В Казино Сатана Подошел К Человеку

by Evgen Markoff

ЦИТАТНИК Ричарда Длинные Руки

Нет, Сиг, господу наши мольбы не нужны, наоборот. . . Ему нужны сильные и гордые люди. Он помощников себе растит, а не рабов, халявщиков! Дарвин ошибался, считая, что человек произошел от обезьяны. Этот процесс еще только начинается, хотя прошло фиг знает сколько веков и миллениумов - Человек. . . Чем выше он задирает нос, тем больше демонстрирует его содержимое. Потому что задирать нос ему хоть и свойственно, но рановато. Всегда на одном и том же месте спотыкается. . . - Все женщины - ведьмы, - утешил я его. - А что черные волосы. . . так блондинка - это не цвет волос - С какой силой человек притягивает золото, - сказал я мудро, - с такой же отталкивает людей. Сигизмунд возразил: - А мой отец говорил, что деньги как дети, какими бы ни были большими, всегда кажутся маленькими. друг - это человек, который знает о тебе все, но при этом все еще не считает тебя сволочью! - А на фиг господу мои молитвы? Он покачал головой, лицо было печальным и серьезным. - Молитвы не богу нужны, а самим молящимся. К сожалению, мне это знакомо…. Очень знакомо. Вся беда в том, что беда не кажется бедой… Враг сумел внушить, что он не силен, что он пассивен и даже то, что и не враг вовсе… а кто считает его врагом, тот всего лишь дурачок, слепо повторяющий за невежественными попами всякую дурость. Это и есть победа Врага… Здесь еще не знают, что для победы над противником вовсе не обязательно идти в конную атаку с копьями наперевес! Куда целесообразнее, хоть и подлее, пустить впереди наступающих войск доллар… да и войск тогда не понадобится, можно сразу бросаться следом и хватать, грабить, вывозить, сманивать, скупать по дешевке Женщина и под тобой, истраханная и в разорванной одежде, всегда победительница - Извини, ты прав. Я слишком привык к более щадящим методам. Но ты прав. Когда яд заражает тело, а противоядия нет, лучше выжечь и часть собственной плоти, корчась от боли, но остаться жить. А раны зарастут, зарастут, господь все предвидел и дал нам способность заращивать раны телесные и душевные. А Христос говорил хорошо и правильно, только его обычно не дослушивали. . . Сигизмунд посмотрел вытаращенными глазами, спросил осторожно: - Как это? - Ну, к примеру, он сказал, что если вас ударили по правой щеке, подставьте левую и, пока противник будет замахиваться, ударьте его ногой в пах. Или можно поднырнуть под руку и в челюсть его, в челюсть! Хотя можно и в печень. . . Что мы обычно и делаем, поступая по его заветам - Паладины, - договорил он (Сатана), - сражаются храбро и мужественно на стороне Правды! На стороне правого дела. Если их родина или их страна оказывается не правой, они с болью в сердце. . . или без боли, по их мужественным мордам не разберешь, сражаются против. Для них Правда, Истина дороже таких простеньких понятий простолюдинов, как родина, отчизна, свои, чужие. . . наше тело - как осел: недокормишь - помрет, перекормишь - взбесится, а баланс выдержать не удается. А кто такие амазонки? - Рыцари-женщины, - объяснил я. - Давали обет безбрачия, брали оружие, садились на коней и совершали подвиги. Лишь однажды по достижении возраста они сходились с мужчинами, а забеременев, мужчин изгоняли как дурных, похотливых и лживых существ - Что это у вас, сэр Ричард, глаза сонные и вся спина исцарапанная? - Ага, - ответил я, - всю ночь не спал. . . спину царапал. Ночь обнажает всю порноту чувств, сэр Сигизмунд

- Соблазны? Я перевел дух, объяснил: - Еще какие! В моем мире. . . гм, в моем королевстве женщины весьма свободные особи. Чуть что не так - в рыло, а то и ногой в зубы. Нет, не мы им - они нам! Да сразу в рыло, ногой! Задней. У нас нет таких, чтобы вот так спасти, а она за тобой, как щенок - преданно и счастливо. . . А что еще мужчине надо? Только чтобы женщина восхищалась, смотрела снизу вверх - Именем господа перекрещаю порося в карася!. . А гуся - в форель. Все, сэр Сигизмунд, вы тоже можете есть! Как видите, это уже не поросенок, а большой и хорошо прожаренный карась. А карась - постная пища Женщина встречает по одежке, а провожает. . . - . . . по утру - Женщина, - заметил я, - считающая, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, метит слишком высоко. Ничто так не украшает женщину, как временное отсутствие мужа. . . Бог - одно, церковь - другое. У нас говорят: тот, кто познал себя, познал своего господа. Или: ищите бога в своем собственном сердце, не найдете больше нигде. А то и вовсе: церковь не из бревен, а из ребер, что вовсе отрицание необходимости церкви. Да и зачем она, если, в самом деле, душа - это бог, нашедший приют в теле человека? Один из наших мудрецов сказал: знаю, что душа бессмертна, не знаю как, но в церкви спрашивать поостерегусь. Как видишь, это не безбожие, ибо само безбожие - тонкий слой льда, по которому один человек может пройти, а целый народ ухнет в бездну. Настоящие безбожники - не те, которые отрицают бога, а те, которые начинают говорить от его имени. . . – Когда можно не драться, – ответил я, – я тоже не дерусь. Но бывает, когда это самый прямой путь к цели. Есть люди, для которых удар по голове – самый убедительный довод – Что ты о деньгах, – сказал он с укором. – Деньги – зло. – Да, – согласился я. – Посмотришь на хороший доспех или боевого коня – и зла не хватает! Но мне кажется, деньги все-таки не зло. Зло так быстро не кончается – Добро должно быть с кулаками, если у него нет под рукой дубинок, мечей, топоров, автоматов – Вино, – сказал я благочестиво, – лучшее доказательство того, что Бог существует, любит нас и хочет, чтобы мы жили счастливо – Да, – согласился я, – капля никотина убивает лошадь, а капля хорошего вина – и лошадь снова на ногах! – Вот-вот, – поддержал сэр Смит. – Вино, если честно, даже лучше, чем женщины. Вино бьет только в голову, а женщина – куда попало Господь заронил свой огонь в душу каждого человека, а дальше все зависит от нас самих: раздуть пламя или загасить непотребной жизнью. А для этого, простите, отец, вовсе не обязательна помощь церкви. Сильному костыли не нужны - Сильный, - он спросил кротко, - это кто? - Знающий, - ответил я. - А верующий? Я покачал головой. - Прежде всего - знающий разве Господь нас считает недоумками? Ведь он вложил в нас часть своей души! Только мы, люди, имеем то, что роднит нас с самим Творцом, - душу, так чего же он нам станет объяснять на пальцах, как придуркам?

- Значит, - проговорил он трепещущим голосом, - твоя сила, брат паладин, в том, что не расходуешь почти все силы своей души на борьбу с искушениями? - Истинно, - восхитился я, у монаха в самом деле острый и цепкий ум, хватает на лету. - Один из отцов церкви. . . ах, да, это же сказал Тертуллиан!. . изрек в свое время, что лучший способ преодолеть искушение - это поддаться ему! Понятно, эту мудрую мысль сразу же засекретили и сделали доступной только для братьев высокого уровня. Сам понимаешь, что если разрешить так поступать начинающим, то они так и не вынырнут из океана искушений. А нам нужно пополнять ряды, ибо битва предстоит еше нешуточная, Антихрист вот-вот придет. - Ну нельзя детям говорить всю правду, нельзя!. . Они ее просто не поймут. Потому от детей и скрывают шокирующую правду даже о том, откуда они взялись, а рассказывают то про аиста, даже если он родился в декабре, то про капусту, а то и вовсе о какой-то хрени, вроде пестиков и тычинок. Епископы и архиепископы уже знают тщетность борьбы с искушениями, но в то же время понимают необходимость этой борьбы для молодого, неокрепшего сознания, чтобы вырабатывался характер, чтобы научился отделять желания плоти от желаний души, чтобы постоянно помнил: душа - святое, душа - это все! У человека нет ничего, кроме души - От нечего делать пьют только недалекие люди. Умный всегда найдет причину. Ты прав, пьянка без тоста теряет свое воспитательное значение, а мы, церковь, тянем человека из тьмы к свету вот уже сколько веков. . . и, брат Кадфаэль, мы все-таки вытянули его из такой. . . из такого, что ты даже не представляешь! Это я, как жидомасон более высоких посвящений, открываю тебе тщательно скрываемую, но радостную тайну. Он смотрел жадно, только с опаской глянул на свой кубок. - А мой настоятель говорил, что пить надо меньше. . . - Люди, - сказал я наставительно, - которые думают, что «пить надо больше», и те, которые думают: «пить надо меньше», сходятся в одном: пить - надо. - Страх перед глупостью, - произнес старик внятно, - есть начало мудрости. Там, где для глупца тупик, для мудреца - лабиринт. Помни это. . . и уцелеешь. . – Задача, – объяснил он кротко, – сделать человека счастливым, не входила в план сотворения мира. Смит огляделся, горестно вздохнул. – Вообще-то за шесть дней трудно сделать что-либо путное. – Что сделано за шесть дней, – поддакнул я, – приходится доделывать вечность – Не стесняйтесь ваших подспудных желаний! У каждой женщины это основной инстинкт, как говорил Пол Верховен и подтвердил Ницше: женщина не может быть другом, потому что всегда мечтает шпынять мужчину раскаленным прутом под ребра. только у того, кто ничего не стоит, нет врагов добро побеждает зло его же оружием, это аксиома – Хорошо смеется тот, – заметил я, – кто смеется, как лошадь – Любить за красоту, – сказал я, – все равно что любить шоколад за обертку. Я, как верный сын церкви, полагаю, что даже у женщины есть душа… хоть и маленькая, даже совсем крохотная, и любить надо в первую очередь за ее крохотную душу, за ее… гм… сердце – Женщина любит ушами. Мужчина – глазами. Тогда откуда дети? – Дураки от несчастной любви сражаются, – сказал я. – Умные пишут стихи. Самые умные не влюбляются – Если женщина села вам на шею, значит, вам не нужно больше носить ее на руках. Но вообще-то когда от любви поет сердце, разуму лучше не подпевать, а дирижировать – Что такое мудрость? Всего лишь быть умным вовремя.

– Приобрести жизненную мудрость, – пояснил я, – можно тремя путями: читать умные книги, наблюдать, как действуют мудрые люди… и попробовать погладить медведя в клетке. – Ум дан женщине для того, чтобы скрывать свой характер. Конечно, такое дадено не всем… – Лучше маски врагов на лицах друзей, чем маски друзей на лицах врагов Словом, один из отцов церкви, блаженный Тертуллиан, за свои заслуги удостоился… Словом, побывал в обоих местах, вернулся, народ его окружил, жадно расспрашивает. В первую очередь, конечно, каков ад, все-таки каждый понимает, куда попадет, скорее всего – В аду он увидел длинные столы, за которыми с обеих сторон сидят люди. Столов множество, людей за ними еще больше. Все столы завалены самыми изысканными яствами, каких и надумать невозможно, стоят открытые кувшины с самыми лучшими на свете винами, ароматы и запахи щекочут ноздри, слышно, как громко урчат пустые желудки, умоляя дать хотя бы крошку со стола… Но несчастные жутко страдают, пожирая глазами роскошные яства, голод сожрал уже их плоть и жадно гложет кости. Грешники стонут, пожирают взглядами кушанья, одеревеневшие языки царапают пересохшие глотки, но… вечные муки грешников, что жили не по заповедям! Патрик спросил первым: – Простите, сэр Ричард, но… почему? – У них не сгибаются руки в локтях, – объяснил я. – Понятно, что с прямыми руками… гм… Он кивнул понимающе, а леди Дженифер спросила задиристо: – А в раю? Я вздохнул. – Все то же самое. Те же столы, те же яства, лучшее в мире вино, от которого только наслаждение вкусом и никакого похмелья. – Только у праведников сгибаются руки, – сказал Патрик понимающе. Я возразил раньше, чем они продолжили есть: – Нет, руки у них не сгибаются точно так же. – Тогда они насыщаются одним видом? – спросил Патрик, загораясь, как всякий менестрель, что наткнулся на интересный материал для баллады. – Нет, они не способны насыщаться одним видом. – Значит, – сказал он озадаченно, – нет никакой разницы между адом и раем? Они все смотрели на меня неотрывно, будто ожидая, что я вытащу из несуществующего шлема зайца или дракончика, но я лишь скромно вздохнул и ответил очень мирно: – Есть. В раю люди кормят друг друга. Дураки умирают по пятницам, а умные – каждый день. – Не можешь иметь роскошные волосы – заведи роскошную лысину. – Ну да, – ответил Маклей оскорбленно, – когда голова лысеет, она становится задницей. Сперва с виду, а потом и… по наполнению. – У всех есть лысина, – хладнокровно отпарировал Ипполит, – но у дураков она покрыта волосами. – Ты прав, – охотно согласился Маклей. – Лысина – это полянка, вытоптанная мыслями. Он сделал многозначительную паузу. Лавор, что тоже укладывался, переспросил непонимающе: – Но мысли ж… унутри? – Только у тех, у кого есть, – охотно объяснил Маклей. – А у кого топчутся снаружи, у того и вытаптывают снаружи. Ипполит проворчал: – Да, я толст, лыс и злопамятен! Сколько можно завидовать Говорят, что, несмотря на то что уже несколько миллионов лет женщина живет рядом с человеком, в ее поведении и образе жизни остается еще много загадочного и непонятного. Конечно, это враки. Настоящая женщина всегда понятна. Более того, когда Христина пришла ко мне в чуланчик первый раз, пощебетала, рассказывая новости, я прошептал благодарно: «Господи, какая же она дура!. . Благодарю тебя, господи!» – и сразу ощутил, что мне с нею легко и спокойно

Настоящая женщина не та, подумал я, с которой хочется ложиться спать, а та, с которой хочется просыпаться. С этой, пожалуй, и проснуться приятно. Или это я говорю сейчас, пока гормоны распирают так, что вот-вот брызнут из ушей – Мертвое, – проворчал я, – это хорошо убитое живое. . . молчание – единственная вещь из золота, не признаваемая женщинами. . . – Потому умные люди и говорят: не женитесь на лягушках, даже если вам кажется, что ваша судьба целиком в их лапах Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать похвала и кошке приятна, а женщина та же кошка, только еще и разговаривает. – Люблю, когда умеют готовить. Когда некому отдаться – женщина полностью отдается работе – Двух вещей хочет настоящий мужчина, – ответил я, – опасностей и игры. Именно поэтому ему нужна женщина – как самая опасная игрушка. – Я не опасная, – возразила она. – Я не обязана спать со Шварцем, потому что я свободная женщина. – Дай женщине неограниченную свободу, – согласился я, – и она тут же ограничит твою Я слушал щебет и сказал мысленно: господи, и эта такая же дура, если не круче! Благодарю тебя, господи. Теперь вижу, что ты обо мне помнишь и заботишься на женщин, как и на медаль, нужно смотреть спереди и сзади – Если ты нашел на счастье подкову, – объяснил я, – значит, кто-то другой недавно отбросил копыта Все, по мнению нашей благословенной церкви, добрые и милосердные. Просто добро дралось с добром, и то добро, что добрее, – победило Мне всегда казалось, что одно без другого быть не может. Есть вещи настолько взаимосвязанные. . . К примеру, если бы вдруг не стало Гамлета, то кому на фиг нужна эта Дания?. Ты сомневаешься в милости Божьей? — спросил священник с укором. — Нисколько, — заверил я. — Но я считаю, уж прости, святой отец, что церковь должна быть не из камня, а из ребер. Это не значит, конечно, что эти величественные сооружения мне совсем не ндравятся. Совсем наоборот. . . Он помедлил, кивнул: — В твоих словах есть резон, сын мой. Но очень немногие могут держать такую церковь. В смысле, внутри себя. Если тебе удается, то. . . честь тебе и хвала. Но остальные люди. . . они просто люди. Им нужно куда-то приходить, чтобы находить слова поддержки и одобрения. Как и осуждения за дурные поступки. Но главное — прощение, ибо Господь милостив. В церкви люди поддерживают друг друга. Плохие должны сидеть дома, — сообщил я. — Ставни нужно закрыть. Никто их плохизма не увидит Приветствую, отец Шкред, — сказал я, подходя ближе. — Хорошим делом занимаетесь: просите, просите, просите. . . Весь мир чего-то да просит у Господа. И хотя бы один подумал что-то дать Крамольные слова, сын мой, — сказал он с испугом. — Господу ничего не нужно от людей! — Ну да, — возразил я. — Стал бы он человека делать от нефига. . . Господь у нас — деловой господь, а не развлекушник. И человек — это некий инструмент познания мира. Он много труда и озарения вложил в человека, потому вправе ждать отдачи

Святой отец, — сказал я терпеливо, — как большой знаток теологии, вроде бы помню, что у нас в Библии записано, что никто не даст нам освобождения: ни царь, ни бог и ни герой. Господь дал нам свободу выбора, так что добьемся мы освобождения своею собственной рукой. А если не добьемся, то он плюнет на такое творение, скажет: «. . . А я и лучше могу», и сделает. А нас обратит в прах, как не сумевших, не оправдавших. . Язычникам, — пояснил я, — было хорошо, у них — фатум! Рок. Всё расписано заранее, как что будет и чем кончится. Потому жулье и продумало такую штуку, как пророчества, чтобы пытаться заглядывать в будущее и узнать, что же там тебе светит и кто победит на турнире в будущем году. Увы, эти предсказания годились только для дохристианских. . . нехристей. В христианстве фатума нет, человек свободен, потому он и люпус эст. И нет никакой Книги Бытия, в которой записано всё грядущее. Херня всё это, даже Бог не знает, что будет. Ему самому интересно, чем всё кончится Он сказал шокированно: — Как это не знает? Сэр Ричард, что вы такое говорите? Господь всеведущ! — В сравнении с нами, — уточнил я. — Для своей собаки я тоже бог. Господь дал нам часть своей души, своего «Я», потому мы, люди, в отличие от животных властны над своим будущим Это хорошо, — ответил я слишком серьезно, — когда сам Господь помогает. Это неплохой помощник. А смущают мою душу такие вот мелочи: кто виноват и что делать? И еще один вечный: как обустроить. . . тьфу, ладно, хрен с нею, сама обустроится, как вообще обустроить, чтобы всем было хорошо? Это не слишком простые вопросы, святой отец? Может быть, спросить что-то посерьезнее Всё-таки Господь за тех, кто созидает, а не отвергает и разрушает. Всё отвергают только в детстве, это я знаю, святой отец. И что детство у некоторых придурков затягивается, тоже знаю. Их тогда обзывают зелеными, а то и вовсе демократами. Всё-таки отвергателем жить проще, чем созидателем. Но ведь и Господь Бог, и его противник — не стану упоминать его имени в церкви — созидатели? Он сказал проникновенно: — Сын мой, созидание созиданию рознь. Когда создали плуг — это святое дело, а вот когда меч. . Сын мой, ты преувеличиваешь. Не все женщины в этом городе встали на порочный путь. Есть и достойные. . . — Святой отец, — возразил я, — если порочные женщины на глазах у непорочных сколачивают состояния, обирая пьяных матросов, то и у самых непорочных нравственные устои дадут трещину. Каждая подумает: вот сижу я, непорочная дура, никто меня не замечает, а вот та и своим телом пользуется себе на радость, и денег скопила, и замуж выйдет. . . пусть не здесь, так в другом городе, где ее не знают. . . — Господь всё замечает, — возразил священник. — И все получат по заслугам. Я поморщился: — Святой отец, загробной жизнью пусть распоряжается сеньор Бог, а вы, церковь, должны позаботиться о земной. — О земной заботятся отцы города. . . — Не-е-ет, святой отец, не увиливайте. Церковь заботится как раз о земной жизни. Скажем так: чтобы человек прожил достойно и откинул копыта хорошим человеком, после чего его поволокут не в ад, а в рай, где кущи. . . А город впадает, святой отец, впадает Но что тебя смущает, сын мой, если тебе такая жизнь нравится? — Да смущает, святой отец, что время — делу, а потехе — только час, а не наоборот! Здесь же одна потеха. . . Я слабый человек, святой отец. Мне только дай не работать, не учиться! Это ж счастье какое!. . Да только потом придется мыть «мерс». . . гм. . . коня тому, кто вкалывал. Я ж говорю, это приятно, самому нравится потешаться, а не работать, но жизнь так устроена, подлая, что кто слишком много потешается, балдеет и оттягивается, потом моет и чистит коня тому, кто упорно работал, трудился и. . . э-э. . . повышал свой уровень. Ну там в церковь ходил и в универ, с лекций не убегал, а прилежно конспектировал. . . Словом, те соседние города, жители которых нам завидуют, будут расти и развиваться, а здесь всё сгниет. . . И хотя гнить будет долго, но всё-таки придется жить на приятно гниющей помойке

Знамение, святой отец? Что оно значит? — Он взглянул с укором. — Господь не посылает знамений. Это всё суеверия невежественных людей. Остатки язычества! — Гм, — проговорил я с раскаянием, — крепко же это язычество проросло в христианство. . . Спасибо, святой отец. — Не за что, сын мой. Неисповедимы пути Господни, — отпарировал я. Он посмотрел вопросительно: — И что? — Он не станет пачкать руки, — объяснил я, — а вот меня может облечь своим доверием. — Богохульствуете, сын мой! Хуже того, твоими устами глаголет гордыня. Я перекрестился, стараясь вспомнить, справа налево или слева направо, спросил: — Разве не всё в руке Божьей? — Всё. . . — Вот и это было запланировано Господом, — ответил я хладнокровно. — Город, а вместе с ним и божий мир, избавились от пары или чуть больше гнусных гадин. На том, кто их убрал, греха нет. Я достаточно совестливый человек, святой отец. . . в смысле, в меру совестливый, но не иисусик, так вот я не всякое убийство считаю убийством. После иных мир становится ох как чище! Он покачал головой, на лице и в глазах укор. — Как это можно быть совестливым в меру? Совесть либо есть, либо нет. — Верно, — согласился я. — Но вот совестливым можно быть в меру. . . Иначе что такое про ложь во спасение, глаз за глаз, если враг не сдается — его уничтожают, кто к нам с мечом?. . Я не нарушил Божьи заповеди. . . в их основе, а мелкие статьи можно не принимать во внимание. Сегодня они одни, завтра — другие Господь велел карать зло, — ответил я. — Кроме того, самое важное: другие увидят, что зло творить нехорошо. Хоть и приятно, но расплачиваться придется. И не только в аду, это уже дело церкви, но и на земле. Об этом позаботятся не только верные воины церкви, но и все порядочные люди. Он вздохнул, перекрестил меня: — Сын мой, иногда твоими устами глаголет сам Сатана. — Так бы я ему и позволил, — ответил я. Все мы знаем, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богачу попасть в рай. То есть корень всех зол этих людей — любовь к деньгам, даже пусть не любовь, а обладание большими деньгами. Таким образом все самые могущественные люди должны попасть в ад, ибо все они — сатанисты. Все финансисты, банкиры, олигархи, промышленники, магнаты, президенты, короли, папы римские, короли широкополосной связи, нефтяники, топ-спортсмены и топ-звезды кино, создатели хайтека, хозяева прессы — все сатанисты, так как руководствуются теми принципами, которые заложили на Земле падшие ангелы во главе с Люцифером, ставшим Сатаной. Сатанисты и сейчас правят миром, как правили всегда. Они были и остаются самыми могущественными людьми на свете, самыми передовыми во всех отношениях. То есть сатанисты создали колесо, парус, холодильник и мобильники, но они же — гомосексуализм, воровство, предательство, ложь. . . От Бога у нас верить человеку на слово, а от Сатаны — хитроумные договоры. В последнее время вошли в моду брачные договора. Еще одна победа сатанизма, ибо хоть в эту область меркантильные отношения раньше не проникали, всё-таки брак считался таинством и святостью. А теперь и это всего лишь деловые отношения двух субъектов. Я сам, если на то пошло, сатанист. Еще какой. Но всё-таки, признавая полное и всеподавляющее преимущество Сатаны, я всё же, всё же. . . даже находясь на стороне Сатаны, всё же не хочу поражения создавшего рыцарство Творца. И не просто так вот не хочу, а и пытаюсь воспрепятствовать его поражению. Хотя понимаю, рыцарство обречено, рыцарство исчезнет под напором вот этих. Сатана круче и неразборчивее в средствах. И потому у него всегда всё получается. И письменный договор, составленный в присутствии двух свидетелей, надежнее слова чести. И всё-таки я почему

то хочу. . . даже не знаю почему, чтобы слово чести жило, чтобы ему верили, чтобы в мире осталась дружба, благородство и прочая несовременная хрень, абсолютно неоправданная с экономической точки зрения. Так же точно, хотя абсолютно точно знаем, то прав был шериф Шервудского графства, однако же сочувствуем разбойнику Робину или болеем за четверых идиотов, которые проливали кровь за какую-то хрень вроде подвесок королевы и всячески мешали прогрессу в лице умного и просвещенного кардинала Несколько раз даже горожане угрожали пойти на приступ и выгнать зазнавшихся монахов: мол, есть магия черная, а есть белая, и неча их путать, но монахи всегда готовы были к осаде, и горожане затихали. А потом пришел Бриклайт. . . И одним из его первых дел была полная поддержка деятельности братьев-монахов, после чего он подыскал для них здание впятеро больше, настоящий заброшенный рыцарский замок, расположенный в городе Оймясберг, что втрое крупнее и многолюднее Тараскона. На этом, как я понял, и сломались братья. Огонь и воду прошли, а вот медные трубы славы. . . увы. Они перебрались в замок, быстро перестроили его в крепость, начали набирать новых братьев, дабы развернуть еще более активную работу в городе. . . но что-то о них теперь почти не слышно. Нет, они есть, но как-то успокоились, что ли. И это самая большая победа Бриклайта: уничтожить не самих героев, а убить их дух Вы про черные мессы слыхали? Он посмотрел с удивлением. — Кто про них не слыхал? Меня даже звали участвовать. Но я как представил, что надо козла в жопу целовать. . . — Да это нормально, — заметил я. — У нас, чтобы продвинуться по службе, каких только козлов в жопу не целуют. Здесь то же самое: поцелуешь в жопу — получишь какие-то блага. Лизнешь глубже — получишь еще. . . Просто наши козлы предпочитают костюмы от Версаче, а черные мессы устраивают прямо в кабинетах. Хорошо смеется тот. . . кто стреляет первым, — сообщил я себе. — Но кто стреляет последним, тот вообще ржет во всё горло Мир — это когда стреляют где-то в другом месте. Что бы в этом мире ни делал, всё равно могут подстрелить. Даже если ничего не делаешь. А когда нет определенной цели, обычно стреляют без промаха. . . Отсюда выход — надо идти и надо драться Что ты хочешь сказать, сын мой? — Что я в своем непонятном и, честно говоря, не свойственном мне гуманизме. . . весьма терпим и неадекватен. И всё потому, что хотя здесь уже не помню, сколько дней, но брожу, как ежик в тумане. Всё смутно, непонятно и пугающе сложно. Насколько проще по ту сторону Хребта! Там сразу видно, кто враг, кто друг. И понятно: кому в рыло, кому «ручку пожалуйте». . . Он смотрел с непониманием. — Сын мой, о каких врагах ты говоришь? — Я вздохнул: — В том-то и дело, что не враги. За копейку зарежут, но не враги. Как говорится: ничего личного. Просто нам заплатили, вот избиваем тебя, не обижайся, это же бизнес, чудак!. . Молись, сын мой, — ответил он смиренно. — Господь даст тебе веру. Я пробормотал: — Да он мне ее дал. Только церковь ужаснулась бы, увидев, что за веру мне дал Господь. . Святой отец, — сказал я, защищаясь, — уразумей, чтобы уверовать, как сказал блаженный Августин. Я вот стараюсь уразуметь, так что я истинный сын церкви! И всё подвергай сомнению, как сказал другой раввин. . . нет, сын раввина. — Я слышу знакомые слова, — произнес он печально, — но для меня темен смысл, который ты в них вкладываешь. . . — Я все лишь цитирую отцов церкви! — Но как цитируешь. .

Мне кажется, но это лично мое мнение, никому не навязываю, черная месса — это психологический откат любого здорового организма. Если вас кормить самыми изысканными пирожными, вам страстно восхочется погрызть хотя бы хвост самой дешевой селедки или кильки. Если давать слушать только симфонии — пойдете в конце концов на концерт хард-рока, а если всё будет пропитано ароматами дорогих французских духов, то в конце концов захочется понюхать говна. Человек — всё еще свинья, ну пусть обезьяна, и половые инстинкты руководят нами в большинстве поступков, однако церковь требует, чтобы нами руководила душа с ее непонятной духовностью, чтобы мы поступали всегда хорошо и правильно, соблюдали этикет, упорно учились, совершенствовались, ко всем относились как надо, а не как эти сволочи заслуживают, мыли уши и всегда улыбались. . . Некоторые выполняют эти предписания с энтузиазмом, большинство — с неохотой, но в любом обществе находятся те, у кого терпение рвется раньше. Вот они, не в силах опрокинуть всю церковь и всю пуританскую мораль, хотя бы изощряются на ее счет: сочиняют анекдоты про тупых и развратных попов, срут в лифтах, пишут в подъезде непотребные слова, разбивают лампочки, устраивают злые пародии на торжественные церемонии богослужения. . . Когда я смотрю на эти величавые шествия высших кардиналов церкви, что те же шаманы, только одеты не так смешно. . . хотя всё равно смешно, то и сам готов выкинуть что-то такое эдакое, чтобы снизить торжественность церемонии, ибо когда торжественности слишком много — это уже пародия на тех, кто в ней участвует. Черная месса — это неизбежная реакция наиболее чувствительных на чрезмерную помпезность официальной церкви. Всё-таки церковь должна обращаться к душам, как и было задумано, а не устраивать пышные церемонии, напялив на себя нелепые золотые робы, из-за чего становятся совсем уж похожи на тунгусских или папуасских шаманов. Но. . . как везде бывает, эти чувствительные только начали, посмеялись и отошли в сторону, а те, что попроще, но тоже тяготятся навязыванием высоких стандартов жизни, подхватили и начали развивать это явление вглыбь и вширь. В первую очередь, конечно, дали отпор церковной доктрине о духовности и непорочности: на черных мессах больше всего внимания уделяют, что и понятно, совокуплению всех и со всеми. . . Черную мессу придумали те, что хотели посмеяться над дикарской пышностью церковных обрядов, но такое начинание подхватили сперва ловкачи, что умеют выжать выгоду из любой кучки говна, а потом и наивные простаки, что всерьез поверили, будто от «Сатаны» получат блага куда быстрее, чем от строгого и требовательного Творца. Вот сейчас один за другим подходят к «Сатане» и, встав на колени, целуют в зад. Кто-то даже лижет, ну это за века не изменилось: и в третьем тысячелетии эти же люди целуют и лижут боссу задницу, только бы получить премию или повышение по службе. Вообще-то эта черная месса, при всей отвратительности всё же. . . не случайна. Сама церковь, создавая свои обряды, брала их из языческих, но выворачивала наизнанку, всячески очищая от всего плотского и мирского, тем самым как бы оставляя только духовное. Но духовного в языческих культах не было вовсе, потому церковные службы выглядят величественно только для забитого крестьянина из глухой деревни, а вельможа, которого золотом на рясах не удивишь, сразу же начинает втихаря посмеиваться. Ну нет там за пышностью одежд и слаженным хором такой же осязаемой духовности, как ощущаешь плоть в языческих культах! И, как следствие критического ума, возникла пародия на церковную службу, которая рассчитана на слепо верующих, а вот думающим там не место. Сейчас самая священная и могучая сила — церковь, потому пародируют ее, а когда мощь церкви ослабеет, а вместе с нею и почтение к ней, то эти черномессисты изберут новые мишени: патриотизм, демократию, политкорректность. . . Хотя нет, над этими можно смеяться в открытую, а для черной мессы нужно ударить именно по самому святому, запретному, охраняемому. Так Салмон Рушди высмеял и пародировал Коран, за что поплатился вечным бегством: награда в миллион долларов за его голову — тот же приговор инквизиции. . Черт, ну почему я такой злой? Ведь умом же понимаю, что не все сволочи!. . Впрочем, Господь тоже понимал, что не все в Содоме и Гоморре — пидоры, там были даже праведники, но всё-таки сжег на фиг. .

Но нельзя давать подлецам выигрывать. Иначе мир рухнет. Победа одного подлеца окрыляет тысячи других. Так они помалкивают и прикидываются приличными людьми, а если хоть один из них победит таким образом, то здесь такое начнется. . . Нет, зло должно быть наказано. В назидание! И для предотвращения, — повторил Торкилстон. — Да, это верно. . . хоть и жестоко. Не всё нужно понимать. Есть истины, которые нужно принимать. Да, слепо! Потому что мы — люди Сатана спросил с сомнением: — Я все ещё не верю, что вы способны на такую дурость. — Я человек, — ответил я гордо. — А человек способен ещё и не на такую Бывают случаи, когда и Сатана молится! — Сатана? — переспросил я с недоверием. — Ну да, — ответил он с неудовольствием. — Ради себя Сатана молиться не станет, слишком горд, но ради сохранения своего сатанизма или чего-то ещё для него ценного Сэр Светлый… вы что-то ищете? Я оглянулся. — Да. Где-то здесь посеял Разумное, Доброе, Вечное — никто не находил? Он раздражённо посмотрел по сторонам, ответил уже спокойнее: — Если давно, то лучше не искать. Народ не столько вороватый, как запасливый. Даже если не знают, что это, — все равно приберут и спрячут. У одной старухи, что померла в девяносто лет, столько всего нашли! И зеркальце, в котором можно видеть дальние страны, и зёрна, что вызывают дождь. … Это среди всякого хлама, старые люди обожают собирать всякое. Я отмахнулся. — Ладно, вдруг да взойдёт и на такой каменистой почве. Мне не так уж и жалко. Я добрый Думаете, ваша собачка его задавит? Впрочем, если у вас та собачка, о которой нельзя поминать к ночи, то она кого угодно задавит… — Зачем давить? — возразил я. — Знаете ли, сэр Растёр, я не понимаю ваших кровожадных мотивов. Мы не имеем права вот так взять и убить только за то, что он убивал людей. Мы представляем собой власть, а власть не может опуститься до унизительной мести. Он распахнул рот. — А что… что мы должны делать? Я пожал плечами, рыцари подъехали ближе и прислушивались, я объяснил с достоинством: — Мы должны его сперва арестовать… причём с соблюдением всех процедур, ибо и у преступника есть свои гражданские неотъемлемые права! А когда поймаем, стараясь не причинить ему вреда… и ни в коем случае никаких побоев, это нас унижает и вообще противозаконно… то передать на психиатрическую экспертизу, признать невменяемым и отпустить на волю… Он ахнул: — На волю? — Ну да, — ответил я с достоинством, — мы же демократы? Так при демократии всегда делается. Ну, а если у нас не совсем законченная демократия, то мы должны осудить его и держать в особой тюрьме… которую тюрьмой называть неполиткорректно, а лишь учреждением с ограниченным доступом и выступом. В этом учреждении постараться перевоспитать, чтобы на свободу — с чистой совестью, постараться дать ему хорошее образование и обучить важной работе… к примеру, управляющего замком или старшего над стиралыцицами белья. — Над прачками? — переспросил сэр Растёр совсем обалдело. Он шатался в седле, я опасался, что свалится под грузом демократических ценностей. — Да, — согласился я, сердитый на себя за то, что не сразу отыскал более короткое название. — Ибо, если преступник что-то совершает, то не он виноват в своём преступлении, а общество Мы всегда виноваты перед женщинами. Она спросила заинтересованно: — В чем?

— Недостаточно уделяем им внимания, — пробормотал я, надо как-то выпутываться, — женщину надо на руках носить… а на шею и сама сядет. Женщины — это наше все, как говорят… трубадуры. Без женщин жить нельзя на свете, нет, утверждают депутаты в казино… Словом, виноват, виноват, виноват Хорошая книга, — согласился я, — как красивая женщина — всегда потрёпанная если хотите жениться на умной, красивой и богатой — женитесь три раза. И вообще не пытайтесь понять женщину, а то, не дай бог, ещё поймёте Ничего не понимаю! Сколько с вечера ни пей, утром всегда пить хочется Помню, раньше таких слюнтяев называли в литературном эквиваленте вагинострадателями, их презирали, ибо мужчина должен быть твёрд, как гранит, прям, как луч лазера, и нечувствителен к окружающей среде, аки адамант, он же алмаз, по-нашему. Я себя так, конечно, не назову, мы для себя всегда находим оправдание, но все равно я обосрался даже в своих глазах. Я так поступать не должен. И ведёт меня сейчас не одухотворённая жажда знаний, а нечто такое, чему даже стыжусь подбирать название я вам скажу честно и прямо: мужчине, оказавшемуся наедине с женщиной, нужно быть осторожным, чтобы не быть изнасилованным. Только и всего Последнее слово за женщиной может сказать только эхо Скромность украшает, но оставляет голодным Вы пробудили во мне добрые чувства и теперь пеняйте на себя Вообще-то, если женщина злится, значит, она не только не права, но и понимает это А друзей обманывать нехорошо! — Да, — согласился я, — но церковь говорит, что когда нельзя, но очень хочется или когда очень нужно, то можно. Это называется ложью во спасение. — Лицемеры, — пробормотала она в спину. — Вся цивилизация — ложь, — ответил я нехотя. — Вся культура — ложь. Все манеры — ложь. … Но если соскрести с себя эту ложь, что останется Ваш простонародный юмор меня уже утомил. Это я не могу понять, чего вы им добиваетесь? — Взаимопонимания, — ответил я важно. — Ведь легче нести ахинею, чем бревно Возможно. Но это смех сквозь слезы. Я видел грандиознейшие битвы… Правда, они отгремели ещё до моего рождения. Победители наставили величественные монументы павшим, зажгли там Вечные Огни. … Однако о них вспоминают только в особых случаях. Да-да, когда им самим что-то надо. Тогда приходят сами и даже приводят детей… раз в год! А в остальное время никому нет дела до павших героев. Царствуют те, кто выжил. Не важно, как, какой ценой Женщина любит ушами, вспомнил, мужчина — руками, собака — носом, и только кролик — тем, чем надо Я сошла с ума, — шепнула она. — Мне нужно чтобы отец Киргелий наложил на меня тяжёлую епитимью. — За что? — Я поддалась зову плоти. — У тебя не было зова плоти, — ответил я шёпотом. — Зов плоти у тебя вызвал я, так что себя не казни. — Но я должна была противиться!… А я не только, противилась… Мы согрешили. Это было сладострастие,

— Нет, — прошептал я нежно ей в розовое ушко. — Нет. Церковь говорит верно, однако… Кого-то сладострастие может подмять и лишить разума, а кого-то никогда и никак. … Увы, мы оба из такого теста. Или из такой глины. Церковь против сладострастия, ибо, поддавшие ему, простые люди предают, грабят, убивают, лжесвидетельствуют. … Но сильные люди наслаждаются своей плотью без страха, что станут её рабами. Правда, и сильные не делают это открыто, даже не говорят, что нарушают церковные запреты… хотя на самом деле они не нарушают, там есть оговорка насчёт сильных духом. … Но перед простыми людьми приходится таиться, иначе и они восхотят таких же свобод, но у них нет воли сильных людей, потому простые в сладострастии сразу превращаются в животных Я всегда восхищаюсь людьми, которые искренне полагают, что вся вселенная вертится вокруг них, в то время как ясно же, что вертится только вокруг меня Умом понимаю, что любовь — это торжество воображения над интеллектом, но кто из нас живёт умом? Миром правит любовь, а она, как известно, слепа и зла Паладин в отличие от рыцаря служит не королю, а идее. Если для рыцаря естественно в перерывах между битвами с драконами и спасением принцесс уходить в загулы и предаваться разврату, то для паладина это немыслимо в силу его верности идее. Над ними и тогда смеялись те, кто сейчас ржёт над людьми идеи, над людьми честными, верными слову, сохранившими благородство души В детстве я был в восторге от романа Кретьена де Труа «Эрек и Энида», где рыцарь Эрек, женившись на Эниде, забросил щит и меч, проводил время в любовных утехах, пил и ел в три горла, занимался хозяйством, а вечером спешил в постель молодой и красивой жены. Но сама Энида устыдилась, что такой славный рыцарь прилип к её юбке, начала укорять его, и Эрек, опомнившись, снова вооружился и сел на боевого коня, после чего отправился совершать подвиги. Ему было хреново, когда пришлось выбирать между сладкой едой и тёплой постелью в объятиях молодой женщины, с одной стороны, и трудной дорогой сражений — с другой, но он сумел отказаться от сиюминутных земных радостей, доступных как простолюдину, так и любому животному, в пользу вечных и высоких радостей служения Высокому. Да, у него был выбор: остаться в роскошном замке, наслаждаться покоем и благополучием, принимать верных вассалов и жаловать им земли, пить, жрать и трахаться, но он выбрал путь защиты слабых, помощи униженным, путь борьбы со злом Я люблю её и не могу без неё жить. Она любит меня, и то, что назло друг другу трахаем других… нет, это даже не назло, мы оба стремимся защититься друг от друга, от этой напасти! А переспать с кем-то и сделать это явным для другого — разве не лучший способ убить чувство у другого? Да, это способ, но только если чувства мелкие и людишки мелкие. А сейчас мне ну абсолютно по фигу, что спит с виконтом, это её последняя попытка освободиться от той неземной мощи, что уже подчинила нас, что начинает швырять нами, как морская буря упавшей с корабля щепкой Осточертели чудеса!… Участливый голос, прорываясь сквозь помехи, произнёс негромко: — Кого удивит чудо — так это безбожника. — А если я от обезьяны? — Все равно с Божьей помощью, — строго сказал он и пояснил: — Чудеса не противоречат законам природы. Они противоречат лишь представлениям о законах природы. Увы, совесть и человек взаимозависимы: нет человека - нет совести, нет совести - нет человека. Но даже когда совесть есть, она все равно не уберегает от греха. Зато, проклятая, мешает получать удовольствие. Говорят, что находя богатство, теряете совесть. Находя женщину, теряете рассудок. Находя истину, теряете веру. Находя власть, теряете честь. И только потеряв все - находите свободу. Но я же не буддист, на фиг мне такая свобода? Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы. Это сказал мудрый Соломон, который сам сделал величайшую ошибку. . .

— Когда набрал много жен? Он отмахнулся: — Тогда мир был другим, а Господь не смотрит на такие мелочи. Человек должен выжить — вот главная заповедь Господа. А уже затем — стремиться прийти к Нему. А вот то, что Соломон других богов допустил в свою страну, — это недопустимо. — Царица Савская, — вспомнил я. — Все из-за нее. . . — Да. Она была язычница, и он, презрев свою истинную веру, разрешил ставить языческих идолов и возводить языческие капища. — Это называется политкорректностью, — объяснил я. — Соломон еще не знал, что это за гадость, но уже ввел ее в употребление. . . С него все это началось, с дурака. И кто его мудрым назвал? До сих пор ту дурь расхлебать не можем Я засмеялся: — Ну да, идеальный муж — это слепоглухонемой капитан дальнего плавания. Она грустно улыбнулась: — А про вас говорят, что никогда не рано поздно жениться. Так что мы квиты. В смысле, мужчины и женщины. . . в своих оценках друг друга. — Если верить этим оценкам, мужчины и женщины ненавидят друг друга! Я проглотил вертящееся на языке замечание Ларошфуко, что если судить о любви по обычным ее проявлениям, то она больше похожа на вражду, чем на дружбу. И вообще в голову сразу же лезут шаблонные сентенции вроде того, что глупые женятся, а умные выходят замуж, обручальное кольцо на пальце у мужчины означает — осторожно: женат, а у женщины — смелее, я все равно замужем, и подобная хрень, у нас у всех черепа заполнены такими готовыми мудростями Власть, собственно, и есть запатентованное насилие. Все лорды стремятся стать королями, считая, что именно их способ ограбления населения наиболее справедливый Красиво жить не запретишь. Но помешать можно. . Победа становится неизбежной, — сказал я скромно, — если для поражения не остается ни одного шанса. Настоящая свобода мысли возможна только в пустой голове, Время, проведенное с друзьями, не учитывается Богом, но учитывается печенью Если не удается решить проблему, — объяснил я, — нужно создать другую, которая отменит первую Вера, Надежда и Любовь вместе могут свернуть горы, если по отдельности пообещать на них жениться Любовь — великая вещь, но только для простолюдинов она все на свете. . . Нет, простолюдины и до любви не поднимаются, у них только секс, любовь — это уже этажом повыше, это привилегия среднего сословия, привилегия рыцарства. . . . . . Но я, мать вашу, паладин! А у паладина дело всегда выше любви, даже самой страстной и безумной. Овладеть и швырять, как щепку в море, любовь может только недостаточно сильного человека А люди в родстве с обезьянами, — напомнил я на всякий случай. — Господь Бог сперва сделал обезьяну, бета-тестовый вариант, а потом, убрав часть багов, уже выпустил релиз. Так что без особой нужды. . . не надо Что человек? Душа, обремененная трупом. А идея всегда живет дольше - Жизнь, сэр Ричард, имеет смысл лишь как задача или долг. Вы избрали путь мужчины. Легкой вам дороги

- ЛПР, - сказал я, - в моем королевстве так называют лиц, принимающих решение. Я вот сейчас ЛПР, то есть еще не гроссграф, но принимаю решения за правителя всей Армландии. Такие люди, как понимаете, тоже мишени, да еще какие! Так что не расцениваю покушение, как личное оскорбление или месть. Это просто одно из средств государственной политики - На роскошные ризы для епископов? - спросил я саркастически. - Чтоб золота и алмазов на рясе архиепископа было больше, чем на трех королевах? Он вздохнул. - Это не от стремления к роскоши, - произнес он грустно. - А из-за чего? - Чтобы быть вхожими в круг людей, вершащих судьбы королевств, - объяснил он. - На равных вхожими. - Зачем? Ах да, для пьянства еще и с королями? Он вздохнул и сказал нравоучительно: - Чьи одеяния великолепны, того и слова весомы, но кто бедно одет, словам того не придают значения. Такой наш мир, сын мой. С этим надо считаться. Многие не так почтительно выслушают совет, исходящий из уст человека во власянице, подвязанного простой веревкой, даже если тот человек - святой. - Вы даже не представляете, отец Дитрих, - ответил я, - как угадали. В моей стране каждый говорит с гордостью: «Вот такое я говно!», и всякий живет, как это самое говно. - Живет ли? - Живет, - подтвердил я. - И считают, что в говне лучше, чем в яблоке. - Чем же? - Мыться не надо. Он протянул: - Да-а-а, это серьезный довод. - У нас все можно объяснить и все оправдать, - сказал я тоскливо. - Это называется политкорректностью. Наша церковь по уши в этой дерьмовой политкорректное™. Хоть тут еще не сдается… Отец Дитрих, я знаю, что если не укреплять церковь ежечасно, она превратится в дом ряженых. И считаться с нею не будут. Но сам я укрепить ее не могу. Мне в Армландии нужны вы Ричард, вы прямо… гм… - Иезуит, - подсказал я. Он вскинул брови: - А кто это? - Отважный рыцарь, - сообщил я, - отважный, с пламенным сердцем, верный сын короны и церкви!. . Когда в одном из сражений потерял ногу, но выжил, он уже не смог садиться на боевого коня, но верное церкви сердце подсказало выход. Он создал особый рыцарско-монашеский орден, члены которого не обязаны носить монашеское одеяние, доспехи, даже посещать церковь… Короче говоря, девизом стало: «Все средства хороши, если ведут к вящей славе Господней». И этот рыцарский орден весьма активен. Завистники начали обвинять, что ради величия церкви и учения Христа не брезгуют никакими средствами. Мол, все нужно только чистыми руками, идиоты… Пусть скажут такое тайным спецслужбам! Но на данном этапе именно церковь является сосредоточением ума, мудрости и даже знаний, так что она вольна и даже обязана навязывать свои взгляды, свои вкусы, свое понимание сути всех процессов: как мирских, так и духовных - Я понял. Да, сын мой, ты весьма умело кое-где передернул, словом, переиграл наших святых отцов. - На их же поле, - уточнил я. - Это политика. Ее привычно называют грязной, но мы-то знаем, что политики другой не бывает. Во-вторых, если результат, как говорится, светлый, то мне плевать, как он достигнут. И другим плевать, но вслух возмущаются, мол, ай-яй-яй, как можно, это же нехорошо, это же иезуитство! - Вот меня часто упрекают, что либо цифры попутаю, либо повторю что-нить два раза… а то и три! Отец Дитрих, вы ж говорили как-то, что в Зорре целых десять тысяч жителей! Он кивнул, в глазах оставался вопрос:

- Да. Но что… - А потом вы сказали, - произнес я с торжеством, - наберется триста-четыреста душ. Он снова кивнул, лицо стало грустным: - Все верно, сын мой. Все верно… Я умолк, смущенный. Вот уж не думал, что даже здесь так хреново, а что уж тогда говорить про земли дальше к Югу. Там вообще чистой души не найдешь, а все прожженные, подлые, дырявые, черные, продажные… Уж не говорю про вообще бездушных людей. - Да, - пробормотал я, - это будет бой!. . Прошляпили, потеряли, теперь надо отвоевывать обратно. Самая главная битва всегда за души, а тут мы не просто разбиты, а отступаем в беспорядке… Надо быстро перегруппироваться, отец Дитрих, и - снова в бой!. . Вообще-то я обожаю женщин, только терпеть не могу их общества. - Общество изобрело три способа держать людей в рабстве: насилие, деньги и свобода. Он вскинул брови, в глазах безмерное удивление: - Сэр Ричард! Вы серьезно? - Как никогда более, - заверил я. - Но как… свобода… может… - Это самые тяжкие оковы, - сообщил я таинственным шепотом. - Как для людей знатных, так и для последних простолюдинов Все-таки для мужчины должно быть нечто повыше, чем даже самая прекрасная на свете женщина - Легкомысленная женщина обманет вас легкомысленно, - сказал я маркизу дружески, - а серьезная обманет серьезно. Вы как предпочитаете Неискренняя женщина до неразличимости похожа на искреннюю женщину, я со своего места пытливо всматривался в леди Франку, и гадал, что же она думает на самом деле. И хотя мужчины утверждают, что у женщин нет логики, но это так, треп, на самом деле логика есть, только очень уж простенькая, как у богомола или сороконожки. Плюс ее законы постоянно меняются. Потому влюбленный мужчина нередко выглядит дураком, влюбленная женщина - никогда – Да как ты, дерзкий… Она поперхнулась от великого возмущения. – Посмел? – догадался я. – Леди, я – христианин! Дело не в дерзости, хотя, конечно, каждый из нас с большим удовольствием признается в дерзости и даже хамстве – это так круто и по-мужски! – чем, скажем, в грамотности, но, как сказал Константин рыбачке Соне как-то в мае, дело, кажется, не в том. Христианское мировоззрение, леди, изначально рыцарское! Конечно, уютно жить в языческом абсолютно предсказуемом мире, когда все впереди известно, просчитано, когда тебя ведут за ручку… Даже когда ведут на плаху, все равно человечек не трепыхается, все, мол, заранее было записано в Книгу Судеб!. . Но, леди, христиане – гордый народ. Мы не хотим ходить по кругу, как ослы на мельнице. Не желаем, чтобы все впереди было кем-то предрешено… это… это оскорбительно, наконец! Она права, пророчества – для слабаков. А я не слабак… в глазах всех моих рыцарей. В их глазах я несокрушимый орел и лев рыкающий, а что на самом деле я вообще-то трусоватый и вечно неуверенный кролик – это секрет, это мое личное. Человек – это то, кем себя показываешь, а не то, что есть на самом деле. На самом деле все мы – куски дерьма, это если хорошо вдуматься и всетаки признаться, но если будем вести себя достойно, то вся говнистость во временем переплавится в большой и сверкающий алмаз. При определенных условиях – Тот, кто верит в приметы, в предсказания, предначертания и прочую лабуду, этот человек – не христианин! Вот так, не христианин. Он даже не сатанист, ибо те тоже знают, что человек свободен и сам определяет свою судьбу. Так вот, политик должен иметь чистое сердце, ясный ум и руки по локоть в говне.

У правителя должно быть чистое сердце и благородные помыслы, хитрая изворотливая душа и руки в крови. Правитель должен сочетать в себе идеалиста, мечтающего построить на земле совершеннейшее государство, где все будут счастливы, и хладнокровного мерзавца, который ни перед чем не остановится, чтобы этого достичь К тому же в моем политкорректном королевстве вообще не говорят "дурак"… Она полюбопытствовала: – А как? – Человек с гуманитарным складом ума! – объяснил я Дураки – бесстрашны. Еще говорят, колесо истории крутят дураки и мошенники. Они правят миром!. . У тебя голова еще не кружится А я давно усвоил, что мужчины, которые относятся к женщинам с наибольшим почтением, редко пользуются у них наибольшим успехом. А старость - это когда уже не ждешь от жизни ничего хорошего, а она от тебя - ничего плохого… – Я весь из слабостей. Нет, я верен старому принципу: чем меньше женщину мы любим, тем больше денег в кошельке. – Чем меньше женщину мы любим, - возразила она наставительно, - тем крепче вырастут рога! – Это мне, к счастью, не грозит, - ответил я. - Я человек простой, медвежий, медвежиный. Все эти «чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше она нас…» для меня слишком сложно Он смотрел с недоумением, потом ухмыльнулся и сказал почти весело: – Источник нашей мудрости - наш опыт. Источник нашего опыта - наша глупость. А если маркиз считает себя дураком… гм… даже большим дураком… Он сделал многозначительную паузу. Я кивнул. – Все верно, у меня великое будущее Только нищие никому не нужны Шутка - как стрела: ей мало быть острой, еще надо попасть в цель Я знаю, что на острые вопросы безопаснее давать тупые ответы, и, как верно сказал тот ваш соратник, что ничто так сильно не укорачивает жизнь, как длинный язык Гугол, ты же знаешь, умную мысль и силой не затащить в тесный череп, упирается, дура, а всякое говно само щели находит, выбрасывать не успеваешь… Про великую расу троллей - из той же оперы. Древние тролли и укры - самое то, чтобы и безголовые чувствовали национальную гордость - Один из лордов моего королевства сказал, что прелесть любовных утех сильно преувеличена: позы нелепые, удовольствие кратковременное, а расходы просто дикие. - Встретил красивую, - пробормотал я, - оказалась еще и умная… Даже не знаю, сразу ли утопиться? Это херня, что только Иисус Христос был сыном Божьим. На самом деле мы все - сыны Божьи. Всем нам Бог вдохнул душу, то есть часть себя, свою божественность, так резко отличающую от животных, у которых души нет. Но только немногие из нас хоть иногда вспоминают, что мы Божьи дети, да и то стараемся забыть: такое обязывает, а вот быть скотом… о, такой кайф! Иисус слишком уж напоминал, кто мы есть, а это значит, что уж и посвинячить нельзя, ходи всегда с прямой спиной, доброй улыбкой и твори только добрые дела. А вот украсть, убить, даже к чужой жене сходить - этого ни-ни! Скоту можно, а сыну Божьему - нельзя. Через столетия придумают сказать себе в оправдание, что мы произошли от обезьяны, а то и того хуже: от самого Фрейда. Человек, по Фрейду, - скот от кончиков ушей и до пят, потому ему можно все, что и скоту, но во

времена Христа такого оправдания еще не было, потому обличаемые Христом пришли в ярость от стыда и злости, что правдой - прямо в глаза, и быстро убрали это напоминание с глаз долой. Но это там и тогда. А появись Иисус сейчас и здесь, на Юге, его бы и слушать не стали, сразу бы распяли, не дожидаясь ни Пилата, ни Каифу, ни судебных заморочек - Ваше Величество, - сказал я с неудовольствием, - вы же сами понимаете, что ни один мужчина, который должен сделать что-то важное в этом мире, не имеет времени и денег на такую долгую и дорогую охоту, как охота за женщиной! - Нет, сэр Ричард, это ваши формулировки. Особенно меня поразило ваше определение Отечества… Это то же самое государство, но когда нужно послать массы людей на смерть, оно уже Отечество! Растер пробасил гордо: - Мы же рыцари! Я ответил со скорбным вздохом: - Я ведь этот, как его… политик, мать вашу… Все средства хороши для величия державы. Даже такие грязные, как демократия и политкорректность, если это позволяет быстрее развиваться, укрепляться и вбивать другие страны в землю по ноздри… лучше всего экономическими методами. - Леди, оставьте эти рыцарские штучки. Женщины - ближе к природе, им должно быть важнее другое: кто победил, уцелел, выжил. Мне самому такое противно напоминать, но скажу: чаще бывает, что честные и отважные герои полягут в битве, а сбежавший подлый трус возвращается и брюхатит их овдовевших жен! Таким образом герои лишаются бессмертия даже в детях, зато потомство труса определяет развитие цивилизации - Ну, Зигфрид, ты меня удивляешь! - ответил я раздраженно. - Будто не знаешь: стоит женщину выпихнуть из комнаты, как ссора между мужчинами тут же затихает! Эти двое устали от бессмысленной и кровавой войны, но гордость, гордость!… А тут я изымаю предмет спора, драться уже не из-за чего. Будут зализывать раны, громко и во всеуслышанье обвинять меня, доказывая всем, что, не вмешайся я со своим войском, они бы еще показали… но останутся лояльными подданными Сиськи – лицо женщины. Но если она личность, то даже размер сисек как-то уходит на другой план. Женщину начинаем ценить за то, что у нее выше женщины! Как и нас ценят не за то, какой размер у нас в штанах… Господи, мы даже жеребцов ценим за их силу, выносливость, скорость, а уж людей? В леди Беатрисе меня поразила сила духа… в такой маленькой и хрупкой женщине дух, как у исполина! У меня душа рвалась… и до сих пор капает кровью, когда это хрупкое существо сталкивается с трудностями и преодолевает их сама, не желая быть в роли всего лишь женщины, игрушки в руках сильных мужчин! Только такие достойны любви и восхищения. А те, которые просто женщины… Ну, не знаю, для гаремов разве что Но пока давай руководи. Понимаешь, из тех, кто рвется руководить, не всегда получаются эти… руководители Вообще-то, сэр Ричард, вы, как вижу, несмотря на молодость, зверь уже битый, птах стреляный… Я имею в виду, в женских делах. Кто не горел в этом огне, кто не страдал, чье сердце не рвалось от горя, тот еще не мужчина. А я вот совсем недавно понял, что гораздо легче любить всех женщин, чем одну-единственную. И сразу стал счастлив! И все женщины меня любят. – Удобная позиция, – согласился я. – Могу поделиться, – предложил он. – Совсем не жалко. Ни одна женщина никогда не видит того, что мужчина делает для нее, но очень хорошо видит то, чего для нее не делает. И ходишь всегда виноватый Я спросил, поддразнивая: – А как же любовь? – Если женщина тебя любит, – ответил он мрачно, – то, в сущности, тот, кого она любит, – не ты. Но тот, кого она больше не любит, – именно ты. Меня это в конце концов добило… Когда я понял, что любимая женщина – это та, из-за которой у тебя всегда болит сердце, я понял вашу мудрость, что любите только своего коня и собаку.

– Настоящая женщина, – произнес он четко, – верная женщина. Все остальные – подделки. но мужчина, если он мужчина, твердил я себе, красив даже со спущенными штанами, нечего лихачить, нам нужна победа, а красивой ее все равно сделает победитель. Я повис на руках, еще раз свистнул и разжал пальцы – Да, – ответил я четко и посмотрел бестрепетно, твердо и прямо, мол, от этого не отступлю. – Для Господа с его высоты мы все на одном уровне, как муравьишки. Он не отличает, кто выше, кто ниже, кто на коленях, кто на коне. Для него равны императоры, простолюдины и даже нищие. Потому колени надлежит преклонять только перед достойными того женщинами, уж они такое заметят, оценят и отблагодарят, а перед Господом склоняем только головы! – Я не раб Божий, – возразил я, – а рыцарь Божий! И следую за Господом по своей воле. Это гораздо достойнее, чем быть рабом, которого тащат на веревке. И вообще, отец Ульфилла… Леди Лоралея, я адекватен к миру, в котором живу. В политике чистые руки – редкость, горячее сердце – роскошь, а холодная голова – только после того, как ее срубят Женщины вообще-то работе мешают всегда. Одни больше, другие меньше. Те, которые мешают меньше, считаются хорошими понимающими женщинами, их охотно берут в жены. Говорят, есть женщины, которые вообще не мешают мужчинам заниматься делом, но эти слухи в том же ряду, где фениксы, Царство Божье, живая вода и молодильные яблоки Мужчина – не мужчина, если не занят делом. Та самая женщина, что всячески отвлекает от дел, будет презирать, если мужчина в самом деле начнет от них отвлекаться – Нет-нет, – сказала она, смеясь, – вас ждут великие дела, мой властелин! Для мужчины важнее не «хочу», а «надо». – Ох, – сказал я с досадой, – теперь понимаю, что женщины вдохновляют на великие дела, которые сами же и мешают вершить! – Всякий человек, начиная свой день, ставит в заложники свою душу! А к концу дня либо освобождает ее, либо обрекает на погибель. Зная эту истину, как я поступлю? – Я уже в том возрасте, – произнес он с легким смешком превосходства, – когда согласие женщины пугает больше, чем отказ. А вот вам труднее – Даже умнейший и мудрейший из людей написал сперва «Песнь Песней», прекрасную вещь… – Слыхал, – ответил я вежливо. – Там что-то про сиськи, верно? – А потом, – продолжал отец Дитрих невозмутимо, словно и не слыша, – он же написал мудрые и философские «Притчи». А уже в конце жизни создал бессмертного «Екклесиаста»! Как точно очертил, сам того не осознавая, всю нашу дорогу! Растер спросил с недоумением: – Это как? – В молодости, – объяснил отец Дитрих, – все мы слагаем песни о любви и женщинах. Став постарше – изрекаем сентенции. В старости говорим о суете жизни. Я промолчал. Одной старости мало, помимо ее срабатывает еще и ученость, мудрость или, как ее ни назови, интеллигентность. Отец Ульфилла, к примеру, не напишет ни «Песнь Песней», ни «Притчи», ни о суете жизни. Он вообще не знает, что такое любовь или мудрость, он уверенно строит Царство Божье на земле. И всякого, посмевшего мешать, без колебаний отправит в ад, будь во время строительства отцу Ульфилле двадцать лет или семьдесят. Фанатики с возрастом не становятся мягче. Растер шумно поскреб в затылке, словно точильным камнем потер о начавший ржаветь шлем. – Это от погоды, – заявил он. – Или от сезона. Весной, к примеру, даже сапог сапогу шепчет на ушко что-то нежное. И таким становишься… куда и мужество девается!

– Мужества не существует, – произнес отец Дитрих грустно, – есть только гордость. Потому многие готовы скорее умереть, чем подумать! Собственно, так оно и выходит. Читайте чаще Святое Писание, сын мой. Там есть все ответы Я стиснул челюсти, но смолчал. Граф Ришар еще не знает, как и никто еще не знает, что самым худшим правлением бывает только то, где у власти оказываются высокодуховные и высоконравственные люди. Никто не станет отрицать, что французскую революцию совершили наиболее чистые и честные люди, заботящиеся о благе народа. Сейчас все меньше народа отрицает, а потом, когда страсти улягутся, вообще никто не будет отрицать, что революцию в России совершили честные и нравственные люди, а коммунизм самозабвенно строили для счастья всего человечества. Что получилось, знаем. Так что самое лучшее правительство – из жулья, циников и пессимистов. Такое правительство обычно терпимо и гуманно, зная, что все люди – сволочи, а главное – не ставит перед обществом грандиозных до невыполнимости задач. Вообще-то я оптимист, но слыхал о дедушке Фрейде с его научной теорией, что люди – свиньи и только свиньи и ничего, кроме свинства, в них вообще нет. Если бы о Фрейде знали Марат и Робеспьер, их кровавой и бессмысленной революции не свершилось, а с нею – никаких термидоров. Слыхали бы о нем Ленин и Сталин, коммунизм даже не пытались бы строить, просто пограбили бы богатых и на том отвели свинские души, и сейчас бы рубль, а не доллар, являлся мировой валютой. Так что мне надо, помня про отдельные светлые личности, а также благородное рыцарство, ставку делать все же на простую серую массу с ее приматом желудка, гениталий и наплевательства на все высокое Лоралея – настоящая женщина еще и в том, что ее не привлекают отважные красавцы, что умеют лихо драться на дуэлях, прыгать из окна прямо в седло верного коня, а еще могут выпить любое количество вина не пьянея. Настоящая женщина смотрит в корень, а корень всегда в толстом бумажнике, счете в банке, своем деле, владении обширными землями. Такой мужчина всегда красив, умен, талантлив и обладает безукоризненными манерами, даже если ширинка расстегнута и рукав в коричневом. Никакого притворства, да я и сам понимаю, что профессор всегда умнее и значительнее студента, как бы тот ни хвалился лихостью и умением обмануть профессора, а лорд лучше красавца конюха. Уже тем, что он не конюх, этого достаточно. А если ты чего-то стоишь – сумей из конюхов выбиться в лорды! Умом, отвагой, дерзостью, безумным риском А она, как нормальная женщина со здоровыми инстинктами, должна принадлежать и принадлежит сильнейшему – Дуракам можно навязать любые вкусы и мнения, – возразил я. – Императорам, королям и вообще тиранам необходимы тайные службы из шпионов, убийц, палачей и провокаторов. Вы согласны? А раз так, то власть имущие сумеют со временем профессию шпиона и соглядатая представить, как самые что ни есть героические! Это, чтоб в них стремились, чтоб у королей был выбор… Ладно, это во мне видение ложного будущего заговорило. Простите, отец Дитрих… Конечно же, такого извращенного и циничного общества просто не может существовать в природе – Как нет пользы от колец в ушах для дикого осла, – проговорил он задумчиво, – так нет пользы от женщины с важной осанкою, если лукава в словах своих, лишена мудрости, словоохотлива и многоречива. Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны Победит вот тот с разорванным ухом, она пойдет с ним на левый холм и будет считать, что левый холм – самое замечательное место на свете. Почему? А как иначе, ведь сюда ее привел ее муж и повелитель, а он – самый лучший, все знает и умеет. Если же победит другой олень – пойдут на правый холм. Или в долину, неважно. И везде самочка будет безмятежно уверена, что лучшего места не бывает. По той же причине. Я даже не знаю, нужны ли самочке вообще хоть какие-то мозги, если за нее все решают самцы. Может быть, секрет в том, что Лоралея моментально принимает взгляды того самца, который ее завоевывает, тем самым доказывая ей, что – самый могучий, самый сильный и вообще самыйсамый?

– Как думаете, святой отец, всегда ли женщина – зло? Или от них бывает хоть иногда и польза? Отец Дитрих сказал со вздохом: – Помню, когда я был молодым, подслушал разговор двух престарелых настоятелей… Один спрашивает другого, святой отец, вы когда были в последний раз с женщиной? Тот отвечает: полгода тому. А я, отвечает второй довольно, два года! Тьфу-тьфу, не сглазить бы!. . Ушли, посмеиваясь, а я остался в недоумении: дураки, чему радуются?. . Теперь понимаю. Я посмотрел исподлобья. – Я и теперь не понимаю. Он вздохнул. – Понимаете. Другое дело, не принимаете – А почему, мой лорд, ты ему не укоротил язык еще раньше? Я ответил со вздохом: – На мысли надо нападать с другими мыслями. На идеи не бросаются с обнаженным мечом. А подходящей, чтобы срезать этого гада, увы, у меня нет – Скромность, – услышал я шепот барона Альбрехта, – добродетель слабых. Она украшает только тех, кому больше нечем себя украсить – Сын мой, – сказал он со вздохом. – Ни разу не упасть – не самая большая заслуга в жизни. Главное – каждый раз подниматься. Если человек ежедневно начинает борьбу с собой, чтобы жить праведно, и… проигрывает, он все равно стоит многого! Ты считаешь праведниками тех, кто безгрешен?. . Кто и был безгрешен? Но разве Иисус не сказал, что ему дороже одна раскаявшаяся блудница, чем сто девственниц? Безгрешным можно быть по множеству причин!. . Вон животные все безгрешны… – Сын мой, – произнес он трудным голосом, словно еще не решался говорить мне ужасающую правду, что может ошеломить дитятю, – даже в моем возрасте все еще борюсь с дьяволами в моей душе! Когда был моложе, было труднее. И соблазнов было больше, и сам я был слабее. Скажу только тебе, что бывало… да, бывало… срывался. И в такие бездны… но находил в себе силы выкарабкиваться. И всякий раз становился сильнее. То же самое со всеми святыми и подвижниками. Да-да, в подвалах Ватикана хранятся подлинные их жизнеописания, а не те, о которые рассказываем народу!. . Простому народу нельзя всю правду, он обязательно выбирает лишь самое гадкое, что вроде бы служит оправданием и его гадостной жизни… Скажи правду, что святой Симеон сорок лет был разбойником, грабил, бражничал, чревоугодствовал и распутничал, даже насиловал – в народе запомнят только это и будут ликовать, что и они такие же! А вот то, что Симеон потом раскаялся, заставил своих людей принять веру Христа, сорок лет охранял дороги и защищал паломников, за что и был брошен живым на съедение львам, этого простой народ постарается не запомнить… – Господь дал человеку свойство забывать горечь и страдания, но помнить уроки. Я взмолился: – Отец Дитрих! А нельзя ли как-то закодироваться от соблазнов? Ну, если не от соблазнов, это чересчур, то хотя бы от дуростей?. . А то соблазн на полчаса, а потом неделями страдаешь. Вот уже на стены бросаюсь, ибо самому стыдно… Да хорошо бы на стены, а то и на людёв. Тоже мне, отец народа! – Вот-вот, – произнес он с великим сочувствием. – Ощутил, что отвечаешь не только за себя?. . Простые люди не знают соблазна. Точнее, их соблазны настолько малы, что бороться с ними просто. Конечно же, тебе труднее, сын мой. Но тем выше и твоя победа. Я пробормотал жалко: – Помню в детстве… мой дядя пил по черной. Неделями не просыхал! В животное превращался. А потом, устыдившись и пряча от всех глаза, работал с утра до ночи, а то и ночи напролет, все восстанавливал, выплачивал долги и всякий раз клялся, что больше вина в рот не возьмет… Я что, в дядю? Отец Дитрих перекрестил меня снова. – Ты сорвался по мелочи, сын мой. И сразу пришел в себя. Но бывает, человек держит себя в святости многие годы… Хорошо? Хорошо, даже замечательно. Но, бывает, срывается уж очень надолго. И падает в такие бездны, что не всегда удается и выбраться. В нашей истории такое бывало

с великими людьми. Обычно это засекречено, мы стараемся стереть отовсюду эти имена. Одно дело, когда великие злодеи раскаиваются и становятся на путь истинный, но другое… Для людей нужно отбирать только положительные примеры. – Да и то, – согласился я, – свинья норовит в грязь. Спасибо, отец Дитрих. Ладно, раз гуманитарной помощи со стороны не будет, а только добрые пожелания демократических перемен, буду стараться сам… Хотя я все-таки свинья. – Так вот, – сказал я, – чтобы Господь снова не разгневался, надо самим чиститься. Вспомните историю Содома и Гоморры! Были такие просвещенные и свободные города. Там жили люди, тролли, гоблины, все были счастливы. Совокуплялись, не зная никаких запретов, совокуплялись не только с троллями и гоблинами, это еще бы куда ни шло, но от гоблинов рукой подать до вовсе животных, до коз, свиней… Словом, Господь решил уничтожить эти города, как рассадники разврата. И тогда праведник Авраам взмолился: Господи, но не все же там такие испорченные!. . как же ты погубишь из-за них и невинных?. . Барон спросил с интересом: – Ну-ну, и что дальше? – Господь ответил, – сказал я, – хорошо, отыщи сто праведников, и я пощажу город. Авраам пошел по городу, но везде блуд, срам, воровство, прелюбодеяние, грабежи… Отчаявшись найти сто праведных, он взмолился снова: Господи, а если я отыщу пятьдесят человек, пощадишь?. . Пощажу, ответил Творец. Снова пошел Авраам по городу, но, увы… Взмолился снова: Господи, а если я отыщу десять человек, пощадишь?. . Грозно прогремело в тучах, молнии засверкали, устрашив Авраама, но голос ответил: пощажу! – И что? – Снова пошел Авраам и… не смог отыскать даже десятерых. Хотел было спросить насчет пятерых, но язык не повернулся, потому что пятерых смог бы набрать среди своих: его племянник, жена и четыре его дочери, но это было бы нечестно. И тогда Господь сказал: ну, раз обгадился, то бери племянника, его семью и пусть дуют из города. Лот с семьей ушел, а на оба города пролился огненный дождь. Понятно, уничтожил дотла. Господь долго терпит, но больно бьет. Сейчас на том месте смоляное море. Барон молчал в задумчивости, после паузы сказал невесело: – Значит, Господь даже праведников не пощадил… – Праведники тоже виноваты, – сказал я раздраженно. – Почему не протестовали? Почему жили среди такого разврата? Почему каждый день не выступали на площади против?. . Но, возвращаясь к нашим баранам, скажу, что мы, очищая города этого королевства от скверны, тем самым спасаем их жителей от огненного дождя с небес. Мы истребляем немногих, выборочно, а Господь, потеряв терпение, уничтожит всех А прогресс такая штука: согласного ведет, несогласного тащит, да еще и пинками, пинками… Вы сами выбираете, идти вам самому или быть тащимому. сказал громко: – Военное время – жестокое время. Кто не спрятался – я не виноват. – Что-то случилось? – повторил он. – Дерусь, – процедил я. Он обеспокоенно огляделся – С кем? С демонами? – Еще с какими, – процедил я злобно. – С преждевременной терпимостью… с толерантностью… политкорректностью, мать их за ногу… да о крепкое дерево… Он отступил на всякий случай, чтоб не задело в драке с незримыми существами, у которых такие грозные имена. – Могучие твари?. . – Еще бы, – буркнул я. Он покачал головой с уважением и страхом. – Наверное, просто ужасные?

– И живучие, – согласился я, тяжело дыша. – Отрубишь одну голову, другая отрастает! Дураков на свете много, а хуже всех – грамотные идиоты… Но, шалишь, у меня хрен выпросишь уважения к чужим ценностям. Мы – самые лучшие, все остальные – говно! Рыцари встревоженно посматривали в нашу сторону, не часто глава похода в такой ярости без видимой причины, по одному поднимались, осторожно подходили ближе. Макс встретился со мной взглядом, вытянулся и сказал с жаром в юном голосе бывалого воина: – Во имя Господа!. . Кто не с нами – тот против нас! Я отдышался, хотя сердце еще колотится, как будто взбежал без остановки на Эверест, оглядел всех зло и решительно. – Рыцари!. . Люди!. . Нас послал сам Господь для спасения мира и рода человеческого!. . Если не выжечь огнем нашего праведного гнева эту гниль и нечисть, то Господу ничего другого не останется, как снова уничтожить род людской… но на этот раз уже огнем, как и было предсказано!. . Потому мы, уничтожая без всякой жалости еретиков и отступников, спасаем весь мир, всю цивилизацию, все наши ценности, что дадут великие всходы! Это в детстве я был тем дурачком, который полагал, что в монастыри уходят бездельники. Дескать, молиться проще, чем работать. Да, монахи не любят работать, да и кто любит, но… вот, к примеру, все первые железные мельницы в Германии, Дании, Англии, Южной Италии – построены цистерцианцами, то есть монахами этого ордена. Некоторые монастыри, как уже не раз вспоминал из школьного курса истории, специализировались на выведении новых сортов пшеницы, капусты, гороха – привет Менделю! – некоторые лучше всех умели строить плотины, а были и такие, кто первыми подхватили идею железных дорог… кстати, отыскать бы здесь таких, я бы их всех поставил инженерами. Но, увы, неумолимая логика событий привела к тому, что веду железную орду завоевателей, за нами все горит, мечтаю о культуре и процветании, даже о политкорректном и толерантном обществе, но в то же время сравниваю с землей храмы иных религий, попутно истребляя обслуживающий персонал, изгоняю троллей, гномов и прочих, что разрушают монолитную человеческую культуру. Отец Дитрих вздохнул и сказал кротко: – Благословляю вас, дети церкви, на славные дела служения… Он запнулся, подбирая слово, ибо, глядя на свирепые лица Растера, Митчелла, да и другие хороши, нужно подбирать иные слова, чем «высокие помыслы» или «духовные искания», я пришел на помощь: – …культуре и прогрессу! Наверное, я достал всех уже с этой культурой и прогрессом, мелькнула мысль. Никто еще не понимает, что хоть и ерничаю над самим собой… но, горький парадокс, если вдуматься, в самом деле принесли на острие мечей и копий культуру и гуманизм. Культура теперь вообще что-то непонятное, в моем «срединном» королевстве даже дикарские обряды индейцев признали высочайшей самобытной культурой и законодательно обеспечили ей поддержку, чтобы не уступила, не дай бог, цивилизации. Кортес бы в гробу перевернулся от такого попирания христианских ценностей. Но в моем железоблещущем войске не политкорректные идиоты с размягченными мозгами. Понимаем, что культура не ограничивается искуснейшей резьбой по дереву или металлу. Когда я вижу эту резьбу на ритуальной маске жреца и на его ноже, которым он вспарывает на жертвенном камне грудные клетки живых людей и достает еще трепещущие сердца, я разобью вдребезги ритуальную маску… ах-ах, какую ценную для культуры, сломаю нож, а самого жреца рассеку пополам, как делал это великий и благородный Кортес, кстати. Культура – это нечто иное, чем строительство пирамид, тончайшая скифская работа с украшениями, выделка изумительного шелка и умение получать два урожая в год. Я сам не могу толком сформулировать, что такое культура, молодой ищщо, но спинным мозгом чую, что мои неграмотные рыцари по культуре выше, чем знающие древние письмена жрецы, приносящие в жертву сотни людей. И вся так называемая культура королевства Сен-Мари должна быть уничтожена. Я ее приравниваю к плесени в пробирке, что тоже культура. На обломках чужих храмов мы выстроим настоящие христианские святыни! С нами Бог! Остальные пошли на хрен

– Да, я согласен, власть развращает. Однако именно отсутствие власти развращает абсолютно! – Свобода тоже развращает, – сказал он строго, – а абсолютная свобода развращает абсолютно! И превращает в скота. – Это все круглые дураки за столом, или я один такой умный на всем свете? Если абсолютная власть развращает абсолютно, то как же быть с Господом Богом? – Скромных людей не бывает, – ответил барон серьезно. – Просто некоторым нечем хвастаться. И вообще даже самый скромный человек думает о себе лучше, чем думает о нем его лучший друг. Отец Дитрих еще не встает, но послал священников закрепить победу и выжечь остатки… гм… искушения, что ли. Он говорит, что соблазн – это духи, их вдыхаешь до тех пор, пока не захочешь иметь весь флакон. Потому нужно разбить все флаконы, а духи вылить в сточную канаву. Я сказал вяло: – Искушение – самый строгий экзаменатор нравственности. Увы, я слаб, потому отец Дитрих прав: крепкое вино надо в унитаз… в смысле, в выгребную яму. Словом, лучше избавиться от искушения, чем с ним бороться. Ты сам видишь, знание – сила. Молодые и здоровые дурни гибнут, как мухи, а у магов даже старичье выживает среди сплошной резни. Ты хоть еще в цвете лет, а я знал одного старого пердуна, песок сыпался, точно вроде бы погиб при захвате замка, хоть никто его мертвым и не видел, а потом я встретил живехонького и крепенького у той же хозяйки и за тем же занятием! Будто ничего и не случилось. Как с гуся вода Вообще я считаю, да и вы это знаете, что основное оружие женщины, которым завоевывает любого мужчину, – смотреть на него с восторгом и поддакивать. Сэр Ричард, вы вот так и поверили женщине? Нам нельзя верить, даже если говорим чистую правду! Велико ли, мало ли зло, его не надо делать. Но если оно на пользу Отечеству, а Отечество у нас переносное, оно в наших знаменах, то это уже и не зло, потому что зло бывает только в отношениях между людьми, а между народами называется иначе. Я формулировал для себя эту мораль политика и общественного деятеля. – Да, – согласился я, – усердных у нас называют ботаниками. Хотя именно ботаники потом меняют мир, а крутые им коней чистят. – Говорят, – сказал я, – на свете есть лишь одна женщина, предназначенная тебе судьбой, и если не встретишь ее, то спасен. Но для меня была заготовлена судьбой не одна, а сразу несколько женщин… Он поинтересовался осторожно: – И как? Я ответил со вздохом: – Сама же судьба, брезгливо убедившись в моей слабости, и отняла их одну за другой. – Значит, – заметил он почтительно, – готовится от вас потребовать очень серьезное. А женщина только бы мешала. – Боюсь и подумать, что от меня могут возжелать. – Основная идея, – ответил я неспешно, – всегда должна быть недосягаемо выше, чем возможность ее исполнения, не так ли? Но вы доказали своим вторжением, что бескомпромиссность… гм… тоже немалая сила. – Не просто немалая, – поправил я. – Молодость всегда бескомпромиссна. Компромиссы убивают силу!. .

– Нет более опасного оружия против черта, чем чернила и книгопечатание. Когда-нибудь окончательно сживут его со света! На каждую дрянь, стукнуло в черепе, найдется защитник. Даже много защитников. И чем больше проходит времени, тем защитников больше. Колумб уже во время второго путешествия обнаружил пиршество людоедов на острове Гваделупа в Малом Антильском архипелаге. Но это были цветочки: конкистадоры в Мексике не поверили глазам, наткнувшись на культ смерти государства ацтеков. Массовые человеческие жертвоприношения, ритуальный каннибализм и вампиризм были главной частью религии. Индейцы не просто истребляли мирных белых переселенцев на Дикий Запад. Они зверски пытали захваченных, вспарывали детям животы и набивали камнями, заставляли связанных родителей смотреть на их мучения и смерть, они сладострастно наслаждались зверскими пытками. После увиденных кровавых ритуалов Кортес посчитал своим нравственным долгом уничтожить эту цивилизацию. Но прошли десятилетия, и вот уже гребаные и, как обычно, малограмотные правозащитники перевернули все с ног на голову и объявили конкистадоров грабителями и убийцами, «разрушивших великие, даже величайшие и высокоразвитые, высококультурные индейские государства ацтеков, майя и инков». И все громче заговорили о «древнем мудром народе, зверски истребленном колонизаторами», о «высокой культуре» истребленных… Мать, мать, мать, эти же тупые защитники говорят и о «высочайшей культуре ацтеков», даже не зная, что ацтеки устраивали массовые жертвоприношения даже не пленных, а своего же населения: укладывали на алтари и взрезали животы тысячам и тысячам людей за один праздник!. . И все это празднично, весело, народ ликовал и жадно пил льющуюся сверху по ступеням пирамид горячую кровь жертв. Я бы этих правозащитников «древних и высоких» культур самих положил на алтари ацтеков. Пусть бы там говорили о высокой культуре обсидиановых ножей, которыми будут вспарывать им грудные клетки! И попросил бы Кортеса не спешить уничтожать эту «древнюю высочайшую культуру», пока она не сожрет всех правозащитников старины. Кортес, ужаснувшись, как правоверный христианин, всеми зверствами, что творились в империях ацтеков, инков и майя, уничтожил их, с того времени имена ацтеков и прочих остались только в истории. – Простите, граф. – Что-то случилось? – Да подрался малость, – ответил я небрежно. – Налетели… эти гады… каркают о правах человека… – Демоны? – Да, – подтвердил я. – И не разберешь, кто подлец, а кто просто дурак… Он с уважением покачал головой, но посмотрел с опаской. – Для меня бой кончился, а для вас, паладинов, не прекращается. – Золотые слова, – согласился я. – Только горькие. – Женщины должны рожать от победителей! – И птицы высокого полета порой садятся на собственные яйца. – Я не знаю более отвратительного явления, – продолжил я, – чем наемничество! В перечень смертных грехов не включено только потому, что тогда еще не было такой глубины падения… Люди не могли представить, что человек рухнет на такое дно. Наемники даже не заслуживают сожжения на костре, как еретики или ведьмы, для них это слишком велика честь… они будут истреблены, как дикие и заразные животные – Вы вот не можете себе представить даже такую простую вещь, что бродячие актеры станут когдато богаче и важнее рыцарей! А куда уж поверить, что в отбросах жить легче… никаких обязывающих норм… и многие станут отбросами, и скажут, что это хорошо… Убийцы – хорошо, шлюхи – хорошо. . .

– Я именно это имел в виду. Наемники – это отвратительно, но можно их использовать в своих целях. Я сказал со злостью и горечью: – Вот с таких крохотных отступлений от рыцарских идеалов и начинается! Сперва, презирая наемников, начинаем использовать, бросая в самые худшие места. Потом эти наемники отвоевывают все больше места в общественном сознании… Я имею в виду, что для того, чтобы заманить в якобы нужное обществу наемничество, обществу придется романтизировать этих ублюдков! Чтобы молодые парни, пока еще тупые, как табуретки, на которых сидим, говорили в восторге: вау, это круто – быть наемником! Это здорово! Ни работать, ни учиться – убивай, грабь и насилуй! А тебе еще слава и уважение… Нет, уважение – слишком, но почтение!. . Деньги!. . Роскошные костюмы – Эх, барон… Вы не представляете, как далеко может завести эта дорожка! Заговорят даже о такой нелепости, как о… чести наемника! Представляете, будут говорить, что у наемников есть своя этика и своя честь! Конечно, и у воров есть. Есть даже воры в законе, есть и воровской закон… Мы что, признаем их нормы? Потому давайте заразу уничтожать сразу, когда можно еще прижечь ранку, а не отрезать руку или ногу. И только наемники убивают за деньги. Убивают холодно и беззлобно, что тягчайший грех, ибо нет даже такого слабого оправдания, как «за то, что он меня обидел». И не бывает честных наемников, как пытаются сказать те, кто так же точно облагораживает братков и прочих уголовников с их девизом «Один за всех, все за одного», кто оправдывает проституток, насильников, воров, разбойников, наркоманов… Впрочем, если для проституток, воров и разбойников еще можно найти какие-то смягчающие обстоятельства – не оправдывающие, а смягчающие, – то для наемников их нет. Даже в наше жестокое время, когда убивают на каждом шагу, а лишение жизни считается нормальным и естественным наказанием за проступок, и то палача приходится возить из города в город, потому что отыскать человека, способного убивать других за деньги, – трудное дело. Да и то палач появляется в балахоне, закрывающем с головы до ног, только для глаз и рук прорези: никто ведь не станет общаться с палачом, ему не подадут ни руки, ни кружку воды, не пустят на порог и сами не придут к нему в дом. Таких случаев полна история, когда в ходе сражения отряд наемников несколько раз переходил с одной стороны на другую, откликаясь на более высокую оплату, и нечего рассказывать про «честь наемника», эту ложь распространяют сами наемники! – Византийский император Василий приказал всех захваченных в плен болгарских воинов, а их было пятнадцать тысяч, ослепить! Пятнадцать тысяч!. . На каждую сотню оставил одного с невыжженным глазом, чтобы служил им поводырем. Как вам такое? И когда эта несметная толпа сильных, но беспомощных мужчин притащилась по пыльной выжженной дороге обратно в Болгарию, великий полководец и болгарский царь Борис, герой, который вынашивал планы нанести новый удар по Византии, увидел их с балкона… у него схватило сердце, он упал и умер. Таким образом император Василий, заслуживший прозвище Болгаробойцы, покорил отважную и независимую Болгарию! Они слушали как громом пораженные, ошеломленные невероятной катастрофой и такой жестокостью. Барон Альбрехт пробормотал смятенно: – Мы понимаем ваши доводы, сэр Ричард. Но… все-таки жестоко… – Мир жесток, – отрезал я. – Когда-то отрубание рук заменим штрафом и подметанием улиц, а сейчас – да! Сэр Растер спросил ошарашенно: – Подметанием… улиц? – Или другими общественными работами, – сказал я. – Но сейчас мир таков! К тому же пример дан не на пятнадцати тысячах! Всего девять человек… Да и не люди эти двуногие, хоть и наделены речью. Пусть идут по дорогам Сен-Мари и вообще везде-везде… Их будут жадно расспрашивать во всех тавернах, по городам и весям разнесется весть, что наемником быть не так уж и сладостно.

Наемники – воплощенная мечта малолетних идиотиков, что бунтуют против всего увиденного, против любых законов, правил, устоев, мнений. Наемники не признают авторитетов, власти, церкви, Бога, морали, служат только самим себе – вау, как круто! У них нет Родины, Отечества, идеалов. Они сами по себе и по ту сторону добра и зла – мечта придурка, ненавидящего деспотических родителей, что заставляют мыть шею и менять грязные носки на чистые. У многих детский возраст сильно затягивается, а ждать, когда поумнеют сами – а дураки вообще умнеют редко, – для общества слишком накладно. Нам предстоит трудная работа, но я вижу, как все мы: армландцы, брабантцы, фоссанцы и даже сенмарийцы медленно, но верно превращаемся в нацию! Сэр Растер прислушался, спросил заинтересованно: – Нацию? А что это? – Нация, – объяснил я, – это сообщество людей, которых объединяют иллюзии об общих предках и общая ненависть к соседям. Зайчик гарцует в нетерпении, предчувствуя быстрый бег, я повернул его в сторону скрытого пока за горизонтом Геннегау. Сэр Растер прогудел озадаченно: – Но у нас нет ненависти к соседям… – Потому что и соседей нет, – уточнил барон Альбрехт. – Найдем! – пообещал я. – Наличие внешнего врага сплачивает. И затыкает рот всяким недовольным и крикунам. Догоняйте! Я первым приступаю сегодня к трудовым будням. Завтра приступите и вы. Впрочем, если бы видения шли от ума, уверен, все предсказатели были бы мужчинами. Он ехидно улыбнулся. – Как может Высшая Сила идти от ума? – Как может вообще сила идти от ума? – отпарировал я. – Вообще-то, – сказал Маршалл задумчиво, – вы где-то правы, сэр Ричард, чем меня и удивляете. Даже Его Величество вон не в себе, хотя его удивить трудно. Христианские ценности – всего лишь узаконенные человеческие! Собранные, приведенные в порядок и четко сформулированные. Их было бы достаточно для общества хороших людей, но из-за одного-двух мошенников… Я вскинул руку в прощании, вдогонку закричали с пожеланиями доброй дороги и удачи, вот же простолюдины, не хотят заслуженного успеха, им халявную удачу подавай – Человека можно даже полюбить, – ответил я, – после того, как его хорошо узнаешь! Правда, и разлюбить, как узнаешь слишком хорошо. – А у нас говорят, – вежливо возразил я, – настоящая любовь не та, что выдерживает годы разлуки, а та, что выдерживает годы близости. Она снова улыбнулась, пожала плечами. – Возможно, возможно. Однако мы, женщины, существа осторожные. Предпочитаем мужа, который всю жизнь в походах, любящему мужу, который не вылезает из вашей спальни, а потом требует развод. Женщина любит, чтобы ей пускали пыль в глаза, и чем больше пускают этой пыли, тем сильней раскрывает глаза, чтобы больше пыли в них попало. – К сожалению, я не настолько силен, чтобы не замечать всей мерзости в человеке. Я ее вижу и потому всегда настороже. И всегда готов дать сдачи. Иногда – загодя – Над обществом, – заметил он легко, – имеют прочную власть только дела, а не слова. – Над обществом, – мягко сказал я и улыбнулся, чтобы смягчить сказанное, – имеют власть только идеи.

– Милый Ричард, женщины – всегда одиночки, как все кошки. Это мужчины легко сбиваются в стаи. Если увидите группу женщин, то это соперницы присматриваются друг к другу, их улыбки напоены ядом. Мужчины могут соперничать из-за добычи, но обычно она за горизонтом, а чтобы туда дойти, мужчины сбиваются в отряды и помогают друг другу. А у женщин добыча всегда рядом, потому соперничаем всегда и сразу. – Если кротко и смиренно, – напомнил я, – и очень хочется, то можно. – Советоваться, – сказал я, – это искать чужого одобрения уже принятому собственному решению. Но я мудр, и потому советуюсь сперва, а уж потом выбираю лучшее решение и велю на него равняться Суть наказания в предотвращении других преступлений. А лучший в стране вор с перебитыми коленями на виду у горожан – хороший пример для других, чтоб жить по закону. Такими добродетельными становятся, когда мимо такого орла ходят! – Ваша светлость, кто не хочет умереть от жажды, должен пить из всех стаканов. – Все неверно понимают слова Христа: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Здесь очень хитрая ловушка, понять ее с ходу невозможно, ибо простому человеку кажется, что речь идет о безгрешных. Мол, только они могут бросить камень, остальные нет. – А на самом деле? – спросил я заинтересованно. – Все-таки я простой, а местами и очень даже простой. Он вздохнул – Да пусть там хоть целая толпа безгрешных! Но взявший камень и замахнувшийся им – уже становится грешником. Вот в чем глубинная суть слов Христа. Потому церковь запрещает брать в руки оружие монахам и священникам, а также настойчиво требует от всех остальных, чтобы перестали… замахиваться друг на друга. Это грех, этого делать нельзя. Тебе в это поверить трудно, но когда-нибудь церковь добьется своего, и все войны будут прекращены! Даже такие, как ведем сейчас мы, – праведные! Когда-то существовали пруссы, или полабские славяне, названные так, потому что в их владениях протекала крупнейшая река региона – Лаба. Пруссы – мощнейшее объединение западных славян, где два крупных союза пруссов: бодричи и лютичи, вели кровопролитные войны друг с другом. Христианская Германия пару сотен лет вела с этими язычниками жестокие войны, стремясь завоевать, натравливая один союз славян на другой, помогая то бодричам, то лютичам. Однажды даже преуспела, покорили, но вскоре пруссы подняли восстание и, жестоко перебив все германские гарнизоны, освободились. После чего еще лет сто существовали как независимые пруссы. И все-таки германским рыцарям удалось сломить сопротивление язычников и навязать им христианство. Пруссы онемечились, приняли не только более высокую религию и культуру, но даже язык. Парадокс в том, что онемеченные пруссы и стали костяком и образцом немецкой этики, немецкого порядка и всего немецкого, а сама Пруссия железом и кровью объединила германские княжества в единую Германию! А их река Лаба, что постепенно начала произноситься как Эльба, стала сердцем и символом Германии. Пассионарность варваров настолько велика, что их рвение впоследствии церкви придется сдерживать, а не возжигать. Снова отец Дитрих будет в панике, но на этот раз ошалеет от счастья, а в Рим будет слать слезные письма с просьбой прислать больше священников высокого ранга для обучения и наставления громадных масс, жаждущих света Христова. . . – Вы очень молоды, сэр Ричард. Очень! Я огрызнулся: – Откуда это видно? – Вся жизнь состоит из мелочей, – сообщил он. – Мы все строим великие планы, но увязаем и увязаем. Вам еще повезло… Вы ломились вперед, как бык через камыши, не обращая внимания на быт. Но так долго не бывает даже у великих. Дьявол ловит нас именно на мелочах. Я стиснул челюсти так, что заломило в висках. – Меня не поймает!

– Многое привычное совершается чисто автоматически. Человек не должен думать о суете жизни, она и так свое возьмет, нужно о высоком, духовном, великом! А грабеж… он и не грабеж вовсе. У благородных людей это называется репарациями, возмещением ущерба, издержками, утруской и утряской… Вы же будущий рыцарь, милый Родриго! Должны думать и говорить куртуазно. Речь отличает человека от животных, а куртуазная – от простолюдинов. – Запомню, – пообещал он очень серьезно. У войны – женское лицо. Мужчины великодушнее, это женщины грызутся из-за любой мелочи. А если такой и мужчина, то не зря говорят, что у него бабий характер. – Есть люди, которые не совершают ошибок. Это те, за кого думают другие. – Кто умеет выглядеть, тот умеет и быть. Трусость умного человека уже не трусость, а предосторожность и осмотрительность. Умение избегать неприятностей Любой правитель должен брать только то, что сам выбирает, а не что ему подсовывают. Когда сам выбираешь, меньше шансов нарваться. Это потом к избранной вами избраннице, простите за тавтологию, начнут подбирать ключи, чтобы и на вас подействовать, но при такой политике вы хоть первое время в безопасности! А потом можно снова взять другую. Даже не уточняя, успели к предыдущей подобрать ключи или еще нет. Это называется фаворитизм. Якобы от нашего желания менять женщин, как перчатки, а на самом деле это разумная и дальновидная предосторожность – Сэр Ричард, с вами могу говорить абсолютно честно. Мы оба на высоких ступенях понимания сути веры в Христа, потому могу открыть ужасную и омерзительную истину… Хотя, возможно, для вас это не такая уж и истина. Я сказал опасливо: – Может, не надо? Дураком жить спокойнее. Он вздохнул. – Но кто-то должен вести это стадо к Царству Божьему? Я имею в виду дураков, хотя мы их обычно именуем самими чистыми и праведными овцами стада Христова. А истина, сын мой, такова, что все мы сотворены из праха земного, а это не самый чистый материал, увы. К тому же наша праматерь Ева не удержалась и согрешила с проклятым змеем, а теперь семя этой рептилии в каждом из нас, что еще горше. Потому, если не испытываешь, сын мой, желания преступить хоть одну из десяти заповедей, значит, с тобой что-то не так. Заповеди возникли не для красоты и любования, это та же дыба, на которой растягиваем еретика в себе, принуждая его жить иначе. Бобик в нетерпении нарезал круги вокруг нас, наконец ринулся в конюшню и надолго пропал в темном зеве входа. Конюхи шарахнулись в стороны, я крикнул, чтобы оседлали и вывели Зайчика. Отец Дитрих поднял голову, всматриваясь на небо. С востока надвигаются тучи, обещая дождь. Я спросил обреченно: – А мы… все еретики? Он взглянул на меня с сочувствием. – Нет, есть и абсолютно чистые души. Однако они исключение. Большинство же таких, как мы. – А чистые? Он вздохнул тяжелее. – Христос как-то обронил, что ему раскаявшаяся блудница ближе, чем сотня девственниц. Я, можно сказать, сам из раскаявшихся блудниц. Подозреваю, что и ты, сын мой, несмотря на молодость, уже успел натворить дел, которых стыдишься, потому с таким пылом… да. Я взмолился: – Отец Дитрих! Только не говорите, что и вы эта… блудница в прошлом!. . Я просто не поверю. Я просто не хочу такое слышать. – Вам, сэр Ричард, – сказал он, – можно знать жестокую правду. Все люди такие, как мы. Разница только в том, что одни безропотно идут к Сатане, к нему дорога широкая и укатанная, всегда под приятный уклон, всегда есть попутчики, а вот дорога к Богу вверх по крутой горной дороге, извилистой и тернистой!. . И, самое худшее, почти всегда человек идет один. Но у любого из нас

есть выбор, потому хоть у всех в душах много тьмы от первородного змея, но одни не спорят с тьмой, другие же… хотя мне кажется, я повторяюсь. – Что такое заповеди? – сказал отец Дитрих. – Когда человек один, а вокруг только звери, заповеди не нужны. Заповеди – это нормы для совместного проживания людей среди людей. Вечные нормы! Например, все должны подчиняться заповеди: «Не убий». И все подчиняются, иначе общество распадется. А если кто-то решит нарушить и тем самым приобрести преимущество над остальными, для таких сами люди придумали свод законов, как наказывать того, кто убил из ревности, как того, кто убил ради ограбления, как покарать убившего ради власти… Я подумал, кивнул. – Отец Дитрих, вы очень хорошо объяснили разницу между заповедями и законом. И, что удивительно, не стали ссылаться, что заповеди дал Господь, а законы принимаем сами. Он усмехнулся уголками губ и сказал смиренно: – Законы люди принимают на основе заповедей. – Потому, – сказал я горько, – что заповеди работают не для всех. Паршивая овца все стадо портит. Из-за нее, проклятой, и пишутся законы, уголовные и гражданские… – Увы, сын мой. Без этих паршивых достаточно было бы одних заповедей Однако, насколько помню, рыцарство уходило из жизни медленно и неохотно. Даже преподлейшие из плебеев цеплялись за него и старались не отпускать, чувствуя невосполнимую потерю. Скот живет в каждом из нас, и скотом жить легче, но и благородство, как ни странно, есть в каждом. Но все-таки с горы легче, чем на гору. Все понимаем необходимость работы, учебы, но стараемся увильнуть от того и другого. Все мы вешаем на стенку режим или распорядок дня, в котором есть и жим гантелей, и обучение языкам, и много чего еще, но и недели не проходит, как снова катимся вниз… Потому мы хамели и хамели от поколения к поколению, но чтоб самим было не так уж позорно в своих же глазах, называли это освобождением, сбрасыванием оков, раскрепощением, избавлением от условностей прошлого. В конце концов обнаглевший плебс взял верх везде, рыцарство стало высмеиваться именно за его благородство, за верность слову, за честь, за идеалы, а последний рыцарь был объявлен выжившим из ума идиотом, «рыцарем Печального Образа»… Рыцари ушли из общества и стали открывать и завоевывать для человечества все новые земли: Колумб, Магеллан, Кортес, Писсаро, Пржевальский, Невельский, Беллинсгаузен, Лазарев, Васко да Гама, Кук… и тысячи других, но когда их эпоха кончилась тоже, рыцарей не стало вовсе, только отголоски рыцарства встречались иногда, но торжествующее быдло топтало их везде. Совсем недавно, к примеру, футболисты держались рыцарственно и, забив гол, сочувственно улыбались противнику и продолжали игру. Сейчас же скотская натура плебея требует выражения быдлячего восторга: игроки носятся по полю, вскидывая кулаки характерным жестом, мол, засадили по самый локоть, такое же быдло на трибунах ревет от восторга, хотя сегодня там президент страны, глава правительства… впрочем, такое же быдло, раз пришло на стадион, а не, скажем, в Большой театр. Но все-таки… все-таки даже я не из полностью обыдленной страны. Пусть на бытовом уровне, но еще сохранилось некое доверие между людьми. Еще не все заключают брачные договоры, еще дают друг другу в долг без расписок, еще приходят на помощь совершенно бескорыстно! – Это может быть временной аберрацией, – сказал я. – Человечество оперирует значениями побольше, чем продолжительность жизни одного человека. Для него сто лет или даже тысячу идти в одну сторону – не гарантия, что не пойдет потом в другую. – А разве не долгая жизнь и наблюдение за рождением, ростом и падением держав, народов и цивилизаций дает мудрость? – Информация, – возразил я, – не синоним мудрости. Даже огромные знания не обязательно приводят к мудрости. Он усмехнулся. – Да-да, я слышал расхожее мнение, что обычно возраст и мудрость идут рука об руку, но часто старость приходит одна… Однако же хлесткое сравнение, что так нравится юным, не есть верное. Вы должны это знать.

– Знаю, – согласился я. – Крылатые фразы любим за хлесткость, образность, но только дурачок в них ищет мудрость. В то же время для прогресса необходима смена поколений!. . Старшие не обязательно должны переменить взгляды, природа предусмотрела, что они вымирают, а новое поколение поступает чуточку по-другому. Потому ваш огромный запас знаний может перекрыть дорогу новому и прогрессивному. – Сэр Ричард, в мире этических норм одни люди автоматически получают преимущества над другими. Вам сказать, какие над какими, или догадаетесь сами? – Нехорошие над хорошими, – сказал я, – нечестные над честными, не соблюдающие заповеди над соблюдающими… – Так разве не лучше мир равных возможностей? – спросил он. – И равных требований? И равного наказания? Я вздохнул, он прав, абсолютно прав, но слишком механически прав, я хоть и согласен, но что-то во мне протестует, брыкается, возражает. – Закон, – сказал я, – это прекрасно. Но когда только закон… мир рухнет. Он помрачнел, мне почудилось, что я чем-то задел или на что-то намекнул, сам того не подозревая. – Закону нет альтернативы, – произнес он сухо. – Согласен, – сказал я. – Но… Я запнулся, он спросил с подозрением: – Что за «но»? – Все-таки люди должны жить по заповедям, – сказал я. – А законы только подстраховывать. Идеальное общество, когда законы есть, но ими не пользуются. Он хмыкнул, в голосе явственно прозвучала ирония: – Жить по совести… эта мечта никогда не осуществится. Человек не проживет без кнута в руке надзирателя. – Закон, живущий в нас, называется совестью. А она и без толстенного Уголовного и Гражданского кодексов знает, когда и в чем виноват. И если человек не последняя скотина, будет напоминать ему постоянно. И даже… э-э… грызть. Он посмотрел мне в глаза. – Сэр Ричард, неужто в самом деле верите, что, если потащите общество по пути регресса, человеку станет лучше? – Вопрос терминологии, – возразил я. – Я вот уверен, что это вы тащите человека по пути просвещенного и даже технологического регресса. Странно звучит? Но поголовная грамотность вовсе не гарантирует счастья. Как и равенство. Мне трудно с вами спорить, у меня это больше на уровне чутья, что мне самому не нравится. Но я не верю, что если все станут юристами и адвокатами, жить станет легче. А в мире без морали, без заповедей всем придется стать юристами. Специалистами сразу по всем областям уголовного, гражданского и всех прочих кодексов – Мало в вас веры в Господа нашего. И в правоту нашего пути. За правое дело руби смело! Потомки все равно скажут, мол, все дело в экономике. Как бы мы ни поступили. – Легкие пути подсказаны дьяволом, сэр Ульрих. К сожалению, путь меча – ложный путь. Хотя, конечно, мне до писка хотелось схватить этот дивный меч, у меня говно какое-то, а не меч… но почему, почему никто нигде и никогда не предлагает молот кузнеца, лопатку каменщика, топор дровосека? Лицо сэра Ульриха выразило отвращение, а сэр Герцлер даже отшатнулся так, что едва не упал на спину, некрасиво и не по-рыцарски задрав ноги, роняя достоинство. – Сэр Ричард!. . – вскрикнул он потрясенно. – Как можно? Я сказал тихо: – В королевстве, где я родился, самым великим был правитель, взявший не меч, а плотничий топор. Строил корабли и города, стал первым у нас императором! Хотя и повоевать тоже пришлось, но всетаки славу добыл, выбрав топор плотника, а не меч… Эх, ладно, разделывайте добычу, а я соберу дров на костер. – Теперь я уже знаю, что время – это просто одна неприятность за другой. – Вы правы, ваша милость! Деньги не пахнут. Пахнут те, у кого их нет!

– Мудрость не всегда приходит со старостью. Старость чаще приходит одна. Правда, как сказал Достоевский, человек широк, в нем столько же хорошего и очень разного, но кому это интересно. Все мы предпочитаем, чтоб в других было побольше говна, на их фоне кажемся себе и другим лучше и чище. Лысина — это полянка, вытоптанная мудрыми мыслями. католическую и ортодоксальную, именуемую также православной. Православная свято бережет все заветы апостолов, за что сама себя зовет апостольской, в посланиях апостолов не меняет ни буквы, ни звука, ни смысла, то есть твердо стоит на том, что сказал Христос. Католическая пытается вести человека через тернии к звездам, сама меняется, в ней кипят постоянные войны идей, возникают новые учения… Их называем ересями, если терпят поражение, или новыми ветвями христианства, если завоевывают право на жизнь… ну там кальвинисты, пуритане, гугеноты, протестанты… О православной ничего не скажу, да и говорить нечего, она все та же, что и тысячу лет назад, а вот католическая весьма гибкая, с нею можно разговаривать, обмениваться идеями… вы понимаете, к чему я? Хмурый, он с враждебным видом покачал головой. — Церковь, какая бы ни была, не приемлет магии. — В чистом виде, — сказал я. — И если маг гребет все себе. Но если для людей, Церковь смотрит иначе. Когда-то в детстве, увидев пожилого серьезного дядьку, которого называли принцем Чарльзом, кричал со слезами, что это неправда. Мол, все принцы — юные мальчики! Ну не мог я, чтобы мою светлую детскую мечту растоптали так безжалостно! Вам трудно поверить, но учеников чародеев до сегодняшнего дня считал подростками, не дурак разве? Сам знаю, что учиться можно начинать в любом возрасте, как и вообще всю жизнь учиться… а все-таки попадаюсь на стереотипах. Закостенелость мышления, да? Счастливы люди без амбиций. Здесь, как я вижу, только два типа женщин: одни не могут рассказать анекдот, другие не могут его понять. Я был любим, — отшутился я, — но та собака сдохла. Но почему мужчины, — спросила она, — оставив женщин, уходят на войну? — Оставив женщин, — сказал я, — но не любовь к ним. Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени. В войне не бывает выигравших — только проигравшие. Фрогакл произнес медленным и чуточку квакающим голосом: — А как же со справедливыми войнами? — Никакая война не может быть справедливой, — возразил я, — потому что воевать справедливо нельзя, даже если воюешь за справедливость. Хозяин пощупал монету, поскреб пальцем, лицо оставалось озабоченно-задумчивым. — Из чистого золота, — согласился он, — но на ней кочевник в латах убивает дракона!. . Первый раз вижу монету, на которой убийство. — Так дракона же убивают, — возразил я. — Не человека. Он снова покачал головой. — Никто никогда не изображает на гербах или монетах убийство. Это дурной знак! Такое просто нехорошо. Убийств и так много. Нельзя напоминать о них еще и с монет. Цель есть, — возразил он. — Вы ее знаете. — Тогда у вас нет стратегии, — сказал я. — А у Церкви есть.

Он кривил губы, глаза блеснули нехорошей насмешкой. — Это нехорошая стратегия. Человека вести по узкому коридору, не давая шагу ступить в сторону. Это неволя! А я за свободу. Вы разве против свободы? — Против, — сказал я твердо. Он охнул. — Вы? Такой молодой и сильный? — Я уже хлебнул свободы, — ответил я. — Дело в том, что ее уже завоевали к моменту моего рождения. Деды, прадеды, отцы. И я появился в свободном мире! И чуть не захлебнулся в том дерьме. У нас там парадокс: впервые в истории старшее поколение — за свободу, а молодые — за ограничения и жесткие рамки. Ну, за исключением простонародья и преступников. Временная аберрация! — Нет, — сказал я, — просто свободы никогда не было, начиная с пещерных времен. Само создание человеческого общества началось с резкого ограничения индивидуальных свобод! И чем оно выше, тем свобод меньше. Этого не соображали, за непонятную свободу боролись, сражались, погибали, шли на костры и снова добивались ее все века… И наконец-то выбороли. И вдруг увидели, что это же возврат в допещерное состояние. Странно было ощутить, что человеку, чтобы оставался им, в самом деле нужны жесткие рамки. Впервые об этом сказано в Библии. Вот я и удивился. — Что создатели Библии, — отмахнулся он пренебрежительно, — могли знать? Неграмотные кочевники, иногда поклонявшиеся мелким божкам, иногда лупившие их за дождь невовремя… — Дык это аксиома, — сказал я с достоинством. — Грамотность изобрели неграмотные, религию — безбожники. Все создается тогда, когда возникает острая нужда. Без грамотности человечество топталось бы на месте, а с грамотностью, но без Церкви продвинулось бы на шажок дальше, но остановилось бы снова. – Взрослость, это когда уже достаточно созрел, чтобы знать, чего не следует делать, но все еще молод, чтобы это сделать. Я, мне кажется, еще в нем. А мужчины, что в пятьдесят – подростки, это же здорово, как они считают. Не растеряли детской непосредственности, романтики. – Одной веры в Творца недостаточно. Для продвижения в Гандерсгейм… а также на юг нужна еще и прочная идеология. Он спросил озадаченно: – А это что? – Вера, – объяснил я, – это то, ради чего умирают, а идеология – ради чего убивают. – Кейдан понял, – сказал я, – что перегнул. На меня давить – себе дороже. Это ветхие евреи – око за око, зуб за зуб, а я христианин, за один зуб всю челюсть выломаю… Как сказано в Евангелии, воздавать сторицей! – Вы сами упомянули, что мы несколько иные. Мы в самом деле спаяны единой идеей, целью и стремлениями. И преданы в первую очередь Богу, а мне лишь потому, что я здесь как бы первый после Бога… Она восхитилась: – Обожаю вас за скромность! Я кивнул: – Спасибо. Так уж получилось, что эти люди сами убедили меня в своих идеях, а потом я их взгляды так подал им же, что меня и сочли наиболее преданным Господу. Самое странное, что фактически и есть именно так, хотя моя преданность несколько иного свойства, и многие пришли бы в ужас, увидев некоторые ее грани – Если попадете в рай, на что я надеюсь, вы удивитесь, встретив знакомых, которых вовсе не ожидали там встретить. Многие из них будут удивлены еще больше, встретив там вас. Это я к тому, что все мы склонны оценивать людей, сообразуясь со своими симпатиями и антипатиями, но не по их реальной стоимости. Но вы, майордом, вы этого себе позволить не можете… Конечно, я польщен таким высоким вниманием, но у семи козлят волк без глазу.

– Молитва, – проговорил я, тщательно подбирая слова, – это просьба об аннулировании законов Вселенной, установленных Творцом, от лица единственного просителя, по его собственному признанию в той же молитве, недостойного. К сожалению, в нашем мире многие смотрят на Господа Бога как на слугу, который должен сделать за них всю грязную работу. И еще я одну истину понял за свою недолгую жизнь: чем ленивее и глупее человек, тем чаще он беспокоит Бога. А мы вот живем в неискреннем, ибо что может быть дальше от искренних животных чувств, как мораль, честь, верность, достоинство? – В городе объявились двое прорицателей… Я прервал: – Повесить! Он перепросил: – Обоих? – Не обоих, – сказал я резко, – а всех! До единого. Вешать немедленно и без всякого суда. Это вредное и пагубное язычество! Господь дал человеку свободу воли, так что отныне все с нами, не поймешь что и как, или, говоря по-ученому, непредсказуемо. И кто пытается предрекать конец света или прочие глупости – вешать, даже не удостаивая чести быть подвергнутым пытке. Одно могу сказать, держитесь!. . Не все люди – сволочи. – Спасибо, – ответил я настороженно. – Даже от Сатаны приятно услышать доброе слово. Он улыбнулся: – Одно установлено точно: религию защищают люди, кормящиеся ею, а не те, которые убеждены в ее истинности. Вы исключение, сэр Ричард!. . В общем, рад был повидаться. И приятно, что не теряете присутствия духа! – Наступят времена, – сказал я и сам ощутил смертную тоску в своем голосе, – когда все великие и благородные деяния будут не просто забыты, а хуже – оплеваны и подвергнуты осмеянию. Великие крестовые походы всякие мелкие ублюдки объявят разбойничьими, в высокие взлеты духа перестанут верить и скажут, что причина походов в экономике… слова о чести и доблести постараются вытереть из памяти и обихода, а заботы о плоти настолько потеснят духовное, что времена языческих оргий будут вспоминаться как детские шалости… Но это будет не скоро. Сейчас же я гордо и с достоинством могу заявить и поклясться всем святым для меня, что мы вторглись в это прогнившее и забывшее веру Христа королевство, чтобы восстановить в нем чистоту нравов и духа!. . И Бог мне свидетель, мы это сделать сумели. – А может ли священник, замеченный в прелюбодействе, быть примером для прихожан? Отец Габриэль смотрел со злобной ухмылкой, даже отец Раймон укоризненно качал головой. Я сказал тяжело: – Как пример – нет. Но священнику не вменяется в обязанность быть примером. Люди должны внимать его словам, а не его поступкам. Человек грешен, даже священнослужитель, но слова его – слова апостолов, в муках самопознания совершенствования выгранивших наше мычание в строгие заповеди, законы, правила, уставы. Я хочу сказать, святые отцы… истина есть истина, и неважно, кем она высказана! – Одни читают Библию, – торопливо сказал я, – чтобы укрепиться в вере, другие – ищут ответы на мучающие их вопросы! Есть и такие, что выискивают неточности или противоречия. Даже атеисты читают Библию. А верующие… им достаточно самой веры. – А как понимаете вы? Я ответил резко, словно бросился в ледяную воду, где быстро утону, если не доплыву до противоположного берега: – Я понимаю ее как систему правил, которые позволяют людям жить в обществе! Все мы – звери, но чтобы жить в обществе, нужно смирять свои звериные страсти. Кто не может удержаться – тот живет вне общества. Кто входил в общество, а потом начинал звереть, – того изгоняли. Выжили только те, кто жил в нем. Но нам трудно не звереть, натура такая! Для обуздания и созданы главные

законы: не убий, не укради… Нам легче подчиняться законам, принятым другими, чем обуздывать себя самим. С самим собой человек всегда договорится! А вот с Богом, который все видит… Отец Габриэль сказал резко: – Вы еще ни разу не упомянули о Боге должным образом! – О нем чаще всего талдычат лицемеры, – огрызнулся я. – Они и молятся громко, напоказ, будто Творец глухой! А дома, не знаю, молятся ли? Кардинал сделал вид, что не заметил стрелу, которую я метнул в его помощника, спросил нейтральным голосом: – А вы, сэр Ричард, молитесь? – Прежде всего – делами, – отрубил я. – Такие молитвы наиболее угодны Господу. Человек, который усердно работает, учится, растит детей, помогает людям, – намного угоднее Творцу, чем постоянно творящий молитвы. Пусть даже первый вообще не знает, как правильно перекрестить лоб, а второй молится пять раз в день! Вы как будто не знаете, о чем молитвы простого человека! Он уловил сарказм, спросил подозрительно спокойно: – О чем же? Я сказал злобно: – О корове соседа, чтобы сдохла, о кладе в огороде, о большом урожае на поле, где ни разу не пропалывать сорняки и не поливать… Да вообще все просят, чтобы Творец выполнял за них всю грязную и тяжелую работу! И как такие люди могут быть хорошими христианами? – Ваше высокопреосвященство! С каждым днем мы приближаемся к пониманию Господа и когданибудь приблизимся к нему достаточно, чтобы уразуметь его громадный замысел… Церковь у нас давно не та, что была у апостолов. Отец Гэбриэль вскинулся, быстро развернулся к кардиналу: – Какие еще доказательства, что он еретик? Отец Раймон бросил на меня взгляд, полный укоризны, а кардинал сдержанно, но со злорадством на лице усмехнулся, словно я сам себе только что вырыл могилу. – Но, – продолжал я, – меняясь, Церковь остается на твердой платформе заповедей Ноя, Моисея и Христа, в то же время трудами Отцов Церкви Тертуллиана, Августина, Антония, Иеронима, Дамаскина… добавляет новые! Отец Гэбриэль перебил: – Вы ставите последних в один ряд с Ноем, Моисеем и Христом? Я помотал головой: – Самые прекрасные основы останутся лишь красивыми словами, если не будет надстройки. Первая же заповедь «не убий» не сработает абсолютно, потому что убивать в нашей жизни приходится. Но трудами богословов объясняется, что убивать нужно только в самом крайнем случае, и перечисляются эти случаи. А просто «не убий», как и «не укради»… Он хищно нацелился в меня отточенным гусиным пером. Глаза радостно заблестели: – Вы дерзновенно подвергаете сомнению эту заповедь? – Если вступит в противоречие с главной заповедью, – ответил я, – то да, подвергаю. – Это как же? – спросил он испуганно и беспомощно. – Заповеди даны Господом крайне гармоничные и точные. Они совсем никак не отрицают одна другую… – Иногда противоречат, – возразил я. – Например? – Например… ну, человек умирает от голода, а единственный способ сохранить жизнь – украсть кусок хлеба. И тогда это ему дозволено самим Господом, ибо жизнь человека бесценна, а тот, кто соблюдет заповедь в том виде, в каком ее понимает отец Гэбриэль, будет приравнен к самоубийце, который недостоин быть похороненным на кладбище и которого закапывают по ту сторону ограды! Отец Гэбриэль окрысился, лицо пошло бурыми пятнами, а в злобных глазенках я видел только жгучую ненависть. Кардинал хмурился, вяло жевал ссохшимися старческими губами, складки на шее колыхаются, как тяжелые шторы, собранные по обе стороны сцены, где двигается такой же ссохшийся кадык. – Значит, – произнес он медленно, – вы оправдываете воровство? Вы против второй заповеди? Я стиснул челюсти, кровь стучит в виски, требуя вскочить, наорать и разметать их в клочья. Ватикан далеко, а я здесь полновластный хозяин всех и всего…

– Ваше преосвященство, – ответил я как можно более ровным и крайне смиренным голосом, – я привел пример нужности постоянной и неослабевающей работы Церкви над совершенствованием нравственных законов. Юридические законы не возникают сами по себе, они базируются на нравственных. И пусть первые будут как можно ближе к идеалу и… к жизни тоже. – Вы не ответили, – напомнил он сухо. – Ответил, – возразил я. – Трудами Отцов Церкви разъяснено, что человек вправе украсть кусок хлеба… но лишь в случае, если не мог заработать. Если у него в доме не осталось ни зерна, ни муки, а никто из родни, знакомых или даже случайных прохожих на улице не откликнулся на его просьбу о спасении. Только в этом случае имеет моральное право украсть… в любом другом – он преступник, которого надлежит наказывать строго и сурово – Я – не Христос!. . Я не подставлю левую щеку, не надейтесь. Мир держится больше на справедливости, чем на милосердии, если вы этого еще не знаете. А справедливость одна для всех. Я, как паладин, обязан блюсти именно справедливость, а не драться за тех, которые в данный момент считаются «нашими». Та женщина продала дьяволу душу в обмен на земные блага. И пользовалась ими до самой старости! И что же, в последний момент успеет покаяться и – спасена?. . Да какой же тогда я паладин, если вступлюсь за такую? Дьявол забрал ее по справедливости! Он напомнил жестко: – Разве в Писании не сказано, что покаявшийся получает спасение? Вы не согласны с Писанием? – Согласен, – отрезал я. – Тогда почему же? – Потому что живем здесь и сейчас, – сказал я злобно. – На этой земле. На той самой, к которой всегда прибавляют слово «грешная». Насчет покаяния в последний момент – это из области идеального. Вот когда на земле будет это идеальное общество, тогда да, а пока все законы работают с поправкой на реальность. Это вы там в стерильном мире, а я здесь по колено в крови пополам с дерьмом!. . И здесь пока что лучше работают древние законы: зуб за зуб, кровь за кровь, хотя постепенно двигаемся, да, двигаемся к более гуманным заповедям Христа. Он подобрался, как перед прыжком на добычу: – Значит, по-вашему, заповеди Христа… не нужны? – Не передергивайте, – сказал я мрачно. – Я сказал, это идеальные законы. Прекрасные и справедливые. Но чтобы работали, их нужно снабдить подзаконными актами. Пунктами и подпунктами. Когда, кому, за что и сколько. Законы Христа – это основа, фундамент, но на фундаменте не живут. Сперва нужно построить стены, возвести крышу, вставить двери и окна, завезти мебель… – Верующий, который не знает сомнений, не обратит в свою веру сомневающегося. Это аксиома. А мы призваны обращать, спасать души от мирского тлена. Я согнал с лица горькую усмешку, отец Дитрих вообще вроде бы никогда не шутит, ответил ему тоже серьезно: – Я понимаю, отец Дитрих. Человек сомневающийся – человек ищущий. Это наш человек. А не знающий сомнений… это вообще-то страшный человек. – Люди никогда бы не стали верить в Бога, если бы им не разрешили верить в него… неправильно. Я застыл, переваривая, отец Дитрих тоже не шевелится, наблюдает за мной, это тоже крамола, но высокая крамола, которую могут позволить себе только высшие иерархи Церкви. – Неправильно? – переспросил я. Он кивнул: – Ты понял, сын мой. – Надеюсь, – прошептал я. – Мы все, если на то пошло, верим в него неправильно, ибо непостижим Его Путь и дерзновенны для нашего ума Цели… Но мы верим, каждый по-своему. У ребенка одна вера, у солдата другая, у женщины третья. Если удастся обратить троллей и… прочих, у них будет своя вера, где Христос будет зеленым и с перепончатыми лапами… но это не будет кощунством, ибо если от чистоты сердца, то Господь узнает себя и в перепончатой жабе. – Христианство не только вера в Бога, как многим кажется. Это и вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке. Старые религии отводили человеку роль игрушки в руках

богов!. . Рок, судьба, фатум – это унизительно. Все было предопределено, все в руках богов, но даже они были не в силах отвратить свою гибель ни в Рагнареке, ни в эллинских мифах… А вот наш Господь освободил человека от всяких цепей. Теперь мы свободны не только от богов, но даже от самого Господа!. . Они переглянулись. Отец Габриэль мрачно улыбнулся, не сводя с меня недоброго взора, и кивнул отцу Раймону. Тот с неодобрением посмотрел на меня, и только кардинал сказал торопливо: – Сэр Ричард, вы слишком… резки в высказываниях. Вас могут неправильно понять. – И поймут, – добавил отец Раймон со вздохом. Отец Габриэль подобрался, как кот перед прыжком на беспечную мышь, но произнес словно бы нехотя: – Да-да, что вы имеете в виду под заявлением, что свободны от самого Господа? Мне кажется, на костер отправляли и за менее острые высказывания. Я стиснул волю в кулак и ответил кротко: – Господь считает нас не рабами, а учениками. Мы идем за ним добровольно, а не по принуждению! Каждый волен покинуть его в любой момент. Потому каждый сам определяет свою судьбу. Чего были лишены эллины, римляне и другие древние народы. Они хмурились, переглядывались. Отец Габриэль взглянул на меня с недоброй ухмылкой и что-то черкнул на восковой дощечке. – Похоже, – произнес он почти радостно, – вы вообще не понимаете, что такое христианство. – Святые отцы, – сказал я, – если уж совсем начистоту, то я больше всех чту Павла, создателя христианства. Христос, проповедуя в народе, был в самом деле гением, но слишком уж увлекающимся: не оставил ни единой записи своих идей и мыслей! Их потом пришлось вспоминать его ученикам после его смерти, туповатым и невежественным людям: рыбакам, грузчикам, извозчикам… Понятно, что записали так, как могли понять. Это Павел потом все почистил, истолковал, привел в удобоваримый вид, а самое главное, настоял, что для христианина не является обязательным обрезание и прочие вещи, непременные для иудея. Вы же сами знаете, какую стену доводов ему пришлось опрокинуть!. . И с того момента крохотная иудейская секта христиан стала религией для всех. Отец Раймон вскрикнул в ужасе: – Сэр Ричард, опомнитесь! Вы настолько принижаете роль Христа? – Христос погиб красиво, – согласился я, – по-рыцарски! Явился, прошелся по ряду мест земли Иудейской, крохотной самой по себе, бросил в народ несколько новых идей и отдал за них жизнь, хотя мог бы спастись, но это было бы не по-рыцарски. Павел трудно и тяжело разносил его идеи по бескрайней Малой Азии, не говоря уже о Риме, что сам по себе больше всей Иудеи. И везде имел успех. И тоже был убит за веру, но сколько успел сделать! Вам это известно больше, чем мне. – Христос вовсе не намеревался основывать новое учение, – напомнил я. – Он проповедовал среди иудеев, заявляя, что пришел напомнить старое учение, которое начали искажать. А когда схватил веревки и начал лупить ими торговцев в иудейском храме, возмущенный таким святотатством, как торговля в священном месте, он лишь хотел слегка подчистить веру от налипшей грязи!. . Это гениальный Павел сумел отделить от иудейского древа новый росток и пересадить на целинную почву. Потому я, как политик и хозяйственник, больше чту Павла, ибо вижу и восхищаюсь всем гигантским объемом проделанной им работы, чем этого труса Петра, который в ночь ареста своего учителя Христа ухитрился трижды от него отречься. Сэр Рикардо даже что-то напевал, когда ему отдирали от раны присохшие и почти окаменевшие повязки. Да и вообще все мужчины, будь это кнехты, лучники или даже возчики, терпели без стонов, мужественно улыбались, мужчина познается по умению выдерживать боль и тяготы. Я невольно вспомнил, как в моем срединном вроде бы и суперподготовленные к боям орут и визжат, как свиньи, при малейшей ране, как дергаются и кривляются, когда им на царапину капнут йодом, как кричат дикими голосами, если прищемят пальчик. Ненавижу это плебейское выражение низменных чувств! Только скоты и последнее быдло, не умеющее себя контролировать, кричат от малейшей боли, а также при падении куда угодно, хоть на мягкую травку. – Брехня, – сказал я резко. – Я повесил лжепроповедников! – Они были священниками! – Не были, – отрезал я. – Но если бы и оказались – все равно бы повесил.

Прелаты затихли, отец Раймон чуть-чуть качнул головой, в глазах страх, что вот сейчас затяну себе на шее петлю. Кардинал бросил резко: – Объясните! – Они вещали, – ответил я, стараясь держать слова под контролем, – насчет Избранности и Предначертанности. Самый большой позор и пятно на людях, но этого тупое большинство просто не понимает по своей ограниченности. Если кто-то кем или чем-то еще до рождения избран стать королем или императором, то остальным предназначена роль быдла, тупого скота. И только! Без малейшего шанса вырваться из рабского состояния. Предначертано – и все. В Евангелии, вспомнил я, много насчет унижения, мол, это хорошо, это прекрасно, униженные войдут в Царство Небесное, а унижателям гореть в аду, но все равно ну не могу, не могу заставить свои ноги согнуться в коленях, а шею – склониться покорно, чтобы смиренно молить о снисхождении. – Господь видит мое смирение, – сказал я кротко, – а перед его слугами я склонять голову не собираюсь. Для Господа все мы – муравьи. Даже папа римский ничуть не выше последнего нищего… В сторонке от дороги за старым кладбищем выросло новое, где по строгому приказу отца Дитриха хоронили тех, кто недостоин лежать рядом с правоверными христианами: еретиков, колдунов, чернокнижников, устроителей и участников черных месс. Отец Богидерий торопливо перекрестился и пробормотал молитву с просьбой быть милостивым к этим заблудшим людям, а сэр Растер громко подивился: – Сколько свежих крестов… Неужели все наша работа? – Это не кресты, – сказал я оптимистично. – Это плюсы нашей деятельности. – А слушали вы его с таким интересом… Все-таки заинтересовало? Что он там видел в будущем? Я буркнул: – Я не потому слушал внимательно. – А почему? – Чтобы ненароком не повесить Лютера. Или Лойолу. – Это кто? – Еретики, – ответил я. – Еретики? – Да, – ответил я. – Есть ересь, что тащит человека в болото, а есть – что вытаскивает. Иные еретики сделали для Церкви больше, чем папа римский вместе со всем конклавом кардиналов. – Да-да, невинность – это так ценно, так ценно… если под невинностью понимать девственность… Даже девственность – неверное слово, мне сейчас предлагается всего лишь произвести дефлорацию, а я за это не только не получу денег или какой-то платы, как должен бы за работу, а мне предоставлено сомнительное удовольствие считать себя безумно счастливым. Еще всю оставшуюся жизнь я должен пребывать в полном восторге, гордиться, задирать нос и лопаться от страстного желания побахвалиться перед собутыльниками и сокувшинниками. Потому, леди, давайте забудем о предложении такой неудачной для обоих сделки – Да, – прошептала она, – а я… дрянь. – Ну почему же дрянь, – сказал я великодушно, – вы просто женщина. – Только тот, кто поставил на воинский пост, волен и снять нас с него. Отец Дитрих, я правильно понял? Отец Дитрих кисло улыбнулся, сравнение Господа с полководцем весьма кощунственно для иерарха Церкви, однако для военных людей такое сравнение самое понятное, он вздохнул и, привычно перекрестившись, ответил строгим голосом: – Да, сын мой, все верно. Никто, кроме Господа, не имеет права забирать жизнь… Ни сам, ни другой человек, ни зверь. Мы все несем нелегкую службу от рождения и до последнего вздоха, никто не имеет права дезертировать.

А вы играйте, святой отец, играйте. Искусство… это… это… ну, искусство обуздывает сердца, как вот политика, чем я занимаюсь, обуздывает силу и жажду крови. Не так страшен черт, как состояние современной музыки, согласны? Так что эта… играйте. Смягчайте эти самые… ну, сердца. – Тяжела ноша государя? – спросил он с сочувствием. – Вам не понять, – ответил я. – У вас прекрасная роль, сэр Сатана. Хотя больше годится для подростков. Все подвергай сомнению! И осмеянию, конечно. Он повернул ко мне голову. Лицо очень серьезное, но в глазах в самом деле сочувствие. – Человечество расстается со своим прошлым смеясь. – Сказано красиво, – согласился я, – а у нас ради красного словца продадут и Отечество, не то что родного отца. – Единственный путь… это идти дальше. Не слушая ваших вроде бы мудрых и разумных доводов. – Почему? – Потому что человек, – сказал я, – это не только ваш далекоидущий расчет… Человек – это еще и вера… а это всякий раз опрокидывало ваши точнейшие расчеты. Сэр Макс отказался от замка Эльбеф и богатейших земель, где одни только рудники сделали бы его самым богатым в королевстве!. . А ведь, по всем расчетам, он так поступить был не должен, не так ли? Он поморщился. – И что, вы его оправдываете? Он поступил как дурак. – Да, – согласился я. – как дурак. Но мы с вами знаем, он не дурак. Значит, те ценности, которые перевесили, стоят выше? Или ценнее, простите за тавтологию? – Мы судим по делам. Был такой ревностный истребитель христиан Савл, вы о нем говорили очень горячо, он гнал и уничтожал их безжалостно, но когда проникся идеями, сменил имя Савла на Павла. Именно он, как вы верно заметили, для торжества веры сделал как никто много. Потому нас не интересует, кем человек был. Нам важно, кем стал. – Сэр Ричард, я даже вам не могу сообщить о сокровеннейшей тайне… Но с позволения его высокопреосвященства намекну, вам будет достаточно. У всех у нас образ Христа – сама чистота и святость. Однако же в Ватикане самым тщательным образом скрывают, где он был все эти годы и чем занимался до того момента, как в возрасте тридцати трех лет внезапно объявился в Иудее и начал проповедовать о том, что жить надо иначе. Кардинал прервал сурово: – Вы сказали достаточно, отец Дитрих! От его холодного, как айсберг, голоса меня осыпало морозом. Отец Дитрих послушно замолчал, и я видел по его лицу, что ничего больше не добавит. – Возможно ли, – проговорил я осевшим голосом, – его слова о раскаявшейся блуднице… более чем выстраданы? – Простой человек, – ответил я, как можно больше приглушая голос, – узнав все это про Александра, скажет довольно: он пил и по бабам – значит, и мне можно, га-га!. . И больше ничего не усвоит. Глаза кардинала были полны вселенской грусти. – Все верно, сын мой. Человек везде ищет грязь, чтобы самому не мыться. Потому ее приходится скрывать. Это ложь… но святая ложь. Во спасение. Не наше, их спасаем. – Люди считают, что учить нужно только детей. Но мы-то знаем, что и взрослых нужно учить, наставлять, советовать и подсказывать им, как жить верно и честно! Чем и занимается Церковь, хотя это никому и не нравится. Мы прошли зал, рослые стражи быстро и без лишних движений распахнули перед нами двери. Я коротко взглянул в их молодые и блестящие восторгом, горящие преданностью и верностью лица. Преданность и верность, мелькнула мысль. Без преданности и верности человек превращается в зверя. Даже если он умен, красив и обучен галантным манерам. . .

– Отцы церкви смотрели дальше нас. Святой Августин изрек: если бы Бог назначил женщину быть госпожой мужчины, он сотворил бы из головы, если бы – рабой, то сотворил бы из ноги; но так как назначил быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра. Так что, сэр Ричард, нравится нам это или нет, но церковь уготовила в будущем женщине те же права, что и мужчине. Я покрутил головой, сказал озабоченно: – А про обязанности святой Августин ничего не говорил? А то женщины за права ухватятся охотно, эти лисы ничего из рук не упустят, но обязанности брать на себя не восхотят. Он развел руками. – Привыкнут. Возьмут. Никуда не денутся. Прав без обязанностей не бывает. Что делать, я слаб. Он вскинул брови в безмерном удивлении. – Почему так решил? – Потому что это слабость. Он покачал головой. – У слабого нет слабостей. Слабости – качество сильных. – Все помнят, у вас было что-то с леди Беатриссой… Говорят даже о великой любви. Или сейчас осталась только… теплая дружба? Я сцепил зубы, нахлынула сладкая боль, с трудом ответил: – Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец. Один пират из бывших знатных как-то говорил, что любой королевский двор – всего лишь общество знатных и модных нищих. Важнее реальная власть! Если она есть, то рано или поздно титулы сами упадут к вашим ногам. Как спелые груши с яблони, которую трясет медведь. Самому стыдно, сэр Торкилстон. Чувствую, какой во мне сидит зверь в темноте. В каждом из нас он прячется, самый лютый, хищный и злобный на свете, но другие как-то не выпускают наружу? Мы остаемся людьми только потому, что загоняем его пинками все глубже в нору! Я вот выпустил, стал зверем, потерял людской облик. Мне должно быть ужасно стыдно. Высокообразованные люди знают, что в своей вере люди обычно куда ближе к истине, чем самые длительные и точные изыскания… Но это отвлеченный разговор, а мы с вами люди деловые и ценим время. Потому скажу прямо в лоб: только церковь может дать сверхцель, ради которой стоит оставить такие мелкие и детские дела, как войны, интриги, схватки за трон. Если власть церкви будет сильна, королевства между собой воевать уже не смогут. Мы все топаем в одной команде к великой цели! У меня свой путь от сперматозоида до императора. – Нехорошо, – сказал он осуждающе. – За всю жизнь женщина должна покинуть дом трижды. Когда ее крестят, когда выдают замуж и когда хоронят. Она поступила не по правилам. Ордоньес пробурчал независимо: – Женщины не виноваты в том, что иногда отказываются подчиняться правилам. Эти правила сочинили мы, мужчины. Если помните, безо всякого участия женщин. – Много ты понимаешь, – сказал Торкилстон. – Много, – возразил Ордоньес. – Я знаю о браке все, потому холостяк. А когда тебя женим, хитрюга? Он отмахнулся. – Не люблю я ходить на свадьбы. И на свою не пойду. Слишком уж это темное и непонятное… Правильно ли поступили двое, поженившись, нельзя понять даже на их серебряной свадьбе. Вон посмотрите на короля, сияет! А почему? Свадьба делает мужчину счастливым только в одном случае – если это свадьба его дочери. – Да ничего…. Просто все так неожиданно.

– Это для нас, – возразил он. – Если женщина любит хама, то он непременно непризнанный гений, избранная душа, если дурака – то это особо умный по-своему, если вора – то родители плохо воспитали, а он сам не виноват… Ордоньес подошел со спины, легонько коснулся, не приятельски, а как вассал поддерживает сюзерена в трудном положении. – У них, – сказал он ворчливо, – у всех особенное косоглазие! Не видят того, что есть, не ценят то, что само в руки плывет, зато… я ж говорил, им подавай от яблони апельсины! Я стиснул челюсти. В моем срединном революция стала возможной потому, что в атаку офицеры красиво и гордо шли в полный рост впереди наступающих войск, стыдясь пригибаться или передвигаться перебежками. Их убивали в первых же боях, на смену присылали совсем необученных из училищ. Эти необученные, но гордые, блюдя честь, тоже старались в первую очередь быть красивыми и достойными. В конце концов вечно недовольных простолюдинов сдерживать оказалось некому. . . На дальней стене огромная мозаика из цветного стекла, все, как водится, из чистейших красок, никаких полутонов, только пурпур, аквамарин, изумруд, радостная оранжевость – еще не пришло политкорректное время смешивать и доказывать, что нет добра и зла, а есть круто перемешанное говно, именуемое человеком. – Дорогой граф, человек боится необъятности мира. Нам всем страшно!. . Это зверь не понимает, кто он и что с ним, и потому не страшится, а человеку страшно. Человек страстно желает быть частичкой чьего-то плана, быть встроенным в какую-то картину… Отними это у него – запьет или кончит жизнь самоубийством перед лицом такой страшной неизвестности. Он пробормотал: – Лучше бы встроиться в хорошую картину. – Язычники страдали от своего рока, – сказал я. – От судьбы!. . У них предсказано даже, как их боги погибнут. Зато христиане освободили от рока, дав взамен нечто намного более ужасное для слабых людей: свободу!. . Он посмотрел с сомнением, так ли понял. – Свобода… страшнее? – Ну да, – подтвердил я. – Раньше во всем был рок виноват, судьба, фатум! Человек как бы ни при чем. А теперь он сам виноват… если виноват. Слабым страшно быть свободными и самим отвечать за свои поступки!. . Даже христианин и то частенько обвиняет в своих преступлениях родителей, не так воспитавших, или товарищей, не к тому подтолкнувших. Даже хозяина лавки, оставившего товар на видном месте… А то и вовсе судьбу, будто все еще дикари какие. Он развел руками. – Ну, это привычно… – Да, – сказал я с раздражением, чувствуя, что говорю уже прописные истины, но они даже для меня еще не достаточно прописные, тем более это непривычно для таких вот простых существ, – да! Каждый из нас все еще не силен. А язычники вообще были по дефолту слабыми, потому и ссылались на судьбу, фатум, рок, против которых бессильны даже их боги. Мы христиане, но в каждом из нас еще сидит дрожащий язычник, он жаждет узнать предначертанное для него, как будто такое возможно!. . Вот на таких и наживаются астрологи и всевозможные предсказатели и гадатели. Пусть эта гадательница не наживается, у нее это из любви к искусству, но все равно она вредит… Да, вредит. – Замысел в том, – пояснил я, – что Господь всем нам посылает испытания. Большие и маленькие. Иногда размером с гору, иногда – с комара. На кого рассчитывает больше, того испытывает по всей программе. Рыцарство обречено, подумал я, глядя ему вслед. Эволюция подчиняется великому дарвиновскому закону выживания зауряднейших. Единственное, что вообще-то можно сделать, – это чтобы на смену рыцарству приходило… рыцарство! Я еще не знаю, как это сделать, но ради достижения такой цели… даже ради попытки ее достичь могу в качестве торжественного обета отказаться от чревоугодия, сластолюбия и скотоложества. Вообще-то я и раньше ничем этим не увлекался, но

пусть обет будет, все-таки серьезное ограничение наших вольностей, а высвободившаяся энергия пусть будет потрачена с большим толком. – Если бы Бог был гуманистом, вместо десяти заповедей мы имели бы десять рекомендаций. Однако он дал именно заповеди!. . То есть приказы, говоря по-нашему. И относиться к ним должны, как к заповедям, как бы нос ни воротили. Думаете, мне самому нравится, что прелюбодеяние какимто образом попало в число запретов?. . Но, что делать, Ему виднее. Хотя если хорошенько подумать, то и нам видно, что Он прав, хотя побунтовать и побурчать хочется. Но это сколько угодно, мы же свободные люди. пессимист – это человек, который плачется в жипон, а оптимист предпочитает плакаться в декольте. . . Если удалить из человека темное, он очень быстро теряет желание жить активно, исследовать, придумывать и превращается… ну, не в животное, но теряет всякую силу духа. И уже его род не развивается. К сожалению, в этом не однажды убедились Великие Маги прошлого, они же Молодые Боги, когда снова и снова пытались вырастить человечество без агрессии… — Ого, — вырвалось у меня. — Это им обошлось дорого, — объяснила она тихо. — Потом приходилось всякий раз с надеждой смотреть на дикие племена, уцелевшие где-то на окраинах мира, позволять им выйти на просторы и завоевывать благополучных и неагрессивных, что потеряли стимул жить и развиваться Как-то получается, что только злой и агрессивный человек может развиваться, завоевывать рубежи как чужих королевств, так и знаний… Но вы-то, сэр Сатана, тогда уже были? Вы ведь с первого же Дня Творения? Он кивнул. — Да. Но тогда мы, все ангелы, были блаженными исполнителями воли Господа. Наша самоидентификация началась, как ни странно, после сотворения человека. Господь создал Адама и, весьма довольный своим творчеством, восхотел, чтобы мы оценили его шедевр и поклонились человеку, признав его властелином мира. Он умолк, я сказал нетерпеливо: — Да-да, я знаю. Большинство бездумно признало, а вы, сэр Сатана, отказались. Мол, существо из огненной породы, могучее и бессмертное, не станет кланяться куску мокрой глины. — С этого все и началось, — согласился он. — У вас, людей, почему-то бытует мнение, что после этого Господь, разгневавшись, сбросил меня и моих сторонников в ад. Конечно же, это неправда. И в ваших книгах записано все верно, только надо уметь читать. Там нигде не сказано, что Господь нас низверг!. . Нигде. Господь и пальцем не шелохнул. Это те лизоблюды, что присягнули человеку и поклонились, даже не понимая, что делают, а только потому, что так велел Творец, это они собрались войском и после жестокой битвы низвергли нас с небес!. . Нас было во сто крат меньше, сэр Ричард, но мы им дали бой. И мы почти-почти победили, но в последний момент один отряд проявил малодушие и перешел на сторону верных Творцу. Я спросил напряженно: — Постойте… выходит, вы тоже, вслед за человеком, обрели свободу воли? Он криво улыбнулся. — Только те, кто захотел. Хочу вам напомнить, сэр Ричард… — Ну-ну! — Творец, — произнес он с нажимом, — с того момента, как создал человека и велел ангелам признать его властелином мира… ничем себя не проявил. Вся эта грандиозная битва, когда горела земля, океаны вскипали и превращались в пар, горы плавились и растекались жидким огнем, когда среди зеленых долин вырастали исполинские мертвые горы… прошла не только без его участия, но и без его внимания. И самое главное… вы меня слушаете? — Со всем вниманием, — заверил я. Он сказал с еще большим нажимом: — Он так и не прояснил своего отношения к той битве… Хотел ли он такой развязки? Каждая из сторон все еще считает себя правой, но и в войске ангелов во главе с архангелом Михаилом, и у нас

многие уже сомневаются. Верно ли поступили тогда?…Более того, кого Творец считает правыми сейчас? Я ощутил холод в душе, словно она открылась вечному космосу и межзвездным просторам. Сатана смотрел на меня с нехорошей усмешкой. — Возможно, — сказал я с трудом, — у Творца планы гораздо грандиознее, чем нам дано вообразить. Может быть, он знал наперед, как среагируют ангелы на создание человека? Может быть, ваш бунт, сэр Сатана, был предусмотрен Создателем, как родители наперед угадывают реакцию ребенка на те или иные слова отца? Он скривился. — Ненавижу даже думать о таком! — Я тоже, — признался я. — Но моя мама всегда знала наперед все мои детские хитрости. Уж не знаю как. Но все равно меня любила. А у вас, как мне кажется, эдипов комплекс. Сын на определенном этапе развития личности всегда хочет свергнуть отца и занять его место. Потом, конечно, со временем такое проходит. Вы, как я вижу, еще не повзрослели? Все еще хотите свергнуть Творца и сесть на его трон? Он посмотрел на меня волком. — Мне все равно, как вы это называете. Если бы у вас не было этого комплекса, вы не выбрались бы из пещер! — Но если бы не научились его смирять, — добавил я, — тоже не выбрались бы. . . Не понимаю, почему после такой ночи, в общем-то обычной, женщины воображают, что у них появляется над нами какая-то власть или хотя бы рычаги влияния. Эта с утра цветет, чирикает довольно, расчесывает волосы, вообще-то длинные и блестящие, смотрит лукаво, будто между нами что-то произошло важное, а не слегка повязались среди ночи. Выпив всего кружку, — пояснил я, — я становлюсь другим человеком! Понял? — Ну… — Так вот тому другому тоже надо налить! Дипломатия, — сказал я мирно, — та же война. Только чуть другим оружием. Она шевельнула плечами. — Ну, это понятно. Все мужчины засматриваются на слабеньких, маленьких, пищащих хоть при виде мыши, хоть в темноте… Любой рядом с такими чувствует себя богатырем. — Верно, — согласился я. — А еще мы очень любим дур. Смеемся над ними, но выбираем именно дурочек. Потому даже умные женщины стараются прикидываться наивными и глупыми. . . Возможно, на что не смею и надеяться, поставят небольшую статую в самом дворце… или хотя бы в саду у фонтана? — Да, — сказал я, — рядом с Гераклом, разрывающим пасть писающему мальчику. Вы все продумали, как я вижу. Короли всегда окружали себя сладкоголосыми певцами и музыкантами, в то время как герои сражались за страну на границе, отражали вторжения врагов и сами водили ответные рейды в глубь вражеской территории. Однако певцы, воспевая героев, как требовали короли, медленно и осторожно принижали их роль, а свою, напротив, приподнимали. И в конце концов все эти музыканты, актеры, певцы стали из слуг хозяевами, уже они ездили в роскошных каретах, покупали себе дворцы и замки, уже не их вызывали во дворцы, чтобы актеры дали представление, а прежние любители искусства теперь вынуждены были ездить во дворцы актеров… На Юге, как я помню, нет ничего подобного Церкви. Все языческие культы во все века во всех странах и на всех континентах были сами по себе. Даже в Древнем Риме, властелине мира, создавшем юриспруденцию, инженеров и еще много чего важного, храмы богов были независимыми, в каждой местности свои, единого центра не было, да такая мысль и в голову не приходила.

Только Церковь сумела создать культ с единым центром, и все остальные, где бы ни находились, признают с той поры власть римских первосвященников и подчиняются им. Но на Юге Церкви нет, а культ какого-нибудь Черного Властелина не простирается дальше родного села, да и то приходится делиться властью с множеством мелких божков, у которых свои последователи и почитатели. К примеру, хоть и считался Зевс самым главным из богов, но масса народу поклонялась не ему, а Аполлону, Афине, Афродите, Дионису, строила им храмы, воздвигала алтари и статуи. Кстати, Зевс вполне подходит на роль Черного Властелина, так как убил родного отца, силой захватил власть, подавлял восстания титанов и гигантов, вел разгульный образ жизни. Жены и любовниц ему было мало, он держал при себе мальчика Ганимеда для плотских утех, совокуплялся с животными, рыбами, птицами и даже насекомыми. Правда, другие эллинские боги не отставали от него в таких бесчинствах, но это только говорит в пользу того, что это подхвостье Черного Властелина, тот мир, нужно уничтожить и принести на выжженную святым огнем землю нашу чистую и кроткую веру в Господа и его бесконечную милость. Меня всегда коробила эта фальшь типа «потери в живой силе» или «сражение выиграно», «бой проигран», «войну выиграли»… Это не игра! Любая война — это не «потери в живой силе», а убитые люди, сожженные города и огромные потери для экономики. Кто говорит «войну выиграли» — тот военный преступник! Он не только оправдывает войну, но и ставит ее на уровень веселых развлечений. Мол, это же так здорово: убить десятки тысяч людей, сжечь их дома, изнасиловать женщин, вырубить их сады, насрать в их колодцы… Пророчества… гм… с ними жизнь… безопаснее, что ли… Нет, но определеннее, это дает спокойствие. Когда знаешь, что от тебя ничего не зависит, как бы ни барахтался, то и не дергаешься. Несоизмеримо более мощные силы все уже определили и… так будет, как они решили. Не зря же тысячи людей говорят, что прорицатели видят будущее. — Если тысяча людей, — заметил я, — говорят одно и то же, то это либо глас Божий, либо колоссальная глупость. Но глас Божий последний раз звучал, когда Господь давал Моисею ценные указания, а вот глупость слышу сто раз в день… Можно, — сказал я, — урода с горбатой спиной, вислым животом и кривыми ногами постараться одеть настолько пышно, что ни горб, ни живот не заметят. Да, это мастерство! И за такое искусство урод хорошо заплатит. Но мы создаем не мелких горбунов, а рослых мускулистых красавцев с прямой спиной и плоским животом, понятно? А для таких лучшая одежда — отсутствие ее или самый минимум, чтобы видны были мускулы и широкая выпуклая грудь. Если вы в самом деле великий художник или жаждете им быть, то езжайте в гавань и присутствуйте на постройке! Смотрите, как можно сделать их красивыми… без пышности, которая призвана прятать уродство… Один великий человек сказал, что нет лучше одежи, чем бронза мускулов и свежесть кожи! Разве древние наряжали своих гераклов и аполлонов в пышные одежи? Так и наши корабли должны быть прекрасными в мужественной наготе. Так что сделаем еще шажок от варварства к просвещению: изощренное потрошение и четвертование заменим простым сажанием на кол. И без поперечного колышка, который не дает проткнуть человека быстро, а задерживает агонию. И применять только в государственных интересах, потому что власть толкает людей на дикие и подлейшие поступки. К примеру, отвратительнейший пример подал Петр Первый, когда любовника своей сосланной в монастырь жены майора Глебова посадил на кол в тридцатиградусный мороз на Красной площади, а чтоб не замерз слишком быстро, на него одели шубу, шапку и теплые сапоги, так что майор дико кричал в страшных муках на радость толпы пятнадцать часов, но когда Петр приблизился, чтобы с радостью садиста полюбоваться на умирающего, тот обругал его последними словами и плюнул в наглую толстую морду. Умер майор только на следующий день, а Петр Первый это пятно с себя никогда не смоет, так что надо быть очень осторожным и в личных целях никогда-никогда, оппозиция все заметит. Император Тиберий, правивший Римом незадолго до рождения Христа, заявлял, что смерть — слишком мягкое наказание для осужденного, потому даже в цивилизованных странах казнь делают как можно более мучительной и долгой, тут поперек течения не попрешь…

Однако, думаю, один-два часа мучений на колу достаточно. Иначе люди устанут, притерпятся, впечатление будет смазано. Хотя, конечно, булочники, водоносы и уличные торговцы сладостей будут недовольны, но всем не угодишь. Можно бы сожжение, вон персидский царь Дарий сжег собственную мать, так что сожжение имеет давнюю историю. Ведьм, к примеру, редко сжигали поодиночке, обычно десятками, а бывали периоды, когда их сжигали за сезоны по нескольку тысяч в одном районе. Но этот красивый и праздничный обряд монополизировала для себя наша гуманная и милосердная Церковь, не желающая видеть пролитую кровь… Единственное, что могу сделать в этом направлении, — это не отменять казни, а сделать жизнь в Сен-Мари и Армландии такой, чтобы у людей не было необходимости убивать и грабить, устраивать перевороты. Конечно, преступники все же будут, не все же разбойничают из-за нищеты, есть и любители острых ощущений, но их окажется на порядок меньше, а то и на два. А потом… потом казни сделаем настолько незрелищными, что народ перестанет возмущаться, если они перестанут быть публичными. Хотя, конечно, это будет еще очень-очень не скоро. Сын мой, — проговорил он тяжелым голосом, — сын мой… Я вижу в тебе рост и… очередное преодоление. Каждый человек уникален, да… но есть и общее для всех нас, хотя мало кто это признает. Каждый считает себя центром мира и полагает особенным. И его переживания, дескать, особенные… Увы, это не так. Господь всем нам посылает одинаковые испытания по мере взросления, хотя разные по тяжести. Ты очень силен, вот и ноша твоя тяжела! Я воззрился несколько удивленно: — Хотите сказать, что и другие… через такое проходят? Он кивнул. Вид у вас усталый, — определил я. — Вот самое удобное кресло, располагайтесь. Хотите выпить? — Только не вашего ужасного рома, — ответил он слабым голосом. — Но вы его создали не для благородных людей, верно? — В точку, — сказал я. — Вообще-то все крепкие напитки не для благородных… Он тяжело опустился за стол и с интересом наблюдал, как посреди столешницы медленно сформировывается большая бутылка шампанского из зеленого стекла. — Перрье Жуэ Блан де Блан, — сказал я, несколько рисуясь, — самое знаменитое игристое в мире. — Ну-ну, проверим… Я разлил по кубкам, посетовал, что не прозрачное стекло, не видно всю красоту играющего напитка, когда серебристые пузырьки эффектно рвутся к поверхности. Он отпил медленно, вслушался в ощущения, сделал глоток уже больше, довольно улыбнулся. — Вы правы, его слава заслуженна. — А создал монах-бенедиктианец, — сказал я с укором, — служитель Господа. Пьер Периньон, заведовал винным погребом и, бедняга, поплатился. Его изобретение выстрелило ему пробкой в глаз… Говорят, дьявол подшутил. Он сказал с ленцой: — Ну, монахи всякое придумывали на мой счет. Не уверен, что Господь одобряет даже это прекрасное вино. Может быть, это как раз он так подшутил странно. Знаете ли, сэр Ричард… Меня называют Отцом Лжи, но если честно, то лжи я научился от вас, людей. Первыми начали врать Адам и Ева… ну, сперва отрицали, что срывали тот плод с дерева, который все дураки почему-то именуют яблоком, потом вообще врали на каждом шагу. Для нас, ангелов, это вообще было что-то особое, новое, непостижимое, никто вообще не мог понять, как это можно говорить неправду. Я вообще горел на медленном огне, говоря фигурально, все-таки ангелы несгораемы, но никак не мог заставить себя соврать хоть в малости. Это бесило и злило, жалкий мелкий человечек, существо из мокрой глины, может то, что не могу я?. . И, скажу с гордостью, первым все-таки сумел переломить свою натуру и выйти на более высокий уровень, когда можно солгать, глядя прямо в глаза, — я. Многие ангелы до сих пор не умеют лгать. Я не говорю про тех, что шли с Михаилом, но даже те, кто со мной. — Здорово… — А человек, — сказал он с кривой улыбкой, — все больше усовершенствовал ложь, облагораживал ее, придавал ей оттенок благородства и даже изящества. Появилась большая «ложь

во спасение», мелкие разновидности вроде той, что людям надо говорить приятное, и неважно, что на самом деле вы о них думаете… — Женщинам комплименты, — подсказал я. Он кивнул. — Вот-вот, это тоже ложь, но ее вывели из тени, теперь она как бы обязательное свойство хорошо воспитанного человека. В то время как простолюдин может говорить правду… Он поморщился. — Ну, зачем вы так… нехорошо. Есть и другие слова, корректные. Хотя в чем-то правы, для короля необходима беспринципность. Я бы даже сказал, крайняя беспринципность! Ибо в его королевстве всякие люди, верно? Он должен быть королем для всех, не так ли? — И для преступников? — спросил я. — Преступников следует, — произнес он, — истреблять. Но если начнете истреблять беспринципных, рискуете оказаться в пустыне. Беспринципными оказываются время от времени все люди. Одни постоянно, другие редко, кто-то совсем редко… В зависимости от стойкости перед обстоятельствами. Он засмеялся, наслаждаясь моим замешательством. — И что, — спросил я, — принципиальных совсем нет? — Почему же, — ответил он спокойно, — их немало. Но, как вы сами уже поняли, не они рулят миром. Потому вы, как бы это сказать помягче и деликатнее, сказали «а», говорите и «бэ». Что, если в самом деле, незаметно для самого себя, подвожу почву, чтобы… ну… больше сотрудничать с Сатаной? С ним это проще и приятнее, у него свобода, равенство и братство, можно все, а у Господа строгие установки, туда не ходи, этого не делай, а подпрыгнешь — попытка удрать по воздуху… Понятно же, что большинство, наконец-то вырвавшись из-под власти родителей, не захочет над собой ничьей другой власти, и плевало это никогда не взрослеющее большинство на все моральные установки, за исполнением которых строго следили дедушка с бабушкой, а также папа с мамой, а у богатых — еще и гувернантки или гувернеры. Потому большинство становится атеистами, но не от убеждений, а от лени и нежелания думать над чем-то еще, кроме как о жене соседа. Таким и Бог, и Сатана одинаково безразличны, но когда безразличны… выигрывает все-таки Сатана. Но это, если по-умному. Однако знаю, если бы мир создавался только умными, это был бы совсем другой мир! Человечество держится не только на лжи, как уверяют… некоторые мои знакомые, но и на чести, самолюбии, уязвленной гордости и даже ущемленной гордыне. Во мне есть вся эта дурь, ущемленность, обида, баранье упорство, нежелание считаться с реальностью… пусть эта сволочь сама считается со мной!. . . Он кивнул. — Войны — всего лишь завершение. Последний камень в возводимую стену. На самом деле войны выигрываются задолго до того, как армия получает приказ переходить границу! Но вам это, видимо, понять пока трудно. Мой конь? — спросил я. Офицер ответил почтительно: — Он съел горящие угли из походной кузницы, а ваша собачка стащила у солдат самого крупного кабана вместе с вертелом. Я подал ему золотую монету. — Отдайте им, пусть утешатся и добудут другого. А собачка вертел не съела? А то если он железный, у нее живот проболит целый день. Он покачал головой. — Нет, вертел у нее отнял и сожрал ваш конь. Я отмахнулся. — Ну, ему можно. Господи!. . Так чего же вы ищете здесь?

— Сатисфакции, — ответил я. — У меня отнимают… ваше высочество, не Армландию, с этим пустяком я бы смирился! — А что же? — Отнимают честь. Ее глаза потемнели, она на долгое мгновение несколько странно ушла в себя, щеки побледнели, скулы заострились и стали подчеркнуто острыми, эдакий бьющий через край аристократизм. — Отнимают честь, — проговорила она медленно, словно про себя, пробуя на вкус эти слова, как незнакомые или старательно забытые, — это сказано… неплохо. Вы в самом деле готовы за честь драться до последнего? Я поклонился. — Ваше высочество! Но ведь у меня ничего и нет, кроме чести. — А королевство, — напомнил она, — за Хребтом? Я отмахнулся. — Что сравнимо с честью? Нет чести — нет и человека. По крайней мере, простите, мужчина без чести — не мужчина. На что указываете пальцем, — сказал я уже злее, — это совсем другое. Я велел всего лишь зачистить королевский дворец и личные покои Гиллеберда сэру Клементу… я ни разу не употребил слово «убийство»!. . а он приказал своим солдатам захватить этажи, всего лишь никого там не оставляя в живых. В этом случае семья короля Гиллеберда уже не какие-то там люди с женщинами и детьми, в смысле — не личности, а статистические единицы! Как, впрочем, и остальные жители города, у нас вообще-то равенство, по глубокому убеждению церкви. Да, какая-то часть статистических единиц неизбежно вычеркивается при захвате города. Это входит в число сопутствующих потерь, без них не обойтись. Дети Гиллеберда… тоже сопутствующие и неизбежные. Как и дети какого-то горожанина, выбежавшие на дорогу как раз в момент, когда в город ворвалась наша тяжелая конница и пронеслась по узким улицам. На таких вопросах обычно не заостряется внимание, более того — умалчиваем, хоть речь идет о вещах привычных и знакомых, как дефекация или менструальный цикл. Есть вещи, о которых знаем, но… не говорим. Из деликатности и стремления наших душ к вещам возвышенным и одухотворенным. Он поперхнулся и долго кашлял, расплескивая вино на роскошный камзол, глаза полезли на лоб, а когда пришел в себя, опустил кубок и в восхищении мотал головой, всеми фибрами показывал, что от переполняющих чувств даже слов не находит. — Сэр Сатана, — сказал я, — с вами все в порядке? Он помотал головой и сказал потрясенным голосом: — Простите, сэр Ричард! Простите, что иногда смотрел на вас свысока! Теперь понимаю, должен смотреть вообще-то снизу. Господь предвидел этот момент, когда велел нам, ангелам, поклониться человеку и заявил, что вот это мокрое и грязное из глины унаследует землю и весь мир. Я спросил с подозрением: — Вы это чего? — Сэр Ричард, — сказал он с чувством, — берите мой плащ и шляпу, я отдаю вам свой трон! А сам со стыда уйду скитаться, заносчивый дурак, все эти столетия считал, что это я самый хитрый, беспринципный и напрямую идущий к цели! Господь все видел, понимал, что мы — агнцы рядом с вами. Я сказал с достоинством: — Сэр Сатана, я не понимаю ваших туманных речей. Я — человек, а это значит, я — подвижник, герой, светоносец, замечательный, достойный, великолепный, честный, справедливый, великодушный, чуткий, бескорыстный, жертвенный, чуткий, умница, добрый, хороший, уязвимый, средний, нормальный, обычный, терпимый, толстокожий, нехороший, нечестный, несправедливый, нечуткий, эгоистичный, грубый, недобрый, пустой, дырявый, подлый, бесчестный, коварный, злобный, предающий, корыстный, гадкий, недостойный, мерзкий, отвратительный, подлец, убожество, мерзавец, дрянь, ничтожество, ублюдок, говно, трус, дурак, недотепа, идиот, сопляк, глупец, олух, лентяй, растеряха, соня, трудяга, опора, гений, надежда и защитник всех людей, нелюдей и существ во вселенной! Он слушал несколько обалдело, одно время даже начал было соглашаться, я даже уловил момент, когда и с чем, но затем скривился, словно прикусил больным зубом. — Да уж, — произнес он сухо, — думаю, наш Всевидящий и Всеблагой не понимал до конца, какую огромную ошибку совершил.

Не я, — возразил я неохотно, — но какие-то там потомки… — А что есть человечество, — вопросил он в изумлении моей тупостью, — как не один человек, пребывающий вовеки? Я посмотрел на него удивленно, такая странная идея не приходила в голову, хотя что-то в ней дикое и настолько абсурдное, что может оказаться пронзительной правдой. — Ты хочешь сказать, — пробормотал я. — Господь не лишил Адама и Еву бессмертия? Он ответил в удивлении: — Нет, конечно! А ты не знал? — Не-а… Где-то глуплю… — Подумай, — сказал он настойчиво, — и все станет ясно. Я добросовестно подумал, ответил нерешительно: — Господь не отнял у людей бессмертие, а только раздробил его на… части, так?. . Отдельные части смертны, а общий человек бессмертен? Он широко улыбнулся огненным ртом, став похожим на пылающую комету. — Ну вот, понял. Теперь понимаешь, почему тебе нельзя сползать во Тьму? Ты погубишь не только себя и своих потомков, но и очень многих вокруг. Из-за тебя в Царство Небесное на земле войдут позже… а то и не войдут вовсе. Ричард, в древний и дряхлый мир впервые пришла вера! Вера в Бога. Язычникам вера не нужна, их примитивные боги просты и понятны, точно так же едят и пьют, ссорятся, прелюбодействуют… Я кивнул. — Знаю. — А наш Бог, — прогремел он мощно, — непостижим, потому в него можно только верить! И это новое… чего не было в старом мире язычников, я говорю о вере, поведет… уже ведет!. . человечество вперед и ввысь, в то время как… топталось… и должно было топтаться на месте Блестящее озарение Тертуллиана вызвало гнев церкви, его обвинили в ереси, дескать, никто больше не придет и ничего не создаст новее, но Тертуллиан как-то предвидел приход Мухаммеда с его исламом, в котором Христос займет место величайшего пророка и Верховного Судьи на Страшном Суде. Так что если Тертуллиан сказал, что я уже во Тьме не по колено, а по горло, то наверняка знает, что говорит. Но я еще не захлебнулся. Еще нет. Еще держу губы плотно сомкнутыми Потому и длятся войны, ибо многие узлы удается разрубать только во время беззаконья… — Когда узлы не развязывают, — переспросил мудрый барон Саммерсет, — а рубят? — Вот именно, — сказал я, — потому давайте в периоды благодатного беззаконья рубить… в смысле, решать вопросы быстро и решительно, чтобы беззаконие заканчивалось быстро… и сменялось до-о-олгим благодатным миром, в котором все вопросы решены, все поют и пляшут. Что-то не складывается, — проворчал он грозно, — слишком мала вероятность удержаться на этой грани! — Да, — признал я, — зато каков выигрыш! Либо яростно бороться с похотью и чревоугодием, как наши прославленные аскеты и подвижники, отдавая этой борьбе все силы и все время, либо снизить привлекательность греха настолько, что и грешить не очень-то и захочется. А то, что случается, это и не грех, а так… удовлетворение естественных нужд, после которых человек сразу же занимается делом и ни о каком дальнейшем разврате и не думает. И не потому не думает, что превозмогает себя, а просто чего о такой чепухе, такой мелочи думать? Он молчал, полыхая так яростно, что вот-вот начнут плавиться камни, но я не чувствовал жара. — И что, — прогремел он, как из быстро уходящей грозовой тучи, — такое возможно? — Мы же люди, — напомнил я. — Чего уж такие крайности: либо предельная святость, либо предельный грех?. . И то и другое для нас гибельно, Тертуллиан. Именно потому, что мы люди. Хватит говорить намеками, скажем правду: Ева повязалась со Змеем, родила от него Каина и Авеля. Адам там и близко не стоял. Но хотя Каина после убийства брата изгнали на край света, он построил там первый город на земле, завел жен и кучу детей, а потом его правнуки и правнучки встретили потомков третьего сына Адама и Евы, уже чистого от первородного греха Сифа, и нарожали потомство… Так что в каждом из нас есть семя порочного и похотливого Змея… и чем больше с ним бороться, тем сильнее он сопротивляется.

– Ах, леди Мисэлдон… на самом деле мы, мужчины, настолько страдаем от женского острого и все замечающего ума, вашей проницательности и полного понимания, что инстинктивно тянемся, как голодные овцы, к сочной траве, к таким вот чирикающим дурочкам!. . – Ваша светлость! – С ними мы такие умные, – сообщил я правду, – такие значительные!. . А они смотрят на нас и восторгаются, восторгаются… – И вообще не жалую трусов… – Трусы… – Он взглянул с непониманием. – Ваша светлость? Я сказал раздраженно: – Да это все те, которым и хочется, и колется. Им всегда жаждалось и бессмертия, и абсолютного здоровья, и всего-всего, что обещал прогресс, но они постоянно мешали ему своими дурацкими «а вдруг это отразится на будущих поколениях?», «а вдруг у меня волосы в носу вырастут?», «а это ж химия, а она вредная»… и всячески тормозили придирками, запретами и расследованиями. Вот и здесь, когда одни полностью превратились в нечто новое… эти же все делали с оглядочкой. Так и остались наполовину теми, приспособленными, а наполовину в старой форме людей. Вообще Господь явно творил человека и посмеивался, если мы одинаковой пьянкой отмечаем дни рождений, свадьбы, похороны, проводы в армию и возвращение оттуда, разводы и рождения детей. . . Но вообще-то ты сложен… неплохо. — Все из-за книг, — сказал я, — они ж такие тяжелые! — А владеть оружием где научился? — Все в книгах, — сказал я. — Книги — источник мудрости. Как-то один мой друг прочитал книгу о вреде пьянства и тут же твердо решил бросить читать! И вообще книга — лучший друг: жрать не просит, денег не занимает, в постель не тащит. . . Да, — ответил он с достоинством, — я Ирладельраэль, член Совета Мудрых. Дело в том, что вы очень уж… странноваты для эльфа. Уж простите, для нормального эльфа. Я засмеялся широко и честно. — Да ничего-ничего, говорите!. . Я там уже озверел от политкорректности. Представляете, никто слова не скажет, что я не совсем эльф, даже слово такое придумали, «эльф афро… тьфу, эльф человеческого происхождения»! Абсолютная власть в руках одного человека — нехорошо, но на определенном этапе нет более острейшей необходимости для выживания государства. Страны, вставшие на путь свободных выборов правителей, пали под натиском авторитарных соседей, как та же Польша, что была крупнее, населеннее и сильнее России, но там заправляло выборное собрание, где один-единственный депутат мог сказать «Не позволяю!», и закон не проходил, что привело страну к хаосу. Я сделал себе кофе покрепче, все равно не до сна, а Розамунда взяла меч и расхаживала с ним по комнате, принимая героические позы. Я наблюдал с усмешкой, какой-то я урод, голая женщина с мечом в руке или любым другим оружием ну никак не кажется мне чем-то… ну не знаю, что другие в этом находят, но эти дуры постоянно вот так голыми берут меч или топор и начинают выпячивать разные части тела, уверенные, что это как бы весьма ого-го-го, а это не ого-го и даже не ого, а так, усмешечка в лучшем случае. Наверное, тут ожидается контраст, дескать, женщина — существо слабое и беззащитное, а голая женщина… ее еще почему-то называют иногда обнаженной, так и вовсе слабейшая и ах-ах какая беззащитная, потому когда берет в передние лапки стальной меч, это должно как-то вот, на меня ну никак… Не довольствуясь вышагиванием с мечом, она влезла в мою кольчугу, скованную гномами, ей как раз до середины ягодиц, а когда повернулась ко мне и ждала, как я оценю, я сказал, что да, ух ты, ого-го, это ж надо, да ты че, как здорово, ну ты молодец. Обрадованная, надела еще и мои сапоги и так бродила по комнате, укрытая сверху и снизу, оставив широкую полосу в три ладони обнаженного тела.

Я снова сказал «ух ты», она стараясь, молодец, изощряется, женщинам вообще-то надо почаще говорить это «ух ты», тогда уверены, что их ценят и понимают, дуры. сказал мирно: — Вот тут и намечается различие между мужчинами. Те, кто попроще, тянутся вкусно покушать, таких большинство. А короли, звездочеты, поэты, политики и странствующие рыцари — это те, кому все равно, что сожрут по дороге. Их взор направлен на линию горизонта, а сердца стучат в жажде дойти до края Земли. Потому они обычно избегают вкусной еды, за нее приходится платить дорого, как деньгами, так и временем, а еще вовлечением в какие-то дела. . . Хотя если посмотреть непредвзято, то на дураках вообще мир держится, не только армия. Умные почему-то сидят по углам и шипят, что наверху одни дураки и ничего не умеют, надо вот так и вот эдак, а сами шнурки себе завязать не могут, на собственных соплях поскальзываются, а потом просят дураков, чтобы лечили и вообще заботились, мы же, дескать, умные и потому цвет нации, нами гордиться надо. А что ничего не умеем и ничего не делаем, только критикуем, так это потому, что Господь дал много ума за счет всего остального. Иоанн Златоуст изрек, — сказал он, — разве ты не знаешь, что настоящая жизнь есть путешествие? Разве ты — гражданин? Ты — путник. Не говорите: у меня такой-то город, а у меня такой-то. Ни у кого нет города; город — на небесах, а настоящее есть путь. И мы путешествуем каждый день, пока движется природа. Второй священник сказал негромко, но страстно: — Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека. Кто ищет зла, к тому оно и приходит. Вы призваны Господом, чтобы пронести Его волю везде, где ступит ваша нога! Аминь. Хорошая придумка, — одобрил я. — Ее будут повторять и повторять недоумки несколько столетий. Очень этакая, революцьенная! Бунтарская. Придурки очень любят бунтовать. Начиная с того, что не хотят мыть уши, а повзрослев, кричат «Долой правительство!», которое, по сути, тоже принуждает мыть ухи и запрещает плевать на пол. Он хмыкнул: — А если правительство в самом деле дерьмовое? — А им все равно, — сказал я. — Они разве понимают? Раз в правительстве, значит — враг! Они же налоги берут, грабить прохожих не позволяют, бить окна и поджигать дома почему-то низзя Радость мужчин в сотворении, — произнесла она еще серьезнее, — радость женщины — в потреблении. Но еще большая радость для женщины… это — лью воду на твою мельницу — быть рядом с мужчиной, который умеет что-то создавать, решать, принимать на себя ответственность. Умные женщины умеют доить сразу двух мужчин. А то и больше. Мы все заинтересованы в мире и стабильности. Еще раз пламенно уверяю вас, упаси Господи таким пламенным миротворцам и демократам быть агрессорами!. . Мы не претендуем ни на власть короля Буркхарта, ни на земли королевства Вендовер. Лишь трусливая предосторожность либеральных ценностей заставляет нас на некоторое время оставить крайне ограниченный контингент там, где он находится. Он произнес с тоской: — Ограниченный… — Очень ограниченный, — заверил я. — Военные и тролли, разве они, по-вашему, интеллектуалы? Очень ограниченные и как раз на месте для успешного выполнения прямо перед ними поставленных задач. Тоже, кстати, ограниченных, без всяких интегралов и фриволетов. Хорошая речь, — сказала она совсем другим голосом. — Но это не мой меч. — А чей? — Твой, — ответила она и, увидев выражение моего лица, пояснила: — Я ждала тебя, чтобы передать его тебе. Я покачал головой.

— Что я с ним буду делать? — Это непростой меч, — заверила она. Я сказал с отвращением: — Это значит, что смогу убить им больше людей, чем простым?. . Больше разрубить голов, вспороть животов? Ну, спасибо… У меня такие мечи уже в кладовую не влезают. Все стены увешаны. А нет ли у тебя, скажем, хитрого плуга, чтобы сам пахал с утра до ночи?. . Или бороны, чтобы сама ходила по вспаханному и разбивала комья? Или такой тележки, чтобы ездила по полю и разбрасывала зерна ровным слоем? Она объяснила с улыбкой: — С этим мечом ты сможешь заставить других пахать, сеять, собирать урожай, печь лучшие пироги и подавать тебе на стол! Я вздохнул. — Ну да, конечно… Только пахать будут мелко и криво, разбрасывать зерна и по камням, урожай осенью соберут только наполовину, а из собранного еще треть рассыплют по дороге… Да и пирог такой испекут, что надо смотреть, чтобы на ногу не уронить! Нет, с мечом я уже проходил эту дорогу. Хотя вы, леди, не теряйте веры, на свете еще столько дураков волшебные мечи ищут!. От Господа у нас только душа, которую он в нас вдохнул и которую со временем заберет… Однако сейчас, пока мы в этом мире, мы не можем жить без тела! И потому мы должны сотрудничать с дьяволом, но не поддаваться ему, его целям, его желаниям, его установкам. Жизнь на земле — жизнь компромиссов. . . Увы, — ответил он со вздохом, — мир несовершенен. Вот вы какую молитву читаете чаще всего? Я подумал, ответил честно: — Господи, помоги мне стать тем, кем считает меня мой пес! Он посмотрел с уважением. — Вы ставите перед собой очень высокие требования, ваше высочество. И хотя вам никогда не стать таким совершенством, каким считает вас Бобик, но вы должны стремиться.

Наталья Шаварина

Христианские проповедники часто проповедуют о любви.. за основу своих проповедей берут слова из Библии, такие, как

Евангелие от Иоанна 13, Христос:
«По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»

Библия 1 Иоанна 16 гл:
«Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём.»


Используя эти слова Библии, а так же многочисленные религиозные учения, не понимая сути истинной Любви, они нередко соединяют в одно целое правду и ложь..
тем самым они служат сатане, искажая истину,борются с Богом….

И происходит так по причине того, что они рассуждают по плоти, а не по духуибо нЕ покорены Господу, Его Слову, Его Жизни…но связаны с духом мира и его лжеучений…
они предлагают миру собственные или чужие «откровения», выдавая их за  истину..
При этом возможно, они имеют какое-то стремление к нравственному саморазвитию, и их потуги могут им самим казаться духовными…..

однако, они мало чем отличаются от мирских "проповедников любви", которые говорят о радости, духовности, добре и зле, призывают людей к пониманию других людей, к терпению, прощению, самопожертвенности, толерантности…

Не стану внедряться в суть этих учений…замечу только, что все эти философии похожи между собой, связаны одними тенденциями, одними goalma.orgе можно объединить словом – ПЛОТЬ.

ЧТО это значит? ТО, что во «главе угла» их мировоззренческих принципов находится их привязанность к материально-физическим удовольствиям  и плотским наслаждениям, А НЕ стремление к Господу-- в обретении Его образа и подобия..….

Если поближе познакомится с таковыми «проповедниками любви», то можно узнать, что  их одолевает дух блуда, дух страстных вожделений, дух плотских развлечений и наслаждений, ненасытимость их живота и половых органов..
а если их плоть требует и требует, значит, они не духовны, их дух не рождён от Бога, но плоть главенствует над их духом…

Поэтому, чтобы оправдать себя и свои страсти (явные и тайные), они и придумывают всевозможные "философии любви", используя для этого Библию и «отцов церкви»…
они называют друг друга «братьями» и «учениками Христа», считая, что если они говорят о некой общей любви, значит, они – Господни и Бог с ними…..

Слова Писания, которые я привела вначале статьи, нельзя употреблять иначе, как не исследовав их ..в контексте всего Слова и данного места Писания..и об этом я рассуждала в других статьях…
НО лжеучителя берут их как БУКВУ…и прилепляют к своим философиям, без рассуждения и без ума Христова…

Говорят они «красиво»goalma.orgато…замысловато… угоднически…
их проповеди… -- «льстящие слуху» -

слуху какОму? – любому тому, кто НЕ во goalma.org желает жить по своей воле, искать «своего»…иметь всё то, что имеет этот мир – богатство, славу, разнообразие чувственных удовольствий, наслаждения чьими-то телами, алкоголем, танцами, разнообразной музыкой, фильмами, модами, путешествиями, науками, искусствами, азартными играми, застольями, охотой, состязаниями, розыгрышами, блудными связями, разнообразием еды и вкусов «заморских», празднованиями, тивишными просмотрами..

У дьявола есть множество приёмов по обольщению людей, которые он использует не только в мире мирском, но прежде всего в среде, так называемых, верующих…дабы они были обмануты навсегда..
И чтобы считая себя верующими, спасёнными Господом, на самом же деле оставались в плену иллюзий, в поле деятельности  сатаны,
исполняя его волю goalma.orgтно… «ненавязчиво», «тихо и мирно»…как некие миротворцы…как некие блаженные…а на самом деле слуги дьявола..…

Один из приёмов сатаны – это Лесть….по этому признаку можно отличить повадки сатаны…

О Христе написано в Слове: 1 Петра 2 гл:«22 .. и не было лести в устах Его.»

ЧТО такое Лесть? – лесть – это «задабривание» (словами) кого-то… с целью получения от него каких-то выгод, расположения, помощи, похвальбы, признания, уважения, дружбы, сферы влияния…

Христос (будучи на земле) никого и никогда не задабривал, не угождал никому словами неправедными, лживыми, льстящим слуху..…

Он всегда был прямолинеен, честен, открыт…без «двойного дна»goalma.org «тайных помыслов»…без искания каких-либо выгод, или чьего-то расположения

Он говорил только Истину и никогда не придумывал хитрых ходов, goalma.org изворачивался и не оправдывался…не говорил комплиментов …ничего не приукрашивал…не оправдывал никакое зло ничем и никак…
Он не хитрил и не лицемерил…goalma.org «втирался» в чьё-то доверие путём высокопарных хвалебных од….не говорил превратно и двоедушно….

Христос – goalma.org жил праведно .. говорил праведно..и судил праведно..

Дьявольские люди (те, кто нЕ покорены Христу, кто НЕ дети Божьи..) они любят лесть…любят сами её слушать и другим говорить…

Примечателен факт того, что льстецы  и любящие лесть, могут думать и говорить о праведниках, как о высокомерных гордецах, считая их таковыми только потомУ, что тЕ их в чём-то обличили и вскрыли их неправды
получив обличение, они нЕ признаются в своих неправдах, не раскаиваются перед Богом (и людьми) в своих заблуждениях и лжи, но остаются "при своём", а всех их обличителей обвиняют в их высокомерии

Льстецы (и любящие лесть) быстро меняют своё отношение к человеку
с положительного -- на отрицательное (если человек их обличает),
и с отрицательного - на положительное, если тот (которого они раньше нЕ любили) начинает им льстить и говорить им приятное…

тогда их самооценка поднимается..и они думают, что этот льстец – хороший человек, увидел их достоинства, goalma.orgил..а, значит, он, наверняка хороший, достойный, ведь, не может же (по их мнению) дьяволизированный человек  разглядеть, какой ты хороший… ..

Однажды  ап. Пётр хотел угодить Христу, сказать о том, что Тот нЕ должен идти на Крест Искупления мира…
останься здесь, Равви… мы Тебя любим…goalma.org тебе идти на Крест, если и Здесь можно всё обустроить наилучшим образом..—
вот так Пётр пытался, видимо, угодить Христу

И чтО мы слышим в ответ от Христа? – « Отойди от Меня, сатана!»….
Евангелие от Матфея 16 гл:
«22 И, отозвав Его, Пётр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!
23 Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое..».


Как видим, Христос не стал любезничать с Петром, обнимать его и благодарить за его заботумол, ну, спасибо, Петя тебе за попечение о моей душе… как ты прав, Петя, что Крест  Мне не goalma.org, давай-ка Я как-то по другому всё обустроюкак же ты Меня goalma.org, жалеешьможет мне ради тебя от Миссии своей отказаться..и остаться жить на земле, как все

НЕТ. Так не отвечал Христос…но Он вознегодовал!
ОН столько раз им объяснял свою Миссию Спасения…
они уже знали от Пророков и от Него лично, что Он должен будет взойти на Крест..и ИНАЧЕ нельзя!
а Пётр как будто и не goalma.orgся за земное своё благополучие…хочет на земле вместе с другими апостолами сесть на престол goalma.org Израиль возглавить и все народы мира ему подчинить..—  планов-то громадьё…да и слава человеческая не за горами…и рай на земле близко совсем…

Христос ответил сильно и сурово – Отойди от Меня, сатана!
Он дал понять Петру, что сейчас сатана говорит через Петраэто его (сатаны) голос и манеры своей цели добивается..— отвести Христа от Его goalma.orgь Его волю…

У православных «отцов» (и не только у них) часто можно найти  учения
о такой всепрощенческой угоднической goalma.org «по плоти»goalma.org человек НЕ различает происков сатаны..и начинает вещать через кого-то… к goalma.org усыпить его goalma.org его в ереси и соблазны..в «мечты о себе» великом…в собственное понимание о «справедливости»…..

«Ребята, давайте жить дружно» -- говорят многие христиане…давайте всех любить, со всеми обниматься, всех понимать, всем всё прощать…ведь, это так приятно… «флешмобы любви»…
мы – все – братья…у всех "душа – христианка"goalma.org от одного goalma.org нам делить…с чем спорить…ищите друг в друге Христа, а остальное приложится…

диву даёшься на все извращения Слова Божьего goalma.org все превращения Его в «образ и подобие мира»….

В одно христианское собрание пришёл человек, который увлекался восточной медитацией, экстрасенсорикой, магией…
Он пришёл с одной целью – увлечь за собою и своими учениями верующих христиан…ибо во Христа он не goalma.org Господа Его не считал…но думал о христианах, как о заблудших душах, больных и зомбированных (давно уже устаревшей) доморощенной Библией…
он претендовал на goalma.org goalma.org руководящий духовный пост…хотел собрать вокруг себя учеников..и делиться с ними своими «откровениями»…чтобы, якобы, открыть им глаза на правильное goalma.org им в их нуждах..а заодно  собрать с паствы немалое денежное вознаграждение…

Когда он явился в собрание, часть христиан сразу же разглядела в нём богоборца и «поставило вопрос ребром» --  раз ты НЕ «наш»goalma.org разлагай собрание…

НО тут же нашлись защитники этого человека…особенно одна женщина, жена проповедника…
Она стала рьяно его защищать, говоря о том, что он – тоже нам goalma.org, он ищет goalma.org помогать goalma.org не отвергает Создателя…ну, подумаешь, Христа не признаёт…это, ведь,  не goalma.orgе, что он пришёл к нам…возможно, в дальнейшем он поймёт истину, примет её…давайте дадим ему возможность goalma.orgь…

А почемУ же  женщина стала защищать этого человека - бывшего гражданского лётчика? –
ПотомУ, что он к ней первой подошёл (разглядев в ней блудность взгляда и поведения)..и начал льстить её goalma.org ей о том, какая она красивая, добрая, сколько положительной энергии от неё goalma.org ему хорошо рядом с ней….она здесь, пожалуй самая мудрая, самая приятная…..
И вот эта женщина (не рождённая свыше), так называемая, христианка, попала на дьявольский крючок…была взята сатаной в его удел…

насколько она была взвинчена против всего собрания…как она стала доказывать при помощи всё тех же мест Писания (приведённых вначале), что собрание НЕ право…не имеет Любви goalma.org имеет мудрости, Духа Святого..а она,мол, – имеет…   и её Дух побуждает защищать этого человека…

И вот собрание решило его оставить…
и чТО? – а тО, что этот человек стал приносить в собрание свою бесовскую литературу, раздавать её людям…разговаривать то с тем, то с другим, внушая им свою извращённую философию…goalma.orgжал на лести к другим…звал их приходить к нему домой…

Более того, как потом выяснилось, он пробовал на собрании свои гипнотические goalma.org проповедник говорил, экстрасенс смотрел ему в глаза и внушал мысленно ему свои ереси…

проповедник потом признавался, что ему было трудно проповедовать, не было мира и покоя в сердце…goalma.org-то мешало….

Дальше goalma.orgедник  начал ссорится с женой, которая без его согласия, пригласила этого экстрасенса к ним домой…нахваливая его ум, благородство и разные мужские достоинства…
Дошло до того, что однажды (пристыженный своей «горящей», якобы, для Бога, женой) проповедник Слова Божьего полез обниматься с «экстрасенсом», выпустив на грудь виноватую и «милосердную» слезу и называя его дорогим братом, объяснился ему в любви Христовой…(о чём позже он, конечно, сожалел)

Собрание goalma.org требовали дать отпор этому слуге goalma.org защищали его, говоря о том, что он, возможно, ищет Господа, но пока об этом не goalma.org дать ему время…

Но проходило время…ничего не менялось goalma.orgсенса предупредили..—можешь приходить, слушать  goalma.org собрания задавать вопросы по теме, по Библии…

НО он не молчал во время проповеди..а  начал уже прерывать проповедника (во время проповеди),  порочить Христа и тексты Библии goalma.orgвая всем, что они  – глупцы, придумали то, чего нет….верят в то, чего нет..и т.д…

только тогда собрание приняло решение запретить ему больше приходить к ним..

Обольщение  и лесть имеют один корень

Лесть не только в словах тех, кто «втирается» к вам в доверие»…а лесть и в льстивости самих лжеучений…

В чЁм находится эта льстивость? –
в угождении тем понятиям, которые имеют те, кто НЕ покорён Христу, кто не рождён свыше и не имеет духовного различения,
но верит всему, что ему кажется достойным его доверия и любви

однако, Истинная Любовь не терпит беззаконий, лжи, блуда, лести, богоборчества, сквернословия, хуления Бога (Христа, Его Жертвы), коварства и притворства, …и она всему этому даёт отпор!

Пример в этом –  сам Иисус Христос = Любовь
Он не преклонялся под чужое ярмо с неверными….
Он не угождал фарисеям, но обличал их, называя гробами окрашенными и порождениями ехидниными…..

Он выгонял торговцев из храма, переворачивая их столы и с гневом восклицая – «дом Мой домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников.» (Матфея 21,13)

Христос, уча своих последователей, не угождал их слуху, не оправдывал их страсти, но говорил прямо и коротко: "Не может войти в Царство Божье, кто не рождён свыше и кто любит мир, не расстался со своими грехами и страстями, кто собирает сокровища земные…"..…

Христос=Любовь предупреждал людей о грядущем Суде…об аде…о вечной погибели тех, кто не  уверует в Него!
От Иоанна 3 гл: «36 Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем.»


ОН не говорил (не обещал никому),
что ВСЕ спасутся только  потому  что Бог есть Любовь…

НО именно потомУ, что Бог есть - Любовь, спасутся только ТЕ, кто примет Его Жизнь, поверит в Его Искупительную Жертву, в тО, что ОН – Господь, извечный Сын своего Отца Небесного…пришедший во плоти для Искупления людей от их грехов, от власти сатаны над ними…и кто пойдёт за Ним узким путём веры и жизни во Христе!

Потому что Любовь истинная НЕ способна вмещать Грех и Непослушание Господу, Его Слову…
Любовь Истинная не может дружить с миром и его кумирами, вождями и лжепомазанниками, с похотью плоти, очей и гордостью житейскою!

Любовь истинная не укрывается в монастыри и не служит православным кумирам и религиозным системам, но служит только Господу…
в Нём созидается Её Жизнь, Её свобода от грехов, от бесовских учений, от всяческих систем и организаций мира…

Как и Сам Христос (= Любовь)  – не состоял в партиях и goalma.org боролся за «мир во всём мире»goalma.org ходил на стадионы, в казино и в театры…не занимался политикой и бизнесом…не увлекался модами и философиями мира…не блудил и не фантазировал сексуальными образами…не гнался за престижем и славою человеческою…

НО Он был послушен Отцу Небесному.. всё своё время посвящал общению с Богом – Отцом, в исполнении Его Воли……

Любовь Истинная – это и есть сама Жизнь в Господе…Жизнь праведности, святости, послушания Заповедям, прославление Творца, ликование духа от того, что ты в Господе, имеешь общение с Ним, можешь понимать Его Слово, водим Его goalma.org Его Защиту и Участие в каждом мгновении своего бытия goalma.org творишь Зла никому, ни одному творению…ибо ты обрёл Бога, т.е истинное Добро!

Римлянам « Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона.» Закона какого? Духовного, нравственного…во Христе.

Ибо ктО может доказать себе, что он нЕ совершает зла, когда, например, (будучи трезвенником, верным семьянином и честным работником) при этом отвергает Христа и Его Спасительный дар?..—

В Слове написано, что отвергающий Христа, как Господа, есть антихрист..а, значит, этот человек творит зло вместе с дьяволом, разнося по миру свою хулу на Бога,  возбуждая в других людях ненависть ко Христу-Спасителю и к христианам…

И пусть этот человек кому-то покажется «милейшим» и «добрейшим», однако именно про таких написано в Слове Божьем:
Псалом «22 уста их мягче масла, а в сердце их вражда; слова их нежнее елея, но они суть обнаженные мечи»

Эти люди несут зло миру, когда распространяют ложные учения, извращают Слово и Евангелие Спасения…goalma.orgо же зла совершили их лживые goalma.org они не понимают…думают высоко о себе и своих учителях…

придумывающие, верящие и распространяющие всевозможные лживые учения о православных канонизированных посредниках…о чудодейственности икон…о «царице Небесной» - Заступнице…о goalma.org «энергии Логоса», разлитой по всем религиям мира, которые суть языческие…о плотском Христе (имевшего жён и любовниц), зачатого от престарелого Иосифа, а не от Духа Святого….об «евангелии преуспевания»о новых христах и помазанниках…

Только ЧТО собираются делать таковые верующие в Царстве Небесном?—Так же как и на земле –пить, блудить, плясать, песни петь, детей рожать, квартиры обустраивать, бороться за власть, моды показывать, гордиться, сплетничать, тешить себя собственным величием и мудростью..?

Так ведь нет ЭТОГО в Царстве Божьем!
Нет там страстей земных…нет ничего блудного и страстного, бесовского и тленного…от плоти!

Там жизнь ДУХА….высокая, чистая, святая, целомудренная, ясная, Радостная радостью неизречённой, той, которая знакома только тем, кто во истину любит Христа, отдал Ему себя, верит в Него, идёт за Ним,
насыщается Им, Его Словом, Его Праведностью, Его Духом..

2 К Коринфянам 6 гл:
«14 Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?
15 Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным?
16 Какая совместность храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живого, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом.
17 И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прииму вас.
18 И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель.»


Иакова 4 гл:
«4 Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу.
5 Или вы думаете, что напрасно говорит Писание: "до ревности любит дух, живущий в нас «?»


Откровение
« 27 И не войдёт в него (Небесный Иерусалим) ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни.»

© Copyright: Наталья Шаварина,
Свидетельство о публикации №

Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении

Другие произведения автора Наталья Шаварина

Рецензии

Написать рецензию

Другие произведения автора Наталья Шаварина

СЕЙРАН СЕХАВЕТ – 70

АД
Рассказ

Перевод Натаван ХАЛИЛОВОЙ

Рамизу Ровшану
 
«Смерть, предназначенная для большей части людей,
населяющих землю, называется «дешевой смертью».
 
– Проклятье тебе, дорогой!
– И тебе, дорогой!
– Откуда идешь?
– Из Ада!
– Куда идешь?
– В Ад!
– Да… Ты совсем не похож на обитателей этого мира.
– Почему ты так думаешь?
– Ты что, не видишь, как все смотрят на тебя?
– Ну и черт с ними… и что?! Я тоже смотрю на них.
– А ты-то что на них смотришь?
– Слушай, что ты, как Инкир-Минкир,1 мне допрос устроил, а?!
– Что ты кричишь, я просто спросил… слушай, ты в самом деле пришел из Ада?
– Да!
– А откуда ты родом?
– Из Ада!
– Да нет, из какой части Ада?
– Слушай, ты что придуряешься, с чего ты взял, что Ад делится на части?!
– Опять ты кричишь, я просто спросил…
– Так когда не кричу, у меня глаза на лоб не лезут…
– Надо же… Послушай, с какой это радости ты появился в наших краях? И потом, как ты сюда добрался? Путь-то долгий!
– Во-первых, дорога от Ада сюда занимает всего пять минут – вы ближайшая для нас страна и единственная в мире, которая граничит с нами… Опять я понервничал… а что ты еще спросил?
– Говорю, с какой радости в наших краях…
– Прибыл как государственный представитель!
– И какое государство ты представляешь?
– Государство НДРА…
– Что еще за НДРА?
– Независимая Демократическая Республика  Ад… ну что ты вылупился на меня, не слышал о таком государстве?
– Слышал… но мы просто говорим – Ад… Не горячись, теперь будем называть эту страну официально… Слушай, а можно вашу страну посетить в качестве туриста?
– Почему нельзя, скажи, когда хочешь приехать, я пошлю тебе визу, собирайтесь и приезжайте всей семьей…
– Не обманешь?
– Что?!
– Да ничего… народ у вас, наверное, гостеприимный?
– О-о-очень… поэтому каждый, кто приезжает к нам, назад уже не возвращается.
– И кем ты там работаешь? Ты похож на высокопоставленного чиновника.
– Хочешь сказать, что тебе повезло?
– Почему?
– Во-первых, потому, что ты не похож на хорошего человека, значит, ты «наш» человек, рано или поздно…
– С чего ты взял, что…
– Не перебивай меня… На какие деньги ты совершил хадж?
– Продал немного железа…
– Это железо тебе от отца досталось?
– Нет…
– На какие деньги в горах ты построил дом для любовницы?
– Продал немного керосина…
– Керосин тебе от отца достался?
– Нет…
– На какие деньги ты оказывал гуманитарную помощь беженцам?
– Продал немного хлопка.
– Хлопок тебе от отца достался?
– Нет…
– На какие деньги ты заказал убийство того мужика?
– Немного…
– Вот и молодец… А там и до Ада недалеко…
– Ладно… чем ты занимаешься в Аду?
– Я президент Акционерного Общества кипящих котлов с киром Независимой Демократической Республики Ад… Я приватизировал все кипящие котлы с киром, и все они принадлежат мне… уже много тысячелетий…
– А сколько тебе лет?
– В Аду считают только грехи, а не годы… там нет понятия возраста…
– Ладно, а откуда ты знаешь все, что сказал обо мне?
– Во всех странах мира – и передовых и не очень – работают наши разведчики… И в вашей стране много людей, работающих на нас…
– Значит, ты знаешь обо мне все?
– Абсолютно… Вдоль и поперек… Ты не переживай… У тебя есть такой друг, как я… Хочешь, скажу, где ты был вчера вечером?
– Ну, ты уж не перегибай…
– Сказать?
– Но когда я шел туда, меня никто не видел…
– Сказать?
– Говори…
– После того, как ты проводил друга, улетающего заграницу, ты пошел…
– Молчи, молчи, молчи!..
– Таких, как ты, в Аду называют негодяями – у вас свой отдельный лагерь, начальником там мой друг, я попрошу, чтобы он хорошенько приглядывал за тобой…
– Спасибо, спасибо… может, мне все это снится?.. А?!
– Нет, ничего тебе не снится, я стою рядом с тобой, а ты – рядом со мной. Я как тебя увидел, кровь во мне заиграла…хорошо, что сам подошел… зов крови…
– Когда я тебя еще раз увижу?
– У меня много работы, очень много. Даже не знаю, с чего начать. Видишь этот документ?
– Что это?
– Не пытайся прочесть, ты наш алфавит не знаешь.
– У вас что, и алфавит свой есть?
– Алфавит Независимой Демократической Республики Ад – самый древний алфавит в мире…
– Да?!
– Потому что Ад – древнейшее государство в мире…
– Ясно, а что написано в этом документе?
– Это… нота протеста. Нота протеста нашего государства вашему…
– И против чего вы протестуете?..
– Согласно международным нормам все страны мира в конце каждого года обращаются с официальным письмом к правительству Ада и заказывают определенное количество мест для своих граждан. На основе этого мы заранее планируем места соответственно количеству населения каждой страны. Все страны аккуратно соблюдают это правило, кроме вас. Например, запрашивают тысячу мест, а посылают три тысячи человек. В результате нарушается порядок и стабильность нашей работы. В прошлом году из-за ваших граждан вышли из строя семь моих кипящих котлов, не сегодня-завтра начнется сезон грехов… А я все еще не закончил ремонт сорока кипящих котлов… Вот поэтому и пришлось подготовить такую ноту протеста. В первую очередь необходимо представить эту ноту вашему руководству, чтобы они перестали относиться к этому священному делу с прохладцей.
Если вы не положите конец этой халатности, против вашей страны будут предприняты международные санкции. А если это не поможет, все население Ада выйдет на демонстрацию протеста с плакатом: «Руки прочь от Ада!» Это, в свою очередь, может окончательно испортить отношения между нашими странами. А наше правительство желает расширения дружественных связей с вашей республикой.
– А это что?
– А это готовый контракт, хотим в вашей стране открыть филиал Ада…
– А почему именно в нашей стране?
– Нам здесь нравится… у нас много общего. Если мы немного вложимся в вашу страну, она превратится в Ад… Знаешь, после столетних исследований наши экономисты пришли к выводу, что ваша страна является самой выгодной для вложений!
– Может, ты имеешь в виду открытие посольства?
– Нет… фи-ли-ал. Филиал Ада… Что ты уставился?
– Какие большие у тебя ноздри, в каждой может поместиться по одной большой дыне…
– Я историю своей жизни знаю отлично. Меня в детстве называли кнопконосый; после того, как попал в Ад, все наслаждения, которые я испытал здесь, кровью из носа выбили, вот ноздри и расширились. Ты что, не видишь, что и глаза мои по размерам не отстают от ноздрей, все, что натворил здесь, кровавыми слезами выплакал там… Что мне тебе сказать, вот придешь, сам все увидишь…
– Да будь ты проклят…
– Так Бог меня давно проклял, знаю, знаю, зря ты мне это напомнил. Звук Божьего пинка до сих пор звучит в моих ушах… стоит вспомнить его, как звук начинает нарастать.
– А как наши ведут себя в Аду?
– Больше всего они навредили мне… В прошлом году взорвали два моих глиняных моста.
– А что, в Аду есть бомбы?
– Нет…
– Тогда как они взорвали эти мосты?
– Сглазили они мой мостик – такой он красивый был… еще ни один человек не смог пройти через него, ничего, придешь, увидишь…
– Да будь ты проклят…
– Да не напоминай ты мне это…
– А что ж ты не повесил-то на мостик оберег против сглаза?
– В Аду нет оберега от сглаза…
– Прихвати отсюда, когда будешь возвращаться туда.
– Здешние обереги там не работают…
– Почему?
– Придешь, увидишь…
– Да будь ты проклят…
– Ну не напоминай ты, тяжело мне от этого… Бог один раз проклинает свое творение. Если он проклянет меня второй раз, тогда Ад поднимется из недр земли и настанет Судный день. 
– Не могу понять, почему?
– Бог один раз проклинает свое творение. Если Бог проклянет меня во второй раз, Он ошибется, а если Он ошибется, то Ад поднимется из недр земли, наступит Судный день, и мир погибнет. Дай-ка, я тебя прокляну, а то аж кости мои горят.
– Ну прокляни, прокляни, давай…
– Иди к черту!
– Ладно, ладно, успокойся, прости, не знал я…
– Придурок, кто я такой, чтобы прощать тебя!
– Ладно, ладно…
– …
– Вот молодец, тише… тише… успокойся… вот… вот так…
– …
– А сколько населения в Аду?
– Вообще-то это государственная тайна, но тебе я могу сказать. В последний раз перепись населения там проводилась десять лет назад. Так что по последним данным население Ада в 99 раз больше населения Земли.
– Батюшки мои… Так там и пальцем шевельнуть нельзя… Надо же, какие вы молодцы…
– Глаза бы тебе выколоть и положить в ладони!
– Что ж ты на меня насылаешь такое проклятье? Почему глаза мои должны быть выколоты?
– Сглазишь Ад… Глазливые вы все тут, а так после этих слов и мне спокойнее…
– А какова территория Ада, сколько квадратных километров?
– В 99 раз больше территории, на которой живут люди…
– Батюшки мои, надо же…
– Глаза бы тебе выколоть и положить в ладони!
– И сколько людей приходится на один квадратный метр?
– У нас на каждый квадратный метр приходится пятнадцать тонн людей – у нас люди измеряются тоннами.
– Ты, наверное, знаешь, а на Марсе есть Ад?
– На Марсе был Ад, только он сейчас не работает.
– Почему?
– Не знаю, закрыли его…
– А для животных есть ад?
– Нет.
– Почему?
– Животные не грешат…
– А есть такие, кто попадает в Ад всем семейством?
– Есть даже те, чьи потомки попадают туда аж до седьмого колена, всем родом обосновались там,  они обладают большим авторитетом… И еще внуков и правнуков своих ждут…
– А в Аду рожают?
– Нет!!!
– Почему?
– Наша Конституция это запрещает!
– А нельзя внести изменения в Конституцию?
– У нас категорически запрещено вносить подобные изменения в Конституцию.
– А как у вас обстоит дело с транспортом?
– Мы ездим друг на друге.
– Шутишь?!
– В Аду не шутят, а тех, кто тут на людях катался, используют как тягловую скотину.
– Интересно, какой была первоначальная территория Ада?
– Намного меньше, чем сейчас, а потом, по мере повышения спроса, территория расширялась… на сегодняшний день Ад – самое большое государство…
– И как вы охраняете вашу территорию?
– Не как вы.
– А как же вы расширяете свои земли?
– Из недр земли поднимаемся наружу… Уже между несколькими странами и нашей страной копать осталось лет пять-десять – вы копаете внутрь, а мы – вверх… так, копая навстречу друг другу, мы когда-нибудь встретимся.
– А нельзя, чтобы мы так и не встретились?
– Другого выхода нет, рано или поздно мы должны объединиться, потому что поток с земли в Ад все увеличивается. Самые великие адоведы еще десять тысяч лет назад пришли к такому выводу – так что от нас ничего не зависит.
– А в Аду растут деревья?
– Деревья там не растут…
– А что там растет?
– Человеческие кости…
– Как это?
– Ну, как ваши большие деревья, раз в сто лет они даже цветут… и когда с цветов капает кровь, то превращается в землю…
– В Аду много детей?
– Ни одного… они все в Раю…
– А свет там есть?
– Нет…
– А газ?
– Нет…
– Солнце встает?
– Нет…
– Почему?
– Если там взойдет солнце, то все ослепнут…
– Почему?
– Потому что обитатели Ада видят только в темноте…
– И что?! Ты сейчас не видишь меня?
– Нет…
– Значит, сейчас ты слеп?
– Да…
– А как же ты узнал, что все смотрят на тебя?
– Мне сообщили об этом…
– Кто?
– Не задавай слишком много вопросов, попадешь в Ад…
– Да лучше тебе самому там оставаться…
– Я жить без Ада не смогу.
– А в Аду все живут вместе или разделены по национальному признаку?
– Можно сказать, что в Аду нет национальностей. Если исходить из ваших понятий, то Ад – самое большое многонациональное государство.
– А мужчины и женщины живут вместе?
– Да…
– Так вы кайфуете!..
– Не придуряйся, придурок и сын придурка!
– Не нервничай… Вот смотри, ты один из самых уважаемых личностей в Аду, а сможешь ты, если захочешь, совершить экскурсию на пару дней в Рай?
– Нет!
– Почему?
– В Рай могут попасть только те, у кого есть крылья, а у меня крыльев нет…
– И ты не знаешь, где их можно достать?
– Нет…
– Это плохо…
– Надо, чтобы крылья сами выросли у человека… в раю есть одно дерево, называется Тубу, ложишься под ним, закрываешь глаза и загадываешь желание, например, вот стать бы мне французом, и, по крайней мере, родственником Жака Ширака, открываешь глаза – и оп! Сбылось!
– Вот хорошо ты сказал про французов, я вспомнил про армян. У вас там армяне есть?
– Полно…
– И что они там делают?
– Веселятся, они самые богатые люди в Аду, и все знатные, на виду.
– И чем они занимаются, что говорят?
– Говорят, «Гарабах наш».
– А еще что говорят?
– Говорят, что они самый древний народ на земле… поэтому весь мир должен принадлежать им.
– А еще?
– Говорят, что англичане, французы, немцы, русские, итальянцы, японцы… вообще все народы произошли от них…
– И японцы?!
– Да…
– Какие они все-таки бессовестные, а!
– И еще часто говорят, что умрем, но не сдадимся. Не понимают, что означает «умереть» в Аду. И еще говорят, что Ад – это древняя территория Армении. Даже «раздобыли» где-то древнюю карту Ада. Утверждают, что Адам и Ева были сотворены через лет после них. И у всех карманы набиты документами – стоит только раскрыть рот, как они достают их и суют всем под нос – в Гарабахском вопросе весь Ад поддерживает их сторону. У них есть армянские школы, газеты…
– В Аду и газеты выходят?
– А как ты думал?
– И много их?
– У нас у каждого народа есть своя газета… так что, сколько их на самом деле, неизвестно.
– И у наших там есть газета?
– Нет…
– Почему?
– Говорят, что не хотят газеты…
– А много там наших?
– Полно…
– Чем они там занимаются?
– Гниют…
– А что говорят?
– Говорят: «И Гарабах наш, и Нахчыван, и Сумгайыт, и Джалилабад»… так и продолжают список без остановки…
– И чего хотят этим добиться?
– Честное слово, не знаю… Я их не понимаю… Сам придешь, увидишь…
– Да будь ты проклят…
– Что ты там бормочешь себе под нос?
– Да так, ничего…
– Тогда почему мне стало не по себе?
– А что с тобой?
– Кости сотрясаются, наверняка ты опять что-то не то сказал, или…
– Ну что ты, мы же с тобой друзья…
– Здесь я бессилен, ничего хорошего для тебя сделать не могу, вот придешь, увидишь…
– Да будь ты проклят…
– О чем ты подумал, что сказал про себя?
– Ничего…
–
– Да падет на тебя наказание Божье…
– Не расслышал я…
– … Слушай, а как в Аду себя ведут американцы?
– Хорошо…
– Что значит – хорошо?
– На днях тамошних арабов закидали камнями, не глядя, кто попадет под руку, многих убили, и с армянами они как братья…
– Это ты называешь: «хорошо»?
– Так в Аду это и называется: хорошо… когда людям ломают кости, небо Ада становится краше…
– А вы прямо таете от этой красоты, да?
– Да…
– Молодцы…
– Это особое наслаждение, тебе этого не понять!
– И что мне надо сделать, чтобы понять эту красоту?
– Умри!
– С чего это? Сам и помирай…
– Так умер я, сколько раз мне помирать-то?..
– Тогда получается, что тебе в нашей стране скучно?..
– Да, здешние ночи, ночные птицы мне глаза колят…
– Несчастный ты человек.
– Вот видишь, ты очень счастлив…
– Значит, я все это время говорил с покойником?
– Да…
– Но я же не знаю языка мертвых.
– Перед смертью человеку свыше дается знание языка мертвых, и он на нем поет, как соловей.
– В Аду есть соловьи?
– В Аду нет ни одного существа с крыльями…
– Значит, ты труп?
– Труп – это тот, кто умер недавно, идиот, а я умер тысячу лет назад!
– И я умру?
– Не-е-ет… Что ты, ты же у нас племянник Божий. Только у Бога нет ни братьев, ни сестер!
– Говорят, после смерти люди вновь оживают, это правда?
– Да, правда.
– Значит, и ты оживешь?
– Нет.
– Почему?
– У меня нет шансов.
– А если я умру, я смогу ожить?
– Нет.
– Почему?
– И у тебя нет шансов!
– Почему?
– Да иди ты к черту! Почему? Почему? Думаешь, каждый, кто умирает, воскресает?
– Значит, и там двойные стандарты?
– А ты что думал?
– Это несправедливо! Это несправедливо! Это нарушение прав человека! Да здравствует равенство!
– Да здравствует!
– Что?
– Равенство!
– Что такое «дешевая смерть»?
– Смерть, предназначенная для основной части населения земли, называется «дешевой смертью».
– Не понимаю.
– «Дешевая смерть» – для бедных, говоря по-русски, «ширпотреб».
– А что, есть еще и дорогая смерть?
– Конечно.
– И сколько стоит самая дорогая смерть?
– Не идиотничай, придурок!
– Что ты кричишь, я просто спросил… Ты был в теплом уголке Ада?
– Да, это большое озеро, кипящее уже на протяжении тысячелетий. Люди заходят туда и…
– Адский санаторий есть и у нас. «Исти-су» в Масаллы. И в Кельбаджаре это было, но сейчас там армяне купаются… Целебные источники.
– Ну, так это теплое местечко в Аду, с географической точки зрения, как раз и находится под Масаллы… Ты географию хорошо знаешь?
– У меня два диплома.
– …
– Да… велики причуды природы… А как там живется тем, кто издевался тут над людьми?
– Хорошо. По прибытии их сразу ловят и кастрируют.
– Почему?
– Не доверяют им. В Аду очень строгие моральные правила.
– И у нас с этим очень строго.
– У вас…
– Что ты рот кривишь и ухмыляешься?..
– Я хорошо знаю, насколько строги ваши моральные правила, мертвецам не лгут, дурак!
– Что ты кричишь? Это просто слова…
– …
– Слушай, а в Аду кладбище есть?
– Нет.
– Почему?
– В Аду никто не умирает.
– Как здорово… Как ты думаешь, лучше под землей или на земле?
– Под.
– В самом деле?
– Потому что все, что под землей – это навечно, а на земле – все временно…
– А где твоя вторая нога?
– Как где?! Что тебя удивляет? Как видишь, одна моя нога здесь, а вторая – там, в Аду. После того, как я закончу тут свою работу, эта моя нога отведет меня к той ноге – у нас всегда так…
– А что за печать у тебя на лбу?
– Чтоб ты ослеп, ты и это увидел?
– Да…
– Это не печать, клеймо.
– Почему тебя заклеймили в лоб?
– В Аду вместо печати используют клеймо. А заклеймили потому… чтобы официально заверить судьбу, по которой я должен был попасть в Ад. Не три свой лоб, у тебя пока там ничего нет, потому что твоя судьба еще официально не заверена.
– С тех пор, как ты попал в Ад, ты когда-нибудь врал?
– Только раз я соврал, и я об этом тебе уже говорил. Я тебе сказал, что в Аду нет детей, видимо, влияние земного климата. С начала ХХ века в Аду стали появляться дети… Затем их количество стало расти… А сейчас – в конце века – в Аду полно детей… Помню, когда, примерно сто лет назад, в Ад попал первый ребенок, был большой переполох… Если на земле и дети совершают грехи и попадают в Ад, значит, близок конец света…
– …
– …
– Каково представление Ада о мире?
– Мир – это система, созданная для жизни людьми, отошедшими от Бога и восставшими против Него. Именно так в Аду объясняют понятие «мир».
– А кто был первым человеком, отошедшим от Бога, в Аду есть информация об этом?
– Есть. Первыми людьми, отошедшими от Бога, были Адам и Ева. И весь мир наказан за их грех…
– Значит, этот их грех настолько тяжел, что миллиарды людей тысячелетиями никак не могут искупить его?
– Это тяжелый грех, потому никак и не искупят его… Бог когда наказывает – наказывает по-Божьему. Мир, который люди пытаются на протяжении тысячелетий разрушить и никак не могут это сделать, был создан Богом за шесть дней – так что, когда Он посчитает нужным, то разрушит все в мгновение ока… Что ты задумался?
– Из-за чего произошел разлад между Богом и Адамом и Евой?
– Из-за воровства.
– Да ты что?!! Тогда конец мне!
– Почему это тебе конец?
– Как это, почему? Я рожден незаконным, другими словами, по-воровски, рос на воровстве, и сейчас воровство – мой образ жизни… Интересно, может ли человек прожить без грехов?
– Нет!!!
– Не кричи… почему?
– Потому что жизнь – это путь, а все пути петляют, извиваются! Ты когда-нибудь в жизни видел ровный путь?
– Видел.
– И что это за дорога?
– Железная.
– Ну и пустоголовый ты, абсолютно безмозглый!
– Так я правду говорю!
– Не правду ты говоришь, идиот!!!
– Что ты в бутылку лезешь, это же просто слова… Не злись, когда ты злишься, мне становится страшно… вот так… так ты выглядишь лучше… В Аду базар есть?
– Во всем Аду есть только один базар, и называется он «армянский базар»…
– А там… что там продается?
– Человеческие кости…
– Человеческие кости?
– Человеческие кости…
– И что люди делают с ними, когда покупают?
– У кого сгнила челюсть, покупает себе челюсть, кому нужны берцовые кости, кому – позвоночник…
– А что, и позвоночник гниет?
– Ну, если и не весь позвоночник, но тем, у кого в свое время он был поврежден, время от времени приходится заменять те или иные позвонки.
– И в чем смысл?
– Смысл в том, что до скончания света нужно сохранится в таком виде, в каком создал человека Бог… не смотри так… так нужно…
– В Аду есть небо?
– В Аду небо не такое, как у вас, у каждого небо не выше его роста.
– А звезды есть?
– Есть, но они не светят как ваши, там все звезды потухшие. У нас звезды черные.
– Когда вы смотрите на небо, звезды…
– Нам запрещено смотреть на небо.
– Почему?
– Вот этого никто не знает… Даже если захотим украдкой посмотреть, не получится, потому что мы головой упираемся в небо.
– А сколько времен года в Аду?
– Одно!
– Одно?
– Одно!
– А как оно называется?
– Черное время года.
– На земле семь цветов, а в Аду сколько?
– В Аду только один цвет: Черный цвет! Черный цвет! Черный цвет!
– Ну что ты опять заводишься?
– Нельзя мертвецу говорить неправду, лживый Адамов сын!!!
– Не-е-ет, если так пойдет, наша дружба не сложится.
– Не-ет! Наша дружба обязательно сложится, потому что это не зависит от нас… На самом деле уже многие тысячелетия мы друзья, просто встретились в первый раз, понял ты, слабоумный сын Адама?!
– Понял…
– Чем скорее поймешь, тем лучше.
– Бог знает, когда еще увижу тебя. Ты давеча говорил про Инкир-Минкира…
– И…
– Этот самый Инкир-Минкир кем они работают в Аду?
– Как только ты пересечешь границу Ада, появятся Инкир-Минкир и возьмут у тебя интервью, устроят допрос.
– А что, они в какой-то редакции работают?
– Нет. Но они зададут тебе самые сложные вопросы, так что, хочешь ты того или нет, но ты раскроешь перед ними все свои грехи.
– Почему это?
– Потому что метод их работы таков, что у тебя не останется никакого другого выхода, как только говорить правду…
– Это же ужасно…
– Нет… ужас начнется после.
– А что начнется потом?
– Что это у тебя кадык заходил? Придешь – увидишь.
– А ты знаешь этих Инкира-Минкира?
– Почему ж не знаю, когда я туда попал, они меня и встретили…
– Я не о том… ты дружишь с Инкир-Минкиром?
– Да… Слушай, ты вообще не переживай… я понял тебя… понял. Если ты хочешь, чтобы дела в Аду у тебя пошли хорошо, сам открыто расскажи про все свои грехи… чистосердечное признание немного облегчает наказание…
– Прямо все рассказать?
– Прямо все…
– Знаешь, сколько тогда времени понадобится?..
– Я тебе сейчас как другу скажу, что делать, а ты внимательно слушай, остальное я возьму на себя…
– Да?
– Да.
– Слушай, каковы твои отношения с Сатаной?
– Мы как братья.
– Настолько близки?
– Чему ты так радуешься?.. Близки-то близки, но он меня не жалует…
– Почему?
– Говорит, что я человек, а Сатана не любит людей.
– Почему?
– Говорит, что нас создали из глины…
– А его из чего сотворили?
– Из огня!
– Потому-то, куда бы он ни попал, все сжигает вокруг… Послушай, говорят, что и Сатану создал Бог, так?
– Так… Ты на него свысока не смотри, он раньше был Ангелом…
– Да?
– Не перебивай меня…
– А как же он тогда превратился в Сатану?
– Какой же ты нетерпеливый, сын Адама, послушай меня, вначале он был Ангелом, причем, главным Ангелом, потом обнаглел, и Бог наказал его таким образом.
– Что значит – обнаглел, что он сделал?
– Втерся в доверие Адаму и сбил его с истинного пути. Адам совершил воровство… чем навлек на себя гнев Божий, вот Бог и выкинул его, и впридачу к нему Еву, на Землю – в Ад…
– А в чем же Ева бедная провинилась?..
– Да чтоб ее такая же «бедная» змея ужалила… Так Ева и совратила Адама… Желания женщин острее меча святого Муртуза Али… (Зять Пророка Мохаммеда – Ред.)
– Ты же говорил, что Адама сбил с истинного пути Сатана!
– Да, сбил с пути Сатана… но руками Евы, а сам Адам и не хотел воровать…
– Значит, все человечество наказано из-за этой одной женщины?!.
– Получается, так!.. По мере того, как темнеет, мое зрение возвращается ко мне, что это там такое большое?
– Большие коробки? Это дома…
– Опять грешите… По законам Ада, дом каждого человека может быть в семь раз больше его могилы – а в эти дома может поместиться целое кладбище… Ну и аппетиты у вас… Перед тем, как прийти сюда, я прочел интересную статью в газете «Ад»…
– Дай мне, и я почитаю…
– Глупец ты, Адамов сын, ты же не знаешь нашего алфавита…
– Тогда сам расскажи, что там написано…
– Статья называется «Массовое заболевание бешенством у людей в ХХ веке». Основная мысль статьи заключается в том, что если люди не перестанут грызть друг друга, пить кровь друг у друга, то для них будет построен и сдан в эксплуатацию Ад нового, современного типа. По результатам исследований адоведов, старый Ад рядом с новым будет выглядеть как Рай.
– Это же ужасно…
– Ужасно!
– А у нас говорят: умер такой-то, отмучился – значит, вранье все?
– Шитое белыми нитками.
– А сколько видов вранья в Аду?
– Два: шитое белыми нитками и шитое красными нитками…
– И в чем разница?
– Разница в том, что шитое белыми нитками – это вранье, когда ты слышишь от кого-то, что кто-то врет, то есть, сплетни.  А шитое красными нитками – это когда тебе врут в лицо… А сколько у вас видов вранья?
– А у нас все вранье шито красными нитками. У нас врут все: газеты, радио, телевидение, большие и маленькие правители, братья, сестры, друзья, знакомые, жены, дети…
– И ты врешь?
– И я… а ты?
– Я с самого раннего детства ни слова правды не сказал.
– Интересно, почему люди не могу говорить правду?
– Правда – она прямая. А человеческий язык, как путь, которым он идет, извивается в разные стороны. У человека нет потребности в правде. Ложь – гимн Вселенной.
– А воровство?
– А воровство – профессия. Единственная профессия Вселенной – воровство, остальное все – хобби!
– Для чего нужны ноги?
– Чтобы идти на воровство!
– А руки?
– Чтобы красть…
– А глаза что делают?
– Пока глаза светятся, они освещают путь, ведущий к воровству, а если выпадает свободная минута, то если это мужской глаз, то украдкой смотрит на чужую жену, а если женский – на чужого мужа, это называется воровство глазами.
– Ты видел и знаешь мир, сколько категорий воров есть?
– Три… Слушай внимательно. Первая категория: это воры, которые не знают, что они воры, и не знают о том, что не знают, что они воры – это не очень талантливые воры! Вторая категория: это те, кто знают, что они воры и не знают о том, что знают, что они воры – это самые талантливые воры! Третья категория: это те, кто знают, что они воры, и знают, что они знают, что они воры – это мудрые и великие воры, имеющие мировое значение! Так же как Божий год равен тысячелетию, так и Воровской год воров третьей категории равен Воровскому тысячелетию первой и второй категории вместе взятых!
– В Аду сказки есть?
– Есть – только одна!
– И в ваших сказках в конце с неба падают три яблока?
– Нет.
– А что падает?
– Я только раз слышал нашу сказку, второй раз услышать ее нельзя – тогда с неба начала падать пшеница, которую Адам с Евой и уплели.
– Ты что, видел Адама и Еву?
– Я не видел, но есть те, кто видел.
– И кто видел?
– Армяне. Когда Адам и Ева были еще непослушными детьми, армяне уже были целым народом.
– Как ты говоришь, что армяне там говорят?
– Говорят: «Гарабах наш».
– А наши что?
– И ваши говорят: «И Гарабах наш, и Нахчыван наш, и Лянкяран наш, и Зангелан наш, Иреван наш…» Ваши не говорят, ваши поют… поют и все идут куда-то…
– И куда идут?
– Да кто их разберет-то?! Года два назад они даже пели, что и Китай их, кажется, даже хотели там свой флаг повесить… не знаю, честно, я ваших точно не понимаю, придешь, сам увидишь…
– Да будь ты…
– Что?!
– Ничего… спрашиваю, а что говорит общественность Ада по этому поводу?
– Общественность Ада говорит, что армяне правы.
– Почему?
– Говорят, потому что армяне твердят только одно: «Гарабах наш», а ваши и про Гарабах, и Нахчыван, и Зангелан и еще какие-то территории. Поэтому общественность Ада встала на сторону армян – говорят, мол, эти бедные армяне хотят только одну территорию, а ваши как начнут перечислять все… вот так-то…
– Да будут прокляты они!
– А они про вас говорят: «Да будут прокляты они».
– Скажи мне как близкий друг, что бы ты посоветовал нашим?
– Посоветовал бы, чтобы вы не пели как дураки: и это наше, и то наше… Если можете что-то сделать – делайте, а если не можете – пусть другие люди делают то, на что способны.
– В Аду казино есть?
– Есть!
– И все играют?
– У вас все играют?
– Нет!
– И у нас не все играют.
– В Аду есть предатели родины?
– У вас есть?
– Говорят, есть…
– И у нас есть.
– В Аду все разрушающая оппозиция есть?
– У вас есть?
– Есть.
– И у нас есть. Смотри на мои пальцы, значит так, считаю: всеразрушающая оппозиция, хищная оппозиция, людей избивающая оппозиция, неопытная  оппозиция, горлопанящая оппозиция, несчастная оппозиция…
– Хватит, хватит, понял я… у вас разрушительная власть есть?
– Нет!
– Хищная?
– Нет! Нет! Нет! В Аду нет власти, только оппозиция, оппозиция!
– Тогда в оппозиции к кому они находится?
– Друг к другу…
– И мы… Ну, ты не уходи от вопроса-то… скажи, когда в истории Ада были самые большие митинги оппозиции?
– Года два назад. Весь Ад тогда поднялся на ноги, и все, как один, участвовали в митинге. Есть у вас один такой… ну, ты знаешь, тогда он сильно болел – весь Ад тогда взбунтовался, требовали, что если вдруг он умрет, чтобы его в Ад не посылали, а то он весь Ад перевернет с ног на голову…
– И чем все закончилось?
– Не умер он… выздоровел, и население Ада успокоилось. Недавно опять кто-то распространил слух, что он снова заболел – опять все в Аду взбунтовались. Потом официально объявили, что он жив и здоров, так что все успокоились.
– Слушай, а кто это, а?
– Поднеси-ка сюда ухо… Сатана объявил, что если он придет в Ад, то он отречется от своего поста, который занимал на протяжении тысячелетий.
– А что связывает его с Сатаной?
– Сатана сказал, что он бросил в него камень…
– Ну, бросил и бросил… Что это Сатана все так близко принимает к сердцу?
– Не говори ерунды, глупый Адамов сын!
– Что ты сразу заводишься, просто сказал…
– Видишь ли, сын Адама, Сатана в последнее время стал нервным: недавно провел брифинг, на котором сказал, что запрещает людям бросать в него камни, пусть они закидывают камнями свое лихорадочное стремление к стяжательству, и если они не перестанут кидать в него камни, то в скором времени он окончательно покончит с этим нерадивым племенем, он и сегодня может положить конец их существованию, но не хочется марать руки об эту грязь – все равно они сами себя погубят, и тогда его слова перед Всевышним обретут еще большую силу и доказательства, и Он снова объявит его Главой ангелов… Он создан из пламени и марать руки о грязь не хочет! Да… Вот так… Ты, когда хадж совершал, в Сатану камень кидал?

Читать далее