. Толковые ребята в моем штабе работали. Если нет косяка за Карлом, то его можно устроить. Оправдываться всегда труднее, чем обвинять. Потому в адвокаты умные и талантливые идут, а в прокуроры бездари. Я знаю, на чем сыграть.
- Стремно законного подставлять, - почесал коротко стриженный висок Артист, - если правда выплывет, он вправе будет с нами что ему в голову взбредет сделать.
- Не всплывет.
- Еще не знаю, что ты решил, но у Карла нюх звериный. Он, еще не разобравшись, что к чему, ответку зарядить сумеет.
- На попятную пошел? Сдрейфил? - прищурился Пашка-Крематорий. - Когда карты сданы, игру не останавливают. Ты на меня уже поставил. Даже если в сторону отойдешь, про тебя вспомнят. Не я, а ты в Бутырку ездил, Хазара со Шнуром убалтывать.
- Не отказываюсь я. Знаю, если мы сейчас отступим, другие за нас то же самое сделают. Проходят времена стариков.
- Чисто сработаем, - пообещал Пашка, - чем в машине сидеть, лучше ко мне за город поехали. Там и перетрем.
Перегнувшись через спинку сиденья машины, Пашка щелкнул переключателем - мигнули фары. Водитель мгновенно отбросил щелчком окурок, тот разлетелся фонтаном искорок.
- Куда? - спросил он, садясь за руль.
- Ко мне за город.
Хоть водитель понимал, что теперь ему придется ночь провести не дома, он не выказал ни малейшего сожаления или раздражения. Пашка-Крематорий платил хорошо. На охранников и водителей он не скупился.
«Люди, которые находятся в непосредственной близости, должны держаться за работу зубами» - так считал он.
Странный разговор у них получился за городом. Артист не мог поверить, что задуманное Пашкой осуществится. Хоть и раньше они обсуждали этот план, но Артем Кузнецов считал, что это так, мечты, прожекты. Тот сумел-таки его убедить.
- …Ищи людей, Артист, - снайпера и угонщика, ты все сделать должен, чтобы никто на меня не подумал. А потом, на общак стану, я тебя не забуду… Диспетчера Шурика адрес не выбросил еще?
Глава 4
Шурик, пятидесятилетний обрюзгший мужчина, обитал на окраине Москвы в небольшой квартире на первом этаже двухэтажного дома с палисадником. Все дома в этом районе были построены пленными немцами. Добротные дома. Высокие потолки, толстые стены, широкие подоконники. Шурик обменял ее на свою старую квартиру в том же районе лет восемь назад, когда заболел и уже не мог подниматься на четвертый этаж дома хрущевской застройки. Поменялся и не жалел. Здесь, на первом этаже, ему было хорошо, потому что рядом - когда он, тяжело дыша, шел от машины в квартиру.
Жил Шурик один. Так его называли и соседи, и знакомые, и те, кто пользовался его услугами. Кличка Шурик закрепилась за ним сразу же после того, как на экраны кинотеатров вышла знаменитая кинокомедия Гайдая «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика». Тогда еще у Александра вместо лысины был белый чуб, носил он узкие брюки, рубашки, тенниски, а на лице поблескивали стеклами очки в черной роговой оправе. Очков Шурик за свою жизнь сменил много, с каждым разом стекла становились толще, количество диоптрий увеличивалось, а вот форма оправы оставалась прежней. Привык человек, что тут сделаешь.
Прямо напротив подъезда под старыми вишнями стояли два железных гаража. Один был выкрашен коричневой краской, другой - болотно-зеленой. И что интересно, оба эти гаража принадлежали Шурику: и в одном, и в другом хранились его машины. В коричневом - «Ока», в салоне которой Шурик едва вмещался, а в другом «Опель Омега Караван» серебристого цвета. Если Шурику надо было ехать по делам, к начальству или в больницу в город, он выезжал на «Оке», и если к нему цеплялись сотрудники ГИБДД, то книжка инвалида действовала на стражей порядка как успокоительное. На малолитражке можно было заехать куда угодно и припарковаться на пятачке. А вот на
«Опеле» Шурик выезжал намного реже, как правило, проведать кого-нибудь из старых знакомых.
Соседи в Шурике души не чаяли, хотя поначалу отнеслись к нему настороженно. Но потом выяснилось, что мужчина, страдающий одышкой и имеющий непрезентабельный вид, может договориться с любым - и с начальником самого высокого ранга, и с мелким, вечно пьяным сантехником. Когда сантехник являлся к Шурику, он всегда бывал трезв как стекло. Благодаря стараниям тучного соседа уже на второй год в доме перекрыли крышу, поменяли проводку, покрасили стены, а еще через год была сменена вся сантехника и газовые плиты.
К нему часто, иногда даже довольно поздно, приезжали странные типы на очень дорогих машинах. Разговаривали с Шуриком тихо, причем настолько тихо, что подслушать разговоры никому из соседей не удавалось.
«Приезжают, уезжают. У каждого свой бизнес», - решили соседи.
Когда у Шурика спрашивали о работе, он передергивал плечами, морщил нос и фыркал:
«Неужели вам это интересно? Работа как работа. У кого-то что-то есть, а кому-то это что-то позарез нужно. Люди могут жить в разных концах города или в одном подъезде, но не знать, что они нужны друг другу. А я, Шурик, в курсе, можете себе представить. Вот и помогаю людям, свожу их».
- И что, с этого можно жить? - удивлялись любопытные соседи.
- Видите, я же живу, значит, можно.
Одни соседи думали, что Шурик - маклер, сдает и покупает квартиры по Москве и под Москвой, разменивает, находит более выгодные варианты, а люди за это платят ему процент от сделки. Другие соседи предполагали, что деятельность Шурика связана с брачными агентствами. Сидит он себе дома у компьютера, тасует анкеты, а затем отправляет электронные сообщения, и за это богатенькие иностранцы выкладывают свои иностранные денежки за русских невест - служанок, рабынь.
Самая невероятная версия родилась после того, как погожим весенним днем прямо к дому подкатил шикарный новенький джип. Из машины вышли дорого одетый пожилой мужчина и молодая женщина, а затем на зеленую травку выпрыгнул изящный далматинец и, никого не стесняясь, помочился прямо на колесо джипа, после чего радостно побежал под деревья.
Мужчина и женщина, распространяя вокруг себя волну дорогого парфюма, прошли к Шурику в квартиру вместе с собакой. Из квартиры послышался лай. Возможно, этот лай никто бы и не услышал, но окна были открыты. Предположение о том, чем занимается Шурик, выглядело фантастично, но имело под собой логику.
- Он кастрирует кобелей, - сказала пенсионерка, копаясь в хозяйственной сумочке.
Дворник, пять лет тому назад подшитый, а потому озлобленный, почти ругнулся, бросив пенсионерке:
- Кинолог, мать его.
Пенсионерки закивали, пораженные эрудицией бросившего бухать дворника. Дальше прихожей и кухни в квартире Шурика соседям бывать не доводилось. И о том, что находится в двух оставшихся комнатах, они могли только догадываться.
Ни жены, ни детей у Шурика не было, вредных привычек тоже не имел. Музыку громко не включал, баб к себе не водил, а если и появлялись у него какие-то люди, то вели они себя очень тихо. О таком соседе можно лишь мечтать: и денег всегда одолжит, и добрым советом поможет.
Соседи видели, как однажды поздним вечером к их дому, тихо шурша шинами, подкатил автомобиль - черный блестящий «Гранд Чероки» последней модели. Из джипа первым выбрался водитель в кожаном пиджаке, огляделся по сторонам и только затем открыл дверцу машины. Из нее вышел коротко стриженный, по-модному небритый мужчина в темно-сером костюме и прямиком направился в квартиру Шурика. Дверь была предусмотрительно открыта, хозяин знал, что гость должен появиться с минуты на минуту.
Что происходило внутри, никто из любопытных соседей не слышал. Шурик, прежде чем начать разговор, плотно закрыл окна.
К Шурику на черном «Гранд Чероки» приехал не кто иной, как считавший себя воровским авторитетом Артист. Бывают же самопровозглашенные республики, вот так было и с Артистом - в криминальном мире он имел вес, а насчет уважения ему приходилось туго. Зону не топтал, звание вора в законе купил за «лавэ», словно был не славянином, а каким-нибудь лаврушником. Все его влияние держалось на бригаде да на стволах. Обычно Артист без охраны даже в туалет не ходил, а тут вошел в квартиру Шурика один - даже водителя Вадика оставил на улице за дверью.
Артист вошел, повертел головой:
- Давненько я у тебя не был.
- Да, - сказал Шурик, - два года и три месяца. - На даты и фамилии память у него была крепкая.
Артист Шурику руки не подал, хотя разговаривал с ним вполне вежливо. Шурик указал на кресло, предложил коньяка, водки. Артист покачал головой, затем указательным пальцем провел по волевому подбородку с ямочкой. Сел.
- Если не возражаешь, закурю.
- Даже если я стану возражать, ты все равно закуришь.
Артист улыбнулся, достал портсигар, закурил.
- Ты, конечно, по делу? Просто так кто ж ко мне приедет?
- Зачем без дела ездить?
- Внимательно слушаю.
- Надо будет найти человека, очень хорошего стрелка.
Шурик вначале наморщил лоб, затем провел рукой по лысине - так, словно на ней росли густые непокорные волосы и он отбрасывает их, чтобы не падали на глаза и не мешали смотреть на гостя.
- Где? Когда? - по-деловому осведомился Шурик.
- Пока еще точно не знаю, но стрелок должен быть очень хорошим - снайпер, способный завалить с одной точки трех человек и уйти. Есть у тебя такой?
- У меня много знакомых, наверное, есть среди них и очень хороший стрелок.
- Вот он мне скоро понадобится.
- Как скоро?
Артист недвусмысленно покачал головой.
- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, - сказал он.
- Сколько? - Шурик улыбнулся наивно, как ребенок, интересующийся у тетеньки-продавщицы, сколько стоит понравившийся ему ярко-красный барабан с лакированными палочками.
- Сколько скажешь, - ответил Артист, - тебе видней. Но все должно быть сделано очень аккуратно - так, чтобы комар носа не подточил.
- Сделаем, - уже без улыбки, как о работе, ответил Шурик. - Ты же знаешь, Артист, я без аванса не работаю. Специалист без аванса даже пальцем не шевельнет.
- Понимаю. Пятнадцать за все про все хватит?
- А это от того зависит, - рассудительно сказал Шурик, - кого ты приговорил.
Артист махнул ладонью:
- Есть один клиент, надоел он мне, под ногами путается, жить мешает. Он и два человека из его охраны.
Шурик никогда не уменьшал вначале названную цену. Увеличивать - да, а уменьшать - это было не в его правилах. Но, посмотрев на Артиста, оценив обстоятельства, что дело темное, таинственное, и, зная финансовые возможности заказчика, Шурик щелкнул толстыми пальцами, которыми на удивление ловко справлялся с клавиатурой компьютера, произнес:
- Двадцать, наверное, такая работа потянет.
Артист, не задумываясь, сказал:
- Добро. Двадцать так двадцать.
Он подошел к окну и махнул рукой водителю, тот вынес из машины кожаную папку. Артист перекинулся парой слов со своим водителем у двери квартиры и вернулся к столу с пачкой денег, перетянутой аптечной резинкой ярко-желтого цвета.
- Вот десятка, - он положил деньги, брезгливый изгиб губ обезобразил его лицо.
Шурик взял деньги и спрятал их в выдвижной ящик письменного стола.
- Ты найди, подготовь стрелка, а дальше я тебе все скажу.
- Сам с ним встретиться не хочешь?
- Зачем? Я тебе деньги плачу, ты с ним встречайся и толкуй.
Артист еще раз осмотрелся.
- Хорошо живешь, ничего лишнего, - подытожил он, развернулся и покинул квартиру.
Машина почти бесшумно отъехала от дома.
Шурик задумался. Обычно к нему приходили с определенными и конкретными предложениями: с фамилией, адресом, распорядком дня жертвы, даже говорили, во что потенциальный покойник будет одет накануне своей смерти. Здесь же все выглядело крайне туманно, а туман Шурик не любил. Артиста он знал не первый год и отказать ему не мог.
«Найду», - подумал Шурик, клавишей включая компьютер.
Сходил в спальню, вернулся с диском. Долго колдовал, вводя пароль, затем засел перед экраном на целый час. Поднялся лишь затем, чтобы покормить рыбок в небольшом аквариуме. Поговорил с бессловесными тварями, постучал по стеклу ногтем, проверил пальцем воду. Вернулся к столу и пересчитал деньги. Листов в пачке оказалось ровно сто.
«Утро вечера мудренее. А теперь кефир и сортир. А завтра попробую на Глаза выйти, если он еще не спился окончательно. Мне Глаз не откажет, слишком много я о нем знаю. Десяти штук такому типу, как Глаз, будет самое то. А остальное - мне за старания, за заботу, за таблетки».
* * *
Павел Глазунов если уж пил, то пил по-черному. Неделя, две, три проходили в сплошном угаре. Пил везде - в барах, в подворотне, в ресторанах, в подвалах, на чердаках, на каких-то хатах, в машинах. Пил и пил. Другой бы уже давным-давно копыта откинул, но Павел Глазунов был слеплен из другого теста. Невысокий, жилистый, поджарый, весь как скрученная пружина, готовая в любой момент распрямиться.
- Гнет меня жизнь, а сломать не могет, - приговаривал Павел, опрокидывая в рот стакан водки, занюхивая рукавом камуфляжной куртки и затягиваясь сигаретой.
С таким здоровьем, как у Глазунова, быть бы ему альпинистом, полярником или охотником. Десятки профессий требуют такого железного здоровья и выдержки. Павел нигде не работал, ему нравилась такая жизнь. Ни начальства тебе, ни сослуживцев, а что на жизнь деньги нужны, так это правда. Как же без них, родимых, денежек этих гребаных? Без них ни выпить, ни закусить, ни на автобусе проехать, ни в метро не зайти.
С работой у Павла отродясь не клеилось. Куда ни устроится - везде поругается. Все ему не так. Мало того, что поругается, так еще и подерется. И если бы с работягами, с грузчиками в гастрономе или со слесарями на автобазе, так нет же, всегда с начальством ссорился и дрался. Били потом Павла, но первым бил он.
Последнее место работы - охранник на мебельном складе, который у его знакомого арендовали в складчину три владельца мебельных салонов. Проработал Павел там ровно полтора месяца. Подрался с хозяином магазина, который приехал на склад ночью забирать мебель. Другой бы открыл склад, пустил, все-таки почти начальство, коммерсант, который деньги платит, в пиджаке, при галстуке. А Павел сплюнул себе под ноги и, вертя на пальце связку ключей, глядя наглому и сытому тридцатитрехлетнему борову прямо в глаза, коротко бросил:
- Нет, не открою склад. И ничего ты мне не сделаешь, понял? В моих должностных обязанностях такого нет, чтобы по ночам склад открывать.
И захлопнул дверь прямо перед носом у владельца мебельного магазина. Тот рванул дверь на себя, влетел в маленькую комнатку, хотел ударить Павла кулаком в лицо, но тот от удара увернулся, руку «бизнесюге» перехватил и как тисками сжал пухлое запястье. Даже браслетка дорогих часов хрустнула. Вывернул руку за спину и поднимал вверх до тех пор, пока «комерс» не переломился надвое и не уткнулся в мусорное ведро холеной харей. Затем Павел выкинул его за дверь.
Он знал, через четверть часа здесь появятся нанятые боровом крепкие парни, которые расхаживают, приглядывая за порядком, в его магазине. И не ошибся, парни подъехали быстро. Павел Глазунов убегать не стал, не из тех он был, кто спину противнику показывает. Дрался один с тремя. Потом кровью две недели мочился и ходил на полусогнутых. Но и троим охранникам досталось: двое в больнице оказались, а вот третьему повезло, всего лишь зуба лишился - ударом ноги выбил его Павел.
Хозяин склада владельцу магазина, естественно, сказал, что денег Глазунову не дал ни копейки. Сам же рассчитался с ним до копейки, еще и сверху тысячу накинул на лекарства и пластырь, потому как лицо у Павла имело неприглядный вид. Такие лица иногда показывают по телевизору, когда транслируют схватки профессионалов за чемпионский боксерский пояс. Ухо как чебурек, съехавший набок нос как картошка, один глаз закрыт полностью, рассеченные губы выворочены. Слава богу, зубы остались целы. На лбу шрам на семь швов, заклеенный полоской пластыря, подбородок рассечен, шея в ссадинах. Павел оклемался, все зажило как на собаке. Только шрам на лбу остался - тонкая полоса, похожая на рыбий хребет.
Павел и думать забыл о владельце мебельного магазина, но тот сам напомнил о себе - Павлу пришла повестка в милицию. И дело завертелось. Охранники подали на него в суд. И наверняка у «комерса» хватило бы денег и свидетели липовые нашлись бы, потому загремел бы Павел Глазунов в тюрьму года на три. И было бы ему не сладко. Но мебельный «бизнесюга» разбился на джипе с одним из своих охранников, разбился так сильно, что даже хоронили бедолагу в закрытом гробу. О Павле ментам напомнили родственники погибшего, предложили выяснить, не являлся ли он виновником страшного дорожно-транспортного происшествия, забравшего жизнь преуспевающего бизнесмена и его охранника.
Милиция проверила, у Павла Глазунова было алиби на момент катастрофы - он был в Серпухове у мамы. Дальше менты копать не стали. Глазунов им понравился, хороший мужик, орденом награжден и медалью за участие в боевых действиях. Где и за что получил награды младший сержант Павел Глазунов, менты не поинтересовались. А если бы и спросили, то Глазунов мог бы соврать. В военном билете про его специальность - снайпер - ни слова написано не было.
А то, что в Серпуховском спортивном клубе за неделю до автомобильной катастрофы с трагическим исходом был взломан тир и пропала малокалиберная винтовка, столичных ментов не интересовало. Это дело серпуховской милиции, пусть они и разбираются, ищут воров, скорее всего школьников из соседней школы.
* * *
Павел Глазунов еще спал в своей однокомнатной квартире, доставшейся ему от отца. Тот бросил жену и сына двадцать пять лет назад и уехал искать счастье в Москву, где и помер от инфаркта. Квартира досталась сыну.
«Кто бы это?» - сквозь сон подумал Павел, нащупал телефонную трубку, даже не открывая глаз, поднес к уху и, повернувшись на бок, сонным голосом пробурчал:
- Алло, слушаю!
- Как ты, жив-здоров? - услышал он голос, который узнал не сразу.
- Кто это?
- Своих уже не узнаешь?
- Кто это? - переспросил Павел, тряся головой.
Две недели он уже не пил, денег не было ни копейки, да и желания тоже.
- Это я, Шурик.
- А-а, - облизнув пересохшие губы, выдавил из себя Павел. - Чего звонишь ни свет ни заря?
- Встретиться надо.
- А, - услышал в ответ Шурик и хлебнул чая с лимоном, - встретиться, конечно, можно, только я к тебе приехать не могу.
- Это еще почему?
- Поиздержался, денег ни копья.
Шурик на другом конце крякнул с явным удовольствием, словно по-настоящему обрадовался, что Павел Глазунов находится в бедственном состоянии.
- Так я тебе денежкой немного помогу. Работа на горизонте замаячила.
- Оно неплохо будет, - Глазунов уже сидел на диване и рассматривал ногти на пальцах правой руки, левой скреб небритую щеку.
- Когда свободен будешь?
- Я все время свободен, - честно сказал Павел.
- Тогда давай часиков в одиннадцать посидим на воздухе, поговорим. У вас там еще кафе «Отдых» работает?
- Работает, только у меня в нем кредит исчерпан.
- Не беда, - сказал Шурик. - Значит, договорились?
- Хорошо, - сказал Павел, кладя трубку и потягиваясь.
Он принял душ, выпил чашку чая с куском хлеба и ломтиком засохшего сыра, завалявшегося в отключенном холодильнике. Надел свежую майку, выстиранные джинсы. На майку клетчатую рубаху, а на голову натянул клетчатую бейсболку, повернув ее козырьком назад - так, чтобы шрам на лбу не был виден. Надел темные очки - старые и поцарапанные, разбитые кроссовки и направился на встречу.
Шурик подъехал на «Опеле», пыхтя, выбрался из салона. Его грузное тело вздрагивало, живот покачивался. Он махнул рукой, подзывая Павла к себе.
- Выглядишь ты ничего.
- В смысле? Ты что, меня фотографировать собрался? - засмеялся Глазунов.
- Я слыхал, у тебя неприятности были?
- У кого их не бывает? Без неприятностей только покойники живут, да и их черви едят, не к столу будет сказано. Чуть мотороллер свой с будкой не продал. На стоянке за него уже второй месяц не плачено.
- И эту проблему решим. Ты мне нужен. Пошли присядем.
Они сели за дальний столик под зонтик.
- Тебе чего заказать? - спросил Шурик.
- Порубать чего-нибудь и пивка литр.
- Хорошо.
Себе Шурик заказал бутылку минералки без газа, а собеседнику отбивную с салатом и два бокала пива. Когда все стояло на столе и Павел уже сделал первый глоток холодной золотистой жидкости, хмыкнул от удовольствия, Шурик его остановил.
- Погоди хлебать, вначале послушай меня.
- Со слухом у меня порядок. Я, когда ем и пью, неплохо слышу. Все остынет.
- Как знаешь. Дело есть, - подавшись вперед, прошептал Шурик, поправляя очки в старомодной оправе, но сегодня, в начале третьего тысячелетия, выглядевшие довольно стильно.
- Я слушаю, слушаю, говори, - жуя кусок мяса и запивая его пивом, поторопил собеседника Глазунов.
- Есть хорошая работенка, как раз по профилю, если, конечно, ты квалификацию снайпера за последнее время не потерял.
Павел перестал жевать, отложил вилку с ножом, вытянул перед собой обе руки - пальцы почти касались стекол очков Шурика.
- Что ты видишь? - спросил Глазунов.
- Руки вижу.
- Свои вытяни.
- Это еще зачем?
- А затем, что они у тебя дрожат, как осиновые листья, а у меня нет.
- Вижу.
Пальцы Глазунова с коротко обрезанными толстыми ногтями были неподвижны, словно это были руки манекена, а не живого человека.
- А вон туда посмотри, направо. Видишь желтый автомобиль? - Метрах в ста у светофора стоял желтый микроавтобус «Мерседес». - Номер видишь?
- Да ты что, с ума сошел? Кто ж его разглядит.
- А я могу. - И Павел назвал номер.
Шурик не поверил, что такое вообще возможно. Но автомобиль тронулся, а когда проезжал мимо железного заборчика, ограждавшего площадку кафе, Шурик довольно крякнул: номер совпадал с тем, который назвал Павел.
- И глаз видит, и руки не дрожат, понял? А ты говоришь, не в форме. Кого вальнуть надо?
Пятидесятилетний грузный мужчина хмыкнул.
- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.
- Как, ты не знаешь, кого?
- Не знаю и знать не хочу. Вроде троих с одной точки.
- А сколько? Когда? Где?
- Сразу на все вопросы или можно по очереди? - отозвался Шурик.
Перед ним на столе лежали два мобильника. Оба телефона были не из дешевых - очень надежные аппараты.
- В ближайшие пару недель из дому не отлучайся. Я все узнаю и дам тебе сигнал, скажу, кого, где и когда.
- Конечно, ответы интересные. А теперь к первому вопросу: сколько?
- Пятерки хватит?
Глазунов вместо ответа снял бейсболку, положил ее себе на колени, оперся о стол локтем, пристально и долго смотрел в лицо Шурику.
- Ты что, за лоха меня держишь, приятель? Я в своем деле профессионал, я две войны прошел. Я стольких на тот свет отправил…
Похожие разговоры у диспетчера Шурика и у людей, которых он нанимал для «мокрых» дел, происходили почти всегда, он к ним привык. И ни колючие взгляды, ни ехидные замечания его нисколько не обескураживали. Но заказ был действительно серьезный, и упускать его, а тем более провалить Шурику не хотелось. Он понимал, если Артист лично к нему приехал, значит, и спрос с него будет полный. Да и в деньгах криминальный авторитет не поскупился, торговаться не стал.
- Твоя цена?
- Десять, - коротко сказал Павел, наколол на вилку кусочек хлеба и принялся вымакивать жир из тарелки.
- Ты меня обдираешь.
- Ну не до мяса же? Ты меньше пятнашки не зарядил, - немного повеселев, произнес Павел и подозвал официанта. - Пачку «Кэмела» и зажигалку, приятель, подгони.
Он уже почувствовал себя человеком с деньгами, который может позволить себе самонадеянно разговаривать с официантом и самостоятельно делать заказы.
- Сейчас штуку, перед делом четыре, после дела пять. И искать меня не надо, я тебя сам найду, идет?
- Хорошо, - сказал Шурик.
- И еще. Инструмент и транспорт, естественно, твои, на пушку я тратиться не собираюсь.
- Э, нет, давай пополам, - ответил Шурик.
- Нет, - покачал головой Глазунов, - если хочешь, чтобы все было хорошо, инструмент должен быть исправный, я его проверить должен. Я же не дурак подставиться.
Шурик кивнул, соглашаясь с аргументами Павла.
- А ты вообще давно стрелял?
- Такие вопросы задает следователь или тренер. Но так как ты, Шурик, не следователь и не мой личный тренер, то отвечать я не стану. Уж извини. Деньги давай.
Шурик вытащил из сумки свернутую в трубку и схваченную аптечной резинкой тысячу долларов, передал ее прямо в руку Глазунову.
- И заплати за жратву. Мне еще поменять деньги надо.
Разговор был закончен. Глазунов поднялся, подмигнул Шурику, который был старше его на семнадцать лет, и, легко перепрыгнув через железное ограждение, зашагал к обменнику. За квартиру не было уплачено месяца за три, а в почтовом ящике лежала квитанция и за четвертый, Павел видел ее через дырочки каждый день, но доставать не спешил. Оплачивал только телефон, чтобы не отключили. Но теперь у него появились деньги, и он почувствовал себя относительно спокойно.
«Правду люди говорят, - заходя в обменник, подумал он, - будет день, будет пища, и утро вечера мудренее. Вчера настроение было ни к черту, а сегодня все изменилось. И погода хорошая, и настроение лучше некуда. Накуплю продуктов, наведу в квартире порядок и буду ждать», - подфутболивая с тротуара пустую пластиковую бутылку, в радостном возбуждении думал Павел Глазунов.
Глава 5
Владения Артиста были не так велики, как ему хотелось. «Держал» он два мини-рынка за Кольцевой дорогой, успел выстроить четыре ночных клуба и пяток небольших магазинов-времянок у конечных станций метро. Артем Кузнецов считал, что достоин большего, потому и поставил на Пашку-Крематория. Чтобы лезть на рожон самому, у Артиста, как говорят блатные, не хватало духа. Только человек, уверенный в том, что победит, способен идти до конца. Но такой уверенности у Артиста не было.
Когда он говорил с Пашкой, ему казалось, что дни воров, подобных Карлу и Монголу, уже сочтены, но стоило лицом к лицу сойтись с одним из таких мастодонтов, тут же чувствовал собственную никчемность. Вроде и он вор в законе, равный среди равных, а должного уважения к нему нет. На всю жизнь запомнились Артисту слова одного из
«крестных» - тбилисского вора Вахо, устроившего ему, не имевшему за собой ни одной ходки, коронацию за семьдесят тысяч долларов. Когда уже сидели за праздничным столом, Артем Кузнецов как бы между прочим поинтересовался, не сделать ли ему теперь воровскую татуировку.
Вахо по-отечески улыбнулся молодому «крестнику» и заверил его вслух, что, конечно, татуировку можно и нужно сделать, а потом наклонился к Артисту и прошептал на ухо:
«Запомни. Можешь обманывать кого угодно - это пожалуйста. Но никогда не обманывай самого себя - иначе кончишь плохо».
Эти слова объясняли многое. Артист каждый раз вспоминал «крестного», как только его грандиозные планы проваливались.
«Не обманываю ли я самого себя и на этот раз? - рассуждал Артист, сидя в недавно выстроенном на загородном мини-рынке офисе. - Пашка меня не кинет, во всяком случае, пока не прояснится ситуация с Монголом. А потом, если станет казначеем общака, тоже будет вынужден считаться со мной, ведь я знаю больше других».
Офис Артиста был неприметным двухэтажным домиком, сложенным из пеноблоков и облицованным под «рваный камень». Стоял он у самой железной дороги, отгороженный от нее высоким бетонным забором. Фасад выходил на почти безлюдную часть рынка. Ни вывески на нем, ни рекламы. За окном лишь изредка проходили редкие покупатели, заблудившиеся в «трех соснах».
За железной дорогой располагалась автостоянка. Тускло поблескивали крыши автомобилей, орошенные недавним дождем. По небу ползли темные и мрачные облака, ветер еще не успел отнести их к столице. На оконном стекле подсыхали, оставляя после себя матовые точки, дождевые капли.
«Вот так же и кровь подсыхает», - внезапно подумал Артист, вспомнив забрызганный кровью стол в «шушарке» бутырской больнички.
От этой мысли его передернуло, вида крови он боялся с детства, особенно когда не знал, чья это кровь. В офисе царила тишина, словно весь он вымер, словно Артист остался один во всем мире. Хотя он знал, что стоит крикнуть или нажать кнопку вызова, тут же появится пара «братков», комната охраны располагалась у самого входа за стеклянной перегородкой, и пройти в здание незамеченным было невозможно.
На столе лежало пять фотоснимков, сделанных на черно-белую пленку. Их принес утром фотограф - старый, давно вышедший на пенсию корреспондент одной из центральных газет. Старый газетный волк за умеренную плату отснял Карла «телевиком» с другой стороны улицы. Артист не доверил вести съемку кому-нибудь из своих людей, как и не хотел, чтобы фотографии сделали современным фотоаппаратом на цветную пленку и печатали их в фирменном центре «Кодака». Иначе кто-нибудь мог бы и заинтересоваться, на кой ляд ему понадобилось исподтишка снимать в городе вора в законе - Карла. Не для семейного же альбома!
Артем Кузнецов - Артист развернул снимки веером, словно карты. На верхнем Карл выходил из «Волги». Законный выглядел элегантно - подтянутый, ни намека на живот, строгий темный костюм. Он чем-то походил на постаревшего, но все еще преуспевающего артиста или университетского преподавателя. На втором снимке Карл надевал длинный плащ, стоя у «Волги». На третьем остановился у двери бара, расстегнутый легкий плащ распахнул ветер. Законник стоял на крыльце и, обернувшись, смотрел из-под козырька матерчатой старомодной кепки прямо в объектив камеры.
Мощная оптика уловила и запечатлела взгляд вора - колючий и в то же время тяжелый. Артист хорошо помнил этот взгляд, хотя ему доводилось встречаться с Карлом всего пару раз. Старый щипач-карманник умел так посмотреть на человека, что тому казалось, будто его бетонной плитой придавило. Остальные два снимка Артист отложил, почти не разглядывая, на них Карл беседовал с молодым человеком в темных очках, на плече у парня висел тяжелый футляр от электронных клавиш.
«Одеваешься ты со вкусом, хоть и не слишком дорого. Не любишь бросаться людям в глаза», - подумал Артист, положил снимки в конверт, заклеил его бумажной лентой и спрятал в ящик письменного стола.
«Братки»-охранники, сидевшие возле включенного телевизора, тут же оживились, лишь только Артист вышел из кабинета. Артем Кузнецов строго посмотрел на них, уловив во взглядах скуку. А ведь ничто так не развращает сильных мужчин, как отсутствие дела!
«Пара дней безделья, и потом толку от них не добьешься».
- Я уезжаю, пару часов меня не будет. Если что, звоните, - бросил он охранникам.
Секретаршу Артист не держал принципиально, присутствие женщин действовало на него расслабляюще. Артем Кузнецов все еще не мог налюбоваться на свою машину. «Гранд Чероки» он купил недавно в салоне «Четыре колеса», специально такой же, как и у Пашки-Крематория, чтобы не отставать. Даже «навернул» похожее: лебедку,
«кенгурятник» из блестящих труб, четыре фары над крышей. И все равно ему казалось, что его внедорожник смотрится беднее.
«Братки», когда отъехала машина босса, вернулись к телевизору.
- Как в тюремной камере, из всех развлечений только «ящик», даже в карты не разрешает перекинуться, - ухмыльнулся скуластый, похожий на казаха бандит.
- Я ни разу и не сидел, так что сравнивать мне не с чем, - отозвался напарник, - всего один раз меня менты замели, и то по глупости, пьяный был в стельку, не помню ни хрена. Может, оно и к лучшему, был бы на ходу - врезал бы ментяре. Удар у меня тяжелый.
Скуластый счастливо улыбнулся:
- Я когда из армии вернулся, то без просыпу месяц гулял и каждое утро просыпался дома. Как возвращался? Не пойму… Но наутро всегда косточки на руках сбитые, а в кулаке ментовский погон сжимаю. И целый месяц так…
- И какие погоны? - приободрился скуластый.
- Чаще всего сержантские, но один раз у капитана сорвал.
- За это и загремел в тюрягу?
- Нет. За такое мне бы срок впаяли. Хватило ума из родного города в столицу податься. Соседка предупредила, что меня уже ищут. Участковый ходил, расспрашивал. Артист приметил, к себе устроил, тебя с ним тогда еще не было. Взяли меня уже тут, в Москве, за другое, я челюсть одному чудику сломал, когда тот пару слов телке босса сказать захотел. Артист и вытащил меня из СИЗО, адвокат повернул все как самооборону. Терпила потом еще полштуки баксов отстегнул, чтобы телка встречный иск не подавала.
- Повезло.
- Не всем везет. Артист хоть и спуску не дает, но если что - своих не бросает.
«Дачки» я регулярно получал, а когда на свободу вышел, мне встречу по первому разряду организовали.
Скуластый лениво приподнялся, выглянул в окно: у офиса под прозрачным пластиковым козырьком устроились двое бомжей переждать вновь зарядивший летний дождь. Опустившиеся мужчины в рваных демисезонных пальто и ботинках, скрепленных липкой лентой, передавали из рук в руки большую бутылку дешевого вина. Пить не спешили, смаковали, по всему видно, быстро покидать уютное место не собирались.
- Пойду турну, - без энтузиазма сказал скуластый.
- На хрена? Артист не скоро приедет, к тому времени сами уйдут.
На рынке «братки» Артиста поддерживали строгий порядок. Карманникам-любителям и ломщикам здесь просто нечего было делать, как и цыганкам. Даже всех нищих Артист распорядился вышвырнуть с рынка. Тех, кто попадался первый раз, заставляли откупаться, во второй - уже нещадно били. Слабым местом оставалась только автостоянка. На самой площадке, огороженной сеткой, с шлагбаумом и кассиром, краж не случалось. Но не всякий посетитель рынка спешил воспользоваться платной стоянкой, машины ставили вдоль дороги, на подъездах к складам, съезжали в кюветы. Они и становились легкой добычей.
Чуть ли не каждый день в ментуру поступали заявления, что машину обокрали или, хуже того, угнали. К Артисту милиция претензий по этому поводу не имела, стоянку он оборудовал, охранял своими силами. Артем Кузнецов и не пытался навести порядок на территории, прилегающей к рынку. Зачем, если люди тебе не платят? Один раз поставят лоху тачку, второй раз он загонит ее на платную парковку. Однако так было лишь до последнего времени. Сегодня с самого утра Артист впервые отрядил двух
«братков» «выщемить» пару умельцев вскрывать чужие машины, к тому же сделал странное пожелание:
«Высокого, худого высматривайте. Коротышек не трогайте. И не бить. Держите до моего приезда. Сам с ним разберусь».
Весь город и рынки давно поделены блатными, поэтому промышлять на них кражами могут только те, кто исправно отстегивает в общак. Бесхозных мест, где красть можно безнаказанно, не так уж много, именно там и появляются воришки-любители.
Двадцатилетняя Вероника Круглякова даже обиделась бы, если бы ее в глаза назвали воровкой. Воровство было для нее лишь приработком, позволявшим сводить концы с концами и оплачивать заочную учебу в технологическом университете. Она не собиралась обчищать легковые машины до конца своей жизни. Вероника выделялась среди своих сверстниц высоким ростом и крепким телосложением. За угловатую фигуру злые на язык подружки даже дали ей кличку - Мужчина. И в самом деле, глядя на нее, не сразу можно было сообразить, парень стоит или девушка: плоская грудь, широкие плечи, а где талия переходит в бедра, и не разберешься. Именно потому и отпустила Вероника шикарные длинные волосы, чтобы и со спины не путали ее с мужиком.
Вскрывать машины ее научил дружок-автомеханик, просто так, чтобы порисоваться перед девушкой. Однажды показал, как при помощи металлической линейки можно открыть дверцу. Вероника попробовала, ей не верилось, что делать это так легко. Получилось с первого раза, женские руки оказались куда чувствительнее мужских.
Через неделю Вероника самостоятельно вскрыла машину в своем же дворе. Улов оказался небольшим: десяток компакт-дисков с отечественной музыкой, которую девушка на дух не переносила, и припасенные на взятку ментам ГИБДД две десятидолларовые купюры в «бардачке». Однако, увидев назавтра во дворе милиционера, снимавшего с соседской машины отпечатки пальцев, Вероника решила, что переберется промышлять куда-нибудь подальше.
Компакты с музыкой она сдала торговцу на мини-рынке за полцены, сказав, что просто распродает домашнюю коллекцию, хотя тот ее ни о чем и не спрашивал. Тогда же и приглянулись мужеподобной девушке автомобили, брошенные на обочине дороги и загнанные в кюветы. Народу возле них ходило много, никого не интересовало, кто и зачем здесь крутится.
На звуки сработавшей сигнализации никто даже головы не поворачивал. Хозяин потревоженной машины в это время, как правило, находился далеко, с понурым видом блуждал вслед за супругой по рынку, удивляясь тому, что для покупки нескольких килограммов продуктов женщине требуется в три раза больше времени, чем мужчине.
Вскоре Вероника выработала свой собственный стиль для краж. Она заправляла длинные волосы под кепку, надевала темные очки. Джинсы и куртка дополняли гардероб - девушка в глазах посторонних становилась парнем. Обчистив пару машин, она снимала кепку, расправляла волосы, и даже те, кто видел ее всего минуту назад, не думали, что вновь столкнулись с ней нос к носу. Теперь она вскрывала уже не первый попавшийся автомобиль, а присматривалась. Лохов хватало, многие мужчины оставляли под сиденьями барсетки, прихватив с собой деньги лишь на покупки. Несколько раз Веронике доставались ноутбуки, компакт-диски она таскала десятками, сиди-проигрыватели. Через год девушка уже приезжала на промысел на подержанном
«жигуленке», купленном у своего знакомого автомеханика за пятьсот баксов. Она и жить перебралась к приятелю.
Все воры-любители горят на одном и том же, теряют осторожность. Им начинает казаться, что мастерство позволяет оставаться безнаказанными как угодно долго. Но если ты промышляешь в одном и том же месте, одним и тем же методом, то непременно
«спалишься». Мир полон случайностей, совпадений, и не все они счастливые для вора. Черный день обязательно настанет…
В тот день Вероника, как обычно, припарковала своего «жигуленка» неподалеку от пожарного водоема. Не выходя из машины, стерла салфеткой косметику, свернула длинные волосы в жгут и натянула по самые глаза просторную клетчатую кепку. Теперь на нее из маленького зеркальца смотрел немного женственный с виду парень.
«Ну и чертовка же я», - усмехнулась Вероника по прозвищу Мужчина и вышла из автомобиля.
Вереница машин тянулась вдоль дороги до самого рынка. Над забором развевались выцветшие потрепанные флаги с названиями фирм, товаров. Покрепче зажав в ладони конец металлической линейки, спрятанной в рукаве, Вероника поправила на плече объемную спортивную сумку.
На дороге было многовато народу, пойди пойми, не владелец ли машины, на которую ты нацелилась, рядом с тобой. Девушка решила действовать наверняка, она медленно шла вдоль обочины, осматривалась. В кювет нырнул старый «Мерседес» и замер, чуть не уткнувшись бампером в засохший тополь. Мужчина помог выбраться своей даме на примятую траву, а затем забрался в автомобиль, став коленями на переднее сиденье. Наружу торчали только черные лаковые ботинки да затянутый в лоснящиеся штаны зад. Эти «прелести» мало интересовали Веронику, она остановилась и, чуть скосив взгляд, принялась наблюдать, чем же занят автолюбитель. Открыв портфель, он вытащил из него тугой брикет денег и, отсчитав с десяток купюр, забросил почти не похудевшую пачку обратно, портфель старательно запихал под сиденье.
«Козел, на сигнализацию поставил, - пробурчала Вероника, заметив мерно моргавший красный огонек под ветровым стеклом, - но рискнуть стоит».
Мужчина с женщиной неторопливо шли к рынку, то и дело поглядывали на небо - не польется ли дождь. Дама в руке сжимала длинный зонт с загнутой ручкой, держа его так, словно изготовилась бить кого-то по голове.
«Побыстрее идти не можете?» - злилась Вероника.
С неба упало несколько капель, она запрокинула голову, и тут же забарабанил дождь, крупный, теплый. Над рынком висела темная туча с неровными размытыми краями, несколько точно таких же туч, казалось, сползались к нему с разных сторон. Резкий порыв ветра мгновенно вывернул зонт в руке стоявшего неподалеку пенсионера. И тут же громыхнуло над самой головой. Вспышка молнии буквально совпала с раскатом. И тут же взвыла сигнализация сразу у нескольких машин. За первым раскатом почти без перерыва последовал второй. Вероника даже не стала смотреть, куда подевались хозяева старого «Мерседеса». Все равно ушли они достаточно далеко, чтобы не успеть за пару минут добежать до машины.
Научные консультанты:
профессор, доктор технических наук Николай Николаевич Карнаухов
профессор, доктор технических наук Николай Денисович Цхадая
Под редакцией Олега Вячеславовича Гаврикова
Выражаю искреннюю признательность моим коллегам и соавторам по предыдущим книгам на тему развития изобретательских способностей — «Самоучитель игры на извилинах» и «Турбулентное мышление. Зарядка для интеллекта» — Дмитрию Гаврилову и Сергею Ёлкину за полезные обсуждения и конструктивную критику по ходу работы над этим изданием.
Моя особая благодарность Сергею Тушеву, Вере и Владимиру Бреусам — за неоценимую помощь в обработке материалов, использованных в процессе работы над книгой, и, конечно, моей семье — Резеде, Дамиру и Тимуру Латыповым — за неизменную поддержку в творчестве, которое выстраивает порядок в буквах и увы беспорядок в доме.
Широкомасштабные исследования работы человеческого мозга проводятся в последние годы в США, странах Евросоюза, а также в Японии, Китае, Израиле. Гигантские финансовые средства, которые были при этом задействованы, имеют как бюджетное, так и корпоративное происхождение. Цель, в лучшем случае, — это создание искусственного мозга, в «худшем» — «нейроморфных» компьютеров.
Вселенная, окружающая и включающая нас, имеет такую степень сложности, что постижение этого Космоса возможно только с помощью инструмента, по сложности превышающей саму Вселенную. Теорему Гёделя никто не отменял!
Таким инструментом может быть только человеческий мозг. Микрокосм, который он создает, по богатству ничуть не уступает макрокосму, который его окружает. Задуматься только, это розовато-серое студенистое образование может создавать миры, каждый из которых отдельная Вселенная!
Крушение Советского Союза с его богатыми традициями в исследованиях мозга совпали со всплеском интереса к этой проблематике со стороны стран Запада. Ученые США и Европы даже объявили этот период «десятилетием мозга». Более сотни ведущих ученых мира по результатам опроса самого авторитетного журнала мира «Science» в году вынесли вердикт, что главными научными проблемами современности является проблема строения Вселенной и проблема биологической основы сознания.
Решительный штурм второй проблемы возглавляет США. Барак Обама, при всех его внешнеполитических ошибках, во внутренней политике придерживается разумной и перспективной линии. Он заявил: «Настало время выйти на уровень научных исследований и разработок, невиданный с момента пика космической гонки». Все секвестры американского бюджета обходят перспективные научные разработки. Президент США считает, что сейчас не время ужимать вложения в науку и инновации, и даже наоборот, следует «инвестировать в великие идеи».
Такую Америку стоит догонять и перегонять! Ведь именно идеи являются отправной точкой любого научно-технического рывка. Конкретная идея, конечно, не рождается в коллективах института и лаборатории, она рождается в голове отдельно взятого человека. Безусловно, речь идет о способных «человеках», а вот таких способных на протяжении многих десятков лет США собирают со всего мира в своих лабораториях и университетах. Разумеется, американцы не сгоняют этих одаренных людей силой, и даже высоченные зарплаты не могут объяснить стремления мыслителей всех рангов вписаться в инфраструктуру американской науки. Радость творчества в коллективах себе подобных («Счастье — это когда тебя понимают,» — написал в школьном сочинении одной строкой герой фильма «Доживем до понедельника») возникает через глубинные структуры того же мозга, через те же самые эндорфинные механизмы, которые обеспечивают более приземленные радости (вроде секса и еды).
В свое время США не пожалели денег на грандиозный проект «Геном человека». «Каждый доллар, который мы вложили в создание карты человеческого генома, вернул по долларов в нашу экономику! Каждый! А сегодня наши ученые создают карту мозга». По словам президента США новый мегапроект «Карта активности мозга» рассчитан на десять лет и пока «тянет» на три миллиарда долларов. На «Геном…» потратили почти на один миллиард больше, и это вернулось сторицей, что и констатировал Обама. Еще не успел финишировать прежний проект, как уже американское агентство по перспективным оборонным разработкам DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency), а также корпорации COOGLE и МICROSOFT «скидываются на троих» на новый. Участники проекта «Карта активности мозга». планируют начать с «извилин» главной лабораторной героини «дрозофилы», потом — рыбки, потом — мышки, и так далее — до человека. Проект настолько же грандиозный, насколько и сумасшедший, поскольку, если брать только численность нейронов нашего мозга, их порядка ста миллиардов, а соединений (синапсов) вообще квадриллион. К тому же четкой специализации мыслительных процессов «по секторам» в мозге нет, есть зафиксированные только частности, но скорее всего мозг работает как целостная, единая система. Лауреат Нобелевской премии Нильс Бор говаривал: «Идея недостаточно сумасшедшая, чтобы быть правильной». Поэтому тратить деньги на такого рода сумасшедшие идеи считаю мудрым шагом, речь конечно же не идет об идеях всяких докторов Петриков.
Пребывающий в экономической стагнации Евросоюз тоже раскошелился на один миллиард евро — на проект «Человеческий мозг». Конечная цель — построение модели человеческого мозга, или, так называемый «кремниевый мозг» — виртуальный ансамбль виртуальных нейронов, обитающих в суперкомпьютере. Директор проекта, профессор Швейцарского федерального технического института Лозанны Генри Маркрам уже создал с помощью суперкомпьютера потомка DEEP BLUE, победившего в свое время Гарри Каспарова, ансамбль из миллиона виртуальных нейронов. В швейцарской Лозанне полным ходом идет строительство лабораторий, из которых вырастет город Нейрополис, и уже двадцать две страны участвуют в этом проекте.
Пока же профессор Маркрам ведет исследования компьютерной корпорации IBM, и это не случайность, поскольку самые крупные научные открытия происходят сейчас не в государственных, а в корпоративных лабораториях. IBM. Кстати, вместе с вышеописанным, там же осуществляется и проект SyNAPSE (DARPA’s Systems of Neuromorphic Adaptive Plastic Scalable Electronics). Цель — «создание интеллектуальных компьютеров, способных к самостоятельному усвоению новых знаний из различных источников, распознаванию образов, продолжительному обучению, пониманию контекстуального значения многозначной информации для решения сложных проблем в условиях реального мира на основе способностей к восприятию, действиям и познанию».
По большому счёту все проекты такого рода, включая отечественные — ряда лабораторий Курчатовского института, есть создание когнитивного нейроморфного компьютера, который способен учиться и анализировать информацию «по-человечески» на основе архитектуры, имитирующей наш мозг.
«С учетом нынешних темпов развития области искусственного интеллекта к году компьютеры смогут обучаться на уровне человека, самостоятельно искать информацию, перерабатывать ее и приобретать индивидуальные человеческие черты» — так считает Рэй Курцвейл, футуролог и по совместительству директор отдела разработок компании Google, — «Все это приведет к тому, что менее чем через два десятилетия вы уже будете не просто использовать компьютеры, у вас с ними будут складываться своеобразные отношения, чем-то напоминающие отношения между людьми».
Но вот что парадоксально: наш мозг настолько феноменален, что у него будут учиться компьютеры будущего. Иными словами, завтрашние компьютеры пытаются «превратить» в мозг. И в это же время большинство людей низводят лучший подарок, который они получили от природы до уровня компьютера. Причём не в такой, который обыгрывает в шахматы чемпионов мира, а в самый что ни на есть захудалый, с примитивными операциями типа «стрелок» на клавиатуре.
«Проблема современности», — писал ещё Антон Павлович Чехов. — «Дело не в оптимизме или пессимизме, а в том, что у девяноста девяти из ста нет ума»
Чтобы не войти в эти 99, нужно постараться. Как и каким образом стараться? Вместе со своими коллегами я постарался дать в этой книге развёрнутый ответ на сей вопрос.
Года два назад в американском журнале «Gizmodo» появилась любопытная статья, название которой на русский переводится дословно как «Почему умные люди на самом деле тупые». В частности говорилось, что группа изыскателей из Университета Торонто проводила мониторинг способностей порядка пяти сотен студентов. Среди вопросов был и такой: «Бейсбольная бита и мяч стоят доллар и десять центов. Бита стоит больше на доллар, чем мяч. Сколько стоит мяч?»
Первоклассная задача, то есть для первоклассников. И автор этой книги, и целый ряд его друзей, не торопились с ответом сходу, уже хотя бы завидев подозрительный заголовок статьи. Между тем более 50 % студентов Гарварда, Принстона и Массачусетского технологического института дали неверный. шаблонный ответ, вроде бы напрашивающийся — 10 центов. Хотя уже упомянутый первоклассник, впрочем, советской школы, абсолютно точно высчитал бы, что 5.
Объяснить этот феномен можно с опорой на последние достижения в области исследования мозга с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии, которая позволяет фиксировать, в каких участках мозга наблюдается особенная активность при решении тех или иных задач. Оказалось, что вобщем-то мозг — это своеобразный кот, который гуляет сам по себе: может принимать и не принимать, решать то так, до эдак, а главное, как и всё в природе, он стремится к экономии ресурсов. Мозг может потреблять от 5 до 60 % энергии, вырабатываемой человеческим организмом. Эволюционно экономия собственной энергии оправдана, без неё ни человек, ни иной биологический вид, не выжили бы на Земле. Опора на шаблоны и стереотипы — один из защитных механизмов по снижению энергопотребления. Я читал, что американские нейробиологи проводили исследования шахматистов. Мастера столь детерминированной игры зачастую, сами того не желая, пропускали те ходы, которые вели к победе или уходу от поражения, будучи в рамках привычной и столетиями расписанной схемы шахмат.
Так стоит ли заставлять мозг работать всегда и во всём? Как это сделать наилучшим образом? Стоит ли вообще ссориться с мозгом? Или можно найти вариант мирного сосуществования?
Леность ума, о которой упоминал классик, постигший со своим художественным, образным восприятием глубины мира два века назад, теперь выявлена в натуральном виде с помощью современных высокоточных научных средств.
Выходит, с одной стороны, нужно прилагать немалые усилия воли, чтобы заставить собственный мозг не соскакивать на трафаретные ходы! С другой стороны, руководители целых государств и корпораций должны иметь в виду, что отдача от научных и инженерных кадров зачастую зависит от силы воли реализовать этот потенциал. Конечно, это может приобретать, как учит история, и весьма жестокие формы. Вспомнить те же «шарашки» или «атомный проект». Но результат налицо: и фантастически короткие сроки и фантастические результаты!
«Почему умные люди на самом деле тупые»? Хотя и парадоксальный в части названия, но далеко не единственный в части содержания материал, попавший в поле моего зрения за последнее время.
В журнале «Trends in Genetics» опубликована статья генетика из Стэнфордского университета доктора Джеральд Крэбтри, рассматривающего интеллектуальное угасание человечества на фоне изменений в окружающей среде и неблагоприятных по совокупности факторов мутаций нашего вида:
«Я готов поспорить, что если бы средний житель Афин года до нашей эры неожиданно оказался среди нас, то он или она оказались бы среди самых умных и интеллектуально живых людей современности, с хорошей памятью, широким спектром идей, и ясным представлением о важных предметах. Более того, я предполагаю, что он или она оказались бы одними из самых эмоционально стабильных личностей», — пишет учёный.
«Дарвиновская теория о «выживании наиболее приспособленных» менее применима сегодня, поскольку те, кто обладает лучшими генами, не обязательно будут доминировать в обществе так, как это было в прошлом…» — комментирует Крэбтри автор русского перевода.
В кризисных условиях, а человечество находится как раз в глубоком кризисе по многим параметрам, выживает не умнейший, а более примитивный организм, чья задача получить элементарные удовольствия биологического характера.
Впрочем, именно человеку, но отнюдь не обезьяне, свойственно получать удовлетворение от решённой интеллектуальной задачи. И коль ныне в чести фабрики всевозможных удовольствий, хотя бы из чувства самосохранения надо развивать и культивировать чувство удовольствия от затрат на умственный труд. Иначе на человечестве впору поставить крест.
Быть может потому, что зачатки такой радости от результатов интеллектуальной деятельности, то есть очевидные признаки разума, хоть и иного разума, наблюдаемы у дельфинов, Министерство окружающей среды и лесов Индии приняло решение запретить содержание дельфинов в неволе и использование их в сфере развлечений по всей стране. В заявлении от 17 мая Министерство посоветовало правительствам всех штатов отклонить любые предложения о создании дельфинариев от любых лиц, организаций, государственных учреждений, частных или государственных предприятий, которые включают импорт, захват китообразных, организацию коммерческих развлекательных, частных или государственных выставок, экспозиций или шоу.
Индия — страна с миллиардным населением, многотысячелетней традиционной культурой, древнейшей религией. Быть может, в мире что-то и сдвинется к лучшему, если остальная часть человечества задумается над свершившимся?!
«Принимая во внимание высокий по сравнению с другими животными интеллект и чувствительность китообразных, который признается различными исследователями, дельфинов следует рассматривать как «персон не-людей», наделённых их специфическими правами. Поэтому держать их в плену для развлекательных целей морально неприемлемо», — говорится в сообщении министерства.
Ric O’Barry, бывший дрессировщик дельфинов и нынешний директор американского Earth Island Institute’s приветствовал принятие постановления: «Индийское правительство высказалось не только против жестокости, оно инициировало важную дискуссию о природе дельфинов, взглянув на них как на чувствующих и мыслящих существ, а не как на объекты собственности, на которых можно делать деньги».
Но вернёмся к «хомо сапиенсам». Достойны ли они жизни, цель которой одни развлечения?
Все наши органы имеют характерную форму. Самый же главный из этих органов имеет форму, которую ему придаёт одно из самых главных его содержимых — желеобразная плёнка толщиной около четырёх миллиметров, состоящая из нервных клеток — нейронов. Она называется корой головного мозга. Чем больше «серого вещества», тем шире кора и тем больше извилин. Если мысленно извилистую кору раскатать скалкой до гладкости, то мы получим блин, площадью в три раза большей, чем внутренняя поверхность черепной коробки.
При всей опосредованности извилин в качестве «индикаторов» интеллектуального развития человека, в аллегорическом смысле они всё-таки получили неоспоримый статус мерила человеческого ума. Собственно, поэтому они заняли место и в названии этой книги. На её страницах будет приведен целый набор «бигудей» (методик, упражнений, задач) в качестве своеобразных «снарядов» для умственного фитнеса, помогающих развивать извилины и поддерживать их в должной интеллектуальной форме.
Возвращаясь к структуре человеческого мозга, нельзя не задаться вопросом, кто же складывает кору такими извилинами, что они образуют рисунок одинаково подобный у всех людей, от аборигенов Австралии до эскимосов Аляски?
Первые шесть месяцев развития эмбриона человека кора у него гладкая, а потом нейроны активизируются, тянут отростки от одного к другому, цепляются друг за друга, создавая нервные волокна, соединяющие одни участки коры мозга с другими. И как резиновые жгуты они начинают кору стягивать за счёт сил натяжения. Мозг начинает складываться в гармошку, а поскольку черепная коробка округлая, и внутричерепное пространство криволинейное, то и складки искривляются. Такова гипотеза нейробиолога Дэвида Ван Эссена (David Van Essen) из Университета им. Дж. Вашингтона в Сент-Луисе. Сложный процесс — сложный результат.
— Мозг самое сложное, что есть во Вселенной, — говорит профессор Т. Черниговская, один из лучших российских специалистов по изучению особенностей интеллекта. — Найти, что-либо, по сложности сопоставимое с ним, не хватает никакой фантазии.[1]
Первым же исследователем извилин стал уроженец острова Кеос, ученик великого Теофраста (прозванного «отцом ботаники») великий врач и исследователь Эразистрат. И было это лет, примерно, за двести до нашей эры… Вот тогда-то Эразистрат и обнаружил в коре головного мозга некие извилины и объяснил именно наличием разветвленной сети извилин и борозд в полушариях мозга умственное превосходство человека над другими живыми существами.
Кстати, он же впервые использовал слово «мозг» для названия мыслительного устройства в человеческой голове.
Однако, человек ушёл в отрыв от остального животного мира не только по количеству извилин. Ещё одним нау-хау творца стало разделение функций полушарий, причём с широкой «автономией» каждого из них. Правда, у современных ученых уже нет стопроцентного единогласия в трактовках этого подхода.
— Четкой локализации функций в мозге вообще нет, — считает директор Института мозга человека РАН Святослав Медведев. — Вернее, её имеют интерфейсы взаимодействия с миром, такие как механизм зрительного восприятия. А высшими формами деятельности занимается мозг целиком. В итоге четкое картирование мозга наподобие картирования генома человека невозможно. Одни поля коры мозга включены в какую-то человеческую деятельность больше, другие меньше, но мозг работает как единое целое.
Английский исследователь Тимоти Кроу предположил в середине девяностых, что появлению речи[2] способствовала асимметрия мозга, то есть несимметричность функций правого и левого полушарий.
Кроу исходит из того, что асимметрия полушарий есть результат генетической мутации. Она способствовала резкому росту мощи мозга, но, одновременно заложила основы серьёзных психических осложнений. Многие люди не справляются с управлением асимметричным мозгом. Интеллектуальный локомотив, бывает, съезжает с пути. Происходит своеобразная неврогенная катастрофа. Одна из статей Кроу так и называлась «Is schizophrenia the price that Homo sapiens pays for language?», то есть «Шизофрения — цена, которую homo sapience платит за язык?».
«Раньше была распространена демонстрация деятельности мозга с помощью рисунка, где голова расписана как лоскутное одеяло — платоническая любовь отдельно, жадность и дружба, вранье — отдельно: все расписано, — констатирует уже упомянутая мной доктор филологических и биологических наук Т. Черниговская в одной из своих лекций.[3] — Идея о том, что в мозгу есть адреса и каждый из которых «своим делом» занимается, долго держалась. Правда состоит в том, что они одновременно и есть, и нет. Если кирпичом дать по зоне Брока, то человек говорить не будет. Если случится инсульт в зоне Вернике — не будет понимать речь. Но если вы записываете с помощью все более усложняющихся приборов мозговую активность любой сложной деятельности, то вы увидите, что этой деятельностью занят весь мозг. Работает вся нейронная сеть: какие-то её куски больше, какие-то меньше, но заняты этим все. До сих пор идет спор (в частности, в лингвистике) о том, по какому принципу организован мозг — по модульному или по сетевому».
Хорошим подспорьем в картографии мозга могла стать структурная томография — наука, хорошо оснащенная современными приборами, дающая очень точные и объективные результаты.
Но, по мнению Криса Фритта, автора монографии «Мозг и душа», в психологических исследованиях мозга помогли не структурные, а функциональные томографы, разработанные через несколько лет после структурных. Они позволяют регистрировать потребление энергии тканями мозга. «Бодрствуем мы или спим, 15 миллиардов нервных клеток (нейронов) нашего мозга постоянно посылают сигналы друг другу. При этом тратится немало энергии. Наш мозг потребляет около 20 % энергии всего тела, несмотря на то, что его масса составляет лишь около 2 % от массы тела. Весь мозг пронизан сетью кровеносных сосудов, по которым и переносится энергия в форме кислорода, содержащегося в крови. Распределение энергии в мозгу очень точно отрегулировано, так чтобы в те участки мозга, которые в настоящий момент наиболее активны, её поступало больше. Эта связь между активностью мозга и локальными изменениями кровотока была известна физиологам уже больше лет, но до изобретения функциональных томографов не было возможности регистрировать подобные изменения, <…> указывающие на то, какие области мозга в настоящий момент наиболее активны».
И, тем не менее, несмотря на разные мнения и подходы, «районирование» деятельности мозга подтверждается результатами, полученными вполне натурфилософскими способами. Так, Александр Лук, задавшийся целью описать связь между работой мозга и такими её проявлениями, как юмор и творчество, пришел к выводу, что «расстройства остроумия бывают при поражении лобных долей мозга — опухолью или абсцессом. При этом отмечается не просто «выпадение». Ведь существует немало людей вполне здоровых и не склонных к острословию. А при поражении лобных долей больные очень охотно шутят. Но шутки становятся плоскими и грубыми. Приемы ограничиваются буквализацией метафоры и двойным истолкованием в самой примитивной форме. Тематика сосредоточивается вокруг физиологических отправлений организма. Этот «лобный юмор» настолько характерен, что опытный невропатолог по одной только манере острить может заподозрить у таких людей патологический процесс лобной доли мозга».
Ученые самых разных специализаций советуют учиться работать правым и левым полушариями синхронно — это не только поможет использовать генетический потенциал мозга, но и в значительной степени защитит вас от расщепления сознания, характерного для упомянутой выше шизофрении.
А непревзойденным тренером для развития обоих полушарий является математика. Упрощенно говоря, алгебра постигается одним полушарием, геометрия — другим. А вот чтобы «пробить» аналитическую геометрию или тензорный анализ, нужна уже совместная работа обоих полушарий. Математика — один из немногих учителей, способных научить полушария мозга работать вместе, как единое целое.
Открытие известного французского представителя нейронауки Станисласа Дехене (Stanislas Dehaene) тоже касается деятельности зоны мозга, которая становится активной, когда специалист по математике смотрит на формулу. Но если ту же формулу будет рассматривать человек, не сведущий в математике, то такая зона остается пассивной.
Проведя аналогичные исследования и процесса чтения текста, суть своего открытия Дехене объясняет так: «Не существует единой зоны сегментации символов». В частности, речь идет о хорошо известном речевом центре Брока. То есть способность внутренней обработки символов принадлежит многим зонам мозга. себе в помощницы ученый призывает цитату одного высказывания А. Эйнштейна: «Ни устный, ни письменный язык не участвовали в формировании моих мыслей». Иными словами, язык и математика не связаны между собой.
Но следует заметить: поскольку математика возникла как способ упорядочения всех накопленных приёмов размышлений, она даёт каждому, кто удосужится погрузиться в её основы, громадный набор не только готовых способов думания, но и приёмов дальнейшего упорядочения всех собственных находок. То есть именно математика — главный инструмент борьбы с энтропией (мерой хаоса) сознания.
Выдающийся отечественный философ Эвальд Васильевич Ильенков установил: в мозгу человека практически нет встроенных структур с конкретными рефлексами и навыками поведения. Зато необычайно — куда лучше, чем у большинства прочих животных — развита способность к установлению взаимосвязей между малейшими крупицами накапливаемого опыта.
Потому я и призываю читателя изучать математику — пусть даже не ради её самой, а ради силы и красоты мысли. С твёрдой уверенностью могу заявить, что математика — дизайнер мысли. Кстати математические упражнения оттачивают ещё и ОстроУмие! Да, да! Не удивляйтесь!
Ещё Аристотель полагал, что остроумие — это дерзость, получившая образование. Этот термин зачастую относят только к сфере сатиры и юмора, но ведь бывают и остроумные решения проблем, остроумные доказательства. Вспомним хотя бы генеального чудака Григория Перельмана: он, по меркам науки совершенно недавно, разрешил задачу другого гения, Анри Пуанкаре, над которой учёные умы бились более сотни лет. Вот красивая аналогия: для того, чтобы проткнуть прочный материал, нужно создать на его поверхности область высокого давления. Какой инструмент нужен? Шило! Вот так и острый ум — в нужном месте он создает область «высокого давления» на проблему. И проблема «прокалывается»!
Александр Лук считал остроумие одним из компонентов продуктивного мышления и удобным материалом для исследования, поскольку его проявление может быть оценено людьми разных специальностей, «в отличие от решения, скажем, математической или технической задачи. Изучая процесс синтезирования остроты, можно приблизиться к пониманию некоторых закономерностей мышления и творчества».
Исследователь приводит факты, подтверждающие существование такого подхода ещё в XVII веке: у испанского философа Грасиана один из его трактатов назывался «Остроумие, или Искусство ума». В том же столетии итальянец Эммануэле Тезауро высказался по этому вопросу так: «Остроумие заключает в себе два естественных дара: Прозорливость и Многосторонность. Прозорливость проникает в самые дальние и едва заметные свойства любого предмета… Многосторонность быстро схватывает эти сущности, их отношения между собой и к самому предмету, она связывает их и разделяет, выводит одно из другого, распознает одно по намекам другого и с поражающей ловкостью ставит одно на место другого… Все это не что иное, как Метафора, мать Поэзии, Остроумия, Замыслов, Символов и героических Девизов».
Еще одна выдающаяся придумка эволюции — зеркальные нейроны. Мы обращали на неё внимание читателей ещё в прошлой книге — «Инженерная эвристика»:
«Около пятнадцати лет назад их открыла итальянская исследовательская группа Джакомо Риззолатти, профессора Пармского университета, родившегося кстати в х годах в Киеве. Это эпохальное открытие было сделано в какой-то степени случайно. Группа Риззолатти регистрировала электрическую активность мозга макак. Им давали пищу, упакованную в коробку, обезьянами вручили и некоторый набор инструментов. Как-то раз, неосознанно, один из исследователей на глазах подопытной макаки вскрыл коробку таким же подвернувшимся ему инструментальным набором. Обезьяна не шелохнулась, но датчик показал, что кора мозга резко увеличила активность[4], которая стала зеркальным отражением другой, зарегистрированной — когда животное само проделывало эту процедуру.
Зеркальные нейроны, открытые командой Риззолатти у обезьян, вскоре были обнаружены и у человека. Но кора головного мозга человека активизируется не только когда он смотрит, но и в том случае, если он мысленно имитирует, моделирует, воображает ту же процедуру. И если мы задумаемся о механизмах обучения, запоминания, то важнейшая часть этого механизма — способность к подражанию, имитации. Зеркальные нейроны — это особые клетки головного мозга, которые служат для понимания действий других, подражания или сопереживания им, для обучения и трансляции знаний. Возможно с помощью этих клеток человек постигает реальность не логической цепочкой размышлений, а цельным чувственным пониманием».
В этой связи стоит вспомнить ещё одного выдающегося исследователя. Более ста лет назад, то есть задолго до современных нам открытий по части строения и развития мозга, французский криминалист и социолог психологической школы Габриэль Тард (–), основываясь на собственном опыте работы, предвосхитил многие выводы профессора Риззолатти, сделанные с помощью мощного электронного инструментария.
Согласно теории Тарда, изложенной им впервые в работе «Законы подражания» в м году, вся история общества есть научение по подражанию. Вывод: истину мы можем постигнуть не только с помощью точнейших и тончайших изысканий, но и натурфилософским осмыслением. Поэтому значительная часть сегодняшних открытий это фактически экспериментальное подтверждение многих озарений прошлых поколений учёных.
Да и многие методы, освещённые в нашей книге, разработаны исследователями разных времён, но они не теряют своей ценности даже в потоке новейших, сенсационных открытий в нейрологии.
Примечательна и статья Маркуса Райхла «Тёмная энергия мозга»[5], на которую мы также обращали внимание читателей в нашей книге «Самоучитель игры на извилинах» пару лет назад. Автор — профессор радиологии и неврологии в медицинском колледже при Университете имени Вашингтона в Сент-Луисе. Он уже много лет возглавляет группу исследователей процессов человеческого мозга с помощью томографии: «Активность мозга в те моменты, когда человек бездействует или грезит наяву, может стать ключом к пониманию природы неврологических заболеваний и даже самого феномена сознания…» — утверждает автор. Далее он формулирует важный вывод: «Долгое время нейрофизиологи считали, что когда человек находится в покое, его мозг неактивен. Однако эксперименты с применением методов томографии показали, что в мозге поддерживается постоянный уровень фоновой активности. Этот пассивный режим, возможно, необходим для планирования будущих действий…»
Мозг, скорее всего, восстанавливает недостатки информации об окружающем мире с помощью своеобразных вычислений, поскольку из внешней среды на центральный «сервер» поступает в конечном счёте мизерное количество сведений. Например, из 6 млн. бит, проходящих через зрительный нерв, только десяток тысяч битов достигает участков коры, ответственных за визуальную информацию. Дальше — меньше. Всего несколько сотен бит участвуют в зрительном осознании. Поэтому от 60 до 80 % энергии, используемой мозгом, уходит на «разработку» внутренней информации, восполняющей дефицит внешней.
Крис Фрит утверждает, что психические события, определяющие наши движения, происходят не одновременно с физическими событиями: «Мозговая активность, связанная с тем или иным движением, начинается до того, как мы осознаём свое намерение совершить это движение, но движение «запускается» после того, как мы осознаём, что запускаем его. Намерение и начало движения отделены во внутреннем времени нашего сознания меньшим промежутком, чем в реальном времени.
Из этого открытия следует вывод, что, измеряя активность вашего мозга, я могу узнать, что у вас возникнет желание поднять палец раньше, чем об этом узнаете вы сами.
Мы думаем, что делаем выбор, в то время как на деле наш мозг этот выбор уже сделал. Следовательно, ощущение, что в этот момент мы делаем выбор, не более чем иллюзия. А если ощущение, что мы способны делать выбор, есть иллюзия, то такая же иллюзия — наше ощущение, что мы обладаем свободой воли.
Эти наблюдения демонстрируют, что наше тело может превосходно взаимодействовать с окружающим миром даже тогда, когда мы сами не знаем, что оно делает, и даже тогда, когда наши представления об окружающем мире не соответствуют действительности. Может быть, наш мозг и связан с нашим телом напрямую, но поставляемые нам мозгом сведения о состоянии нашего тела, похоже, носят такой же косвенный характер, как и поставляемые нам сведения об окружающем мире. Мозг может не сообщить нам, что наше тело движется не так, как мы хотели. Мозг может обмануть нас, заставив думать, что тело находится не там, где оно находится на самом деле. И все эти примеры относятся к взаимодействию здорового мозга со здоровым телом. Когда с человеком не все в порядке, его мозг способен вытворять и не такое».
Не раз упомянутая здесь профессор Т. Черниговская вообще считает, что мозг просто морочит нам голову, поскольку большая часть работы он проделывает сам и отнюдь не с помощью сознания, а вне его. «Он, вообще, какой-то снобисткий, самостоятельный, и делает что хочет. А это не очень приятно».
«Мы стали называть эту внутреннюю активность «тёмной энергией» мозга, — словно вступает в перекличку Маркус Райхл. — В астрономии тёмная энергия — невидимая, гипотетическая энергия, которая составляет значительную часть так называемой скрытой массы Вселенной».
Я уверен, что именно эта «тёмная энергия» и есть фундамент пресловутой интуиции, это и есть то самое подсознание. Извилины безусловно надо напрягать, но не случайно озарения наступают в моменты, когда казалось бы ты о проблеме не думаешь, расслабляешься. И само сознание расслабляется, а где-то там, внутри, дозревает и кристаллизуется мысль, и вот в такой-то момент и начинает действовать вулкан информации из подсознания.
Известные натурфилософы современности, например, Ганс Селье, полагали, что озарение наступает в пограничном состоянии, «где-то» между сознательным и бессознательным. Именно Селье заметил, что переходы от сна к бодрствованию и обратно, недомогание и выздоровление меняют работу мозга, переключают его. Извилины, безусловно, надо напрягать, но чтобы мысль закрутилась, чтобы она выкристаллизовалась, а это происходит в подсознании, необходимо дать расслабиться сознанию!
Сколько параллелей, между фитнесом тела и тренировкой сознания! А как все же оценить результат? Во всяком случае, справедливости ради, от себя замечу, что один из общепринятых способов — тест IQ — рассчитан на людей с преимущественно алгоритмическим или причинно-следственным мышлением. При этом очень сложно анализировать интеллектуальные возможности людей с другими типами мышления, включая вихревой или аналоговый. Обладатели этих типов мышления не мыслят строгими цепочками, от причины к следствию, и не организуют мыслительные потоки по нескольким направлениям — их «котелок» варит иначе. Так что тест IQ если и не совсем порочен, то показывает в высшей степени условные результаты, не подходящие для справедливой оценки.
Учёные проанализировали данные по представителям ти популяций всех населённых континентов. И полученные данные свидетельствовали о гибридизации кроманьонцев, наших ближайших предков, вымершими видами неандертальцев.
«Одна из интереснейших целей генетики и молекулярной биологии — загадка нейроэволюции, — говорит Константин Анохин — нейрофизиолог профессор, член-корреспондент РАН. — Я называю этим словом феномен, открытый в последние годы молекулярной генетикой. Простой, но поразительный факт: чтобы создать любой из наших внутренних органов, требуется всего три, пять, иногда семь процентов всех генов. А для создания мозга у человека и других млекопитающих предназначено более половины генов в составе генома. Задумайтесь: каждый второй из наших генов работает для обеспечения функций мозга. Это в корне меняет представления о содержании эволюции. Нежная ткань мозга не сохранялась у ископаемых животных, и палеонтологи более двух веков изучали в основном строение тела, скелета, черепов и костей. Но сегодня мы начинаем осознавать, что основные усилия эволюции мира животных были затрачены именно на создание мозга… Мозг — орган, экспрессирующий наибольшее число генов в организме».
— Кому-то может повезти, и по наследству от бабушки с дедушкой он получит замечательный мозг, который хорошо обучается и у которого быстрые биохимические процессы. Но если ребенок при этом оказался в ситуации Маугли, или его плохо учат, то толку от его замечательного мозга, который от предков достался, никакого. Какой бы инструмент ни появился у вас в голове, на нем нужно научиться играть, — говорит Татьяна Черниговская.
Да, генетически люди не равны, уже хотя бы потому, что по наследству могут передаваться те или иные заболевания. Генетика — фундамент, но таковой фундамент имеется у любого здорового «хомо сапиенс». Но даже с самого нижнего уровня развития, с любой ступени можно подняться весьма высоко. Было бы только желание отстроить свой интеллект, и методика, и система. Вот и надо сконцентрироваться на том, как нам реализовать данный Богом ли, Природой ли человеческий потенциал. Это, собственно, первое, на что я хотел бы обратить внимание читателя. Именно поэтому написана эта книга. Перефразируя поговорку, нечего на генетику пенять, коли система обучения крива.
И последнее, пожалуй. Когда мы говорили о зеркальных нейронах, то прояснили, что именно они являются биологической основой важнейшего компонента интеллекта — воображения, фантазии.
Корней Чуковский, Самуил Маршак, Даниил Хармс, Борис Заходер, Льюис Кэрролл и другие замечательные детские писатели убедительно показали своим творчеством, что дети любят всякие «искажалки», перевертыши, несимметричные стихи с логикой уже неподвластной закостенелому уму взрослого. Но именно эта способность необычного видения мира формирует у детей неординарность мысли, даёт им потенциал действовать с выдумкой, нестандартно, результативно. Мы уже останавливась на этом в нашей книге «Турбулентное мышление», поэтому здесь позволим себе некоторые повторы, но конспективно.
Корней Чуковский делится следующим своим наблюдением: «Взрослые, кажется, никогда не поймут, чем привлекательны для малых ребят такие, например, незатейливые деформации слов, которые я позаимствовал в английском фольклоре:
Дети именно потому и смеются, что правильные формы этих слов уже успели утвердиться в их сознании.
Мою песенку очень бранили в печати за «коверкание родного языка». Критики предпочитали не знать, что такое «коверкание» с незапамятных времён практикуется русским фольклором и узаконено народной педагогикой».
В одном из первых критических откликов на работу писателя «О детском языке» ( года), т. е. ещё «до исторического материализма», некая барыня гневалась: «Что касается детского языка, то советую вам почитать Библию; там вы узнаете, как три тысячи лет назад премудрый Соломон доказал, что детского языка нет. А я, как мать многих детей, могу вам доказать, что дети по недостатку развития своих внешних чувств и своего ума умеют только картавить, то есть коверкать недослышанные слова взрослых. Сбоку приписка: «Вы забыли, что яйца курицу не учат».
Но чему-то учит хотя бы исторический опыт!
Чуковский приводит ещё один следующий случай из своей практики:
«Я получил такое письмо: «Стыдно, т. Чуковский, забивать головы наших ребят всякими путаницами, вроде того, что на деревьях растут башмаки. С возмущением прочитали мы в вашей книжонке такие фантастические строки:
(«Путаница»).
Зачем вы извращаете реальные факты? Детям нужны общеполезные сведения, а не фантастика насчёт белых медведей, которые будто бы кричат кукареку. Не того мы ждём от наших детских писателей. Мы хотим, чтобы они разъясняли ребёнку окружающий мир, а не затемняли его мозги всякой путаницей!»
Я прочитал это письмо, и мне стало не то, чтобы грустно, а душно.
Какое затхлое и безнадежное невежество! Дело не во мне и не в моих бедных стишках, а в огромном вопросе о принципах детского чтения, который нельзя же решать при помощи одного только обывательского «здравого смысла», потому что «здравый смысл» нередко бывает врагом всякой научной теоретической истины.
Признаться, я даже почувствовал к своему обличителю жалость: взять бы его за руку, вывести на солнечный свет и объяснить ему от души, без запальчивости, самыми простыми словами то, чего он не может понять в своем обывательском погребе.
Если бы, кроме «здравого смысла», у него были какие-нибудь другие ресурсы, он увидел бы, что «путаницы», которые кажутся ему такими зловредными, не только не мешают ребёнку ориентироваться в окружающем мире, но, напротив, укрепляют в нём чувство реальности, и что именно в интересах реалистического воспитания детей следует культивировать в детской среде такие стихи. Ибо так уж устроен ребёнок, что в первые годы его бытия мы можем насаждать в его душе реализм не только путём ознакомления с окружающим миром, но чаще и успешнее всего именно при посредстве фантастики.»
Фёдор Михайлович Достоевский: «Фантазия есть природная сила в человеке, тем более во всяком ребёнке, у которого она, с самых малых лет, преимущественно перед всеми другими способностями развита и требует утоления. Не давая ей утоления, или умертвишь её, или обратно, — дашь ей развиться, именно чрезмерно (что и вредно) своими собственными уже силами. Такая же натуга лишь истощит духовную сторону ребенка преждевременно».
А уж уметь придумать нелепицу в духе барона Мюнхгаузена — это для взрослого просто искусство, хотя для ребёнка — невеликий труд. И моему взрослому читателю я рекомендую, в том числе, и такой способ тренировки.
Иван Бунин высказал мысль, что, «выдумать и уметь сказать хорошую нелепость, хорошую шутку могут только очень умные люди, те, у которых ум по всем жилушкам переливается».
Ну, и конечно, не надо лениться вчитываться в парадоксальные миниатюры, например, того же Станислава Ежи Леца («В каждом веке есть своё Средневековье») или нашего Андрея Кнышева («Велик человеческий разум. Кое-кому»)! Тренируйте воображение, рисуя или рассматривая хорошие карикатуры — смещение сознание гарантируется! Особенно, если рисунок не сопровождён текстом. Старайтесь осмысливать увиденное самостоятельно, а уже только потом читать комментарии а не читать таблички! По крайней мере, учитесь у Козьмы Пруткова не верить глазам своим, увидев на клетке с быком надпись «Тигр». Думайте сами, решайте сами! И на ваших извилинах — «датчиках интеллекта» — это обязательно скажется.
Как сказал Александр Лук, чтобы оцепить смешное, надо уметь рассуждать и надо научиться отличать добро от зла: «Шотландский философ из Абердина Джеймс Битт обратил внимание, что остроумие не всегда вызывает смех, что есть и «серьезное остроумие». Остроумно и смешно — эти понятия соприкасаются, но не совпадают.
И. Кант не отождествлял способность суждения и способность остроумия. Он разделил всех людей на четыре группы. Умные обладают и способностью суждения и остроумием. Способность суждения, не подкрепленная остроумием, создает так называемых умников, а остроумие без способности суждения — столь же утомительных остряков. Наконец, четвертые не обладают пи способностью суждения, ни остроумием — это дураки». (Александр Лук, «Юмор, остроумие и творчество»).
«Иными словами, «синтезировать» блестящую остроту — это доступно редким людям. Гораздо легче, оценив возникшую ситуацию как аналогичную, вовремя припомнить и «к месту» привести чужую шутку. Наконец, есть ещё «остроумие взаймы» — утомительный обмен анекдотами, когда говорят наперебой и каждый спешит «захватить трибуну» (там же).
В любом случае, не ленитесь напрягать извилины, ведь как говаривал тот же Ежи Лец: «До глубокой мысли надо подняться», и получайте удовольствие от собственного подъёма на новую интеллектуальную ступень.
— А ты не печалься так! — хрипло сказала она мне. — Если бы у тебя были мозги в голове, ты был бы как все люди! Мозги — единственная стоящая вещь у вороны… и у человека!
Вот так-то я и узнал, что у людей бывают мозги…
А. Волков «Волшебник Изумрудного города»
Думать — значит, находить ответы на различные вопросы. Вспомним один из мудрых рассказов Роберта Шекли. На некоей планете во Вселенной неважно кем построен Ответчик. Обратите внимание: «он был построен, чтобы действовать столько, сколько необходимо, что очень большой срок для одних и совсем ерунда для других». Если говорить о размерах, то «одним Ответчик казался исполинским, другим — совсем крошечным. Это было сложнейшее устройство, хотя кое-кто считал, что проще штуки не сыскать». В двух фразах — вся относительность размеров, времён, знаний. И Ответчик мог ответить на любой вопрос. Если он поставлен правильно. И он ждал, чтобы к нему пришли и спросили. Но, как оказалось, Ответчик, обладая по сути бесконечным запасом знаний, никому не мог помочь: ведь, чтобы получить знания — ответ, нужно задать вопрос, а чтобы задать вопрос правильно, нужно знать большую часть ответа!
Кстати, о Вашей внимательности и желании научиться мыслить по-настоящему. Не кажется ли Вам «Мыслитель» Родена овеществлённым символом процесса мышления? То есть Вы вообще-то помните эту замечательную скульптуру? В глубокой задумчивости человек сидит, опираясь локтем на колено, подпирая голову рукой. (Конечно, это не просто «гигантская бесформенная глыба протоплазмы», как Мыслитель из рассказа Роберта Шекли.) Итак — Вы никогда не замечали в скульптуре Родена ничего удивившего Вас, чего-то, что в скульптуре кажется неправильным? (Хотя, кто знает…) Нет, не в том странность, что человек вообще думает. И не в том, что процесс мышления — это и есть настоящий и нелёгкий труд, как показал великий скульптор. Если Вам странно то, что в размышления погрузился мужчина, не успев или забыв полностью одеться — это не ответ, которого я ожидаю. Ну, Вы, батенька, невнимательны… Учтите: внимание к мелочам — тоже один из признаков высокого интеллекта. Да что там говорить — великий Шерлок Холмс не стал бы гением расследования, не будь он так наблюдателен (о дедуктивном методе поговорим отдельно). Ничего странного не обнаружили? Ну, не переживайте, натренируетесь — всё станете подмечать.
Ясно: не каждый человек рождается (или становится) творчески одарённым, умеющим мыслить парадоксально и действовать нестандартно. Да ещё чтобы это проявлялось с раннего возраста. Впрочем, иногда даже фактически стандартные действия представляются чем-то, свидетельствующим о высоком интеллекте. Скажем, не так давно в члены известного всемирного клуба интеллектуалов MENSA была принята трехлетняя малышка. (Впрочем, гений не имеет возраста, как полагал капитан Немо.) В качестве одного из указаний на её весьма высокий уровень интеллекта — ссылка на то, что она может очень аккуратно нарисовать практически идеальную окружность! Неплохо бы, конечно, разобраться: это — результат точного знания свойств окружности, сообщённого взрослыми (плюс свойственная ребенку тщательность в выполнении задания), или интуитивное (читай: сверхинтеллектуальное) понимание этих свойств?
Известный психолог Чарлз Везерол отмечает, что, рассматривая аналитические и творческие способности мозга, всегда имеют в виду его способности: логические, речевые, математические, пространственного восприятия, память, умение формировать понятия. Креативность — творческие способности — Можно изучать, разглядывая с разных сторон. Каждый специалист найдёт что-нибудь «вкусненькое». Физиологи находят радость в исследованиях структуры и функций нервных клеток, химических и физических процессов, обеспечивающих деятельность мозга. Специалисты по информатике пытаются извлечь сведения о процессах обработки и генерации информации, формулируя принципы построения и работы нейронных сетей мозга. Психологам интереснее изучать: что является стимулом к творчеству, что переживает человек в процессе создания нового, как побудить его к творчеству, каковы индивидуальные особенности этой деятельности и что в ней можно считать общим. Вот, например, как психологи понимают креативность — как «внутренний потенциал и способность к творчеству», а «творчество — процесс, в котором проявляется эта способность и раскрывается творческий потенциал». Здорово, да? И главное — возможно ли вообще разорвать этот замкнутый круг определений?
Причём иногда креативность и интеллект сводятся, а иногда — не сводятся друг к другу. У каждого подхода есть свои почитатели и защитники. Так это ещё и не всё! Всего этих подходов (пока!) двенадцать: четыре основных и восемь специфических. И всё это — чтобы обсудить природу, сущность и причины, по которым человек желает и способен создавать нечто новое.
Специалисты по логике рассматривают творчество как систему закономерного развития знания. Философы интересуются методами творческих исследований, проблемой истинности и ценности получаемых новых знаний. Все, в общем, при деле.
Коротко говоря, в поисках интересного занятия разнообразные специалисты со всех сторон набросились на проблему производства новой информации в мозгу человека. Значит, если разберёмся, как человек мыслит, сможем помочь ему мыслить лучше, быстрее, вернее? Хм-м. Ну, попробовать стоит… Можно было бы назвать это наше занятие, скажем, тренинг креативности? Но, пожалуй тут уже всё, как ныне говорят, «схвачено»: социальной психологией уже разделены на четыре типа все возможные, с точки зрения этой науки, тренинги креативности. Это:
1) тренинги, опирающиеся на решение интеллектуальных творческих задач;
2) тренинги с использованием различных ролевых игр;
3) тренинги, в которых главное внимание уделено сензитивности, спонтанности;
4) тренинги, использующие средства искусства и близкие к методам арт-терапии.
Пожалуй, всё-таки лучше оставить за нашим занятием определение «фитнес для интеллекта», как и было заявлено в начале книги, а в качестве «снаряда» выбрать «бигуди для извилин». Чтобы сформировать свои извилины в соответствии с «эстетикой мыли» и её содержательностью, нужно подвести теоретические обоснования к нашим мозговым упражнениям (наподобие того, как атлет, приступая к действию, уже четко ориентируется в том, какие группы мышц будут при этом работать, как будет строиться ритм его дыхания и т. п.). И с чего начнём? Попробуем пока «всего лишь» понять (или дать определение — зачастую это некая имитация понимания, но зато научно!), что означает «мыслить». Что за «агент» действует в организме человека, когда он обдумывает сюжет и композицию новой картины или книги, мысленно прослеживает развитие мелодической темы в симфонии? Что и где происходит, когда возникает «из ниоткуда» решение научной проблемы, конструкция нового удивительного механизма, ясный способ действий в неожиданной жизненной ситуации? Почему гениальный футболист во мгновение ока отдаёт единственно верную передачу? Кто или что подсказывает: с чего начать и как двигаться мысли во всех этих случаях?
В «Сказке о Тройке» братьев Стругацких бодрый старикашка-изо-бре-татель объяснял высокоумным заседателям из «Тройки»[6], как и почему у коробки, присоединенной к пишущей машинке, возникает «внутре синекдоха отвечания», если коробке задаются вопросы. Всё предельно просто — в коробке есть Думатель и Анализатор! Изобретатель вводит вопросы в Думатель лично, путём печатания на машинке. Ответы также печатает он лично — поскольку ещё не всё полностью автоматизировано. И модернизировано. Кстати, в реальной жизни различные «изобретатели» и «тройки» с подозрительной/поразительной регулярностью воспроизводят ту же схему взаимоотношений. Но для нас в этом сюжете любопытно иное: как просто, оказывается, можно промоделировать работу мозга, если использовать этот самый мозг для получения не научного результата, а чисто практического.
Итак, значит, и наш мозг работает, «кодируя помаленьку», как объяснено у Стругацких. Точнее, чтобы мозг работал, ему нужна «пища» — информация. Чтобы сохранить в памяти мозга какую-то информацию, нужно уже обладать какими-то знаниями об окружающем мире. Эти знания мозг для себя сохраняет, кодируя их для удобства сохранения и использования: а) зрительно, б) акустически, в) семантически. Причем зрительное кодирование опережает акустическое или слуховое. А семантическое кодирование — это запоминание осмысленной информации. Для кодирования в этом случае необходима связь с уже сохранёнными понятиями.
Фрит Крис так говорит об эволюции моделей мозга в развитии науки: «Когда-то вы считали, что у нас в голове фотоаппарат. Теперь вы считаете, что там компьютер. Даже если у вас получится заглянуть внутрь этого компьютера, вы останетесь всё с той же избитой моделью. Конечно, компьютеры умнее фотоаппаратов. Может быть, они и способны узнавать лица или механическими руками собирать яйца на птицеферме. Но они никогда не смогут рождать новые идеи и передавать их другим компьютерам. Им никогда не создать компьютерной культуры. Такие вещи не по силам машинному разуму».
Татьяна Черниговская также утверждает, что «компьютер» в нашей голове отличается от любого из тех, который человечеству известен. В нашей черепной коробке, конечно, также происходят вычисления. Но это не единицы и не нули, он работает по другому принципу. Возможно, что он использует другой тип математики…»
Большим числом ученых овладевает пессимизм, отражающийся в одной фразе: «Наука не может исследовать сознание». Почему же не может?
С моделью мозга в науке все обстоит непросто, но обратная связь от нее к усовершенствованию реальных компьютеров прослеживается.
С х быстродействие компьютеров превзошло прогнозы в миллионы раз, а умнее они не стали. Чтобы компьютеры поумнели и стали функционировать быстрее, ученые решили изменить основные принципы их работы. Например, создавать их на основе мемристоров. Речь идет об электронных аналогах синапсов — соединений между нейронами мозга (каждый нейрон связан с остальными тысячами синапсов). Чтобы в компьютере получить подобие нейронных сетей мозга, мемристоры должны уметь образовывать новые связи, но при этом мало что известно о том, как этот процесс происходит в настоящем мозге. Во всяком случае идея создания нейроморфных, или, как их ещё называют, когнитивных компьютеров живет и, возможно, когда-нибудь приведет к пересечению техногенного и человеческого интеллектов: мозги людей и компьютеров свяжет нейронет — сеть, которая с помощью нейроинтерфейсов, позволит управлять внешними объектами силой мысли. Но пока не появится понимание того, как думает человек, прогресс в развитии этого направления вряд ли будет заметен.
Пока что мы можем лишь констатировать, что внутри нас непростой — да ещё и непрестанно действующий — Думатель и Анализатор: структурированное вещество, упрятанное в черепной коробке, устроенное сложным, всё ещё до конца не понятым, образом и соединённое миллиардами связей со всеми частями тела. Часть целостной нервной системы человека. Управляющий и контролирующий механизм. Вместилище информации. Её получатель, хранитель и переработчик. А также и отправитель — в форме электромагнитных волн? Или в неизвестной нематериальной (в привычном смысле слова «материя») форме? Вот там «внутре» мозга зарождается и выдаётся наружу «синекдоха отвечания» — «моя последняя книга…», «эта музыка — Мои воспоминания о…», «суть и доказательство проблемы Пуанкаре вполне можно объяснить даже школьникам, а именно…». Может, главное — задать ему правильный вопрос?
Как-то раз немецкий патолог Рудольф Вирхов демонстрировал студентам физиологический опыт. Когда он удалил у жабы часть мозга, её тельце стало дергаться в конвульсиях. Студенты засмеялись. Желая остановить неуместный смех, Вирхов, как ни в чём не бывало, объявил:
— Итак, господа, наш эксперимент блестяще подтвердил, как мало мозга надо для того, чтобы развеселилась целая аудитория.
На что же способен наш мозг? Можно ли расширить пределы его возможностей? И как? Можно ли понять, каковы механизмы и приёмы работы ума, постичь структуру вырабатываемого знания? Можно ли использовать наши знания об устройстве и принципах деятельности мозга для повышения эффективности его работы?
Впрочем, можно и повторить слова Оливера Хэвисайда: «Разве должен я отказываться от обеда лишь потому, что не понимаю, как происходит процесс пищеварения?» В самом деле, перестанем ли мы креативно мыслить, не зная, что творится в черепной коробке?
Тем более что сегодня (точнее, уже лет сорок) все знают о существовании и сотрудничестве двух полушарий мозга. Зачем-то сигналы от левой половины тела обрабатываются правым полушарием, от правой половины — левым. Может, так решается задача устойчивости системы. Или это что-то вроде того, как школьники из одной школы идут писать ЕГЭ в другую? Чтобы объективизировать результат, так сказать.
Техническое решение, осуществлённое при сборке первого человека, гениально просто: нервные окончания, сигнализирующие о положении дел во всех органах и участках тела, в головном мозге перекрещиваются. Так что в правое полушарие попадают сигналы от левой половины тела и наоборот. Поэтому поражение одной половины мозга — например, вследствие инсульта — вызывает паралич противоположной стороны тела.
Известно, что левое и правое полушария головного мозга имеют разные специализации. Левое управляет процессами, в которые вовлекаются числовые величины, используются логические цепи, последовательно прослеживаются и анализируются ряды фактов и событий. Правое же полушарие оперирует образами, содержит пространственные и временные[7] целостные картины. Для левого полушария естественна вербальная (т. е. словесная), дискретная форма «записи» исходной и конечной информации — а также, по-видимому, промежуточных результатов переработки одной в другую. В правом полушарии возникающие и исчезающие образы бессловесны и непрерывны.
Но, конечно, оба полушария исследуют каждую проблему совместно, пытаются обработать любую информацию. Ведь оба они узнают о новой задаче одновременно. Так в нашей жизни о происшествии узнают сразу несколько различных служб: и журналисты, и милиция, и пожарные. А дальше — каждый действует по своему разумению, делает, что может.
Опять же психологи утверждают: именно левое полушарие человеческого мозга имеет намного больше стимулов и возможностей для развития, чем правое. Объяснить это несложно: в обыденной жизни человек гораздо чаще сталкивается с необходимостью использовать для общения речь, записи, всё время должен анализировать события, факты, делать выводы и совершать поступки. Человек вовлечён в непрерывный процесс получения, обработки и обмена дискретной информацией. Необходимость взаимодействия с нею «включает» главным образом левое, логическое, полушарие. Правое полушарие заметно развивается лишь у тех, кто интенсивно занимается творческой деятельностью — ведь при этом необходимо мыслить целостно, образно, использовать подсознание, интуицию, озарение. Правая часть мозга отвечает за художественные, музыкальные и математические[8] способности.
Любопытно, сказываются ли этнические характеристики человека на его способностях в математике? Или здесь играют определяющую роль, например, религиозные, культовые особенности, принятая система воспитания? Скажем, с древних времен известно: индийцы, как правило, превосходные математики. Их отношение к числам совершенно особое: все изучаемые в начальной школе числа (вплоть до четырёхзначных) имеют для индийских школьников индивидуальные особенности — рассматривается подробно, каковы делители чисел, их внутренняя симметрия, составная структура. Один индийский учёный на вопрос, не является ли номер такси, на котором он ехал, неблагоприятным, ответил: этот номер, число , напротив, весьма интересен, поскольку может быть записан в виду суммы двух кубов двумя способами! (Например, 12 в кубе плюс 1 в кубе. Вторую пару попробуйте найти сами!) У нас тоже не всё так плохо: например, то, что квадрат любого натурального числа можно записать в виде суммы подряд идущих нечётных чисел, (давно известный математикам факт) обнаружил наш знаменитый соотечественник Андрей Николаевич Колмогоров. Впрочем, тогда будущему академику было всего лет 6–7. И это своё первое «открытие» он тоже сделал вполне самостоятельно.
Установлено: для мужчин естественнее лучшее развитие и использование правого полушария. Не зря говорят: на одну женщину-математика приходится 13 математиков-мужчин. Но о сравнительных особенностях мужского и женского интеллекта мы подробнее поговорим дальше. А вот Эйнштейн утверждал: «Математика — единственно совершенный метод, позволяющий провести самого себя за нос». Выходит, и в этой области сильному полу гордиться нечем!
Кстати, об Альберте Эйнштейне. Вот уж пример несомненного, подлинного гения. А известны ли какие-то уникальные особенности его мозга? Изучая мозг Эйнштейна (точнее — фотографии срезов мозга, сделанных с помощью микротома в м году), американский антрополог Дин Фальк обнаружила особо развитые теменные доли мозга (значительно превосходящие по размеру среднестатистические), сильно развитые «музыкальные шишки», контролирующие движения левой руки (что характерно для людей, музыкально одарённых), и необычный рисунок бороздок в затылочной области. Ранее в качестве необычного показателя отмечалась лишь малая масса мозга — г, что близко к нижней границе нормы.
Это если говорить о структуре мозга гения. А с точки зрения состава мозга Эйнштейна, исследователи из Швейцарии установили: в ассоциативной области коры, ответственной за высшие формы мыслительной деятельности, присутствует необычайно большое количество вспомогательных элементов нервной ткани — клеток нейроглии. Эти клетки контролируют передачу информации всем разделам мозга. Они, образуя дополнительную сеть в мозгу, связывают все мозговые структуры воедино и задействуют весь мозг целиком для «обсуждения» и принятия решения. Теперь известно: чем более число таких клеток превышает число нейронов в мозгу (а этих тоже может быть немало — от 15 до миллиардов!), тем более серьёзные интеллектуальные задачи способен решать мозг.
Немецкий ученый Оскар Фогт во время официального открытия Института мозга в году сказал, что в коре головного мозга Ленина обнаружено скопление пирамидальных клеток, и связал с этим ярко выраженные ассоциативными способности Ленина (таковые отличали и Эйнштейна, если вспомнить знаменитый мысленный эксперимент с лифтом).
Увы, исследование структурных особенностей не дает окончательного ответа о природе гениальности. Это — во-первых. А во-вторых, даже зная о роли глиальных клеток, разве мы можем неким образом увеличить в своем мозгу их количество? Неизвестно. А, может быть, заставляя свой мозг чаще размышлять, рассуждать, анализировать, мы увеличиваем хотя бы число связей между нейронами в мозгу? Задумаемся и над этим вопросом?
От природы человеку дано многое — но кому много дано, с того много и спросится. Человек действует в условиях многообразных контактов с внешней средой, в немалой степени состоящей из других людей. Чтобы полноценно реализовать себя в жизни, нужно максимально развивать в себе способности, заложенные от рождения.
А заложено, кстати, немало. У каждого из нас двое родителей, четверо бабушек и дедушек… Если уйти назад всего на 30 поколений — лет на – — наберется больше миллиарда предков. Но ведь в ту пору на всей Земле жило куда меньше народу. Значит, все мы ныне живущие — родственники. Каждый из нас унаследовал те же гены, которые создали великих воинов, прославленных поэтов, искусных художников, вдохновенных актеров… Подаренные ими задатки — надежная опора для нашего творческого роста.
Надо только не пренебрегать собственными способностями.
Между прочим, не только Альберт Эйнштейн, но ещё один великий физик — Макс Планк — был превосходным музыкантом. В юности он долго не мог сделать выбор между карьерой пианиста и физика-теоретика[9]. А первый директор Объединённого института ядерных исследований в Дубне, известный физик-теоретик, академик Дмитрий Иванович Блохинцев был превосходным художником. Примерам такого рода несть числа. Бертольд Брехт сказал: искусство требует знаний. Видимо, верно и обратное… Хотя, может быть, дело лишь в том, что искусство восполняет недостатки природы, как считал Джордано Бруно.
Итак, выдающиеся представители так называемых точных наук демонстрируют явную способность — если не сказать «талант» — к художественному творчеству. С другой стороны, архитектура — область бесспорно художественной культуры — непредставима без умения чётко и правильно вычислять. Так что примеров обоюдовыгодного сотрудничества и взаимовлияния обеих частей мозга множество. С этой точки зрения холистические — целостные — представления о мозге, как о сильносвязной системе, выглядят вполне логично.
Из любви к классифицированию и желая образованность показать, определим:
✓ логическое мышление как способность мозга анализировать окружающее рациональными методами, т. е. видеть взаимосвязи между явлениями и предметами и системно их упорядочивать;
✓ речевые способности, подразумевая, что мышление позволяет не только понимать смысл отдельных слов, но и находить смысл предложений, сконструированных с помощью слов;
✓ пространственное восприятие — способность различать предметы по форме и размеру, а также соотносить одни формы с другими;
✓ математические способности — умение оперировать не только количественными понятиями, но и создавать и изучать абстрактные конструкции — Математические и натурфилософские структуры;
✓ умение формировать понятия — эта способность абстрагирования близка математическим способностям и позволяет получать обобщённые представления о предметах и категориях;
✓ память — способность воспринимать, хранить и обрабатывать информацию.
Писатель Милорад Павич сказал: память человека тем отличается от памяти животных, что способна истолковывать то, что хранит. По поводу людей Ларошфуко едко заметил: «Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум». Конечно, только взаимодействие всех вышеназванных способностей даёт возможность мыслить ясно, продуктивно и творчески.
Утверждается (и не без оснований): мозг, как и мускулатура, поддаётся эффективной тренировке. Правда, в отличие от мускулов, мозг при тренировке количественно не растёт: отрабатываются лишь процессы переработки информации в нём. Между тем многие стремятся нарастить именно количество информации, хранимой в памяти. Тем более, что такими накоплениями можно блеснуть, как накачанными мускулами на пляже: сообщить изумлённым слушателям, какова длина какой-то железной дороги или высота горы…
Артур Конан Дойл устами своего главного героя — Шерлока Холмса — сравнил бессвязную эрудицию с захламленным чердаком, где всё свалено без разбору и ничего нельзя найти.
Развивая же аналогию мозга с мышцами, можно сказать: эрудиция без навыков анализа и синтеза подобна мускулам культуриста — они накачаны бессчётными однообразными упражнениями, но не способны к реальной работе. Между тем куда красивее и гармоничнее фигуры пловцов или гимнастов: их мышцы также изящны и сильны, но ещё и работать умеют — координируют усилия, способны и к статической, и к взрывной нагрузке.
Более того, на запоминание и понимание некоего закона или правила уходит не больше сил, чем на заучивание одного факта, а вывести из этого закона можно сотни и тысячи фактов — по мере надобности. Так что тренировать надо прежде всего интеллект — способность понимать правила и выводить факты.
Замечу: при тренировке интеллекта обязательно «наработается» немалая эрудиция. Но факты будут не просто свалены в памяти, а освоены, приведены в систему, логически выстроены… Словом, ничего не будет ни выпирать, ни обвисать — эрудиция станет рабочей.
Столько он всего знал и был такой умный, что стал ужасно рассеянным. Он всё забывал. Вы мне, наверно, и не поверите, если я вам скажу, что он забывал порой даже своё собственное имя…
П. Трэверс. «Мэри Поппинс»
Ещё Платон считал, что человек ещё до рождения узнаёт всё и обо всём — просто не всё успевает вспомнить за краткую жизнь. Но что означает «помнить»? Это означает уметь усваивать, сохранять и повторно извлекать информацию. Не помнить — не справиться со всеми или с какой-либо одной из этих задач.
«Наш мозг способен к извлечению своего содержания из памяти и порождению аналогов, к вынесению информации в социум, в культурное пространство — это одно из крупнейших прорывов человечества. Как-то человеку пришла в голову мысль вынести информацию за пределы человеческого субстрата, чтобы она не погибла в голове вместе с её обладателем. Это так называемая выносная память (книги, папирусы и библиотеки, музеи, Интернет и т. д.). А человеческие языки — речь, математика, музыка и т. д. — это инструменты для таких манипуляций и строительства внешней среды», — считает Татьяна Черниговская.
Откуда берется разум? Оптимистов и пессимистов в науке в попытке ответить на этот вопрос объединяет вера в то, что разум и сознание возникают сами собой из работы нейронной сети.
«Я — это мой коннектом» (характер связей между нейронами мозга), — говорит Себастьян Сеунг, профессор Массачусетского технологического института и один из ведущих разработчиков карт нейронных соединений.
Накоплено немало данных, подтверждающий эту гипотезу. Например, ещё в х было экспериментально доказано существование «нейрона Билла Клинтона», то есть нейрона, который активируется при воспоминании об экс-президента, независимо от того, читаем ли мы его имя, видим ли его портрет или воспринимаем понятия: Хиллари, Моника, саксофон, «вдыхал, но не затягивался» и т. п.
По этой гипотезе в мозгу человека есть нейрон, отвечающий за кодирование конкретных объектов, включая его предков (теорию, ещё в х предсказавшую существование таких нейронов называли «теория нейрона моей бабушки»).
Но не все экспериментальные данные согласуются с идеей о том, что все воспоминания и аспекты личности человека закодированы в соединениях нейронов. Тем более, что мозг состоит не только из нейронов, и из уже упомянутых глиальных клеток, которых в десятки раз больше и они, как установлено, активно взаимодействуют с нейронами. Поэтому вряд ли стоит все роли отдавать нейронам.
Кроме того, обучаться и запоминать информацию в определенной степени способны не только нейронные сети, но и одноклеточные организмы (амеба, инфузория). Тогда, возможно, секрет разума внутри клетки, а не снаружи?
А знаменитый математик Роджер Пенроуз вообще считает, что сознание и разум не могут чудесным образом возникнуть из обмена сигналами в в какой бы то ни было сети. «Люди думают, что сознание происходит из какого-то сложного аспекта вычислительной активности, — объясняет Пенроуз. — Я смотрю на эту проблему совершенно иначе. По-моему, в мозгу происходит много вычислительной активности, но это — бессознательное. А сознание, на мой взгляд, это что-то принципиально иное. Понимание — это не вычисление. Происходит что-то ещё. Я в-ерю в науку и считаю, что все происходящее у нас в голове подчиняется тем же законам, которым подчиняется Вселенная вокруг нас. Но эти законы ещё не до конца поняты нами. Я пытаюсь нащупать этот пробел в наших знаниях, это «что-то ещё».
Многие ученые считают, что сознание подобно ветру: ветер увидеть нельзя, но результаты его деятельности зачастую впечатляют.
Человеческая память селективна: мозг отбирает, сортирует и хранит лишь наиболее важную информацию. Именно это свойство избирательности, наряду со способностью забывать, и даёт мозгу возможность работать. В противном случае мозг «утонул» бы в потоке непрерывно поступающих сигналов. При этом память — не пассивная система, не ряд стеллажей, откуда снять нужный том или папку может только некий «читатель» — внешняя по отношению к мозгу структура.
По характеру проявления память может быть образной, словесно-логической, механической, эмоциональной и условно-рефлекторной. По типу восприятия — зрительной, слуховой, обонятельной, двигательной и весцилярной (осязательной).
Мозг сам, как хороший библиотекарь, вводит в себя структурированные блоки данных, хранит их в порядке, известном ему одному, и на полках, пронумерованных им самим, способен в зависимости от задачи отыскать нужную папку на нужной полке. «Кто-то помнит хорошее. Кто-то плохое. Наша память избирательна, как урна…» — писал Сергей Довлатов.
Следуя оценке, сделанной нейробиологами, принято считать: информационная ёмкость коры головного мозга у человека равна примерно 3х108 бит. Полагая, что в среднем информационный поток составляет 20 бит/сек[10], найдём: за 70 лет при длительности активного дня 16 часов общее поступление информации составит 3х1010 бит. Если для хранения 1 бита требуется (по некоторым оценкам, учитывающим непревзойдённую помехоустойчивость нашей памяти) 10 нейронов, то поступающая в мозг информация в раз больше его информационной ёмкости! Правда, тонкости работы нейронов ещё не изучены, так что может оказаться: даже один нейрон может накапливать несколько битов. Но с другой стороны нейроны заняты не только хранением информации, но и её обработкой. Так что в любом случае в мозге может храниться не более 1 % от общего потока информации[11]. Упомянутое выше внимание призвано прежде всего устранить избыточность сенсорного потока и даже подавить многие сенсорные входы.
Современные исследования мозга подтверждают: память — свойство мозга как системы в целом[12], а не его отдельных молекулярных и клеточных компонентов.
Память человека спроектирована и создана предусмотрительно и логично, с соблюдением иерархического принципа, когда информационные сигналы передаются последовательно из одного воспринимающего или обрабатывающего участка в другой. Каждый участок «знает свой манёвр».
Лучше всего мозг запоминает новую для него информацию. Да ещё и интересную[13] — выделенную по каким-то признакам. Это, конечно, означает: на входе мозг сразу же производит первичную обработку поступающей информации, сравнивая её с уже хранящейся в нём. Такой «фейс-контроль» на входе: вот Вы, барышня, проходите, а Вас мы уже тут видели, и Вы нам не понравились. А тебя, приятель, сразу сдадим скучающему милиционеру — и больше не появляйся! Ну, а, установив степень новизны, мозг сортирует и направляет отдельные блоки данных на разные «полочки» в «складе»-памяти.
По временным характеристикам память делят на:
✓ сенсорную, или ультракороткую (длительность хранения — Менее одной секунды),
✓ первичную (несколько секунд),
✓ вторичную (от нескольких минут до нескольких лет),
✓ третичную (информация хранится всю жизнь).
Сенсорная, автоматическая память как раз и зависит от эффективности работы органов чувств: в ней запечатлевается всё, что они воспринимают. (Почти 60 % людей используют главным образом зрительную, визуальную память; по типу восприятия память может быть ещё и слуховой, обонятельной, осязательной, двигательной.) Просмотр и селекция информации начинается при переходе из сенсорной в первичную память. Установлено: в среднем человек запоминает 1/5 услышанного и 3/5 увиденного. Впрочем, если увиденное одновременно и объясняется, то запомнить удастся до 4/5. Вот почему студентам имеет смысл ходить на лекции — поглядывая на доску, можно одновременно ещё и что-то услышать, а что-нибудь даже понять!
Сенсорную и первичную память называют кратковременной, вторичную и третичную — долговременной памятью. Каждый вид памяти использует собственный механизм и приспособлен для хранения информации разных типов. Различна и информационная ёмкость видов памяти.
Кратковременная память имеет небольшой объём и обеспечивает хранение информации от нескольких секунд до десятков минут, однако надёжно она работает лишь в течение нескольких секунд. Примерно через 10–12 секунд восприятие информации уже затруднено, а секунд через 25–30 невостребованная информация «стирается»[14]. Такая оперативная память способна одновременно удерживать 7±2 (т. е. от 5 до 9, но чаще всего 7) различных фрагментов информации. Любое воздействие, способное создать большие флуктуации в работе материальных носителей памяти — нейронных сетей (наркоз, электрошок), нарушит работу этого вида памяти. Информация будет утеряна.
Из кратковременной памяти в долговременную информация передаётся благодаря преобразованию и упорядочиванию её материальных следов (так называемых энграмм), вследствие чего возрастает вероятность запоминания информации. Внутренний «библиотекарь» переносит коробки с записями — энграммы — на полки в другом, более просторном и реже посещаемом (хотя и более надёжном) хранилище. Возможно, по дороге он переписывает данные с хрупких старых листов на новую «бумагу» или «магнитную плёнку». Заодно объединяет сведения, близкие информационно и по смыслу, в блоки. Что-то может и потерять по дороге. Либо заложит в совсем уж дальний угол — вот и забылось что-то, когда-то важное. Может быть, сенсорная (или первичная) память сразу отбросит ненужные сведения прямо «на пороге» мозга — ведь забывание начинается сразу же с момента восприятия окружающей среды.
Информация, обработанная в сенсорной памяти, переносится в первичную. Человек производит такой перенос на вербальном (словесно оформленном) уровне. При этом сигналы получают своё словесное выражение и затем комбинированным образом, словесно — сенсорно, закрепляются в памяти. Установлено: этот способ характернее для взрослых, чем для детей. Другой способ переноса сенсорной информации в первичную — невербальный — до конца пока не изучен. Этот путь — единственная возможность преобразования сенсорной памяти в первичную для животных и маленьких детей.
Объём первичной памяти меньше объема сенсорной. Часть информации первичной памяти вытесняется (забивается и от этого забывается) вновь поступающей информацией, часть переходит во вторичную память. Считается: информация, не закодированная в виде слов, не задерживается в первичной памяти и прямо переходит во вторичную. Только этот вид информации может быть извлечён через значительный отрезок времени.
Вторичная память имеет большую ёмкость и длительность хранения. В отличие от первичной вторичная память организуется на основе смыслового значения информации. Если при извлечении слов из первичной памяти обычная ошибка — смешение сходных звуков (например, «Г» и «Х», «П» и «Б»), то из вторичной при ошибках извлекаются разные слова, но одного и того же смысла. Информация из первичной памяти извлекается с большой скоростью, из вторичной — из-за необходимости перебора различных вариантов — Медленнее.
Третичная память прочно фиксирует прошлый опыт: информация сохраняется даже при серьёзных заболеваниях и массивных поражениях мозга, когда другие виды памяти исчезают. В то же время информация оттуда извлекается с высокой скоростью. Вторичная и третичная память — стабильные формы хранения информации.
Для сознательной работы памяти лучшим временем считается промежуток от 10 до 12 часов дня или после восьми часов вечера, когда организм максимально устойчив к кислородному голоданию — зеваете меньше!
Более того, новая информация, вырабатываемая мозгом во время парадоксальной — связанной с высокой активностью нервной деятельности — фазы сна, даёт возможность разрешить любую проблему. По-видимому, мозг продолжает работу, стремясь уничтожить или хотя бы сгладить очаг возбуждения, порождённый непрестанно «прокручиваемой», эмоционально волнующей проблемой.
Успокоится он, только найдя некое приемлемое решение или объяснение. Видимо, мозг мог бы сказать о себе словами Гёте: «Когда у меня нет новых и новых идей для обработки, я точно больной». Ночная работа активно использует подсознание, хранящее почти 95 % информации. Информационные обмены с подсознанием протекают в другой фазе — фазе быстрого сна, характерной, в частности, быстрым движением глаз. Вот и математикам снятся полезные вещи. Однажды Анри Пуанкаре, работая вечером, так и не смог решить сложное дифференциальное уравнение. Отложив работу, он лёг спать. Под утро Пуанкаре увидел сон, будто он читает студентам лекцию по теме своих вечерних занятий и легко вычисляет на доске нужный интеграл. Итак, главное — не забыть утром результаты работы мозга во сне.
Увы, память человека слабеет пропорционально росту его беспокойства. Пытаясь ускорить процесс вспоминания, человек начинает нервничать, испытывает стресс, что тормозит и затрудняет работу систем памяти. Безусловно, лучше всего в этой ситуации переключить внимание на какой-либо другой предмет, постараться сосредоточиться на иной мысли. Тогда включается подсознание, и мозг сам выбирает удобный режим поиска нужной информации. Например, задремали Вы в кресле у камина, и приснилось Вам, что Вы — химик Фридрих Кекуле, который, находясь почти на грани отчаяния от безуспешности понять структуру бензола, задремал в кресле у камина в своей лаборатории. И снится химику Кекуле сон, а во сне видит он структуру бензольного кольца — основы органической химии. Почти так оно, собственно, и было. Правда, приснилась ему змея, кусающая собственный хвост — вот оно, кольцо!
Удивительной и неожиданной может оказаться природа информации, «всплывающей» в сознание из подсознания. Особенно непонятен выбор момента её передачи. Подсознание человека активно работает во время сна, раскладывая на части и перегруппировывая громадные массивы информации. Исследования показывают: интенсивность работы подсознания повышается в каждом следующем цикле парадоксальной фазы сна. Выше всего эта интенсивность примерно за два часа до пробуждения. Вот не знаю только, в какое время ночи Сэмюэлу Колриджу, принадлежащему к Озёрной школе (не путать с дачным кооперативом), приснились образы поэмы «Кубла-хан». Но результат-то великолепен! Получилось именно то, что сам Колридж сформулировал как определение: поэзия — наилучшие слова, поставленные в наилучшем порядке.
Экспериментально доказано: в однородном материале лучше всего запоминаются начало и конец, хуже — середина. Поэтому самое нецелесообразное и неэкономичное — непрерывное заучивание вплоть до полного запоминания. Лучше запоминать такой материал, делая перерывы — в это время подсознание самостоятельно обрабатывает его по частям.
Не исключено, что при этом срабатывает так называемый «эффект Зейгарник» — обнаруженное ещё в е годы влияние завершённости или незавершённости действия на запоминание. Когда решение некоей задачи прерывается, она запоминается лучше, чем задача, благополучно доведенная до завершения[15]. Причём доля запомнившихся прерванных задач оказалась почти вдвое больше доли запомнившихся завершённых задач. Как и полагал граф Биконсфилд — а по совместительству премьер-министр Англии Бенджамин Дизраели: если помнить выгодно, никто забыт не будет. Но в чём же тут выгода? Как раз в том, чтобы снять в конце концов высокий уровень эмоционального напряжения, не получившего разрядки, если решение задачи было прервано.
«Память — это то, что определяет нас как личность. Мы — это то, что мы помним. Как только мы перестаем помнить — нас нет», — отмечает Татьяна Черниговская. «Все на свете ищут, все хотят знать, где в мозгу что где находится — где чашки, где ложки, где французский, где английский и где все это хранится. Да нет этих мест, нигде не находится, потому что память — это не картотека, это не система ящиков, это — процесс. Каждый раз, (нельзя два раза вспомнить одно тоже), каждый раз, когда вы вспоминаете — у вас идет новый процесс, новые ассоциации. Материальным выражением, измерением памяти является изменение эффективности связей между нейронами в сети».
Из памяти, по-видимому, ничто не исчезает — просто многое не может быть вызвано в оперативную память из долговременной без особой эмоциональной встряски или без специального запроса. Джером Клапка Джером «пошутил»: «Память подобна населённому нечистой силой дому, в стенах которого постоянно раздается эхо от невидимых шагов. В разбитых окнах мелькают тени умерших, а рядом с ними — печальные призраки нашего былого «я»». Такой вот английский юмор.
Особенно проблематично что-то вспомнить, когда непонятно, как оформить запрос на вызов информации из собственного мозга.
Интересный мнемонический приём — использование определенной последовательности зрительно-пространственных образов для запоминания — Можно найти в книге Милорада Павича «Внутренняя сторона ветра»: «Этот иностранец… учил их искусству запоминания, мнемотехнике, разработанной на примерах речей Демосфена и Цицерона… Чтобы запомнить текст, следовало, как рекомендовал русский учитель, вспомнить, как выглядел фасад одного из часто попадавшихся на пути зданий, внешний вид которых застревал в памяти. Затем нужно было представить себе, что по порядку открываешь все окна и двери этого здания и в каждый проём, включая бойницы или слуховые окошки, проговариваешь одну из длинных фраз Цицерона. Таким образом, мысленно обойдя всё здание и произнеся перед каждым окном или дверью по одной фразе, можно было к концу воображаемой прогулки запомнить всю речь и даже повторить её без особого напряжения». Писатель почти дословно пересказал методику знаменитого мнемониста С.В. Шерешевского, зафиксированную выдающимся психоневрологом А.Р. Лурия, много лет исследовавшим его память.
Мнемоника — набор приёмов запоминания, основанных на ассоциативных «привязываниях» запоминаемых сведений к неким визуальным (как в вышеприведенном примере), словесным или логическим рядам[16]. Мнемонические приёмы человек часто придумывает сам для себя, запоминая телефоны, даты, важные сведения.
Ещё один важный этап в работе с памятью — научение, т. е. намеренное усвоение определённого материала так, чтобы его можно было легко извлекать из памяти и эффективно использовать. Научение отличается от простого заучивания или запоминания, поскольку одновременно вырабатывается умение обрабатывать и использовать информацию определенного типа. Известную с древнеримских времён поговорку учёные перефразировали: не повторение — Мать учения, а применение!
У всех людей мозг имеет одинаковую глобальную структуру, однако каждый человек уникален. Один имеет развитую знаковую память, другой — эйдетическую (образную). Объём памяти многих великих людей поражает. Сенека мог запомнить и повторить до совершенно не связанных между собой слов. Великий математик Леонард Эйлер помнил все степени, вплоть до шестой, чисел от 1 до Академик Абрам Иоффе не заглядывал в таблицу логарифмов, потому что помнил её наизусть. Вряд ли великие учёные зазубривали горы чисел специально — скорее всего всё запомнилось в ходе употребления.
У некоторых людей память как будто вообще не имеет пределов. Например, вышеупомянутый мнемонист С.В. Шерешевский легко запоминал огромные объёмы произвольной информации: длинные — и более — ряды цифр, слов, слогов, иностранных слов, формул. Причём запоминал практически навсегда: возвращаясь к заданиям 15–20‑летней давности, он легко и безошибочно всё вспоминал. Приём, упомянутый выше в пересказе Милорада Павича — лишь один из простейших в арсенале Шерешевского. Многие технологии он употреблял вовсе неосознанно, и только многолетние кропотливые исследования А.Р. Лурия[17] позволили их сформулировать.
Есть люди, мгновенно — со скоростью, сравнимой с быстродействием компьютеров — выдающие результаты арифметических и алгебраических действий над огромными числами. Как устроен их мозг, что там модифицировано, улучшено, как сконструировано? Это пока загадка.
Если мы что-то не можем вспомнить, нам часто кажется: искомая информация утеряна безвозвратно. Правда, она может всплыть перед нами, когда уже совершенно не нужна: нужный номер телефона кажется окончательно забытым, когда требуется срочный звонок, но через много дней, во время случайного разговора, какая-то малозначимая деталь вдруг извлекает этот номер из памяти. Или, скажем, вспомним (!) известный чеховский рассказ «Лошадиная фамилия». Ассоциативный поиск фамилии зубного врача в закоулках памяти не приводил к успеху, пока мужики не заговорили о продаже овса — вот тогда и всплыла нужная фамилия: «Овсов! Овсов, Ваше превосходительство! Посылайте за Овсовым!».
Невозможность сохранить информацию практически неотличима от невозможности её извлечь. Для успешного извлечения данных из памяти недостаточно, чтобы информация там где-то хранилась. Важно, что она должна быть записана таким способом, чтобы каждый блок был помечен особым образом, отличался от других похожих событий. Некий механизм наклеивает специальные ярлыки на отдельные фрагменты, сортируя и классифицируя их.
Интереснейших вопросов об устройстве нервной системы так много, что одно их перечисление и то займёт немало времени. Особенно же интересен вопрос, что происходит в мозге при обучении. Некоторые учёные говорят: при откладывании информации в память происходит активация клеток. Другие утверждают: есть гены, препятствующие откладыванию в память информации — и запоминание происходит только тогда, когда эмоциональные раздражители подавляют работу этих генов-блокаторов.
Теперь некоторая свежая информация к размышлению. Ученые из израильского Института Вейцмана совсем недавно — в году — выяснили, что структуры нейронов способны создавать в коре нашего головного мозга «архивы» из более ранних впечатлений по мере добавления новых. Эти базы данных помогают сделать нам выбор в трудной ситуации, то есть подключают к процессу принятия решения жизненный опыт.
Тал Хармелех (научный сотрудник департамента нейробиологии Института Вейцмана» уточняет:
«Механизм, который формирует так называемые архивы впечатлений, и его влияние на функции коры головного мозга до сих пор почти не изучены. Мы задались целью раскрыть значение этих хранилищ информации.
Можно сказать, мы обнаружили окно в личную историю каждого человека. Выяснили, что информация о впечатлениях включается в связи между сетями нервных клеток коры головного мозга и может быть замечена при активации этой части мозга, которая, кстати, приводит к длительным изменениям в связях между нейронами. Наши впечатления, встраиваясь в эти соединения, создают буферные зоны (зоны ожидания), которые активизируются при любом виде умственной деятельности. Это позволяет человеку предвидеть результат в зависимости от его прошлого опыта.
Активированные с помощью воспоминаний нервные клетки коры головного мозга, образующие «архивы», запечатлевались как яркие пятна на снимках магнитно-резонансного томографа в течение 24 часов. Особенно важно, что этот эффект весьма надежен и может быть применен к каждому отдельному событию в жизни человека.
Запущенные благодаря воспоминаниям «архивы» позволяют ученым диагностировать психические расстройства и патологии головного мозга, а также выявлять качества, черты характера, привычки и таланты человека».[18]
Основную часть информационного потока обрабатывает сенсорная или кратковременная память. Ученые полагают: зрительная сенсорная память — запоминание угасающего следа зрительного изображения, сохранение довольно подробной информации в течение нескольких секунд — обслуживает поздние стадии переработки информации, сохраняя образ столько, сколько нужно для завершения этой стадии. Затем необходимая часть данных — по некоторым оценкам, 1/10–1/4 исходного потока — переносится для более долговременного хранения и последующего использования.
Сенсорная память работает в автоматическом режиме: внешние и внутренние факторы слабо влияют на её операции. В первичной памяти с хранящимися данными производятся некоторые действия: перезапись отдельных фрагментов, избирательное их сохранение и усложнение материала в результате подключения дополнительных внешних и внутренних информационных потоков. Во вторичной памяти мы можем запускать или прекращать процессы, вести поиск в разных направлениях. Извлечение информации из одного места может привести к запуску каких-то новых подсистем памяти, переключению на другие нейронные сети. Всё это в конце концов направляет мысль по совершенно новому пути.
Озарение — как раз выход в сознание результатов подсознательной работы.
Но и такая работа сильно зависит от сознания — ведь именно из него поступает в подсознание и цель умственной работы, и обрабатываемые сведения. Поэтому очень важна степень увлеченности решаемой проблемой. Чем ярче доминанта, тем большая доля подсознания (а не только сознания) занята решением. Чтобы подсознание справилось с проблемой и наступило озарение, должна накопиться критическая масса сведений, отправленных в подсознание, и критическая мощность раскрутки его сознанием
Кто как говорит, тот так и мыслит. И наоборот.
Как считал Эйнштейн, «можно стимулировать появление глубоких и оригинальных мыслей, предоставляя полную свободу своему воображению, не ограничивая его традиционными условными запретами. Он и относит открытие теории относительности не на счёт своего особого дарования, а, напротив, — на счёт собственного так называемого «задержавшегося» развития.
«Нормального взрослого никогда не станут беспокоить проблемы пространства и времени, рассуждал Эйнштейн. — Есть вещи, о которых задумываешься только в детстве. Но моё интеллектуальное развитие задержалось, в результате чего я начал размышлять о пространстве и времени, будучи далеко не юным.»
В своих последних автобиографических записках великий физик вспоминает озарение, которое привело его к созданию специальной теории относительности. Оно явилось неожиданно, когда шестнадцатилетним юношей он просто мечтал о чём-то. «А что, если. — подумал он тогда, — лететь рядом с лучом света с его же скоростью?»
Нормальные взрослые, как резонно заметил Эйнштейн, обычно заглушают в себе подобные вопросы, а если они всё-таки возникают, то быстро забываются. Видимо, именно это и подразумевал Уинстон Черчилль, когда говорил, что «много людей спотыкаются о великие открытия, но большинство их них просто перешагивают и идут дальше».[19]
Конечно же, и выдающиеся умы не всегда способны сразу по достоинству оценить достижения современников.
Существует исторический анекдот на эту тему. Лорд Келвин знал, с каким трудом даже признанные учёные усваивают новые идеи, и не обижался на это. И когда специалист по магнитным компасам, королевский астроном Эри осмотрел компас, изобретённый Келвином, он мрачно изрёк: «Не будет работать». Келвин добродушно заметил: «Это слишком серьёзные слова, чтобы их можно было считать мнением королевского астронома».
Да что там! Сам Рене Декарт, один из величайших мыслителей в истории, «доказывал с полным логическим обоснованием, что открытый Торричелли эффект давления воздуха невозможен. Однако Торричелли, вопреки утверждениям этого маститого учёного, удерживал столбик ртути на метровой высоте. Кроме того, он поставил опыт, показавший, что если выкачать воздух, заполняющий пространство между двумя медными тарелками, то даже четыре лошади будут не в состоянии растащить их», — приводил пример Эдвард де Боно.
Основатель Общества когнитивной науки (науки о познании) Доналд Артур Норман предложил определение: память — информационная система, где путь, приводящий к ответу, подбирается и определяется самой формой вопроса, т. е. нужная информация сама содержит в себе подсказку, где её искать[20].
Можно сделать вывод: постановка вопроса, проблемы, формулировка задачи должна осуществляться в форме, соответствующей типу искомой информации. Поиск данных для получения ответа задаётся типом вводимой исходной информации. То есть направление движения по коридорам памяти указывается — хотя бы приблизительно — самой формой вопроса.
Я рассказал им, Кто, Когда,и Как, и Где, и Для Чего;Что было Раньше, что Потом,и кто Кого, и Что к Чему,А.А. Милн. «Винни-Пух и все-все-все»
Всего лишь несколько десятков лет тому назад, считалось, что общепринятым индексом интеллекта нечто, что присущее людям, но при этом отсутствует у самых приближенных к человеку по умственному развитию животных — это и есть интеллект.
Люди, которые занимаются этим вопросом, исследователи гораздо взвешеннее и осторожней в своих оценках. Интеллектом они наделяют и животных.
Считается, что интеллект вороны или попугая может быть на уровне малолетних детей, хоть о нем и говорят: «глупая птица». То есть, интеллект есть некая универсалия, присущая не только человеку. Но наши братья меньшие — наше отражение. Наше зеркало. Они же и позволяют нам понять, что есть интеллект, и как его развивать. За последние 20–30 лет наша отечественная наука очень сильно отброшена назад. С болью я смотрел на пустующее гигантское здание Института Нейрокибернетики, в котором я получал образование. Сейчас, все начинает потихоньку оживать, но западные ученые ушли далеко вперед в области нейробиологии. Хотя есть факты наверстывания упущенного отечественной нейробиологией, взять к примеру работы профессора, член-корреспондент РАН и РАМН Константина Владимировича Анохин, внука академика Петра Кузьмича Анохина.
Исследование интеллекта животных нельзя проводить лишь в сравнительном режиме — кто из них умнее. Например, обезьяна может банан достать с помощью палки, а дельфин нет. Заведомо в неравные условия ставить нельзя. Это пищевые предпочтения, разные среды обитания, разные конечности и так далее. Поэтому профессор Леонид Викторович Крушинский предлагает термин «рассудочная деятельность», позволяющий избежать отождествления мыслительных процессов у животных и человека. Безусловно, вершиной творчества Леонида Викторовича Крушинского является создание учения об элементарной рассудочной деятельности животных как предыстории интеллекта… По его определению, рассудочная деятельность — это выполнение животным адаптивного поведенческого акта в экстренно сложившейся ситуации. Какое-то животное в экспериментах умнее, какое-то глупее. Можно сказать: более интеллектуальное, менее интеллектуальное, более развитое, менее развитое. Нам же интереснее всего исследования, объектом которых является внутривидовое разделение.
То, что не содержится — или не может быть быстро найдено — в памяти, можно получить самому, используя механизмы не памяти, а мышления. Коротко говоря, сила мысли может компенсировать недостаток информации или плохую работу памяти. Мышление в принципе способно превзойти эрудицию. Психологи (Ф. Левинсон-Лессинг) даже различают учёных-эрудитов — «ходячие библиотеки» — и творчески продуктивных учёных, не перегруженных стандартными знаниями, зато обладающих высокоразвитой фантазией и способностью быстрой реакции на мгновенно мелькнувшую новую мысль или информацию.
Джордано Бруно сказал: «Особенностью живого ума является то, что ему нужно лишь немного увидеть и услышать для того, чтобы он мог потом долго размышлять и многое понять». Эрудиту же может помешать некоторая «захламленность» памяти. Льюис Кэрролл считал, что такие «умы, торопливо пробегающие книгу за книгой, не дожидаясь, пока их содержание будет усвоено или классифицировано», хотя и наполнены всевозможными сведениями, частенько неспособны дать содержательный ответ. Кэрролл пишет: «… несчастный владелец такого ума весьма начитанный человек. О чём его ни спросить, всё знает. Но обратитесь к нему и задайте вопрос, например, из английской истории. Эрудит добродушно улыбается, делает вид, будто ему всё известно, и ныряет в дебри своего разума за ответом. Выныривает он с горстью многообещающих фактов, но при проверке выясняется, что все они относятся не к тому столетию. Он улыбается ещё шире и вновь ныряет…» Ответ опять типа «в огороде бузина, а в Киеве — дядька».
Интеллект и память — функции головного мозга человека. Они просто заложены в организм человека генетически, но ещё развиваются и совершенствуются на протяжении всей его жизни. И от уровня их развития зависит, станет ли человек личностью, способной к творческим свершениям, как использует в жизни эту способность, в конечном счете — будет ли счастлив.
В известном определении: «Интеллект — способность человека к обучению и осмыслению опыта, способность воспринимать и усваивать знания» трудно увидеть различие между интеллектом и эрудицией. Нам представляется, что эти категории всё же различны, а основа отличия — способность получения нового знания, нового, как минимум, для носителя мысли
При решении проблемы можно рассчитывать лишь на ту информацию, которую можно воспринять в данный момент, или на ту, которую сумеешь извлечь из памяти. Есть утверждение: преимущества при решении получает не тот, у кого эрудиция богаче, но тот, кто быстрее извлечёт из памяти нужную информацию. Этот тезис, вообще говоря, представляется спорным, поскольку недостаточно только разложить перед собой все нужные материалы — важнее определить правильный их порядок, последовательность, перебрав различные комбинации. При этом важно как можно скорее отбрасывать те, которые явно не имеют отношения к проблеме, не приближают к выходу из лабиринта, а уводят от него[21]. Время для получения ответа определяется не скоростью извлечения материалов из памяти, а скоростью мышления.
Извлечение необходимых сведений — самостоятельный навык, поддающийся отдельной тренировке. Вот пример. Создадим для изучения какого-то языка две группы, действующие по разным методикам. Одна — куда придётся, очевидно, отобрать людей с хорошей памятью — просто заучивает слова. Скажем, 5–10 тысяч. Заодно, конечно, изучаются и грамматические правила — но тренируется только запоминание и вспоминание отдельных слов. Другая же группа ограничена словарём в самых употребительных слов и выражений — но постоянно упражняется в их применении, построении фраз и целых диалогов. Можно не сомневаться: реальные носители этого языка сочтут знающей язык только вторую группу.
Из этого примера видно: знание делится на динамическое и статическое. Статическое знание — просто эрудиция: накопленные сведения без попыток работы с ними. Конечно, без такого сырья мысль работает вхолостую. Но на одном сырье, без переработки, ничего серьёзного не разовьёшь[22]. Динамическое знание — умение применять накопленные сведения — в какой-то мере опирается на статику. Но только динамика способна порождать новое в человеческой жизни.
Немалая часть конфузов проистекает как раз из путаницы между этими двумя видами знаний. Если тренироваться только в статике — динамика окажется непреодолимым барьером.
Некоторые психологи полагают: экономное символическое обозначение понятий и отношений между ними — важнейшее условие продуктивного мышления. В качестве примера, с которым трудно не согласиться, приводится резкое упрощение операций арифметики при переходе от римских чисел к арабским. Вообще математика и теоретическая физика в этом аспекте предоставляют огромное множество эффектных примеров — таких, как компактная форма классических уравнений теории гравитации Альберта Эйнштейна[23]: всего лишь одна строка символов имеет огромный информационный объём, суммируя наши знания о природе пространства и времени. Простые на первый взгляд понятия симметрии — инвариантности характеристик системы относительно специальных преобразований её элементов — и калибровки — инвариантности относительно выбора единиц измерения — лежат в основе всех современных взглядов на устройство мира и материи.
Другой вопрос: насколько прост для мышления выход на следующий этаж понимания и осмысления? Чтобы выйти за рамки стандартных и привычных факторов и данных наблюдений, чтобы окинуть взглядом весь горизонт, нужно забраться достаточно высоко по ступеням абстракции. И для этого надо научиться не только использовать ресурсы памяти, но и соединять известные понятия в неожиданных, нестандартных, неизвестных ранее комбинациях. То есть научиться нестандартно творчески мыслить.
Приведём развёрнутую цитату из книги выдающегося английского философа и психолога Майкла Полани «Личностное знание». В этом тексте мы найдём не только прекрасный пример связи между словами и восприятием. Скорее Полани хорошо иллюстрирует процесс «строительства» мышлением нового знания, нового смысла. Так, долго бродя в темноте по незнакомым комнатам, мы внезапно натыкаемся на выключатель и — свет озаряет наш странный и извилистый путь.
Итак, «представим себе студента-медика, посещающего курс рентгеновской диагностики легочных заболеваний. В затемнённой комнате он изучает неясные следы на флуоресцентном экране, расположенном перед грудной клеткой пациента, он слушает профессиональный язык комментария врача-эксперта, объясняющего своим коллегам значение этих теней. На первых порах студент в полном замешательстве. На рентгеновском снимке он видит только тени сердца и рёбер с паутинообразными пятнами между ними. Слова эксперта кажутся плодом его фантазии; студент не видит того, о чём он говорит. В течение нескольких недель он ходит на лекции, внимательно рассматривая каждый новый снимок различных заболеваний, и в какой-то момент к нему приходит понимание; постепенно он забывает о рёбрах и начинает видеть лёгкие. В конечном итоге, при достаточном упорстве перед ним открывается широкая панорама мельчайших деталей: физиологические различия, патологические изменения, рубцы, хроническая инфекция и признаки обострения. Так он открывает новый мир. По-прежнему он видит лишь небольшую часть целого, но снимки и комментарии к ним начинают обретать значение. Он близок к пониманию предмета; это подобно щелчку выключателя. Изучение языка лёгочной рентгеноскопии ведёт к пониманию рентгеновских снимков. Проблема имеет две стороны — непонятный предмет и непонятный текст, его комментирующий. Мы направляем наши усилия на соединение двух половин проблемы; в поисках концепции, заключающей в себе понимание неразрывности слова и предмета, решение приходит внезапно».
Существенная часть концепции Полани — разделение человеческих знаний и механизмов мышления на артикулированные и неартикулированные. Скажем, мысль «Я должен пойти в магазин и купить там хлеба» — артикулированная: вполне выражаемая словами, не содержащая невыразимого остатка. Но есть множество вещей, которые человек знает и умеет, но не может вполне передать словами.
Например, опубликовано несметное множество рецептов узбекского плова. Но ещё никто не приготовил хороший плов только по рецепту. Но если раз десять побудешь подмастерьем у настоящего мастера плова — вдруг начнёшь чувствовать, что, сколько и в какой момент класть, как добавлять воду и регулировать огонь… Значит, в этом искусстве есть, помимо артикулированного рецепта, какой-то остаток, невыразимый словами.
Неартикулируемое знание ценнее артикулируемого. Что можно выразить словами — Можно и формализовать, и в конечном счёте переложить на плечи компьютера. Неартикулируемое — именно то, что человек должен (может) делать сам.
Конечно, формализованная часть любого искусства тоже очень важна. В ней можно применять готовые приёмы, не решая заново, «с нуля». Значит, больше сил остаётся на творческую часть задачи. Правда, неформальным творчеством занимается в основном подсознание — но ведь сознание снабжает его материалом для работы и ставит цель. Поэтому так ценится любой способ формализации — перевода какой-то части знания на артикулированный уровень.
Для эффективной работы нужно сочетать продвижение на обоих полях — и вовремя переходить на то, где очередной этап проходит быстрее. Например, перевод арифметической задачи в алгебраическую форму, позволяющий отвлечься от её содержания и найти формальное решение, как правило, упрощает работу. Например, знаменитое решение Полем Дираком придуманной им задачи о рыбах:
«Три рыбака легли спать, не поделив улова. Проснувшийся ночью первый рыбак решил уйти, взяв свою долю. Но число рыб не делилось на три. Тогда он выбросил одну рыбу, а из числа оставшихся забрал треть. Второй и третий рыбаки поступили аналогично (выбросили по одной рыбе и взяли треть из оставшихся). Спрашивается, какое наименьшее количество рыб может удовлетворить условию задачи»?
Ответ Дирака хорошо известен: минус две рыбы. Думаю, каждый сможет воспроизвести рассуждения Дирака. Впрочем, в решении великому физику, видимо, помогла его особая привязанность к античастицам.
Но каждый из нас не раз сталкивался с задачами, где именно содержательный анализ — кратчайший путь к успеху. В этой книге приведено несколько таких задач — и любой сборник головоломок изобилует ими.
Прекрасно сочетал формальную и содержательную работу гениальный физик Вильгельм Конрад Рентген. Причём не только в науке, но и в живом общении. Рассказывают: однажды он получил почтой просьбу: прислать несколько рентгеновских лучей с инструкцией по использованию. У автора письма не было времени приехать самому, хотя он и мечтал избавиться от застарелой револьверной пули, сидевшей в грудной клетке. Рёнтген, не лишенный юмора, написал в ответ: «Увы, к сожалению, в настоящий момент у меня нет в наличии Х-лучей, к тому же их пересылка — дело очень трудное. Давайте поступим проще: пришлите мне вашу грудную клетку».
Тот же Рёнтген, отвечая позднее на вопрос репортёра: «Что вы подумали, увидев вспышку флуоресцирующего экрана?» — сказал: «Я исследовал, а не думал». Это — пример серьёзности и глубины научной работы. Открытое явление было столь новым, что сведения для плодотворных размышлений могли появиться только после кропотливых экспериментов. Рёнтген сразу понял это и не позволил себе уходить в заведомо бесплодные раздумья. Не слишком ли часто у нас сначала «думают», а исследовать забывают?
Хрестоматийный пример накопления критической массы размышлений на заданную тему, приводящего, в конце концов, к возникновению нового качества (структуризации информации) — периодическая система элементов. Д. И. Менделеев исследовал различия свойств химических элементов, размышляя над возможными закономерностями в этих различиях, около 15 лет. Решение же пришло в течение одной ночи[24]! Когда критическая масса накопилась — процесс развивается взрывными темпами.
Естественно, поиск решения облегчается при использовании для информационных блоков разного типа символических обозначений: развешивание «ярлычков» на «ящички» с различными материалами и сведениями[25] облегчает их анализ и комбинирование. Мозг использует разные типы кодов: зрительно-пространственный, словесный, буквенный, цифровой, акустический и т. д. Интеллектуальная «мощность» мозга в значительной степени определяется его способностью к созданию и применению различных типов кодов на разных уровнях абстракции. Эффективность кодирования зависит и от того, насколько адекватно способ кодирования соответствует форме и содержанию анализируемых данных[26].
Важный вывод: одна из ключевых задач развития интеллекта — именно в том, чтобы определить, какие типы кодирования информации наиболее эффективны для данного человека с учётом особенностей его мышления, а также научить его самостоятельно выбирать формы записи и обработки данных, наиболее продуктивные для конкретной задачи.
Нужно, впрочем, добавить: всё вышесказанное относится к оценке и возможной корректировке работы лишь части мыслительного механизма мозга — сознания. Однако в действительности гигантскую работу проводят системы подсознания. Возможность и умение подключать их к поиску решения, к анализу вопроса могут сыграть решающую роль при развитии интеллекта.
По результатам исследований, проведенных американскими учеными, люди вполне могут жить до лет, но для этого следить за тем, чтобы в организм человека постоянно поступали необходимые ему полезные вещества.
Китайские ученые, как будто подхватив эстафету, доказывают, что потребление продуктов, богатых магнием, таких, как орехи, полезно для мозга и памяти. У большинства населения в странах с развитой промышленностью в организме наблюдается дефицит магния, который с возрастом увеличивается. В результате формируются проблемы с памятью, и предотвратить или уменьшить эффект можно с помощью дополнительного магния. По мнению ученых, увеличение потребления магния может быть способом предотвращения эффектов, которые оказывает на нервную систему старение, в частности, прогрессирующего ухудшения памяти.
Сейчас известны разнообразные методики развития мышления, опирающиеся на известные сведения об устройстве и особенностях функционирования головного мозга. Вот некоторые сведения о таких методиках, предлагаемых известными специалистами в этой области — в частности, психологами Л. Уилсон и А. Спирсом.
Основа так называемого «brain-based learning» (обучения, основанного на мозге) — современные знания о структуре и функциях человеческого мозга в различных его состояниях. Это позволяет применять результаты новейших достижений нейрологии и биологии при формулировке методик обучения эффективному творческому мышлению. При этом оказывается возможным понять и набор реакций, и поведение обучаемого человека.
«Brain-based learning» основано на следующих принципах:
✓ мозг — своеобразный «параллельный процессор», т. е. может одновременно выполнять различные виды работ;
✓ в восприятии информации о целостном объекте и его частях участвуют одновременно и весь мозг, как единое целое, и отдельные его части;
✓ информация хранится в различных структурах мозга и вызывается в «оперативную память» благодаря действию многочисленных нейронных сетей и специальных механизмов памяти;
✓ обучение затрагивает организм в целом; в его процессе активизируются все системы организма, в том числе органы движения, питания, происходит концентрация внимания;
✓ поиск человеком смысла — качество, имманентное человеку; поиск смысла происходит путём создания образов; при этом особую роль играют эмоции, сильно влияющие на внимание, осознание и память;
✓ знание намного важнее просто информации;
✓ мозг — явление общественное: он лучше развивается в процессе общения с себе подобными;
✓ весь комплекс обучения тормозится в условиях стресса, улучшается при фокусировке внимания и периферического восприятия;
✓ каждый мозг имеет индивидуальные особенности.
Так может быть, описанный комплекс принципов поможет вам выбрать стратегию победы и в следующей известной издавна игре? Играют два человека, по очереди выкладывая куриные яйца на квадратную салфетку. Яйцо, уже уложенное на стол, больше нельзя трогать или передвигать — ни тому, кто его положил, ни его противнику. Выкладывают яйца по очереди, пока вся салфетка не будет покрыта яйцами. Выигрывает последний, кому удаётся положить яйцо. Так вот, при правильной стратегии первый игрок всегда может выиграть! Найдите такую стратегию (учтите: яйца — трёхмерные материальные объекты неправильной округлой формы.) Да, и подсказка — иногда эту игру называют «Колумбово яйцо» — поможет вам при выборе стратегии.2
— Все кошки, уверяю вас, знают всё!
— Отлично! — проворчал Король. — Тебе придётся это доказать! Раз ты такая умная, как говоришь, я задам тебе три вопроса. И мы увидим… то, что увидим!
П. Трэверс. «Мэри Поппинс»
Вначале общее утверждение: прежде чем обучать человека чему-нибудь, нужно знать, на каком уровне интеллектуального развития этот человек находится.
Ещё в е годы американский психолог Ч. Спирмен установил: интеллект человека развит неоднородно. Пространственный интеллект наиболее развит у архитекторов, художников, инженеров. Вербальный или семантический — у философов, писателей, естествоиспытателей, склонных не к формальному, а к образному отражению мира. Интеллект такого рода оперирует суждениями, понятиями, ему свойственно метафорическое мышление. Поэтому и разработаны специализированные тесты для установления «профориентации» каждого отдельного человека. В Интернете такого «добра» полным полно. Помощи, впрочем, от этих наскоро слепленных тестов немного.
Читатель наверняка хорошо представляет себе, что нужно делать в таких тестовых заданиях: продолжить числовую последовательность, исключить лишнюю фигуру или слово, вставить число, слово, фигуру, определить связь между наборами букв или чисел, используя аналогию, и т. д. За каждую задачу начисляются баллы либо просто подсчитывается количество правильно решённых заданий. Сумма этих баллов по специальной шкале пересчитывается в коэффициент интеллектуальности КИ (в оригинале IQ — Intellectual Quotient). В ведущих психологических лабораториях мира, изучающих структуру интеллекта, КИ-тесты условно делятся на две группы: тесты «скорости» и тесты «уровня». В первом случае вводится жёсткий лимит времени. Для проведения тестов второго типа характерно нарастание сложности заданий, быстроте же их решения особого значения не придаётся. Некие математические расчёты переводят данные тестирования в коэффициент интеллектуальности.
Словом, некоторые психологи всерьез предполагают, что интеллектуальные тесты измеряют мыслительные способности человека. Но находятся и разумные скептики:
«Мы выдумываем нечто и смотрим, как испытуемые выполняют наши трюки. При этом мы почему-то уверены, что они играют именно в эту игру, придуманную нами» (Р. Серпель).
Так что ответить на вопрос «что мы имеем в виду, говоря о «человеческом мышлении»», непросто. Можно ли однозначно установить критерии, качественно выделяющие мышление человека из набора мыслительных действий других живых существ? Неужели отличия и превосходство носят только количественный характер? Вот, скажем, такая история об исследованиях интеллектуальных способностей.
Человекообразные обезьяны имеют достаточно высокий уровень интеллекта. Раскалывая камнями орехи, шимпанзе демонстрируют явное представление о целях своих действий, способны планировать деятельность на несколько шагов вперёд, что соответствует уровню детей 4–5 лет. Опыт деятельности передаётся: матери учат детёнышей навыкам раскалывания, старшие братья обучают младших. Разные популяции шимпанзе различаются по способам употребления орудий, причём это не врождённые различия, а приобретённые (приматологи в этом случае безоговорочно говорят «культурные»). Карликовый шимпанзе Кензи к 8 годам по уровню понимания обычной речи превзошёл двухлетнюю девочку, потому что, в отличие от неё, безошибочно различал субъектно-объектные отношения. Правда, его генеративная способность соответствовала таковой у ребенка полутора лет. Зато высказывания обезьян, освоивших вспомогательные коды, обнаруживают «перемещаемость», то есть могут относиться к чему-то, что отсутствует в момент речи. Человеческий детёныш научается этому к трём годам. Я уж не говорю о воронах — явные признаки их высокого интеллекта обнаруживаются хотя бы в том, как они, держа в клюве грецкий орех и забравшись повыше на провода над шоссе, бросают орехи на проезжую часть и дожидаются, пока проезжающие машины расколют твердую скорлупу. Умной птице остается лишь спустить за едой на дорогу. Так что интеллект проявляется именно в добывании еды. Как это начиналось и у человека.
Очень может быть, что в рамках тестирования изучается вовсе не умение человека мыслить вообще и уж тем более не глубина мышления, а именно — и только — его способность мыслить быстро, решая определённое число задач за ограниченное время. То есть беглость мышления — среднее количество мыслей, приходящих в голову в единицу времени. Но гибкость мышления может быть важнее — лучше одна нестандартная мысль, чем десяток тривиальных. Думаю, что тесты не могут дифференцировать тонкие характеристики интеллекта. Как и в музыке: беглость пальцев исполнителя не сможет компенсировать отсутствие творческих композиторских способностей или хотя бы способности прочувствовать композиторское творчество.
Да и вообще, в тестах тоже можно просто натренироваться: тот, кто много раз тестировался, действует лучше, чем новичок. Но эффект тренированности исчерпывается после 4–5 прохождений подготовки к тестам: десятое испытание не даёт лучших результатов, чем пятое.
Конечно, результат интеллектуального тестирования зависит не только мыслительных возможностей, но и от всех психологических и физиологических особенностей. Поэтому развитие интеллекта возможно при тренировке сосредоточенности, внимания, концентрации мыслей на одном предмете. Внимание — первичный фактор всякого знания. Не давай своим мыслям разбегаться, направляй их, держи их в узде точных формулировок.
Строго говоря, избыток внимания тоже опасен: он может обернуться полной концентрацией на своём внутреннем мире, отключением от внешней реальности. В крайней форме это становится уже болезнью — аутизмом (от греческого «аутос» — сам: имеется в виду сосредоточенность на самом себе). Всем нам памятен аутист Рэймонд, блистательно сыгранный Дастином Хоффманом[27] в фильме «Человек дождя» (Rainman по созвучию с Raymond). Но известный советский (ныне, как водится, американский) учёный Александр Моисеевич Хазен отмечает: некоторые несомненные признаки аутизма являли многие великие учёные — от Ньютона до Эйнштейна. Очевидно, именно такая сверхконцентрация на собственных мыслях позволяет им продумывать свои теории в мельчайших деталях, находить неожиданные принципиально новые концепции, убеждать недоверчивых коллег[28]… Да и не столь знаменитые аутисты зачастую обладают недюжинными способностями[29] — хотя и ценой потери множества других, порою куда более важных для повседневной жизни.
Хазен считает аутизм своеобразной вариацией на тему теоремы Гёделя. Этот немецкий математик прославился доказательством того, что в любой непротиворечивой системе аксиом (достаточно обширной, чтобы описывать не только логику, но и математику) можно построить утверждение, средствами этой системы недоказуемое и неопровержимое. Такое утверждение можно считать истиной и даже добавить к системе аксиом — но в новой, пополненной, системе появятся новые недоказуемые истины.
Теорему Гёделя иногда считают принципиальным ограничением способности человека к познанию. На самом же деле она гарантирует, что познание будет бесконечным. Всё тот же Хазен пишет: «Теорему Гёделя часто трактуют как доказательство невозможности познания природы человеком. Это ошибка. Наоборот, существование логически недоказуемых утверждений означает, что мозг человека всегда способен найти принципиально новые решения. Какие бы трудности ни накапливались в науке, всегда согласно теореме Гёделя существует принципиально новое решение проблем. Это гарантирует отсутствие тупикового предела в познании природы мозгом человека».
Применительно же к аутистам Хазен отмечает: «Одна из формулировок теоремы Гёделя говорит о возможности бесконечно длинных логических доказательств. Это и есть аутизм в тех случаях, когда он не связан с патологией… Известный российский генетик Владимир Эфроимсон в «Предпосылках гениальности» писал о том, что в истории от первобытных племён всегда существовал культ нестандартных людей. Диапазон: от альтруистов до крайних форм — юродивых и дурачков. Аутичные личности, не переходящие пределов патологии, обладают большими возможностями к интуитивным находкам в познании природы».
Культ нестандартных людей нашёл свое продолжение много позже, примером чему киники в Греции, суфии на Востоке, блаженные на Руси. Образцы нетрадиционного поведения стали своего рода приёмами смещения традиционного сознания. Вы сами можете оценить, сколь обыденно, сколь сковано ваше собственное миропонимание, упражняясь в ответах на чань[30]-буддистские коаны или поставив себя на место, например, ходжи Насреддина.
Купил ходжа[31] утром три оки мяса и, занеся домой, пошёл по своим делам. А жена позвала приятельниц и устроила им великолепное угощенье. Когда вернулся ходжа, ему она подала плов из булгура — на воде. Ходжа сказал: «Если у тебя не было, положим, времени, чтобы приготовить мясное блюдо, неужели ты не могла бросить в булгур несколько жирных кусков для придания вкуса?» На это жена ответила: «Хотела, да тут вышла история. Когда я была занята мясом, ненадолго вышла с кухни, а тут выскочила откуда-то твоя любимая полосатая кошка и всё мясо съела. Я пришла, смотрю — она облизывается». Ходжа принёс весы. Затем вытащил из-под мангала кошку и взвесил её; вышло ровно три оки. Тогда он сказал жене: «Ах ты бесстыжая! Если это — Мясо, куда же делась кошка? А если кошка, — где мясо?»
Кстати, к аналогичным эффектам приводит и чувство повышенной ответственности. Это заметнее всего при ухудшении результатов, показываемых участниками каких-либо ответственных соревнований, будь то спортивная игра или олимпиада по математике, перед которой тренер (учитель) долго «накачивает» участников, объясняя, что произойдёт в случае неудачи. Каждой проблеме должен соответствовать свой уровень и характер мотивации.
Мне довелось испытать этот закон на себе. Попав в телепередачу «Что? Где? Когда?», я прошёл отборочные туры блестяще (это не хвастовство, а оценка, данная организаторами отбора). Но как только сел за игровой стол — Меня буквально замкнуло. Я посчитал это досадным сбоем, тем более что за пределами стола игра шла по-прежнему легко — я расщёлкивал любой вопрос. Опять сажусь в телеигру — и вновь жёстко торможу. Точно по поговорке, популярной в нашей игре: «Вероятность ошибки обратно пропорциональна расстоянию до стола».
Это игровое бессилие стало буквально наваждением. В конце концов я решил, что из игры надо уходить. Но тут Андрей Каморин и Сергей Царьков пригласили меня во вновь созданную команду. И я решил: сыграю последнюю игру. А в последней, понятно, ответственность меньше: всё равно на дальнейшую судьбу она не повлияет. Но при счёте накопилась спортивная злость — и в условиях, когда мотивация уже не давила, игра наконец-то пошла. Психологический порочный круг разомкнулся — и я наконец заиграл в полную силу.
Закон Еркеса — Долсона может проявиться и на экзамене, и в срочной работе… Высокое напряжение в нейронной сети, как в электрической, пробивает изоляцию и создаёт опасные замкнутые контуры. Чтобы избежать пробоев, желательно заранее готовить себя к действиям под давлением мотивационного стресса — тренироваться в условиях, как говорится, максимально приближенных к боевым.
Александр Лук считает, что остроумна не только шутка. «Остроумным может быть решение трудной проблемы, техническая идея, научная гипотеза. Творческое решение научной задачи тоже связано с неожиданным сопоставлением отдаленных явлений, внешне ничем не связанных. Отсюда вытекает необходимость искать те общие признаки, которые есть в комическом и некомическом остроумии; а также определить роль остроумия в научном мышлении, его место в системе творческих способностей.
Перенесение термина «остроумие» для характеристики технических решений и научных теорий — не терминологическая вольность и не метафора. К любой задаче можно подойти с разных сторон. И лишь неожиданное, оригинальное и в то же время простое решение называют остроумным. Остроумие в данном случае не сопровождается смехом, но несомненно вызывает эстетическое наслаждение. Этот критерий и служит подсознательным основанием считать решение остроумным.
Термин «остроумный» относится не к оценке истинности научного результата, а к оценке способа, которым получен результат.
В научном творчестве огромную роль играют подсознательные процессы, или интуиция. Однако творчество нельзя считать полностью подсознательным процессом. Предварительное накопление материала и критическая оценка результата осуществляются под контролем сознания. Это те 99 % потения, о которых писал Эдисон. Но между этими стадиями лежат подсознательные этапы инкубации и озарения, как раз тот единственный процент вдохновения, в котором и состоит секрет творчества. Момент осознания идеи наименее поддается регулированию с помощью волевых усилий. Все же многие исследователи и художники из личного опыта знают, какие условия наиболее благоприятствуют творчеству. Здесь возможны большие индивидуальные различия.
Например, некоторым очень важно высокоинтеллектуальное окружение, включающее общение не только с коллегами, но также и с людьми далеких профессий. Если обмен информацией с ними по-настоящему интересен, не тривиален и требует умственных усилий, он нередко стимулирует творческую активность и оказывается полезен для решения чисто профессиональных задач, содержание которых не имеет прямого касательства к тематике бесед. Процесс работы над статьей, процесс изложения помогает иногда решению задачи, потому что способствует систематизации накопленного материала и уяснению проблемы «для самого себя».
Продуцирование остроты, как и любой творческий процесс, связано с выходом за пределы формальной логики, с освобождением мысли от тесных рамок строгой дедукции.
Еще в прошлом веке один математик рассказал о процессе решения трудной задачи: «Я читаю условие задачи, смотрю на него, ещё раз читаю — до тех пор, пока не приходит в голову решение». Размышления над задачей, поиски путей решения происходят по некоторым законам, правилам, алгоритмам, и нужно разработать методы, позволяющие проникнуть «внутрь» творческого процесса. Математик Дьердь Пойя посвятил этой теме ряд серьезных исследований. Он убедительно показал, что, если пассивно ждать, решение может вовсе никогда не прийти. Человек активно ищет его, но не осознает программу поиска.
Здесь можно усмотреть аналогию с созданием остроты. Она как будто сама рождается в голове, однако существуют — должны существовать — правила, даже упорядоченные наборы правил, по которым происходит синтез остроты и которые определяют её архитектонику».
— Я начинаю чувствовать себя мудрым! — гордо сказал Страшила. — Только бы мне научиться пользоваться моими новыми мозгами, и я стану знаменитым человеком!
— А почему из твоих мозгов торчат иголки? — спросил Железный Дровосек.
— Это доказательство остроты его ума, — догадался Трусливый Лев.
А. Волков. «Волшебник Изумрудного Города»
Важный этап работы интеллекта — установление связей и отношений между старой — известной — и новой — полученной в процессе мышления — информацией.
Интеллект человека нельзя считать простым — «одномерным» — устройством с чётко фиксированным набором функций. Есть точка зрения, будто практически любые проявления активности мозга однозначно определяются специфическими индивидуальными характеристиками интеллекта. Так что каждому типу информации соответствует тип и/или способ её обработки мозгом.
Поскольку эта книга рассчитана на широкий круг читателей, сделаю лирическое отступление. Прочитав нижеследующий исторический анекдот, каждый волен сделать выводы по своему разумению. И, надеюсь, читатель не будет в обиде на автора, если некоторые рассуждения покажутся скучными. Не заслуживают они, по вашему мнению, внимания — смело пролистывайте «лишние страницы».
Так вот, знаменитый лорд Кельвин — проницательный, ясно понимающий суть дела учёный — с пренебрежением относился к всякого рода искусственным классификациям, коим так привержены посредственности. Однажды на лекции он сказал: «Говорят, есть три вида рычагов. Я не помню, какие из них первого, какие второго, а какие третьего рода. Да это и не важно. Во всех трёх случаях рычаг поворачивается вокруг точки опоры и этого достаточно…»
Теперь вернёмся к классификациям. И если читателю угодно проверить себя, пусть он попробует втиснуться в эти формальные рамки — что, впрочем, не лишено смысла.
С древних времён рассказывают о четырёх типах людей:
Тот, кто кое-что знает и знает, что знает — Мудрец: учись у него.
Тот, кто кое-что знает, но не знает, что знает — спящий: разбуди его.
Тот, кто ничего не знает, но знает, что не знает — открыт: научи его.
Тот, кто ничего не знает и не знает, что не знает — глупец: избегай его.
Строго говоря, последний пункт охватывает не только глупцов, но и многочисленных людей, просто не заглянувших в бездну премудрости. Перевод их в состояние, соответствующее предпоследнему пункту — задача учителей начальной школы и преподавателей курсов для начинающих.
Хочешь что-нибудь новое сказать в науке об интеллекте? Придумай собственную классификацию изучаемых явлений. Скажем, психолог Говард Гарднер утверждает, что можно выделить восемь различных типов интеллекта, и каждый из этих типов имеет собственные системы программирования (обучения), обработки информации (мышления, решения проблем), хранения данных (память)[32]. Он даже полагает, что они полностью автономны, хотя и должны время от времени работать совместно — но чаще на уровне глубокого подсознания, чем осознанно. У всех людей какой-то из этих типов интеллекта развит лучше, какой-то хуже. Но возможно развить и остальные типы интеллекта: оцените свои способности, найдите слабое место своего интеллекта и укрепляйте его целенаправленными занятиями. Вот и всё.
Общество, где большинство ничего не хочет слышать о различных нововведениях, какой бы сферы жизни они ни касались, невозможно представить себе состоящим из творчески развитых личностей. Именно поэтому психологи так серьёзно изучали и изучают способы и методы развития интеллекта обычного человека. При этом приходится обсуждать роль накопленных знаний, воспитания, этнической среды, мотивы для творчества, психологические особенности, способные послужить толчком к росту активности.
Примем за доказанный следующий тезис: поднять средний уровень развития интеллекта возможно, креативность — вполне демократичное качество. Представляется, что даже в племени неандертальцев любой желающий мог попробовать свои силы в настенной живописи Лучшие произведения сохранялись на века, а не очень удачливые живописцы искали утешения в искусстве охоты или изготовления посуды, например. Сублимация, однако…
Роберт Стернберг определяет творческую личность как активно устремлённую вперед, настроенную на успех и удачу, способную выдвигать новые подходы и идеи — они вначале не воспринимаются обществом, но со временем их значимость получает достойную оценку. С этой точки зрения человек начинает креативно мыслить, когда им движет желание максимального успеха. Приводя примеры из бизнеса, образования, искусства, политики, Стернберг описывает и такое качество креативной личности, как умение, опираясь на интуицию, предсказывать ведущие тенденции развития области науки, искусства или общества. В понятие креативности входит и способность личности осуществлять задуманное, несмотря на сопротивление традиционалистов.
Тот же Р. Стернберг, обсуждая роль интеллекта при определении креативных способностей, утверждает: традиционные измерения IQ зачастую не соответствуют результатам творческой деятельности, сопровождающейся генерацией новых, продуктивных идей. Такие данные он со своими сотрудниками получил при анализе материалов исследования групп студентов в рамках предложенных им программ развития креативности. Как показано, школы обращают внимание почти исключительно на способности к запоминанию и — в довольно ограниченной мере — анализу материала, но не развивают оригинальное творческое мышление. В исследованиях также отмечается роль накопленных ранее знаний, а также необходимость учёта различных типов мышления, индивидуальных особенностей и различной мотивации при развитии креативности. Правильное сочетание и баланс всех этих факторов необходимо обеспечить, если желательно в результате занятий получить творчески активную, развитую личность. С главным утверждением стоит согласиться: каждый человек может стать творчески развитым, и этому можно научиться. И этому можно научить.
Успешным интеллектом Р. Стернберг называет способность индивида мыслить таким образом, чтобы развить своё мышление и способности и достичь продвижения, успеха в своём деле. Основными частями такого тройственного, триархического (по терминологии Стернберга) интеллекта являются:
✓ аналитический интеллект — способность анализировать проблемы, находить их решения и обсуждать их, иными словами, умение сознательно задавать направление ментальных процессов для достижения осознанных решений проблем;
✓ креативный интеллект — способность формулировать новые идеи, основанные на них оригинальные подходы к решению задач в самых различных областях;
✓ практический интеллект — способность эффективно применять высказанные идеи в практике жизни и творчества.
Предложив такую версию структуры интеллекта, Стернберг постулировал: способности человека не фиксированы раз и навсегда — скорее они достаточно гибки. По представлениям Стернберга интеллект — результат обработки информации, применяемый в процессе освоения жизненного опыта для адаптации, подстройки и выбора внешнего окружения. Как и любое другое качество личности, интеллект не задан жёстко, а может — и должен! — формироваться целенаправленно. Следовательно, необходимо строить процедуру любого обучения так, чтобы в ней использовать и развивать все типы мышления[33].
Успешный интеллект — как целостная система — наиболее эффективен, когда все три его составляющие сбалансированы. Индивиды, обладающие гармонично развитым интеллектом, знают, что делать и каким образом нужно действовать в разных случаях, как включить на предельную мощность свои возможности и как попытаться выйти за эти пределы. Такие индивиды ясно мотивируют свою активность, умеют её контролировать, осознают особенности задачи, ситуации и применяемых методов, независимы в своей деятельности. И самое для нас важное — они подготовлены для творческого анализа и использования явлений, предметов и событий.
Сейчас процесс обучения построен так, что преподаватели стараются обнаружить и задействовать те типы мышления, которые у учеников наиболее развиты и максимально успешно используются. Однако при этом не подключаются — и соответственно не развиваются — иные типы мышления, т. е. весь интеллект в целом. Так тормозится развитие всего комплекса способностей. Ну, и правда — в век ЕГЭ, в эпоху полной коммерциализации образования, во времена, когда обладатель интеллекта вынужден скорее стыдиться его… Другие способности нужны в XXI веке? Не будем спешить становиться пессимистами, кое-что зависит и от нас. Умный человек способен на многое.
Примером может служить одна замечательная история, рассказанная выдающимся математиком Джоном Литлвудом. Он вспоминает, как в незапамятные времена один упорный, но весьма дотошный аспирант до такой степени надоел своему научному руководителю излишними вопросами, что тот в сердцах поручил этому аспиранту самостоятельно разработать процедуру построения циркулем и линейкой правильного многоугольника с числом сторон 2 в й степени плюс 1[34]! «Пока не закончите, не появляйтесь мне на глаза», — сказал рассерженный шеф. Аспирант ушёл. И вернулся через двадцать лет. Работа была завершена, он принёс искомое построение. Говорят, эта работа и сейчас хранится в архиве Гёттингенского университета. Как вы думаете, это история о глупости? Об упорстве? О возможностях интеллекта? Обо всём понемногу…
При гармоничном сочетании всех типов мышления в процессе обучения можно обнаружить, как быстро возрастает интеллектуальная мощь обучаемых, их способность к различным видам креативной деятельности. Обратите внимание: современные зарубежные технологии образования[35] ориентированы именно на развитие его интеллектуального, творческого компонента. Здесь корень многих проблем общества: хоть сколько-нибудь улучшая основные характеристики мышления, имеющаяся в наличии традиционная образовательная система, как правило, не формирует личность интеллектуально развитую в целом, готовую к творческой деятельности. В связи с этим представляется недостаточным знать лишь IQ конкретного человека. Нужно понять, каким образом этот человек организует и обрабатывает информацию, относящуюся к разным областям жизни. То есть понять, каким типом мышления обладает личность.
Тип мышления — всего лишь предпочтительный метод использования способностей. Это не сама способность как таковая, а именно предпочтение, выбор в конкретной ситуации метода действий и подходящей под ситуацию мыслительной процедуры. Как считает Стернберг (и я с этим полностью согласен): у каждого имеется природная наклонность к определённому типу мышления, однако человек не ограничен в таком выборе.
Тип мышления можно подстраивать к разным задачам или ситуациям. Например, тип мышления, требуемый для понимания литературного произведения — не тот, который нужен при чтении руководств или инструкций. Тип мышления, используемый при решении алгебраической задачи, отличается от нужного для доказательства геометрической теоремы. Даже у математиков-профессионалов есть разделение на геометров с хорошим визуальным воображением и алгебраистов с более развитым комбинаторным мышлением.
Далее, стили мышления варьируются в зависимости от времени, от той роли, которую человек играет в различных ситуациях. Однако в силах человека самостоятельно менять, перестраивать, развивать своё мышление. Не так уж трудно определить, как организовано Ваше собственное мышление — ведь почти всегда мы склонны к одному из этих типов поведения и мышления. Но ведь их можно менять в зависимости от задачи и ситуации! Хорошо решающий задачи — «король» на уроках математики и физики — старается отсидеться в уголке, когда нужно подтягиваться на турнике или обточить деталь на токарном станке.
Выдающийся математик Анри Пуанкаре, будучи в конце прошлого века студентом Политехнической школы, уже великолепно понимал математику, но совершенно не успевал по черчению. Ученый совет университета постановил: освободить Пуанкаре от черчения. Многие ли наши университеты поступят так же?
Тот, кто на работе раздаёт «ценные указания» и требует беспрекословного подчинения, уверенный в эффективности своего руководства (таким может быть и преподаватель), может дома безоговорочно следовать сложившимся правилам поведения и вообще не «возникать» без повода[36]. Каждый отдаёт предпочтение чему-то одному, но должен уметь в разных ситуациях подстраивать своё мышление под ситуацию, находить наиболее продуктивный способ справиться с задачей, к какой бы области науки или жизни она ни относилась.
Мы все неодинаковы по типу мышления: он зависит от многих факторов, которые нужно знать, чтобы расширить возможности своего интеллекта. Невозможно в приказном порядке заставить человека мыслить по иному; если нужно обучить человека, в первую очередь сам учитель должен владеть всем арсеналом методов мышления и обучения. Тогда этими же методами и стилями овладеют и ученики.
Очень хорошо по этому поводу высказался академик Юрий Цолакович Оганесян, директор Лаборатории ядерных реакций Объединённого института ядерных исследований в Дубне: «Мы всё время говорим о том, что и как у нас будет в будущем. Но чтобы прогнозировать, как будет, надо посмотреть назад, как было. Вспомните, сразу после революции, в холодном и голодном Петрограде люди стояли в очереди за картошкой, чернила застывали в чернильнице, но существовали блестящие школы литературы, физики, был расцвет науки и искусства. Откуда взялись тогда эти таланты, когда в стране было очень тяжёлое время? Мне кажется, что расцвет творчества просто совсем не связан с материальным комфортом, это какая-то чисто духовная субстанция. Когда мы хотим что-то создать или воссоздать, мы должны, прежде всего, создать творческий климат. А для этого недостаточно просто выделить деньги и сказать «сделайте мне, пожалуйста, такой климат»… Сюда (в Дубну) постоянно приезжали не только учёные, но и художники, музыканты, актеры, литераторы. Они в физике ровным счетом ничего не понимали, это ведь были люди искусства. Просто здесь был творческий климат, а бацилла творчества должна иметь определённую среду, чтобы развиваться».
Давайте хотя бы попробуем создать такую среду — вокруг себя, среди своих друзей, на работе. Давайте предложим окружающим такой стиль жизни и мысли! Пусть распространяется эта бацилла творчества, и да здравствует великая и славная болезнь — желание выдумывать, фантазировать, творить!
— Ну, — сказала Сова, — обычная процедура в таких случаях нижеследующая…
— Что значит Бычья Цедура? — сказал Пух. — Ты не забывай, что у меня в голове опилки и длинные слова меня только огорчают.
А.А. Милн. «Винни-Пух и все-все-все»
Человек изучает этапы появления нового знания, закономерности его возникновения, интерпретацию и осмысление, начиная с того момента, когда впервые задумался о возникновении Мысли в нём самом.
Специалисты, изучая проблему мышления, то рассуждают, можно ли охватить мышлением само мышление, то погружаются в анализ информационных процессов, то ищут «материальный» отпечаток мысли в структурах мозга.
И верно, для мышления мозг необходим. Но недостаточен. Нужно ещё что-то для создания сложной системы связей внутри мозга. И это «что-то» — опыт. Опыт наблюдения, научения, осознания. Опыт описания, сопоставления, сравнения, простейшего умозаключения. Опыт развития интеллекта, осваиваемый мозгом, начиная с самого рождения[37].
Количественные и качественные параметры усвоенного опыта зависят от того, чем и в какой мере занимается данный мозг. Как показал — на основе опыта обучения слепоглухонемых детей — советский философ Эвальд Ильенков, почти все поведенческие реакции, которые мы привыкли считать врождёнными, появляются у человека в результате взаимодействия с внешним миром и активного приспособления[38] к нему.
Одной из первых — и наиболее удачных — попыток проникнуть в течение мысли оказались сформулированные Аристотелем правила формальной дедуктивной логики. Силлогистическая схема стала опорой и критерием истинного мышления, объявив, что:
1) в ходе рассуждений нельзя подменять один предмет другим;
2) нельзя признавать истинными два взаимоисключающих высказывания;
3) из двух предшествующих утверждений может быть выведено третье, новое утверждение, при этом частное следует из общего;
4) из прямого утверждения, вообще говоря, не следует справедливость обратного, так что его требуется доказывать.
Вот этот, последний пункт схемы рассуждений исключительно важен в математике. Даже в школьной. Помните, для многих теорем по геометрии приходилось учить ещё и обратную теорему, разбирая отдельно её доказательство? И доказательство обратной теоремы иногда бывало сложнее доказательства прямой. Например, кто сразу сформулирует (хотя бы!) теорему, обратную к теореме Пифагора? И большинство, к сожалению, не продвигаются дальше: «Если «Пифагоровы штаны» во все стороны не равны».3
Да и пункт 2 можно проиллюстрировать множеством способов. Начиная от очевидного: если я тут, значит, в другом месте меня нет. Вроде как «там хорошо, где нас нет»[39]. Кстати, а как будет звучать обратное утверждение?4 И всегда ли оно верно?
Есть и более строгий вариант применения метода «от противного». Разберём такую задачу: Некий врач должен был обследовать в полевых условиях трёх инфекционных больных. Было точно известно, что все трое поражены разными заболеваниями, передающимися при прикосновении. Да и сам врач не уверен в своём здоровье. У врача было лишь две пары стерильных перчаток. Тем не менее, он справился с задачей, не заразился сам и не перенёс болезнь одного пациента другому. Как ему удалось это сделать?5
Дедукцию, как метод установления истины, в «обычной» жизни эффективно и эффектно применял сыщик всех времён и народов Шерлок Холмс. Знание психологии человека вообще — то есть общих закономерностей поведения — позволяло Холмсу делать умозаключения о поведении конкретного человека в конкретной ситуации. Весьма помогло Артуру Конан Дойлу понимание того, что мотивы негодяев практически везде и всегда неизменны: деньги, власть, страх разоблачения. Отсюда уже нетрудно экстраполировать общие закономерности на данного типа или типчика.
Многие сотни лет после Аристотеля Роджер Бэкон заявил: для познания мира, для получения новых знаний куда важнее метод индуктивной логики, позволяющий двигаться в обратном направлении — из частных фактов получать общие утверждения.
Впрочем, позднее стало ясно: законы мышления не сводятся только к правилам логики. Тем не менее не следует искать новое знание совсем уж бессистемно. Декарт писал по этому поводу: «… уж лучше совсем не помышлять об открытии каких бы то ни было истин, чем делать это без всякого метода, ибо несомненно то, что подобные беспорядочные занятия и тёмные мудрствования помрачают естественный свет и ослепляют ум».
Но как же человек приходит к умозаключению? Самым простым способом объяснить процесс мышления было бы сказать: новые выводы — всего лишь результат припоминания и комбинирования старых сведений, заложенных в память ранее. Новая проблема порождает в мозгу некоторую цепь ассоциаций, и та, в конце концов, «вытаскивает» из памяти нечто похожее на решение. Конечно, умственное усилие стремится в поисках решения задачи использовать все предметы и понятия, находящиеся в «пространстве — времени проблемы».
Мысль располагает предметы и события в соответствии с логикой задачи или своей собственной. Даже простой детский лепет может оказаться для мысли источником размышлений.
Итак, попробуем применить вышесказанное, чтобы сделать первые витки на наших умозрительных тренировочных снарядах.
Бигуди № 1
Вот послушайте, что однажды сказала маленькая Лиза, сидя на крылечке рядом с приятелем из детского сада: «Когда «послезавтра» станет «вчера», то «сегодня» будет так же далеко от воскресенья, как и тот день, который был «сегодня», когда «позавчера» было «завтра». Но в какой же день недели это было сказано? Взрослый человек легко упорядочивает события, ему нетрудно уложить в правильном порядке пронумерованные дни недели, месяца, года. Так что вы, скорее всего, и без труда разберётесь в этом детском лепете.6
Однако анализировать особенности мышления лишь на субъективном уровне — изнутри самого себя — затруднительно. В начале XX века стало ясно: для объективного описания процесса мышления нужно изучать «человека мыслящего» со стороны. Оказалось: решение любой проблемы представляет собой хаотические «блуждания» по лабиринту вариантов, отбрасывание ошибочных, тупиковых ответвлений и случайный выход к цели.
Такой анализ процесса мышления тоже казался неудовлетворительным. Как выразился М. Полани, «жизнь слишком коротка, чтобы мы могли себе позволить проверять миллионы ложных гипотез в надежде наткнуться на одну истинную». В науке случаи, где число вариантов исчисляется миллиардами и миллиардами миллиардов — как при полном переборе всех возможных ходов шахматной партии — называют «переборным взрывом». Желательно найти какой-либо разумный принцип, чтобы сократить число перебираемых вариантов.
Вы, скажем, собираетесь в поход, и, перед вами гора предметов, которую требуется запихнуть в рюкзак. Перебираете, поставив ограничение: «не беру того, без чего можно обойтись». Вот вам простые эвристические ограничения.
Сравните с известным рецептом Микеланджело: «Для того, чтобы создать скульптуру, нужно взять подходящий кусок мрамора и при помощи молотка и резца отсечь от этого куска всё лишнее». Что именно отсечь — вот это вы и выбираете.
Ещё одну попытку объяснения процесса мышления предприняли представители гештальтпсихологии. После серии длительных экспериментов они указали: мышление способно выделять из ситуации сразу некий целостный образ (гештальт), трансформирующийся в процессе его обработки мышлением. Вначале мысль пытается обозреть всю задачу, представляя её структуру как целого, собирая и располагая отдельные характерные черты и данные, стараясь установить внутренние взаимосвязи между элементами целостной картины. Мышление непрерывно уточняет, перестраивает общую картину, пока не получит результат, согласующийся с внешними или внутренними критериями истинности решения. То есть происходит поиск решения методом проб и ошибок, в процессе которого «мы чувствуем путь к успеху и можем производить нужную коррекцию нашего действия относительно цели, не зная даже, каким образом мы это делаем» (М. Полани). Учёные называют этот метод решения задачи методом «научного тыка». Но не будьте наивны: не так уж бессмысленно и наугад производятся попытки продвинуться в решении проблемы.
время, затрачиваемое на решение аналогичных задач в аналогичных условиях, постепенно уменьшается. И после тренировки решение (таких и только таких) задач становится почти мгновенным.
Более поздние исследования показали: метод проб и ошибок не полностью хаотичен и нецелесообразен, как считал Торндайк — всё же опыт и определённый уровень развития мышления позволяют ввести ограничения для перебора вариантов «тыка». Конечно, приятно, что при использовании этого метода можно почти ничего не знать, лишь бы Вы смогли распознать среди многочисленных результатов верный. Причём при удачном стечении обстоятельств можно обойтись и не слишком большим числом проб.
А вот известный рассказ Ярослава Гашека «Я варю яйца всмятку» демонстрирует противоположную ситуацию, когда в методе проб и ошибок неверно выбрана исходная точка. Ситуация проста: в подарок родная тетя передала племяннику 60 яиц, и он стал искать указаний, как варить яйца. Гашек рассказывает: «Трудно поверить, что такой сложный вопрос мог совершенно выпасть из поля зрения ученых. Я не нашёл ничего, имеющего к нему хотя бы отдалённое отношение. Правда, в «Научном словаре» есть сведения о том, что яйца идут в пищу и приготовляются разными способами, но как именно — это осталось для меня загадкой даже после трёхчасовых поисков в «Научном словаре». Есть там, правда, места, приближающиеся к этой проблеме. Например, такое: «В Англии яйца употребляются в пищу большею частью сырыми, либо варёными вкрутую или всмятку. В каждой порядочной английской семье к завтраку обязательно подаются яйца всмятку. Их едят по каждому поводу». Но что с ними делают, перед тем как подать на стол, я так и не узнал. Мне не осталось ничего другого, как произвести опыт, самому нащупать теорию варки яиц, самостоятельно добиться нужных результатов, хотя бы ценой утраты нескольких яиц, которые, возможно, придется выбросить. Я купил спиртовку, пять литров спирта и Папенов котёл[40], употребление которого было мне знакомо с юности, из гимназического курса физики, и приступил к делу. Налил в Папенов котёл воды, положил туда десять яиц и зажёг спиртовку. Через четверть часа я вынул яйца из Папенова котла. Расколупал одно — оказалось, оно ещё твердое; другое — тоже твёрдое. Все были ещё твёрдыми! Тогда я совсем облупил их, бросил опять в Папенов котел и варил ещё час. Они оказались по-прежнему страшно твёрдыми. Я варил их до утра — они остались твёрдыми…».
В качестве главного недостатка метода проб и ошибок я бы отметил: процесс мышления при этом практически отсутствует — не анализируются никакие вообще приёмы и возможные алгоритмы решения, а иногда перебор вариантов приобретает почти хаотичный характер. Поиска закономерностей в потоке ответов нет. Непонятно также, нужно ли вообще над чем-то задумываться или лучше не мешать судьбе?
Говорят, есть правило: первое пришедшее в голову решение — слабое[41]. Честное слово, не всегда! Говорю это со знанием дела, как человек, имеющий опыт в игре «Что? Где? Когда?». Многое зависит от собранности, внимательности, «заряжённости» на ответ. Скорее, наоборот — первая реакция (при соблюдении указанных условий) оказывается весьма близкой к истине. Во всяком случае, «свет в конце тоннеля», как правило, возникает.
Теорию мышления изучали и продолжают изучать не только психологи. Выдающийся русский физиолог И.М. Сеченов выделил в качестве двух главных и взаимоопределяющих стадий мышления анализ и синтез. Лауреат Нобелевской премии И.П. Павлов показал, как формируются временные нервные связи, отвечающие за ассоциативные каналы. Приходя к умозаключению, организм (аналогично прочим своим занятиям), получая сигналы о каждом своём действии, непрерывно корректирует свою деятельность. То есть мысль непрерывным потоком «обтачивает» задачу-камешек, разворачивая её, изучая и анализируя. Мозг выдвигает всё новые предположения, получая дополнительную информацию и проверяя гипотезы, пока не будет выстроено решение, удовлетворяющее неким внутренним критериям правильности.
По словам уже не раз упомянутой мной Т. Черниговской, принятие решения у мозга занимает секунд 7–20, и принимается оно до того, как вы об этом узнаете и будете оставаться в уверенности, что это ваш самостоятельный выбор. Речь, конечно, идет о простых ситуациях, а не о жизненно важных решениях. Но это не избавляет от возникновения правомерного вопроса: «Так кто же кому принадлежит — я мозгу или мозг — Мне?».[42]
Знание — «активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства. Акт познания осуществляется посредством упорядочения ряда предметов, которые используются как инструменты или ориентиры, и оформления их в искусный результат, теоретический или практический… В каждом акте познания присутствует страстный вклад познающей личности и эта добавка — не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания» (М. Полани).
Майкл Полани — учёный-химик, получивший дополнительно и медицинское образование — уже упоминался в предыдущей части книги. Он создал выдающийся философский труд «Личностное знание», где проанализировал как различные аспекты процесса получения знания, так и основные характеристики самого знания. Один из важнейших тезисов его работы: «искусство познания и искусство действования, оценка и понимание значений выступают… как различные аспекты акта продолжения нашей личности в периферическом осознании предметов, составляющих целое. Структура этого фундаментального акта личностного познания диктует необходимость как участвовать в его осуществлении, так и признавать универсальное значение его результатов. Этот акт является прототипом любого акта интеллектуальной самоотдачи».
Речь идёт всего лишь о том, что конкретные знания могут быть получены только в процессе мыслительной деятельности. Познающий человек лично участвует в актах понимания. Бесстрастная, безличная истина познаётся и формулируется только в процессе мышления, носящем глубоко личностный характер, так что любая новая информация несёт на себе отпечаток её создателя. Человек (субъект) своими умственными усилиями постигает независящее от него объективное знание — оно, как говорит Полани, позволяет установить «контакт со скрытой реальностью». Лично от человека зависит форма, в которой он сумеет изложить это знание, глубина постижения, скорость мышления также определяется индивидуальностью. Конечно, мышление — совершенно индивидуальный процесс. Как и любое творчество. Попробуйте начать думать и творить, ведь «кто испытал наслаждение творчества — для того всех других наслаждений не существует!», как искренне полагал Антон Павлович Чехов. А уж он-то знал толк и в других наслаждениях…
В процесс мышления вовлечён человек как целое. При этом сама возможность осуществления мыслительных действий определяется именно наличием у него центральной нервной системы, мозга с особой структурой, характерной для данного биологического вида[43]. Но тип умозаключений, их содержание очень сильно зависят от способа формирования информационной структуры мозга. Проще говоря, определяются влиянием среды, культурой, образованием, общим строем мысли (как принято говорить — и в широком, и в узком смысле — Менталитетом). Личность должна быть готова принять новое знание, включить его в свою систему ценностей. «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Екклезиаст[44]).
Мышление — в простейшем понимании — предназначено для решения тактических и стратегических задач существования. Как решать — уже другой вопрос. Уровень информационной готовности для выработки алгоритмов решения можно назвать компетентностью. Иными словами, компетентность есть сумма знаний, определяющих пределы успешности выполнения задачи (и для животных, и для человека). Естественно, если компетентность — в том числе и генетическая — равна нулю, то никакие побуждения не могут вызвать выполнение данной задачи. Как-то прочитал почти по этому поводу: «Информация поступила в голову и безнадёжно ищет мозги»… Врачи знают: существуют больные, ввиду специфического повреждения мозга не способные различать пальцы на своих руках. Следовательно, они не могут научиться считать. Так что получать информацию, например, видеть — очень хорошо, но перерабатывать входные данные, понимать, что вижу — уже иной уровень мышления.
Ещё один важнейший вопрос: какую роль в процессе мышления играет человеческая речь. В качестве опорного можно принять утверждение: потенциальная возможность говорить зависит от генетических факторов, а реальная речевая продукция — от опыта. Что первично в этом процессе взаимообогащения и взаимосоздания — трудно сказать. Определённая логика есть как в утверждении Н. Хомского, что мозг создал язык, так и в тезисе «язык создал человеческий мозг» (Д. Дикон). Наверняка можно утверждать лишь: процесс мышления сложно зависит от внутренней речи — научно говоря, от соотношения «вербализованных и невербализованных слоёв мысли» — и речи, как таковой вообще (Л.С. Выготский и Ж. Пиаже).
«Последние исследования показали: неандертальцы нам родственники. Хотя в этом долгое время сомневались. Как-то страшновато было представить, что сотни тысяч лет назад на планете жили одновременно разные хомо. Представьте: есть кошка и некая НЕДОкошка. Она не лиса, не волк, она из тех же, но не вполне. Соседствовали разные виды хомо, и мы оказались самыми сильными и победили. Но почему НЕДОчеловеки (или «другие человеки») погибли? Ясно, что мы их переиграли, в том числе и с помощью языка. Гомо сапиенс научился разговаривать звуками, а неандертальцы, насколько нам известно, освоили только язык жестов.
Самое виртуозное, что у нас есть это язык. Это сложнейшая система и устроена она так ужасно, что все лингвисты мира не могут с этим справиться, несмотря на все усилия». (Т.В. Черниговская).
При этом невербализованный уровень мышления относительно самостоятелен, хотя и испытывает постоянное и весьма существенное влияние и со стороны процесса вербализации, и со стороны уже хорошо оформленных словесно — как бы отшлифованных — Мыслительных структур. Но непременным компонентом мышления является «внесловесная мысль». Она объективно существует, записана в мозге в «кодах определённого типа, отличных от кодов внутренней речи» (Д.И. Дубровский). Иначе говоря, новое знание, оригинальная мысль зарождаются не в сфере внутренней речи (хотя и не без её содействия), не тогда, когда человек проговаривает, проборматывает свои рассуждения. Бессловесное, на уровне «мычания» зарождение нового хорошо известно поэтам и художникам, музыкантам и математикам.
М. Полани ввёл понятие артикулированных (получивших словесное, речевое оформление) и неартикулированных способностей человеческого мышления. Он полагал: неартикулированные — потенциальные — способности, благодаря которым человек превосходит животных и которые, создавая речь, объясняют его интеллектуальное превосходство, сами по себе почти незаметны. Артикуляция же — преобразование интуитивно ясной, но невыражаемой в точных речевых образах, информации — всегда остаётся неполной: как говорит Полани, наши словесные высказывания никогда не могут заменить немых интеллектуальных актов. Вместе с тем в интеллектуальном отношении мы очень многим обязаны артикуляции, хотя она главным образом занимается понятиями, а язык играет при ней лишь вспомогательную роль, Полани пишет: «понятия, предлагаемые речью, позволяют нам осознать как то, каким образом наша речь обозначает определённые вещи, так и то, как эти вещи устроены сами по себе».
Интересна интерпретация той же Татьяной Черниговской процесса освоения языка ребенком. Он приходит в мир, не зная про него ничего. Он должен все про него узнать. В этом ему помогает его мозг, благодаря генетической программе, которая знает, как вынимать из мира информацию. Теперь представьте, что ребенок должен овладеть языком тогда, когда его никто этому не учит. Вы можете возразить, что родители и все вокруг разговаривают. Но ребенок — это все что угодно, только не магнитофон.
Ребенок должен вычислить: что есть язык, а что не есть язык. Он слышит много разных звуков. Соседи сковородками кидаются, кошки мяукают, собаки лают, машины скрипят тормозами. Что из этого язык? Ему никто не говорит. Более того, ему никто не сообщает никаких правил ни про падежи, ни про окончания. Он сам пишет так называемую карту языка. Ребенок выполняет задачу, которую не могут выполнить лучшие лингвисты Земли. Как он это делает — Мы хотим знать. Стараемся из всех сил.
«Кроме того, ребенок окружен языком, состоящим из сплошных ошибок. Если сейчас записать мою устную речь — там будет масса сбоев. Не потому, что я неграмотная, просто язык «не то сказал». Ребенок же умудряется из хаотической информации вынуть правило. Только мощнейший компьютер, которым является мозг, позволяет ребенку это сделать».
Так малыш, ещё не знающий слова и понятия «собака», описывает их (в рассказе Чехова «Гриша»): «большие кошки с задранными вверх хвостами и высунутыми языками».
Полани формулирует своеобразный «закон бедности языка»: язык должен быть настолько беден, чтобы можно было достаточное число раз употреблять одни и те же слова. Только в этом случае удаётся уже известными и ограниченными символами языка записывать новые, принципиально неограничимые категории и понятия. Иначе для каждого нового знания было бы не только возможно, но и необходимо ввести новые обозначения. Рост их числа катастрофически ограничил бы возможности анализа и комбинирования «старых» знаний с целью получения новых[45].
Мераб Мамардашвили говорил: «раз существуют слова, то из них можно создать миллион умных вопросов…Всегда есть все слова, посредством произвольной комбинации которых можно получить симулякр — ответ (мысленную конструкцию, не проверенную и не подтверждённую ничем, модель, вариант ответа), тень ответа на любой ваш вопрос… Или, по-другому, — всегда есть вербальный мир, который сам порождает псевдовопросы, псевдопроблемы, псевдомысли, и отличить их от истинной мысли невозможно».
— Если бы основной функцией языка была коммуникация, то он становился бы все более и более однозначным, — считает Татьяна Черниговская, — Меж тем все языки мира демонстрируют ровно обратную картину. Все зависит от контекста. Для того, чтобы понять другого человека, нужно знать, кто сказал, когда сказал, что было до этого, что будет после, что остальные про это думают. То есть основная задача человеческого языка — НЕ коммуникация, а мышление.
«Карл Пятый, римский император, говаривал, что гишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, италианским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нём великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях кратость греческого и латинского языков», — утверждал патриот Ломоносов, мастер поэтических од и придворной игры. Но то, что русский язык стал изворотливым — не случайно. Слишком стеснённой была жизнь народа в условиях абсолютной монархии, чтобы не извернуться по-эзоповски для собственного выживания. Голь на выдумки хитра!
Язык как орудие общения всегда является средством отображения мира вокруг нас, он развивается по мере того, как мы познаём мир, Он эволюционирует, подобно обычным инструментам, оставаясь орудием универсальным.
Из слов — символов языка — Можно составлять новые конструкции, слова. Такие интеллектуальные игры (скажем, шарады) полезны и забавны.
Бигуди № 2
Шарада — загадка, обычно составленная в стихах. Задуманное слово распадается в ней на отдельные части: каждая представляет собой самостоятельное слово (как правило, односложное). Разгадав каждое слово, можно сложить их вместе, узнав исходно задуманное слово. Первые шарады вошли в моду во Франции ещё в XVIII веке, а в средневековье шарадами называли повозки на двух колёсах. «Целый воз болтовни» — неплохой перевод слова шарада. Итак, пример шарады, которую предлагается разгадать:
Можно потренироваться и в разгадке метаграмм. Угадайте слово (или хотя бы набор букв без начального смысла) и заменяйте в нём буквы, чтобы получались новые слова с указанным смыслом:
Может быть, именно возможность переписывания сведений о прошлом опыте с использованием символической записи информации обеспечивает и объясняет интеллектуальное превосходство человека. Причём человек может формально или мысленно реорганизовать эти символы в целях извлечения новой информации, новых знаний. Как пишет Полани, усиление наших интеллектуальных способностей с помощью удачно выбранной символики убедительно показывает: простое манипулирование символами само по себе никакой новой информации не даёт[46]. Оно эффективно лишь постольку, поскольку содействует реализации неартикулированных мыслительных способностей, считывая результаты их применения. Так что процесс артикуляции даёт колоссальную по эффективности помощь нашим врождённым мнемоническим способностям. В качестве примера можно привести, скажем, записную книжку изобретателя — она представляет собой, по сути, его «карманную» лабораторию.
Изобретательность — свойство мышления, проявляющееся во всех сферах жизни. Быстрый умом Пётр I сразу понял: первую петербургскую газету никто читать не будет — не Европа, не приучены. Заставлять читать силой? Так всех не заставишь, а хотелось бы, чтоб читали побольше людей. И Пётр сообразил: куда народ ходит непременно и часто? В трактир! Следует распоряжение Петра: в трактирах кормить бесплатно тех, кто читает газету. Разумно? Да. Действенно? Может быть. Надолго ли хватило? А вот это уже другой вопрос…
Можно утверждать: большей частью своего знания образованный ум обязан вербальным источникам — но сложно структурированная информация, чью запись в обычном языке представить совершенно немыслимо, может быть сформулирована отчётливо лишь с использованием логических символов.
Сделаем лирическое отступление и поговорим о символах. В связи с этим придётся обратиться к математике — именно в этой науке символьная запись информации имеет важнейшее значение.
Операции над символами, вообще говоря, не могут быть полностью описаны в терминах некоей «инструкции» — скорее они могут представлять собой:
✓ поиск «впотьмах», наощупь — результаты такого поиска должны быть впоследствии скорректированы в свете достигнутого «молчаливого понимания», как говорит Полани;
✓ предвосхищающую интуитивную догадку — она также должна смениться молчаливым осмыслением полученного знания, которое в дальнейшем сможет получить словесное, артикулированное выражение.
Как именно сказано, как зашифровано в символическом виде — это уже вопрос компетенции мозга и его способности работать на различных уровнях абстракции. Полани формулирует принцип непрестанной деятельности мозга так: «Наш разум живёт в постоянном действии; всякая попытка сформулировать основания этого действия приводит к появлению набора аксиом, которые сами по себе ничего не сообщают нам о том, почему мы их приняли».
Мозг неустанно обтачивает то одну, то другую мысль, плетёт сети рассуждений и создаёт логические цепочки, оформляя результаты своего труда в виде всё новых «побегов» на общем информационном «древе». Далеко не все озарения и строгие выводы имеют право быть включёнными в общую систему знаний под вывеской «Новое, оригинальное, ценное». Мозг, впрочем, не выбрасывает даже «стружки» и «обрезки»: покопавшись по случаю, можно и там невзначай обнаружить подходящее «жемчужное зерно».
Способность активно поставлять в мировую систему знаний нетривиальный интеллектуальный продукт под маркой «Это придумал я», количество и качество этого продукта определяются уровнем Вашего мышления, развитием творческого потенциала, умением использовать закономерности эвристики — науки о творчестве.
— Сова, — сказал Пух, — Я что-то придумал.
— Сообразительный и изобретательный медведь! — сказала Сова. Пух приосанился, услышав, что его называют Поразительным и Забредательным Медведем, и скромно сказал, что да, эта мысль случайно забрела к нему в голову.
Дикие гуси Александр Граков
# Сюжет этого произведения составлен на документальной основе - по дневникам одного из наемников, прошедшего с оружием в руках путь от Боснии до Чечни, дополненным и художественно обработанным. Автор дневников, по некоторым соображениям, пожелал остаться неизвестным. Наименования всех мест действия, имена героев романа являются совпадением. В целях сохранения инкогнито также изменены их фамилии. Но развитие событий - хронологично, а отдельные эпизоды «грязной войны» соответствуют действительности.
Александр Граков
Дикие гуси
«Когда государство становится убийцей, оно называет себя Родиной».
Фридрих Дюрренматт
Часть 1
«Русак»
Глава 1
Айс
Обычный февральский день славный город Ростов-папа отмечал необычной людской сутолокой у коммерческих палаток, магазинов, магазинчиков и на «толчках» - приближался ежегодно почитаемый мужской праздник. В иные годы его называли просто - День Советской Армии и Военно-Морского Флота, теперь же Президент назвал еще проще - Днем защитника Отечества, дабы, наверное, не слишком часто склонять слово
«армия», которое после событий в Афгане и Карабахе начинало попахивать не слишком приятно. Но, как бы там ни было, - мужское население России 23 февраля готовилось принимать подарки и поэтому загодя запасалось разномастным «пойлом», чтобы достойно их обмыть. А женщины, естественно, старались в выборе презента, чтобы спустя две недели, в свой праздник, не остаться, как говорят, «в пролете».
Так что выручка в различные банки начала стекаться прямо с утра, и обмен
«деревянных» на валюту осуществлялся бойко и безостановочно. Поэтому к обеду сотрудник охранного бюро «Щит» Олег Грунский был аки загнанная лошадь - в мыле, мотаясь постоянно с кассиром из очередного «комка» к коммерческому банку, мечтая уже даже не о красивой женщине и хорошей выпивке, а лишь о жалкой двойной порции пельменей с острым кетчупом… Очень не ко времени влезли ему в башку эти пельмени.
Около половины двенадцатого, при очередном выходе из дверей коммерческого банка, на них с кассиром обрушились неизвестно откуда два этих полудурка с натянутыми на рожи, как в классических детективах, вязаными «пидорками» с прорезями для глаз и носа. Все совершилось в секунды: Олег и рта раскрыть не успел, чтобы поздороваться, не то что до пистолета дотянуться, как получил от нападавших несколько доз довольно дорогого удовольствия - парализанта, а не просто слезоточивого газа. А так как фигура охранника несколько смахивала на бельевой шкаф, для страховки его пару раз шандарахнули электрошокером. Так что Олег отключился, даже не успев возмутиться бестактному и нетрадиционному поведению налетчиков: как это так, средь бела дня, на виду у славной милиции и охраны? Тем более - не успел толком уследить, что потом сделали с кассиром… Смертоубийства, конечно, не произошло, но очень опечаливал тот факт, что удачливые грабители смылись. Их «выигрыш» составил ровно двенадцать тысяч «зеленых».
Очнувшись, Олег схватился за голову. Вовсе не потому, что она разваливалась от боли, потому, что увидев лежавшего неподалеку кассира без инкассаторской сумки, над которым уже суетилась медсестра с нашатырным спиртом, аппетитно подсвечивая из-под халата голыми коленками.
«И почему это „скорая“ обычно приезжает быстрее милиции? - успел удивиться охранник, и сейчас же эту мысль перебила другая - Лучше бы эти мракобесы меня сразу „замочили“!» - он знал, каковы будут последствия налета.
И, конечно, не ошибся в своих предположениях: директор их бюро, Всеволод Геннадьевич, дал ему на размышление всего трехдневку:
- У тебя, май беби, трое суток на то, чтобы покрыть сумму, которую ты прозевал. В случае невозврата - с «крутыми» иметь дело предоставляю тебе самому. Они обвиняют ваше величество в сговоре с теми волками - гопниками, которые доллары хапнули. Я сказал все и больше ничем помочь не могу - всего семьдесят два часа тебе, чтобы
«крутануться»! Иди и думай…
Вот такие «новости» услышал Олег в кабинете своего шефа.
И теперь, поцеживая бурбон в баре «Синди», он размышлял над создавшимся аховым положением, не обращая внимания на великолепный зад медленно раздевавшейся стрип-девицы на помосте у стойки. Еще бы! От таких мыслей враз импотентом станешь! Состояние харакири прошло, и теперь очень хотелось жить. А чтобы выжить в этой ситуации, нужно было только одно - «бабки». У Олега не было такой суммы. Выход, конечно, имелся: продать четырехкомнатную квартиру стариков-родителей, их самую большую семейную ценность… Он знал, что родители не откажут, если узнают, в какое дерьмо он влип, но знал также и то, что помрут они после этого быстрее, чем хотелось бы: ведь двадцать три года стояли в очереди на ее получение… А других вариантов не было! Впрочем…
Олег прошел к боковой стойке бара, кивнул Павлику-бармену и, придвинув к себе коробку телефонного аппарата, набрал номер давнишнего друга их семьи - дяди Толи, занимающегося в настоящее время оптовыми поставками шоколадных изделий из Москвы по провинциям Ростовской области.
- Дядь Толь, выручай! - выложив ему историю с нападением, попросил Олег.
- Есть такое дело! - весело ответствовал тот «племяшу», - Под сотню процентов тебя устроит? Учти - это только для тебя, остальным - двести сорок!
- Я подумаю! - вякнул Олег, бросая трубку на рычаг. А что тут думать? Ему и с нулевым кредитом лет пять рассчитываться надо, а тут еще проценты! Ну что делать? Оставался последний выход…
Утро 23 февраля года бывший охранник частного бюро «Щит» Олег Грунский встретил в поезде, весело отмеряющем рельсовые стыки до Сочи. Да, он «сматывал удочки», «ударился в бега», «слинял», наконец - как здесь ни крути, а понятие одно - уходил от неминуемого возмездия за «дыру» в бюджете «крутых». Достаточно насмотрелся по телевидению, да и в прессе иногда вычитывал подробности «расчета» за куда меньшие суммы: расчлененные тела в спортивных сумках, канализационных люках и просто в посадках, «гитаристы» с удавками из струн на шее, а то и просто нашпигованные свинцом тела в подъездах.
Пожить еще хотелось из интереса: дадут ли выбраться, в конце концов, России из той большой ямы дерьма, в которую ее по шею загнали власть предержащие? Для этого нужно было всего ничего - отъехать от дома куда-нибудь подальше и начать новую жизнь. Имея хотя бы стартовый капитал. Таковой, для начала, у Олега имелся - четыреста баксов, скопленных им за пару лет работы охранником для проведения шикарного отпуска. Сейчас они как нельзя кстати пригодились совершенно для иных целей - поддерживать прожиточный минимум Грунского, начавшего путешествие в неизвестность. Именно о дальнейших жизненных планах Олег решил подумать на досуге в одном из южных городов-курортов, куда решил сбежать от подкравшейся беды. Но она, как известно, не ходит одна…
На станции Кавказская металлический голос дежурной по вокзалу во всеуслышание предложил пассажирам поезда Москва-Адлер сорокаминутный перекур, - именно такой продолжительности предполагалась стоянка. Естественно, большинство находящихся в вагоне выразили желание прошвырнуться по перрону, подкупить чего-нибудь в дорогу. Не был исключением и Олег. Соскочив с подножки, он сунул в зубы «Кэмел» и глубоко, с наслаждением, затянулся. Тут же к нему подвалили две молоденькие вокзальные шлюхи.
- Мужчина, угости сигареткой!
«Неужели я так смахиваю в последнее время на мед, что ко мне, прости Господи, всякое дерьмо мгновенно прилипает, стоит только на людях появиться?» - глубоко в душе возмутился несправедливости судьбы Олег, разглядывая набивавшихся в партнерши девиц. Лет по пятнадцать, не старше, мордашки и фигурки симпатичные, но
«штукатурки» на «фасаде»…
- Послушайте, милашки, - начал он голосом родителя-педагога, отчитывающего за непослушание в школе, - если я вас сейчас угощу сигаретами, вы попросите прикурить, затем захотите познакомиться, предложите «товар лицом» и, наконец, назовете расценки за каждое используемое отверстие на вашем теле. Поэтому давайте сразу ближе к делу - что вам надо? Потому что навару с меня - как с куриных яиц - одна известь! Итак, миледи, я вас слушаю?!
- Нам бы пожрать чего-нибудь покапитальнее! - доверительно призналась одна из
«вокзальных аристократок», - У нас с Инеской второй день ничего не наклевывается, а ты сразу грубить начинаешь! Первое, второе, третье - и мы в порядке!..
- А на десерт - минет по очереди! - смешливо добавила Инеска, кося шалым карим глазом на внушительную фигуру Олега. - Правда, Юль?
- Все честь по чести! - согласилась подруга. - Оплата не отходя от кассы!
- Серая проза жизни! - тяжело вздохнул Олег, выщелкивая им по сигарете из пачки, - Пошли в кафешку, на шикарный кабак я не потяну.
Три шашлыка, беляши и кофе не очень ощутимо ударили по его карману. Расплачиваясь, Олег не особо приглядывался к новым подругам. А зря - он пропустил алчный блеск в глазах Инески при виде баксов в отделении его бумажника, и едва приметный знак, который Юля подала кому-то из посетителей кафе.
Сытно порубав, Олег почувствовал свежий прилив сил. Взглянул на часы - ого, еще больше четверти часа околачивать груши! А Юлька тянула уже за рукав.
- Пошли, что ли?
- Куда это? - прикинулся наивной овечкой Олег.
- За причитающимся вознаграждением! - многообещающе улыбнулась ему с другой стороны Инеска, - Да здесь рядом, не беспокойся - сто раз на свой поезд успеешь!
- Ну, если недалеко! - согласился Олег. От предвкушения нового приключения сладко засосало под ложечкой.
Зашли тут же, за кафе, в закуток, отгороженный от вокзальной суеты наваленными друг на друга фанерными лотками - прилавками. Юлька раскрыла свою сумочку, и на свет появился пузырек одеколона «Гвоздика» и «Тампакс».
Инеска звонко расхохоталась, заметив недоумение Олега.
- Доставай свой инструмент, щас обрабатывать его будем! Но сперва произведем дезинфекцию!
Дальнейшему развитию событий помешали: «на пороге» закутка выросли три фигуры с обросшими мордами. «Черные»! Один из них, помахивая зажатой в руке бутылкой водки, выдвинулся вперед.
- Это кто тут нашу хавиру занял? Пока хозяев не было, здесь квартиранты появились? А ну, девочки, валите отсюда! - обратился он к Юльке и Инеске - те прошмыгнули мимо троицы в проход.
- А ты останься! - обратился «хозяин квартиры», по виду - азер, к Олегу, пытающемуся последовать примеру «аристократок», - За аренду помещения надо платить!
«Кинули, прошмандовки! Как последнего лоха!» - понял он, отступая спиной к задней стенке кафе. И сразу появились спокойствие, полная уверенность в себе и веселая злость к этим - готовым всегда поживиться за чужой счет.
Это приходило к нему само, откуда-то изнутри, еще со времен драк на переменках возле школьного туалета. Тогда, в детстве, за невозмутимость, хладнокровие и тонкий расчет при ударах его наградили кличкой Айс, что по-английски означает
«лсд». Именно наградили, а не дали прозвище, потому что всеобщее уважение к собственной персоне Олег с детства выбивал кулаками, не влезая в драку зря, но и не давая спуску обидчикам. А если добавить к тому же, что у родителей нашлись
«лишние» средства для того, чтобы отдать его в юношескую школу восточных единоборств, то понятной станет и причина уважения к Олегу его сверстников, и даже тех, кто постарше…
- Ребята, мне ведь некогда разбираться с вами за это наследство! - кивнул он на кучу сбитой фанеры. - На поезд могу опоздать!
- А мы тебя разве держим? - искренне удивился тот, с бутылкой водки, - Отдай только кошелек, которым ты тряс вот за этой стенкой - и крути педали… Нам баксы во как нужны! - чиркнул он ногтем большого пальца себя по горлу где-то в районе кадыка.
- Ну, мне-то они нужнее! - вежливо ответствовал Олег и ударил костяшками пальцев правой руки с выдвинутым средним суставом именно в это место - в «яблочко».
«Хозяин квартиры» захрипел, судорожно пытаясь захватить в легкие воздух перебитой гортанью, затем вскинул вверх руки, словно пытаясь прихлопнуть пролетавшую муху, и осел на асфальт. Рядом стеклянно лопнула бутылка, растекаясь водочной лужицей. Двое его друзей мгновенно сквозанули наружу и, выхватив финки, стали по обе стороны прохода.
- Выходи, шакал, рэзать будем!
- Вот это другой компот! - довольно воскликнул Олег, потому что в тесном закутке и развернуться-то негде было.
Сгруппировавшись, он кувырком выкатился наружу и, сделав стойку на плечах, засадил обоим гоп-стопникам носками туфель по челюстям. Те, мелькнув подошвами кроссовок, завалились в гущу ящиков из фанеры, а Олег, вскочив, увидел стоящих невдалеке Юльку с Инеской, с неподдельным интересом наблюдавших за схваткой, и… проплывающие мимо вокзала вагоны поезда Москва-Адлер. Его поезда… С ходу выделив каждой
«миледи» по оглушительной оплеухе, он напрямую рванул к отходящему составу, отчаянным прыжком взлетел на площадку предпоследнего вагона, успев крикнуть им на прощанье:
- Ждите, милашки - мы еще встретимся! Я обязательно вернусь за расчетом…
- Стоять на месте, резвый! - встретил его в следующем вагоне наряд поездной милиции.
Старший наряда - немолодой уже младший лейтенант, по размеру живота которого можно было безошибочно определить о его многолетнем стаже работы в органах МВД, с подозрением уставился на Айса:
- Это кто же у нас козликом скачет туда-сюда? Да еще местной вокзальной милиции спокойно работать не дает?..
И началось: руки не там, где надо, а значит - за спину их и в наручники.
Так - документы, валюта в бумажнике… Это больше всего заинтересовало стража закона.
- А зачем тебе, красавец, валюта? Может, ты ей приторговываешь в свободное от уродования честных азербайджанцев время? Знаешь, милок, что мне по рации только что сообщили? Троих торговцев лавровым листом прямо с вокзала забрала «скорая». Одного - в реанимацию, а двоих - в травматологию.
- А девчонок с того же вокзала никто никуда не отправлял? - неосторожно ляпнул Айс и тут же, спохватившись, прикусил язык.
- Нет! Не забирали! - обескураженно стих было младший лейтенант, затем с вновь возросшим интересом уставился на Олега. - А что, там и женщины были?
- Ножи у ваших честных торгашей были в руках - натуральные свинорезы! - попытался увести Олег в сторону разговор. Кажется, удалось.
- Были, - признался старший наряда, - перочинные ножички! Они ими ветки но размеру подрезали - вполне законный инструмент. И эти азербайджанцы вполне законопослушные граждане: лицензия в порядке, и налог уплачен полностью, нашими, российскими рублями. А вот у тебя валюта для чего? - прицепился он снова к Олегу.
Тот уже понял, что обвинения против него выдвигаются самые серьезные.
- Послушайте, лейтенант, можно с вами поговорить один на один?
Старший наряда тотчас же вызверился на своих подчиненных:
- Вы еще здесь? А кто пойдет узнавать насчет свежего пива в вагоне-ресторане? А ну, живо: один разведчик, а ты с ним за сопровождающего!
- Ну, говори! - потребовал он у Олега, когда они остались вдвоем.
- Я только хотел сказать - давайте будем считать, что я баксы копил с пеленок для лечения этих торгашей-азеров и помощи в борьбе с преступностью нашей доблестной милиции!
Доллары мигом исчезли в кармане младшего лейтенанта.
- Ну, и?..
- И дальше я еду безо всяких проблем и приключений!
- А почему бы и не ехать? - закипятился вдруг старший наряда. - Вполне добропорядочный гражданин с постоянной пропиской в паспорте может у нас свободно передвигаться по всей территории СНГ. А с этими хулиганами станции Кавказской мы еще разберемся - можете не сомневаться! Счастливой дороги! - откозырял он Олегу напоследок.
«Ф-фу, вроде бы отделался и от этих! Хорошо то, что хорошо кончается! Хотя - что же хорошего, деньги - на нуле. Влетел уже второй раз за неделю!» - с грустью размышлял Олег.
Глава 2
Явь, похожая на сон…
Выгрузившись в Сочи из вагона, он вышел на привокзальную площадь, изобилующую таксистами со скучными физиономиями: не сезон. Выбрав машину, стоявшую несколько в стороне от других, подошел к ней и постучал в окошко. Стекло тотчас же опустилось, и из салона выглянула заросшая рожа пожилого уже водителя-армянина. Он с интересом уставился на Олега.
- Куда едем, джан?[Джан - дорогой (арм.).]
- Есть разговор, отец!
С противоположной стороны машины тотчас же распахнулась дверца.
- Заходи, поговорим!
- Послушай, батя, - в салоне Олег снял с руки золотые часы с браслетом, - вот эти котлы стоят сотню баксов, а я тебе их отдам за одну простенькую консультацию: где срочно найти работу? Любую! Подзалетел я маленько, так, что даже пожрать не за что!
- А что ты можешь?
- Ну, я, конечно, не доцент кафедры университета, но водитель, говорят, классный - вожу все, что крутится. Могу людей охранять - служил в морской пехоте, а затем работал телохранителем. А на крайняк - могу и грузчиком… - перечислял Олег.
Таксист задумался, и только через минут пять долгого ожидания дважды неудачник услышал ответ:
- Охранять, говоришь? Ну, знаешь, на море таких мальчиков накачанных - хоть отбавляй, даже конкуренция своего рода образовалась. А вот что бы ты ответил, если бы тебе предложили защитить целый народ, армян, от их врага - азеров, которые спать спокойно не дают Арцаху?[Арцах - древнее название Карабаха.] Там тебя и накормят, и напоят, и, если не женат, жену подберут красавицу. А если еще при этом сумеешь выбиться в командиры - деньги устанешь считать! Ну, как тебе предложение?
Олег уже знал, конечно больше понаслышке, что в том «райском уголке», который красочно расписал водитель-армянин, не первый год идет какая-то странная война с переменным успехом, но представления его о боевых действиях в тех краях были - как у большинства рассказчиков: что-то наподобие грандиозного командно-штабного учения с привлечением солдат срочной службы и местного населения.
- Ладно, батя, - вздохнул Олег, - делать нечего - повоюем за армян! Куда идти-то?
- А никуда не надо идти! - засуетился таксист. - Я тебя прямо сейчас и отвезу в Адлер, на встречу с большим человеком!
«Большой человек» местной диаспоры - Гарик, показался Олегу вовсе не огромным -
«на коньках и при шляпе - полтора метра ростом». Да и вес его был соответствующим: в ветреную погоду на улице без килограммовой гири в кармане нечего и показываться. Но зато шея и руки «большого» были утяжелены золотыми вещицами общим весом граммов на двести, среди которых посверкивали камешки - явно не стеклянные. Прибыл он после звонка таксиста в черной «Волге» на заднем сиденье, огороженный по бокам двумя внушительного вида «мальчиками». Встреча произошла в одном из скверов города, на окраине. Окинув взглядом фигуру Олега через приоткрытую дверцу «Волги», Гарик ткнул пальцем на переднее сиденье рядом с водителем:
- Садись, джан, поехали!
Олег понял, что вопросы типа «куда, зачем и почему» здесь неуместны, поэтому молча полез на указанное место. Зато взволновался таксист и дернулся к машине:
- Гарик?..
- Сидеть! - процедил небрежно коротышка. - Сидеть и ждать своего часа!
И таксист враз исчез в салоне своего лимузина.
Поехали по трассе из города в сторону Сухуми и на одном из участков свернули на малозаметную гравийку, петляющую змеей между кустов и деревьев. По ней вскоре выехали на большую поляну, ограниченную с одной стороны крутым обрывом, а с другой - отвесной скалой. Дороги дальше не было. «Волга», развернувшись у самого обрыва, стала. Гарик махнул Олегу - выходи, мол.
- Так за армян, говоришь, воевать собрался? - с ненавистью выдавил коротышка, выходя из машины по другую сторону. - А кто же защитит нас, азербайджанцев, если вы, сволочи, ринулись всем миром на нашу землю? Как же много вас, за деньги готовых угробить и истребить целый народ и его культуру! Ничего, мы вас потихоньку выведем, как моль! - Ребята! - обратился Гарик к своей охране. - А ну, потренируйтесь немного на нем, а затем - как остальных - с обрыва!
«Продал таксист, козел! - успел подумать Олег, становясь в стойку. Нет, он отнюдь не собирался подставлять, как в библейском писании, щеки для битья! - Сначала оценим, на что годятся эти ребята, а уж затем прикинем, кого вырубать первым. Скорее всего - второго», - размышлял далее он, короткими нырками вправо-влево-вниз уходя от ударов первого детины, который шел напролом - в лоб. А в это время второй… Олег резко упал на землю, перекатился на спину и встретил летящее со спины тело сдвоенным ударом ног. Противник хрюкнул, словно налетев на каменную стену, и плюхнулся в траву.
«Так, на одного полегчало!» - он перестал уходить от ударов, вскочив на ноги, и, поставив блок обеими руками, поймал в «замок» кисть первого, пронырнул ему за спину и вполсилы рванул руку кверху, заведя ее назад и чуть в сторону. В плечевом суставе нападавшего глухо хрустнуло, он взвыл отчаянно и покатился по земле в сторону того, второго. А Олег боковым ударом ноги встретил водителя, размахивающего монтировкой. После этого, пригнувшись, пошел к коротышке -
«авторитету», который, увидев исход столь быстро закончившегося поединка, спрятался за машиной.
- Счас я тебе, мозгляк, покажу, как у нас в Ростове забивают гвозди - по самую шляпку! - пообещал ему Олег.
- Стоп, стоп, стоп! - из-за багажника «Волги» сначала показался… ствол АКСУ и лишь затем - улыбающаяся рожа Гарика. - Все, спектакль окончен, и роль свою ты сыграл отлично!
- Притормози, я объясню суть дела! - попросил он еще раз Олега, передергивая затвор автомата.
Тому волей-неволей пришлось вхолостую выпустить пар: до Гарика и оружия было далековато, а рисковать понапрасну он не любил - в этом случае шансы были неравны и явно не в его пользу.
- Проверочку устроили, мать вашу за ногу и об стенку? - догадался он.
- Ага! - весело согласился «авторитет», чуть опустив ствол - И ты ее выдержал на все сто! Послушай, джан, иди ко мне в телохранители?! - попросил неожидан но Гарик, с презрением оглядывая свою охрану и стонущую «гвардию», - Хочешь, возьму тебя вместо них, а их оклады буду выплачивать тебе?
- Нетушки, благодарю покорно! - шутливо поклонился ему Олег, - Чтобы ты на мне тренировал всех будущих кандидатов в защитники Арцаха? Я птица вольная, куда хочу - туда лечу! Впрочем, - вспомнив о чем-то, спохватился он, - я еще подумаю над твоим предложением, уважаемый!
- Подумай! - согласился с ним Гарик, - До утра - срок большой! А пока, - подмигнул он Олегу, - я тебя приглашаю отобедать со мной - в качестве компенсации за потерянные калории! - махнул он рукой на свою «эскадру».
Загрузились вновь в машину, и через сорок минут были на том же месте - в сквере, где их терпеливо дожидался таксист. Один из телохранителей Гарика полез к нему в салон, коротко переговорил и сунул ему в карман сверток. После чего армянин уехал, довольно ухмыляясь. А «Волга», отмотав еще кварталов шесть по окраине Адлера, вскоре остановилась у здания с вывеской над входом «ТОО Фортуна».
- Слушай, ты зачем меня привез сюда? - повернулся Олег к Гарику, - На работу устраивать, да?
- Смотря что понимать под словом «работа»! - загадочно ухмыльнулся Гарик, - Может быть, к утру ты переменишь свое мнение об этом понятии.
Зашли в холл - контора как контора обычного товарищества с ограниченной ответственностью - всюду двери с надписями: «Отдел кадров», «Приемная»,
«Бухгалтерия» - и тому подобными бюрократическими обозначениями. Гарик вел Олега дальше по коридору, к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Нажал на кнопку сбоку. Металлический голос прозвучал неожиданно над самой головой, заставив Олега непроизвольно вздрогнуть:
- Кто здесь?
- Арцах! - произнес Гарик в сеточку микрофона, вмонтированного в стенку под кнопкой звонка.
Заклинание прозвучало как «Сезам» в сказке об Али-Бабе и подействовало так же: массивная дверь, скрывающая металл под древесно-стружечной облицовкой, поехала в сторону, открывая ступеньки, ведущие вниз. Гарик, Олег и двое телохранителей потопали вниз и там встали точно перед такой же дверью.
- Кто? - вновь вопросил динамик над дверью.
- Фидаин![Фидаин - борец за свободу.] - напыщенно ответил Гарик.
Открылась и эта дверь, и Олег, шагнув за ее порог, попал… в сказку. Огромное помещение под землей освещалось притушенным светом, переливающимся всеми цветами радуги. Он волнами наплывал изо всех углов, затем - мгновенная яркая вспышка, и вновь - одурманивающе-томное наползание тумана. В этом свете вода огромного - площадью квадратов на пятьсот - бассейна казалась нереальной, струящейся, живой радугой под ногами. И фигуры семи обнаженных наяд, грациозно выгибающихся в кристально-чистой воде, казались то выточенными из слоновой кости изящными статуями, то изумрудно-зелеными русалками с длинными распущенными волосами…
- Нравится? - тронул за плечо Гарик обалдевшего от неожиданности Олега.
Тот только молча кивнул, судорожно двигая кадыком - пытался смочить слюной враз пересохшее горло.
- Тогда раздевайся! - предложил «авторитет», подходя к небольшому столику, стоящему на расстеленном коврике у края бассейна.
Столик был заполнен напитками и фруктами в вазах. Гарик щелкнул пальцами, и тотчас отовсюду полилась медленная чарующая мелодия, прерываемая сладострастными вздохами, экстазными всхлипами.
- Ну, чего же ты ждешь? - сам он был уже в темно-лиловом халате.
- У меня… плавок нет! - искренне признался Олег.
- А зачем они тебе? - изумился Гарик, отбрасывая в сторону халат.
Без него обнаженное тело коротышки выглядело до того безобидно-мальчишеским, что Олег безо всякого смущения и жеманства вмиг разоблачился догола. А когда они с Гариком опрокинули по четвертому тосту, жизнь казалась уже безмятежно-прекрасной, а окружение девушек, присоединившихся к их торжеству, - обязательным приложением сегодняшнего дня.
- В воду! - скомандовал Гарик, опорожнив очередную рюмку.
И все с веселым визгом и смехом ринулись в подогретую воду бассейна. Тотчас же в бассейн шлепнулись брошенные кем-то четыре-пять легких пластиковых мячей, и девушки, дурачась, принялись швыряться ими и отнимать друг у друга. Один из них хлопнул Олега по носу, он машинально поймал его и, зажав в руках мокрый цветастый пластик, стоял по грудь в воде, не зная, что с ним делать. Зато знали девушки.
Сразу четверо ринулись на него в атаку. Вмиг он оказался в кольце обнаженных девичьих тел: оголенные соски скользили, прижимались к нему, чьи-то горячие губы властно и одновременно нежно впились в его рот поцелуем, а внизу живота он вдруг почувствовал… еще одни губы, жадно занявшиеся его восставшим донельзя мужским достоинством. Это было уже слишком. Почувствовав, как слабеют его колени, Олег с невольным стоном отступил к краю бассейна, прижавшись лопатками к плиткам и опершись о кромку раскинутыми руками. Рядом вынырнуло смеющееся, бесподобно красивое юное личико, захватив воздух широко открытым ртом, скрылось под водой, и он вновь ощутил там, внизу, горячий сладостный засос.
«Да они же все - малолетки!» - эта мысль в затуманенном алкоголем и желанием мозге промелькнула как искорка на ветру - вспыхнула и погасла. Вскрикнув от наслаждения, он рванулся в самую гущу бьющихся золотыми рыбками девичьих тел, норовя ухватить любую с одним-единственным желанием, войти в нее, до конца, до самого-самого!.. Но, как рыбы, девчонки со скрипом отлично промытой кожи выскальзывали из его рук. Наконец-таки ему удалось намертво заклинить одну из них - прижав к груди кольцом из рук. Девчонка несколько раз отчаянно трепыхнулась в этом стальном капкане и вдруг, сладко охнув, плотно охватила ногами Олегову поясницу и сама насадилась на острие его копья, безошибочно-интуитивно найдя точку соприкосновения. От избытка чувств хладнокровный Айс взвыл звериным воплем, взорвавшись изнутри, извергнувшись наподобие проснувшегося вулкана. Девушка, почувствовав этот момент, со смехом отпрянула в сторону, предоставив ему свободно изливаться в прозрачную воду бассейна. Почувствовав, как предательски отказывают ноги, Олег стал безвольно погружаться. Ему было сейчас все равно: жить, умереть, родиться заново…
Он, может быть, так и начал бы хлебать воду широко открытым после крика ртом, да не дали наяды: плотно зажав его со всех сторон упругими чашечками грудей, они завертели Олега в кругу, но очереди впиваясь поцелуями в его губы…
Очнулся он от веселого хохота над головой. Смеялся Гарик. Сидя на краю бассейна, он поглаживал по спине мурлыкающую от удовольствия одну из девчонок, удобно устроившуюся на его бедрах. Мужской инструмент коротышки, видимо, давненько уже находился внутри нее.
- На как, утопил потомство в водичке? - отсмеявшись, поинтересовался он.
Олег, безо всякого стеснения уже, утвердительно мотнул головой и, почувствовав наконец свои ноги, выбрался на край водоема. Девушки опять со смехом занялись мячами, разделившись уже по парам. Теперь они не столько гонялись за ним, сколько ласкали друг друга. Помещение заполнилось нежными девичьими стонами и протяжными вздохами. В сочетании с музыкой они производили такой эффект, что Олег почувствовал вдруг с изумлением, как вновь восстает опавшая было его плоть. Понял его состояние и Гарик.
- Выбирай на ночь любую! - радушно предложил он, спихнув в воду сидящую на его коленях и наполняя рюмки коньяком в очередной раз. Олег растерянно вгляделся в безупречно-красивые лица и фигуры девушек.
- Я… н-не знаю! - наконец растерянно признался он. - Мне они все нравятся!
- Ну, все так все! - как ни в чем не бывало согласился с ним Гарик. - Желание гостя для меня - закон!
- Слушай, джан! - взволновано спросил Олег. - Откуда ты берешь такую красоту? - он широким жестом обвел помещение. «Авторитет» же понял его только в отношении девчонок.
- Это делается очень просто: каждый год я объявляю, например, конкурс красоты, ну, допустим «Мисс королева чего-нибудь». И, поверь мне и моему опыту в этих делах, - из сотни претенденток всегда можно выбрать десяток-другой для этого бассейна. Контракт у них ровно на год, живут на всем готовом. А через год - приятные воспоминания о проведенном времени и кругленькая сумма в валюте на дорогу! А я объявляю следующий конкурс «Мисс…».
- Но ведь это все стоит бешеных бабок: и содержание девушек, и бассейн!
- А ты что думаешь, мои гости - сплошь бомжи и бичи вроде тебя? Ну, не обижайся, это шутка, но если бы ты не понравился мне там, на поляне, - может быть, никогда бы в жизни не увидел такого… А теперь спать! - решил Гарик, - И завтра утром лишь от тебя будет зависеть - продолжится этот сон или начнется суровая явь!
«Авторитет» не соврал: всю ночь блаженный сон Олега сопровождался нежными ласками пяти наяд…
Глава 3
Земляк земляка…
Пробуждение было прозаичное: девушки исчезли, как сладкий сон, остался лишь Гарик - в кресле посреди комнаты.
- Итак, я жду ответа на мое вчерашнее предложение! - он обрезал огромную сигару, прикурил, и по комнате поплыли пласты ароматного дыма. - Учти, Айс, - предупредил он Олега (пьянь-пьянью был вечером, но кличку его запомнил отлично), - такие предложения я редко кому делаю: кандидатов в телохранители каждое утро - толпы у ворот моего дома. Но для тебя - исключение, так же, как и прошедшая ночь.
- Знаешь, - признался ему Олег, - до встречи с тобой у меня была лишь одна цель - найти «крышу», приличное содержание. И, не будь у нас вчерашней беседы о международном положении, патриотизме и разборках по территориальным вопросам - я, пожалуй, остался бы: в конце концов, какая разница, чье тело от кого охранять! Но теперь я хочу самостоятельно разобраться в этой путанице - кто кого от кого защищать должен. В башке сейчас такая каша, что расхлебать ее поможет истинное положение вещей, которое я увижу на месте своими глазами, смогу ощутить своей шкурой. Иначе я не смогу полноценно работать на тебя.
- Ты мне вот что скажи, - помолчав, проговорил Гарик, - оно тебе очень надо - знать больше тех, кто занимается непосредственно этим вопросом, - правительств трех республик - Армении, Азербайджана и России?
- Очень надо! Хотя бы для собственного самообразования! - твердо выговорил Олег.
- Что ж, - «авторитет» вылез из кресла и нервно расплющил сигару в пепельнице, - я сделал все, чтобы уберечь твою дурную башку от пули! Первоначальные мои намерения были снабдить тебя хорошей экипировкой и деньгами. Но ты переубедил меня своим заявлением о самостоятельности. Хорошо, получай самостоятельность: мои люди отвезут тебя только до аэропорта, а денег я тебе дам лишь на билет коммерческого рейса - «челночный». А дальше - как знаешь! Одно скажу на прощанье: если тебе вдруг остохренеет вся муть, которой ты там наслушаешься и насмотришься, - при первой же возможности «делай ноги»! Можешь вернуться сюда, ко мне, но учти: приму я тебя на службу только здорового и полноценного - с руками и ногами. И головой, конечно! Словом - таким, каким вижу сейчас. А пока - прощай, на всякий случай!
- Что, так плохо все там, куда я еду?
- Ничего больше не буду говорить - ты сам суешь башку в петлю…
Далее пошло проще: аэропорт, ожидание коммерческого рейса в Армению и - поздним вечером уже - вылет в Ленинакан. Начало неожиданностей и маленьких открытий для себя на древней земле Аястана было положено Грунским буквально с первых же шагов в аэропорту города, который по причине капризного климата часто называют Сибирью Армении. До самого горизонта не видно было ни единой светящейся точки, а это означало одно - огни города еще далеко от аэропорта. К нему метнулись сразу несколько таксистов-частников. Вперед вырвался молодой коренастый крепыш.
- Тебе куда ехать, джан? - дежурный вопрос.
- Да мне, вообще-то, в город надо, в военкомат. Но не в СНГэшный, а в ваш - армянский, - точно по инструкции Гарика ответил русский.
- Деньги, конечно, имеются?! - уточнил на всякий случай таксист.
- Конечно, не имеются, - в тон ему ответил Олег, - по дороге кончились, наглухо. Но зато я сюда приехал добровольцем, воевать за вас! - он проговорил это весело, хотя сердцем уже почувствовал что-то не совсем доброе на ближайшее время.
- Э-э-э, браток! Я лично тебя сюда не звал! Денег нет - иди с миром пешочком. Тебе вот так - все прямо и прямо! - как приговор прочел не совсем патриотично настроенный таксист.
Олег понял, что к другим частникам и подкатываться нечего. Даже разделив с ними выпивку и закуску, положенные в дорогу людьми Гарика - «авторитета», он рисковал остаться здесь: законы гостеприимства вечны и нерушимы, но закон денег преобладает все же над древними заповедями. В лучшем случае он мог нарваться на вежливый, но твердый отказ, в худшем же… Об ком не стоило и думать, поэтому Олег плюнул, перехватил поудобнее дорожную сумку и потопал в темноту «одиннадцатым маршрутом» - то есть пешком…
Дорога до города заняла около пяти часов. За время путешествия новоявленный доброволец много чего успел увидеть и оценить. Понял, например, сколь катастрофичным для Армении было землетрясение конца восьмидесятых годов: неразрушенными остались лишь строительные сборно-металлические домики-коробки, в которых теперь в тесноте, при свете керосиновых ламп ютились люди, да не так давно отстроенные дома-полудворцы, по размеру и виду которых можно было с уверенностью судить о толщине кошелька их хозяев.
«Странно, прошло уже почти пять лет, а восстановление жилищ как будто бы и вовсе не начиналось!» - сделал парадоксальный вывод из своих наблюдений Грунский. Он даже не подозревал, сколько еще предстоит таких вот выводов…
К армянскому военкомату он доплелся в начале десятого утра. А оттуда опять пришлось идти на окраину города - разыскивать казарму Ленинаканского батальона пятой отдельной бригады армии республики Армении, расположенную на Казачьей заставе. Там-то и осуществлялись прием и оформление добровольцев в Карабах.
Зайдя на территорию этого наконец-таки обнаруженного «военного объекта», Олег обследовал его и пришел к выводу, что из всего списочного состава части здесь находится всего лишь один дневально-дежурный, к которому он и подкатился за неимением командного состава.
- Слушай, браток, ты не в курсе, где здесь канцелярия или отдел кадров, или хоть какая-нибудь фигня, где оформляют новобранцев?
- Русский?! - обрадовался дневальный так, словно сто лет ожидаемую невесту встретил. - Земляк, мать твою! Дай я тебя обниму! - прослезился он.
- У вас что здесь, русаки за доисторических мамонтов катят? - удивился Олег, высвобождаясь от объятий сентиментального земляка. - А мне рассказывали, что наших и в Армении, и в Азербайджане - хоть задницей ешь! Кстати, Олегом меня звать. А хочешь, Айсом называй, это моя кликуха с детства!
- Володя Светлов! - представился дневальный. - Но все Вовчиком кличут. Пошли, братуха, отметим это дело! Жаль, кроме сотни граммов «муховки»[Муховка - фруктовая эссенция.] в бутылке ничего не осталось. Ничего, по пять капель хватит!
- Да есть у меня чем отметить! - тряхнул своей сумкой Айс. - Но… ты ведь на посту?
- Да какой это пост! - расхохотался Вовчик, - Так, одно название. Стою, абы со скуки не сдохнуть. И заодно, кстати, поджидаю таких вот, как ты, - добровольцев. А комбат приедет только завтра.
- И много ты за сегодня таких, как я… наожидал? - поинтересовался Олег уже в дежурке, где Вовчик сразу же принялся растапливать «буржуйку».
- Ты первый, - ответил тот, - и, наверное, последний. Что-то неохотно последнее время наш брат изъявляет желание проявить свой интернациональный долг.
- А ты как проявил его? - спросил Олег, расставляя на столе припасы из сумки, среди которых позвякивали три бутылки водки - «тормозок» на дорожку от адлеровских армян.
Выяснилось, что Светлов - обычный уже для нашего времени профессиональный бомж из Рязани. После Спитакского землетрясения решил «завязать» с бомжеванием и приехал сюда, в Армению, восстанавливать разрушенное стихией. Куда там! Приходящие из Союза стройматериалы и техника так же, как и гуманитарная помощь из-за рубежа в совокупности с медоборудованием, - до семидесяти процентов всего этого «добра» - уходило куда-то «налево». Так что особо ударных темпов работ по восстановлению не наблюдалось. А когда «посыпался», как карточный домик, Советский Союз, и началась полномасштабная война между армянами и азерами - вообще стало худо - не до строительства и производства электроэнергии, а тем более не до мира с соседями стало стране, воюющей за свободу новых территорий.
Так что волей-неволей пришлось Вовчику в году, в сорокашестилетнем уже возрасте, вернуться к старому, ставшему привычным «ремеслу» - бомжевать. Но вскоре выяснилось, что Ленинаканская зима не предоставляет никаких льгот для такого вида индивидуальной трудовой деятельности. Эти-то неурядицы и привели, в конце концов, Светлова в армянский военкомат: в армии хоть поят, кормят, одевают и обувают. А война - подумаешь, русского бомжа такой хреновиной не запугать!
- Сейчас стреляют везде, и мирного населения гибнет больше, чем солдат! - так охарактеризовал свои тогдашние размышления рязанский доброволец, наливая себе и Олегу очередную дозу настоящей русской водки, доставленной с далекой Родины.
Тогда же, весной го, Вовчик познакомился еще с двумя русаками-ленинаканцами - Петром Карпенко из Днепропетровска и Рашидом Хабибукллиным из Казани. Втроем они и попали в Карабах… Пообтерлись, привыкли, и при взятии осенью девяносто третьего года Физули даже «отличиться» успели, выполняя никому не нужный тогда приказ: после штурма сжечь все дома в поселке. Петро в тот день «пошел на рекорд»: от его руки пылало ясным огнем тридцать семь строений - хозяйственный хохол все, что не смог унести, с удовольствием предал огню. За Вовчиком сохранилось второе место - двадцать три жилища.
- А жгли-то зачем? - перебил рязанца Грунский, - Что, была угроза обратного штурма?
Вовчик замолчал, насупился. Затем неохотно ответил:
- А наше какое дело - была угроза или ее не было? Приказали - мы сделали, и все! Хотя Физули до сих пор - наш! - он повернулся к Олегу спиной, сосредоточенно растапливая почти потухшую во время исповеди «незабудку-буржуйку».
Однако рассказа своего не прервал: видимо, долгое время не было у него возможности излить душу кому-нибудь из земляков «оттуда».
В октябре Вовчику не повезло: пошел с группой разведчиков на «талан»[Талан - кража, воровство.] к туркам, за бараниной и хлебом, а на обратном пути нарвались всем скопом на пулеметную засаду. После того, как четыре пули ПК продырявили его тело по диагонали - от левого плеча до правого бедра, - армянские полевые лекари отправили его в тыл вместе с трупами, а в списках батальона он прошел, как погибший при исполнении боевого задания… И только в Степанакерте, при «паковке» тел погибших в гробы, кто-то чудом углядел, что русский жив - чуть слышно застонал.
Пролечившись в Ереване, вернулся в Ленинакан. А здесь проблемы гражданской жизни не изменились нисколечко. И денег на отъезд в Россию нет: компенсации за ранение хватило лишь на два дня нормального существования - хорошо поесть и выпить.
- И теперь вот сижу в казарме, сторожу ее и жду новой отправки на позиции. Здесь же, на постах, и Рашидка-джан, и Петро-хохол. С ними веселей! - совсем невесело закончил свое повествование Вовчик. С окончанием рассказа совпало полное очищение казарменного стола от еды и спиртного.
- Ну, спасибо тебе большое, Айс, я так уже, наверное, пару лет не хавал! Сразу видно - наш, русачок, приехал! И хлебец-то наш, русский. Ей-богу, он мне снился иногда! - растроганно благодарил Олега Светлов.
Спать они улеглись где-то около пяти утра…
Глава 4
«Мешочная любовь»
А в десять часов Грунский знакомился с заместителем командира батальона в тылу - Чохчогленом, бывшим прокурором Ленинакана. Заодно тот постарался предсказать будущее Олега в найденной им части:
- Оформишь контракт добровольца на полгода, затем получишь форму. А до отправки живи вместе со Светловым здесь, в казарме. Будете помогать семьям погибших фидаинов в отгрузке угля и дров! А там, на позициях, если будешь вести себя правильно и воевать хорошо - может быть, получишь офицерские погоны. Ну, и все, что к ним прилагается!
Чохчоглен пошел было к дверям, затем остановился.
- Да, вот еще: спасибо, что приехал! Мы, армяне, всегда рады гостям! Наши дома - твои дома, мой хлеб - твой хлеб!
На деле же, по наблюдениям Олега, все оказалось намного прозаичнее: да, иногда русаки действительно отгружали со склада женщинам в трауре понемногу угля и дров, но основная масса этих «стратегических» товаров уходила людям, которые приезжали со своим транспортом и погрузчиком и, никого не стесняясь, рассчитывались с кладовщиком Аро наличными.
Вовчик постоянно заигрывал с этим мордастым армянином: то сумку до ворот поможет доволочь, то загрузить то-се в его «Москвич-комби». Олег терялся в догадках: за что принципиальный бомж так полюбил кладовщика?
Разгадка пришла однажды днем. По-быстрому загрузив в телегу с запряженным в нее ишаком полкуба сыроватых чурочек, Олег пошел искать Вовчика, чтобы покурить с ним да покалякать. А нашел его вкупе с Аро за штабелем мешков с куркутом.[Куркут - перловка.] Вдвоем они о чем-то ожесточенно спорили с двумя молоденькими женщинами в черном. Видимо, Вовчик неплохо понимал и разговаривал по-армянски, помогал себе жестикуляцией, уговаривать, как видно, тоже умел - спор понемногу утих, и женщины принялись раздеваться, бросая одежду здесь же - на расстеленный по мешкам брезент. Олег кашлянул. Женщины, испуганно ойкнув, застыли каждая на своем месте. Аро быстро оглянулся и, увидев Айса, что-то сказал им, затем, повернувшись к Вовчику, закатил тому целую речь. Бомж заулыбался и поманил Олега.
- Иди сюда быстрей! Разговеться хочешь?
- Чего? - не понял Олег.
- Трахаться, спрашиваю, будешь? Аро уступает тебе свою вдовушку!
- А… можно? - Олег неуверенно подошел ближе. Оголенные, аппетитно тугие груди молодок притягивали к себе почище любого магнита.
- Да боже ж ты мой! - расхохотался Вовчик. - Что она, жена его, что ли? Мы бы тебя сразу взяли в компанию, да ты ходил, как хрен проглотивши! Эти вдовы давно уже изучили складскую таксу: хочешь получить побольше уголька или дровишек - задирай подол! И им хорошо - соскучились по мужской ласке, и нам приятно! Ну, как тебе бартер? Не ущемляет твоих представлений о чести и благородстве? - съехидничал он.
- О какой чести и каком благородстве может идти речь в этом вертепе? - психанул Олег, - Лишь бы им было хорошо, а о себе мы сами позаботимся! Какую он мне выделяет?
- Ты в первый раз - тебе и выбирать!
Олег посмотрел на молодок, которые уже разделись до пояса сверху и стояли теперь на мешках в длинных черных юбках: одна - потупившись, а вторая - глядя на него и улыбаясь загадочно. В полутьме складского помещения проблескивали белки ее огромных глаз, опушенных стрелами-ресницами. Взгляд ее скрестился с Олеговым, и… оба шагнули навстречу друг другу. Вовчик мгновенно оценил ситуацию и без слов завалил ту, первую, на брезент. Безо всякого стеснения закатил ей на живот юбку, под которой не было ничего одето, приспустил свои штаны и с довольным урчанием погрузился в «монашку».
Олег подошел к «своей» и потянул ее за руку, приглашая в нишу, образованную двумя штабелями мешков. Она безмолвно шагнула за ним. В темном, пахнущем мышами, пылью и джутом закутке Грунский прижал горячее молодое тело к перловой стене, ощущая грудью щекочущее прикосновение затвердевших сосков, и задохнулся от желания: сказывалось вынужденное воздержание.
- Тебя… как зовут?
- Ниной меня звать, а что - это очень важно? - молодка отчаянно обхватила его и принялась тереться о тело обнаженной грудью.
- Погоди, ты что - русская? - Олег был поражен чистотой ее произношения.
- А ты думал - здесь одни армяне живут? - огрызнулась женщина - И нам не нужны тепло и еда?
- Землячка! - Олег засмеялся почему-то облегченно и нырнул рукой под ее юбку. Там уже давно все было готово к его приему - горячо и влажно. Поэтому он не стал больше тратить времени на разговоры: рывком сдернул с нее мешающую одежду и, упав на колени, принялся усердно работать языком меж ее раздвинутых бедер. Нина застонала от блаженства, затем закричала и, рывком заставив его подняться, откинулась на стенку из плотно набитых мешков. Олег приподнял ее ногу и вошел в горячую щель. Невольный стон вырвался у него. Так они стояли, раскачиваясь в едином ритме, покуда оба не вскрикнули в порыве мгновенного экстаза. Затем замерли, не в силах оторваться друг от друга, и вдруг… услышали раздававшиеся рядом стоны. Оглянувшись, Олег увидел любопытную сцену: в трех шагах от них - на выходе из ниши, стоял Аро со спущенными штанами и… отчаянно онанировал в сумасшедшем темпе. Вот из его «прибора» брызнула густая белая струя, он заорал во весь голос и покатился по мешкам, содрогаясь в экстазе…
Нина и Олег переглянулись и прыснули.
- Что, дорогой, поезд ушел и пришлось догонять на дрезине? - шутливо поинтересовался у него Олег. И не дожидаясь ответа, побежал с Ниной к выходу из склада, подхватив по пути ее одежду.
- Еще придешь? - спросил он, провожая ее с наполненной дровами тачкой, - Или траур у тебя?
- Какой еще траур?! - небрежно отмахнулась Нина. - Сейчас многие женщины под вдов косят: больше надежд на выживание. Я - бывшая студентка Ереванского политеха. Родом из Пензенской области.
- А подруга? - спросил Олег, имея в виду ее напарницу по «бизнесу».
- Янка-то? Из-под Ростова она, мы из одной группы! - засмеялась Нина.
- А домой почему не едете?
- На какие шиши? И что нас там ждет без денег? Здесь все-таки интереснее!
- Война - интереснее? - изумился Олег.
- Это для вас война - бойня! А у нас с Янкой наклевывается одно очень классное дело! Сделаем его, и тогда двинем отсюда хоть на край света! - мечтательно зажмурила Нина свои огромные глазищи.
- Подожди! - вдруг тормознула она Олега. - А ты, кстати, не хочешь в нашу компанию? Комплекция у тебя - дай Боже, а такие ребята сейчас - везде на вес золота!
- Золото покуда больше в дерьме ковыряется! - невесело усмехнулся Олег, - А что за работа все-таки?
- Скажу через два дня - надо кое с кем посоветоваться. Я ведь тоже сама ничего не решаю. На сколько дней безделья ты еще можешь рассчитывать?
- Сказали - на позиции через месяц! - пожал плечами Олег.
- Через месяц мы с тобой… - Нина запнулась, затем спросила напрямик. - Скажи, я тебе нравлюсь?
- Очень! - признался Олег, - Ты красивая!
- Сама знаю! - засмеялась Нина. - Тогда мы с тобой через месяц можем прямо отсюда махнуть на курорты. Кстати, как тебя зовут-то?
- Айс! - почему-то брякнул Олег.
- Гм-м-м! - понимающе прищурилась Нина. - Что ж - до свидания, Айс! - она бросилась ему на шею, и их губы слились в долгом поцелуе.
- Я тебя сама найду, Олег! - прокричала она затем, скрываясь с тачкой за ближайшим поворотом.
Он пораженно закрутил головой. Вот чертовка, да она давно уже его имя разузнала! Скорее всего - у того же Вовчика… И он с веселыми воспоминаниями и легким сердцем пошел обедать.
Вообще-то, норма питания добровольцев в столовой соседней с ними бронетанковой части вызывала у Грунского, мягко говоря, недоумение: провонявшийся старый сыр, немного хлеба и все тот же осточертевший куркут. До вчерашнего дня Вовчик Светлов успокаивал его по-своему:
- Тебя, Олежка, ждет здесь еще много интересного, так что привыкай, терпи! А в Арцахе получше будет: валом трофейной жратвы, а если «планчиком» захочешь разжиться - его там тоже море!.. Главное вернуться «оттуда» в целости и сохранности. Держись, если что, нас: мы люди битые! Даст Бог, с этого захода пару стволов неучтенных притащим втихаря, продадим - вот тебе и бабки для отдыха! А то и на родину махнем, подальше от этих обезьян!
По его совету Грунский начал пускать «с молотка» - за арах[Арах - водка.] и жратву - свои «лишние» вещи, так как оставлять их до возвращения «оттуда» у кого-либо не имело никакого смысла, все равно сопрут, а таскать их с собой - просто неудобно, как чемодан без ручки. Исчезновению личных вещей весьма способствовали вечные вечерние гости - офицеры-танкисты из соседней части. Приходили они с водкой, а уходили поздно ночью с чем-нибудь «на память» о классном мужике Грунском - очками, рубашкой, зажигалкой… А однажды вечером, когда Светлов, пережрав дармовой водки, храпел «в отключке», а Олег ходил в столовую за скудным ужином - полбулкой хлеба, кто-то умудрился «по-братски» спереть последнее - сложенный загодя на выезд
«сидор» - с носками, трусами, бритвой и всякой нужной мелочью. Разбираться поутру никто не захотел - русскому выдали новый, но… абсолютно пустой вещмешок. Тоже по-братски.
Олег прекрасно помнил армян бывшего Совдепа, застойных и перестроечных времен - нормальных, общительных и веселых мужиков. «Что же с ними, блин, произошло? Может, здесь собрались одни малохольные? Смотри, что творят! Придется, видимо, заняться ими по-другому!» - закипая, думал уже не Олег - тот, прежний Айс брал верх над его личностью, заставляя заниматься «разборками».
Сказано - сделано! Через пару дней он отловил за туалетом армянина, который спер со склада три сухпая. Он застал его в тот момент, когда «экспроприатор» впопыхах запихивал консервы в сетку, а вощеную бумагу заталкивал в кусты. Состоялась воспитательная беседа.
- Ах ты говнюк! Я разным дерьмом перебиваюсь, хотя и работаю здесь, а ты хочешь, чтоб тебе все готовеньким с неба падало?! - и по челюсти, и в лоб!
- За что, джан? - расплакался несчастный, - У меня дома дети вторую неделю голодают, а работы нет. Зато сосед Аро, который тоже здесь работает, жиреет день ото дня. Цены на продукты у него - не подступишься!
«Снова что-то не так сделал! - мгновенно остыл Олег. - Этот нищий, тот - вор! Поневоле свихнешься. Да чтобы этот дурдом понять, самому нужно головой о рельсу постучать, чтобы мозги по-другому варить начали!»
- Вали-ка ты отсюда, брат, пока тебя еще кто-нибудь не застукал. И консервы эти забирай! - отправил со склада Грунский неудачливого вора, не выдержав слезной исповеди сорокалетнего грешника.
Да, много нужно потопать по этой стране, покуда не начнешь понимать происходящее вокруг тебя! С Аро бы «разобраться по-братски» - отъел гад харю на гуманитарной помощи, да нельзя - сам с голодухи загнешься или по мусоркам лазить начнешь в поисках хлебной корочки! С тех пор, как у Олега закончились «лишние» вещи, интерес к нему офицеров-танкистов заметно упал. Отказали и в приеме на кухне соседней части. Зато кладовщик расщедрился: для них со Светловым было у него всегда припасено что-нибудь вкусненькое. А требовалось за это всего ничего: закрывать глаза на подъезжавшие иногда грузовики без товарно-транспортных накладных да помогать грузить на них коробки, мешки и ящики. Мало-помалу Грунский со Светловым попали в полную зависимость от Аро, и это больше всего злило Олега, не терпевшего посягательств на свою самостоятельность.
- Чтоб ты сдох, онанист жирный! - слишком уж часто за последнее время желал он ему.
Раздражало и отсутствие Нины - словно сквозь землю провалилась со времени их единственного «свидания»… Тешили лишь воспоминания о внезапной встрече с ней, порой настолько яркие, что Олег однажды огромным усилием воли сдержался, чтобы не заняться «рукоприкладством» наподобие кладовщика.
Спасали стихи, в их строчки он выливал накипевшие в душе чувства и помыслы. Писать он их начал с шестого класса, влюбившись тогда в красавицу-восьмиклассницу Элку - королеву красоты всех выпускных классов их школы-восьмилетки. Взаимности он, естественно, не добился, и любовь к Элке со временем прошла. А вот любовь к стихосложению - осталась… Вечером седьмого марта он один сидел в дежурке, подтапливая железную «незабудку», и от нечего делать подбирал рифмы. Постепенно на бумаге начало что-то вырисовываться:
Кто мог предвидеть, что в безбрежье
Судьба исполнит вдруг мечты,
И где-то в ближнем зарубежье
Найдем друг друга я и ты?
Найдем и тут же потеряем
В потоке жизненном. Почти
Вдруг уподобившись трамваям
На разветвлении пути…
Любовь была? Да нет, любовью
Случайной связи не назвать!
Слиянье губ - до слез, до крови,
И умереть, и не дышать…
Шептать слова - не зная смысла,
Лаская тело, губы, грудь,
Быть для тебя вином искристым,
А после - на груди уснуть.
Проснуться рядом лишь с тобою,
И век прожить, и жизнь пройти.
А то, что связано судьбою,
Не разрубить, не расплести!
И видеть тень ресниц густую,
Глаза, улыбку - вновь и вновь…
Пусть кто-то чтит любовь другую,
А разве это не любовь?
Внезапно на его плечо опустилась теплая маленькая ладошка, и он услышал:
- Это… для меня?
- Нинка! - заорал, вскакивая, Олег.
Табурет полетел в сторону, а он схватил Нину, приподнял и закружил вокруг себя, напевая что-то бессвязное.
- Пусти, сумасшедший! - брыкалась она с деланным возмущением. - Запри лучше дверь сначала!
Он с удовольствием выполнил это требование, не забыв по пути выключить свет…
Потом, удобно устроившись на его плече, Нина спросила:
- Ты не забыл о нашем разговоре?
- Что нужно делать? - Олег сейчас был готов на любой сумасбродный поступок.
- Да делов-то всего - открыть ночью ворота склада и помочь загрузить кое-какую мелочевку, - пламя горящей «буржуйки» высветило ее беспечную улыбку.
Олег, рывком приподнявшись, оперся на локоть и заглянул в лицо Нины. Затем усмехнулся сам.
- Ты это серьезно? Что здесь брать, кроме угля, дров да провонявшей мышами перловки?
- Глупый ты! Неужели, думаешь, за эту вшивую перловку ваш кладовщик смог отгрохать два дворца с мраморной отделкой и приобрести, кроме официально зарегистрированного
«Москвича», три мощные иномарки? Да через ваш склад проходят такие вещи, которые не каждому «комку» снились!
- А где ж он их берет? - спросил совершенно сбитый с толку Олег.
- Львиная доля гуманитарной помощи - раз, награбленное из товарных вагонов - два, ну и остальное - «трофеи» этой дурацкой войны, тоже, кстати, не подаренные завоевателям! - на полном уже серьезе перечислила Нина пути доставки «товара». - А наша группа собирается основательно потрясти этих «экспроприаторов». Договор на оптовую поставку, причем о-о-очень крупную, мы уже заключили с одной из российских фирм, платят они наличными, не требуя никаких документов. Берут, конечно, по дешевке, но на четырех складах, которые мы собираемся основательно потрусить, этого добра столько - хватило бы машин! Значит, количеством компенсируем качество, только и всего! Денег хватит не на один год безбедного существования.
- И ты думаешь, Аро так вот все запросто и отдаст? - перебил ее Олег.
- А кто будет спрашивать этого жирного извращенца! - презрительно скривилась Нина. - Операция пройдет завтра - в женский праздник, все поупиваются да, вдобавок, обкурятся «планчиком», уж мы постараемся, чтобы в каждую часть его закачали в достаточном количестве. А вашему Аро мы такую «телку» подсунем, что его утром лишь подъемным краном можно будет поднять с постели!
- Надеюсь, ты не себя собираешься подставлять? - встревожился Олег. Это уже прозвучало как согласие, и Нина развеселилась.
- Не беспокойся! - она ласково погладила его там, где надо, и он вновь припал к соскам ее великолепных грудей. - У нас есть спецдевочки для… о-о-о, что ты делаешь со мной, Олег, Оле-е…
На прощание Нина сунула ему свернутый листочек.
- Это мой домашний адрес и телефон в Пензе. На всякий случай!..
Этот случай должен был наступить завтра ночью - либо пан, либо пропал!
Глава 5
Восьмое марта - женский день!
Назавтра Аро дал им со Светловым отгул. И сам смотался куда-то. Ну, у него-то дел было по горло - вечно в поисках своих должников, а вот чем заняться Грунскому со Светловым - надо было подумать. Вовчик все же исчез вскоре на полчаса, а вернулся нагруженный пакетами с едой и выпивкой - принес «привет» от Нины и Янки.
- Они нас в девять часов вечера на концерт приглашают! - торжественно сообщил он, - Ну, а мы им после свою «самодеятельность» покажем! - подмигнул Вовчик Олегу и пригласил его «отобедать», позвякивая стеклом бутылок.
Тот отказался, предупрежденный Ниной, потому что он знал уже, какой «концерт» будет дан ее группой в девять вечера. Вовчик нисколько не обиделся: он умел
«посидеть» и сам - в обществе магнитофона и зеркала. По магнитофону он прокручивал кассеты с записью выступлений Петросяна, Арлазорова и Хазанова - вот вам и собеседники, а с зеркалом чокался во время очередного тоста! «Будь здоров, Владимир Светлов!». Поэтому с радостью и сейчас направил стопы в казарму, заглянув по пути в исписанные Олегом страницы.
- Письмо кому пишешь?
- Сказку сочиняю! - объяснил ему Олег. - О нынешнем положении дел в России!
- В стихах? - недоверчиво прищурился Вовчик.
- В стихах! - подтвердил Олег.
- Слушай, прочти, а?! - попросил Светлов, - Я в своей жизни только заборных поэтов встречал - тех, которые туалеты еще расписывают, а с толковым мужиком так и не пришлось пообщаться!
- Заходи через часик-полтора, должно быть готово, - пообещал ему Грунский.
- Это меня устраивает, пойду пока червячка заморю! - Вовчик удалился, оставив Олегу для «подкрепления» большой кусок копченой баранины, пару лавашей и четверть головки свежайшего сыра - королевский обед.
Видимо, эти продукты и вдохновили его на подвиг, ибо явившемуся через пару часов в некотором подпитии Светлову был предложен уже готовый шедевр под названием «Как мужик царя кормил» (старая сказка на новый лад):
В тридевятом где-то царстве занедужил вроде царь,
И, хлебнув сутра «лекарства», шваркнул о паркет стопарь:
- Надоело до икотки заседать да выпивать,
Да закусывать икоркой, да балык с пивком жевать!
А подать сюда министров, отпирай замки ворот,
Наливай вина канистру, мы пойдем гулять в народ!..
Вмиг из залов заседанья мудрецы - персон до ста:
- Что ты, батюшка, а званье - царь ведь люду не чета?!
Можа, гриб не той закваски сунул ты на завтрак в рот,
Голова должна быть ясной, у тебя ж - наоборот!
Ведь и дел с утра - палата: надо нам Указ издать,
А доклады, а дебаты - заседать да заседать!
- Цыц, едри вашу налево, хватит пудрить мне мозги!
Раз сказал, что надоело, значит, спорить не моги!
Заседаем год от года, на столах бумаг - горой…
Вот потретесь средь народа, растрясете геморрой!
Сладко слушать ваши сказки, но пора бы знать и честь -
Мало издавать Указы, надо их и в жизнь провесть.
Поглядим-ка, кто чем дышит, как живут и что жуют.
Может, новое что впишем в Конституцию свою…
Делать нечего. Собрали в «дипломаты» все дела,
Через час уже шагали вдоль околицы села…
Ноги шаркают - пылища, солнце темечко печет,
Притомился царь и ищет, где колодец промелькнет.
Вдруг - как в сказке: появилась магазея на бугру,
На царя окном скосилась, приглашая ко двору.
Крикнул он: - Вот то, что надо! Где ты есть там,
казначей?!
А подать нам лимонаду, да с изюмом калачей!
Видишь, очереди нету! Дак быстрей к прилавку шпарь!
Мож, колбаски нам к обеду расстарается шинкарь?
Вдруг раздался голос сиплый со скамейки у крыльца:
- Дулю с маком не хотите ль - персонально, для лица?
Пригляделся царь, и видит он скамью со старичком:
Вот ей-Богу не обидел, ежели б спутал со сморчком.
- Ты чего, пенек засохший, лезешь в царску нашу речь?
Кукиш твой - тебе ж дороже: враз кочан поедет с плеч!
- Что ж, срубить башку не трудно - много надо ли ума?
Ты подумай-ка покуда, где ты будешь брать корма?
В заведенье энтом сроду, ежли что и завезут,
Не доходит до народу: все с подсобки разгребут.
Тесть и теща, сестры, братья - вся приказчика родня -
Прут от спичек и до платья, - в общем - махвия одна!
А в воскресный день с народу по три шкуры обдерут.
Экономикой, навроде, только рыночной, зовут.
И кудый-то, вот зараза, подевалася махра.
(Не иначе, как с Указу, что от царского двора!)
Враз тут морды спекулянтской поналезло, словно мух,
Сам вот пачечку «Моршанской» оторвал за десять
«штук».
- Что ты, дед? В уме своем ли? Да махрой спокон веков
Охранял народ от моли приданое сундуков!
- Не скажу насчет там ваших, ты пойди заглянь-ка в мой,
Ну не пахнет, прямо скажем, в ем ни молью, ни махрой!
А ведь было ж там одежи: полушубок, платья, шаль…
Вроде плакаться негоже - и, однако ж, тряпок жаль:
В полушубке ентом сдуру погостить к сынку попер,
Мне откуда ж знать, что шкуры город любит с давних пор?
И, когда я на минутку забежал, прости, в сортир,
Там меня из полушубка вытряс дюжий рэкетир.
Дальше - шаль для внучки Зины, как за стимул под товар,
Обменяли в магазине нам на тульский самовар.
Платья дочки растащили: мода, вишь, на них пошла!
(Видно, раньше крепко шили - в ентом, знать, и все дела!)
И теперя, чтоб кому-то что-то мы достать смогли,
Надо сбагрить за валюту твои царские рубли.
- Цыц, старик, допек до почки! Все на старый коленкор!
Мне до фени твои дочки - об Рассее разговор.
Ведь в масштабе ежли мыслить, да статистику учесть,
Ты должон во всяком смысле мягко спать и сладко
есть…
Вот послушай, на примере объясню тебе наш спор,
Ежли ты башкой доселе так своей и не допер.
Я имею две машины: «кадиллак» и «мерседес»,
Два дворца, сарай паршивый (что в мои владенья влез).
Ты ж всю жизнь в сарае прожил и не нажил ни шиша.
Приплюсуем, подытожим - и мы оба в барышах.
По статистике, смекаю, нам выходит: по дворцу.
По машине и сараю (в смысле - каждому лицу)!..
Дед гляделками захлопал и башкою завертел:
- Сколько в жизни каши слопал, ан не смыслю ентих дел!
Чтоб сарай - да с «кадиллаком», иль дворец - да с батраком,
Или чтобы сказка - с таком - без Иванов-дураков!
Что ж, давай прервем беседу, притомился вроде я,
Да и баснями к обеду, чай, не кормят соловья?
По-рассейски гость покеда приглашается за стол:
- Так пожалуйте отведать наш крестьянский разносол!
Тут почуял царь: желудок не на шутку подвело.
Ноги в руки, и за дедом пошагал через село.
На крестьянское подворье завалились всей гурьбой,
Крикнул дед: - Эгей, Прасковья?! Накорми народ честной!
Вмиг из дома и сарая, с сеновала и гумна
Ребятня, как птичья стая, заметалась по углам.
И на стол дубовой плашки, что под яблоней стоял
Заскакали ложки, чашки, словно черт их всех загнал.
У царя в глазах двоится, и в ушах - сплошной набат:
- Это что ж за молодица наплодила сей детсад?
Их же тут - как зайцев в клетке! - Дед ему и объяснил:
- Енто две моих невестки постарались в меру сил.
Счас же стало, как под вечер: нет бы книжку почитать,
Тут как тут - система «Веер» загоняет всех в кровать.
Сыновья придут с работы, телевизор клац - ан шиш!
Лягут спать - и все заботы: что ни год - опять малыш!
Царь спросил: - В таком пределе туговато, чай, с едой?
- Ну, у нас любой при деле: и старик, и молодой.
Есть хозяйство - есть и мясо, и в борще, и на столах…
- Да, а в огороде припасов - хрен да луковый салат!
- Знаешь, царь, давай не будем! Хочешь, дам тебе совет?
Ты, во-первых, сельским людям обеспечь эквивалент!
Ведь на складах и в подсобках загнивает ширпотреб:
От стиралок до кроссовок. Пусть сменяют нам на хлеб!
Холодильник - на картошку, телевизор - на курей,
Будут яйца не по тыще, а всего по сто рублей.
И еще совет не лишний: пусть бы каждый депутат
Посадил хотя б по вишне - вот бы вырос сад-гигант!
И еще… - Довольно, хватит! Стой, старик, притормози,
Кто куда чего потратит - без тебя сообразим!
Погоди чуток, невежа, ты и так наплел всего
На четыре добрых съезда и пять сессий сверх того.
Говоришь: «Картошка, яйца, сад вишневый, ширпотреб…»
Что ж, пошли обсудим, братцы, собирайтесь сей момент.
Нам ведь некогда с тобою тары-бары разводить -
Отправляемся в покои - думать, спорить и рядить.
А тебе, старик, заданье. Коль не выполнишь приказ,
С головой прощайсь заране… Ну, так слушай, вот наказ:
Посчитай моих придворных, да за каждого, смотри,
Посади один-два дуба. За меня посадишь три.
Чтоб легко дубы сажались, казначею скажем так:
- Выдай там ему записку: на вино и на табак.
Дед вскипел: - А где ж записку отоварить, е-мое
Сдвинул царь корону низко: - Энто дело - не мое!
…Ходят гуси, щиплют травку. Двор пустой, как в шторм причал.
Долго дед сидел на лавке. Долго думал. И молчал…
Из кармана выгреб крошки, плюнул зло - по мере сил,
И в записке «козью ножку» он с «Моршанской» закрутил…
- Не хило! - Вовчик задумчиво помахал в воздухе рукой. - Ну прям как на картинке - наша родимая Россия. Давай за это и тяпнем по сто грамм?!
- По сто грамм можно! - согласился Олег. «Уговорили» они бутылку. После чего улеглись спать: Светлов - поневоле, с «перегрузом», а Грунский - про запас, на будущую ночь. Но сначала наступил вечер. А с ним черти принесли Аро. Чем-то он был встревожен: лазил по складу, обнюхивал все углы и закоулки. Олег забеспокоился: летела коту под хвост задуманная операция. Наконец он не выдержал:
- Тебя что, в праздник такой дома никто не ждет? Или на стороне? Маячишь тут перед глазами, как… кобылий хвост перед телегой!
- Ну, ты! - окрысился враз кладовщик, - Не забывай, кто тебя кормит! Отпустили - иди, трахай свою Нинку. Тем более, я для тебя ее распечатал еще три года назад! - ухмыльнулся он похабно.
- Брешешь, гад! - рванулся к нему Олег, - Да какая девушка ляжет под тебя добровольно?
- Еще как легла! - захохотал Аро. - Ей одежда шикарная нужна была позарез, а вместо мани-мани - дыра в кармане… Вот и сменяла свою целку на купленные мной шмотки!
- Смотри, как бы не вышли тебе боком эти самые шмотки! - на полном серьезе предупредил его Олег. - Бабы - они мстительные, сто лет обиду помнят.
- А-а-а, брось! - небрежно отмахнулся кладовщик. - Она мне теперь по гроб благодарна должна быть: я ей вместо себя такую замену нашел! - оценивающе оглядел он Олега.
- Тьфу, кунем твою рожу! - плюнул тот и ушел в казарму - дочитывать книгу. Однако на душе было неспокойно.
Ровно в двадцать один час под воротами раздался требовательный сигнал автомобиля. Он, как ужаленный, подхватился с кровати и, выскочив на улицу, огляделся. Аро нигде не было видно.
- Ушел домой, зараза! - облегченно вздохнул Олег.
Забежал в дежурку и надавил кнопку. Огромный лист металла плавно поехал в сторону, и на территорию склада, ревя моторами, ворвались три армейских «Урала». Из кабины первого выскочила Нина.
- Закрывай ворота! - приказала она Олегу. Он задвинул лист на место.
Грузовики, с крытыми тентом бортами, уверенно двинулись к третьему, самому дальнему пакгаузу и стали в ряд перед его входом. Из-под брезента в кузове стали выгружаться молчаливые люди в пятнистом камуфляже.
И вдруг из огромных металлических дверей склада выскочил Аро, на ходу пытаясь задернуть молнию брюк. Из-за его спины испуганно выглядывало женское лицо.
- Кто такие? Почему без спросу в выходной день?! - кладовщик, брызжа пеной гнева, подскочил к машинам.
- По какому праву, говоришь? - Нина, подходя сбоку, спрашивала уверенно, жестко, - А по праву первой брачной ночи, мы ведь с тобой повязаны давно, не так ли? А в этом вот «дворце», - показала она на вход в склад, - ты мне не одну банку с тушенкой и сгущенным молоком скормил в обмен за «трах». Впрочем, не мне первой и, вижу - не последней! - подмигнула она испуганной молодой женщине.
- Высмотрела, шалава, где что лежит?! - прошипел с ненавистью Аро. - А теперь привела своих кобелей на готовенькое? Ах ты сволочь!
Выстрел прозвучал так буднично, что никто сориентироваться не успел - откуда у кладовщика появился в руке пистолет. Никто, кроме Нины. Она невольно схватилась рукой за левую грудь - место, в которое угодила пуля, а правой выхватила у рядом стоящего напарника в камуфляже маленький, словно игрушечный, автомат «Узи». То ли рука ее ослабела настолько, что не смогла поднять оружие до уровня груди, но скорее всего - специально вся очередь пришлась Аро в нижнюю часть живота - точно между ног. Его воплю мог бы позавидовать Кинг-Конг из одноименного американского фильма. Кладовщик повалился на асфальт двора, скрутившись в тугой комок, словно пытаясь защитить свои «драгоценности» от следующей очереди. Но Нина больше не стреляла - не могла стрелять. Автомат со стуком выпал из ее руки, а она мертвенно вдруг побледнела, шагнула к подбежавшему Олегу и упала в его объятия.
- Ну, вот и все, Айс! Прости, что так глупо… - пыталась она оправдаться, - никуда мы с тобой уже не уедем!
А от казармы бежал еще не протрезвевший толком и ничего не понимающий Светлов. Одновременно раздалось несколько металлических щелчков - его уже взяли на мушку…
- Стойте! - закричал Олег, чувствуя, что сейчас произойдет еще одно убийство. - Не стреляйте, это свой!
К Вовчику уже спешила Янка, метнувшаяся было к подруге, безжизненно обвисшей вдруг на руках Олега. Захлебываясь в рыданиях, она вкратце поведала ему происшедшее. Бывший бомж сориентировался быстрее всех.
- Ребята, грузите побыстрее, что вам нужно, и сваливайте отсюда! Хорошо, если в соседней части не обратили внимания на выстрелы. А мы, извините, вам помогать не будем.
- Это почему еще? - возмутился было Олег, бережно опустив Нину на кем-то брошенную прямо на асфальт пятнистую куртку.
- Потому что не хочу, чтобы меня завтра судил трибунал за ограбление вверенного мне объекта! - мрачно огрызнулся Вовчик, отдирая от себя руки Янки. - А кроме того, мы с тобой будем заняты более важным делом!
Янка склонилась над безжизненным телом Нины, поцеловала ее в лоб, затем потянула из ножен на поясе подруги сверкающий клинок десантного ножа.
- Эй, ты что делать собралась! - встревожился Вовчик, видя, что она подходит к корчившемуся кладовщику, - Брось, не надо!
Янка, будто не слыша, развернула Аро физиономией вверх и с минуту вглядываясь в его обезображенное гримасой боли лицо, сказала:
- Ну что, доволен теперь, козлиная харя? - она с ненавистью плюнула в это лицо, затем холодно, расчетливо всадила нож в ямку чуть повыше ключицы. Аро забулькал горлом, дернулся и затих. Женщина дернула молнию на его ширинке, одним взмахом располосовала трусы и, резанув пониже живота, бросила на грудь мертвого кладовщика окровавленное и истерзанное пулями мужское достоинство, вырезанное вместе с мошонкой.
- Получай, кобель жирный, то, что заслужил!
Рядом раздался истошный вопль ужаса, тут же оборвавшийся. Все, ошеломленные столь страшной и непредвиденной развязкой, оглянулись на молодую женщину, выскочившую из дверей склада вслед за Аро. Она с ужасом смотрела на труп «благодетеля», судорожно зажав рот рукой.
- Уходи! - сурово приказала ей Янка, - И передай всем, что этот вампир испустил дух! Где твоя тачка?
Та указала на одноосную тележку, приткнутую к бухте троса во дворе склада.
- Помогите ей загрузить ее продуктами! - обратилась Янка к людям в защитной форме, - И заодно в темпе начинаем погрузку! Мы и так уже вышли из графика.
Вмиг ворота склада были распахнуты, и три «Урала» исчезли в его чреве. Оттуда они выехали через час, загруженные по самые борта, обтянутые сверху зеленым прорезиненным брезентом.
Тем временем Светлов с Олегом тоже не дремали. Вовчик подсказывал ему, какие ящики таскать, безошибочно тыча в них пальцем. Складывали они их в дежурке, опуская в неизвестную ранее Грунскому яму, замаскированную под досками пола.
- Ты мне скажи, что мы хоть носим? - спросил его Олег, тяжело отдуваясь.
- Потом, потом! - торопил его Вовчик, надсадно сопя во время этой гонки. - Чем тяжелее придется нам сейчас, тем легче будет жить потом, вот увидишь!
Наконец груженые «Уралы» выстроились цепочкой у ворот.
- Шабаш! - скомандовал Вовчик: их яма тоже наполнилась ящиками и коробками.
К ним подошла Янка.
- Что ж, прощай, Светлов, и не поминай лихом! - крепко поцеловала она Вовчика, - Мне было хорошо с тобой - по крайней мере, ты проводил со мной время не на шкурный интерес! Или я не права?
- Ты мне нравишься! - откровенно признался Вовчик. - Так нравишься, что я бы охотно женился на тебе… Но в другое время и в другой обстановке!
- В другое время и в другой обстановке! - согласилась с ним Янка. - Что ж, может быть и будет оно когда-нибудь у нас! Адрес мой у тебя имеется - на всякий случай! Ну, а все остальное - забота Провидения, не так ли?
- Так! - подтвердил Светлов, - Тебе пора!
- По машинам! - скомандовала Янка водителям, успевшим за время прощания отмыть на бортах заляпанные до этого грязью номера. И «Уралы», взревев двигателями, вскоре исчезли из поля зрения, увозя вместе с грузом тело Нины.
- А с моей студенткой встречи больше не будет! - грустно выговорил Олег, глядя им вслед.
- С какой студенткой? - искренне удивился Вовчик.
- С Ниной, с кем же еще! - сумрачно обронил Грунский.
- Она тебе что - ничего не рассказывала? - продолжал удивляться Светлов. - Какие там студентки? Ну, может, и были ими раньше, но последние два года их профессия - убивать людей! В полном смысле этого слова! - заметив теперь уже удивление на лице Олега, подтвердил он. - Снайперши они обе. Слышал о спецбригаде «Белые колготки»? Так это о них пишут все газеты, о таких вот Нинах и Янах. Зарабатывают хорошо: до пятисот долларов за офицера и в три раза меньше за рядового, но, получив деньги, берут отпуск и за два дня все проматывают. А затем вновь возвращаются сюда. Или переходят в лагерь противника, если там заплатят больше. И везде быстро находят
«спонсоров» вроде этого, - мотнул он головой в сторону трупа кладовщика. - Ненавидят этих «спонсоров» лютой ненавистью, однако деться некуда, жить-то привыкли по первому классу - вот и ложатся под них. Однако при первом же удобном случае избавляются от свидетелей позора, как сейчас. Так что любой, кто их трахает за соответствующую подачку - потенциальный покойник, рано или поздно.
- Выходит, они и нас могли того?.. - Олег на пальцах изобразил взведенный курок.
- Только поначалу! - не согласился с ним Светлов. - А после Нинка втрескалась в тебя всерьез - это мне Янка по секрету доложила. Да так, что решила завязать со своей профессией, ну и заодно тебя уберечь от нее. После сегодняшней операции… Не вышло, как видишь! - с тяжелым вздохом развел руками Вовчик.
- Да, человек предполагает, а судьба - располагает! - задумчиво протянул Олег.
- Судьба! - подтвердил Светлов и… изо всей силы хрястнул неожиданно по зубам его так, что из разбитых губ Олега брызнула кровь. Тот оторопел от неожиданности на пару секунд. За это время Вовчик успел приложиться к его физиономии еще раза три - в челюсть, глаз и ухо. Больше не успел - Грунский, очухавшись от секундного шока, отскочил на безопасное расстояние и, крутнувшись, засадил его прямой ногой по корпусу. Слепая ярость осознания несправедливости происходящего прошла, и теперь перед Светловым предстал Айс - хладнокровный, расчетливый и не дающий пощады. На Вовчика обрушился такой каскад ударов, что он летал по асфальтовому плацу как мотылек. Наконец, влипнув в бухту троса, у которой совсем недавно стояла тележка, он заслонился окровавленными руками, ободранными о жесткое покрытие двора, и закричал:
- Хватит, довольно, не надо больше!
Олег подскочил к нему, схватил одной рукой за волосы, а другой - вывернул его кисть за спину аж до затылка.
- Ты что, сволочь? Крыша поехала?
- Отпусти, больно же! - взмолился Вовчик. - Я больше не буду!
- Проверим! - Грунский отпустил его руку, - Теперь объясняй!
- Пошли звонить начальству об ограблении склада! - пригласил его Светлов в казарму - Заодно доложим и о том, как нас избили до потери сознания! - попытался он скорчить ухмылку разбитым ртом.
- Ах ты артист долбаный! - сразу все поняв, шутливо замахнулся на него Олег. - Не мог сначала объяснить, что к чему?
- Эффект был бы совсем не тот! - оправдывался Вовчик и, засмеявшись, наконец протянул руку Грунскому. - Ну что, без обиды?
- Да кто на клоунов обижается?! - пожал его «клешню» Олег…
Только через час они дозвонились до начальства: праздник ведь, да и ночь на дворе. К тому же, заместитель комбата Чохчоглен был явно «подшофе», телефонная трубка с трудом могла переварить его бессвязную речь. Добившись от него обещания
«разобраться во всем завтра, на месте», Светлов бросил трубку на рычаг аппарата.
- А не забудет он до завтра по пьяни о всех обещаниях? - усомнился Олег.
- Ты плохо знаешь нашего заместителя! - торжественно провозгласил Вовчик, разливая по солдатским кружкам великолепный армянский коньяк - из складских запасов, - Он может забыть переспать с женой, но дела батальона - никогда! За это и держится до сих пор на должности, иначе бы давно пополнил ряды алкашей-безработных. Ну, давай помянем Нину, да заодно выпьем за успех проведенной операции!
- А что они грузили в эти машины?
- Много будешь знать - мало проживешь! - скаламбурил Светлов, - До хрена там чего дефицитного накопилось у Аро - очень запасливый и жадный был мужик! Может, и удалось бы ему сохранить все это в тайне, а затем продать выгодно, да сгубила еще одна жадность - к молоденьким женщинам. Тайком от жены оборудовал в складе целый офис - с коврами, видаком и выпивкой, там и прикармливал, там же и использовал. Вот и накрылась тайна его одним женским местом! Много поимеют ребята на этом
«деле», если, конечно, не попадутся. Тогда им лучше самим застрелиться: ислам воровства не прощает! Ну, а перед нашим Богом мы свои грехи как-нибудь при случае отмолим!
Светлов широко вдруг зевнул, зашипев невольно от боли в разбитых губах:
- Слушай, Грунский, тебе не кажется, что после таких трудов мы заслужили праведный сон?
Глава 6
Перед бойней…
На следующий день комиссия «по разборкам» все же прибыла, но расследование проводилось как-то вяло. По всей вероятности, кому-то в верхах не терпелось
«замять» это едва начатое дело по ограблению продсклада: то ли напряженная обстановка была тому причиной, то ли грабители «поделились по-братски» кое с кем… К тому же, началось формирование боевых частей из добровольцев и «военкоматских» призывников для отправки их на позиции.
Светлов же успел по своим каналам втихаря «загнать» продукты из ямы под дежуркой, а вырученные баксы закопал где-то на территории части, пообещав Олегу разделить их
«фифти-фифти» сразу по возвращении из первой же операции, как только утихнет шумиха после разборок.
Прибывшая в Ереван группа Ленинаканского батальона насчитывала шесть добровольцев включая Грунского и тринадцать резервистов, отловленных военной полицией на улицах разрушенного города для прохождения «переподготовки» в боях. На Аштаракском шоссе находилась сборная база батальонов пятой бригады, командовал которой, по слухам, полковник (правда, без военного образования) Мамвел Григорян - национальный герой, фидаин. Всего насчитывалось восемь батальонов, каждый из какого-нибудь района Армении - Эчмиадзинского, Масисского, Веди, Горис… Но группы отъезжающего пополнения укомплектованы были все одинаково: основная масса - «военкоматовцы». И но характеру их проводов родственниками - как на тот свет, навсегда, чуть ли не в трауре, да еще с заунывными песнями, поразительно смахивающими на отпевание, - Олег сделал еще один невеселый вывод: с той главной задачей, о которой твердил Светлов, - вернуться справляются немногие.
Загрузка в автобусы была долгой - под звуки национальных маршей и песен. Многих защитников Родины парням из комендатуры приходилось вносить в салоны на руках, потому что от безысходности и выпитого ходить самостоятельно те уже не могли. Мероприятие по дегустации спиртного продолжалось всю дорогу по горным перевалам до самой столицы НКР - Степанакерта. В ход шло все, что горело: водка пшеничная и тутовая, спирт, коньяк, одеколон… За окнами автобуса проносились горные весенне-зимние пейзажи: разбитые трассы, руины сел - результаты работы «Града», Град - система залпового огня «Катюша».] а на обочинах - сожженная бронетехника и таблички с фамилиями русских солдат времен «особого комитета» Вольского, еще при существовании Советского Союза, погибших как от ножей армян, так и от пуль азеров. Но кого они интересовали сейчас, эти «пейзажи»? Даже вариант слететь с обледенелой дороги серпантина в пропасть - всем был «фиолетово». Может быть, кроме одного пассажира, зажавшегося в самом углу и тоскливо поглядывавшего то в окно автобуса, то на зрелище в салоне.
«Куда я попал и где мои вещи? Добегался… Где ты, Гарик, „авторитет“, со своим сказочным бассейном и ласковыми наядами? Поздно, поздно уже что-то менять, сейчас осталась одна цель - выжить! Любыми путями!» - думал Олег, в очередной раз укладывая спать в кресло Светлова, находившегося в постоянном «переборе» и норовившего отоспаться на заплеванном полу автобуса. На одной из остановок «по малой нужде» в автобусе неизвестно откуда появились три девахи. Впоследствии оказалось - русские, добираются до Степанакерта, чтобы пересесть там на поезд в Россию.
По тому, что их нисколько не смутило присутствие в салоне одних мужиков, все поняли: эти из тех, «дающих». Теория подтвердилась при первых же попытках уговоров, «плечевые»[«Плечевые» - дорожные проститутки.] заявили, что трахаться будут лишь при наличии бабок. А кому нужны деньги на войне? Немедленно вытрясли карманы и вскоре вручили путанам внушительную пачку денег разного достоинства и производства. После этого завесили салон поперек вмиг появившимися двумя шерстяными одеялами, отгородив заднее сиденье и пару рядов кресел. Получился салон в салоне. Пришлось Олегу перебираться из своего закутка в «общий зал», а в
«кабинет» тут же нырнули девицы. Через некоторое время в стыке одеял жадным похотливым взорам явилась оголенная женская ручка и кокетливо поманила пальчиком желающих. Их оказалось очень много: почти половина новобранцев ломанулась за одеяла - «облегчиться».
- Стоп! - на их пути встали двое сопровождающих из комендатуры. Внушительного вида, на поясе у каждого - ПМ в кобуре, а на руке висит милицейская дубинка.
- Сначала надо пробу снять! - осклабился один их них, держа ладонь на рукояти
«Макарова». - Может, они специально подосланы - заразить призывников!
- У вас что - спецприборы для этого имеются? - попытался срезать их кто-то из желающих.
- А как же! - здоровила похлопал себя по ширинке, отметая всякие возражения, и заявил: - Давайте еще одного проверяющего из своих - за свидетеля!
Таковой нашелся быстро - общий заводила и анекдотчик. Все трое исчезли за ширмой, остальные с нездоровым интересом стали прислушиваться к звукам, доносившимся
«оттуда», а четверо наиболее любопытных сунули носы между одеялами. Девицы стонали настолько громко и натурально, что можно было подумать - насилуют девственниц. Минут через двадцать вышли «проверяющие» и, заняв первые четыре кресла от
«салона», весело подмигнули остальным.
- Все в порядке! Становись в очередь по трое!
Зашипев тормозами, встал автобус, и в салоне появился водитель.
- Ребята, по всем законам я должен быть следующим! - заявил он. - Не дай Бог дрожащими руками рулить по таким дорогам!
Все дружно загоготав, единодушно согласились с ним.
Далее поехали веселее и дружнее, общая «любовь», наверное, сплотила. В Степанакерте, во время перегрузки пополнения в грузовики, произвели «дозаправку топливом» страждущих организмов: на соседнем карвине[Карвин - винзавод (арм.).] кто-то умудрился «увести» ведрами литров пятьдесят коньячного спирта. Здесь же и отметили «прощание славянок»: трое путан уходили на железнодорожный вокзал с сознанием честно выполненного долга и тугим «прессом» за пазухами. После этого
«готовое» к выполнению любых приказов командования пополнение бригады Григоряна прибыло наконец-то на полевую базу подразделения - село Мечен. Для Грунского это был новый этап наблюдений и знакомств с армянским вариантом явно советской, по уставам, армии.
Поздно ночью вернулись с постов русаки.
- Мать моя, какая встреча! - проспавшийся Вовчик бросился обнимать двоих. После этого представил их Олегу.
- Это Петр-хохол, а это Рашидка!
За разговорами просидели до утра. Петро, так же, как и Олег, бежал в Карабах от возмездия, но - за убийство.
- Жена, понимаешь, такая тварь попалась! Однажды отпросился с работы пораньше: зуб заболел. Прихожу домой, отпираю дверь своим ключом, а она с соседом аэротикой занимается. Пока за топором в прихожую сбегал, сосед в окно сиганул со второго этажа, а под горячую руку жена попалась… Оттяпал ей башку и рванул сюда, в Карабах. Слышал потом: оправдали меня по состоянию аффекта. Оказывается, соседи пошли в свидетели и заявили, что моя благоверная уже третий год с соседом кувыркается. Вот падлы, весь подъезд знал об этом блядстве. а мне никто даже словечком не обмолвился! Такая у нас Россия - страна «доброжелателей»! - с горечью рассказывал Петро Олегу, не забывая прикладываться к стакану с коньячным спиртом.
У Рашида жизненная история была намного проще. Честный каменщик из Татарии, он приехал в Ленинакан подшабашить на дом своей строительной специальностью и… остался у разбитого корыта. Обижен он был до крайности на своих единоверцев-мусульман, армян и азербайджанцев, оставивших его в конце концов без любимой работы. Но больше всего злился на супруга своей дальней родственницы - Раисы Горбачевой - «доведшего страну до такого бардака». Счеты с обидчиками он сводил при помощи любимого РПК[РПК - ручной пулемет Калашникова, калибр 5,] с оптикой, а ненавистный правитель был недосягаем в Москве.
После некоторого обмена опытом в этой компании Грунскому стало ясно, что сам он покуда ничего путного из себя не представляет - все покажут служба и бои, а не ля-ля!
А боев пока не было: он попал на позиции как раз в очередное перемирие - временное прекращение огня для отправки раненых в тыл и захоронения убитых.
На следующий день Олег познакомился с командиром батальона - Вартаном Маляном, в свое время воевавшим в далеком Афгане. Он вызвал Грунского и начал прощупывать его: где проходил срочную службу, кем, что изучал… Сам бывший кадровый офицер, Малян объяснял Олегу стратегию армян:
- Задача по освобождению административной территории НКР почти выполнена. Осталось освободить от азеров лишь несколько сел в Мардакертском районе. Но противник продолжает удерживать почти весь Шауменовский район. А там - труднопроходимые горы, а в них - отлично укрепившиеся турки. Они, в принципе, виноваты, что из-за этого нам пришлось взять другие, более «легкие» районы, уже чисто азеровские: Физули, Горадиз, Агдам, Кильбоджар, Кубатлы… Ну, а насчет Латинского коридора пусть не особо разоряются, это же прямая связь с Арменией! И вообще - в штабе поговаривают, что к маю азербайджанцы могут созреть, в смысле - живой силой и вооружением, и атаковать. Чтобы этого не произошло, мы, наверное, в апреле сами рванем!
Окончив эту долгую речь, Малян «забил косяк» с «планом» и, после пятиминутного раздумья, издал приказ:
- Грунский отвечает за физподготовку батальона и тактические занятия с
«военкоматом» - стариками, учителями, бомжами!..
Это была уже хоть маленькая, но командная должность.
В один из теплых апрельских дней в батальоне объявили, что все свободные от дежурства на постах к середине дня должны собраться на поле у разбитой школы.
Тут же объяснялась и причина сборов - состоится финальный матч первенства бригады по футболу: встреча команды офицеров-земляков и любимцев комбрига Григоряна, из Эчмиадзина, и новобранцев-ереванцев. Матч, по задумке командира, должен был отвлечь личный состав от дурных мыслей перед наступлением и служил своеобразным праздником спорта и веселья. А так как питание и обеспечение всех подразделений соединения, кроме «родного» Григоряну, было на том же уровне, который успел оценить Олег еще в Ленинакане, - «безнадега», то действительно - смешно было противопоставлять откормленным офицерам-эчмиадзинцам еле волочащих от голода ноги ереванцев. Азарт от игры, конечно, был, но, в основном, у болельщиков из офицерья: игра, по сути дела, шла в одни ворота. Эчмиадзинцы вкатывали в ворота противника мяч за мячом. Итоговый счет был разгромным - , не в пользу ереванского батальона. Как, собственно, и предполагалось с самого начала.
И вручение призов победителям также произвело очень «веселое» впечатление на триста пятьдесят голодных рядовых постовиков. Сам Мамвел Григорян вручил счастливчикам двух баранов, несколько ящиков с консервами, по десять бутылок коньяка и шампанского для торжественного обеда, а его «девочка» - боевая подруга, она же заместитель по тылу и ППЖ (походно-полевая жена), вручила каждому «крутому» футболисту полушубок на овчине и чисто «фирмовый» спортивный костюм «Адидас».
«Да, очень „веселенькое“ мероприятие, что там ни говори! - думал Олег, возвращаясь после торжественной церемонии в казарму. - А попробуй обратиться с жалобой на плохое питание и рваное обмундирование, тут же чуть ли не стонут офицеры-кормильцы: снабжение, мол, ни к черту - на складах мыши голые и голодные бегают!». Олег вспомнил одну из таких ленинаканских «мышей» - кладовщика Аро, и тут же действительно не мог удержаться от хохота: сравнение было не в пользу серых тварей.
А поздно вечером, ворочаясь на жесткой солдатской постели, он понял еще одну простую истину: жизнь офицерского и рядового составов в этой «освободительной» армии разительно похожа на жизнь «новых русских» и, сравнительно с ними, - простых колхозников там, в покинутой им России. У офицеров - свои порядки, жратва и одежда, а у рядовых - полуголодное существование, основной радостью которого являлся сбитый на лету воробей или скворец (обычно птицы в тех краях в пределах видимости человеческого глаза на землю не садятся), или найденная где-нибудь в скалах полянка с киндзой, а то и чей-то заброшенный огород с луком. Некоторые не брезговали «шакалить» по вечерам в помойных ящиках у офицерских столовых и, видимо, не были «в пролете» - вечно ходили со сравнительно довольными рожами.
Да не только в питании было дело: особые порядки касались и вещевой службы (кому че, кому - ниче), и девочек старших, «больших» офицеров, а также женского пола из состава медперсонала и кухни. И рядовых солдат в этих вопросах ставили в жесткие рамки, не вызывающие сомнения в их полной беспомощности перед офицерской элитой…
С пятого апреля начались усиленные занятия сформированных накануне штурмовых групп, в которые входили солдаты, крепкие еще, здоровые в общем, по командирским понятиям - не совсем сдыхающие от недоедания. Занятия проходили с впечатляющим эффектом: по небу туда-сюда носились штурмовики, по полю, маневрируя, ползали танки Т, а пехота орала «ур-р-ря!» и вовсю палила холостыми из АКМ-ов, норовя попасть гранатой-болванкой по танковой решетке радиатора. Понять, конечно, кто кого лупит, было трудновато, но само обращение с оружием, полнейшая безнаказанность от пуль и осколков - относительная, конечно, ибо холостым выстрелом иногда запросто вышибали глаз, а безобидным на первый взгляд взрывпакетом отрывало руку, ногу, а то и чего похлеще при ползании по-пластунски, - возбуждали солдатиков-добровольцев не хуже хорошей наркоты.
В этот же день любовница комбрига - Назик, семнадцатилетняя симпатюля, шастала по полю с видеокамерой, снимая «для памяти» наиболее интересные моменты учебной штурмовки. Позы она, конечно, подражая великому Федерико Феллини, принимала такие, что у штурмующих оружие из рук вываливалось при виде ее различных оголенностей, но и сама при этом увлеклась настолько, что имела неосторожность приблизиться на опасное расстояние к маневрирующему Т А молодой, неопытный механик-водитель, естественно, не мог видеть, что сзади танка совершает променад такая
«драгоценность». Ну и зацепил правым бортом ее плечо. Слегка, порвав бортовым крюком лямку вязаного то ли платья, го ли полупальто. Но этого оказалось достаточно, чтобы комбриговская ППЖ взвыла в полный голос не столько от боли, сколько от страха и злости за испорченный наряд. А через пять минут эчмиадзинские офицеры затаптывали в грязь ничего не понимающего, перепуганного танкиста. Шлюшка Назик тоже старалась внести свою лепту в избиение, норовя пнуть его в лицо, да побольнее, подкованными каблучками замшевых сапожек. Это «дело», которое Олег наблюдал издали, называлось здесь «обычным». А к утру следующего дня Рашид принес новость:
- Слышь, русаки! А танкист-пацан «дуба секанул» - забили его до смерти! Еще один
«павший в боях за свободу и независимость НКР» - посмотрите, домой так и напишут!
Понятное дело, по бригаде поползли нехорошие слухи и кривотолки. Это перед наступлением-то! И начальство решило преподнести рядовому составу «большой сюрприз»…
В десять часов утра на запасные пути местной железнодорожной станции загнали необычный состав: наглухо закрытые пульмановские вагоны, на тамбурных площадках которых примостились по паре солдат с овчаркой. На ярко-красным погонах у них были две золотистые буквы «ВВ» - внутренние войска. На станции солдаты сноровисто, по одному спрыгнули с подножек и, поднатужившись, налегли на двери-ворота. Те, постукивая роликами, поехали в сторону, открывая проемы, забранные решетками, сваренными из толстой арматуры. И тотчас встречающих состав добровольцев оглушило… женским гомоном, выкриками и крепким, совсем не женским матом.
Оказывается, местное начальство, договорившись с кем-то из высших кругов, завернуло «на денек» следовавший транзитом, из одной ИТК в другую, плановый конвой с осужденными женщинами. Причем подобрали умно - следующих этапом по одной лишь статье - за растрату. Почему умно? Да потому что за растрату у нас в России ни один уважающий себя работник или работница прилавка никогда не сядет. Особенно те, у кого солидный стаж работы по этой профессии. Для отсидки существует особая категория «мальчиков» и «девочек», только что окончивших торгово-учебное заведение и поступивших на практику в тот или иной магазин или на базу. При очередной ревизии их «подставляют», и, таким образом, недостающая на данный момент в кассе предприятия розничной торговли выручка или партия дефицитного товара на складе списывается за счет этих стажеров. Большая часть из них - те, которых не в силах выкупить родители, родственники или «добрые дяди-спонсоры» - оседает в исправительно-трудовых колониях различных режимов - в зависимости от «размера хищений». Довольны почти все: ОБХСС, или, по-новому, ОБЭП - отсутствием «висяка», члены
ревизионной комиссии - сознанием выполненного долга, а матерые работники прилавка - отведенной в очередной раз бедой. Горе родителей и искалеченная юная жизнь - а что это такое перед ощущением тугой, хрустящей пачки «крупнокалиберных купюр» в чьем-нибудь потном, жирном кулаке?..
Потому-то этот состав из трех вагонов и содержал, в основном, молодой контингент растратчиц, определенных этапом в НТК строго режима на одном из берегов Южного Буга в Западной Украине.
Грунский, оказавшийся волею ротного в толпе «встречающих», с изумлением вглядывался в женские тела, прилипшие к прутьям решетки, отгораживающей свежий воздух от испарений вагонной параши. Одетые в одинаковые темно-синие платья-халаты, арестантки, однако, не были похожи одна на другую - юные, симпатичные, но какие-то блекло-серые лица сменились у решеток пожилыми, одутловатыми. За порцией свежего воздуха выползли из темных углов на свет божий
«мамы»: те, кто учил неопытных, впервые попавших на зону удовлетворять самих себя - «толочься» кукурузным початком, огурцом или просто кашей, плотно набитой в капроновый чулок…
А из-за решетки в сторону охранников полетели куски… конской колбасы, недавно в пути выданной им на завтрак.
- Забери жратву, малахольный! Она у вас вонючая!
- Врешь, стерва, свежая! - не выдержав, взорвался совсем молодой еще солдатик, по всей видимости - первогодок, - Прямо с завода намедни получили! - запальчиво принялся он было доказывать кому-то, и тут же умолк, сраженный раздавшимся вокруг хохотом. Смеялись все: девахи за решеткой, конвоиры-«старички» и даже добровольцы - те, кто понял, на чем подловился «салага».
- Эх, детвора! - оказавшийся рядом Вовчик снисходительно потрепал молодого бойца по стриженому ежику неотросшей шевелюры. - Правы бабенки: конечно, припахивать стала колбаска, коль в деле побывала, вернее - в теле! Кто ж вас учил сухпай раздавать целыми кольцами? Резать надо было на кусочки, тогда бабы были бы не удовлетворены, зато сыты!
Между тем одна из зэчек, молодая привлекательная блондинка, стоя у решетки, окликнула проходящего мимо сержанта из сопровождающего состава взвода охраны, который тащил куда-то полный пакет жирной селедки.
- Эй, долдон, моя детка рыбки хочет!
- Какая еще детка? - огрызнулся сержант.
- А вот эта!
И блондинка задрала спереди полу халата до пояса, обнажив длинные стройные ноги и курчавые завитки волос в промежности: под халатом не было трусиков. Сержант вспыхнул то ли от смущения, то ли от возмущения, а женщины в вагоне уже корчились от хохота: молодость и здоровье искали выхода даже в такой вот пошловатой шутке. К тому же, рядом - мужики, самцы, а это много значит для изголодавшихся в СИЗО за время следствия… Командир отделения, затравленно оглянувшись, наткнулся на поощрительные взгляды добровольцев.
- Дай ты ей рыбки, жалко, что ли?
Тогда он сунул руку в пакет, захватил пару увесистых рыбин и, размахнувшись, запулил их между прутьев.
- Нате, подавитесь, сучки! - и повернул было в сторону от вагона.
- Погоди ты, чебурек! Теперь рыбка водички хочет! - повторный оклик заставил его обернуться.
Блондинка уже стояла, распахнув халат и поводя обнаженными бедрами из стороны в сторону. Тело и хвост селедки, торчащих «оттуда», плавно, волнообразно повторяли движения бедер, создавая впечатление плывущей Рыбы. Зрелище было настолько необычным и захватывающим, что кто-то из «встречающих», не выдержав, присвистнул. Сержант с минуту постоял, переваривая раздававшийся вокруг хохот, затем сорвался с места и исчез за одним из станционных пакгаузов.
Некоторое время народ внутри вагонов и вне их веселился на полную катушку, сопровождая смех репликами в адрес сбежавшего армянина типа «не выдержал, сердешный», «вручную злость пошел сгонять», как вдруг сержант вновь появился перед вагоном с полным ведром воды.
- Кто, говоришь, воды просит?
- Да ты что, ослеп, телок недоделанный? - блондиночка все еще красовалась в той же позе. - Вот, погляди поближе - детка моя и рыбка! Дашь им напиться?
- На!
Сержант, подойдя ближе, окатил из ведра ее и стоявших вокруг «подельниц». Истошный вой боли и злости раздался из вагона: в ведре был крутой кипяток из вокзального титана. Сначала все рванули от решетки прочь, затем злоба взяла верх над разумом. Во всех трех вагонах женские тела швырнуло вновь к решеткам, и десятки рук ухватились за прутья. Проклятия и нелестные пожелания в адрес всех стоящих на перроне мужиков, перемежаемые отборнейшим площадным матом, слились в сплошной гам. Но если бы Бог услышал мольбы, пожелания, захотел тут же исполнить их, у бедных представителей мужского пола поотваливалось бы все их мужское достоинство, а у некоторых оно застряло бы в совсем нежелательных местах.
И вдруг общий вопль внезапно, как по команде стих. Продолжали раздаваться лишь отдельные не то выкрики, не то стоны:
- О-о-ой! О-о-ой! - которые постепенно подхватили все находящиеся в вагонах женщины.
«Встречающие» не врубались сперва - что к чему, затем раздался чей-то выкрик:
- Мужики, они же вагоны раскачивают!
Действительно, зэчки, вцепившись руками в переплеты решетки, под эти выкрики ритмично дергали ее на себя. Последствия начали сказываться уже через несколько таких рывков: вагоны плавно качались, пока еще на рессорах, но амплитуда колебаний с каждым качком увеличивалась. Еще несколько рывков…
Первыми очухались сопровождающие состав конвоиры. Привязав длинные поводки словно взбесившихся овчарок к подножкам, они по команде все того же сержанта сорвали с плеч автоматы и защелкали затворами.
- Предупреждаю… - начал было армянин, но, видя, что через минуту уже будет поздно кого-либо предупреждать, мазнул рукой - давай, мол!
Плотный автоматный огонь по крышам вагонов сделал свое дело: женщины с визгом ломанулись от решеток к противоположной стене. Но получилось хуже - бросок совпал с очередным наклоном вагонов в ту же сторону. Состав качнулся еще сильнее, на какую-то долю секунды замер с оторванными от левой рельсы колесами и - с треском и скрежетом рухнул на тупиковую насыпь по ту сторону перрона. Вой перепуганных и искалеченных овчарок смешался с отчаянными воплями там - внутри вагонов.
- Дошутились, падлы! - Олег и сам не знал, к кому отнести свое высказывание.
Но секундный шок от увиденного уже прошел, он рванулся к сержанту, как к старшему надзора.
- Где ключи от дверей?
Тот трясущимися руками безропотно протянул связку…
Через пять минут открыли решетки на вагонах. А через пятнадцать - сгоняли всех заключенных общей кучей, как стадо баранов, в пустующий контейнерный склад. Сюда же принесли раненых, которых, к счастью, оказалось всего двое: пожилая зэчка до отключки треснулась головой о металлическую стойку, а одна из молодых умудрилась сломать руку. Синяки и ссадины в расчет не принимались.
В темном помещении склада разобраться - кто, где и что из себя представляет, можно было лишь с помощью фонарика, а пока кто-то из начальства подсвечивал у входа, проверяя списочный и наличный состав заключенных, залетевший в горячке дальше всех на территорию пакгауза Олег почувствовал чьи-то руки на своем теле. Они уверенно, в полной темноте, скользнули сверху вниз по пуговицам гимнастерки, и она распалась спереди на две полы.
- Эй, эй, кончай ночевать! - попробовал отбрыкнуться Грунский.
Не следовало ему, наверное, вообще вякать. Ибо, услышав мужской голос рядом, женщины рванули со всех сторон, как осы на свежеразрезанный арбуз. В один миг гимнастерка слетела с него, и нашел он ее собственной голой задницей уже на полу - руки опрокинули его, разложили, не забыв сдернуть по пути штаны и трусы.
«Да что они, кошки - в темноте так ориентироваться?» - успел еще удивиться, и тут же сверху низ его живота придавило упругой округлостью, а жадные пальцы захватили его сразу же восставшую плоть и принялись запихивать ее в плотную горячую щель.
«Не дай Бог, старуху какую подсунули!» - он уже решил отдаться во власть женщин и получать удовольствие, но хотелось бы кого помоложе.
Олег протянул над собой руки, и… они наткнулись на остро торчащие груди и каменные, затвердевшие от желания шишечки сосков.
- Не волнуйся, специально для тебя берегла! - раздался сверху свистящий жаркий шепот, затем - полувскрик-полустон, от которого он задрожал, закаменел, готовый взорваться, и вдруг почувствовал, как девичье тело соскользнуло с него, а чьи-то руки, зажав мертвой хваткой естество, ловко перевязывают его тонкой нитью.
«Эге, про это мы уже слышали!» - быть изнасилованным группой женщин ему совсем не хотелось: знал по рассказам «братвы», что потом месяц враскорячку ходить придется, если импотентом еще не сделают. Олег рванулся, но руки его были зажаты, как в тиски, ноги тоже. Хотел заорать, выматериться - в рот сунули тряпку с резким, знакомым запахом пота.
«Да это же мои носки!» - догадался враз, и, наверное, нежелание жрать грязь со своих же ног добавило злости и силы. Вырвав, наконец, ноги, резко двинул их махом вперед, не придавая уже значения тому, что лупит по «слабому полу», затем еще раз. Охнули, вскрикнули - освободились руки. Ну, теперь полегче будет! Сорвав нитку с интимного места, он рванулся к далеко впереди светлеющему выходу, колотя направо и налево кулаками с зажатыми в них носками. Уже было совсем вырвался из плотно обжимавшего кольца разгоряченных женских тел, когда услышал откуда-то сбоку жалобно-негодующий полукрик Светлова:
- Что вы делаете, шалавы, без наследства оставить хотите? Я же не бык-производитель, в конце концов!
«Ого, землячок в беде!» - и начал кулаками и ногами прокладывать дорогу вбок - к Вовчику. И вскоре, пнув ногой очередную упругую плоть, наступил еще на одну.
- Вот сволочи, под конец слонов ко мне припустить решили! - Светлов в любой ситуации способен был на шутку.
- Вставай, осеменатор! - Олег помог ему подняться. Вдвоем они без особого труда пробились на свет Божий.
Здесь их встретили хохотом собравшиеся закрывать ворота «встречающие». Светлов с Грунским оглядели друг друга при дневном свете и… от души присоединились к веселившимся - посмотреть и «побалдеть» было на что и с чего: оба голешенькие, заляпанные чем-то белесым и… кровью.
- Это еще откуда? - изумился Олег.
- У них тактика такая! - объяснил ему бывший бомж, - Чтобы завести мужика до беспредела, подсовывают ему свеженькую, нетронутую, из вновь поступивших Хоть и очень редко, но попадаются такие «изюминки». А потом уж пользуются «стояком» все по очереди. Так что считай, - звонко хлопнул он земляка по голому плечу, - сегодня ты прошел свое первое боевое крещение! И с честью выдержал его!
- А ты что, тоже проходил такие? - не удержался от вопроса Олег.
- Бывало и похуже! - скромно, не распространяясь сказал бомж.
Им уже несли «отвоеванное» с помощью фонариков обмундирование. Электрики спешно чинили вечно бездействующее освещение склада, на запасных путях с помощью козлового крана ставили на рельсы опрокинутые вагоны, а женщин-заключенных, партиями по двадцать человек, под усиленным конвоем разводили по казармам новобранцев. Вызывались из склада только желающие. Впрочем, недостатка в них не было - забеременевших переводили на общий, более «мягкий» режим, а некоторых затем даже амнистировали… Жизнь катилась по накатанной колее.
Глава 7
Бойня
Истинную цель готовящегося наступления, разумеется свой вариант, Грунскому постарался разъяснить Сурен - командир штурмовой роты, ереванский боевик, отец четверых детей:
- Какой там, на хрен, Карабах, какие территории? И что это за бред - якобы это интересы далекой Москвы? Все объясняется намного банальнее: просто у «больших» командиров после Физулинской битвы кончились трофеи, а если так - вперед штурмовку, батальоны, технику! Вперед на таран - это у нас уже в законе! Чтобы хорошо жить - надо воевать, захватывать, рисковать собой. Если бы мы только знали, до чего доведет это движение за свободу Арцаха, - да гори оно все огнем - ничего бы и не начинали в свое время! Впрочем, сам все увидишь, дай лишь Бог, чтобы живы остались! - так закончил свое объяснение фидаин с пятилетним военным стажем и двумя ранениями в боях с азербайджанцами.
А через пару дней «влетел» Светлов: дежурил на постах и, не выдержав отсутствия соли в куркуре, решил сбегать за ней к соседям по позиции - карабахским партизанам-ерникам, у которых, по слухам, было все. Соль Вовчик принес к вечеру, а ночью его под конвоем увели в эчмиадзинскую комендатуру… Русаки увидели рязанца только через двое суток: шепелявившего, с разбитыми губами и без двух передних зубов.
- Какая-то шука штуканула, што я не жа шолью ходил, а долбиться планом! Вот и огреб по шамые «помидоры»..
А еще через три дня, на бригадном построении было объявлено сразу несколько интересных новостей: наступление на «проклятых агрессоров-азеров» - со дня на день; полки карабахцев и части ерников (за исключением, естественно, бригады Григоряна) - все трусы, засранцы, и соединение Мамвеля без их паскудной помощи войдет к девятому мая в богатый трофеями Мир-Баши - основную цель наступления в этом районе; ближайшее мощное соединение соседей - тушинский полк Ишханяна, но его командир для боевых действий слишком молод и неопытен!..
Короче, вся суть выступления начальника штаба бригады сводилась к тому, что «мы, мол, сами с усами, а опыт Мамвела - решающий в предстоящем сражении - потерь почти не будет».
Стоявший в одном строю с русаками Светлов тихонько, чтобы не услышало начальство, шепелявил:
- А ерники и парни из Шуши говорят, что наш комбриг - фуфло, мяшник и бештолочь, который только и держитшя на швоих швяжах у миништра обороны в Аяштане!
- Да хорош тебе трепаться! - оборвал его Олег. - Поживем - увидим, авось не так страшен черт, как его малюют!
Для него, как и для большинства остальных новобранцев, начинались дни и часы мандража - нервного ожидания первой атаки…
А все началось в ночь с одиннадцатого на двенадцатое апреля. План Мамвеля Григоряна был прост в стратегическом отношении: проводники, те самые
«трусы-ерники», выводят в тыл азеров штурмовую роту, которая наносит удар по линиям постов противника сзади, и, одновременно, лобовая атака основными силами пехоты по всей линии фронта. Этот план сработал на удивление безотказно. Руссаки первый бой нового наступления выдержали на «ять», и более того - все остались живы.
Петро-хохол со своим болгарским ПК и нарой помощников «потрошил» азеровские штабные палатки в составе штурмгруппы. Он даже успел отличиться: вовремя заметил, как из дымившейся БМП-2 с надписью «Гейдар Алиев» пытался сбежать экипаж.
- Хлопци, це ж вы куды тикаетэ? Та не трэба, видпочиньтэ! - приговаривал из-за дерева украинец, стоя, с веса расстреливая танкистов метров с двадцати.
Среди них оказалась «большая птица» - капитан Генерального штаба армии Азербайджана, на память о котором хозяйственному хохлу достались золотые коронки… За глаза в батальоне Петру пристала кличка «Дантист»: он постоянно таскал с собой обычные плоскогубцы с изоляцией на ручках, для «стоматологычнойи допомоги», ловко выламывая ими «лишние» золотые зубы у им же произведенных в покойники.
Штурмовая группа Сурена потеряла в первом бою всего пятерых ранеными. А вот азербайджанцам досталось: внезапная утренняя атака со стороны их тыла унесла жизни около роты солдат. А постовики передней линии, напуганные «концертом» в глубине обороны, не вступая в бой, довольно резво отгрузились в «КамАЗы» и отступили от своих бывших постов у села Мадагыз километров на семь, бросив на съедение шакалам трупы «своих».
Рота Рашида беспрепятственно и почти без стрельбы занимала новые позиции. Светлов вместе с остальными хозвзводовцами углублял окопы, выбрасывая из них подальше за бруствер убитых. А Олег в составе сборной группы из всех батальонов прочесывал захваченную территорию. Когда был закончен осмотр лишь половины района, «сорок пятый», комбриг, отдал приказ:
- Все вперед, к постам! Есть вероятность контратаки противника!
Грунский все еще слабо кумекал в армянском, но голос Григоряна по
«Аленке»[Японская система радиосвязи - «Alinko».] отличать от всех остальных научился довольно быстро.
Опасаться было за что. Хоть в Мадагызе и не было взято достаточного количества трофеев для утоления командирских запросов, село было важным в стратегическом отношении. Обладание им позволяло контролировать водохранилище площадью под сотню квадратных километров и систему водоснабжения территории впереди - вглубь Азербайджана. Позже - летом, перекрыв каналы и отведя воду в свои районы, армяне устроили искусственную засуху на территории турков, у которых из-за этого погорели урожаи в окрестностях Мир-баши, Барды…
Но на следующий день азеры вперед не пошли, зато устроили «вазгенам» своеобразный
«просмотр кинофильмов» - прямо с утра, при помощи гвардейских минометов. Обстрел продолжался практически весь день - в течение десяти часов. Пока летали мины, хозвзвод «бастовал» - воду и питание не носили. Так что волей-неволей пришлось Грунскому, под свист порхающих осколков, ползать между деревьями, подрезая штык-ножом кору на стволах - для сбора сока.
«Ну и кинуха, мать твою! - думал он между делом. - Слышишь свист летящей мины - начало представления, перелет или недолет - самое развитие сюжета, а попало или чуть зацепило - конец фильма!»
Первый мандраж военной обстановки прошел, когда Светлов ему популярно объяснил, что не каждый летящий откуда-нибудь кусок металла, будь то мина, снаряд или пуля - обязательно твой.
- Видишь дом во-о-он там? Конечно, не видишь - его уже «накрыли»! А заметил, сколько на него залпов угробили? Я вот сосчитал для интереса - одиннадцать. Теперь сравни габариты - свои и этого бывшего дворца: явно не в твою пользу. Ну и сделай выводы для себя! - просвещал его Вовчик.
Грунский сделал и, воспрянув духом, стал ходить под обстрелом почти в открытую.
- А вот это - тоже зря! - одернул его «профессор тактики», - Башка для чего тебе дана? Чтобы думать, а не подставлять ее под пулю снайпера или снайперши. Ты пойми, что она, твоя голова, давно уже оценена и скалькулирована азербайджанской военной бухгалтерией, и кто-то прямо жаждет получить за нее баксы или медаль! Нет, ты уж лучше не поленись - упади лишний раз, если сомневаешься в безопасности обстановки, да прикрой свою драгоценность лопаточкой саперной - глядишь, и срикошетит от нее пулька или осколочек!
- Иди ты, знаешь куда? - распсиховался от такой «науки» Олег, - Тебя вообще не поймешь - то прячься, то не прячься… А если не срикошетит осколочек?
- Ну, покойники о таких вещах мало распространяются! - флегматично ухмыльнулся Светлов.
- Что ж, мерси за просвещение! - поклонился ему Грунский, однако на удивление быстро избавился от основного страха - «трясучки» перед боем и теперь действовал по обстановке - не особо зарываясь в землю, но и не наглея…
А вечером того же дня произошло событие, от которого радость предыдущей победы померкла - словно холодной водой из ведра окатили. Началось с того, что в районе той территории, которую накануне так до конца и не проверили благодаря «мудрому» приказу комбрига, загрохотала целая серия взрывов. Продолжалась эта какофония около четверти часа, но за это время, как выяснилось позже, в этой местности накрылся весь «цвет» армянской бригады. И вновь «благодарить» за это нужно было Григоряна: для того, чтобы вывести подразделение в атаку на новое, более
«трофейное» село Талыш, он отправил всю бронетехнику - Т, БМП-1, БМП-2 - одной колонной по неразведанной заранее дороге, пустив, скорее, для очистки совести, впереди «УАЗ» с лучшими разведчиками. Результат этой дурацкой погони за выгодой не замедлил сказаться: азербайджанская засада «Фаготов»[«Фагот» - противотанковый ракетный комплекс.] пропустила «УАЗ» дальше в тыл, где он вместе с людьми взлетел на воздух, нарвавшись на противотанковую мину, а затем расстреляла, практически сожгла все танки. Спасся чудом лишь один из танкистов.
- Ребята, что там творилось - описать нельзя, это только своей шкурой чувствуешь! - почти плача, рассказывал он перед отправкой в тыл. - Загорелось и начало рваться все! Наша машина взорвалась одной из первых. Меня вышвырнуло из люка метров за пять от нее, раненного в ногу, поэтому я не сгорел вместе со всеми в этой консервной банке. Очнулся уже поздно ночью, только хотел уползать, вдруг слышу - из темноты доносится разговор… на русском языке: «Вот это дали мы жару армяшкам - двенадцать „коробочек“ - тю-тю! Придется Велиеву солидно раскошелиться!» Понятно теперь, против кого мы воюем? - танкист невесело помахал из глубины «скорой» остающимся на позициях.
«Да-а-а, ничего себе! Так можно ненароком и пулю от землячка какого-нибудь схлопотать запросто!» - невесело про себя прокомментировал Олег его рассказ.
Этим же вечером, после окончания обстрела, их позиции посетил комбат ленинаканцев - Малян, который постоянно или «бухал», или «долбился». Проведя небольшую разъяснительную беседу и дав напутствие на следующий боевой день, он вновь умотал в тыл, пообещав еще «наведаться когда-нибудь».
В течение двух суток азербайджанцы пытались выбить армян из Мадагыза: поначалу крутнули видео пострашнее, чем предыдущие «гвардейские» кинофильмы - пара «МиГов» проскочила в армянские тылы. Но их пилоты, видимо, не учли опыта борьбы армян с летающими объектами - воробьями, скворцами, и даже насекомыми, поэтому их боевой задаче не суждено было свершиться. Первый «Мигарь» запросто свалили «Стрелой».
«Стрела» - портативный зенитный, комплекс.] Второй пилот, наверное, с перепугу пошвырял бомбы и ракеты на никому не нужную скалу и попытался затем втихую уйти к своим, но над линией фронта его самолет встретила стена огня из автоматов, пулеметов, зенитных самоходок, ДШК, даже гранатометов, так что к постам азеров долетели лишь обломки «МиГа». Летчик даже не успел катапультироваться…
Затем в атаку рванула азеровская пехота при поддержке пары танков. Но это была их первая и последняя попытка: армянские позиции были выгоднее и укрепленнее. После того, как из СПГ[СПГ - станковый гранатомет.] были добиты обе «коробочки» азеров, их пехота откатилась в свои окопы. А минут через двадцать они снова начали
«концерт по заявкам» из гвардейских минометов. Он продолжался до следующего вечера… Ночью явился комбат с новостями и очередным напутствием от комбрига.
- Завтра, ребята, решающий бой за Талыш! Это последнее армянское село. Не опозорим память предков-фидаинов! Атака на азеров в четырнадцать ноль ноль, сразу после артподготовки, в лоб. По приказу - все вперед, тогда потерь будет меньше…
Остаток этой ночи никто и не пытался перешибить сном - все равно не получилось бы. Чистили оружие, подгоняли обмундирование. Вездесущий Вовчик-бомж умудрился где-то на пять банок «трофейной» сгущенки выменять фляжку спирта и, поблескивая свежевставленными передними зубами, оживленно-нервно балагурил в предвкушении
«маленького буха» - как сам любил приговаривать.
- Подсаживайся ближе, братки-русачки, вспомянем Россию-матушку да молодость прошедшую! Это ничего, что на закусь - связка таранки, - как говорится, было бы что пить, а там и рукавом можно закусить. Посидим, покалякаем - глядишь, еще ближе и род нее станем!
Рашид, Петро и Олег потянулись к столу, как к спасительной соломинке: все не так противно ожидание предстоящего дня, судя по всему рабочего в календаре «старухи с косой» - смерти. Завтра будет у Олега первый серьезный, страшный, кровавый бой, а значит, первое, по-настоящему боевое крещение…
Он наступил - этот день и этот час. После обеда, если можно обедом назвать жидкую похлебку с запахом мяса и лепешку, перекурили и по приказу рванулись из окопов туда - к окраине Талыша. Пулеметы азеров заговорили сразу же, едва батальон поднялся в атаку, - давили на психику. Батальон! Грунский никак не мог взять в толк еще перед боем, почему такое громкое название дали группе в полторы сотни человек личного состава. Рота - это другое дело!
Но сейчас, в атаке, все побочные мысли вылетели из головы, в которой осталось только: «Выжить, выжить, выжить…» И еще: «Меня не зацепит, я же маленький, а вокруг вон сколько других „объектов“». Да, остался лишь свой, шкурный интерес, инстинкт выживания, и это он заставлял Олега петлять среди свистящих пуль, пригибаться, а в нужную минуту даже упасть. И падал он в нужный момент: над головой тотчас же проносилась шелестящая пулеметная очередь или свистела одиночная, жадно ищущая живую плоть пуля.
Он добежал до передовых окопов противника, подбадривая себя какими-то звериными воплями, совсем не похожими на русское «ура», резко ушел от автоматной очереди, швырнул в окоп гранату, упал, перекатился и вслед за взрывом спрыгнул в воронку, образовавшуюся на месте ячейки автоматчиков. Первое, что он почувствовал, свалившись туда, был запах свежеразделанной требухи поросенка, смешанный с пороховой гарью. Затем учуял вонь людского дерьма и только потом, оглядевшись, ужаснулся. Не столько разбросанным по воронке кускам человеческой плоти (граната была противотанковой), сколько тому, что вдруг оказался в одиночестве, - ни справа, ни слева не было товарищей, с которыми он поднялся в атаку. А над полем боя повисла тишина, звенящая, пугающая.
«Бросили, гады, повернули назад!» - эта мысль обожгла, заставила тело рвануться из воронки по задней стенке наверх, «домой», пока не обнаружили да не прикололи штык-ножом! Но, едва высунувшись, Олег тотчас же скатился на ее дно: сзади набегали свои, кроша из автоматов направо и налево - наугад.
«Значит, все в порядке, атака состоялась, просто я опередил их!» - эта мысль неожиданно принесла облегчение: все же в компании и помирать не так страшно. Однако надо было срочно выметаться из укрытия: свои просто пристрелят - вон глаза какие у них - по полтиннику, вряд ли различат, кто перед ними!
Неожиданно в ушах что-то сухо треснуло, и тотчас же мир взорвался какофонией звуков: грохотом очередей, гулким уханьем рвавшихся гранат и неистовыми матами. Пора! Грунский рывком выкатился из воронки, чуть приподнялся, огонь из-за спины враз ослабел - заметили, узнали! - и, поднявшись на ноги, он в полный рост махнул к крайним мазанкам села…
К вечеру Талыш взяли, но какой ценой! Человек тридцать серьезно ранило, а полтора десятка атаковавших успокоились навечно, и среди них - шестеро офицеров. Петро, бросив на траву раскаленный ПК, плакал над телом своего ротного - Сурика, дома у которого он частенько бывал в Ленинакане. Командира никто не прикрыл. Гранатометчики-военкоматовцы во время атаки отстали и спрятались в кустах, пережидая шквальный огонь азеровских пулеметчиков. Вдобавок труп уже кто-то успел раздеть, почти догола. По-братски…
- Яка ж цэ собака наробыла? Узнаю - вбью суку! - хохол с остервенением и ненавистью оглядывался по сторонам.
Грунский пинками, матом, на русском и армянском языках, и даже короткими очередями под ноги, растормаживал хозвзводовцев, отвечавших за отправку раненых в тыл. В наступившей темноте с поля боя доносились чьи-то стоны, еще трое приползли сами, остальных хозвзводовцы так и не нашли. Или не захотели искать.
Рашид всю ночь после боя добровольно просидел рядом с завернутыми в плащ-палатки трупами, охраняя их от шакалов - и обычных, и двуногих…
К утру весенняя степь молчала. Ни звука! Ночное переохлаждение и потеря крови сделали свое черное дело. Четверым раненым, ждущим до утра отправки в тыл, помощь тоже уже была ни к чему…
Откуда-то пригнали «Беларусь» с ковшом, и он скоро принялся рыть братскую могилу. Переписали тех, кого узнали. А кого затруднялись узнать - записали на всякий случай в списки без вести пропавших. Так - в плащ-палатках, и опустили в вырытую траншею «борцов за свободу и независимость» - какие там гробы! Татарин в их честь и память дал своеобразный салют: рожок из автомата выпустил целиком, до последнего патрона, в сторону предполагаемого противника, и чисто по-солдатски отпустил грехи:
- Отличились вы, братки, на этом свете! Теперь, куда бы вы ни попали - хоть в ад, хоть в рай - там все же лучше, чем здесь!
На следующее утро на линии новых постов у отбитого села появился комбат с осмотром, как всегда «готовый» к выполнению любой поставленной перед собой задачи - его выдохом можно было вполне дезинфицировать раны. Собрав у командиров взводов трофейное оружие, он сказал всем «априз» - спасибо, но на прощанье - вновь укатил в тыл.
И в этот же день азеры три раза ходили в атаку, пытаясь выбить армян из Талыша, но безуспешно. К вечеру, отчаявшись взять село в лоб, они устроили
«братьям-христианам» музыкальные посиделки на любой вкус: рапсодия «гвардейская», затем оригинальное эстрадное представление - обстрел из глубины домов не боевыми снарядами, а просто болванками - попадание есть, а взрыва нет, но от дома - только пыль да штукатурка пополам со щепками, - а на закусь - фейерверк - зажигательный снаряд «Кристалл» в небе над головами. Олег с Петром приютились в одном окопе глубиной не более метра. «Концерт» оказался очень серьезным: каждые десять-двенадцать секунд что-нибудь взрывалось и почему-то обязательно рядом. После каждого близкого взрыва хохол невольно пригибался и бурчал:
- Та шоб вы там уси повсыралыся, собакы!
Грунский лежал молча, пытаясь остановить струящуюся из ушей кровь (результат контузии). Но молчать и чего-то ждать в таком аду было невыносимо. Переждав очередной взрыв, он заорал у Петра под ухом:
- Эй, землячок, хочешь стихи почитаю? Свои!
- Та давай вжэ! - обрадовался тот хоть какому-то развлечению. - Бо так и пошматують - нэ почуешь за всэ життя ниякойи красывойи херомантии!
Олег, стараясь не обращать внимания на его последнее высказывание, закончил свою мысль:
- Это я своему деду к будущему дню Победы сочинил. У меня ведь, кроме него, никого и нет больше из родни. Тоже про войну, подобную этой. Но там хоть знали, за что дерутся, а здесь… Он махнул рукой и начал:
За окнами гремела медь оркестра,
«Землянку» пели где-то вразнобой,
И свадьба, и Победа были вместе
В квартире этой, праздничной такой.
А юная, красивая невеста
Родителей пленяла и гостей,
И даже дед с насиженного места,
Готовил тост из старых запчастей.
Но внучка отмела застолья речи:
- Нет, дед, ты нам тост не затевай!
А расскажи про бой, про свист картечи,
Про самое заветное давай!
- Ну внучка, я ж тебе не воевода,
А просто - из запаса старшина.
Тем более, что нашему народу
Осточертела всякая война.
Желаете историю простую
Про девушку, солдата, старшину?
Ну, и еще про долюшку лихую…
Желаете? Так слушайте, начну.
Из пополненья в наш пехотный взвод,
При кирзачах и в званьи рядового,
Парнишка, образца «двадцать второго»,
Был призван, как и многие в тот год.
А рядом с ним, как тонкая лоза,
Девчонка в аккуратной гимнастерке
Представилась парнишкиной сестренкой,
Прищурив синеватые глаза.
И ахнул старшина: - Как есть детсад!
Ты кто же будешь, пигалица-птица?
- Я медсестра! - Ну, будешь медсестрицей!
Хотя для взвода нам нужней солдат.
Запунцевели щеки, нос и лоб,
Обидой налились глаза-озера:
- Я докажу! Увидите вы скоро!
- Ну что ж, как говорится, дай-то Бог!
…И шла война. Одна из страшных войн,
Где миг и вечность составляют время,
Где стонет, как в аду, людское племя,
Где перекур, а после - снова в бой!
Уходит группа в ночь за «языком»
Или приходит, снова смерть обжулив
На бруствере парнишку караулит
Сестра, обняв винтовку со штыком.
И шутит добродушно старшина:
- Наш талисман, для всех смертей преграда!
Твоя сестренка, парень, если надо -
От фрицев защитит нас и одна!
Однажды на нейтральной полосе,
Пройдя орешника густые ветки,
Разведка напоролась на разведку.
И те, и эти - в маскхалатах все.
Дозорный тут же вскрикнул: - Командир!
Рука рванулась к верному нагану,
Но - сталь над головою ятаганом
На долю мига враг опередил.
Поймет ли тот, кто не был под ножом,
Что пережил разведчик в эту долю…
И примет равнодушно чье-то поле
По капле кровь, как будто под дождем.
… Когда же с глаз упала пелена,
Увидел над собою медсестрицу,
Вокруг - друзей встревоженные лица,
А в поле и окопах - тишина.
В чалме из марли ноет голова,
Но жив курилка, хоть горяч, как печка:
- Ребята, так кому же ставить свечку?
Ведь я ему… да что там говорить!
Чуть дрогнула девчоночья рука,
И взгляд ее скользнул в сторонку змейкой.
- Да это вон она, из трехлинейки,
Сняла того фашистского быка!
Ее рука ослабила удар
Эсэсовского острого кинжала.
И те, другие, не покажут жала,
От наших автоматов приняв «дар».
- Ну, милая, должник я твой вовек!
Ведь если в этой жизни разобраться,
Мне ближе и родней тебя и братца
Не сыщется на свете человек!
Жене и сыну, матери, отцу
Немецкой бомбой вырыло могилу.
Чужие люди их похоронили,
Отдавши дань терновому венцу.
Да что ж ты плачешь? Глупая, не плачь!
Слезой не воскресишь, как в сказке, милых.
За всех убитых, раненых и хилых
Нам даст ответ зарвавшийся палач!
Ответила девчонка старшине:
- Едины мы в судьбе неразделимой,
Не брат мне тот мальчишка, а любимый.
Назло всей этой проклятой войне!
У нас на Белоруссии, в селе,
Фамилий схожих больше половины
И в радости, и в горе - мы едины,
Живя на этой солнечной земле.
… В ту ночь нас песней встретил соловей,
В бору, где сосны тянут к звездам лапы.
Все хаты спали, из соломы шляпы
Чуть сдвинув на наличники дверей.
И в этот предрассветный хуторок
Вдруг ворвалось урчание моторов,
И крик заполнил улиц коридоры:
Всех жителей швыряли за порог.
Овчарки, брань и «шмайсеров» стволы
Загнали люд в церковные ворота,
И плюнули металлом пулеметы
В детишек, взрослых: мертвых и живых.
И тут, и там метались вороньем
По-над дворами факельщиков тени
Горело все: цветы, трава, каменья,
И то, что раньше звалося жильем.
А мы смотрели, губы прикусив,
Глазами отпечатывая снимки.
Вот офицерик, скаля рот в улыбке,
Затылок полутрупу прострелил.
Вот в куче тел, лежащих под крыльцом,
Раздался рвущий душу голос: - Тато!
И немец запустил туда гранату,
Небрежно пальцем выдернув кольцо.
Обманутый мертвеющим соском
Ребенок пискнул робко и несмело.
Как видно, время покормить приспело,
Но на груди той - кровь, не молоко.
Молодчик волосатою рукою
За ножку поднял, словно лягушонка,
И в пламени исчез грудной мальчонка,
Осмеянный гогочущей толпой.
Приказ был: - Никого не выпускать!
Ведь мертвый не расскажет и не встанет.
Ошиблись гансы. Вскоре перед нами
Отчет придется им еще держать!
Поэтому - нам надо победить!
Дойти до их берлоги - до Берлина,
За все их зло воздать судом единым,
А иначе - так незачем и жить!
…Они дошли. Дошел и старшина.
Под куполом раздолбанным рейхстага,
Под сенью установленного стяга
Штыками были вбиты имена…
…За окнами гремела медь оркестра,
«Землянку» пели где-то вразнобой,
А за столом притихшая невеста
Спросила деда: - Старшина… живой?
Он поелозил в кителе погонном.
Достал бумажник с книгу шириной,
И снимок пожелтевшего картона
Дохнул на всех прошедшею войной.
И марш «Победы» грянул сам собою,
И ясен без вопросов стал ответ:
Под обгорелой вражеской стеною
Стояли рядом - мать, отец и дед!
Может, стихотворение помогло скоротать время, может, азеры подустали переводить взрывчатку и решили взять тайм-аут - как бы там ни было, шквал огня пошел на убыль.
- Оцэ ж надо! - задумчиво проронил хохол. - Скики вжэ напысано про оту вийну! А хто ж напышэ про оцю? - ткнул он пальцем над головой.
- Я напишу! - твердо пообещал Олег. - И очень скоро! Потому что…
Закончить он не успел: прямо им на голову с бруствера свалился «второй номер» Петра - сменщик у пулемета, старый уже «военкоматовец» Гурген.
Хохол так заматерился, что перекрыл очередной взрыв, схватил помощника за горло - насколько позволяла ширина окопа, и заорал ему в лицо:
- Ты шо ж робыш, хрэн моржовый! Снарядом нэ зачэпыло, так ты своею засушэною мъясорубкою потрощищ! Твою маму за ногу!
Гурген уставил на них квадратные, ничего не понимающие глаза. Хохол коротким тычком в зубы привел его в чувство.
- Устраивайся, братику, докы скинчыться отой концерт! - указал после широким жестом на место возле своего неразлучного ПК.
Последние его слова заглушил мощнейший взрыв за самым бруствером. Их щедро присыпало землей, взвыли над окопом осколки, а Гурген вдруг дико захохотал, тыча пальцем себе под ноги. Петро с Олегом взглянули туда: осколок фугаса прошел сквозь толщу земли и согнул пулемет, стоящий на сошках в окопе. А у второго номера при виде этого зрелища, кажется, окончательно «поехала крыша».
- Концерт, говоришь? - он взглянул на Петра отчаянно-весело. - Тогда я приглашаю вас на танец!
И рванулся из окопа туда, наверх. Руссаки на мгновение оторопели, а Гурген, уже на бруствере, мечтательно закрыл глаза и закружился на месте, напевая - «а-ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла…»
- Назад, придурок!
Они одновременно бросились к безумцу, ухватили его за ноги и рванули вниз - в относительно безопасную узкую щель. Поздно! Еще один, давящий на барабанные перепонки взрыв гахнул точно в той же воронке за бруствером. По теории вероятности, снаряд или бомба попадают в одно и то же место - один из десяти тысяч. Этот, наверное, и был десятитысячным… Они сдернули таки Гургена вниз… вернее то, что от него осталось - по ноге в руках у Олега и хохла. Остальные составляющие тела второго номера унесло в неизвестном направлении. Грунский стоял с оторванной конечностью и пристально вглядывался в дергающийся белый хвостик нерва, выглядывающий из глубины среза. До него еще не полностью дошло: как это так - Гургена уже нет, а нога его продолжает жить. Его состояние было такое же, как пять минут назад у покойника - на лезвии бритвы между сознанием и сумасшествием, и хохол, разглядев это вовремя, «вылечил» его так же, как до этого - своего помощника: размахнувшись, двинул в ухо и тут же толкнул его на дно окопа.
- Лягай! Бо з нас тут усих нэдомиркив пороблять!
Падая, Олег с отвращением успел швырнуть кусок Гургена к ее напарнице, Петро свой
«трофей» бросил на плащ-палатку. Затем, лежа уже, принялся отчаянно блевать, от напряжения царапая пальцами стенки окопа. Хохол понимающе глядел на него.
- Було вжэ в мэнэ такэ! Промижный этап! Пройдэ и в тэбэ!
- Никогда это не пройдет! - отблевавшись, заорал Олег ему в лицо, - Пока люди будут шматовать на части себе подобных! Притерпеться к этому можно - да! Но полностью игнорировать не сможет никогда даже выживший из ума маньяк. Рано или поздно он сам себе укоротит жизнь - кошмары замучают. И ты! Ты же просто притворяешься, пытаешься уговорить самого себя, что это тебе полностью «до фонаря»! Или я не прав?
- Ты правый! - Петро ожесточенно плюнул. - Алэ хиба про цэ трэба нагадуваты?
Олег, вспомнив о пассатижах в его кармане и шелковом мешочке с вырванными,
«трофейными» зубами, быстренько заткнулся и, пораженный какой-то неестественностью наверху, завертел головой, оглядываясь, затем осторожно приподнялся, выглянул, и наконец-то до него дошло: тишина была поводом для беспокойства - «мамеды» перестали обстреливать…
К окончанию их «концертной деятельности» из тысячи трехсот человек апрельского состава бригады половина команды Григоряна присутствовала-таки на постах границы НКР, но вторая половина ее личного состава была уже недееспособна: около ста убитых, остальные - раненые…
Однако при выходе на рубежи Карабаха Рашид сделал неожиданный вывод:
- Алька! - это он Грунского так называл. - Жить будем! Уже идти некуда - граница! Дальше - чисто азеровская и молоканская[Молокане - русские староверы.] территория, армянами никогда не пахло!
От его доводов на душе у всех повеселело.
- Выжили все же! Слава тебе, Господи, наконец-то закончилась эта дурацкая бойня, развязанная неизвестно кем и для чего!
Но… в конце апреля пришел приказ «сорок пятого» - комбрига:
- Мы на границе, поздравляю вас от всей души! Но коварный враг, опомнившись и мобилизовав все свои ресурсы, может внезапно, исподтишка когда-нибудь напасть на отвоеванные у него территории! Поэтому наша армия обороны должна и дальше громить азеров - на их территории, дабы отсечь у них даже мысль об ответном ударе. Тем более, на днях исполняется очередная годовщина геноцида армян турками в году. Можем ли мы в такую дату топтаться на месте? Конечно же, нет! Поэтому я вас призываю - будем достойны памяти наших героических предков, а значит, будем мстить! Через два дня - атаковать Там-Каракоюнлу!..
Это напутствие было подкреплено невиданным доселе обилием жратвы. Мстителям за геноцид пригнали несколько «Уралов» тушенки, масла, сгущенного молока, субпродуктов - короче, того, о чем толком никто уже и не помнил, не то чтобы помышлять. И, вслед за этим, произошло очередное «явление Христа народу»: на позиции прибыл комбат Малян в своем, естественно, «стабильном» состоянии.
- Ну, кто скажет, что ваш командир плохо о вас заботится? Однако приказываю: при атаке Тапа в вещмешках чтоб ни одной банки не было: будете передвигаться как беременные бабы! Только боекомплект и…
Его прервал один из пулеметчиков батальона, огромного роста и соответствующей комплекции, армянин Араик, по кличке «Кинг-Конг».
- Командир, а командир? Сколько можно вперед лезть, а? Или Мамвелу и его ереванским крысам в министерстве недостаточно еще трофеев, маман ку!..[Армянское ругательство.]
- Закрой рот, Марданян, я этого не слышал! - невозмутимо закончил выступление Малян. - А повторится что-либо подобное - представлю тебе возможность встретиться с эчмиадзинским комендантом!
Все прекрасно знали о «задушевных беседах» за стенами эчмиадзинской контрразведки. Да и недавний пример со Светловым не опровергал версий о тамошней «любви к ближнему», поэтому бойцам ничего не оставалось, как угрюмо заткнуться, что сделал и «Кинг-Конг». А больше желающих «критиков» не нашлось.
- Ну, тогда удачи и здоровья вам всем на ближайшее будущее! - съехидничал на прощание заботливый комбат и удалился восвояси для «решения тыловых вопросов».
На следующее утро, рано-ранешенько, в Тап «пошли прогуляться» батальонные разведчики. По их словам, «все шло прекрасно»: обследовали и облазили они село основательно. Но не учли, наверное, что азербайджанцы - тоже не дураки. Разведку они рассекретили почти сразу же, на подходе к Тапу, однако не стали им мешать, дали насмотреться вволю. А на пути их обратного выхода поставили засаду гранатометчиков с АГС «Пламя».[АГС - автоматический станковый гранатомет.] Где они взяли эти штуки, за полминуты вышвыривающие до трех десятков осколочных гранат, - уму непостижимо, но факт остается фактом: разведчики погибли все, до единого. Однако перед смертью успели передать по «Аленке»: в совхозе полно людей - азеры, молокане, женщины, дети… Много, конечно, и военных, но, что самое главное, в огромном количестве трофеи: от золота на женщинах, до «Жигулей» и «Волг» сельской интеллигенции…
И уже к обеду всем полевым командирам был доведен приказ «сорок пятого»:
- Все герои-разведчики будут награждены… Посмертно… Но назавтра - любой ценой взять село! А после штурма - сжечь дотла! Молоканам вера запрещает брать в руки оружие, поэтому, братья, победа будет легкой. Смерть врагу!
- Не нравится мне в последнее время вся эта белиберда! - поделился своими мыслями с Грунским Рашид. - Грешим мы многовато - хоть по Корану возьми, хоть по Библии.
- А кто тебя сюда просил переться? - тут же перебил его Вовчик-бомж, - Сидел бы в своей Казани, жрал лепешки да запивал кумысом. А раз полез в этот бешбармак - хлебай теперь его полной ложкой. Тебе, между прочим, за это и платят!
- Что-то немногие доживают до истечения контракта! - зло огрызнулся в ответ татарин, - Особенно в последнее время. Остался, допустим, месяц-другой, и вдруг шлеп - и нет контрактника - «пропал без вести». Интересное кино получается: раз ты без вести пропавший, твою страховку родственники не получат без дополнительных о твоей судьбе сведений, а откуда им взяться, к примеру, если ты уже гниешь где-то в братской могиле среди неопознанных трупов!
- Ты на что намекаешь? - с интересом уставился на него Олег.
- Да так… - смутился отчего-то вдруг Рашид, вспомнил, видимо, что здесь очень не любят болтливых и «случайная» пуля во время одного из боев очень свободно останавливает не в меру расходившегося «оратора». - Просто мысли вслух!
- Да, не очень-то они приятны - мысли перед боем! - согласился с ним Грунский и, почувствовав па себе прилив их, занялся от нечего делать разборкой и чисткой своего укороченного АКС[АКС - автомат Калашникова для воздушно-десантных войск.]
Часы ожидания боя - как они противны! И вот - атака!..
Удар на почти равнинное селение армяне нанесли с трех сторон, без поддержки артиллерии и танков, - так, на «гоп» рванули, не зная даже точной численности обороняющихся: разведчики, кроме сведений о трофеях, ничего больше толком не успели сообщить. Около двухсот штурмовиков пытались с ходу, в лоб ворваться в село со стороны поля, а остальные полтораста занимали новую позицию вокруг Тапа. Нападавшие летели по кочковатому полю, подбадривая себя несуразными воплями и короткими автоматными очередями - просто так пока, в никуда… А «турки» молчали.
Рашид и Петро бежали в самой гуще «штурмов». У хитрого, осторожного хохла во время этого рывка делалось все более непонимающее и встревоженное лицо.
- Шось тут нэ так, братику! - прерывающимся голосом начал он жаловаться Рашиду, когда до окраины села оставалось метров триста, - В тыхому омути, як кажуть…
Закончить афоризм он не успел, как будто вымершее, на первый взгляд, село ожило. Да еще как! Автоматно-пулеметный огонь, кашель гранатометов различных систем и залпы вертолетных НУРСов, переделанных на стационарные тележки с аккумуляторами запуска, - всю эту визжащую, рвущую живую плоть лавину огня выплеснуло атакующим в одно мгновение прямо в лицо. Наверное, сама старуха Смерть любовалась теперь с удовлетворением и злорадством на огромные «прокосы» в рядах «штурмов», которые заметались по ровному полю зигзагами, стремясь улизнуть неизвестно от чего, ибо то, что не «доработали» пули, подметали следом взрывы гранат и реактивных управляемых снарядов.
Олег наблюдал эту страшную картину, окапываясь и готовя позицию дальнего рубежа. До одного из домов на окраине села дотянула лишь небольшая группка штурмующих из пяти-шести человек. Они зацепились за дом, вели там даже бой - минут десять, но, в конце концов убедившись, что от «своих» поддержки ожидать нечего, бросили жилище и отступили назад, в поле.
И тут-то произошло событие, заставившее обе стороны на некоторое время прекратить огонь. На поле с флангов быстро катился огромный сплошной клуб пыли, настолько плотный, что лишь по надрывному гулу моторов, доносящемуся из него, можно было догадаться: танки идут! Да, это были азеровские Т! На огромной скорости они ворвались в поредевшие ряды штурмующих, поливая их свинцом из пулеметов, пушек… да и просто давя, наматывая на гусеницы армян - живых, раненых и убитых.
Артиллерия здесь помочь не могла, ни своя, ни чужая: все вперемешку, попробуй угадай, по какому квадрату вести огонь, если ситуация меняется в считанные секунды! Спасти жалкие остатки штурмующих после успешно захлебнувшейся - это было очевидно - атаки мог лишь эчмиадзинский «героический» батальон гранатометчиков (дистанция для ведения огня была подходящей). Куда там! Те, узрев быстроходные танки в слишком опасной близости, довольно резво доложили по рации «сорок пятому»:
- Нас обстреливают! - и, бросая оружие, не менее резво двинули в тыл…
А танкисты беспрепятственно носились по полю в стальных коробках, ведя огонь только осколочно-фугасными, прямой наводкой, почти в упор. Их рейд длился минут пятнадцать. Почему они не двинули сразу же после разгрома основной группы на окапывающиеся тылы - неизвестно. Во всяком случае, Бог в этот день был явно на стороне Грунского: «замесив» тех, кто не успел убежать с поля боя, вернее - убоя, танки резко развернулись и убрались так же внезапно, как и появились.
А армянам до самого вечера хватило работы - убирать оттуда куски свежего человеческого мяса.
«Боже ж ты мой, какое оно горячее!» - думал Олег, укладывая остатки чьей-то брюшины, перемешанные с землей и кровью, на плащ-палатку - импровизированные носилки.
Во время этой страшной «уборки» азеры постреливали, но не часто и не прицельно - просто, наверное, напоминая и давая понять:
- Ну что, вазгены, нахлебались кровушки? Вам достаточно или потребуете добавки?
К радости Олега, Петро Карпенко и Рашид вернулись целыми и почти невредимыми: у татарина осколок порезал ногу. Спасло русаков то, что они вовремя спрыгнули во время атаки танков в воронку от взрыва и относительно благополучно переждали весь тот «рейд ужасов». Татарин даже слышал, как в прогромыхавшем рядом с воронкой танке ругался танкист, который вел огонь из башенного пулемета, крича кому-то по-русски:
- Левее бери, левее, мать твою!..
А хозяйственный хохол в подвале дома на окраине Тапа подобрал «завалявшуюся» там пластмассовую канистру с пятью литрами фруктового спирта. Но при отходе ее продырявила «залетная» пуля, и добрая половина «горючего» оросила так и не захваченную пока азербайджанскую землю. Но на поминки - а от всего батальона осталось лишь двадцать семь человек, - по прикидкам земляков, должно было хватить.
Кроме этого «трофея» татарин и хохол притащили с собой из неудавшейся атаки… девчонку не поймешь какой национальности - то ли армянка, то ли азербайджанка. Худенькая симпатичная смуглянка лет пятнадцати лопотала что-то на своем языке, из которого друзья с трудом улавливали отдельные знакомые слова, схожие с языками обеих наций. Выручил их Светлов, появившийся, как черт из коробочки, с хозвзводовцами сразу же по окончании боя. Петро обратился к нему:
- Вовчик, будь ласка, побалакай з нэю! Як вчэпылась ще в доми у мий рукав, так и нэ одрывалася до самого сюды! Шо йий трэба?
Послушав смуглянку минут пять, бомж осклабился и перевел:
- Ее уже замуж продали за хорошую взятку местному главе поселения! А ему сто лет в обед! Ну, ей-то, конечно, требуется между ног кое-что не из местного архива! - оценивающе оглядел он девушку, - Поэтому и смылась вместе с вами. Сегодня ночью в том доме договорились так: четверо родственников будут держать ее за ноги-руки, а дедок полезет «снимать пробу». Видимо, есть чем, если решился атаковать, да я бы не удивился, если бы даже у покойника встал при виде такой фигурки! - разглагольствовал Светлов.
Затем вдруг предложил:
- А давайте-ка я ее расспрошу о военном положении дел в Тапе? Ведь она местная - везде бывала, все замечала. А затем доложим «сорок пятому» о результатах
«разведки». Представляете, что он нам подбросит за эти сведения?
Дельная мысль понравилась всем троим. Нехватка продуктов была постоянной заботой добровольцев, а теперь, во время переформирования батальона, о питании вообще могли «забыть»: кормилось «от армии» много посторонних.
- Только не будет она при всех распространяться - чтобы не отомстили потом соотечественники! - перебросившись парой фраз с Лией - так звали девушку, - объявил Вовчик.
- Да вон палатка комбата пустует, говори на здоровье! А может, ее накормить сперва? - забеспокоился было Рашид, но Светлов хлопнул его но плечу.
- Предусмотрено, брат - у меня в вещмешке кое-что есть!
Они побрели с Лией в палатку, а остальные занялись кто чем. Олег вынул из спецножен на поясе нож разведчика, выменянный у одного из сопровождающих Маляна на трофейную «беретту»[«Беретта» - мощный пистолет, калибр 9х19, емкость магазина -
15 патронов.] с инкрустацией, и принялся наводить его лезвие на офицерском ремне: собрался сбрить трехдневную щетину. Хотя «беретта» - дорогая игрушка, нож ему был нужнее. Особенно такой нож!
Официально он принят на вооружение российской армией под названием НРС - нож разведчика стреляющий. В его рукоятку вмонтировано однозарядное стреляющее устройство, обеспечивающее бесшумный выстрел. Жаль только, стреляет всего на двадцать пять метров! Но и с этого расстояния пуля пробивает двухмиллиметровую стальную пластину с сохранением достаточного убойного действия за преградой. Кроме того, он запросто режет колючую проволоку, распиливает стальные прутья, режет провода диаметром до пяти миллиметров и электрокабели напряжением до четырехсот вольт. Лезвие может использоваться и в качестве отвертки, но Грунский нашел для него еще одно применение - прекрасная сталь легко «держала лезвие» и вполне заменяла домашний «Жилетт».
Он так увлекся заточкой лезвия, что не сразу понял, откуда прозвучал неожиданный в вечерней тишине пистолетный выстрел. Потом, заметив рванувшего к палатке Рашида, понял - оттуда. Ему бежать было ближе, и он первый, откинув полог, ворвался внутрь. И остолбенел: бывший бомж отходил с дымящимся еще пистолетом от командирского стола, на котором ничком, разбросав в стороны руки, лежала Лия. Из-под ее груди расплывалось по полированной поверхности ширящееся на глазах пятно. подходившее цветом к вишневой полировке. Кровь стекала и по ногам девушки, чуть прикрытым коротким платьем, скапливаясь в маленькую лужицу на полу.
- Она убить меня хотела! - дико взвизгнул Светлов под внимательно-оценивающими взглядами Олега и Рашида. - Видите, ножом писанула! - показал он суетливо разрезанный рукав гимнастерки б/у. Только теперь Олег увидел в руке Лии намертво зажатый штык-нож. И еще кое-что заметил.
- Рашид, будь другом, дай нам покалякать с землячком по душам! - попросил он татарина, - И успокой остальных, скажи - Светлов пистолет чистил…
Рашид, понимающе вздохнув, вышел.
- Застегни мотню, гнида! - посоветовал бомжу Грунский, - И спрячь куда-нибудь женские трусики из-под стола. А заодно - и тело!
- Спасибо, Олежка! - обрадовано зачастил Вовчик. - Я знал, что земляк всегда поймет земляка и не выдаст! Знаешь, где я спрятал баксы, вырученные от продажи той, складской, жратвы, которую мы экспроприировали у Аро? С правой стороны печки-буржуйки, помнишь, что стоит в дежурке. Оторвешь досточку и копай полметра под фундамент… Это я тебе как другу, на всякий случай, мало ли что… А эта сучка действительно бросилась на меня с ножом…
- После того уже, как ты ее изнасиловал, сперва напоив! - Олег указал на бутылку
«Посольской» и два стакана, стоящих на подоконнике между консервными банками. - Сволочью вонючей ты был, Светлов, ею, наверное, и останешься до конца своей гнилой жизни. Меня совершенно не интересуют твои вонючие объяснения, а тем более - тайны. Убирай труп куда хочешь - это твои проблемы, я вовсе не хочу, чтобы по возвращении из тылов комбата пострадали три десятка ни в чем не повинных людей из-за какого-то козла и пидора. Но мой тебе совет - не приближайся ко мне с этих пор ближе, чем на двадцать метров, а в бою вообще не попадайся на глаза: «случайная пуля» тебе обеспечена! Это не пустая угроза, Светлов, это - приговор!
казино с бесплатным фрибетом Игровой автомат Won Won Rich играть бесплатно ᐈ Игровой Автомат Big Panda Играть Онлайн Бесплатно Amatic™ играть онлайн бесплатно 3 лет Игровой автомат Yamato играть бесплатно рекламе казино vulkan игровые автоматы бесплатно игры онлайн казино на деньги Treasure Island игровой автомат Quickspin казино калигула гта са фото вабанк казино отзывы казино фрэнк синатра slottica казино бездепозитный бонус отзывы мопс казино большое казино монтекарло вкладка с реклама казино вулкан в хроме биткоин казино 999 вулкан россия казино гаминатор игровые автоматы бесплатно лицензионное казино как проверить подлинность CandyLicious игровой автомат Gameplay Interactive Безкоштовний ігровий автомат Just Jewels Deluxe как использовать на 888 poker ставку на казино почему закрывают онлайн казино Игровой автомат Prohibition играть бесплатно