Kayseri Pınarbaşı Kazasında Ölenlerin Isimleri

E-Book Overview

E-Book Content

Түркі жазбалары мен мәдениеті күндері аясында Кимек мемлекетінің 1100 жылдығына арналған

ЕУРАЗИЯ ҚЫПШАҚТАРЫ: ТАРИХ, ТІЛ ЖӘНЕ ЖАЗБА ЕСКЕРТКІШТЕРІ халықаралық ғылыми конференциясы материалдарының

ЖИНАҒЫ СБОРНИК материалов международной научной конференции

КИПЧАКИ ЕВРАЗИИ: ИСТОРИЯ, ЯЗЫК И ПИСЬМЕННЫЕ ПАМЯТНИКИ, посвященной 1100 летию Кимекского государства в рамках Дней тюрскской письменности и культуры

The collection of materials International Conference

"THE KIPCHAKS OF EURASIA: HISTORY, LANGUAGE, AND WRITTEN RECORDS" dedicated to the 1100th anniversary of Kimeks State in the Days of Turkish Literature and Culture

АСТАНА, ASTANA 2013

ҚАЗАҚСТАН РЕСПУБЛИКАСЫ МӘДЕНИЕТ ЖӘНЕ АҚПАРАТ МИНИСТРЛІГІ ТІЛ КОМИТЕТІ МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ И ИНФОРМАЦИИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН КОМИТЕТ ПО ЯЗЫКАМ MINISTRY OF CULTURE AND INFORMATION OF RK COMMITTEE FOR LANGUAGES

ҚАЗАҚСТАН РЕСПУБЛИКАСЫ БІЛІМ ЖӘНЕ ҒЫЛЫМ МИНИСТРЛІГІ Л.Н.ГУМИЛЕВ АТЫНДАҒЫ ЕУРАЗИЯ ҰЛТТЫҚ УНИВЕРСИТЕТІ

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН ЕВРАЗИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ Л.Н. ГУМИЛЕВА

MINISTRY OF EDUCATION AND SCIENCES OF RK LEV GUMILEV EURASIAN NATIONAL UNIVERSITY

ЕУРАЗИЯ ҚЫПШАҚТАРЫ: ТАРИХ, ТІЛ ЖӘНЕ ЖАЗБА ЕСКЕРТКІШТЕРІ (2013 жылғы 29-30 мамыр)

КИПЧАКИ ЕВРАЗИИ: ИСТОРИЯ, ЯЗЫК И ПИСЬМЕННЫЕ ПАМЯТНИКИ

"THE KIPCHAKS OF EURASIA: HISTORY, LANGUAGE, AND WRITTEN RECORDS"

Астана, 2013 жыл

УДК 94 ББК 63,3 (0) Е 89 Баспаға Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті Ғылыми кеңесі ұсынған Жалпы редакциясын басқарған: академик Көмеков Болат Ешмұхамбетұлы Редакциялық алқа: Д. Қамзабекұлы, Ж.З. Оразбаев, С.А. Қасқабасов, Ж. Әбділдин, Ә. Дербісәлі, Х.Әбжанов, Б.Аяған, М. Әбусейітова, К.Байпақов, Г.Т. Мусабалина, Тәуел Г, А.Мұсағалиева (жауапты редактор).

Е-89 «Еуразия қыпшақтары: тарих, тіл және жазба ескерткіштері»: халықаралық ғылыми конференция. 29-30 мамыр 2013 жыл. Жалпы редакциясын басқарған академик Көмеков Болат Ешмұхамбетұлы. Астана, 2013. – 430 б.

ISBN -978-9965-31-560-2

Жинаққа 2013 жылы 29-30 мамырда Қазақстан Республикасы Мәдениет және ақпарат министрлігінің Тіл комитеті мен Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті бірлесіп ұйымдастырған Түркі жазбалары мен мәдениеті күндері аясында Кимек мемлекетінің 1100 жылдығына арналған «Еуразия қыпшақтары: тарих, тіл және жазба ескерткіштері» атты халықаралық ғылыми конференция материалдары еніп отыр. Шетелдік және қазақстандық ғалымдардың мақалалары Еуразия тарихының іргелі мәселесі қыпшақтану тақырыбына, сондай-ақ түркологияның өзекті тұстарына арналған. Жинақта авторлардың көзқарастары өзгертілмеген және редакциялық алқа кейбір авторлар пікірлерімен толық келіспейді.

УДК 94 ББК 63,3 (0) ҚР МАМ Тіл комитеті Л.Н. Гумилев атындағы ЕҰУ

МАЗМҰНЫ СОДЕРЖАНИЕ TABLE OF CONTENTS 1. Шерубай Құрманбайұлы- Кіріспе сөз. Қазақстан Республикасы Мәдениет және ақпарат министрлігі Тіл комитеті төрағасының орынбасары 2. Е.Б.Сыдықов- Кіріспе сөз. Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университетінің ректоры, ҚР ҰҒА корреспондент-мүшесі, профессор

1.

2. 3. 4.

5.

6. 7.

1.

2. 3.

4.

ПЛЕНАРЛЫҚ БАЯНДАМАЛАР ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ PLENARY SESSION Кумеков Б.Е. Кипчаковедение - концептуальное научное направление евразийского масштаба. Казахстан, Астана. Академик НАН РК, профессор ЕНУ Кляшторный С.Г. Кипчаки, команы, половцы. Россия, СанктПетербург Питер Б. Голден. К вопросу о происхождении племенных названий кипчаков. США, Rutgers University, Newark, New Jersey Стоянов В. Драконы и ельбиры в куманско-кипчакском мире. Вариации по теме структурирования жилого пространства. София, Болгария. Институт исторических исследований Болгарской академии наук Худяков Ю.С. Сравнительный анализ комплексов вооружения кыргызов и кимаков в IX –X веках. Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск, Россия István Zimonyi. Kipchaks and the Mongol campaigns against Eastern Europe. Hungary, Szeged University Ahmet Taşağil. Avrasya Dalasında Kıpchaktar Atkargan Tarihi Manızdı Okigalar: (Avrasya Bozkırlarında Kıpçakların Oynadığı Tarihi Roller). Mimar Sinan University. I БӨЛІМ. ҚЫПШАҚТАНУ РАЗДЕЛ I. КЫПЧАКОВЕДЕНИЕ SECTION I. STUDY OF KIPCHAKS Павлов П. Куманы (половцы) в жизни поздней византийский империи ХІІІ – ХV вв. Республика Болгария, Великотырновский университет им. Св.св. Кирилла и Мефодия Илиев Н.Ж. Десять половецких имен. Республика България, Регионален исторически музей – Видин Кадырбаев А.Ш. Кыпчакская гвардия монгольских императоров Китая и государственный переворот в империи юань в 1307 году (по материалам китайской династийной истории «юань-ши»). Россия, Москва. Konuralp ERCİLASUN. MOĞOLLARIN ÇİNCE TARİHİNDE KIPÇAK KELİMESİ. Gazi Üniversitesi, Doç. Dr.

5. Коробейников Д.А. Кыпчаки в Пафлагонии. Центр истории Византии и восточно-христианской цивилизации, Институт Всеобщей истории РАН, Москва, Российская Федерация; Research Center for Anatolian Civilizations, Koç University, Istanbul, Turkey 6. Князький И.О. Кумании южнорусских степей в свете истории миграции тюркских народов в XI веке. РГТЭУ – РЭУ им. Г.В. Плеханова, Москва, Россия 7. Гарустович Г.Н. Степные кочевники в пределах Башкортостана. К вопросу о причинах и времени расселения кыпчаков в лесостепной зоне Южного Урала (ИИЯЛ УНЦ РАН, Уфа, Россия) 8. Кузембаев Н.Е. Монгольское завоевание кипчакских племен восточного Дешт-и Кипчака и судьбы кипчакской элиты в составе монгольской империи и за ее пределами. (Павлодарский государственный университет имени С.Торайгырова, Павлодар, Республика Казахстан) 9. Голев К. Дешт-и Кипчак и Внешний мир. Типология контактных зон между кумано-кипчакской общностью и внешнего мира. Болгария, София. Софийский университет им. Св. Климента Охридского 10.Cабыр М.Б. Көне қыпшақ жазба ескерткіштерін зерттеудің өзекті мәселелері. Батыс Қазақстан инженерлік-гуманитарлық университеті, Орал қаласы 11.Жумалиева С.Ч. Проблемы изучения кыпчаков в Кыргызстане. Кыргызстан, КНУ им. Ж.Баласагына. 12.Mehmet KILDIROĞLU KIPÇAKLARIN ANADOLU’DAKİ İZLERİ Ardahan Üniversitesi İnsani Bilimler ve Edebiyat Fakültesi Tarih Bölümü Öğretim Üyesi Kırgızistan-Türkiye Manas Üniversitesi Misafir Öğretim Üyesi 2 БӨЛІМ. ТҮРКІТАНУ РАЗДЕЛ 2. ТЮРКОЛОГИЯ SECTION 2. TÜRKOLOGISTS 1. Кумеков Б.Е. О специфике степной цивилизации. Казахстан, Астана академик НАН РК, профессор ЕНУ 2. Муминов А.К. Махмуд ибн Сулейман ал-Кафави и его сведения по истории Золотой Орды. Институт востоковедения им. Р. Б. Сулейменова, Алматы, Казахстан; Koç University’s Research Center for Anatolian Civilizations, İstanbul, Turkey 3. Кәрібаев Б.Б. XIII ғ.соңы мен XIV ғ.басындағы Шығыс Дешті Қыпшақтың этносаяси тарихының кейбір мәселелері жөнінде. Қазақстан, Алматы, әл-Фараби атындағы Қазақ ұлттық университеті 1. Жумаганбетов Т.С. Характер брачно-семейного права в улусе Джучи. Актюбинского государственного университета им. К.Жубанова, Актюбинск 2. Пилипчук Я.В. «Неизвестные сообщества» (манихеи, несториане, миафизиты и иудаисты в Дешт-и-кыпчак). Киев, Украина, Институт востоковедения им. А.Ю. Крымского НАН Украины 3. Торланбаева К.У. О некоторых племенах западных тюрков и

тюргешей. Алматы, Казахстан, Институт востоковедения им. Р.Б. Сулейменова 4. Кушкумбаев А.К. О некоторых особенностях применения боевых уранов и кличей средневековых номадов Евразии и Дашт-и Кыпчака. Астана, Казахстан, Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева 5. Кушкумбаев А.К. Оригинальные названия предметов вооружения золотоордынских воинов как исторический источник. Астана, Казахстан, Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева 6. Оразбаева А.И. Природа миграции в среде евразийских кочевников. Институт дипломатии Академии государственного управления при Президенте Республики Казахстан 7. Боранбаев С.Р. Түркі халықтарының рухани ортақтығын тіл деректері арқылы зерделеудің кейбір мәселелері. А. Ясауи аындағы ХҚТУ, Түркология ғылыми-зерттеу институты (Түркістан, Қазақстан) 8. Құдасов С.Ж. XVI-XVII ғғ. Армян әліпбиімен жазылған қыпшақ тілі ескерткіштері: зеттелуі мен өзекті мәселелері. М. Әуезов атынд. ОҚМУ Н. Келімбетов атынд. «Түркітану» ҒЗО (Шымкент, Қазақстан) 9. Анарбаев Қ.С. Ортағасырлық «Кодекс Куманикус» (ХІІІ-XIV ғ. басы) жазба ескерткіші материалдары тарихи-этнографиялық дереккөз ретінде. Қазақстан инженерлік-педагогикалық Халықтар Достығы университеті (Шымкент, Қазақстан) 10.Кумекова Р.Б. Сведения классических арабских географов о тюркских племенах Казахстана. МИК КазНУ им. аль-Фараби. Алматы, Казахстан 1. Нуржанов А.А. Тенгрианство древняя религия тюркского мира. Алматы, Казахстан, Институт археологии им. А.Х. Маргулана МОН РК 2. Қажыбек Е.З. Қазақстан Қыпшақ өркениетінің әлемдік өресі. Халықаралық Түріктану Орталығы, Алматы 3. Сулейманов И.М. Древнейшие истоки кипчакского транскультурного феномена. Методологические инновации. Авторская студия Сулейменова, Алматы 4. Азмұханова А. Дешті Қыпшақтың халықаралық байланысындағы рухани фактор. Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті, Астана, Қазақстан 5. Кадиркулова Г.К. Расселение кипчаков первой трети XIв. (Источниковедческий анализ). Алматинская академия экономики и статистики, Алматы 6. Әлменбетова У.А. Қыпшақ ескерткіштеріндегі кездесетін жазба деректердің ерекшелігі. «Еуразия» ғылыми зерттеу орталығы, Астана қаласы 7. Айткожина Ш.М. Қыпшақ тілінің құрылымдық ерекшеліктері

Қарағанды, №34 жалпы білім беретін орта мектеп. 8. Гюнейлигиль Э. «Барақ оғыз-қыпшақ түріктері туралы соңғы деректер һәм көшпелі тайпа мәселелері» Зерттеуші жазушы, сәулеткер Газиантеп қаласы. 9. Бейсетаев Р., Жақияд Д. Шыңғыс хан империясының «Мемлекет және құқық жүйесінің тарихы:бастауы мен айтулы кезеңдері» Қарағанды, ҚР ДСМ КАжЕГ ҰО, ҚР ІІМ Қарағанды академисы , 10. Сыздықов С.М. Түркілердің қала мәдениеті. Л.Н.Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университетінің профессоры, т.ғ.д., 11. Конурбаева Р.Э. Отношение письменного памятника «Codex Cumanicus» к кыргызскому языку. Институт языка и литературы им. Ч.Айтматова, Бишкек, Кыргызская Республика. 12. Артыкбаев Ж.О. Аксарай на иртыше- памятник Кимакской эпохид.и.н.(Из опыта изучения топонимических памятников Среднего Прииртышья) проф. ЕНУ им. Л.Н.Гумилева 13. Артықбаев Ж.О. «Ертіс сүмбе» (Эрчисын сумэ)-Семейдің қимақ дәуіріндегі атауы.т.ғ.д., проф. Л.Гумилев атындағы ЕҰУ

М.Н. Сқақов Қазақстан Республикасының Мәдениет және ақпарат министрлігі Тіл комитетінің төрағасы Кіріспе сөз Біздің руханиятымыздың қайнар көзі – сонау көне тарихтардан бастау алатыны сөзсіз. Қазақстан тәуелсіздігін алған жылдардан бері төл тарихын тереңнен тануға, тарихи ақиқатты барынша ашуға, ғасырлар қойнауынан бастау алатын мәдени мұраны жас ұрпаққа жеткізуге бар күш-жігерін жұмсап келеді. Әр жылдары қазақ жазуы мен мәдениетінің түп төркіні болып табылатын жазба ескерткіштер тілін ғалымдар тарапынан зерттеп, сүбелі жиындар ұйымдастырып келсе, 2012 жылы Астана – түркі әлемінің мәдени астанасы аталды. 2007 жылы «Көне түркі ескерткіштері:палеография, мәтінтану, жазу тарихы» атты халықаралық ғылыми-теориялық конференцияны осы білім ордасымен бірлесе өткізе отырып, көне түркі мұраларына тағзым ету мақсатында арнайы бір күнді «Түркі халықтарының ғұрыптық ұлықтау мерекесіне» айналдырсақ деген болатынбыз. «Сабақты ине сәтімен» дегендей, ендігі кезекте Қазақстан Республикасында Тілдерді дамыту мен қолданудың 2011-2020 жылдарға арналған мемлекеттік бағдарламасы шеңберінде жыл сайын дәстүрлі «Түркі жазбалары мен мәдениеті күндерін» кең көлемде атап өтуді қолға алмақпыз. Ұлттық ғылым тәуелсіздік алғаннан кейінгі жылдарда түркітану бағытында біршама жетістіктерге жетті. Қазақ және өзге де түркі халықтарының этносы мен мемлекеттігін, тілін, тарихи-мәдени және этносаяси жағдайын ғылыми түрде жан-жақты әрі жүйелі зерттеу – түркі тілдес халықтар үшін, оның келешек ұрпағы үшін өте маңызды. Зерттеушілердің айтуынша «түрік» деген халықтың аты 542 жылдан белгілі болса керек. Ұрпақтан-ұрпаққа мұра болған руникалық жазба ескерткіштер – қазақ және өзге түркі халықтарының көне дәуірде мәдени деңгейінің өте жоғары болғандығын дәлелдейтін баға жетпес асыл қазына. Бүкіл әлемге танылған түркі руникалық жазбалары атақты Египет перғауындарының қорғандарынан табылған шумер жазуларымен дәуірлес. Қазақстан мен Орталық Азия және Оңтүстік Сібір жерлерін мекендеген түркі тілдес ру-тайпалар бірігіп бір кездерде өз елі мен жерінің бостандығы, тәуелсіздігі үшін алапат қақтығыстар мен жойқын соғыстарды басынан кешті. Ұрпаққа өнеге болар атақты Күлтегін, Тоныкөк, Білге, Бумын қағандар әрі тарихи, әрі әдеби дастан жырлардың кейіпкерлеріне, сомды тұлғаларына айналды. Ардақты есімдерді ел жадында сақтау үшін сол заманның данагөй білімдарлары өркениеттің белгісі болып табылатын түркілік сына жазумен тас бетіне түсірді.

Тамыры тереңге тартқан мәдени баға жетпес байлығымыз бізді, түркі халықтарын жаһанға паш ете отырып, мәңгілік болмысымызды айшықтайды. Осы Түркі жазбалары мен мәдениеті күндері аясында ұйымдастырылған Кимек мемлекетінің 1100 жылдығына арналған «Еуразия қыпшақтары:тарих,тіл және жазба ескерткіштері» халықаралық ғылыми конференциясы зерттеуші ғалымдар үшін де, өскелең жас буын үшін де табысты боларына сенемін. Қыпшақтар қазақ халқының және қазақ тілінің қалыптасуына маңызды рөл атқарған. Тарих сахнасында «қифшақ», «қыпчак», «коман», «құман», «половцы», «күн» т.б. делінген қыпшақтар біздің арғы тегіміз. ХІ ғасырдың бастарында Қимақ мемлекетінің өкімет билігі қыпшақ тайпасының қолына көшті. Олар батыстан шығысқа жылжып, Сырдария бойындағы оғыздардың мемлекетін құлатып, оғыздар қонысын басып алып, оны дешті қыпшаққа (қыпшақ даласына) айналдырды. Дешті қыпшақ Ертіс өзені мен Дон өзеніне дейін, Орал тауынан Қара теңізге дейін жетті. Осы ұлан байтақ өңірді мекендеген түркі тілдес тайпалар, қазақ тайпалары да қыпшақтар деп аталды. Шығыс Еуропаға, кіші Азияға, Мысырға дейін жайылды. Сөйтіп Мысырда қыпшақ қолбасшылары Айбек пен Бейбарыстай бабаларымыздың ізі қалды. Көне шежірелерде «тоқсан екі баулы қыпшақ» деп бекер айтпаса керек. Қыпшақ тілінің грамматикасы мен қарыштап дамыған сөздіктерін айтпағанда, қазақ тіліне тікелей қатысы бар құнды ескерткіш «Кодекс Куманикустың» бір өзі жүздеген зерттеулерге жүк болары анық. Зерттеуші Машковтың айтуынша сол кездегі қыпшақ тілі Батыс еуропа жиһанкездері мен шығысты зерттеушілер үшін халықаралық тіл болып есептелген, деген мына деректің өзі көп жағдайды аңғартқандай. Түркінің сар даласының ішкі сырын бойына сіңірген таңбалы тастар, ескерткіштер қас батырдың ерлігіндей сан ғасырларды аттап, өз заманының шындығы мен шырғалаң тағдырын, асқақтығы мен тектілік келбетін арқалап, еш өзгерместен күні бүгінге жетіп отыр. Сондықтан да бабалар аманатына берік болып, түркі жұртының төрткүл дүниедегі абырой-беделі, білік-ғибратын танытатын көне жәдігерлердің жоқшысы, сақшысы болайық!

Е.Б. Сыдықов Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университетінің ректоры, ҚР ҰҒА корреспондент-мүшесі, профессор Кіріспе сөз Приветствую уважаемых участников международной научной конференции «Кипчаки Евразии: история, язык и письменные памятники», посвященной 1100-летию Кимекского государства. Проведение конференции в стенах Евразийского национального университета, названого в честь выдающегося евразийца, историка и востоковеда Л.Н. Гумилева в самом центре материка Евразии, на территории, входившей в раннем средневековье в восточное Кипчакское ханство, знаменательное событие в научной жизни Казахстана. История и культура кипчакских племен это национальное наследие казахского народа, это связь насельников Дешт-и Кыпчака с народами и государствами Запада и Востока. Отрадно, что среди участников конференции представлены ведущие казахстанские и зарубежные ученыеспециалисты в области этнополитической истории, исторической географии, материального, духовного и культурного наследия Дешт-и Кыпчака. Это свидетельство тесной интеграции казахстанской и зарубежной исторической науки, что особенно актуально в эпоху глобализации образовательных и научных процессов во всем мире. В области общественных и гуманитарных наук Казахстана кипчаковедение является одним из приоритетных научных направлений. Это и понятно, так как кипчакский язык лег в основу казахского языка, литературные кипчакские памятники стали предтечей казахской литературы, кипчакский племенной массив составил основное ядро в образовании казахской народности, само слово «қазақ» возникло в кипчакской среде. Кипчакское ханство, распространившее политическую гегемонию на обширную территорию Великой степи от Иртыша и Алтая вплоть до Причерноморских степей находилось в тесных взаимосвязях и взаимопроникновениях с сопредельными и отдаленными странами и народами Тюркского мира, Арабского Востока и Восточной Европы. В результате двухвекового изучения истории кипчакских племен отечественными и зарубежными исследователями разработаны их научные основы источниковедческого, исторического, лингвистического, литературоведческого и археологического характера. Однако многое еще предстоит сделать в будущем. Кипчаковедение, безусловно, научная проблема евразийского масштаба. В целях развития кипчаковедения в Казахстане необходимо развивать научную инфраструктуру, создавать условия для проведения научных исследований и укрепления международных научных связей. Для достижения поставленных целей мной принято решение о создании научного центра кипчаковедения в Евразийском

национальном университете имени Л.Н.Гумилева. Это придаст новые организационные возможности для дальнейших разработок кипчакской проблематики с целью формирования нового мышления, обретения новых знаний и создания прочных основ стабильности и взаимодействия народов Евразии.

ПЛЕНАРЛЫҚ БАЯНДАМАЛАР ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ PLENARY SESSION КИПЧАКОВЕДЕНИЕ – КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ НАУЧНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ЕВРАЗИЙСКОГО МАСШТАБА Кумеков Б.Е. академик НАН РК, профессор ЕНУ Астана, Казахстан Плодотворные исторические и источниковедческие изыскания в области истории кипчакских племен, относящиеся к 70-80 годам ХХ века были связаны с научными достижениями, приведшими к новому осмыслению научного направления кипчаковедения. Это постижение оказалось возможным прежде всего благодаря научному открытию кочевого Кимекского государства [1], образованного в регионе Восточного, Северного и Центрального Казахстана в IX в., вскоре после падения Тюркского каганата. В начале XI в. преемниками кимекской государственности стали кипчакские ханы. Следуюший значимый научный результат относится к выявлению расселения куманов на территории Западного Казахстана, датируемого концом IX в. [2]. Упомянутые историографические выводы привели к пониманию многокомпонентности структуры кипчакского мира, состоящей из триады этнополитических объединений кипчаков, кимеков и куманов как целостной системы, связанных территорией расселения, культурным наследием, единым языком и общностью исторической судьбы и является результатом той аналитической работы над мусульманскими, прежде всего арабскими источниками, которые были проделаны в течение последних трех десятилетий. До того общепринятым в научной литературе было определение всех трех названных общностей, как этнически единого целого, называемого по-разному в многочисленных и разноязычных источниках: кипчаки, половцы, куманы, куны. Во времена В.В.Бартольда и И.Маркварта все эти этнонимы рассматривались как обозначения одной этнической группы тюркских племен. Только детальное рассмотрение всех обстоятельств использования каждого из этих терминов в разных не только по языку, но и по степени информированности источников приводят к другому выводу. При этом главная посылка источниковедческого анализа нарративных памятников проистекает из строго выработанных подходов системного характера. Уже предварительно было ясно, что именно источники мусульманского круга, прежде всего арабские, и в какой-то степени ранние персидские, относящиеся к IX-XVII в.в., более чем любые другие, насыщены информацией о кипчаках, кимеках и куманах. Точнее говоря, они просто богаче по количеству информации, чем совсем уж скудные, иные по языку и историографической традиции сочинения (латинские, русские, китайские, монгольские, армянские). Кажущаяся многочисленность сведений возникает,

прежде всего, за счет бесчисленных повторов с более или менее значительными изменениями, за счет парафразирования сведений, содержащихся лишь в нескольких действительно аутентичных сочинениях, к которым, прежде всего, следует отнести Тамим ибн Бахра, Ибн Хордадбеха, Абу Дулафа, ал-Истахри, ал-Масуди, “Худуд ал-алам”, Махмуда ал-Кашгари. Наиболее трудоемкая часть источниковедческой работы связана с тщательной выборкой из очень большого числа текстов тех крупинок оригинальной, не содержащейся в более древних сочинениях информации, которые после длительных поисков их места в информационной цепи и позволяли сложить относительно прочный фундамент для собственно историографических выводов. Чаще всего приходилось пользоваться источниками, которые уже в силу их очевидной компилятивности не оценивались как оригинальные. Однако, именно в такого рода сочинениях, где без особой критики сводились в едином тексте весьма разные и часто противоречивые историографические линии, именно в таких компилятивных источниках обнаруживались наиболее ценные информационные пласты, выдерживающие проверку сравнением с независимыми от них, но не полными и недостаточными по своей информативной значимости источниками. Иногда, такого рода проверка вообще заставляет выходить за рамки сводов письменных источников и обращаться, например, к археологическим материалам. Наиболее интересным и важным текстом такого рода является сочинение ал-Идриси “Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак”, созданное в середине XII в. на Сицилии, автора которого нельзя причислить к великим путешественникам. Оно, казалось бы, не удовлетворяло требованиям личной причастности создателя текста к изучению предмета его повествования, специального знания автором текста объекта изучения. Однако ал-Идриси обладал тем неоспоримым преимуществом над многими прочими предшественниками и современниками, что сосредоточил в своих руках и использовал в своей книге огромное количество письменных источников значительно больше, чем в других подобных сводных трудах. Именно в труде ал-Идриси накопление источников породило их качественную метаморфозу – новизну информации, зачастую совершенно неожиданной и позволяющей обозначить казалось бы невозможные аспекты изучения описываемой им страны или племенной общности. Так, почти шаблонным во всех сочинениях арабских географов было повествование о кимеках и кипчаках как о вечных кочевниках степей и пустынь, не знающих даже элементарных форм оседлости. И вот на этом фоне в подобного же рода повествование как-то неожиданно предстаёт фрагмент более древнего текста о городах и поселениях кипчаков и кимеков. Тщательное всестороннее исследование сочинения ал-Идриси позволило установить их географическую локализацию – в пределах Прииртышья и Алакульской котловины, в юго-восточном Казахстане. Впоследствии, в ходе археологических изысканий были обнаружены в Алакульской котловине ряд оседлых поселений кимекского времени именно на коренных землях кимеков. И сразу перестали казаться удивительными сообщения Тамима ибн

Бахра (IX в.) и “Худуд ал-алам” (Х в.) о протогородской культуре в этом кочевом мире, о существовании там сравнительно развитых форм государственного устройства, просуществовавших, несмотря на неблагоприятные внешние обстоятельства, относительно длительный срок, около двух столетий. Для прояснения столь сенсационной информированности ал-Идриси пришлось вновь изучать круг его источников. И вот, среди прочих их имен, в этом списке обозначилось самое важное, что можно было обнаружить, имя некоего Джанаха, который назван сыном “хакана – царя кимеков”, который, оказывается, оставил недошедшее до нас, но доступное для ал-Идриси[3, с.6], описание своего народа и государства. Так, в блоке, казалось бы, традиционной и обычной информации, появляется, имеющий принципиальное значение, пласт сведений, который полностью меняет конфигурацию не только самого блока, но и всех привычных в новейшей историографии историко-этнологических построений. К не менее неожиданным результатам привело изучение географических карт ал-Идриси. Они позволяют, вкупе с текстом, определить пределы расселения кипчакских и кимекских племен, что само по себе весьма существенно для нашего исследования. Но главное достижение было связано с иным аспектом. Именно на карте ал-Идриси, чья информация корреспондирует с материалами содержащимися у Ибн Саида (XIII в.) и Абу-л-Фиды (XIVв.), обозначена страна куманов, отделенная и обособленная от земель кипчаков, равно как и от кимеков. Исследователи, изучавшие карту ал-Идриси, не обратили особого внимания на это обстоятельство. В «Сурат ал-ард» ал-Идриси к северу от двух топографических объектов, идентификация которых не вызывает никакого сомнения (Бахр ал-Хазар – Каспийское море и Бухайрат ал-Хваризм – Аральское море), расположены горы Аскасийа. Их описывают протянувшимися в меридиональном направлении с севера на юг, с небольшим уклоном в сторону востока. Из этих гор вытекает несколько рек, что особенно важно река Атиль (Волга), впадающая в море Хазар (Каспий). Описанные характеристики гор позволяют с уверенностью отождествить Аскасийа с Уральскими горами. Ибн Саид и Абу-л-Фида указывают, что в предгорьях Аскасийа, к югу от него обитали куманы (кум н по Ибн Саиду и к м н согласно Абу-л-Фида). На незначительном отдалении к юго-востоку от Аскасийа в «Сурат ал-ард» показаны горы Тагура, где отмечена столица куман – кум нийа (у ал-Идриси в форме скм нийа). Тагура по этому описанию сопоставима с Мугоджарскими горами. Судя по тексту средневековых сочинений, горы Тагура (Мугоджары) являлись основной областью расселения куманов. Как явствует из данных нарративных источников, куманы расселялись в пространстве между северными приаральскими степями и предгорьями Южного Урала. К югу от них находились огузы (согласно карте «Малого алИдриси» и кимеки), на западе – печенеги, на северо-западе – булгары, на северо-востоке – кипчаки. Здесь важно отметить, что куманы как самостоятельная этническая общность противопоставлены огузам, кипчакам,

кимекам, печенегам и булгарам. Анализ текста и карт дает основание датировать сведения средневековых авторов о куманах концом IX в. Известно, что ал-Идриси в какой-то степени был знаком с южноевропейской географической традицией. А в терминологии европейских географов и политиков отсутствовало слово кипчак, но неоднократно упоминались куманы. Решение, казалось бы, простое и достаточно традиционное, одни и те же племена европейцы называли куманами, а мусульманские авторы – кипчаками. Но вот неожиданно в сочинениях египетских историографов XV в. прекрасно знакомых с кипчакской средой была обнаружена нисба ал-Кумани. Мамлюкская средневековая историческая литература содержит ценные сведения об этническом составе племен в мамлюкском государстве XIII-XV вв.. Наименование того, или иного лица по признаку его этнической принадлежности является довольно обычным у восточных авторов. В сочинениях арабских средневековых историков содержится важные сведения относительно антропонимии неарабского происхождения, в которых четко выделяется нисба, указывающая на племенную принадлежность, в частности куманской. Так, в мамлюкской среде упоминаются по сведениям Ибн ал-Фурата эмир алкум нū ‫[القما نى‬4, с.437], а по данным Ибн Тангриберди (судя по имени он был сам кипчаком) - шейх Зайн ад-дин Абу Бакр ал-куманū ‫[ القمنى‬5, с.46], в данном случае “куманец” или “куман”. Эту уникальную информацию можно дополнить упоминанием у арабских географов и историков термина куман (куманлῩ) в качестве этнонима в племенном составе кипчаков Восточного Дешт-и Кипчака. Стало совершенно ясным, что термин куман в сочинении ал-Идриси отнюдь не европейский экзоэтноним, а самоназвание какой-то группы тюркских племен, связанных с кипчакским миром, но вовсе не тождественных самим кипчакам. Рельефно предстала новая картина трех этнополитических объединений в Кимекском каганате IX-нач.XI вв. в пределах от Иртыша до Итиля (Волги). Собственно кимекские племена наиболее компактно обитали на Иртыше в Восточном Казахстане и Западном Алтае. Основным доменом кипчаков был Центральный Казахстан. Куманы составляли западную ветвь кимеко-кипчакского объединения и расселялись на территории между северными приаральскими степями и предгорьями Южного Урала. Стольный город их области располагался в Мугоджарских горах. Как кипчаки, так и куманы находились под политическим контролем кимекского кагана. Власть в каганате принадлежала правящему роду, из среды которого происходили каганы кимеков. В социальном и культурном отношении кимеки во многом унаследовали и развили традиции, сложившиеся в древнетюркской среде VI-VIII вв. В начале XI в. наследие Кимекского каганата перешло в руки кипчакской элитарной военно-племенной знати. Земли от Алтая и Иртыша на востоке до Итиля (Волги) и Южного Урала на западе, а также от оз.Балхаш на юге до Кулундинской степи на севере вошли в пределы Кипчакского ханства. Кимекское и куманское племенные объединения подпали в политическую зависимость от кипчакских правителей.

Политическое возвышение кипчакских ханов вскоре привело к дальнейшему расширению их территории. Кипчакские правители вытеснили огузских джабгу, захватили бассейн Сырдарьи, Приаральские и Прикаспийские степи и взяли под контроль важнейшие торговые пути, проходившие через Поволжье, Устюрт и Сырдарью. Этот участок магистрали, соединявший Азию с Европой, с расположенными на нем городами и укрепленными крепостями, имел большую притягательную силу, как важный в стратегическом и экономическом отношении регион. Возвышение кипчаков на гребне политической волны и расширение пределов их влияния привело к изменению этнополитической ситуации в регионе. В этой связи в мусульманской историографии появляется и надолго закрепляется историко-географический термин Дешт-и Кипчак (Степь кипчаков), отражающий суть новой геополитической ситуации. Усилившись за счет экономического и военного потенциала Кимекского каганата и Огузской державы кипчакские ханы продолжили политику расширения сферы своего влияния. В середине Х1 началось движение кипчакских племен от Итиля в западном направлении. Основная группировка куманов в качестве авангарда кипчакского объединения первой вступала по мере своего продвижения на запад в непосредственные контакты с народами с племенами Восточной Европы, в частности, Руси, Византии и других. Эти контакты с самого начала оставили глубокий след в той своеобразной информации о куманах, которая отлагалось и закреплялось в письменных источниках. Ее особенность проявилось в характерном для эпохи древности и средневековья типологическом явлении, заключающемся в переносе названия на все племенное объединение в целом одного, раньше других ставшего известным этнического компонента. Это широко распространенное явление сохранилось вплоть до этнографически близких народов. Так, Махмуд ал- Кашгари отмечает: «Огузы, когда их жилища стали соприкасаться с крепостью, принадлежащей чигилям, постоянно воевали с ними (чигилями). Огузы называют всех тюрков от Джейхуна (Сырдарьи) до Верхнего Китая чигилями. А это ошибка»[6, с.330]. И в самом деле, Махмуд ал-Кашгари сделал эту поправку, исходя из исторических реалий, ибо непосредственно за чигилями в сторону Китая жили многочисленные тюркские племена – карлуки, тюргеши, ягма, барсханы. Эта же закономерность нашла отражение и в древнерусских летописях, на страницах которых отложилась информация исключительно о половцах, т.е. куманах, вследствие первых по времени контактах восточных славян именно с ними, хотя за куманами находился массив собственно кипчаков. Слово «половцы» является калькой тюркского «куманы». Судя по всему, термин половцы следует толковать в двух значениях: конкретном, обозначавшем собственно куманов, и расширительном, распространявшемся на все объединения кипчакских племен. Однако эти значения, как известно, в летописях не различались. Отсюда возникали известные сложности при интерпретации сведений о половцах, заключенных в древнерусских памятниках. Точно также дело обстояло в средневековой византийской историографии. В последней четверти Х1 в. византийцы в своих трудах дали

информацию о куманах по их подлинному этническому названию и распространили это имя на все тюркские племена Дешт-и Кипчака. Эта. традиция в византийской литературе сохранилась много позже, вплоть до Х1У Кочевья куманов располагались западнее кипчакских племен, ставки которых находились к востоку от Днепра. Политическая гегемония кипчакской военно-племенной знати распространилась на огромную территорию от Иртыша до Днестра. По древнетюркской традиции сильное и крупное Кипчакское ханство, занимавшее столь значительные земли, было разделено на два этнотерриториальных объединения: Восточнокипчакское и Западнокипчакское, рубежи между ними проходили по реке Итилю. В основе этого деления лежала военно-административная система, которой придавалось исключительное значение, ибо она отражала специфику кочевого быта и была наиболее удобным для военной организации и кочевого способа существования. Военно-административная форма политогенеза зиждилась на территориально-племенной основе. По количеству крупных племен в государстве появлялось соответствующее количество территорий. Под эгидой кипчакских ханов возникло этнополитическое образование евразийского масштаба, в рамках которой были продолжены государственноадминистративные, военные и социально-культурные древнетюркские традиции. Вследствие активных интеграционных процессов на всем пространстве Дешт-и Кипчака установилось историко-этнографическое единство под властью кипчаков. С кипчакским фактором связывалось представление о кипчаках как о самом многочисленном из всех тюркских народов Центральной Азии и Восточной Европы и самой обширной области расселения. В пределах Дешт-и Кипчака шел интенсивный процесс формирования кипчакской народности, в особенности на территории Казахстана, стимулированный всем ходом нивелировки этнокультурных признаков, чему содействовали государственность, этническая территория, однотипность форм хозяйствования, система общественных отношений и общность языка. Тесное взаимодействие кипчаков с различными этническими группами сказывалось на их этнической общности. С все растущим политическим весом кипчаков многие племена и этнические группы (канглы, кимеки, куманы, карлуки, огузы, чигили, печенеги, уран, кай, азкиши и др.), сознавая свою принадлежность к единому этносу, принимали этноним кипчак и стали сами себя называть кипчаками. Однако завершающий этап формирования кипчакской народности был прерван монгольским нашествием. В первой половине XIII в. все земли, находившиеся под влиянием кипчаков вошли в состав Монгольской империи. С целью легитимизации власти в Дешт-и Кипчаке монголы проводили целенаправленную политику на физическое истребление династийного рода кипчаков ельборили и сокрушение военного потенциала кипчакского общества. Выверенная стратегия привела к присвоению родом Чингисхана всех прерогатив политической власти в Дешт-и Кипчаке.

Кардинальные политические изменения, однако, не повлекли за собой столь же радикальных трансформаций во всех областях общественной жизни. Верховенство монголов не смогло приостановить развернувшегося соперничества в духовной и материальной сферах двух сил – пришлой и автохтонной. Постепенно монгольская знать и ее окружение поглощалась и ассимилировалась в тюркской кипчакской среде. В борении двух культур, монгольской и кипчакской, восторжествовала более развитая кипчакская культура. Тем самым кипчакские культурные и духовные традиции в языке, религии, письменности, нравах и обычаях возобладали над монгольской. На этой почве реалии, связанные с государственным устройством и этнокультурной ситуацией, нашли адекватное отражение в зарубежной историографии. Так, в наиболее информативных источниках того времени арабских сочинениях, монгольский улус Джучи при его ближайших преемниках во второй половине XIII в. рассматривался как государство Дешт-и Кипчак с правящей династией Чингизидов. И не только в арабских письменных памятниках, но и в европейских повествовательных трудах говорится в этом же смысле о «Команском царстве», лишь в поздних русских летописях оно было известно как Золотая Орда (калька Алтын Орды). На современном этапе исследование проблем кипчаковедения, связанных с евразийским историко-культурным наследием, целесообразно проводить в рамках трех взаимодополняющих научных направлений: 1. Кипчаки и Тюркский мир; 2. Кипчаки и Арабский Восток; 3. Кипчаки и народы Восточной Европы. Кипчаки и Тюркский мир. Историческая родина кипчаков находится в Казахстане. Здесь они создали государство, в рамках которой в XI-XIII вв. сформировалось этническая территория кипчаков, впоследствии она явилась надежной основой для этнической территории казахского народа. В Кипчакском ханстве происходит сложение литературного кыпчакского языка – основы казахского языка, создание литературных кипчакских памятников – предтечи казахской литературы, окончательное складывание присущих казахам антропологических черт. Сложившаяся кипчакская этническая общность была самым непосредственным образом связана с этногенезом казахского народа, ибо само слово «қазақ» возникло в кипчакской среде. Однако завершающий этап формирования кипчакской народности был прерван монгольским нашествием. Между тем консолидация в XI – XII вв. кипчакских племен, обитавших как в степной зоне, так и земледельческих оазисах с поселениями и городами и представлявших в рамках нескольких хозяйственно-культурных типов целостную и единую систему жизнедеятельности их общества, была важнейшим этапом в сложении казахской народности. На базе развития этнических процессов в Кипчакском ханстве складывается этническое ядро казахского народа. Тем самым обнаруживается прямая связь между активизацией исследований в области истории, языка, литературы и культуры кипчаков и адекватным обеспечением научных изысканий на поприще этногенеза, политогенеза, глоттогенеза и культурогенеза казахского народа.

Впрочем, кипчакский феномен не только и очевидно не столько собственно казахское достояние. Если теперь мы можем говорить в полный голос о тюркском мире, то одним из существенных интегрирующих и консолидирующих элементов в нем являлся кипчакский фактор. Так, кипчаки сыграли значительную роль в сложении целого ряда тюркоязычных народов: кыргызов, каракалпаков, башкир, татар, ногаев, кумыков, карачаев, балкар, узбеков, азербайджанцев, турок, алтайцев. Научные изыскания связанные с Тюркским миром имеют непреходящую значимость, ибо они содействуют выявлению общих исторических судеб тюркских народов, культурного и духовного наследия, способствуют дальнейшему их сближению и интеграции с другими странами и народами. Кипчаки и Арабский Восток. Инфильтрация отдельных группировок кипчакских племен в арабские страны происходило на лоне религии ислама и синкретической мусульманской культуры с IX в. Дисперсное расселение кипчаков усилилось вследствии монгольского завоевания. Они оказались за пределами Дешт-и Кипчака в отдаленных странах вплоть до Египта и северной Индии, где возвысились до высот власти. В середине XIII в. в Египте кипчаки стали правителями Мамлюкского государства, видными военачальниками, строителями великолепных мечетей и мавзолеев, учеными и поэтами. Традиции степной цивилизации были продолжены кипчаками в Египте в военной организации, материальной и духовной культуре, в нравственных и поведенческих нормах. Кипчаки-мамлюки, как правило, дорожили своей самобытностью, их этническое самосознание было высоким, вдали от исторической родины, окруженные иноязычной и иноэтнической средой, сохраняли привычные обычаи и традиции. Кипчакские султаны, а также видные представители военной знати явились создателями великолепных мечетей и мавзолеев, в художественно-оформительном декоре которых нашла место своеобразная атрибутика кочевой культуры «қөшқар мүйіз» (роговый орнамент). Историко-культурный симбиоз мусульманской синкретической культуры и степной цивилизации придал новое звучание ярким и оригинальным творениям зодчих эпохи мамлюков. Вместе с тем кипчакскими учеными создавались военные трактаты, грамматические пособия, кипчакско-арабские словари, литературные произведения, а также развивались традиционные формы устного народного творчества. Кипчакский фактор, наряду с религией исламом сыграл решающую роль в установлении союзнических отношений и дружеских связей между двумя крупными державами – Дешт-и Кипчаком и Мамлюкским государством, у истоков которого стоял знаменитый султан Байбарс, кипчак по происхождению из Западного Казахстана. Эта коалиция была направлена, на почве общей вражды, против монгольских Хулагуидов Ирана. Именно кипчаки-мамлюки стали единственной силой способной противостоять монгольским завоевателям и наследникам первых крестоносцев. Арабский Восток и мусульманская культура примечательны также тем, что ее рукописные фонды и библиотеки содержат наиболее информативные, по сравнению с другими зарубежными источниками, письменные памятники по истории и культуре кипчакских племен. В этой связи одним из главных

предпосылок успешных исследований проблем кипчаковедения является создание надежной источниковедческой базы, которая предполагает тщательный сбор и критическое использование уже известных, доступных источников, а также вовлечение в научный оборот письменных материалов, хранящихся в рукописехранилищах Стамбула, Каира, Тегерана, Лондона, Парижа, Санкт-Петербурга. Необходимо активизировать источниковедческие изыскания в особенности в Турции и Египте, которые располагают ценнейшими в мире фондами арабских, персидских и тюркских рукописей. К примеру, количество арабских рукописей в Турции превышает 160 тыс. Собранные в них рукописи, что чрезвычайно важно, в значительной своей части представляют большую научную ценность., так как среди них встречается целый ряд редких экземпляров и единственных в своем роде средневековых сочинений, материалы которых проливают свет на историю и культуру кипчакских племен. Многие известные нам рукописи нуждаются в сопоставлении с аналогичными зарубежными списками, что может быть полезным для расширения не только чисто источниковедческих понятий, но и общих знаний по этнической, политической и социальной истории кипчаков. На современном этапе развития историко-востоковедческих исследований налицо направление исчерпывающего привлечения всех доступных источников во всей их гамме разновременных, разнохарактерных и нередко противоречивых данных. Кипчаки и народы Восточной Европы. На евразийском пространстве Великой степи кипчакские ханы находились в тесных взаимосвязях и взаимоотношениях с сопредельными странами Восточной Европы. Правители Болгарии, Венгрии, Византии часто прибегали к помощи кипчаков для защиты своей страны, совершения походов и с целью борьбы за престол. Кипчаки сыграли судьбоносную роль в спасении Византийской империи от печенегов, в утверждении Болгарской династии и укреплении власти венгерских королей. Отдельные группировки кипчаков вместе с ханами оставались в этих странах, в отведенных им землях на поселение. Кипчаки оставили заметный след и в истории Польши, Германии, Чехии, Литвы. Римская курия придавала особое значение кипчакской политической гегемонии в Причерноморье, неоднократно направляя в кипчакскую среду своих миссионеров для религиозной пропаганды. Важные тракты торгового пути, пролегавшие через земли Дешт-и Кипчака из Восточной Европы в Среднюю Азию, Передний и Дальний Восток, находились в руках военноплеменной знати кипчаков, которые взимали немалые пошлины на товары с проходящих караванов. В силу политической мощи Кипчакского государства и осуществления кипчакскими ханами контроля над всеми сухопутными и водными торговыми путями Дешт-и Кипчака, знание кипчакского языка было необходимым, и он стал международным койнэ. Вследствие распространения и установления кипчакского фактора в Восточной Европе с необходимостью возник в конце XIII в. ценный кипчакский словарь «Codex Cumanicus», предназначенный для познания кипчакского языка широким кругом народов и стран этого региона. В историко-культурном памятнике кипчаков отразились лингвистические атрибуты степной цивилизации,

материальной и духовной культуры кипчакских племен, их образа жизни и нравственных норм. Интенсивными были этнокультурные связи кипчаковполовцев с населением Украины, в чьих сказаниях и песнях отложились имена ряда деятельных кипчакских ханов Боняка, Тугар-хана и др. В огромном количестве великолепные кипчакские каменные статуи оставались в степях Украины вплоть до XVII в. Особо тесные связи кипчакских племен были с княжествами на Руси. Эти взаимоотношения жиздились на экономических, военных, политических, культурных, языковых контактах. Нередко кипчакские ханы и русские князья находились в отношениях свойства. Примеры широких взаимосвязей средневековых кипчаков с евразийскими народами можно приумножить. Но главная суть этих контактов – воссоздать преемственность между прошлым и современностью. Иначе говоря, восстановить прежнюю схему интеграции на принципиально новой основе – международного научного сотрудничества народов Евразии через призму кипчаковедения.

1. 2.

3. 4. 5. 6.

Список литературы: Кумеков Б.Е. Государство кимаков вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972. Кумеков Б.Е. К открытию расселения куманов на территории Казахстана (по материалам средневековых арабских источников)// Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. АлмаАта,1987. Аш-Шариф ал-Идриси. Китаб нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак. Ал-муджаллад 1. Каир, 1994. Тарих Ибн ал-Фурат. Т.9, Байрут, 1939. Ибн Тагриберди. Ан-Нуджум аз-захира. Т.8, Каир, 1936. Махмуд ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк. Т.1, Стамбул, 1915.

КИПЧАКИ, КОМАНЫ, ПОЛОВЦЫ Кляшторный С.Г. Россия, Санкт-Петербург ИВР РАН История Восточной Европы в X–XII вв. отмечена обширной миграцией сюда тюркоязычных племен из Центральной Азии, оказавших заметное влияние не только на политическую, но и на этнокультурную жизнь этого огромного региона. Вместе с тем, отчетливо проявилось исторически скорое воздействие этнополитических процессов на Дальнем Востоке на события в западной части евразийского пространства. Самым заметным вторжением тюркских кочевников было, по общему мнению, кипчакская оккупация степей Евразии между Иртышем и Дунаем. Действительно, в восточной части евразийских степей, после распада государства кимаков в Прииртышье, в XI–XII вв. очевидно полное преобладание кипчаков, именовавшихся в VI–VIII вв. «шестью племенами сиров». Ставки кипчакских ханов известны на Сыр-Дарье и на Урале, а в XII в они разделили власть с ханами племен канглы. Отождествление посткимакских племен с кипчаками уже давно стало общим в исследовательской и учебной литературе, так же как отождествление монголов с татарами для несколько более позднего времени. Подразумевается, что с самого своего появления кипчаки представляли собой хотя и многоплеменную, но этнически достаточно гомогенную тюркоязычную общность, а различия в их поименовании в мусульманских, русских и западных источниках носят окказиональный характер. Но были ли кипчаками, как это принято считать, те тюркские племена, которые в русских, венгерских и западных источниках именовались половцами — кунами — команами? Убедительность положительного ответа нарушает краткая информация, содержащаяся в одном арабском сочинении начала XII в. Придворный врач сельджукского султана Меликшаха, уроженец Мерва, Шараф аз-Заман Тахир Марвази написал трактат по зоологии и дополнил свое сочинение сведениями по этнографии и истории. Основываясь на каких-то местных огузских повествованиях, он поместил в раздел о тюрках не очень ясный, с очевидным фольклорно-эпическим налетом, рассказ о давних и полузабытых событиях, имевших отношение к прошлой истории огузских племен. Согласно Марвази, кытаи, т.е. кидане, вытеснили из своих владений племя кунов. Из-за недостатка пастбищ и нападений племени каи куны вторглись в земли шары, те — в земли туркменов, которые в свою очередь захватили восточные земли огузов. Огузы ушли на запад, к Черному морю, в земли печенегов. Независимо от того были ли войны между перечисленными Марвази племенами или они двигались по «принципу снежного кома», западная миграция восточных тюркских племен была результатом неблагоприятных для них политических условий X — первой половины

XI вв., возникших вследствие создания в Северном Китае и Монголии киданьской империи Ляо, в Ганьсу — тангутского государства Си Ся, в Семиречье и Восточном Туркестане — Караханидского каганата. В 1036 г. тангуты подчинили государство уйгуров в Ганьчжоу и закрыли для восточных тюрков, испытывавших киданьский прессинг, Ганьсуйский коридор. Исламизированные караханидские карлуки, в недавнем прошлом — христиане-несториане, стали для «неверных» тюрков заслоном на пути к оазисам Семиречья и Мавераннахра. Относительно свободным оставался только один путь на запад — через верховья Оби и Иртыша, Северную Джунгарию и Северо-Восточное Семиречье, вдоль северных границ Караханидской державы. В 1027 г. кидани, искавшие союзников против Караханидов, присылают посольство в Газну, к султану Махмуду. Через два года, ал-Бируни, живший тогда при дворе Махмуда, упоминает в одном из своих сочинений два неизвестных дотоле восточнотюркских племени — кунов и каи. Проходит немного времени и на северных рубежах Караханидов начинаются жестокие и длительные войны карлукских гази, борцов за веру, с тюркамиязычниками. Отзвуки этих событий, запечатленные в караханидских эпических песнях, сохранились в записях Махмуда ал-Кашгари, к сожалению, в очень фрагментарных записях. Но там перечислены главные враги тюрок-мусульман — ябаку, басмылы, чомулы, каи, йемеки. Самих мусульманизированных карлуков, создателей Караханидской державы, Махмуд ал-Кашгари и Марвази именуют туркменами, так же, как и исламизированных в X — начале XI вв. огузов-сельджукидов. Западные земли туркмен-карлуков, по р. Талас и в предгорьях Каратау, граничили с восточными землями сырдарьинских огузов и граница не была спокойной. Уже в IX в. здесь начались тогда еще эпизодические религиозные войны. В начале 40-х годов XI в. туркмены-сельджукиды и туркменыкарлуки окончательно сокрушили государство сырдарьинских огузов и те ушли в степи. В 1050 г. они появляются на берегах Дона и Днепра, где сражаются с печенегами и русами. Русские летописцы называли их торками, т. е. турками, а византийцы узами, т.е. огузами. Таков конечный итог событий, сохраненных в изложении Марвази. Между тем, Махмуд ал-Кашгари, повествуя о последней жестокой войне караханидских гази, особо выделяет роль вождя враждебной коалиции, князя ябаку Бёке, т.е. «большого змея». Его собственное имя было Будрач. Его главным союзником или вассалом был бег басмылов. В этой войне язычники потерпели страшное поражение. И здесь стоит вспомнить две подробности. Рассказывая о народе шары, Марвази пишет: «они известны по имени их вождя, а он — басмыл». Басмылы были одним из древнейших тюркских племен. Руническая надпись из Могойн Шине-усу называет их «сорокаплеменными басмылами». Именно басмылы в 742 г. стали, в момент развала Тюркского каганата, преемниками имперской традиции — ведь идикутами, т.е. «августейшими государями» басмылов были князья из династийного рода тюркских каганов — Ашина. Но власть и титул были отняты у басмылов уйгурами и карлуками. А в 60-х гг. IX в. уйгуры

вытеснили басмылов из Джунгарии и те ушли в Северо-Восточное Семиречье — Махмуд ал-Кашгари помещает их на своей карте близ оз. Балхаш. Это были древние земли «желтых» тюргешей. В первой половине XI в. их восточными соседями были каи и ябаку, возглавляемые «великим змеем» Будрачем. Ко времени войн с караханидскими гази басмылы занимали по отношению к ябаку и их вождю явно подчиненное положение, точно также как и жившие между ябаку и басмылами каи. Было ли верховенство ябаку результатом военных событий, предшествовавших моменту, о котором пишет Махмуд ал-Кашгари, или же их связывали иные отношения, остается неясным. Но здесь уместно вспомнить одно вполне фольклорное повествование армянского историка XI в. Матфея Эдесского о нападении «народа змей» на «желтых». Со времен И. Маркварта принято отождествлять «желтых» или «рыжих» Матфея с шары, т.е. тоже с «желтыми», о которых писал Марвази и его компилятор Ауфи. Только у ябаку вождь именовался «великим змеем» и «народ змей» явно коррелирует с ябаку. У Марвази народ, подчинивший на одном из этапов западной миграции шары, назван кунами. И это название, известное уже ал-Бируни в паре с именем каи, странным образом опущено Махмудом ал-Кашгари, отлично знавшим этническую ситуацию на караханидской границе и не забывшего каи. Если в ситуации с шары Махмуд называет их по имени главенствующего племени басмылами, то пропуск имени кунов может означать лишь их обозначение иным названием. В контексте описываемых событий таким другим названием кунов было ябаку, что, собственно, является несколько презрительным прозвищем — так называли людей или животных с длинными и взлохмаченными волосами или спутанной шерстью. Куны — одно из древнейших тюркоязычных племен, занимавших почетное место в конфедерации токуз-огузов. После разгрома в 840 г. Уйгурского каганата они бежали на восток Монголии и вскоре попали в сферу влияния киданей. Когда и в связи с какими событиями они были вытеснены киданями из Монголии неясно, но уже у ал-Бируни куны и каи упоминаются рядом с енисейскими кыргызами. Каи принято отождествлять с монголоязычными си из племенного союза шивэй, но, по моему мнению, в эту гипотезу следует внести существенное уточнение. Кроме родственных киданям си из племен шивэй, китайские источники многократно упоминают белых си, которые уже в начале VII в. входили в состав тюркоязычного племенного союза теле, будущих токуз-огузов. Недаром Махмуд Кашгарский пишет о каи как об одном из тюркоязычных племен, имевших, впрочем, свой диалект. Несомненно, нуждается в объяснении появление этнонима шары. Как я уже сказал, здесь возможна связь с переселением басмылов в середине IX в. на территорию «желтых» тюргешей. Но возможны и другие гипотезы. Сами тюрки-туцзюе изначально подразделялись на группировки, обозначаемые цветовыми маркёрами. Так, после распада Первого Тюркского каганата в 630 г. китайцы выделяют среди покоренных и переселенных на юг племен кроме тюрков-ашина, т.е. кёк-тюрков, «синих» тюрков еще и тюрков-шели, т.е. тюрков-шары, «желтых» тюрков. Это разделение на группы устойчиво

сохранялось и в 735 г., в донесении императорскому двору, китайский пограничный чиновник пишет о мочжо-тюрках (здесь личное имя кагана — Мочжо — заменило его родовое имя — Ашина) и желтоголовых тюрках. В тюркской этнонимике более известно деление родственных племенных групп на «белых» (ак) и «черных» (кара). Эти обозначения никак не связаны с антропологическими различиями. Они лишь маркируют структурные подразделения внутри союзов. Иногда возможны иные цветовые маркёры — «синие» и «желтые», «черноголовые («чёрношапочные»)» и «красноголовые». Обозначения со словом сары/шары преобладает среди племен кыпчакской группы — казахов, каракалпаков, киргизов, алтайцев. Обозначение кызыл преобладает среди туркмен. Первоначально, цветовые ономастические маркёры всегда парные. Обособление одного из них и превращение структурного маркёра в устойчивый этноним означает распад прежней племенной общности, рождение новой племенной группировки, цветовые обозначения которой утратили атрибутивную семантику. Итак, в первой половине XI в. крупная группировка тюркских племен (куны и каи), некогда входивших в племенную конфедерацию теле/токузогузов, вытесненная из монгольских степей киданями, продвинулась в Западную Сибирь, Северную Джунгарию и Северо-Восточное Семиречье. Там она слилась с другой группой тюркских племен — шары и басмылами. Потерпев поражение в войнах с караханидскими карлуками, обе группировки продвинулись далее на запад, по традиционному пути центральноазиатских миграций. Контакт с кыпчаками, земли которых лежали на пути миграции, был неизбежен, но характер этого контакта неясен. Академик Б.Е. Кумеков, изучивший арабские источники о кипчаках, установил, что в IX–X вв. между Северным Приаральем и Южным Уралом кочевала отдельная группа команов (куманов), которая в начале XI в. попала под политическое влияние кипчаков. В середине XI в. именно команы составили авангард западной миграции степных племен, вероятнее всего политически стимулируемой кипчаками, но возглавляемой, вместе с команами, кунами-шары. Именно среди кунов и команов сохранилось племя кытан, т.е. киданей, безусловно связанное с самым ранним и самым восточным этапом этой миграции. Очевидно, что в новом объединении племен сохранялись две основные группы — кунов-команов и шарыполовцев. Уже в 1055 г., вытесняя огузов-торков, шары-половцы закрепились на южных рубежах Киевской Руси. В их составе оказались и тюркский династийный род Ашина (хан Осень/Асень, возможно был отцом Шарукана Старого), а вместе асенями — каи (каепичи) и йемеки (емякове). Судьба кунов-команов решалась к западу от кочевий половцев. А из дунайских половцев в 1187 г. выдвинулась династия основателей Второго Болгарского царства — Асеней. В приаральской части Дешти-Кипчака состав племен начал меняться в XII в. — появились многочисленные племена канглы, вошедшие в кипчакские объединения, но не слившиеся с ними. Главная ставка канглов

была на Нижней Сыр-Дарье, а значение их в степи столь велико, что в начале XIII в. монгольское «Сокровенное сказание» (1240 г.) называет степи к западу от Иртыша «Страной канлийцев и кыпчаутов». Но с приходом монголов в истории Великой степи началась другая эпоха. Такова возможная реконструкция азиатского контекста половецкой истории и, как мне представляется, этот контекст мало связан с историей собственно кыпчаков, основные кочевья которых остались к востоку от Итиля и Приаралья, в Восточном Дешти-Кипчаке. Там в 30-е годы XII в. сложились две группировки кипчакских племен — приаральская и сыгнакская (сырдарьинская), которые по разному строили свои отношения с государством хорезмшахов. Сыгнакские группа попала в большую зависимость от Хорезма, но в целом этот вассалитет был достаточно условным. Ополчение кипчакских племен составляло основу хорезмийской военной мощи, а династия хорезмшахов была сведена с кипчаками теснейшими родственными узами. Но историческую судьбу и половцевкоманов, и восточных кипчаков полностью изменило монгольское завоевание.

К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПЛЕМЕННЫХ НАЗВАНИЙ КИПЧАКОВ Питер Б.Голден, США (Rutgers University Newark, New Jersey) С момента их появления во второй половине XI в. на восточном пограничье Киевской Руси и вплоть до разметавшего и частично поглотившего их монгольского нашествия кумано-кипчакская полития была доминирующей силой в значительной части евразийских степей. Куманокипчаки сыграли важную роль в этногенезе разных средневековых и современных тюркских народов. В результате тесных связей с Венгрией, Византийской империей, Киевской Русью, Грузией и Хорезмом, они оказали большое влияние как положительное, так и негативное, на политическое, экономическое и социальное развитие этих оседлых стран. Современное состояние наших сведений о средневековых кипчаках, несмотря на сравнительно узкий круг источников, на который они опираются, позволяет нам обрисовать, разумеется, с некоторыми, порою значительными пробелами, характер их взаимоотношений с соседними народами и государствами. Однако, когда речь идет о внутренней истории, социополитической организации этих племен, дело обстоит совсем иначе. В этой до сих пор мало изученной области, особенно ощущается скудность наших источников. К тому же приходится учитывать и то обстоятельство, что составлявшие кипчакские федерации племена, хотя и сохранили, до известной степени, традиции связанные с древнетюркским государством, в числе подвластных племен они были, никогда не создали своего собственного государства в родных степях. В связи с этим, следует отметить, что одной из забытых ими традиций была письменность, отсутствие которой во многом затрудняет наше понимание внутренной динамики их развития, мешает узнать, так сказать, подноготную этого общества. Причины, вызвавшие эту политическую отсталость, очевидно, надо искать как в тех событиях, вызвавших миграцию кумано-кипчаков в западно-евразийские степи, так и в тех природных и политических условиях, с которыми они столкнулись на своей новой родине. Вопрос об этногенезе кумано-кипчакских племен считается одним из самых сложных и спорных проблем тюркологии [1]. Формирование этих разнородных племенных групп было многослойным, продолжительным процессом, происходившим большею частью вне поля зрения наших источников. Сложность этого процесса отражается в этнонимической пестроте кипчакских союзов и подсоюзов. Таким образом, одну часть этой политии называют «кипчакской» арабские, персидские, грузинские, армянские, монгольские и китайские источники. В византийских и латинских источниках для обозначения для обозначения западной ветви этого союза употребляется этноним Κούµανοι, Κοµανοι, Cumani, Comani, т.е. Quman. В венгеро-латинских хрониках и грамотах мы встречаемся с формой Kun,

бытующей и поныне в качестве фамилии тех потомков куманов, искавших убежища в Венгрии во время монгольского нашествия. Вапрос о происхождении этих центральноазиатских кунов нельзя считать решенным. Дальнейшие исследования необходимы также по вопросу об их возможном отожествлении с куманами. Этноним Куман калькировался древнерусскими и некоторыми другими немецкими, латинскими и армянскими источниками ср.: древнерусс. Половчин, половцы, нем. Falwen, Valwen, лат. Pallidi, арм. хартеш «бледно-желтый, бледный» [2]. Восточную ветвь этой политии составляли племена канглы. Отожествление канглы с куманами подтверждается францисканцем Рубруком, совершившим в XIII веке путешествие в монгольскую столицу [3]. Очень соблазнительной является еще не установленная деривация этнонима канглы со среднеазиатскоиранского топонима кангха. Что же касается этнонима кипчак, то он впервые упоминается, хотя и не в совсем ясном историческом контексте и только в плохо и фрагментарно сохранившейся строке, в надписи в честь уйгурского кагана Эль Тутмыш Бильге (первая треть VIII века) [4]. Кипчаки упоминаются также писавшем в IX веке ибн Хордадбехом как соседи кыргыз «в полунощных странах». Повидимому, в то время они еще находились в северной и северо-восточной части тюрского мира [5]. Трудно установить принадлежали ли в это время кипчаки к союзу, возглавляемому «кимекским хаканом». К концу X века, согласно данным -‘Âлем» [6], а кипчаки, хотя и признавали над собою верховную власть «кимекского хакана», уже отделились от последнего и кочевали в близком соседстве с «печенежской страной» в Волго-Яикском междуречье. Какме другие этнические элементы, помимо, тюркских, входили в состав кимекского союза не сообщается нашими источниками. Гардизи в одном очень путаном рассказе перечисляет кимекские племена или роды: легенде, кимеки были татарского происхождения [7]. Как бы ни достоверной или недостоверной была эта легенда, мы можем предположить, что среди кимекских племен и родов, подобно другим, тюркским государствам и конфедерациям, в том числе и орхонским, были нетюркские элементы. В начале XI в. вследствие все усиливавшихся смут в киданьской империи, племя (или союз) Кай (Qay) принудило своих соседей, Кунов, откочевать и искать себе новые пастбища. Последние в свою очередь вытеснили дальше на запад племя Сары (или Шари). В последовавших межплеменных неурядицах, Куны, неизвестно каким образом, установили свое господство в кимекском союзе. Эта миграция, общие сведения о которой, сообщает нам Мервези [8], присоединила к кимекскому союзу новые этнические и племенные элементы. В ее результате этногенез кумано-кипчаков достиг нового этапа; они приняли тот этно-политический облик, который стал знаком средневековым авторам. Как было упомянуто выше, вопрос об этногенезе племен кимек, кипчак, кун и кай и их этнических взаимосвязях породил обширную литературу [9]. Мы не ставим целью этой статьи рассмотреть во всех подробностях различные гипотезы выдвинутые учеными по поводу этого вопроса.

Единственным, бесспорным заключением, на котором сходятся мнения исследователей, является то, что в состав этого племенного союза входили разнородные этнические элементы. Наряду с тюркским элементом были и тюркизованные (или, по крайней мере, ставшие уже двуязычными) монгольские и иранские племена. По мере того как мы внимательно и всесторонне изучаем историю даже «чистых» тюркских элементов, все яснее становится наличие среди этих же племен и более древних монгольских, иранских и других этнических элементов. Например, племенная группа кай впоследствии выступавшая у мусульманских народов как один из самых храбрых и отважных из тюркских народов, являлась одним из племен, входивших в состав протомонгольского сяньбийского союза. Они фигурируют в орхонских памятниках, под именем «татабы», в качестве одного из подвластных тюркам племен [10]. Согласно данным арабских географов, перед тем как кай откочевали на запад, они были самыми близкими соседями кунов в Центральной Азии [11]. Это обстоятельство может указать на общую этническую среду. Иными словами, надо иметь ввиду более чем вероятное протомонгольское происхождение кунов. У нас нет достаточно подробных данных для того, чтобы утверждать, что куны говорили по-монгольски. Но интересно отметить, что мы находимв знаменитом словаре куманского языка, Codex Cumanicus, монгольские элементы или заимствования, некоторые из которых можно относить к периоду предшествовавшему монгольскому нашествию. Например, кум. tovulġa «шлем» (с типичным для кипчакских языков ġ > w изменением) монг. daġulġa, кум. silevsün «рысь» монг. silegüsün, кум. bulov «булава» монг. bilaġu, кум. сутень, название реки упомянутой в древнерусских летописях = «молочная» монг. süten [12]. Нет у нас и данных для того, чтобы определить оставались ли в куманской (половецкой) конфедерации в канун монгольского нашествия племена, еще говорившие по-монгольски. В этом отношении исламские источники сообщают одно интересное известие. Монголы, попытавшиеся разъединить половцев с их союзниками иранского происхождения, Асами, обратились к первым со словами «мы с вами одного рода» [13]. Это событие можно интерпретировать двояко. Быть может, указывает на осознание этими группами общих тюрко-монгольских политических традиций или же оно подчеркивает наличие в кумано-кипчакском союзе элементов, сохранивших монгольский язык и этничность. Такой симбиоз разнородных этнических элементов в кочевых обществах нельзя считать необычным. За исключением сравнительно узкого круга исследователей, многие из занимающихся проблемами, связанными с созданием кочевых государств и племенных союзов, часто обходят молчанием некоторые важные вопросы. Например, какую роль играют потребности кочевой экономики в тех факторах, которые объединяют племена того или иного союза? Какую роль играют в этом процессе политические и военные нужды, вызванные давлением и угрозами соседних кочевых врагов и оседлых государств? До какой степени племенной союз создается для чисто оппортунистических грабительских целей? [14] Важно ли языковое

единство? Является ли оно необходимой предпосылкой в кочевом мире для создания племенного союза? В кумано-кипчакском союзе, по-видимому, эти факторы играли второстепенную роль. За исключением тех случаев, когда сплочение вызывалось необходимостью отразить общего врага, политические связи были, в общем, весьма слабыми. Доказательством слабости этих связей служит почти полное отсутствие государственности в их степных политиях. Трудно установить какое значение имели этнические различия. Однако, нельзя сомневаться в том, что эти этнические различия не только существовали между разными кипчакскими племенами, но порою давали о себе знать. Некоторые источники намекают на враждебность одних кипчакских племен к другим, которая основывалась на этнических различиях. Например, Ибн Халдун, описывая современное ему мамлюкское государство, сообщает о старой вражде, существующей между членами рода (или племени) Токсоба (Токсобичи древнерусских летописей), который имел «татарское» происхождение, и представителями рода Д.рут, якобы «кипчакского происхождения» [15]. Само собою, разумеется, такую межплеменную вражду в кочевом мире нельзя считать исключением. Как было упомянуто выше, кумано-кипчаки не создали своего государства [16]. Очевидно, у них не было для этого достаточных стимулов. Они и без этого овладели богатыми пастбищами, идеальными для кочевания. К тому же их географическое положение предоставляло широкие возможности для наживы или, по крайней мере, для того, чтобы дополнять «годовой доход» или грабительскими набегами, или путем службы в качестве наемных войск в армиях соседних оседлых государств. Предпосылок необходимых для создания кочевого государства не было: окружающий мир не представлял никакой военной опасности, не было и междоусобиц из-зи недостатка пастбищ. Соседние оседлые государства являлись или слишком слабыми для того, чтобы нанести кумано-кипчакам сокрушительный удар, или же слишком занятыми собственными междоусобицами. Помимо этого, кумано-кипчакские беги путем брачных и военных союзов с княжеским родами соседних государств, особенно с Русью, Грузией и Хорезмом, внедрялись в правящие верхушки этих держав и стали неотделимой частью их политической жизни. Но эта политика куманокипчаков имела негативные последствия для них самих. Политическое и военное равновесие, достигнутое таким путем, привело к политической стагнации кочевников, препятствующей их дальнейшему политическому и социальному развитию. Таким образом, кумано-кипчакский союз, составные племена которого не раз следовали противоречащей друг другу политике, оказался не чем иным как союзом племенных вождей. Каждое племя, под руководством своего правящего рода, часто проводило независимую политику в своих узких племенных интересах. Несколько родов и подразделений, объединявшихся вокруг знаменитых и талантливых военных вождей, таких как Шарукан или Боняк, образовывали субконфедерации. Одну такую субконфедерацию представляли собою «Половцы Дикии» древнерусских летописей [17]. Итак, кумано-кипчакские племена

представляются нам союзом племен, уже начинавшим превращаться в этнос. Но процесс этот был еще далеким от своего завершения. Одним из самых важных, но вместе с тем трудных с точки зрения их интерпретации, источников по этнической истории являются племенные названия. При изучении этих названий нам всегда следует учитывать этническую сложность, самобытность истории каждой группы. Кочевые политические образования создавались и распадались с поразительной быстротой. Обобщающие политические названия исчезали или изменялись с той же скоростью. В зависимости от политической, социальной и экономической обстановки, языки тоже испытывали воздействие окружающей их среды, сближаясь с родственными им языками и диалектами. Замена одного языка другим языком даже иной языковой семьи, является далеко не исключительным событием при этих условиях. Доказательством служат многие примеры отюречивания иранских и финно-угорских народов. С этими предостерегающими замечаниями мы можем приступить к анализу кипчакских племенных названий. Кипчакские племена и роды Ay-apa/Ay-opa: в древнерусских летописях упоминаются два племенных воэжя с этим именем; Аепа сын Асъня и Аепа сын Гиргеня [18]. Как антропоним эта форма очень просто объясняется на тюркской почве: ay «луна» и apa «отец, дед, предок» [19]. В таком случае ay-apa никакого отношения к племенным названиям не имеет. Но, если читать эту форму как ay-opa, то перед нами открывается иная картина. Слово opa фигурирует в именах нескольких куманских племенных вождей: Китанопа, Арсланопа, Алтунопа, Ченегрепа (о которых речь будет ниже). К сожалению, остается неясным отношение этого слова к oba «племя, род» [20]. Прицак предполагает, что ay-opa является более поздней формой qay-opa [21]. Подобное решение этого вопроса предложено Рашони [22]. Надо признать, что из-за скудости наших данных мы в настоящее время не в состоянии разрешить проблему кай-ай. Что касается племени/народа кай, то мы можем проследить общие черты их истории, корни которой восходят к протомонгольской среде. Кай как и Ши-вей и кидане, были потомками племен, входивших в состав сяньбийского союза. Этноним кай сравнивается с китай. си (арх. китай. ġiei < ġay) и кумоси [23]. Как было отмечено выше, они упоминаются в орхонских древнетюркских надписях среди подвластных тюркам народов в форме татабы. Причина их переименования в древнетюркском языке еще не получила удовлетворительного объяснения. В первой четверти X в. они стали подданными киданей, образовавших империю в Северном Китае. Как мы уже видели, в начале XI в., после того как они вытеснили кунов из Центральной Азии, некоторые роды народа каи тоже перекочевали в Среднюю Азию. Махмуд Кашгарский упоминает их там, среди отюречивающих народов, живущих по соседству с караханидским каганатом [24]. В начале XII в. во время разложения киданьской империи, другие роды кай мигрировали в Среднюю Азию, где впоследствии прославились своими военными способностями [25]. Очевидно некоторые из

этих родов, продвинувшись еще дальше на запад, присоединились к «Черным Клобукам», служившим пограничными войсками у киевских князей, ср. каепичи = кай-опа. [26] Badač (?): Рашид ад-Дин в своем описании монгольского вторжения в 1242 г. в западную Евразию, упоминает кипчакское племя ‫باداج‬. [27] Наш источник не уточняет места их столкновенияс монголами, но все же, кажется, что это случилось где-то в кипчакских северо-кавказских степях. Ввиду того, что это единственное упоминание племени, мы не в состоянии считать форму, сообщенную нашим источником, совершенно надежной. Автор XVI в. Сейф ад-Дин Ахсикенти упоминает, в своем труде Маджмŷ‘ ат-Тавâрих, племя ‫باداى‬ или ‫بادان‬. [28] Нельзя исключать возможность того, что ‫( باداى‬Bâdây) – ‫بادان‬ (Bâdân) – ‫( باداج‬Badač) являются искажениями одного и того же племенного названия. Barat/Beret/*Baraq (?): это племенное название имеется только в списке кипчакских племен, приведенном в географическом труде Димишки: ‫ برت‬brt. По-видимому, они были одним из подразделений Канглы, живших в степях Хорезма. [29] В труде Ахсикенти упоминается племя ‫ بورات‬burat/böret (?). Так как форма у Димишки без огласовки, чтение ее как burat/böret является вполне возможным. Вместе с тем следует отметить, что в арабоязычнчх рукописях очень часто путаются буквы ‫ ت‬и ‫ ق‬в конце слова. Поэтому мы вправе допускать еще одно чтение: ‫ برق‬baraq. Барак кипчакское имя, встречающееся в Венгрии и Румынии, а также в тюркском фольклоре (как имя легендарной косматой собаки). [30] Bayawut: Несави: ‫ بايا)و(ت‬bâyâ(w)t, [31] Рашид ад-Дин: ‫ باياوت‬bâyâwt, [32] Ибн Халдун: ‫ بياووت‬byâwwt, [33] Юань-ши: бай-я-ву; [34] = Bayawut. В наших источниках две группы носят это название: монг. Keherin/Keherün Baya’ut, Jede-yin Bayawut [35] и Bayawut, одно из правящих родов или подразделений канглы. Теркен/Теркен хатун, жена хорезмшаха Текиша (1172-1200) и мать злополучного Мухаммеда, была баявутского происхождения. [36] Хотя наличие монгольской ветви этой группы указывает на возможное монгольское происхождение этого племени, слово bayawut (с типичным для кипчакских языков ğ > w) явно тюркское: bayağut «богатый купец». [37] Burčoğli: по древнерусским летописям: Боурчевичи, [38] согласно арабским историкам: Димишки [39]: ‫ برج اغلوا‬brj ’ġlw’ = burč oğlu, Нувейри [40], Ибн Халдун [41]: ‫ برج اغلى = برج اغال‬brj ’ġly = burč oğli. В венгеро-латинских документах встречается форма Borchol. [42] По мнению Прицака их качевья находились между Днепром и Орелью. [43] В противоположность этому следует отметить, что Димишки связывает их с племенами хорезмийских степей. Убедительной этимологии для слова burč еще нет. [44] Оğli < оğul «сын» соответствует славян. -ичи/-вичи. B.zângî (?): Упоминается только у Димишки: ‫ بزانكى‬bzânky (var. lect. ‫انرانكة‬ ’nrânkh). Рашоньи видел в этой форме искажение ‫ براندى‬Berändi/Берендей. [45] Но с этим трудно согласиться как с исторической так и с филологической точки зрения.

Čağraq/Čağrat/Čoğraq/Čoğrat/Čoqrat: ‫ جغراق‬jġrâq/ ‫ جغرات‬jġrât упоминаются только в историческом труде Байхаки, [46] обычно вместе с племенем Küčet. [47] Какому чтению следует отдать предпочтение неясно. По всей вероятности правильной формой является Čoğrat/ Čoqrat: čoqra-«сильно кипеть, бурлить», čoqrat-«заставлять сильно кипеть». Такое название принадлежит к категории тюркских этнонимов выражающих «силу, неистовство, насилие». *Čitey (oğli): Читъевичи встречаются в древнерусских летописях [48] (ср. Chydbe (*Čit be[g]) упомянутай в венгеро-латинских документах [49]). Принадлежность этой группы к кумано-кипчакскому союзу нельзя считать вполне установленной и требует уточнения. Čirtan/Čortan/*Ozur Čortan: Димишки [50]: ‫ ازورجرطان* = ازوجرطان‬: ’zwr ân = ozur čortan, Мубарекшах [51]: ‫ ازورجرتان = دورجرتان‬: ’zwr jrtân = ozur čortan, Нувейри [52], Ибн Халдун [53]: ‫جرتان‬ jrtân = čortan, по венгеро-латинским документам [54]: Сhortan, Chertan. По мнению Рашоньи: кум. čortan «щука» (ср. кумык. čortan baliq, тркм. čortan, койб., саг. sortan, каз. ŝortan, тат. čurtan). Ozur < тюрк. oz- «обгонять, перегонять, опережать, выигрывать, проходить мимо». [55] Durut/Dört/Dörüt (?): Нувейри [56]: ‫ دروت‬: drwt, Ибн Халдун [57]: drwt = durut, dorut, dürüt, dörüt, dört (?). О вражде, существовавшей между дурутами и токсобичами, см. выше. Чтение в виду скудости наших данных нельзя считать установленными. Если считать правильным чтение dört тюрк. «четыре», то мы имеем дело с обычным в кочевом мире явлением: племенные названия, имеющие в основе имя числительное, которое указывает на число родов или подразделений, составляющих данную группу. [58] Enčoğli/*Ilančugli (?): упоминается только у Нувейри [59]: ‫’ انجغلى‬njġly = enčoğli. Другие данные о них не приводятся. Еnčoğli: < тюрк. enč «покой, спокойствие». [60] Такое название входит в категорию тюркских племенных названий, означающих «миролюбивость, послушность». [61] Другие возможности предоставляет исправленная форма: ‫النجغلى‬: ’lnjġly = ilančuğli = ilančuqli < yilančuqli, yilan «змея» с уменьшительным суффиксом – čuq. Ср. ilonchuk упомянутый в венгеро-латинских документах. [62] Ilančuq, см. выше. It-oba: Мубарекшах [63]: ‫’ اتبا‬tbâ = itoba, Димишки [64]: ‫’ ايتبا‬ytbâ = itoba, Нувейри [65]: ‫ يتا‬ytâ < * ‫’ ايتنا‬ytbâ = itoba, Ибн Халдун [66]: ‫ ستا‬stâ < * ‫’ ايتبا‬ytbâ = itoba. Формы, которые приводят Нувейри и Ибн Халдун можно рассматривать как совсем другие названия: ‫ يتبا‬ytba = yet(e)- oba, ср. Єтебичи древнерусских летописей. yete < тюрк. «семь» + oba. Ибн Халдун [67] приводит еще одну форму ‫’ اوغلى‬wġly, которую обычно восстанавливают как * ‫’ ات اوغلى‬wġly: тюрк. It-oġli «сын собаки». По всей вероятности тотемом этого рода являлась собака. С этой формой сопоставляют имя половецкого князя Итоглыя известного по древнерусским летописям [68] как союзника киевских князей. Итоглыи можно рассматривать не как антропоним, а как титул князя рода It-oba. Этот род кочевал в причерноморских и прибужских степях. [69]

Qitanopa: среди убитых половецких князей в знаменитом русском походе 1103 г. упоминается Китанопа. [70] Это имя скорее всего является титулом главы рода (или племени) Китан. Последние, как было уже отмечено выше, входили в состав протомонгольского сяньбийского союза. В X в., изгнав кыргызов из Монголии, китане (кидане является китайским произношением этого этнонима) овладели Северным Китаем и создали империю Ляо. После распада этой империи в первой половине XII в. под ударами чжучженей, некоторые киданьские племена, откочевав в Среднюю Азии, образовали в Туркестане государство каракитаев. Очевидно, еще ранее этого киданьские группы или элементы, связанные с этой империей и сохранявшие этот этноним стали проникать в тюркскую, т.е. кипчакскую среду. K.n.n. (?): Нувейри, Ибн Халдун [71]: ‫ كنن‬knn. Возможно несколько исправленных чтений: ‫ كتن‬ktn: köten, ср. Котян, знаменитый князь западнополовецкой ветви. [72] Но в домонгольский период антропонимы обычно не выступают как этнонимы у тюркских народов. [73] ‫ كيت‬kyt = Keyit. Такое племенное название приводится в списке тюркских народов у Ахсикенти. [74] Keyit < тюрк. (каз. кирг.) keyit – «огорчать» [75]. Küčeba/Küčoba: в древнерусских летописях [76] упоминается крестившийся половец, Соудимир Коучебич, служивший у русских князей. Отчество его указывает на племенное или родовое название. Тюрк. küč (монг. küčü(n)) «сила, могущество». + oba. Küčet: Махмуд Кашгарский [77]: ‫ كجت‬kjt = küčet, Бейхаки [78]: ‫ كجات‬kjât = küčät, Мубарекшах [79]: ‫’ كجات التى‬lty kjât = alti küčät. Вместе с племенем Чограт (см.выше) они играли в XI в. значительную роль в истории Хорезма. По всей вероятности они входили в число канглы. Кючет < тюрк. küčet – «побуждать, отнять». [80] Kor/Qor (?): упоминается только в венгеро-латинских документах: Koor [81] Рашоньи сопоставляет koor с уйг. qoğur/qoqur «пустой, ничтожный малозначительный», [82] но вряд ли это правильно. Этимологии производные от тюрк. qor «убыток, ущерб, вред» и qor «закваска для приготовления кислого молока или кумыса» [83] тоже маловероятны. Qara Börklü: Димишки [84]: ‫ قرا بركلوا‬qrâ brklw’ = qara börklü, Ибн Халдун [85]: ‫ قرا بركلى‬qrâ brkly = qara börkli (исправленная форма < ‫)قدكا بركلى‬: тюрк. «имеющий, носящий черный колпак». Вряд ли имеет прямую этническую связь с однозначным термином «Черный Клобук» (ср. qôm-I siyâh kulâhân «племя черных калпаков» у Рашид ад-Дина [86]), так как последние, служившие у киевских князей, являлись врагами кумано-кипчаков. Наличие этого термина у нескольких групп кочевников (ср. Кара Калпак) наводит на мысль, что под этим термином скрывается какая-то социальная сущность, выражающая, быть может, зависимость. Qol-oba/Qul-oba: в древнерусских летописях упоминаются колобичи/кулобичи и Съдвакъ Каулобичкии [87], Нувейри [88]: ‫ قالبا‬qlâba = quloba/qoloba, Ибн Халдун [89]: ‫ قالبا اغلى‬qlâbâ ’ġly = quloba/qoloba oğli < тюрк. qul «раб». Q.mngû/*Qumanlu (?): Димишки [90]: ‫ قمنكوا‬qmnkw’ = * ‫قمنلوا‬: qmnlw’ = qumanlu < Quman ? ‫ قنكلوا‬: qnklw’ = qanglu < Qanglu.

Qonğur-oğli: Нувейри [91]: ‫ قنغر * = قنغو‬qnġr = qonğur, Ибн Халдун [92]: ‫قنغر‬ ‫اغلى‬qnġr ’ġly = qonğur oğli, Ибн Докмак [93]: ‫ قنغر اوغلى‬qnġr ’wġly = qonğur oğli. Kongur встречается в Венгрии как фамилия и топоним в «Большой Кумании» (Nagy Kunság). [94] < тюрк. qonğur «гнедой» (о лошадиной масти), рыжеватый, каштановый, коричневый, каурый». Монг. qonġur является древним заимствованием из тюркского. [95] Mekrüti/Bekrüti/Bekürte: Рашид ад-Дин [96]: ‫ مكروتى‬mkrwty (var. lect. ‫بكروتى‬ bkrwty = mekrüti/bekrüti). Согласно нашему источнику, в 635/1237-38 г. монгольские войска во главе с Берке победили это племя, кочевья которого лежали между Крымом и Северо-Кавказскими степями. Рашид ад-Дин приводит имена трех родовых глав: Er Čomaq, Quranmas и Qiran. В исправленной форме ‫ بكوالتى‬bkwrty мы можем читать bekürte < bekürt – «заставлять укрепить, усилить». [97] Mingüz-oğli: у Димишки встречаем форму [98] ‫ منكور اغلوا‬, которую следует исправить на ‫ منكوز اغلوا‬mnkwz ’ġlw = mingüz oğlu, ср. кирг. mingiz – «посадить на лошадь». [99] Orunggut: упоминаются у Рашид ад-Дина как соседи племени Бадач (см. выше) во время монгольского вторжения 1243 г.: ‫’ اورونكقوت‬wrwnkqwt = orunggut < монг. оrungġu «род маленькой газели коричневой масти» [100] с монг. окончанием множ. числа –t. Ölberli(g)/Ölperlig: в китайских источниках: Юй-ли-бай-ли, Юй-ли-бей-ли, [101] в древнерусских летописях: Отперлюєве = Олперлюєве [102] = Ölperlü, «Слово о полку Игореве» [103]: Олбъры/Ольберы, Мубарекшах [104]: ‫ ال برل يك = ب رل يك = ىرتلك‬/ ‫’ ال ب يرك يك‬lb(y)rlyk = Ŏlberlig, в латинском письме монгольского хана Хулегу: reges uilperitorum [105] (королья уйлперов), Джузджани [106]: ‫البرى‬ ’lbry = ölberi, Абу Хайан [107]; Нувейри [108], Ибн Халдун [109]: ‫ال برل ى‬ ’lbrly = ölberli, Рашид ад-Дин [110] ‫’ اول برل يك‬wlbrlyk = ölberlig. В первой четверти XII в. Племя Ольберли, откочевав из своих родных кочевий в Джехоле в Манчжурии, продвинулось в Среднюю Азию и оттуда в восточную часть южнорусских степей. Там, входя в состав «Диких половцев» они стали одним из самых важных подразделений этой субконфедерации. Еще позднее, в XIII в. Гулямы ольберлийского происхождения образовали правящую верхушку Делийского султаната в Индии. В Юаньском Китае представители бывшей «ханской» династии ольберли занимали высокие должности в монгольской администрации. [111] Ŏlberlig < монг. ölöbur «хворый, слабый здорорвьем». [112] + -li(g) тюрк. (и монг.) аффикс, образующий прилагательные. Кочевья Ольберли простирались от реки Донца к степям Хорезма. Один китайский источник юаньского периода сообщает, что их территория находилась в волго-яикском междуречье. [113] Ören/Uran: Мубарекшах [114], Джувейни [115]: ‫’ اوران‬wrân = ören/uran (? правильное произношение не установлено). Один из руководящих родов канглы. Наши представления о взаимосвязях племен (родов ?) йимек-баявуторен/уран, лишь фрагментарно освещаемых нашими источниками остаются смутными. Нельзя сомневаться в том, что они играли немаловажную, и

иногда отрицательную роль во внутренних делах хорезмшахов [116]. Тюрк. Ören (иран. veyrân «разрушенный, разоренный, опустошенный») «плохой, разрушенный». [117] Монг. uran «художник, мастер, ремесленник». [118] Pečene: Димишки [119]: ‫ بجنة‬bjnh = pečene. Печенэ являются остатками печенегов присоединившихся к половецкому союзу. Большинство печенежских родов откочевало на запад, сконцентрировавшись на придунайском пограничье, где в 1091 г. Они были почти полностью уничтожены византийскими войсками (с помощью куманских союзников). [120] Шань-мией гу-ма-ли упоминаются лишь в Юань-ши [121], которое содержит довольно смутное известие о том, что племя, которому принадлежала бабушка знаменитого чиновника канглийского происхождения Аша Бука, была «шань-мией гу-ма-ли». Какая тюркская или монгольская форма скрывается в этих иероглифах не установлено. Tarew (?): древнерусские летописи [122] сообщают, что в 1086 г. Половецкий князь Азгулуи Тарьевскии был убит войсками Владимира Мономаха. Тарьевскии, быть может, указывает на какое-то родовое название. Tarğil: половецкое племя или род, взявшее в плен новгород-северского князя Игоря, в 1185 г. упоминается в древнерусских летописях [123] Тарголове: Tarğil. В этой связи следует отметить, что Ахсикенти в своем списке тюркских племен приводит ‫ يارغيل‬târġyl = tarğil [124] < тюрк. tarğil «полосатый» (о масти животных) [125]. Terter/Teriter-oba: среди половецких племен, выступивших против князя Игоря в 1185 г. [126] Были Терьтробич(и) = terter/teriter-oba. В XIII в. Основателем царской династии куманского происхождения Тертеридов в Булгарии был Георгий Тертер (Tɛρτɛρήç [127]), носивший эту фамилию. [128] Тертер < тюрк. terter < teriter < terit – «потеть», terter < terter – «заставлять потеть». [129] Toqsoba/Toğsoba: Токсобичи [130], Димишки [131]: ‫ طقسبا‬qsbâ = toqsoba, Нувейри [132], Абу Хайан [133]: ‫ طقصبا‬wq wbâ = toqsoba, Ибн Халдун [134]: ‫ طغصبا‬ġ bâ = toğsoba. Токсобичи под руководством династии Шаруканидов входили в состав «Диких Половцев» и являлись одним из их правящих родов (или племен). Земля токсобичей простиралась от Дона и Донца до хорезмийских степей. [135] Рода, носящие это название, встречаются также среди башкир и казахов. [136] Согласно Ибн Халдуну они были «татарского» происхождения. Убедительная этимология этого племенного названия еще не установлена. Есть несколько возможностей: 1) Tuẖs(i)-oba < Тухсы, считавшиеся остатком Западного древнетюркского племенного союза тюргешей и впоследствии имевшие тесные связи с племенным союзом чигилей [137]. 2)Toqs < тюрк. toqus/toguz «девять», toquz-oba «союз девяти родов». 3) монг. toġusu(n) «пыль» = «племя песчанной, пыльной пустыни». Выдвинутая Рашоньи этимология на основе тюрк. toq «сытый» + saba «бурдюк» вряд ли приемлема [138].

.ġ Y.šqû [Tağ-Bašqurt?]: упоминаются только в списке кипчакских племен у Димишки [139]: ‫ طع يشقوط‬ġ yšqû = ‫ طغ بشقرط‬ġ bšqr = *Tağ Bašqurt: тюрк. tağ «гора», Bašqurt «башкир». Если эта реконструкция является правильной, то мы можем предположить, что некоторые башкирские рода входили в число племен, составлявших восточно-кипчакскую субконфедерацию. В связи с этим, следует отметить, что племенное/родовое название tauli (< tağli) бытует и по сей день у башкир [140]. Ulaš-oğli: по русским летописям [141]: Оулашевичи; в венгеро-латинских документах упоминаются Olaas (чит. олаш). [142] По мнению Прицака их кочевья простирались вдоль реки Самара. [143] Ulaš < тюрк. ulaš – «достигать, доходить». [144] Urus-oba: Оурусоба числится в перечне убитых половецких князей [145] в 1103 г. русскими войсками. По всей вероятности Оурусоба в этом случае является не личным именем, а родовым или племенным названием. Как таковое оно приводится в списке кипчакских племен у Димишки [146]: ‫االرس‬ ’l’rs = al-urus (var. lect. ‫ االش‬al-ulâš!) и у Мубарекшаха [147]: ‫’ اوروس‬wrws = ûrûs. Cогласно Димишки они кочевали в хорезмийских степях. Урус (- оба), следует, подчеркнуть, никакого отношения к этнониму (u) rus «русский» не имеет. Ал-Масуди [148] пишет о принявшей ислам группе хорезмийского происхождения, служившей в личной гвардии хазарских каганов: ‫االرسية‬ ’l’rsyh = al-Orsiyya/al-Ursiyya. Этноним Ors/Urs относится к древним сарматским племенам ’Αορσοι. В скифо-осетинских языках наблюдается au/ao > u/o. [149] Следовательно, ’Αορσ – (auruša «белый») > ors/urs. Мигрировавшие в причерноморские степи алано-асские племена присоединили аорсов своему союзу. По всей вероятности, отюречивание племен орс/урс связано с их службой у хазарских каганов. Ряд источников свидетельствует о тесных связях алано-асов с хазарами, печенегами и кумано-кипчаками. На тюркской почве ors/urs превратился в urus. Для отожествления кумано-кипчакских урус-оба с аорсами и хазарскими орсами, конечно, нет прямых свидетельств. Но, такое предположение вполне возможно. [150] Во всяком случае наличие кипчакского рода или племени, носившего это название, не подлежит сомнению. В связи с этим можно отметить наличие у казахов рода орыс. [151] Yemek/Yimek: по древнерусским летописям Половцы Ємжкове = Yemäk, [152] Димишки, Абу Хайан [153]: ‫ يمك‬ymk = yemek/yimek/Эта форма является закономерным видоизменением (с выпавшим начальным k-) этнонима Кimek. Последние, до миграции кунов, возглавляли союз племен в Западной Сибири, носивший их имя. [154] Они упоминаются среди племен, тяготевших к Хорезму, но были известны также Волжским болгарам и Киевской Руси. Yete-oba, см. It-oba выше. Yuğur: упоминаются в ат-Тавасул илâ ’т-Тарассул: ‫ يوغور‬ywġwr = yuğur. [155] По-видимому, слово Yuğur является разновидностью (с метатезой) этнонима уйгуров. Среднеазиатских югуров можно рассматривать как потомков уйгурских групп, бежавших в эти земли после разгрома их

государства в Монголии в 840 г. Ахсикенти приводит их имя в своем списке тюркских племен. [156] Этническая принадлежность упомянутых в «Слове о полку Игореве» тюркских племен или скорее всего родов, Могуты, Ревуги, Шельбиры, Топчаки еще является предметом дискуссии [157]. Баскаков в недавно вышедшем труде высказался за черноклобуцкое происхождение этих «микроэтнонимов». [158] В перечне половецких князей, убитых в 1103 г. приводятся имена: Алтунопа, Арсланопа, Китанопа, Ченегрепа. [159] Как было отмечено выше, если предположение о том, что –ора является не частью личного имени, а указанием на род, то эти имена следует рассматривать как титулы: Алтунопа «глава рода Алтун» и т.д.: алтунопа < тюрк. altun «золото», Арсланопа < тюрк. монг. arslan «лев», Китанопа < племенное название Qitañ, Ченегрепа < Čeneg(i)r (?) čenegre, ср. монг. činege(n) [160] «сила, могущество», *činegere – «стать могучим». Вопреки тому, что наши данные об этногенетической и политической истории и внутренней динамике развития кумано-кипчакских племен являются далеко не полными, выясняется, что разные тюркские, монгольские и иранские племена принимали активное участие в этом процессе. Процесс этот являлся многосторонним и длился столетиями. Список литературы: 1. Общая история кипчаков еще не написана. См. статьи Д.А. Расовского, «Половцы» Seminarium Kondakovianum, VII (1935), VII (1936), IX (1937), X (1938), XI (1940); O. Pritsak “The Polovcians and Rus´” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 2 (1982); P.B. Golden, “Cumanica I: The Qipčaqs in Georgia” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 4 (1984) и его же “Cumanica II: The Ŏlberli: The Fortunes and Misfortunes of an Inner Asian Nomadic Clan” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 6 (1986); статьи Ахинжанова, «Кипчаки и Хорезм в канун монгольского нашествия» Вестник Казахской Академии Наук, №1 (1970), «Из истории взаимоотношений кипчаков и Хорезма в XIIначале XIII века» Археологические Исследования в Казахстане (Алма-Ата, 1973). 2. Литература по этому вопросу обширна, см. J. Marquart, Über das Volkstum der Komanen (W. Bang, J. Marquart, Osttürkische Diakektstudien, Abhandlungen der königlichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Göttingen, philologisch-historische Klasse, N.F., XIII, Berlin, 1914); P. Pelliot, “A propos des Comans” Journal Asiatique, XV (1920), стр. 125-185; J. Németh, “Die Volksname quman und qun” Kórösi Csoma Archivum, 3 (1940), стр. 93-107; К.Х. Менгес, Восточные элементы в «Слове о полку Игореве» (Ленинград, 1979), стр. 7; O. Pritsak “Polovcians”, AEMAe, 2 (1982), стр. 321-335. 3. Он пишет: “Quidam Comani qui dicebantur Cangle”, “Cangle quidam parentela Comanorum”, A. van den Wyngaert (ed.), Sinica Franciscana.

Itinera et relationes fratrum minorum saeculi XIII et XIV (QueracchiFirenze), I, стр. 211, 218. 4. С.Г.Кляшторный, «Кипчаки в рунических памятниках» Turcologica 1986 (Ленинград, 1986), стр. 153-164. Кляшторный выдвигает интересную гипотезу, в которой отожествляет кипчаков с народом Сиром, несколько раз упоминавшимся в орхонских древнетюркских рунических надписях. 5. Ибн Хордадбех, Kitâb al-Masâlik wa’l-Mamâlik, ed. M.J. de Goeje (Leiden, 1889), cтр. 31 6. u ûd al-‘Âlam, ed. M. Sotoodeh (Tehran, 1962), cтр. 87; V. F. Minorsky, u ûd al-‘Âlam (London, 1937, rev. ed. 1970), cтр. 101. 7. A. P. Martinez, “Gardîzî’s Two Chapters on the Turks” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 2 (1982), cтр. 120. 8. V. Minorsky (ed. trans.), Sharâf al-Zamân Tâhir Marvazî on China, the Turks and India (London, 1942), cтр. 18. 9. Marquart, Komanen; Pelliot, “Comans” Journal Asiatique, XV (1920), cтр. 125-185; Расовский «Половцы» Seminarium Kondakovianum, VII, cтр. 248-257; Gy. Németh, “Die Volksname quman und qun” Kórösi Csoma Archivum, 3 (1940), стр. 93-109; M. F. Köprülü, “Osmanli I۠mparatorluğu’nun etnik menşei meseleleri” Belleten VII/28 (1943), стр. 219-303; K. Czeglédy, “A kunok eredetéröl” Magyar Nyelv, XLI (1949), стр. 43-50; К. Ш. Шаниязов, К этнической истории узбекского народа (Ташкент, 1974); Р. Г. Кузеев, Происхождение башкирского народа (Москва, 1974); С. М. Ахинжанов, «Об этническом составе кипчаков средневекового Казахстана» Прошлое Казахстана по археологическим источникам (Алма-Ата, 1976), стр. 81-92; Pritsak “Polovcians”, AEMAe, 2 (1982), стр. 321-335. 10.В. С. Таскин, Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху (Москва, 1984), стр. 142-153. 11.Al-Bîrûni, Kitâb at-Tafhîm, ed. R. Wright (London, 1934), стр. 145; Yâqût, Mu‘jam al-Bul ân (Beirut, 1955), I, стр. 31. 12.N. Poppe, “Die Mongolischen Lehnwörter im Komanischen” Németh Armağani (Ankara, 1962), стр. 331-345; Pritsak “Polovcians”, AEMAe, 2 (1982), стр. 334. 13.Ibn al-Atîr, Al-Kâmil fî ’t-Ta’rîx, ed. S. J. Tornberg (Leiden, 1851-1876, Beirut, 1965-1966), XII, стр. 385-386. 14.Для обсуждения некоторых из этих вопросов, см. книгу А. М. Хазанова, Nomads and the Outside World (Cambridge, 1983), стр. 228263. 15.Ibn Haldûn, Kitâb al-‘Ibar (Beirut, 1971), V, стр. 372. 16.P.B. Golden, “Imperial Ideology and Sources of Unity Amongst the PreČinggisid Nomads of Western Eurasia” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 2 (1982), стр. 69-70. 17.P.B. Golden, “The Polovci Dikii” Harvard Ukrainian Studis, III/IV (1979-1980), стр. 296-309.

18.Полное собрание русских летописей (Москва-СПб./Ленинград, 1840), т. II, стр. 259, 285. 19.Sir Gerard Clauson, An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth Century Turkish (Oxford, 1972), стр. 5. 20.Clauson, стр.5; Э. В. Севортян, Этимологический словарь тюркских языков (Москва, 1974, 1978, 1980), т. I, стр. 400-401. 21.Pritsak, “Polovcians”, AEMAe, 2 (1982), стр. 333, 335. Для изменения q/k < o см. T. Halasi-Kun, Turk Dili ve Tarihi hakkin a Araştirmalar (Ankara, 1950), стр. 46-47. 22.Rásonyi, “Kuman özel adlari” Turk Kültürü Araştirmalar, III-IV (19661969), стр. 111. 23.Прицак отделяет кумо от си и отожествляет кумо с кимеками, см. его “Polovcians”, AEMAe, 2 (1982), стр. 332. 24.Mahmûd Kaşgarî, Divanü Lugat it-Türk (Ankara, 1941), стр. 25. 25.W. Eberhard, “Sinologische Bemerkungen über den Stamm der Kay” Monumenta Serica, 12 (1947), стр.204-212; F. M. Köprülü, “Kay kabilesi hakkinda yeni notlar” Belleten, VIII, стр. 421-452; Golden, “Cumanica II: The Ŏlberli” Archivum Eurasiae Medii Aevi, VI (1986). 26.Ввиду того, что большинство входивших в состав Черных Клобуков племен было огузского происхождения, этноним каепичи можно интерпретировать как кайы-опа. Огузское племя кайы, конечно, никакого отношения к центральноазиатским кай не имеет, см. F. M. Köprülü “Osmanli imparatorluğu’nun etnik menşei meseleleri” Belleten, VIII/28 (1943), стр. 219-303. 27.Рашид ид-Дин, Джâми‘ ат-Тавâрих, изд. Б. Карими (Тахран, 1338/1919-1920), I, стр. 483. 28.Т. И. Султанов, Кочевые племена Приаралья в XV-XVII вв. (Москва, 1982), стр. 483. 29.Ад-Димишки, Nuhbat ad-Dahr fî ‘Ajâ’ib al-Barr wa’l-Bahr, изд. Ф. Мерен (СПб., 1886), стр. 264. 30.Султанов, Кочевые племена, стр. 30, L. Rásonyi, “Contribution a l’histoire des premières cristallisations d’Etat des Roumains. L’origin des Basaraba” Archivum Europae Centro-Orientalis, I (1935), c. 231-232; R. Dankoff, “Baraq and Burâq” Central Asiatic Journal, XV (1971), c. 102-117. 31.Histoire du Sultan Djelal ed-Din Mankbirti, изд. O. Houdas (Paris, 1891), c. 32; Ан-Насави, Жизнеописание Султана Джелал-ад-Дин Мангбурны, перев. З. М. Буниятов (Баку, 1973), с. 70. 32.Фазлаллâх Рашид ад-Дин, Джâми‘ ат-Тавâрих, изд. А. А. Ализаде (Баку, Москва, 1957, 1965, 1980), II/1, c. 347, 657. 33.Ибн Халдун, V, с. 235. 34.P. Pelliot, L. Hambis, Histoire des campagnes de Genghis Khan (Leiden, 1961), cтр. 82-112. 35.Рашид ад-Дин, изд. Ализаде, I/1, с. 657-658; Pelliot, Hambis Сampagnes, с. 82-83.

36.В противоположность сообщениям Несави и Ибн Халдуна, Джувейни (Ta’rih-i Jahân Gušâ, изд. М. Казвини (Лондон-Лейден, 1912, 1916, 1937), II, с. 109) связывает ее с племенем Уран/Öрен. 37.Clauson, c. 385; L. Bese, “Néhany etnikai elnevezésröl a Mongolok Titkos Történetében, II” Keletkutatás (1988 tavasz), c. 25. 38.ПСРЛ, I, с. 250, II, с. 644. 39.изд. Мерен, с. 264. 40.В. Тизенгаузен, Сборник материалов относящихся к истории Золотой Орды (СПб. , 1884, Москва-Ленинград, 1941), I, с. 539. 41.Бейрут. изд., V, с. 371. 42.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, с. 96. 43.O. Pritsak, “The Non-’Wild’ Polovtsians” To Honor Roman Jakobson (The Hague-Paris, 1967), II, c. 1623. 44.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 96; Б. А. Баскаков; Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве» (Москва, 1985), с. 78. 45.Димишки, изд. Мерен. с. 264; L. Rásonyi, “Les Turcs non-islamisés en Occident (Péçénègues, Ouzes et leurs rapports avel les Hongrois)” Philologiae Turcicae Fundamenta, III (Wiesbaden, 1970), c. 24 46.Ta’rîh-i Bayhaqî, изд. ‘Али Акбар Файйâз (Тахран, 1971), с. 99, 411, 933. 47.C. E. Bosworth, The Ghaznavids (Edinburg, 1963), c. 209, 233, 238; F. M. Köprülü, “Kay kabilesi hakkinda yeni notlar” Belleten, VIII (1948), c. 435 и след. 48.ПСРЛ, I, с. 248, 249. 49.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, с. 110; Баскаков Тюрк. лексика, с. 91. Среди казахов встречается антропоним Чит. 50.изд. Мерен, с. 264. 51.Ta’ríkh-i Fakhru’d-Dín Mubarâksháh, изд. Э. Д. Росс (Лондон, 1927), с. 47; A.Z.V. Togan, “On Mubarakshah Ghuri”, Bulletin of the School of Oriental Studies, VI (1932-1933), c. 847-848. 52.Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539. 53.Бейрут. изд., V, c. 372. 54.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 101. 55.Clauson, c. 279, Севортян, I, с. 425. 56.Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539. 57.Бейрут. изд., V, с. 372. 58.I. Kafesoğlu, Türk Bozkir Kültürü (Ankara, 1987), c. 18. 59.Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539 60.Clauson, с. 171-172; Tarama Sözlüğü, III (Ankara, 1967), c. 1466 enč “rahat, huzur, asayiş”, Codex Cumanicus, изд. К. Гренбех (Копенгаген, 1942), с. 88. 61.Gy. Németh, A honfoglaló magyarság kialakulása (Будапешт, 1930), с. 35-36. 62.Rásonyi, PhTF, III, c. 20. 63.изд. Росс, с. 47, Togan, “Mubarakshah”, c. 850. 64.изд. Мерен, с. 264.

65.Тизенгаузен, Сборник, I, c. 539. 66.Бейрут. изд., V, с. 372. 67.Бейрут. изд., V, с. 372. 68.ПСРЛ, I, с. 361, 396, II, с. 632, 668, 672, 675. 69.Pritsak, “The Non-’Wild’ Polovtsians”, с. 1616-1619, 1621. 70.ПСРЛ, I, с. 278-279, II, с. 255. 71.Тизенгаузен, Сборник, I, c. 539; Ибн Халдун, Бейрут. изд., V, с. 372. 72.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 118. 73.Nemeth, HMK, c. 59-65. 74.Султанов, Кочевые племена, с. 31. 75.B. N. Shnitnikov, Kazakh-English Dictionary (London-The Hague-Paris, 1966), c. 122; К. К. Юдахин, Киргизско-русский словарь (Москва, 1965), с. 367. 76.ПСРЛ, II, с. 342. 77.Divan, c. 180. 78.изд. Файаз, с. 99, 402, 407, 411, 429, 933. 79.изд. Росс, с. 47 80.Clauson, c. 696-696. 81.A. Páloczi-Horváth, “L’immigration et l’établissement des Comans en Hongrie” Acta Orientalia Hungarica, 29, (1975), c. 320; Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 115. 82.В. М. Наделяев и др., Древнетюркский словарь (Ленинград, 1969), с. 452, 457. 83.Clauson, c. 642-643; ДтСл. с. 457, 458. 84.изд. Мерен, с. 264. 85.Бейрут. изд., V, с. 372. 86.изд. Ализаде, II/1, с. 162-163. Об истории Черных Клобуков, см. С. А. Плетнева, Древности черных клобуков (Москва, 1973); Т. NagrdzkaMajchrzyk, Czarni klobuci (Warszawa, 1985). 87.ПСРЛ, II, с. 632, 641. 88.Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539. 89.Бейрут. изд., V, с. 372. 90.изд. Мерен, с. 264. 91.Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539. 92.Бейрут. изд., V, с. 372. 93.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 115. 94.Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 115. 95.ДтСл. с. 456; Clauson, c. 639; F. Lessing, Mongolian-English Dictionary (Bloomington, 1982), c. 962. 96.изд. Ализаде, II/1, с. 137. 97.ДтСл. с. 93. 98.изд. Мерен, с. 264 99.В. В. Радлов, Опыт словаря тюркских наречий (СПб., 1893-1911), IV/2, c. 2150. 100. Lessing, c. 623; N. Poppe, Vergleichende Grammatik der Altaischen Sprachen (Wiesbaden, 1960), I, c. 99: mong. oronggo

“Hirsch”, ev. lam. go. oron “Rentier” ; J. Norman, A Concise ManchuEnglish Lexicon (Seattle, 1978), c. 225 oron “domesticated reindeer”, oronggo “Przwalski’s gazelle”. 101. Peliot, Hambis, Campagnes, c. 97, 104-105, 107-108. 102. ПСРЛ, II, с. 435. 103. Д. С. Лихачев, «Слово о полку Игореве» (Москва, 1982), с. 135. 104. изд. Росс, с. 47. 105. P. Meyvaert, “An Unknown Letter of Hulagu, Il-Khan of Persia to King Louis IV of France” Viator, II (1980), c. 254. 106. aba at-i Nâsirî, изд. ‘Абд ал-Хайй Хабиби (Кабул, 1963-1954), I, с. 440. 107. Kitâb al-I râk li Lisân al-Atrâk, nşr. A. Caferoğlu (Istanbul, 1937), (арабск. текст), с. 29. 108. Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539. 109. BEJRUT IZD., V, c. 372. 110. изд. Ализаде, II/1, с. 129. 111. P.B. Golden,“Cumanica II: The Ŏlberli/Ölperli: The Fortunes and Misfortunes of an Inner Asian Nomadic Clan” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 6 (1986). 112. Ср. монг. ölber-/ölmer-/ölmür-, ulbu-ni “verhungern, vor Hunger sterben” (ср. тюрк. öl- «умирать»), П.М. Мелиоранский, Турецкие элементы в языке «Слова о полку Игореве» Известия отделения русского языка и словесности Академии Наук, VII/2 (1902), c. 287; Lessing, c. 633; G. J. Ramstedt, Einführung in die Altaische Sprachwissenschaft (Helsinki, 1952, 1957, 1966), I, c. 146, II, c. 105; Poppe, Vergleichende Grammatik, I, c. 108, 125. 113. Th. Allsen, “Prelude to the Western Campaigns: Mongol Military Operations in the Volga-Ural Region, 1217-1237” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 3 (1983), c. 7. 114. изд. Росс, с. 47, Togan, “Mubarakshah”, c. 480. 115. изд. Казвини, II, c. 35-36. 116. F. M. Köprülü, “Uran kabilesi” Belleten, VIII/26 (1943), c. 222-243; З. М. Буниятов, Государство хорезмшахов-ануштегинов 1097-1231 (Москва, 1986), с. 62. 117. Clauson, c. 233. 118. Lessing, c. 879. 119. изд. Мерен, с. 264. 120. Для истории печенегов, см. A. N. Kurat, Peçenek Tarihi (Istanbul, 1937); E. Tryjarski et al., Hunowie Europejscy, Protobulgarzy, Chazarowie, Pieczyngowie (Warszawa, 1975); O. Pritsak “The Peçenegs: A case of Social and Economic Transformation” Archivum Eurasiae Medii Aevi, 1 (1975) c. 211-235. 121. E. Bretschneider, Medieval researchers from Eastern Asiatic Sources (Spb., 1888), I, c. 302. 122. ПСРЛ, I, с. 250. 123. ПСРЛ, II, с. 644.

124. Султанов, Кочевые племена, с. 33. 125. Clauson, c. 539; ДтСл. с. 537. 126. ПСРЛ, II, с. 641. 127. Gy. Moravcsik, Byzantinoturcica2 (Berlin, 1958), II, c. 306. 128. J. V. A. Fine, Jr. The Late Medieval Balkans (Ann Arbor, 1987), c. 198; Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 130. 129. Clauson, c. 536, 537. 130. ПСРЛ, II, с. 342, 455, 641. 131. изд. Мерен, с. 264. 132. Тизенгаузен, Сборник, I, с. 539. 133. изд. Джафероглу, с. 95. 134. Бейрут. изд., V, с. 372. 135. Golden, “The Polovci Dikii”, с. 372. 136. Кузеев, Происхождение башкирского народа, с. 178; В.В. Востров, М.С.Муканов, Родоплеменной состав и расселения Казахов (Алма-Ата, 1986), с. 94-95. 137. F. Sümer, Oğuzlar (Istanbul, 3 baski, 1980), c. 27; Minorsky, u ûd, c. 300-301. 138. Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 132. 139. изд. Мерен, с. 264. 140. Кузеев, Происхождение, с. 454-457. 141. ПСРЛ, II, с. 644. 142. Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 135. 143. Pritsak, “The Non-’Wild’ Polovtsians”, с. 1623. 144. Rásonyi, “Kuman özel adlari”, c. 135-136. 145. ПСРЛ, I, с. 250, II, c. 253, 255. 146. изд. Мерен, с. 264. 147. изд. Росс, с. 47 148. al-Mas‘ûdî, Murûj ad-Dahab wa’l-Ma‘âdin al-Jawhar, ed. Ch. Pellat (Beyrut, 1966-1970), I, c. 213. Для правильного чтения слова «Орсия», см. T. Lewicki, “Un people iranien peu connu: les * Arsîya ou *Orsîya” Hungaro-Turcica. Stu ies in Honour of Julius Németh (Budapest, 1976), c. 31-33. 149. Д.И. Эдельман, Сравнительная грамматика восточноиранских языков (Москва, 1986), с. 73-74. 150. P.B. Golden, “Cumanica III: The Urusoba” Aspects of Altaic Civilization, III, ed. D. Sinor (в печати). 151. Восторв, Муканов, Родоплеменной состав, с. 83. 152. ПСРК, I, с. 389. 153. изд. Джафероглу, с. 98. 154. Для истории кимеков, см. Б.Е. Кумеков, Государство Кимаков IX-XI вв. по арабским источникам (Алма-Ата, 1972). 155. В.В. Бартольд, Туркестан в эпоху монгольского нашествия в его Сочинения, т. I (Москва, 1963), с. 404 считавшийся, что слово югур «Употреблялось в стране кипчаков и как титул». См. также I. Kafesoğlu, Harezmşahlar Devleti Tarihi (Ankara, 1956), c. 41, 93;

Ахинжанов, «Кипчаки и Хорезм», с. 46, 48; Буниятов, Государство хорезмшахов, с. 46. 156. Султанов, Кочевые племена, с. 33, 44. 157. Лихачев, Слово, с. 135 158. Баскаков, Тюркская лексика, с. 13-137. 159. ПСРЛ, I, с. 279, II, c. 255. 160. Lessing, c. 188.

ДРАКОНЫ И ЕЛЬБИРЫ В КУМАНСКО-КИПЧАКСКОМ МИРЕ.ВАРИАЦИИ ПО ТЕМЕ СТРУКТУРИРОВАНИЕ ЖИЛОГО ПРОСТРАНСТВА. Стоянов В. София, Болгария Институт исторических исследований Болгарской академии наук Куманы приехали в Европу в результате ряда переселения народов, которые начались с приходом кунов (Qūn) из Китая, изгнаны из своих земель людями Кай (Q y). Это – в соответствии с взаимно дополняющейся информацией Марвази и Ауфи - вытеснило их на территорию Š rī (S rī) и породило ряд миграций. По данным хроники Матфея Эдесского первоначальный импульс был дан "людям Змея", которые напали на "Бледные". В случае "Бледные" можно сопоставить с Š rī/S rī («желтые, бледные, светлые») и отождествлять с кипчаками или с кунами в виду возможности этимологизировать оба названия от корня *qu[b]- в значении «бледный, светлый, желтоватый». Более проблематичным является определение «народ Змеи», который с одинаковым успехом может связаться с Кай или с Китаном. Насколько, однако, армянский историк писал, что "Змеи" атаковали и разбили «Бледные», в них наверно должны видеть Кай (или Куны и Кай?), которые вторглись в земли Š rī/S rī, развязав цепной миграции. Трудно определить, когда именно куманы-кипчаки появились в европейских степях. В любом случае, это произошло после разгрома Хазарии, что приводило к движению соседних тюркские племена. В 1030 г. хазары в последний раз были упомянуты Ибн-аль-Асиром. Позже, вместо хазар и их столицы Итиль источники упоминают гузы и области (или города) Саксин. Это заставляет Бартольда полагать, что 1030 г. представляет terminus post quem для появления кунов в Европе, в то время как terminus ante quem был 1049 г., когда узы пришли в печенежскую землю [1, с. 143]. В рамках этого «скрытого» периода куманам удалось расселиться от Урала и Волги до Днепра, преследуя наверно отступающих на Запад узов (торки). В русской летописи появление половцев относятся к 1055 г. – тогда „Приходи Б[о]лушь съ Половци и створи Всеволодъ миръ съ ними и возвратишася вспять восвояси отсюду же пришли“. Два десятилетия спустя, куманы-кипчаки уже полностью владели Евразийской степью, в том числе ее самых западных границ. Новый племенной союз состоял из двух основных частей с границей по р. Уралу. Его восточный (Центрально азиатский) филиал обхватывал настоящих кипчаков (так называемых канглы в монгольский период), а к западу от Урала (Яика) был расположен западный (Дунайской-ПонтоКаспийской или Восточноевропейской) филиал куманов-половцев. Это деление сохраняется и в ранний монгольский период. В 1246 г. Плано

Карпини перешел из Comania, орошенных рек Непер (Днепр), Дона, Волги и Яик (Урал) в засушливой страной так называемых Cangitae, которые он различал от половцев, и оттуда отправился в земли мусульман (Bissermeni), еще говорящие по „куманский“. Позже и В. Рубрук двинулся в 1253 г. к востоку от реки Волги в земли Cangle, родственные куманов. Видимо территория между Волги и Урала составляла своего рода «промежуточную» (смешанную) зону, где в равной степени кочевали представителей как западном так и восточном ветви куманы-кипчаки. Поэтому, наверное, там (как и на юг, на Кавказ) встречались оба их основные названия – половцы и кипчаки. После монгольского вторжения часть западных групп мигрировала в Венгрии и на Балканах, где они смешались и ассимилировались с местными жителями. В то же время другая немалая часть оставалась в своих землях, и вместе с проживающими на востоке кыпчакскими элементами расплавили монголов, образуя основной массы населения Золотой Орды и войдя позже в состав татар, башкир, казахов, киргизов, кумыков и других кыпчакских наций [2, с. 284; 3, с. 5-6]. Вся территория степи, оставшиеся за пределами оседлой цивилизацией, которая ранее была заселена [о]гузскими племенами, была известная с ХІ в. как Dešt-i Qïpč q «Кыпчакская степ». Термин, введенный персидского поэта Nasir-i Husraw (1003-1060) в его «Safar-n me» [1, с. 148; 4, с. 340-341], получил гражданственность в мусульманской литературы, в то время как русские летописи говорят о «Поле Половецкое», а западные источники (также и Идриси) – о «Кумании» (Cumania, al-Qum niyya). Трудно определить корреляция этих трех названия. Для мусульманских авторов Dešt-i Qïpč q охватывала главным образом среднюю и восточную части Евразийской степи, включая иногда и Волго-Уральском междуречье. Она простиралась на восток до предгорьях Алтая и Тянь-Шаня, до озеро Балхаш и течения СырДарьи, Таласа, Чу и Верхний Иртыш, охватывая среднеазиатскую (казахскую, киргизскую) степь и достигнув на юге Хорезма, где кипчаки и канглы вступали в контакт с государством хорезмшахов. Для латинского Запада территория куманов (Pallidi, Valwen) была „ultra Hungariam et in partibus Russic“ [5, с. 71-73]. Она включала в себя «половецкие земли», поскольку в первой половине ХІІІ в. Плано Карпини пишет, что Cumania пересечена реками Днепр, Дон, Волгу и Яик, а итальянская морская карта 1318 году отмечает этот термин районе северного Приазовье. Название Cumania однако, было использовано также для Молдавии с частью Валахии до р. Алута (Олт), где Янош Туроци располагал, наверное, его Cumania Nigra (земля т. наз. fekete Kún, nigri Cumani или nigrorum Cumanorum «черные куманы» - перевод тюрк. qara, kara «черный, север») [6, с. 265-266]. Арабские авторы обозначали с «al-Qum niyya» территории к северу от Черного моря и Азовского моря между Волгой и устье Дуная. Идриси явно упоминает в 1184 г. Qum niyya al-bayð «Белая [т. е. Западная] Кумания» и Qum niyya as-saud ’ «Черная [Северная?] Кумания», так же как и в венгерских источниках говориться о «белых» и «черных» куманы (Cumanos Albos, alborum cumanorum и Nigri Cumani, nigrorum cumanorum). Обычно «Белая» Кумания локализируется в районе Днестра и Днепра на землях так называемых «не-

дикие» половцы, в то время как «Черную» Куманию надо искать вдоль Северского Донца и Дона, где с 1146 году отмечаются «дикие половцы», или она отождествляется с Молдавией (Cumania Nigra Я. Туроца) [7, с. 3-44; 8, с. 192; 9, с. 1623; 10, с. 298; 6, с. 265-266]. Идриси отличал в куманской «земле» или «стране» (arð al-Qum niyya, bil d al-Qum niyya) тоже одну «Внутреннюю Куманию», расположенную к востоку от Днепра и Дона, которая, кажется, охватывала и прилегающие к степи территории русских княжеств (Киевское, Переяславское, Черниговское), насколько вместе с Kiy w (Киев) и Berezl w (Переяслав), он отмечает «куманские» города *Q y (Чернигов?) и *Turūb (Саков?), где жило, скорее, «черноклобуцкое» население [11, с. 43; 12, с. 1318]. Тогда во «Внешней Кумании» будет видеть фактическое «Половецкое поле». Принятие половцев в Венгрии в ХІІІ веке привело впоследствии к появлению двух новых названий для тех регионов, где они были размещены – «Маленькая Кумания» (Kis-Kunság, между Дунаем и Тисой) и «Большая Кумания» (Nagy-Kunság, за рекой Тисой между реками Марош и Темеш). Сведения о пространственном распределении мигрировавших туда «семи кланов», об их оседание и интеграции в средневековом мадьярском обществе, а также о сохранившиеся из них языковых остаток (топонимы, антропонимы, диалектные слова и так далее), дают работы венгерских археологов и тюркологов, прежде всего исследования I. Pálóczi-Horváth, Gy. Győrffy, L. Rásony и I. Mándoky-Kongur. Возможные области, населенными куманами в румынских землях, были рассмотрены П. Дьяконом и в работе I. Conea и I. Donnat, в то время как на территории к югу Дуная, в этом отношение не хватает более глубокого исследования. Наиболее много попыток до сих пор были предприняты для уточнения границ «Половецкого поля», то есть западной ареал «Кыпчакской степи», которой в латинские источники обозначался как «Кумания». Еще в 1877 году Я. Аристов очерчивал территория распространения половцев, учитывая информацию из летописей и сохранившийся топонимический материал. В том же году П. Бурчаков указывал на то, что река Днепр была естественной границы между русскими и половцами, и обосновал свой тезис с анализа русских походов в степь по летописным сведениям. Он описывает границы «половецкой земли» на основе материалов в источниках, но подчеркивает, что для решения этой проблемы должно было привлечь тоже данные из краниологии, археологии и лингвистики. Аналогичный подход К. Кудряшова в 1937 г., когда он рассматривает летописные сведения для похода князя Игоря на половцев, а позднее, в 1948 и 1954 г., еще раз останавливается на маршруте русских в степи, локализирует некоторые топонимы и систематизирует упомянутые в источниках кочевников в семь групп: 1) Лукоморские или Подунайские половцы; 2) Приднепровские или Запорожские половцы; 3) Приморские половцы; 4) Заорельские половцы; 5) Донецкие половцы; 6) Донские половцы и 7) Половцы, обитавшие в степях Предкавказья [13, с. 134]. Автор не упоминает Волжская группа и не занимается с кипчаками к востоку от реки Волги, так как его внимания было сосредоточено главным образом на поход князя Игоря Святославича. До него Дмитрий Расовский также дает описание «Половецкого поля». Он

рассматривает куманские территории в целом в рамках «Кипчакской степи», чьи северные пределы достигли границе между лесом и степью, за которой был финно-угорской мир, прослеживает ее очертания на восток, север, запад и юг, указывает на речных сетей и крайних пределов, до которых достигли кочевники во время своих сезонных миграцией, проникая на территорию своих оседлых соседей [5, с. 74-85, 155-162]. Расовский отверг мысли о половецком «центре» - одна идея, больше подходящая оседлом мире, в то время как кочевники имели, в крайнем мере, два центра (летние и зимние), различные для отдельных групп: 1) Средне-азиатская группа; 2) ВолжскоЯицкая группа; 3) Донецко-Донская группа; 4) Лукоморская группа; 5) Дунайская группа [5, с. 165-177]. К сожалению, работы этого, творящего за пределами своей родины, русского ученого остались, вероятно, по политическим причинам неиспользованными исследователями в Советском Союзе, а поэтому – и недостаточно известные даже для некоторые западных специалистов-куманологов. После Второй мировой войны вопросом о локализации половецких областях обитании занялись советские археологи. Герман Федоров-Давыдов сопоставлял выводы Кудряшова с информацией из половецких погребений и выделил шесть основных групп: 1) Лукоморские и подунайские половцы; 2) Приднепровские; 3) Приазовские (Половцы на Сутени); 4) Донецкие; 5) Донские и 6) Нижневолжские (саксины) [14, с. 147-149]. В свою очередь Светлана Плетнева исходит из ареала распространения так называемых «каменных бабах», в целом совпадающего с контуром «Половецкого поля» (на юге – Крым, Приазовье и Предкавказье; на востоке – Волга; на севере – граница степи и лесостепью; на западе – Приднепровье, за который не были обнаружены половецкие статуи и могильники), чтобы выделить восемь кочевнических групп: 1) Приднепровская; 2) Лукоморская группа; 3) Донская и Донецкая группы; 4) Приазовская или Поморская группа; 5) Нижнедонецкая группа; 6) Предкавказская группа; 7) Крымская группа и 8) Поволжская группа [15, с. 19-23]. Она не рассматривает кипчаков к востоку от Волги и куманы Дунайского региона, которые остались за пределами «Половецкого поля». Его границы отслеживаются более подробно Омелян Прицаком, который, на основе письменных материалов, топонимики, накопления «каменных баб» и концентрация реликты из половецких поселений и погребений, дает наиболее детальная пока «топография» зимних и летних половецких станков (вежи), с изложением: 1) Волжская группа; 2) Донская группа; 3) Донецкая группа; 4) Группы на левом берегу Днепра; 5) Группы Днепровского луга; 6) Азовская группа; 7) Крымская группа; 8) Группа на правом берегу Днепра; 9) Киевская-Корсунская группа; 10) Бугская группа; 11) Лукоморская группа и 12) Дунайская группа [4, с. 340368]. Петер Голден принимает предложенную Прицаком схему, добавляя еще одну (13) Северокавказская группа, идентифицируемая археологическим материалом. Относящиеся к ней кипчаки кочевали в районе нынешней Кабарды, владея территорией среднего течении реки Кубана, КумскоМачинская степь, предгорьях Карачаево-Черкесии и так называемые Пятигоры [16, с. 55]. Они вызвали перемещение местного населения –

ираноязычных асов и палеокавказских народов. Согласно П. Голден, группа не была до тех пор знакома в схемах расположения кочевников, но на самом деле о «пред-кавказских половцах» писали уже Кудряшов и Плетнева. На половцах на Кавказе остановился тоже Г. Федоров, допуская, что они возможно смешались этнически с остатками болгаров, которые обитали когда-нибудь в Беленджере на южной периферии Хазарии [17]. Омелян Прицак, вероятно, первый ученый, который пытался выяснить также политическую организацию и субординацию основных половецких кланов и племен в их разделении на два крыла под старым кочевым традициям. До тех пор исследователи перечислили наименования и места нахождения половецких «орд» так, как они были упомянуты в русских летописях – с названия, данные в соответствие географическим показателям (Заорельские, Самарские, Днепровские, Лукоморские, Приморские и пр. половцы) или по их «патроним» (Бурчевичи, Улашевичи, Терьтробичи, Оперлюеве, Урусоба, половци Емякове и т. д.). Прицак однако, ставит больше ясности в отношениях и связях между разделенными средним течением Днепра, так называемых лукоморских половцев (на правом берегу) и Бурчевичей (слева от реки). Левая группа, представляющая более высокопоставленное «восточное крыло», состояла из двух подразделений. Из них более высокого ранга имели Burğ-oγlï (Бурчевичи), которые после 1169 г. начали относиться к переяславским половцам. После монгольского нашествия элементы Burğ-oγlï (Borchol) поселились в комитат Temes в Венгрии, но они покинули область в 1282 году после битвы у озера Hód. Некоторые Бурчевичи были переселены в Хорезм от ханов Золотой Орды. В пятнадцатом веке представители этого клана были в румынских землях; из Бурчевичей ведет свое происхождение и мамлюкская династия Burğ в Египте и Сирии (1279-1390). Опять на левой стороне Днепра находились нисходящие в ранг Ulaš-oγlï (Ulaš-oba, Улашевичи). И их остатки (Olaas) достигли Венгрии – они были размещены в комитаты Heves-Újvár и KülsőSzolnok между Тиса и Кьорош. Правое, более нижестоящее «[юго]западное крыло», также охватывало две группы. Высшая из них It-oγlï (It-oba или Itlär, ср. Итлареева чадь) являются так называемые лукоморские половцы. Имея низший ранг группы в «западном крыле» упоминаются Urus-oba (Урусовичи). Поскольку оба крыла находились в договорных отношениях с русскими князьями, Прицак введет для них выражение «не-дикие половцы», чтобы отделить их от обособившихся на востоке «диких половцев», которые он отождествляет с «Черной Куманией» Идриси [9, с. 1617-1623; 18, с. 114; 4, с. 374-375]. Этот термин (Половци дикiе) появляется в 1146 г., когда русские летописи впервые отмечают и название „Черный Клобук“. Это время после прихода клана Ölberli и его борьба за власть с Q y, которая борьба, вероятно, способствовала успехам русским начинаниям в степи. В результате кампании Владимира Мономаха, а затем и его сына Мстислава, частью кочевников были изгнаны «за Дон и за Волгу, за Яик», некоторые из них переехали на Кавказ при грузинском царе Davit’ Ağmašenbeli, а другие остались на Дону и Донце, формируя группы «диких» половцев. Они не связывались союзным

отношениям с князем Киевским, которые были постоянно поддержаны Черными клобуками, но имели стабильные контакты с другими княжескими ветвями – с Олеговичами, с Давыдовичами и с домом умершего в 1157 г. Юрия Долгорукого [10, с. 298-299]. В любом случае Прицак устанавливает и при них наличие четырех племенных групп – по два на каждом крыле, из которых самого высокого ранга были Terter-oba (Терьтробичи), наверное, управляющий кипчакский клан перед приходом Q y. К ним относился Котян или Kuthen/Kötän, который переселился перед монгольского давлением в Венгрию, а возможно, и умерший в 1095/6 г. Тугорта(р)кан (Tugor-qan). Впоследствии Terter-oba дали болгарской царской династии Тертерей. Их название встречается как куманский антропоним в Венгрии (Turtel < Törtoγul) и в имена молдавских и валахских «бояр» в пятнадцатом веке (Törtaba). Как «дикие половци» Terter-oba жили краю Дона, в Крыму и на Северном Кавказе, рядом с Ete-oba (Етебичи) – вторая, более нижестоящая группа в крыло. К востоку от него, в системе Нижней Волги, было расположено другое крыло «диких половцев», что также охватывало две группы – более высокие по рангу Toqs-oba (Токсобичи) и имеющие более низкий статус Qul/Qol-oba (Кулобичи/Колобичи) [18, с. 115; 4, с. 375-376]. Toqs-oba проникли в Валахию, где около 1428 г. упоминается боярин Toxaba; их имя встречается и среди египетские мамелюков. Четыре названия были отмечены также в мусульманских источниках, например, при Ибн-Халдун, Абу-Хайян, Ан-Нувайри: Dwr.t, Dūrut (ср. Terter-oba < тюрк. dört/tört «четыре»?), Yeteb (ср. Ete-oba < тюрк. yeti/yedi «семь»?), Tuqs-ub (ср. тюрк. toquz «девять»?) и Qul b oġlī (ср. Qul-oba). В дополнение к Терьтробичи, только еще Токсобичи были зафиксированы в регионе Дуная – их потомки были известны в румынских земель в ХV веке. Вполне возможно, что оба клана соревновались в борьбе за превосходство над «дикими» половцами, тем более, что Toqs-oba были расположены в «восточном» крыло, и в соответствие с ориентацией половцев они надо было – вопреки Прицаком – обладать более высоким рангом, чем Terter-oba. Сохранилось эхо от этого соперничества в более поздней мусульманской литературе – согласно Ибн Халдуну, кто-то Minguš из кипчакского племени Dwr.t был убит *Aq-Köbäk-ом из племени Tuğs-oba. Если такое соперничество существовало и в до-монгольский период, оно можно объяснить с позиции этих двух групп в «половецком мире». В соответствии с Прицаком, Terter-oba был управляющий кыпчакский клан до пришествия Q y – им принадлежали первые половецкие ханы B[o]luš и Sokal/Saqal, с которыми встретились русские. Позже, в конце 60-х годов ХІ века, они были вытеснены новыми пришельцами Q y (Каепичи < Q y-opa), к которым принадлежал знаменитый хан Боняк/Μανιαχ (умерший в 1117), сын хана Ясень/Осень (умерший в 1082), а в 1100 г. край Донец появились и Ölberlü (Олбеплюеви), во главе с ханом Шарукан. Около 1116/17 г. наступила стабилизация в степи, так как Ölberlü и Q y поделили власть на двусторонний принцип – верховный «каган» стал глава Ольберлю, а его соправитель – глава Кай [18, с. 113]. В последующие набеги главный половецкий хан был из рода Ölberlü, а другой – из рода Q y и Прицак

иллюстрирует это наблюдение с примерами из 1174, 1185 и 1222 г. Такое двоевластие, однако, существовало, наверное, и в предыдущий период – часто Боняк и Тугоркан действовали совместно и если первый был связан с кланом Q y, то другой спадал на более ранний куманский династический род, чьи потомки являлись Terter-oba. Голден, который добавляет к «диким половцам» также так называемых Отперлюеви (< *Alp-erlü), прослеживает на основе российских и грузинских письменных источников родословной Кончака/Könček. Он был потомком Šaru-qan, на которого был назван главный половецкий город Шарукан (Чешуев), так как находящейся к западу от него другой город Сугров, получил имя Шаруканого брата Сугр. Голден обращает внимание на то обстоятельство, что в связи с похода князья Игоря (1185) старый русский историк В. Татищев, опираясь на уже потерянные источники, писал о двух Кончаковцы – один Казибарович, а другой Тускобич, которые название может быт искаженной форме Туксобич/Токсобич, откуда ученый приходит к выводу, что Шаруканиды были среди правящего клана Toqs-oba [10, 306]. Это объяснило бы претензии Токсобичев за господство над «дикие половцы» (Кончак действительно становится одним из самых могущественных ханов), тем более с учетом связи Шарукана с харизматическим для всей «Кипчакской степи» клан Ölberlü, который дал также династия султанов Дели (ХІІІ век). Вот почему Toqs-oba были расположены в «восточное крыло» и даже формально заняли более высокопоставленная позиция по сравнению с Terter-oba. Восстановленное группирование половцев («не-дикие» и «дикие») на восточное и западное «крыло» с двух основных подразделений в каждом (которые не исчерпывают все упомянутые в источниках половецких родов и племен) соответствует четырехкратным модели усвоения евразийском степном пространстве, известен еще времени ранней организации государстве хунну. Может быть, это заставило Прицак использовать и титул «каган», которая была слишком неудачная для «слабой федерации» от племен, какими были куманы-кипчаки. Но хотя среди них не хватало иерархической организации одной степной империи, элементы ее «двукратное» разделения левого и правого крыла существовали бы как отголосок более архаичной структуры общества. Это, однако, вызывает вопросы, не без значения для средневековой истории Восточной Европы. За пределами основных групп «не диких» и диких» половцев в источниках есть упоминания имен «ханов» и/или «орд», чье точное место в обществе иногда трудно определить. Недостаточно выяснены также отношения между Ölberlü и Q y в восточноевропейской части степи (в «Поле половецкое»). Власть на восток от Волги была в руках Ölberlü, но придерживались ли и кочевники на запад от нее принципа «двоевластия» (соперничество Terter-oba с Toqs-oba как будто намекает на оспаривание легитимности Ölberlü). Можно ли предположить, что к востоку от Днепра властвовали Ölberlü, а на западе остались в основном Q y, или существовала смешивания роли их по обе стороны реки? Как были сгруппированы половцы в рамках каждого «крыло»? Если Боняк (от Q y) и Тугоркан (от Terter-oba?) были представители соответственно половцев с левого и с правого берега Днепра,

а затем мы видим Боняка (уже справа) в союзе с Шаруканом (от Ölberlü), как было впоследствии разделения власти между Q y и Ölberlü внутри отдельных крыльях? Функционировал ли двусторонний принцип также на «микро уровне», т. е. относились правящие элиты двух подразделений в данное крыло к тому же роду (только к Ölberlü, только к Q y) или, скорее, они происходили из различных династических кланов (Ölberlü для главной и Q y для более низкая в ранге группы, соответственно Q y для главной и какой то другой для вторичной группы)? Выяснение этих вопросов поможет понять, какие, например, (Ölberlü, Q y или какие-либо другие) были Burğ-oγlï и Ulaš-oγlï, чьи фрагменты проникли в Венгрии, как и предположить, кто на самом деле – Borchol или Toksoba – имели более высокий престиж в румынских землях. Делает впечатление, что название «диких» половцев (без этого Qul-oba) могут быть объяснены из тюркских числительных в сочетание с oba/epa „род“. Так имя Terter-oba позволяет быть объяснено как «Четыре рода» от тюрк. tört «четыре» или от тюрк. tört + er «четырех мужчин» (араб. dwrut могло тогда быть истолковано и как форма разбитое множественное число в значение «четырех» того же числительно); для Toqs-oba предполагается связи с тюрк. toquz «девять» (то есть «Девять рода»), а для Ete/Yete-oba – связи с тюрк. yeti «семь» (т. е. «Семь рода»). А так как «дикие» половцы появились после российских кампаний в степи, родившие перестановки среди кочевников, прогоняя многие их элементы на востоке, то не исключено, что приведенные выше имена возникли после перегруппировки отломки былых «племен» в новых военно-политических альянсов из 4, 7 и 9 «рода», к которым присоединилась и группа Qul/Qol-oba (< тюрк. qul «раб» или qol «разветвление, ветка; отряд, крыло, фланг»). Ее название отчасти соответствует с именем поселившийся в Венгрии (в комитат Csanád к югу от Марош) род Koor ~ Kool, для которого Палоци-Хорват не обнаруживает восточных параллелей, но что он извлекает из уйг. qoγur «маленький, мелкий». Еще в 1952 г. Б. Рыбаков допустил, что «дикие половцы» представляли собой остатки куманов, разбитые у р. Донец в русских походах в 1111-1116 гг. По его словам, они охватывали несвязанные кровым родством семей и родов, которые до тех пор принадлежали к различных предыдущим «ордам» [7, с. 44]. Это объяснило бы специфический тип названий новых объединений, контрастирующих с половцами Отперлюеви, Ельтукови и т.д., которые возможно были связаны кровным родством. К западу от них по обе стороны Днепра имена «не диких» половецких групп были оформлены на другом принципе. It-oγlï или Itlär, например, означает по тюркски «Сын[ы] собак[и]» или «Собаки» и намекает на тотемные верования. Как главное подразделение справа It-oγlï были среди куманов, участвовали в походах Боняка, который сам практиковал шаманизм своих предков. Название Urusoba, которые объясняется с Urus «русские», *Ur[u]s «а[о]рси» или иным образом, позволяет различные интерпретации. Имя Ulaš-oγlï происходит от тюркского глагола ulaš - «достигать, соединять, объединять», что вполне подходит для союза из несколько компонентов. Для Burğ-oγlï также предложены разные этимологии – от burč «перец» до börü «волк».

Гипотетически к ним можно было бы добавить и возможность для сопоставления с более ранней формой Burğ-an «болгары», без отсюда искать обязательно связи с какие-то кипчакизированые потомки [прото]болгар. Все это не выясняет, а, скорее, усложняет вопрос этнического состава отдельных групп и их связь с тем или иным управляющим кланом. Какие, например, были Бурчевичи? С. Плетнева, которая извлекает название от тюрк. börü «волк», считает их как «орду» Боняка, основывая себя и на магическо-шаманистические действия хана перед поражением Венгров в 1097 году. Тогда он отделились в полночь от войск и начал выть как волк, призывая духов предков. Волки ответили, и Боняк посчитал это счастливым знаком. Одна такая гипотеза отвечала бы пространственной организации куманов после появления Q y, к которым относили Боняк, т. е. слева от Днепра, где располагали себя Бурчевичи (между Днепром и р. Волчая – там находились тоже наиболее крупные скопления «каменных баб»), и какой позиции подходить более престижном династическом роде. Но Боняк действовал главным образом в западном направлении. It-oγlï тоже связаны с ним, а в поражении венгерских рыцарей в 1097 г. принимал участие и Altunopa из правой группировки Urus-oba. Когда летом 1096 г. половцы вторгались в Россию, чтобы отомстить за убийство Итларя и Китана, которые год назад пришли заключить «мир» с Владимиром Мономахом, поход на Киев возглавил (Куря и) Боняк, а на Переяслав пошли с юго-востока воины Тугоркана. Это говорит о том, что владения Боняка были расположены на правом берегу Днепра, а «вежи» Тугоркана находились на левой стороне реки [19, с. 273]. В Итларе и Китане могут просматриваться ханы двух главных подразделений, которые в отсутствие Боняка и Тугоркана (в 1095 г. оба поддержали «Псевдо-Диогена» в его попытке захватить византийский трон) возглавляли приднепровских половцев. Имя Итларь напоминает том, ведущей правой группировки Itlär (It-oγlï), имеющего чисто тюркскую этимологию, а имя Китан указывает на прамонгольских киданей (Qïtañ) и можно предположить, что левая неназваной во имя более высокопоставленная группа, на чье место в ХІІ в. появляются Бурчевичи, была во главе с Q y. Но где-то вписывается Тугоркан, кто видимо управлял левым подразделением? Только после его смерти Боняк возглавил и его группы, чтобы подключится позже с проживающей далеко на востоке Щарукан (из клана Ölberlü?). Могли ли Боняк и Тугоркан принадлежать к той же династическому роду (Q y), который постепенно наложил себе и к западу от Днепра? Или во второй половине ХІ века куманы еще не были сгруппированы по известной схеме? Можно ли считать (в отличие от Прицаком), что не Тугоркан, а, скорее, Боняк был потомком того куманскокипчакского клана, который управлял степью до прихода Q y? Доминировали ли действительно Ölberlü и к западу от междуречий Урала и Волги? И насколько, в конце концов, они отличались от также пара- (или прото-)монгольским по происхождению Q y, после того, как Голден склонен признать родственную связь между ними? Имена обоих ханов сохранились в украинском фольклоре, где в так называемых былинах поется для «шелудивого Буняка» [намек на

сверхъестественные магические способности?] и для «Тугарин Змеевич», а это, как будто связывает и Тугоркана с «рода змеи (змии)» Q y. Расположенные на востоке вдоль Дон и Донец половцы были возглавлены в начале ХІІ века Щаруканом, который как обычно считается представителем Ölberlü. Это может быть и так – во всяком случае, с его появлением произошло изменение властных отношений в «Поле», что нашло отражение в названиях развернутых там «половецких городов». Тогда, наверное, главная ханская ставка получила имя Шарукан (вместо Осенев, по имени хан Осеня – отец Боняка), правая была названа Сугров на Сугр – брат Шарукана, а левая стала Балин. Но Шарукан (alias Осенев) был известен также как Чешюев/Чешлюев, которое название происходит от русское слова «чешуя», а это указывает на один из возможных интерпретаций имя Шарукана из ст.чув. *šarkan > венг. sárkány «змея, дракона». Разбросанные в былые половецкие земли топонимы, как «Змеевое городище», «Змеев курган» и т. д. как будто указывают на особое значения змея / дракона, по крайней мере, среди часть куманов-половцев. Дракон является очень древним символом, связанный с мудростью и силой. Как универсальный знак он был известен монголов, которые изображали его на их флаги, а может быть, и более ранних конных народов (печенегам?), включая и [прото]болгарам. Мы видим его и на кольце женатый о половчанке царь Калоян – третий брат из основателей Асеневой династии в Болгарии, о которой допускается совместное болгаро-куманское (или валахо-куманское) происхождения. В любом случае образ дракона в болгарском фольклоре предполагает, скорее, восточных влияний, чем связь с автохтонного балканского населения. И среди восточных славян этот сказочный персонаж, кажется, проник из Азии в ходе великого переселения народов, что изменило этнополитическую карту Европы. Но и Ölberlü/Ölperli, которые имя Голден отказывается этимологизировать, предпочитая отнести его к неизвестным до сих пор название места (ороним?), в то время как другие ученые объясняют его как Olber/Alper от *Alp-er[i] «мужчина-герой» [20, с. 135; 21, с. 326; 22, с. 42], также имеет своеобразные «болгарские параллели». Оно фигурирует в одном приписываемое [прото]болгарам поэтическом наследии. В сомнительных с точки зрения его подлинность эпоса Шан кызы дастаны [23], где переплетаются урало-алтайские (сибирские, тюркские) и иранские мотивы, говорится о деяния альпов (богов-героев) и происшедших из них ельбиров (богатыри-гиганты). Первый термин засвидетельствован в древнетюркские надписи ( alp «герой, храбрец; смелый, отважный»), и среди находившихся под персидского влияния сельджукские турки – один из их султанов носил название Alp-Arslan «герой-лев» (1063-1072 гг.). Слово может быть индоевропейского происхождения, потому что мы находим его в германской мифологии, например в нем. Alp «вид гном»; [] кошмар (ср. Alptraum «кошмарный сон»); Alb «хороший или злой дух; упырь, вампир; кошмар»; Elf, Elfe «эльф, эльфа» = англ. elf «фея». Фонетическое (отчасти и семантическое) соответствие между альпами и эльфы, связанные с репродуктивной силы природы, с подземным и небесным миром (что само по себе относится к довольно древний мифологический слой) позволяет термин

альп восприниматься и как «дух», а альп Ельбеген – как двуглавый дракон (sic). Согласно поэме, от отношений божественных альпов с людьми родились так называемые ельбиры, имеющих легендарных сил. Их обозначение, однако, по аналогии славянского слова Обри «великаны, гиганты» (от авары), могло бы возникнут также от имени некогда доминирующий в Поволжье могущий династический клан Ölber[l]i. Это говорит о возможно более позднем и не обязательно болгарском происхождении литературного памятника, который приписывается Прицаком волжским татарам. Без учета дискуссии вокруг подлинности, датировки или атрибуции источника, пример с дракона и ельбиром (< алп-ери) свидетельствует об устойчивости одной старой традиции, которая была поддерживаемой и обогащаемой за счет включения дополнительных элементов в мультиэтническом комплексе по имя «куман». Было ли среди них и в какой степени также кипчакизированные болгарские и хазарские «потомки» аналогично интегрированных в кочевом обществе остатки алано-язычных ясов (асов), теперь трудно установить. Доказанное половецкое языковое воздействие на армянские и иудейские общины в Северном Причерноморье, т. е. над группами традиционное городское население с богатой собственной культуры и тысячелетний исторический опыт, говорит в пользу такой возможности. Но комбинация между ельбиры, драконы и бурджаны, как и бурджанско-болгарский субстрат карачаевцев, балкарцев и кумыков в Северном Кавказе, использующих в нынешнее время кыпчакские идиомы, не имеет достаточно надёжную основу для того, чтобы строить убедительные выводы об объявленных в одним средневековым апокрифом «одна треть куманов, которые назвали [себя] болгар». И все же роль куманов-кипчаков в средневековом болгарском государстве не следует подминать. Их элементы проникли на византийской территории среди перемещенных там отломок печенежского и (ог)узского населения. Постепенно пришельцы интегрировались в новой среде, сохраняя элементы своей традиционной культуры. В двенадцатом веке на Балканах уже было население смешанного этнического происхождения, которое византийские источники называли «миксоварвары». К ним принадлежали и основателей «Второго болгарского царства», братья Петр и Асен. Они были первого или второго поколения от брака поселившихся южнее Дуная выдающего кочевого воина с местной болгаркой христианкой. Названия их отца не сохранилось, но они были внуки «скита» (кумана?) Борила. Кажется, на нем был назван сын сестры Асеней – их племянник Борил, который занял престол после убийства третьего брата Калояна. Может быть по аналогии предположить, что и сам Асен (с прозвища Белгун < тюрк. bilgün, bilgin «мудрый, знающий») носил имя каково-то своего прадеда. Но единственный известный более ранней его тезка был умерший в конце ХІ века половецкий хан Осень (Ǻsen), отец знаменитого Боняка и глава Кай (Q y) при их появлении в Европе. Вторжения куманов в Византии совпадают с эпохи Боняка, кто на протяжения десятилетий возглавлял западное половецкое крыло. К нему принадлежали и те куманские группы, которые проникли

ближе к Дунаю, в том числе и на южном берегу реки. В таком случае и «скит» Борил наверное спадал к ним, а то обстоятельство, что один из его уже болгарские внуков был назван Асен, может быть намекает на имя Борилого отца. Означает ли это, что Асени из Болгарии были через своего куманского деда родственно связаны с Асеневой династией Кай, а отсюда, возможно, и могучим Боняком, можно только спекулировать. Так же, как и с параллель между изображением дракона на кольце царя Калояна и идентификации Кай со «змеиным/Змиевом (на)роде». Несмотря на смешанном происхождении Асеневых, в политической их деятельности они всегда проявлялись как болгарские правители. При борьбе с внешними врагами, однако, они смогли постоянно полагаться и на куманскую союзную поддержку. Стоит отметить, что среди поселившихся в Венгрии семь куманских родов вообще не упоминается княжеский клан Котяна/Kuthen (Terter-oba). Это приводит к выводу, что куманы, принадлежащие к нему, не откликнулись на призыв короля Белы ІV, чтобы вернуться в Венгрии после отхода татарской угрозы, а остались в болгарском северо-западе, положив начало боярского рода, из которого позже возникает династия Тертеров (1280-1322 гг.). Последующие ее на престол в Тырново Шишманы берут свое начало из того же региона – от бояр из Видина Шишман и его брат Белаур, чьи имена имеют тюркская этимология. Они числились к поднятым на видных постов родственники и ближние царя Георгия І Тертера (1280-1292 гг.), часть которых (Ельтимир, Балик, Дырман, Куделин и т. д.) – судя по их названия – имели куманское происхождение. По некоторым данным, сын первого Шишмана – царь Михаил ІІІ Шишман (1323-1330 гг.) был двоюродный брат сына Тертера, Феодор Святослав (1300-1322 гг.). Отсюда и предположение, что когда в Тырново в 1292 г. при поддержке татарского хана Ногая взошел узурпатор Смилец ([< *Исмаил + -ец?], 1292-1298 гг.), бояр Шишман провозгласил себя царем и преемником Георгия І Тертера [24, с. 24, зам. 59], вероятно, и из-за своего родства с кланом Terter-oba. Так и три доминирующие династии Второго болгарского царства были в той или иной степени связанных с куманами-кипчаками. Их союзные (и наемнические) отряды помогали в военных начинаниях болгар, а их остатки интегрировались среди местных жителей, о чем свидетельствуют и ряд «восточных» имен болгарах христиан в первые века османского владычества [25]. Таким образом, Болгария оказалась периферийная зоной куманскокипчакского пространства, через которое она была связана во времени и пространстве с восточной периферией казахской степи – там, где когда-то возникло Кимекское государство, а вместе с ним началось подъем и кыпчакской общности. Список литературы 1. Бартольд, В. Н. Новый трудъ о половцахъ. – Русскiй историческiй журналь, 7, 1921, 138-156. 2. Новосельцев, А. П. Половци. – Советская историческая энциклопедия, 11. М., 1968, кол. 284.

3. Golden, P. B. Cumania II. The Ölberli (Ölperli). The Fortunes and Misfortunes of an Inner Asian Nomadic Clan. – Archivum Eurasiae Medii Aevi, 6, 1986 (1988), 5-29. 4. Pritsak, O. The Polovtsians and Rus’. – Archivum Eurasiae Medii Aevi, 2, 1982, 321-380. 5. Расовскiй, Д. А. Половци, ІІІ. – Seminarium Kondakovianum, 9, 1937, 7185. 6. Lăzărescu-Zobian, M. Cumania as the name of thirteenth century Moldavia and Eastern Wallachia: Some aspects of Kipchak-Rumanian relations. – Journal of Turkish Studies, 8, 1084, 265-272. 7. Рыбаков, Б. А. Русские земли по карте Идриси 1164 года. – Краткие сообщения Института истории материальной культуры, 43, 1952, 3-44. 8. Плетнева, С. А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. – В: Труды Волго-Донской археологической экспедиции. Т. 1. М.-Л., 1958 (= Материалы и исследования по археологии СССР, 62). 9. Pritsak, O. Non-“wild” Polovtsians. – In: To honor Roman Jakobson, II. The Hague – Paris, 1967, 1615-1623. 10. Golden, P. B. The Polovci Dikii. – Harvard Ukrainian Studies, 3-4, 19791980, 269-309. 11. Lewicki, T. La „ville“ comane de Troia. – Revue des Études Slaves, 25, 1949, 39-44. 12. Lewicki, T. Sur la ville comane de Q y. – Vznik a pocátky Slovanu, 2, 1958, 13-18. 13. Кудряшов, К. В. Половецкая степь. Очерки исторической географии. М., 1948. 14. Федоров-Давыдов, Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. Москва, 1966. 15. Плетнева, С. А. Половецкие каменные изваяния. – В: Археология СССР. Свод археологических источников. Е 4-2, 1974, 200 с. 16. Golden, P. B. The Qipčaqs of Medieval Eurasia. An Example of Stateless Adaptation on the Steppe. – In: Rulers from the Steppe: State Formation on the Eurasian Periphery, eds. G. Seaman, D. Marks. Los Angeles, 1991, 132-157 (= Ethnographics Monograph Series, Monograph No. 2). 17. Федоров, Г. С. К вопросу, о пребывании Половцев в Дагестане. – В: Проблемы археологии и этнографии, вып. 1. Л., 1977, 76-82.Л., 1977, 76-82. 18. Прiцак, О. Половцi. – Украïнський iсторик. Журнал Украïнського iсторичного товариства. Нью Йорк – Мюнхен, 1-2 (37-38), Рiк Х, 1973, 112118. 19. Плетнева, С. А. Половецкая земля. – В: Древнерусские княжества ХХІІІ в. М., 1975, 263-272. 20. Rásonzi, L. Les anthroponzmes comans de Hongrie. – Acta Orientalia Acad. Sci. Hung., 20, 1967, 135-149. 21. Гордленский, В. А. Что такое „босый волк? (К толкованию „Слова о полку Игореве“. – В: Известия АН. Отделение литературы и языка. Т. 6, 1947, вып. 4, 317-337.

22. Menges, K. H. The Oriental Elements in the Vocabulary of the Oldest Russian Epos, “The Igor’s Tale”. – In: Supplement to “Word”, vol. 7 (Monography No. 1). New York, December 1951. 23. Микаил Бащу Ибн Шамс Тебир. Сказание за дъщерята на хана. Епосът на прабългарите, 882 г. София: Издателство Агато, 1997. 24. Павлов, П. Куманите в обществено-политическия живот на средновековна България (1186 – началото на ХІV в.). – Исторически преглед, 1990, № 7, 16-26. 25. Стоянов, В. Bulgaro-Turcica, 3-4: История на изучаването на Codex Cumanicus; Кумано-печенежки антропоними в България през ХV век. София: ИК Огледало, 2000, 320 с.

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КОМПЛЕКСОВ ВООРУЖЕНИЯ КЫРГЫЗОВ И КИМАКОВ В IX –X ВЕКАХ Худяков Ю.С. Россия, Новосибирск, Институт археологии и этнографии СО РАН На протяжении трех тысячелетий, со времени выделения в зоне Евразийских степей особого культурно-хозяйственного типа кочевых скотоводов и на всем протяжении его последующего существования, военная сфера всегда занимала одно из ведущих направлений в жизнедеятельсности кочевых обществ. Во многом, благодаря высокому уровню развития военного дела, кочевой мир смог разиваться, аккумулировать основные ресурсы степного ландшафта и использовать внешние поступления, получаемые в качестве дани с обществ, основанных на других культурнохозяйственных типах. Предпринимавшиеся ранее опыты оружиеведческого анализа разных видов источников позволили проследить основные этапы развития оружейных комплексов древних номадов бронзовогого века, особенности военного дела тюркских и монгольских кочевых народов Южной Сибири и Центральной Азии на протяжении на протяжении хунно-сяньбийской эпохи, периодов раннего, развитого и позднего Средневековья. Как показал сравнительный анализ, несмотря на наличие общих тенденция в развитии вооружения и способов его применения на всем протяжении военной истории древних и средневековых номадов Центрально-Азиатского историко-культурного региона, каждый из изученных оружейных комплексов обладал своеобразными чертами. Свои характерные четры были характерны для военного дела населения Кыргызского и Кимакского каганатов в период их возвышения на военнополитической арене Центральной Азии в IX – X вв. В эпоху «Кыргызского великодержавия» правящая элита енисейских кыргызов смогла консолидироваться вокруг своего правителя Ажо, который провозгласил себя каганом и тем самым бросил вызов уйгурскому кагану в борьбе за господство над всем регионом Центральной Азии 2, с. 489. Важным фактором успеха в длительной войне с уйгурами стало высокоразвитое военное дело. Кыргызам удалось наладить собственное оружейное производство, что позволило обеспечить армию самыми современными для того времени формами оружия дистанционного и ближнего боя, и средствами защиты, создать централизованную военную организацию по образцу азиатской десятичной системы деления войска и народа, в рамках которой было подготовлено и вооружено три тумена кыргызской панцирной конницы и восемь десятитысячных отрядов легкой кавалерии, составленной из воинов союзных и зависимых племен кыштымов, усовершенствовать тактику ведения конного боя, которая предусматривала сочетание атакующих действий отрядов легковооруженной и тяжеловворуженной конницы. Кыргызским правителям удалось подчинить

северные племена Бома, с которыми они ранее постоянно враждовали, и включить их в состав своей армии 7, с. 134-135, 138-141, 155-157. Наибольшее значение для обеспечения победоносного хода войны имело развитие вооружения. В IХ – Х вв. на вооружении у кыргызских воинов наряду с обычными сложносоставными луками с концевыми, срединными боковыми и фронтальной накладками, появились луки с одной парой срединных боковых накладок или подобные луки с дополнением срединной фронтальной накладки 7, с. 69-73. Появление этих форм луков было направлено на повышение их скорострельности. По сравнению с набором оружия предшествующего периода у кыргызских воинов значительно возросло количество форм железных наконечников стрел. Для поражения незащищенного металлическим доспехом противника они применяли наконечники с трехлопастным, двухлопастным, четырехлопастным и плоским пером разных типов. Наиболее распространенными были стрелы с вытянуто-пятиугольной, удлиненно-шестиугольной, удлиненно-ромбической и асимметрично-ромбической формой пера. Наиболее крупные трехлопастные наконечники снабжались фигурными отверстиями в лопастях и костяными шариками-свистунками. Еще большим разнообразием форм выделялись кыргызские стрелы, предназначенные для пробивания металлического защитного покрытия, преодоления панцирной брони, рассечения и раздвижения колец кольчуги. В составе спектра бронебойных стрел кыргызских воинов IX – X вв. были трехгранно-трехлопастные, четырехгранно-четырехлопастные, трехгранные, четырехгранные, прямоугольные и округлые в сечении наконечники разных типов. Среди них были наконечники удлиненно-ромбической, ярусной, боеголовковой, вытянуто-пятиугольной, удлиненно-треугольной и иных форм 7, с. 88, 6, с. 135-136. Разнообразие форм является важнейшим показателем развитости набора стрел определенного функционального назначения. По количеству групп и типов бронебойных наконечников кыргызский набор стрел значительно превосходит аналогичные наборы в составе комплексов вооружения всех других тюркских и монгольских кочевых народов Центральной Азии в эпоху раннего Средневековья 8, с. 145-146, 171, 185186, 214-214; 9, с. 13-14, 33-36. Луки и стрелы кыргызские воины хранили и носили в налучьях и колчанах. Этими видами оружия были вооружены воины, как служившие в легкой кавалерии, так и тяжеловооруженные кавалеристы. Отряды легкой конницы обстреливали противника в рассыпном строю. В набор оружия панцирных всадников входили различные виды оружия ближнего и рукопашного боя: копья и пики с ромбическими, округлыми и квадрадными в сечении наконечниками. Они были главным оружием таранных атак, проводившихся тяделовооруженными воинами в плотно сомкнутом строю. В рукопашном бою кыргызские воины атаковали врагов палашами, саблями и боевыми топорами 10, с. 109. Палаши и сабли были самым престижным оружием кыргызских панцирных всадников. Особенно ценились импортные клинки, изготовленные мастерамиоружейниками в странах ближнего и Среднего Востока. Подобная сабля с

клинком из дамасской стали, украшенная орнаментом и арабской надписью с изречением из Корана, была обнаружена в кургане кыргызского военачальника Багыра в Туве 3, с. 26. Кыргызские тяжеловооруженные воины защищали голову и тело сфероконическим железным шлемом, чешуйчатым, или ламеллярным панцирем, плечи и грудь накладными щитками, руки и ноги – наручьями и поножами. Для защиты корпуса использовались деревянные щиты, округлой формы, сколоченные из досок. Панцирные всадники прикрывали защитной попоной и тело боевого коня, которую дополняли накладные щитки 5, 1961. с. 60. С выделением в составе кыргызского войска отрядов тяжеловооруженной конницы тактика ведения конного боя стала сочетать атаки легкой и панцирной кавалерии с последовательным вводом в действие разных контингентов. На дистанционной фазе сражения в бой вводились отряды легкой конницы, которые стремились охватить вражеское построение по фронту и с флангов и вести обстрел по всей линии соприкосновения. В решающий момент сражения противника атаковала панцирная кавалерия, которая должна была подавить его организованное сопротивление. Другим крупным военно-политическим государственным образованием, возникшим в завершающий период эпохи раннего Средневековье в степных районах Алтая, Восточного и Центрального Казахстана, и Западной Сибири, с центром в Прииртышье, был Кимакский каганат был создан на базе объединения семи тюркских и монгольских кочевых племен 4, с. 92-94. По одной из научных гипотез несколько монголоязычных кочевых племен после разгрома Уйгурского каганата переселились из северо-восточной Монголии на запад в верховья Иртыша, где объединились с западными тюркскими и телесскими племенами племенную конфедерацию, на основе которой было создано Кимакское государство 1, с. 146. Значительную часть кочевого населения в составе этого государства составляли кочевые племена кыпчаков, потомков западных тюрок и тюкизированные племена степного Алтая и Западной Сибири 11, с. 144-145, 148. В предметном комплексе памятников кочевого населения этих районов, относящихся ко периоду существования Кимакского каганата представлены разнообразный набор предметов вооружения. В составе оружия дистанционного боя выделяется несколько типов луков с концевыми, срединными боковыми и фронтальной накладками, либо только со срединными накладками В памятниках этого времени в Приобье были обнаружены луки с одной срединной фронтальной накладкой, которые в дальнейшем получат широкое распространение в монгольскую эпоху 8, с. 181. В кимакском наборе железных наконечников стрел преобладали трехлопастные асимметрично-ромбической, удлиненноромбической, вытянуто-пятиугольной и боеголовковой форм. Наряду с ними использовались и плоские стрелы разных типов, среди которых чаще других наконечники с асимметрично-ромбическим пером. В комплексе кимакских бронебойных стрел представлены трехгранно-трехлопастные, трехгранные, четырехгранные, ромбические и круглые в сечении наконечники. наиболее употребительными среди них были трехгранные асиммертично-ромбической,

удлиненно-ромбической и боеголовковой формы. Помимо стрел с железными наконечниками население северной периферии Кимакского каганата широко использовало костяные стрелы 8, с. 186-188. Стрелы хранились в закрытых и открытых колчанах, широко распространенных в кочевом мире в раннем Средневековье. В ближнем бою кимакские всадники могли атаковать противника копьями с ромбическими и линзовидными в сечении наконечниками с удлиненно-ромбическим пером. К числу редких форм относится находка наконечника копья с трехлопастным пером из Степного Алтая 8, с. 195. Все обнаруженные к настоящему времени кимакские копья можно отнести к числу универсальных, предназначенных для поражения незащищенного металлическим доспехом и тяжеловооруженного противника. Среди них нет специализированных бронебойных форм. Большим разнообразием отличается клинковое оружие кимакских воинов. В их числе представлены мечи с прямым, обоюдоострым, ромбическими или линзовидным в сечении клинком; палаши с прямым однолезвийным клинком, прямой рукоятью и разными формами перекрестий; сабли с прямым или слабоизогнутым клинком, изогнутой рукоятью и различными перекрестьями 8, с. 190-195. Судя по находкам панцирных пластин и бронзовых бляшек с изображением кимакских панцирных всадников, для защиты кимакские воины применяли чешуйчатые и ламеллярные панцири, сфероконические шлемы и щиты 8, с. 196-198. Состав оружия в кимакских памятниках с разных районов их распространения свидетельствует, что в Восточном Казахстане, Степном Алтае и Верхнем Приобье в составе военных отрядов были как легковооруженные, так и панцирные всадники, а на северной периферии Кимакского каганата преобладали конные стрелки. Сравнивая между собой кыргызский и кимакский оружейные комплексы можно отметить, что различия касаются нескольких видов оружия. Среди луков заметных отличий между обоими комплексами не наблюдается. По набору групп и типов кимакский набор небронебойных стрел вполне сопоставим с кыргызским. Несколько отличается от кыргызского меньшим числом форм кимакский набор бронебойных наконечников стрел. В кыргызских памятниках значительно больше находок подобных стрел, что свидетельствует о больших возможностях поражения защищенных доспехами противников в дистанционном бою. В наборе средств ведения таранных атак кыргызские воины также имели ощутимые преимущества, поскольку помимо универсальных, у них на вооружении были различные типы специализированных бронебойных копий. В то же время набор клинкового оружия кимаков отличается большим разнообразием форм и большим количеством самих находок этого оружия. Также как и кыргызские воины кимаки стремились к приобретению престижных импортных клинков 8, с. 191-192. В составе кимакских военных отрядов были панцирные и легкоовооруженные всадники и пехотинцы, входившие в состав каганской гвардии и ополчений племен и городов. Отряды легкой конницы действовали в рассыпном строю и атаковать противника лавой. Они несколько уступали

отрядам кыргызской панцирной кавалерии в проведении таранных атак, но располагали более широкими возможностями в рукопашной фазе конного боя. Недостаток средств защиты делал кимакских воинов более уязвимыми по сравнению с панцирными всадниками, но более маневренными и имеющими превосходство в скорости перед тяжеловооруженными воинами. Выработанные в результате боевой практики приемы ведения рукопашного боя помогли кимакским войскам остановить продвижение кыргызов в югозападном направлении в Степном Алтае и Верхнем Прииртышье. Список литературы 1. Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма-Ата, 1989. 293 с. 2. Бартольд В.В. Киргизы. Исторический очерк // Сочинения. М., Т. II, Ч. 1. С. 471-543. 3. Грач А.Д., Савинов Д.Г., Длужневская Г.в. Енисейские кыргызы в центре Тувы (Эйлиг-Хем III как источник по средневековой истории Тувы). М., 1998. 84 с. 4. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX – XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972. 156 с. 5. Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961. 392 с. 6. Овчинникова Б.Б. К вопросу о вооружении кочевников средневековой Тувы (по материалам раскопок могильника Аймырлыг) // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 132-146. 7. Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI – XII вв. Новосибирск, 1980. 176 с. 8. Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1986. 268 с. 9. Худяков Ю.С. Вооружение центрально-азиатских кочевников в эпоху раннего и развитого Средневековья. Новосибирск, 1991. 190 с. 10. Худяков Ю.С. Сабля Багыра: Вооружение и военное искусство средневековых кыргызов. СПб, 2003. 192 с. 11. Худяков Ю.С. О происхождении культуры средневековых кыпчаков // Древности Алтая. Горно-Алтайск, 2004. № 12. С. 138-153.

KIPCHAKS AND THE MONGOI CAMPAIGNS AGAINST EASTERN EUROPE István Zimonyi Hungary, Szeged University There were three important political actors in the beginning of the 13th century in Eastern Europe. The Kipchak tribes ruled the steppe zone, while the Kievan Rus and Volga Bulgars controlled the forest zone. The Kipchak tribes reached Eatern Europe in the middle of the 11th century and from that time on they played important role not only in the history of Rus and Volga Bulgars, but they had deep impact in Georgia, Byzantium, Danube Bulgaria and Hungarian Kingdom. The Mongols creating a vast empire in the first half of the 13th century waged war twice against Eastern Europe and after successful conquest the Golden Horde was founded.1 This paper focuses on the Mongol campaigns against the Kipchaks within the western conquest. The Kipchak tribes of Eastern Europe migrated along the rivers. The reconstruction of their settlements was based on the direction of the Rus attacks which have survived in the Russian annals, the archaeological excavations, the territorial distribution of the Kipchak stone sculptures and the evidence of place names. Accordingly the following groups can be distinguished: Danube, Bug, Dnepr, Azov, Don, Donec, Caucasus and Volga-groups.2 The Mongol forces attacked Eastern Europe first through the Caucasus in 1223. The campaign was a part of a larger war against the empire of the Khwarazmshah. Chinggis Khan’s troops assembled on the river Irtish in the summer of 1219 and reached Otrar in the autumn. The Khwarazshah distributed his forces among the big cities as he was afraid of a decisive battle, but Chinggis Khan abandoning the tactics applied in north China conquered the towns of Transoxania one by one. Otrar was captured after five months siege in February 1220. Bukhara was taken in the same month and Samarkand in March. The empire came to an end. Jal l al-Dīn, the son of the Shah was the only leader, who defeated the Mongols in a battle, but he was forced to retreat to India. Chinggis Khan sent his generals Jebe and Sübötey to pursuit Muhammad, the Khwarazmshah according the basic Mongol strategy. He flew to an island of the Caspian Sea and died there in January 1221.3 The Mongol generals asked the permission of Chinggis Khan to continue the campaign to reconnoitre the western countries and so they attacked Azerbaijan and Georgia, then they crossed the Caucasus in 1222. The Alans made an alliance with the nomadic Kipchaks.4 The Mongols sent envoys to the Kipchaks according to Ibn al-Athīr who were successful in alienating the Kipchaks stating that the Mongols and Kipchaks were of the same stock (jins) and they have 1

The western campaigns of the Mongols in general: Spuler 1943, ; Vernadsky 1953; Grekov-Jakubovskij 1950; Tihvinskij 1970; Göckenjan 1991; Sinor 2001; sourcebooks on the campaigns: Göckenjan, Sweeney 1985; Tatárjárás emlékezete; Revised and supplemented version: Tatárjárás. 2 Fedorov-Davidov reconstructed six (1966, 147-150) and Pletneva eight groups (1974, 19-23), twelve by Pritsak 1982, 340-341 3 Ratschnecsky 1993, 118-134. 4 The term used in Muslim and eastern sources, whereas Cumans in western and Polovtsians in Russian sources.

different religion than the Alans. The Mongols promised treasure and clothing to the Kipchaks, who accepted the offer and left the Alans and dispersed. First the Alans were crushed and then the Cumans.5 The Mongols spent the winter in the northern Caucasus and took Sugdak on the Crimea. 6 In 1223 they penetrated into the steppe and they killed the son of Konchak, Yuriy and Danil Kobyakovich during the wars, but Köten and other princes escaped.7 The western Russian princes paid little attention to the raid of Chinggis Khan, as the Russian annals did not record it at all. The prince of Galych, Mstislav was informed about the events in the Caucasus by his father-in-law, the Kipchak ruler Köten, who offered presents for making an alliance against the Mongols. Mstislav convoked the Russian prince to Kiev. The princes of Kiev and Chernigov took part in the war council and decided to march together with the Kipchaks against the Mongols toward southeast and to attack the Mongols on the steppe. The main body of the army went along the Dnepr and met the envoys of the Mongols under Zarub who declared that the Mongols did not intend to attack the Rus’ territories west of the Dnepr and said: “We have heard that you are marching against us, having harkened to the Polovtsians/Kipchaks; but we have not attacked your land or your villages, nor have we marched against you; but we have come, sent by God, against our serfs and our grooms, the pagan Polovtsians. Make peace with us. Should (the Polovtsians) escape to you, then drive them off and take their goods for yourselves. We have heard that they have done much evil to you, and for this reason we are fighting them.”8 The report contains several topoi, but reflects the aim of the Mongols to divide the opponents. The Russians killed the envoys and the reinforcement from Chernigov, Galych and Smolensk arrived. The allied forces reached the easternmost bend of the Dnepr, when other Mongol envoys arrived: “You have harkened to the Polovtsians and have killed our envoys and are marching against us. March on, then. But we have not attacked you. May God (be judge) of all men.”9 The Russian troops crossed the Dnepr and marched forward on the steppe. The battle took place on the Kalka on 31 May between the Mongols and Russian-Kipchak army. The Kipchak troop under Yarun retreated. The three leading princes fell during the fight and the Mongols defeated the Russian forces and pursued the remnants as far as the Dnepr, then retreated.10 The crushing defeat was due to the feud among the Russian princes and lack of unity among the commanders, absence of the troops from the powerful northern and eastern principalities such as Novgorod and Vladimir-Suzdal. The casualties amounted to the half of the participating princes.11 The news of the Mongol attack in 1223 reached Europe through Henry of Livonia’s Chronicle.12 5

The basic source is Ibn al-Athīr description on the Mongol campaign. On operations in the Caucasus cf. Schütz 1973. 6 Ibn al-Atīr X, 416–417; Richards 2010, 222–223; A tatárjárás… 58–59). 7 NPL 62, 265. 8 Fennell 1983, 65 9 Dietze 1971, 94-96; Fennell 1983, 66. 10 The Russian annals recorded the events under title the “Tale of the battle on the Kalka” in different versions, which preserved reliable historical data. Cf. Fennell 1980, 18-31. 11 Fennell 1983, 63-68 12 Göckenjan, Sweeney 1985, 29-32.

Then the Mongols attempted to conquer the Volga Bulgars, but they had precise information about the nomadic tactics of the Mongols and they put up ambushes for the Mongols and defeated them. Ibn al-Athīr recorded: “Most of them were killed, none but only a few escaped. It was said they were about 4 000 men. They went to Saqsin returning to their king, Chinngis Khan. The territoty of the Qipchaqs became empty of them and whoever survived of them returned to his country. The road was cut: The Tatars had entered it and nothing arrived from them from fox, ermine, sable, etc. of what is carried from these countries. When they left it (the road), they returned to their country and the roads was uninterrupted and carried the goods as before.”13 During the first Mongol invasion the Kipchak tribes between the Dnepr and Volga were temporally conquered. Parallel with the campaign of Jebe and Sübötey Jochi, the eldest son of Chinggis Khan marched on the Syr-darya and captured the towns of Sugnak, Özkend, Barchin and Ashnas and finally Jand im April 1220. Afterwards Chingis Khan sent Jochi, Ögedey and Chagatay against Khw razm during his campaign in Transoxania. Ögedey and Chagatay sieged the town and returned to their father, while Jochi marched to the steppe and remained there till the spring of 1223. Chinngis Khan with his sons met him between Chimkent and Jambul and spent the summer with hunting. Then Jochi returned his camp.14 Rashīd al-Dīn recorded the events in another way after the siege of Khwarazm stating: „Chagatay and Ögetey then set off to join their father, and they reached Chingiz-Khan before the fortress of T laq n. As for Jochi, he set out from Khw razm for the Erdish, where his heavy baggage was, and reached his ordos. Previously, Chingiz-Khan had ordered Jochi, he set out upon the conquest of the northern countries, such as those of the Bular, Bashghïrd, Orus, Cherkes, and the Qïpchaq Steppe, and to subjugate them. As /Jochi/ had held back from this operation and returned to his own tents, Chingiz-Khan was extremely annoyed and said: ‘I will put him to death without seeing his face.’ Jochi was taken suddenly ill.”15 Finally Jochi died and the conflict came to an end. Rashīd al-Dīn mentioned the order of Chingiz-Khan to attack the western countries once again: „It had been previously ordained by a yarlïgh of Chingiz-Khan that Jochi should proceed with an army and seize and take possession of all the northern countries, such as Ibir-Sibir, Bular, the Qïpchaq Steppe, and the lands of the Bashghïrd, Rus, and Cherkes as far as Darband on the Caspian, which the Mongols call Temür-Qahalqa. Jochi neglected this command, and when Ögedey Khan acceded to the Khanate, he charged Batu with the same undertaking, deputing his nephew Möngke Qa’an, the latter’s brother Böchek, and his own son Güyük Khan, along with such great emirs as Sübetey Bahadur, the army commander of the Uriyangqat people who came to this country with Jebe, at the head of an army, to gather all together with the other princes under Batu and set about the conquest of the northern countries.”16 The chronology of this neglected command is debated, as Juwaynī having described the campaign of Jebe and Sübedey as far as the cross of the pass Darband in the Caucasus than he wrote that 13

Ibn al-Athīr XII, 388-389; Zimonyi 1992/3, 350; Zimonyi 1985, 197-204; Volžskie Bulgarija 1988). J. A. Boyle, Djuči: EI II, , 571; Ratschnevsky 1993, 136-137. 15 Boyle 1971, 118, Thackston 1999, 359. 16 Boyle 1971, 107-108; Thackston 1999, 352 14

Sübedey met Jochi in the Dasht-i Qipchaq in the beginning of 1224 and both joined to Chingis Khan:17 „Then they came to Darband and none remembered that any army had ever passed through or gone to war by this route, but they had resort to a stratagem and so passed through. The army of Tushi stationed on the Plain of the Qifchaq and that region; they linked up with them and departed from thence to rejoin Chingiz-Khan.”18 According to Rashīd al-Dīn Jochi refused to meet Chingis Khan as he neglected his command to attack the western countries, so it cannot be dated before 1223, which seem to be logical, as Jochi could help the campaign led by Sübötey and Jebe. All in all Chingis Khan sent his eldest son Jochi to the west. The details and results of this attack is not known, only the western border of Jochi ulus were recorded by Juwaini: «When during the reign of Chingiz-Khan the kingdom became of vast extent he assigned to everyone his place of abode, which they call yurt. To his eldest son, Tushi (Tūšī), he gave the territory stretching from the regions of Qayaligh19 (Qay līġ) and Khorezm (Hw rizm) to the remotest parts of Saqsin (Saqsīn) and Bulghar (Bulġ r) and as far as the hoof of Tartar horse had penetrated.”20 We have no data on the attack of Jochi between 1224 and 1227. Chinggis-Khan’s attention turned toward the Tanguts and he died during the campaign against the Tanguts in 1227. The new great khan, Ögödey was elected in 1229, whose first step was to conquer the Qitays in north China. It meant that greater forces were not sent against Eastern Europe between 1227 and 1235. The Russian annals mentioned border incidents in 1229 and 1232 referring to the Volga-region.21 Both attacks had consequences for the Kipchaks and Volga Bulghars. In 1229 a Mongol raid is recorded in the Russian annals: “In 1229 the inhabitants of Saqsin and the Polovec escaped from the Tatars to the Bulgars from the south and the Bulgar advanced guard also retreated as they were defeated by the Tatars near the Yayik (Ural) river.”22 In 1232 the Mongols attacked the Volga Bulgars nott reaching their Great Town (Biler).23 The eastern borders of the Volga Bulghars were conquered. These Mongol attacks had an impact on the Kipchaks along the Volga. Ögedey having consolidated the East, i.e. North China and Persia convoked a quriltay in 1235 and it was decided to launch an attack against the West, i.e Europe. Rashīd al-Dīn described it in detail: “Having returned in the Year of the Horse (1234) from his conquest of the lands of Khitai, Qa’an had called an assembly in Talan-Daba and held a quriltay. In this Year of the Sheep (1235) he wished to reassemble all the sons, kinsfolk, and emirs and cause them to listen once again to the yasas and ordinances. They all presented themselves in accordance with his command, and he distinguished them everyone with every sort of kindness and favour. For one continuous month, in union with his kinsmen, he joined the morning /draught/ to the evening draught in feasting, and in his wonted 17

Buell 1993, 19-20. Qazwini 1912, 116; Boyle 1958 I, 149. 19 A lay to the west of Kopal (Boyle 1958 I, 42, note 9). 20 Qazwini 1912, 31; Boyle I, 42 21 Zimonyi 1992, 351-352. 22 PSRL I, 453; Zimonyi 1992/93, 351. 23 PSRL I, 459; Zimonyi 1992/93, 352. 18

manner in accordance to his practice, he bestowed upon that assembly all the valuables that had been gathered together in the treasuries. And when they had done with feasting and merrymaking he turned to the disposal of the affairs of the state and the army. And since some parts of the lands had not yet been conquered, and in certain countries some were practicing rebellion, he set about dealing with these matters, dispatching each one of his kinsmen in a different direction and intending to proceed in his own person to the Qïpchaq Steppe. However, Möngke Qa’an, who, although in the first flower of youth, had the perfect wisdom and counsel of an old man, remarked upon Qa’an’s intention and said: “All of us brothers and sons stand awaiting thy ever-fulfilled command so that we may give our lives in whatever manner he may suggest whilst Qa’an busies himself with spectacles and pleasure and amusement and does not endure the toils and hardships of travel. Otherwise of what use are kinsmen and emirs, and a countless army?” All present approved these perfect words and made them their model and guide; and the august mind of Qa’an resolved that of the princes, Batu, Möngke Qa’an, and Güyük Khan, together with others of the princes and a great army, should set out for the countries of the Qïpchaq, Orus, Bular, Majar, Bashghïrd, Sudaq, and /all/ that region and subjugate them all.”24 The aim of the campaign was described in the Secret History of the Mongols as follows: “Earlier on, Sübe’etey-ba’atur, campaigning against Meket (=Magas), Men-kermen, Keyibe and other cities, had crossed the rivers Adil and Jayaq rich in water, and had reached as far as Qanglin, Kibcha’ut, Bajigit, Orusut, Asut, Sesüt, Majar, Keshimir, Sergesüt, Buqar (read Bolar) and Keler peoples.25 The subjugation of the Kipchaks were mentioned among main strategic aim of the campaign. The basic strategy of the Mongols during the western campaign was the attack against the nomads on the steppe in summer and against the peoples of the forest region in winter. The Hungarian friar, Julianus illuminated the matter with the following words: “Those Russians, Hungarians and Bulgars, who escaped from them, told me personally that the Tatars look forward to the coming winter, when the rivers and marshes freeze and so they can plunder easily the whole Russia with their numerous strength as they did in case of the Rutens.”26 The great western campaign directed first against the Volga Bulgars. Mongol forces joined near their country in the autumn of 1236 and conquered Volga Bulgaria during the winter. The parallel and subsequent events of the raid against the Volga Bulgars were recorded in the letter of Julianus. The attack against Saksin on the lower Volga led by Möngke and Büjek with the left wing of the Mongol army was described by Juwaynī.27 Pelliot dated the campaign to the winter of 1236/1237.28 After consolidating the Mongol power in the Volga-Kama region and Volga-Don steppe the Mongols attacked the Mordvins and Burtas (Vedin/Veda and Merovia by Julianus).

24

Ali-Zade 1980, 116-119; Boyle 1971, 54-55; Verhovskij 1960, 35-36; Thackston 1999, 324 Rachewiltz 1985, 26-27. 26 Vernadsky 1953, 50; Dörrie 1956; Göckenjan, Sweeney 1985, 104-105; Györffy 1986, 76-77. 27 Boyle 1958 II, 553-554 cf. Chinese description by Pelliot 1920, 166. 28 Pelliot 1920, 167. 25

Rashīd al-Dīn gave a detailed description of the events inserting the campaign against the Hungarian king at the beginning of the report: „They all set out together in the spring of the bichin yïl, that is, the Year of the Monkey, falling in Jum d II of the year 633 /12th February - 12th March, 1236/. Having travelled throughout the summer, in the autumn, in the region of Bulghar, they joined the family /of Jochi/, Batu, Orda, Shiban, and Tangqut, who had also been deputed to that region ... (Raid against the Hungarians)….Thereafter29, in the winter, the princes and emirs gathered together on the River Yaman30 and sent the emir Sübedey with an army into the country of the Ās and the region of the Bulghar. They /themselves/ went as far as the town of Kūy.k.31 The emirs /of the town/, Bayan and Chïqu, came and paid homage to the princes. They were received with honor, but upon their return /Bayan and Chïqu/ again rose in revolt, and Sübedey Bahadur was sent /against them/ for the second time in order to take them prisoner.32 Thereafter the princes held a council, and each with his army set out in an encircling movement and attacked and conquered the countries which lay across their path. Möngke Qa’an moved in such a circle upon along the bank of the river and captured both Bachman, who was one of the chief emirs of those parts, of the Ülirlik people in the Qipchaq federation, and Qachir-Ukula of the Ās people. This happened in the following manner. This Bachman together with a number of other robbers, had escaped from the sword and a further group of fugitives had joined him. He would strike upon every side and carry something off, and day by day the mischief he caused grew greater. He had no fixed place of abode, and the Mongol army could not lay hands on him. In the daytime he used to lie hidden in the forests on the banks of the Etil. Möngke Qa’an ordered two hundred boats to be constructed and one hundred fully armed Mongols to be set in each, while he and his brother formed a hunting ring and proceeded along the banks of the river. In one of the forest on the Etil they found some dung and other traces of an encampment that had been hurriedly abandoned. In the middle of this they found an old woman, from whom they learnt that Bachman had crossed on to an island and that he had acquired during that period by his wickedness and mischief was on that island. Because no boats were at hand, it was impossible to cross the Etil, but suddenly a strong wind arose, the water began to billow, and (it) receded from the passage leading from the island to the other side; and because of Möngke Qa’an’s good fortune the bottom became visible. He ordered the troops to ride in. Bachman was seized and his army destroyed within an hour, some being flung into the river and some killed outright. The Mongols bore off their wives and children as prisoners, and they likewise carried off much valuable booty. Then they returned. 29

After describing the campaign against Hungary earlier events were mentioned Minorsky 1952, 228.

30

Yayiq i.e. Ural river cf. Minorsky 1952, 239

31

KWYK, KWXK, KRNK. The identification of the town is debated. Tizengauzen referrred to the Great City without special explanation. Smirnov after Berezin (1951, 268) reconstructed as Kermenčuk. Fahrutdinov rejected it as the town was located north of the Kama river whereas Bilyarsk was the greatest centre of the Volga Bulghars south of the Kama, and Kermenčuk can be dated to the Mongol age (13-15th century) there is no trace of earlier settelement there. According to Fahrutdinov the term can be read as Turkic kirmen 'town, fortress' (1984, 101-102). 32 The date of the revolt is uncertain cf. Smirnov 1951, 53-54; Fahrutdinov 1984, 100-102.

The water began to move, and when the troops had crossed, it was back again without one soldier’s having suffered harm. When Bachman was brought before Möngke Qa’an, he bagged to be put to death by the latter’s own hand. Instead Möngke ordered his younger brother Böchek to cut him in half. Qachir-Ukula, the Ās emir, was likewise put to death. That summer Möngke remained in that region. Then in the taqïqu yïl,that is, the Year of the Hen, falling in the months of the year 634 (1236-7/, the sons of Jochi Khan, Batu, Orda, and Berke, the sons of Qa’an, Qadan and Güyük Khan, as also Möngke Qa’an, the grandson of Chaghatai Khan, Büri, and the son of Chingiz-Khan, Kölgen, went to war against the Boqshi and Burtas and conquered them in a short space of time.”33 Julianus, Juwainī and Rashīd al-Dīn proves that the left wing of the Mongol army under Mengü and Böchek marched against Bachman who must have been the chief of the Kipchak tribes along the lower Volga in the winter of 1236-37 and the Mongols conquered the steppe region between the Volga and the Don. After defeating the Volga Bulghars the other Mongol princes, their western and southwestern neighbours i.e the Mordvas and the Burtas were subdued. The Mongols reached the borders of the principality of Vladimir-Suzdal. The Hungarian friar, Julianus was in Suzdal in 1237 and he copied a Mongol letter written to the king of Hungary, which was confiscated by the grand duke of Suzdal. Among others it is stated: „Further, I have learned that you keep the Cumans, my slaves, under your protection. Whence I charge you that henceforward you do not keep them with you, and that you do not make me your enemy on their account.”34 The Mongols regarded the reception of the Cumans/Kipchaks as a hostile act. The Cumans on the lower Danube under prince Borc embraced Christianity and became the subject of the Hungarian king with his people in 1227 and a Cuman episcopacy was founded and the Hungarian king took the title Rex Cumaniae from 1229.35 It can be regarded a crucial motive for the later Mongol invasion against the Hungarian Kingdom. The Kievan Rus’ was not a centralized political unit, several principalities flourished. The most powerful principality was that of Vladimir-Suzdal in the north-east controlling Novgorod. The south-western part of Russia was unstable, as the royal families of Smolensk, Chernigov and Volynia–Galich fougt for supremacy over Kiev symbolizing the control over Russia. The Mongols conquered Russia in two different phases. The attack against north-eastern Russia was a complicated task, which was perfectly planned. In winter 1237-38 the Mongols conquered the principilty sieging its main cities: Rjazan’ on 16-21 December 1237, Vladimir on 3-7 February 1938 and defeating the grand duke in the battle on the river Sit’ on 4 March. The Principality of Vladimir-Suzdal, the most powerful state of Russia was totally defeated and the Mongols left the territory of the principality in spring and arrived in the steppe of the Kipchaks. The next two years the Mongols first had to secure their further invasions by seizing the steppe region and then they had to pacify the peoples of the northern 33

Ali-Zade 1980, 128-133; Boyle 1971, 57-59; Verhovskij 1960, 37-38; Thackston 1999, 326-327. Sinor 1999,11. 35 Balogh 2001, 149-160; Kovács 2005, 55-66. 34

Hemşehrim Burhanettin Hocanın güzel yazısıAlıntı.

Kiymetli Hemsehrimiz Sarikamis agidi ile ilgili asagidaki bilgileri göndermis. Kendisine mütesekkirim. Ben de Garaz ismini daha önce duymus bir can degilim. Görüslerinize katiliyorum. Seker Ahmet'in Öyküleriyle Agitlar kitabi basucu kitaplarimdan biridir. Nasil oldu da kitabin o bölümünü atladim. gerçekten üzüldüm. Lakin sizin gibi duyarli bir hemserimizden bu e-postayi almak da beni mutlu etti. Aslan Avsarbey olarak isminizi duyunca daha da memnun oldum. Ben, Türklügün güzelliklerini yansitan isimlerden ayrica bir keyif aliyorum. Selam ve sevgilerimi yolluyorum.
Seyit Burhanettin AKBAS
Aslan Avsarbey'in açiklamasi su sekildedir:
"Merhaba Sayin Akbas, Sizin guzel yazilarinizi elimden geldigince ilgi ile takip ediyorum. Emekleriniz icin tesekkurler. Bu siteyi kuran ve devam ettiren arkadaslarimiz son derece guzel bir is yapiyorlar. Sagolsunlar. Size kucuk bir hatirlatmada bulunacagim. Sarikamis agidinin kaynak kisisi maalesef Musa EROGLU\'nun kasetinde Garaz Hala olarak yazilmis ve oyle devam etmektedir. Ancak tarihsel bir sorumluluk ve rahmetli agit sahibinin hakkini teslim etmek adina gercek kaynak kisi hakkinda sizi bilgilendirmek istedim. Ben Pinarbasi/Tokmak koyundenim. Sarikamis agidi da bilirsiniz bir Avsar agididir. Yine bilirsiniz ki bizde genelde K harfi sozlu olarak G olarak soylenir.. Kayseri yerine hepimizin Gayseri dedigi gibi. Ayrica bazi isimlerin mahalli soylenisleri sozlu siirde yaygindir ve halk onlari oyle tanir. Mehmet yerine Memmet, Ibrahim yerine Irbeem, Rabia yerine Irebiye ve Zeliha yerine Zala gibi. Iste, Sarikamis Agidi\'nin kaynak kisisi Sindel Koyunden Gara Zala\'dir. Istanbul Turkcesi ile Kara Zeliha. Sanirim Gara Zala yerine Garaz Hala bir hata ile Musa Eroglu\'nun kasetinde goisterilmis ve oyle devam seafoodplus.info bilgiyi paylasmak istedim. Allah Gara Zala\'ya ve Sarikamis ve diger butun savaslarda sehit olanlara rahmet eylesin. Ayrica, bu agit daha uzun bir agittir. Kalan kismi Seker Ahmet\'in (Ahmet seafoodplus.infor) Oykuleriyel Agitlar kitabinda bulunabilri. Vesselam Aslan AVSARBEY Mersin Not: Yaziya cevap olarak gondermeyi denedim ama olmadi. Onun icin size gonderdim . Hoscakalin "

SARIKAMIS AGIDI VE PINARBASILI GARAZ HALA (SEYİT BURHANETTİN AKBAŞ)
yili sonlarinda Sarikamis’ta yasadiklarimiza hangi Türk’ün yüregi dayanir ki Rus ordusuna agir bir yenilgi yasatan ordumuz, Enver Pasa komutasinda Rus ordusunu imha için giderken agir kis sartlarina yenik düsmüstü. Enver Pasa komutasindaki ordu kisiydi ve bu kisi Sarikamis taarruzunu gerçeklestirmek üzere yola çikti. Enver Pasanin umumi karargahini önce X. Kolordu ile daha sonra XI. Kolordu ile beraber, disarida hava sicakliginin derece oldugu halde çadirsiz bir sekilde 5 gün geçirdiler. Olusan karin yüksekligi yaklasik metreyi buluyordu Sarikamis Harekati diye geçen taarruz 21 Aralikta basladi ve 25 gün sürdü. Asiri soguktan dolayi tam sehit verdik.
Enver Pasa’nin Sarikamis Harekatini tarih kitaplari bir trajedi olarak nitelendirir. Gerçekten de doksan bin insanimizin bosu bosuna ölüp gittigi bu harekat bir trajedidir. Allahüekber daglarinda donarak ölen askerlerimizin iskeletlerinin uzaktan çali çirpi gibi göründügünü o dönemde yasamis olan insanlar da tanik olmuslardir. "Buradan o daglara baktigimizda, üzerine kar düsmüs çaliliklar görürdük. O çaliliklarin kurda kusa yem olmus askerlerimizin kemikleri oldugunu oraya gidince anladik. " Vaktiyle Sarikamisli bir ihtiyarin söyledigi bu sözler, tarihimizde Sarikamis Harekati olarak bilinen facianin boyutlarini özlü bir biçimde yansitiyor.
Bu milletin hüznüne akil erdiremeyenler, Türk tarihinin bu aci sayfalarini yeterince bilmeyenlerdir. Her Türk’ün acisina dayanamayacagi birçok hadisenin en aci olanlarindan biridir Sarikamis.
Yurdun dört bir yanindan toplanan "ayagi çarikli", yari aç, yari çiplak, daha biyigi bitmemis delikanlilarin ellerine silah verilir. Daha hizli gitsinler diye kaputlari, yiyecekleri ellerinden alinan binlerce asker, kara kista Dogu Cephesi'ne gönderilir. Açlik, bit, salgin hastaliklar sogukla birlesince daha düsmanla karsilasmadan 90 bin asker Sarikamis daglarinda can verir. Kimi soguktan donar, kimi açliktan, hastaliktan ölür. Kayseri'den Çanakkale'ye, Amasya'dan Çorum'a umudunu kesen analarin gelinlerin agzindan onlarca Sarikamis agidi yakilir:
Oltu'dan girdik de Sarikamis'a
Akil ermez orda yatan ülese
Askeri kirdiran Enver Pasa
Kitlendi kapilar, mekan agladi
Tam doksan bin insanimizin ölümüyle sonuçlanan Birinci Dünya Savasi’nda yasanmis Sarikamis olayini Falih Rifki’nin su sözleri çok iyi özetliyor: " Bugün, o hatalarin yiktigi memleketin harap ve türap enkazi üstünde, bize biraz hürriyet kazandirmak ve yalniz Anadolu ile Istanbul’u ve Edirne’yi kurtarmak için çarpisan Mustafa Kemal Pasa, Dogu Anadolu harap olmamis olsaydi ve eger yalniz kumandan hatasi yüzünden ölüp giden Türkler sag olsaydilar, bugün Yunanlilari denize dökmüs olacakti. Simdi Mustafa Kemal Pasa, Hafiz Hakki’nin muhterem mezari ile arkadasi Enver Pasa’nin ara sira Dogu Anadolu harabeleri arkasindan beliren hayaletine karsi yumruklarimi sikip sorsa ve dese ki: "Dostlar siz ne yaptiniz? Türklerin yasamak ve ölmek için vatana lazim olduklari gün bugündü. Dogu Anadolu’yu aradik taradik, o enkaz arasinda bir insan ve bir iskelet çikiyor. Bu kemik olan kahramanlar, bugün hürriyet ve namus için dövüseceklerdi. Su hürriyet ve namus mücadelesinde birisinin bile ölmesine güç razi oldugumuz o ordularca Türk’e nasil kiydiniz?”
*****
Ben Sarikamis Trajedisinin vahametini tarih kitaplarindan okumadan önce Musa Eroglu’nun yürekleri yakan "Sarikamis Agidi”nda anladim. Kayseri’nin Pinarbasi Ilçesinin Sindel Köyünden Garaz Hala, "Sarikamis Agidi”nin kaynak kisisidir. Onun büyüklerinden ögrendigi bu agidi, Imami ortaya getirdi ve bütün Türkiye, Musa Eroglu’nun sazindan ve sözünden bu agidi dinleyip göz yasi döktü. Agidin sözleri söyle:
Sarikamis Altin Bulak
Soganli'yi biz ne bilek
Bizim usak göycek gezer
Agca zibin, kara yelek

Yüzbasilar binbasilar
Tabur tabur karsilar
Bir kar yagar ince ince
Yatan sehitler isilar

Gözünü sevdigim Ese
Tekerin dayandi tasa
Seferberligi durdur
Elin öpem Enver Pasa
Agit, Sarikamis hadisesinin bizim yöremiz için de ne kadar etkili oldugunu gösteren bir belge niteliginde adeta. Daha önce Kars, Erzurum, Sarikamis ve Kafkas cephesinde sehit düsen Türkmen beylerinin agitlari, Ahmet Sükrü Esen’in "Anadolu Agitlari” kitabinda yer tutuyordu. Garaz Hala’nin bu agidi da Sarikamis’ta sehit düsen nice Türk askerlerinin içerisinde Aziziyeli Avsar Beylerinin çocuklarinin oldugunu gözler önüne seriyor. Hatta Ruhi Su’nun söyledigi Sarikamis Agidi’nda bunu açikça dile getiren dörtlükler de vardi:
Ibrisimin kozalari
Battin Avsar kazalari
Sarikamis'ta kirildi
Gonca gülün tazeleri

seafoodplus.info?konu_id=&kat_id=10&konu_kisi=user