Black Lotus Casino Снятие Игрока Было Отклонено.

Нуль-город

Каждый из миров, заселенных человечеством, должен служить Богу-Императору, что восседает на Золотом Троне. Если сравнить его исполинскую державу с обычным государством, какие делили меж собой колыбель человечества в темные эпохи, то планеты выглядят ее городами, скопления звезд – провинциями, зыбкие тропы варпа – дорогами, а космическая пустота – внутренним морем. Несчетные миллиарды людей трудятся на благо Империума во мраке этих городов, странствуют по опасным дорогам, огнем и мечом расширяют пределы провинций и гибнут, зная, что каждого ушедшего заменит десяток новых. Планетарные губернаторы держат население целых миров в железном кулаке, мудрые Адептус надзирают за их работой, превыше всех же стоят Лорды Терры, непогрешимые и всевластные.
Кому придет в голову покинуть столь замечательно устроенное государство, не правда ли?
Я повидал многие уголки Галактики и общался – слово “разговаривал” подойдет не к каждому из них – с представителями иных народов и жителями чужих миров. Я знаю, что они думают об Империуме. Взять хотя бы Cкилоса, тареллианского воина, которого я уже пару лет имею честь называть другом. Миры, породившие на свет его расу, сгорели в пламени Экстерминатуса тысячи лет тому назад, и жалкие остатки некогда великого народа хранят неизбывную ненависть к тем, кого Скилос называет “рабами Сияния”. В этом слове – и свет Императора, и пустой блеск церквей, и ядерный закат цивилизаций.
Здесь, в этом темном месте, где толкутся изгнанники и беглецы с тысяч миров, есть многие, подобные моему другу. Для них Империум – это бесконечные полки Астра Милитарум, смертоносные Адептус Астартес, безжалостные инквизиторы и безликое население переполненных ульев. Словом, не самые привлекательные ребята, но превосходство в этой Галактике достигается вовсе не добротой и открытостью. Неудивительно, что большинство ксеносов растерзали бы любого имперца, который угодил бы им в руки, лапы или клешни.
Но не меня, Джерата Лекстона, хоть я и принадлежу к человеческому роду и родился в Империуме, как и большинство моих боевых товарищей. Мы – те, о ком никто не задумывается, когда речь заходит о людях. Не каждый человек в этой галактике готов встать под знамя Бога-Императора и стать еще одной из ржавых шестеренок в огромном, натужно скрипящем механизме Империума, что простерся через звездный океан. Мы – не рабы Сияния и не пешки Хаоса, которому, как говорят священники Министорума, отдают души все те, кто отвергает закон и веру Бога-Императора.
Мы – банда Лекстона, и мы живем вольной жизнью наемников.

Дверь “Ножа и пистолета” распахнулась, а через мгновение слетела с петель. Клубок мутузящих друг друга тел, в котором сплелись руки, ноги и змеиные извивы, ввалился внутрь и распался на полдюжины фигур, с трудом различимых в тусклом освещении. Заляпанные люмолиты закачались под сводчатым потолком от вихря, ворвавшегося в теплое чрево бара. Ну и зловоние! Чувствуется даже здесь, за моим любимым костяным столиком, что под дальней стеной, увешанной забальзамированными головами. Ветер сегодня явно дул со стороны реки Кхаидес, так как принес ни с чем не сравнимую смесь запахов: кислота, сточные воды и гниющие трупы. Сидевший рядом Карцер и вовсе заткнул нос грязной салфеткой – у ратлинга обоняние, что у настоящей крысы.
– Ваш’мать, идиоты! – рявкнул Ага, жабоподобный громила-гальг ростом под восемь футов, который заправлял “Ножом и пистолетом”, сколько я себя помню, и за это время успел изрядно поднатореть в ругани на низком готике. Впрочем, ею он на этот раз решил ограничиться: не дело встревать между разгоряченными драчунами. Особенно, когда это стая крутов, которая пытается расправиться со сслитом.
Змееподобная тварь, чей почти человеческий торс защищала угольно-черная эльдарская броня, стиснула в кольцах одного крута, медленно выдавливая воздух из его легких. От остальных сслит отбивался во все четыре руки – две с изогнутыми мечами, еще две с электризованным копьем. Клинки неплохие, явно сделаны мастером своего дела. Возможно, на месте крутов я бы тоже попытал удачу ради таких трофеев.
Я толкнул в бок Скилоса, успевшего задремать за кружкой добротного порт-карминского пойла. Пусть посмотрит, может, чему новому научится. Тареллианец рыгнул спросонья, разлепил полупрозрачные мембраны век и с любопытством уставился на драку.
– Чертовы сслиты, – пробормотал Карцер, нервно косясь по сторонам. Да уж, молча кивнул я. Змееподобный был хорош в своем деле – один из крутов уже валялся на полу с подрубленными ногами, а другой зажимал обильно кровоточащую рану в жилистом плече – и именно за это я, да и вся моя банда терпеть не можем его сородичей, которым вечно достаются самые жирные контракты. Справедливости ради, сслиты отличаются еще и редкой в этих краях преданностью, но это не мешает наемникам других рас считать их репутацию и богатство совершенно незаслуженными.
– Бей змеюку! – завопил кто-то из дальнего угла. Посетители бара стучали по столам кружками и кулаками, подбадривая крутов. Но я и мои товарищи не спешили присоединяться к ним: опытным глазам уже было видно, что перевес явно не на стороне стаи. Сслит скрутился в узел, раздробив полые кости полузадушенной жертвы, а затем развернулся, как пружина. Хлесткий удар хвоста сломал шею еще одному незадачливому противнику. Следующего настигло стремительное, как выпад змеиного языка, искрящееся копье, и в воздухе расплылся запах горелых перьев. Последнего крута сслит обезглавил одним взмахом меча и, не остановившись даже стряхнуть кровь, деловито пополз на середину свободного пространства перед барной стойкой.
“Нож и пистолет” погрузился в молчание. Слышно было, как поскрипывают свисающие с высокого потолка цепи, увешанные ржавым оружием. Наемники, беглые рабы, жильцы меблированных комнат Аги и прочий сброд, сгрудившийся за крепкими, пережившими не одну потасовку столами, настороженно наблюдал за победителем, чью чешуйчатую кожу отмечала лишь одна-единственная свежая царапина. Темная кровь растекалась из трупов и тянулась, как шлейф, за змеиным хвостом.
– Я пришшшел в эту дыру не дратьссся, – объявил сслит на одной из разновидностей бандитского арго, принятых в Сек Маэгре. Гремучая смесь упрощенного наречия темных эльдаров и десятка других языков уже не так резала мой слух, как в первые годы. Я навострил уши.
– У моего госссподина есть задание для таких, как вы. Сссмотрите внимательно, шшхасс, – с явным презрением добавил змей и выставил вперед правую верхнюю лапу. Из черного металлического браслета на ней вырвался пучок многоцветных лучей, который создал в пропитанном алкоголем и пылью воздухе объемное изображение. На первый взгляд ничего особенного – продолговатый кристалл с закругленными концами, вроде тех, которые комморриты любят использовать с оптическим прицелом, чтобы записывать результаты попаданий и делиться друг с другом наиболее красочными и болезненными успехами. Я разглядел вереницу тонких рун, бегущих по его серебряной оправе, и запечатлел ее одним щелчком бионической линзы.
– Этот криссталл находится где-то в Ссек Маэгре. Украден и сспрятан мессстным отребьем. На него записссана важная информация, которая нужна моему госсподину, – пояснил сслит, для наглядности ткнув в центр голограммы копьем. – Добудьте его и будете щщщедро вознаграждены. Я буду ждать того, кто первым его доссстанет. Надеюсссь, тут найдетссся подходящщий номер?
Ага только кивнул, забыв закрыть пасть. Изображение исчезло, и сслит без дальнейших слов развернулся к лестнице на второй этаж. С поистине змеиным проворством он уполз вверх, не обращая внимания ни на трупы, ни на сорванную дверь. Неудивительно – начавший перешептываться бар притих пуще прежнего, когда разглядел на спинной пластине его доспехов неброско мерцающий символ кабала Черного Сердца, истинных повелителей Комморры.
– Ну, что расселись? Пора идти, – я встал из-за стола, бросил деньги под нос Аге и вышел из бара наружу, под бурлящие красные небеса.

Сек Маэгра. Этого места не найти ни на одной карте Империума. Даже на тех, что имелись у моего хозяина, Мабринга Крау, где были отмечены варп-порталы, узлы Паутины и места собраний ксеносов. У вольных торговцев нередко встречаются штуки, за любую из которых простому человеку светит костер, попадись он в руки Ордо Ксенос. Старик Крау ходил по лезвию мономолекулярного ножа, так про него говорили. Видели бы они, куда по его глупости угодил я и чем я тут занимаюсь.
Это место размером с целую страну, если не планету, но в имперских анналах ему отводится меньше внимания, чем какому-нибудь задрипанному феодальному мирку вроде того, откуда я родом. Здесь воздух заменяют пороховые пары, а дома строятся из обломков боевых машин и переплавленного оружия – отходов бесконечной войны за влияние, богатство и территорию. Даже на голову больные бандиты Темного Города, районом которого формально является Сек Маэгра, ведут себя здесь осторожно. Конечно, в поисках добычи для пыток они могут нарваться на растяп вроде сегодняшних крутов. А могут и на сслита. Или на фра’алов. Среди наемников, ежедневно прибывающих в эти края в поисках непыльной работенки, встречаются представители чуть ли не всех рас Галактики. Здесь проще всего избавиться от заблуждения, будто на Империуме свет клином сошелся.
Я предпочитаю называть Сек Маэгру иным, чуть менее распространенным именем. Нуль-город. Место, где все, чем ты был раньше, стирается в ничто. Ты возвращаешься к точке отсчета и волен выбирать любой путь.
Мой идет вверх.
Говорят, для человека большая удача просто выжить в Темном Городе. Чего уж тут, нелегкое это дело. Особенно, когда твоего хозяина подставили “деловые партнеры” – а я говорил, торговать с комморритами дело пропащее – и ты оказался один в чужом измерении, с горящим кораблем и мертвым хозяином за плечами. Но Джерат Лекстон не тот человек, чтобы сдаваться. На “Путеводной звезде”, упокой Омниссия ее машинную душу, мы ходили в само Око Ужаса и утирали нос хаоситам ради реликвий проклятых миров. Если старик Крау чему меня и научил, так это тому, что выгоду можно найти где угодно, даже в пекле.
И вот мы здесь. Я, да Карцер, да Скилос, да еще сотня головорезов всех размеров, полов и мастей. Тареллианец лает приказы, десятники доводят их до рядовых – кто словами, кто бессловесным рыком, а кто подзатыльниками. Надо опросить скупщиков краденого и, пожалуй, тряхнуть парочку контрабандистов и ростовщиков. Может быть, кристалл с драгоценной записью сейчас едет в ближайший порт к наивному покупателю вроде моего бывшего хозяина, который возьмет да повесит его на шею своей любовнице. Может, пылится в загашнике какого-нибудь торговца кровавым лотосом, а сплавивший его наркоман уже валяется в блаженной отключке.
Вскоре все расходятся, либо по постам – за подходами к логову надо круглосуточно следить, конкуренты-то не дремлют – либо на поиски краденой штуковины. Только ратлинг сидит без дела, хихикает и пытается рассказать мне очередную байку из армейской жизни. Я не слушаю. Карцер вряд ли понимает важность происходящего. Выполнить задание Черного Сердца, отметиться в глазах высшей силы Комморры о таком я и мечтать не смел. Если мои ребята сумеют выведать, где добыть кристалл, и нам удастся урвать его раньше всех остальных, вся банда будет купаться в сокровищах. Ну, или нас тихонько перережут по углам, и концы в воду – если там что-то действительно серьезное.
Я выбрасываю мысли о печальном исходе из головы и откидываюсь в кресле, зажав в зубах палочку с курительной смесью. Жизнь наемника слишком коротка, чтобы задумываться о последствиях. Когда-нибудь меня пристрелят на узких улочках Нуль-города, и это куда лучше, чем сдохнуть от рабского труда или на дыбе в покоях какого-нибудь комморрита. Или угодить туда, куда этот самый комморрит гарантированно попадет после смерти. Не знаю, что это за место, но они его боятся, а то, что способно вызвать дрожь у темного эльдара, должно быть чертовски страшным.
Кровавое небо затягивают тучи, скрывая из виду раздутые громады черных солнц. И пусть, от этого тусклого света только глаза болят. Я подкручиваю бионическую линзу поверх правого глаза и привычно щурю левый. Багровый полумрак Комморры рассеивается перед моим зрением, усиленным чудом ксенотехнологии – ни один адепт Механикус, скованный бессмысленными запретами и ограничениями, не смог бы создать ничего подобного. Сквозь эту линзу ясно видно простирающиеся под моим балконом трущобы Нуль-города – мили и мили остроконечных крыш, пьяно покосившихся башен, торчащих во всех направлениях шпилей из мусора и оплавленного металла. Местами поднимаются клубы дыма, в темных ущельях улиц, как зарницы, блещут дульные вспышки, на ближайших улицах можно разглядеть переливающиеся в инфракрасном излучении бегущие силуэты. С соседней “площади” – вернее, пустыря, что с неделю назад образовался на месте взорванного здания – доносится пьяный гогот и женские вопли. Банда Гхариека Потрошителя отмечает успешное выполнение контракта. Говорят, заказчица – глава какого-то гладиаторского культа – пообещала им в довесок к награде не то провинившуюся ведьму, не то наложницу из своего гарема. Хорошо бы напасть, пока они увлеченно празднуют, и избавиться от потенциального соперника, но заказ на кристалл – дело поважнее. Успеется.
– Джерат.
Голос Карцера выводит меня из полудремы, навеянной наркотическим куревом. Забористая оказалась штука, надо с ней поаккуратнее. Благо, Скилос всегда рядом и настороже.
– К тебе дама, – хихикает ратлинг. Шрамы на его длинном, изрытом оспинами лице как будто извиваются, когда он смеется. – Красивая.
– Эльдарка?
Карцеру нравятся комморритки, а я никогда не понимал, что в них такого. Худющие, бледные, вены просвечивают – обнять такую, что окоченелый труп, вот только труп тебе нож в спину не всадит.
– Не. Из наших.
Пожалуй, стоит посмотреть на человеческую женщину, которая осмелилась заявиться в логово банды Лекстона. Я ловлю себя на том, что задерживаюсь перед обломком зеркала, висящим на стене у входа, чтобы оценить свой вид. Небрит, волосы торчат, ровно черные шпили Комморры, броня самая что ни на есть парадная – там стальная пластина, сям кольчуга, здесь кожаные ремни, заплат и амулетов как у геллиона. Как всегда, неотразим.
– Чего желаете, леди?
Не знаю, как Карцер оценил ее красоту: незнакомка носит плотную серую вуаль, что свисает с причудливо изогнутого гребня ее шлема и наглухо закрывает лицо, шею и плечи. Все остальное окутывает темно-зеленая мантия из бронеткани. Оружия нет, по крайней мере, такой результат дали сканеры.
– Я знаю, что вы получили заказ на кристалл с пикт-записью, – без обиняков начинает она. А вуаль-то непроста: явно вшиты устройства, искажающие голос. Как будто в Нуль-городе кому-то есть дело, кто она такая. – У меня есть встречное предложение.
– Леди, – я бросаю взгляд по сторонам. – Давайте лучше зайдем внутрь.
Главный зал, как мы называем овальное помещение на первом этаже логова, при всем желании нельзя назвать уютным. Расставленные вдоль стен комплекты трофейных доспехов – в некоторых все еще покоятся высохшие останки их владельцев – как будто подслушивают каждое слово, что отдается эхом под теряющимся в тенях потолком. Никогда не угасающий огонь в очаге корчится и меняет цвета, вылизывая черепа поверженных врагов, лежащие в гнезде из черно-кровавого камня. Но незнакомку не страшит грозный вид моей приемной. Я сразу понял, что она – действительно “из наших”, из людей, которые повидали столько, что даже аду нечем их напугать.
– Я буду с вами откровенна. Вы наверняка истосковались по искренности в этой обители лжи, – женщина села на набитый шерстью мешок и подалась вперед, раздвинув мерцающие нити вуали. – Я – агент Ордо Ксенос. Сестра-диалогус Труитесса Ардет, орден Божественного Слова.
Я отвечаю не сразу, тяну время, чтобы как следует разглядеть ее лицо. Строгое, спокойное, с глубокой складкой, залегшей меж темных бровей над серыми глазами. Давненько не видел женщин Империума.
– Думаю, вы знаете, кто я такой, госпожа Ардет. У вас наверняка на меня целое досье.
– Джерат Лекстон, телохранитель вольного торговца Мабринга Крау с корабля "Путеводная звезда", который последний раз видели направляющимся к кладбищу кораблей в системе Тириссия, предположительно для заключения сделки с ксеносами, – сухо проговорила сестра-диалогус. – Впрочем, нас интересует не столько ваше прошлое, сколько достигнутое вами в настоящем, господин Лекстон. Немногим людям удавалось добраться до таких высот в обществе ксеносов, тем более в столь рискованном ремесле.
– Если бы имперцы чуть лучше умели приспосабливаться, таких, как я, было бы больше, – хмыкнул я. Скилос, умница, без слов понял, что нужно делать, и явился с двумя бутылками местного эля в когтистых лапищах. Интересно, успел ли он услышать, что эта дама – одна из ненавистных рабов Сияния? – Нас и так довольно много. Слыхали про одного типа, вроде Арчертон звать, который устроился домашним мон-кеем у архонта Амарейи? Мне вот такого в жизнь не видать.
Труитесса Ардет не кивнула, но в серых глазах мелькнуло узнавание. Неудивительно, тот тип тоже был из Инквизиции. Но, в отличие от него, сестра-диалогус явно попала сюда по своей воле, а не угодила в плен и рабство к комморритам. Слишком уж гордо она держалась, только буквы “I” на груди не хватало. От эля женщина вежливо, но решительно отказалась, а я откупорил свою бутылку и хлебнул, пока она медлила с ответом.
– А вы-то здесь почему? – мне надоело ждать, и я решил ускорить разговор. Тареллианец убрался за пределы слышимости, и я добавил: – Тут имперцев не жалуют, знаете ли.
– Даже в самой темной бездне нужно бороться, чтобы сохранить свет, – не иначе как процитировала Труитесса. – Здесь я занимаюсь тем же, чем занималась бы в любой другой части Галактики. Работаю на благо Империума. Собираю информацию о его врагах. И передаю ее тем, кто принесет им кару Бога-Императора.
– И это мое ремесло вы назвали рискованным? – я усмехнулся. Эль начал слегка кружить голову. – Знаете, что с вами сделает любой архонт, который узнает, из-за кого у него рейд сорвался?
– Это уже мои проблемы, господин Лекстон.
Сестра-диалогус знала, в этом сомневаться не приходилось. Большинство людей, которых я знал, имели при себе капсулы с быстродействующим ядом на случай, если на горизонте замаячит плен у темных эльдаров. Вряд ли Труитесса была исключением.
– Я могу справиться с опасностями Нуль-города, но в этом деле мне понадобится помощь. Я надеюсь, вы не забыли, что вас взрастил Империум, – окаменелые черты ее лица немного смягчились. – И что верность Богу-Императору, впитанная с молоком матери, все еще живет в вашем сердце.
– Ха! Странное же место вы выбрали для проповедей. Я думал, у вас есть выгодное предложение. Если такого нет – можете убираться, откуда пришли.
– У меня есть то, чего вам не предложат ни слуги Асдрубаэля Векта, ни кто-либо другой в Комморре, – Труитесса произнесла и имя, и название без малейшего акцента, словно родилась и выросла в сердце Темного Города. – Билет домой.
Признаться, в моей груди что-то екнуло.
– Конечно, к нему прилагаются деньги и индульгенции, – она небрежно повела рукой, будто говоря о чем-то само собой разумеющемся. – Просто отдайте кристалл не врагам рода человеческого, а мне, когда его обнаружите.
– Простите, сестра, но что-то заставляет меня подозревать, что эта пикт-запись, отдай я ее вам, обойдется мне куда дороже, – несмотря на отговорки, в уме я уже прикидывал перспективы и выгоду. За прошедшие годы эта привычка стала неотвязным рефлексом. – В любом случае, мы делим шкуру неубитого изверга, потому что записи у меня еще нет
– Это дело поправимое, – едва заметно улыбнулась сестра-диалогус. – Прямо сейчас она находится в руках Ао’хе Й’хао – вы знаете его, по лицу видно – и его выводка. Если вы поспешите, то успеете их догнать, прежде чем они доберутся до сслита-заказчика.
– Вот как, значит?
Я постарался не подать виду, что удивлен. Причем больше поразило меня не то, что Труитесса Ардет уже знала, кто добрался до кристалла, а то, что этим счастливчиком оказался старина Ао’хе. Этот ксенос, чья порода именовалась “сза”, никогда не отличался хваткостью и быстротой ума. Глаза сестры-диалогус наполнились удовлетворением, увидев, как я провел пальцами по наручному когитатору, чтобы передать новые данные своим подчиненным.
– Вы убедитесь в том, что я не солгала. И я надеюсь вскоре своими глазами увидеть эту запись, – тон сестры не оставлял сомнения в ее правоте. Типичная имперская самоуверенность. – На ней – важная информация об одном из злейших врагов, с которыми нам приходилось иметь дело. Отдав ее в нужные руки, вы не только обогатитесь, но и совершите благое дело, господин Лекстон.
– Откуда вам знать, что кабал Черного Сердца не предложит мне больше?
– Это мне неведомо. Но я прошу вас еще раз, не ради себя, но ради блага человечества: позовите меня, когда добудете запись. Я дам вам связной талисман. Нажмите на камень, и я приду.
– Одно дело – идти на риск, а другое – перейти дорогу Черному… – я не успел закончить, когда сестра-диалогус вложила мне в руку что-то, блеснувшее золотом в свете очага, и встала, чтобы уйти.
– Я верю в вас, – сказала она на прощание. – Риск – это то же самопожертвование, а на жертвах зиждется Империум.
Когда скрытая вуалью фигура скрылась в дверях, я посмотрел на ладонь. Фигурка двухголового орла, что же еще. В центре аквилы выступал молочно-белый драгоценный камень – кнопка, которую легко вдавить большим пальцем.
Я все еще созерцал талисман Труитессы Ардет, когда в зал вбежал Карцер. Маленький человечек запыхался, но его жидкие усишки возбужденно топорщились.
– Джерат! Джерат! – завопил он с порога. – Мы нашли след чертовых сза!

Погоня. Ветер бьет в лицо и треплет волосы. Мои бойцы воют от возбуждения, не сводя жадных глаз с мчащегося впереди корабля. Они потрясают оружием – от имперских лазганов до фрактальных ножей с неведомых миров. Они хотят крови.
В эти мгновения я понимаю, что не так-то сильно мы, люди, отличаемся от остроухих хозяев Комморры. Та же страсть к охоте, то же наслаждение страхом преследуемого врага, та же жажда убийства. Людей и темных эльдаров объединяет немногое, но у нас общая суть. Мы – высшие хищники Галактики, и мы безжалостны к тем, кто слабее нас.
Ао’хе Й’хао и десяток его братьев и детенышей, порождения вымирающей расы, явно к таковым относятся. Однажды его сородичи имели глупость навлечь на себя гнев имперского Караула Смерти. Теперь жалкие остатки сза вынуждены скрываться в самых гнилых углах Галактики. В том числе и в подбрюшье Комморры, чьи надменные владыки ценят их только за высокоразвитые болевые рецепторы.
А теперь они оказались на пути Джерата Лекстона. И это третья ошибка, которую Вселенная не прощает.
Эти недоумки, которым посчастливилось первыми найти заветный кристалл, кем они себя возомнили? Думают, что уйдут от нас на своем ржавом корыте с древними, как сам Вект, антигравами? На их стороне лишь слепая удача, на нашем – опыт, численность и мощные движки.
– Загоняй, ребята! – ору я в вокс. Слева от моего воздушного катера вырываются два “Яда”, раскрашенные пестрыми узорами и личными девизами пилотов. Они не слишком отличаются от тех, какие используют в остальной Комморре, разве что рулевые – не вольные эльдары, а жалкие серворабы, намертво прикованные к штурвалам пучками нейральных проводов. Моя банда состоит по большей части из людей – выживших членов экипажа “Путеводной звезды”. Человеческая нервная система не приспособлена управлять эльдарскими машинами, так что приходится выкручиваться.
По днищу катера, несущегося над косыми крышами Нуль-города, барабанят пули. Члены банды, над чьей территорией разворачивается охота, не то пытаются сбить нас, не то просто выражают свое недовольство. Черт с ними, наша птичка и зенитки выдерживала, не то что пару-тройку ручных стабберов. А вот маневренность – не ее конек, особенно в сравнении с “Ядами”, которые синхронно закладывают вираж над кораблем-жертвой и поливают его очередями из спаренных пушек.
Сза, которые пытаются отстреливаться с палубы, облачены в громоздкие скафандры, скрывающие нечеловеческие тела. Но осколочные пушки рвут их в клочья. Боль от этих кристаллических снарядов просто невероятная – достаточно лишь одному из них пробить кожу, чтобы раствориться в крови, обратиться в едкую отраву и атаковать нервную систему. А нервишки у сза известны своей уязвимостью.
Расчет оправдался. Попав под шквальный огонь “Ядов”, экипаж преследуемого судна совершает ошибку и инстинктивно бросает свою машину в сторону, лишь бы подальше от жгучих осколков. Тут в дело вступаю я, изо всех сил налегая на штурвал. С натужным ревом катер ломится вперед и тяжко врезается носовым тараном им в корму. Маневр уклонения превращается в неконтролируемый занос, корабль кренится и, пытаясь избежать столкновения со зданиями, отчаянным рывком уходит вправо, в ущелье между двумя полуобрушенными башнями.
Этот маршрут отступления я заметил раньше, чем они. Там беглецов-сза уже поджидает наш четвертый транспорт, и через мгновение им придется затормозить и взглянуть в лицо Скилосу и всем пушкам, которые он установил на свою безымянную посудину. Мне остается только тихонько подплыть сзади и захлопнуть ловушку. На вертикальный взлет это утлое судно явно неспособно.
– Не приближайтесь! – ревет искаженный голосовым синтезатором голос. Я вижу, что одна из фигур в мешковатых скафандрах, не иначе сам Ао’хе, взобралась на нос и держит в одной руке что-то маленькое и блестящее, а в другой – бласт-пистолет. – Иначе я уничтожу кристалл!
– Карцер, твой выход, – не успеваю я закончить, как ратлинг уже рядом, целится из длинноствольной винтовки. Он скалит зубы от возбуждения и едва не приплясывает на месте, прежде чем замереть, как статуя, и через пару долгих секунд вдавить руну спуска.
Фигура в скафандре валится на палубу. В то же мгновение на корабль-жертву прыгают вопящие люди и нелюди с “Ядов”, бесшумно зависших над нами. Один из десятников, Анур, выхватывает кристалл из руки мертвеца и, полыхнув соплами реактивного ранца, в два прыжка оказывается на моем катере. Он из гальгов, как и старина Ага из “Ножа и пистолета”, но его жабьи черты выражают совершенно человеческое подобострастие, когда он опускается на одно колено и протягивает мне добычу. Впору почувствовать себя принцем эльдарских корсаров, а не вожаком банды головорезов. Впрочем, какая, по большому счету, разница?
Успех греет душу, кристалл приятно холодит ладонь. Я решаю, что этих простых радостей с меня достаточно, и не принимаю участие в дальнейших развлечениях. Пусть ребята грабят, режут и потрошат пленников, сколько им заблагорассудится – они хорошо потрудились и заслуживают отдыха и трофеев. Они не слишком увлекающиеся натуры, в отличие от тех же комморритов, поэтому успевают покончить со всеми до того, как на запах крови начинают слетаться местные стервятники. То и дело озираясь на черные точки в красном небе, мы грузимся на транспорты и спешим вернуться в логово. Мертвый корабль, заваленный изуродованными трупами сза, остается висеть меж двух башен, как зримое напоминание о том, что здесь побывала банда Лекстона.

Перед тем, как упрятать добычу в надежное место, я пытаюсь понять, что же в этом кристалле такого ценного. Эльдары – мастера прятать вещи, этого у них не отнимешь. На один такой кусочек стеклянистого вещества они могут записать десяток воспоминаний, а на крупный драгоценный камень – саму свою душу. Не знаю, как это работает, но ведь и моя оптическая линза сработана одним из таких мастеров. Что, если попробовать приставить кристалл к ней и подогнать настройки?
Карцер лыбится, глядя на меня. Выгляжу, наверное, как ребенок с калейдоскопом. Скилос неодобрительно бурчит на своем рептильном наречии. Видимо, по тареллианским представлениям не следует заглядывать внутрь вещей, которые полагается отдать заказчику. Мало ли что там может быть – угрозы, неосторожные слова, доказательство преступления. Впрочем, если кабал Черного Сердца не хочет, чтобы пикт-запись кто-то увидел, вряд ли ее поручили бы заботам таких, как мы, верно?
Еще один поворот и тихий щелчок линзы, и…
Впервые за несколько лет мне захотелось помянуть Бога-Императора. Я поспешно отвел кристалл от глаза и уставился на него, как будто то, что я увидел, могло внезапно вырваться из его гладкой поверхности.
– Что там, что? – Карцер вытаращился на меня, не иначе, копируя выражение моего собственного лица.
– Какой-то эльдар… гемункул, вроде…
Я не успел разглядеть, что именно делала бледная как мел тварь – и несколько с трудом различимых помощников – с висящими перед ней телами, и был этому рад. Из всех обитателей Комморры гемункулы вызывали у меня наибольшее отвращение – да и, чего греха таить, страх. С воинами кабалов и культов можно договориться. С безумными, бесконечно древними извергами, помешанными на пытках и оживлении трупов – нельзя.
И уж тем более с таким, который может себе позволить вздернуть на крюках трех эльдаров, на чьих искаженных от боли лицах четко виднеются татуировки с символом Черного Сердца.
– занимается тем, чем, насколько я разумею, они обычно занимаются, – как можно более непринужденно я пожал плечами и сунул кристалл в тайник. – Только и всего. Не знаю, что в нем такого важного. Это не наше дело.
Дверца сейфа захлопнулась. Я ввел код: семь-восемь-шесть-девять. Разумеется, просто цифровым замком тут не обойтись – для комморрских воров это сущие пустяки. Встроенные сканеры еще раз проверили мои биохимические и генетические характеристики и с удовлетворенным писком запустили процесс маскировки. Через несколько секунд тайник бесследно растворился в гладкой стене из оплавленного камня. Если этому сслиту так нужен кристалл, то пусть сначала заплатит. Может, даже поторговаться получится. Слишком уж многие считают, что можно неплохо сэкономить, если добыть желаемое руками наемников, а потом просто перебить их и забрать приз с еще не остывших трупов.
Проклятье, тут как бы не влипнуть в кучу дерьма размером с Гору Скорби. Я думаю по-прежнему, будто выполняю обычное задание. Если это – реальное доказательство того, что какой-то ковен пошел против кабала Черного Сердца, меня может пришить что та, что другая сторона. Просто потому, что оказался в это замешан. Впрочем, нашему брату из всякого приходилось выкручиваться
Резкий рык Скилоса вырвал меня из беспокойных раздумий. Тареллианец с трудом говорил на низком готике и предпочитал собственное гортанное наречие, которое, впрочем, прекрасно передавало если не смысл, то чувства. Сейчас я слышал в голосе старого товарища острую тревогу. Скилос обернулся туда, где осталось наше логово, и рычал, не переставая – как пес, почуявший волков.
Мы с Карцером переглянулись, я бросил взгляд на наручный когитатор. Никаких сигналов. Даже тихих переговоров часовых, которые постоянно шли фоном.
Кто-то включил глушилку.
– Быстро, назад, – приказал я. Привычно скользя из тени в тень, мы двинулись обратно к логову.

Грохот сражения слышен издалека. Мы переходим на бег. Карцер сдергивает винтовку с плеча, Скилос выхватывает мечи, я взвожу пистолеты.
Укрепленное здание, которое я привык называть домом, трясется от залпов. Над крышей крутятся байки, выкрашенные в фиолетово-зеленый, и поливают яркими лучами наши “Яды”. Один уже дымится и неподвижно завис в воздухе, другой, окруженный мерцающим полем, все еще петляет и отстреливается. Провалиться мне на месте, если к нам пожаловали не ублюдки Гхариека Потрошителя! Надо было пустить им кровь, пока имелась возможность. Кто ж знал, что они на самом деле не пьянствуют, а готовят атаку?
А подготовились эти засранцы что надо. Ворота ангара, где заперты большие и хорошо вооруженные машины, алеют свечением раскаленного металла. Тепловые лэнсы байкеров с хирургической точностью заварили створки, прежде чем обрушиться на подоспевшие “Яды”. Еще парочка разбойников кружит вокруг здания и работает по окнам: расстреливает бластерами и забрасывает внутрь гранаты. Один байк вместе с наездником уже торчит на кольях, опоясывающих цоколь, но этого мало, слишком мало.
– Проклятье, где зенитки?! – ору я, как будто меня могут услышать через вокс. Бесполезно, все каналы забиты густым и вязким безмолвием. Кажется, сам Нуль-город вокруг притих с затаенным злорадством.
Торопливо отдав приказы своим спутникам, я выбегаю на открытую, хорошо простреливаемую местность перед логовом, и палю в воздух. Выглядит как идиотская затея, но я надеюсь отвлечь внимание разбойников, чтобы ребята в здании могли оправиться от беспрестанного огня и пострелять в ответ. Главное, чтоб они успели это сделать до того, как меня разнесут на атомы.
– Вы явились за Джератом Лекстоном? Так придите и возьмите меня, сукины дети!
Ага, значит, я все-таки нужен им живым. На оскорбительные вопли разворачиваются аж три байка и летят прямо на меня. Жерла лэнс-излучателей уже не блещут ярким пламенем, вместо этого наездники раскручивают в руках цепи с крюками, а один готовится швырнуть гранату. Этого-то я и выбираю первой жертвой.
– Левый!
Из темного угла меж зданиями мне отвечает визгливый смех Карцера. Попасть в движущуюся цель на такой скорости непросто, но разбойники не видят ратлинга и вряд ли знают, насколько он опасен. Потому и не петляют, а несутся напрямки. Карцер успевает прицелиться и выстрелить дважды, прежде чем левый байкер подлетает на расстояние броска. Первая разрывная пуля уходит в молоко, но вторая вонзается в торс пилота. Гхариек Потрошитель держит у себя исключительно эльдаров, а эльдары – хрупкие создания. Вот орк с такой раной еще бы повоевал. Но для этого байкера все кончено, и он нелепо заваливается набок, так и не выпав из седла. Через несколько секунд байк зарывается носом в землю.
Оставшиеся двое, нимало не смутившись, орут от восторга, рассекая воздух на изящных сверкающих гравициклах, как вчера с мануфактур Нижней Комморры. Но банда Гхариека – не единственные, кто недавно обзавелся новыми игрушками. От старины Ао’хе Й’хао я унаследовал отличный бласт-пистолет. Пора проверить, быстрее ли я с этим стволом, чем покойный сза.
Разбойники пытаются взять меня в клещи, но прежде чем им удается завершить маневр, я всаживаю в нос ближайшему байку полную дозу темной энергии. С одного выстрела машина не поддается – все-таки техника эльдаров покрепче их тел – но ее ведет в сторону, и мне удается увернуться от цепей, просвистевших над головой. Через мгновение одна из них все же захлестывает мне ноги, и мое лицо встречается с битым кирпичом, устилающим пустырь, а потом меня с улюлюканьем волокут прочь. Плевать. Мне удалось подманить самоуверенных ублюдков в нужное место, и сейчас они сполна отведают мести.
Где-то наверху раздается грохот. Наплечная пушка Скилоса разносит ветхую стену, тареллианец выпрыгивает наружу и приземляется всей своей массой на подстреленный байк, только начавший разворот. Я переворачиваюсь и поливаю из обоих пистолетов разбойника, который тащит меня на цепи. Бластер сносит торчащее лезвие-стабилизатор, закрывающее фигуру в седле, игольнику удается пробить легкий комбинезон, и через пару мгновений пилота скручивает в судорогах от парализующего яда. Еще один выстрел, чтобы разорвать цепь, и несколько секунд, чтобы отбежать подальше, прежде чем байк терпит крушение и взрывается.
Третий разбойник уже порублен так, что хоть рагу вари. Против парных мечей Скилоса у него шансов не было. Но где же остальная банда Потрошителя?
Подлетает потрепанный “Яд”, чтобы забрать нас в логово. Анур, единственный оставшийся на борту, не считая сервопилота, пучит огромные глаза и возбужденно жестикулирует, пока мы мчимся через пустырь. На крыше дома догорают останки последних байков и бродят парни с тяжелыми стволами. Увидев меня, они разражаются приветственными криками. Я молчу: теперь ясно, почему не стреляли зенитки. Их кто-то вывел из строя, поработав мельтаганом. Среди нас предатели!
Только я успеваю соскочить с палубы “Яда” на крышу, как вокруг поднимается гул, как из осиного гнезда. Чертов Гхариек так просто не отступится. После того, как байки и диверсанты лишили нас тяжелого вооружения и проредили наши ряды, в бой идет основная сила. Из переулков, туннелей, чуть ли не каждой щели высыпают вопящие наемники-комморриты и бегут через пустырь, стреляя на ходу. Несколько ребят, которые пытались вскрыть заваренные ворота ангара, становятся их первыми жертвами. Секунду я тупо смотрю, как они корчатся на фоне еще не остывшего металла, прошиваемые очередями, а потом прихожу в себя.
– Анур, “Яд” совсем плох?
– Энергокристаллы разбиты. Далеко не улетит.
– Разверни и поставь на краю. Поработает турелью. Карцер… – я оборачиваюсь к ратлингу, который уже занял позицию у парапета крыши и методично обстреливает надвигающихся врагов. – Вы трое, делайте, как он. Скилос и все остальные, за мной. Будем держать оборону внутри… черт, осторожно!
Осколки визжат уже совсем рядом, рикошетят от стен. Пригибаясь, мы бежим к люку. Я пытаюсь припомнить, когда логово в последний раз осаждали, и чувствую, как внутри слегка холодеет при мысли, что с таким количеством врагов мы имеем дело впервые.
Гхариека Потрошителя не назвать харизматичным лидером. Он чистокровный друкхари, говорят, что аж из Верхней Комморры. Как бы то ни было, он давно уже не смеет показать нос в приличную часть города, где его считают изгоем. А еще подсел на кровавый лотос и стал, как утверждают в эльдарских кругах, хуже мон-кея. Вот уж не думал, что эта мразь снова наберется сил. А надо было предвидеть. Тот заказ для культа ведьм, он ведь был лишь последним в череде успехов, которые я один за другим списывал на волю случая. Видимо, другие обитатели Нуль-города считали иначе и с каждой победой все больше сбивались к удачливому командиру. Теперь их столько, что весь пустырь вокруг почернел от бойцов Гхариека, каждый из которых жаждет дорваться до моей глотки. А кое-кто из них сидит прямо здесь, в нашем логове. В моем логове!
Мы отстреливаемся из разбитых окон, из бойниц, из дыр в стенах, пробитых тепловыми лэнсами. Скилос снова врубает лучемет, установленный на левом наплечнике, и к какофонии битвы присоединяются мокрые хлопки плоти, раздираемой высокими энергиями. Осколочные пушки “Яда” хлещут сплошными потоками, хотя друкхари настолько шустры, что уворачиваются от отравленных кристаллов, как от струй водяного пистолета. Не всем это удается, но остальные не обращают внимания на падающих рядом соратников. Наверное, Гхариек заключил контракт с гемункулами, чтобы они воскресили его бойцов своими темными премудростями. А может, наврал, что заключил, и на самом деле после смерти они покатятся ко всем чертям. Вместе с нами.
Боец рядом со мной получает полное лицо осколков и валится назад. Я остаюсь у своего окна один, и, похоже, предатели воспринимают это как сигнал. Сразу двое членов банды, до этого усердно подававшие патроны, выхватывают пистолеты и целятся мне в спину.
Как понять, что оптическая бионика сделана в Комморре? Она очень, очень сильно расширяет боковое зрение.
Заметив движение сзади, я бросаюсь в сторону, одновременно разворачиваясь к предателям. Выстрелы уходят в окно – надеюсь, их траектория закончится в кишках у Гхариека – а я врезаюсь плечом в стену, но это не мешает мне попасть в обоих мерзавцев. Один сразу падает замертво со сквозной дырой в груди, другой получает толстую иглу в плечо. Яд действует быстро: пистолет выскальзывает из онемевших пальцев, а там и сам бандит падает на колени, когда паралич подкашивает ноги. Пока он еще чувствует боль, я как следует пинаю его в ребра.
– Твою мать, Варрус, ты ж человек! – я с трудом перекрикиваю грохот выстрелов и вой надвигающихся врагов. – Что тебе пообещала эта остроухая мразь?
– То же, что и ты, – хрипит Варрус сквозь клочья пены, выступившей на синеющих губах. – Только больше.
Видимо, этого было достаточно, чтобы переманить на сторону Гхариека еще с десяток наших – и людей, и нелюдей. Атакующая волна налетает на логово, и тут предатели дают знать о себе по-настоящему. Нам стреляют в спины. Всюду свистят пули, всюду сверкают клинки и оскаленные зубы, кровь щедро заливает лица, стены, трупы.
Враг внутри, а у меня уже иссякли боеприпасы к игольнику. Нет времени перезаряжаться. Я сую его за пояс, перекидываю трофейный бласт-пистолет в левую руку, а правой выхватываю цепной меч – и вовремя, потому что друкхари врываются в двери, как целая туча живых отравленных стрел.
Наплечная пушка Скилоса издает резкий визг, и вырвавшийся из нее синий луч разносит на части одного из бандитов. В руках тареллианца крутятся клинки, окутанные серебряными искрами. Он из расы воинов, которую не взять ничем, кроме ядерного пламени. Но враги пришли с оружием, которого достаточно, чтобы устроить моей банде собственный Экстерминатус.
На выстрел лучемета отвечает эльдарская фузионная пушка. Волна раскаленного воздуха обжигает меня, как удар кнутом по лицу. Бионическая линза едва успевает подстроиться под яркую солнечную вспышку. Когда я снова открываю глаза, левый ничего не видит, а правому удается различить лишь черное пятно там, где секунду назад сражался Скилос.
Гладиаторский культ расплатился с бандой Гхариека по-царски. Но мало раздобыть пушки, надо еще и уметь с ними обращаться. Юнец-комморрит, который убил тареллианца, так и не успеет выучить этот урок. Пока он возится с непривычной фузионкой, пытаясь перезарядиться, я налетаю на него с воплем ярости и одним ударом перерубаю ему к чертовой матери обе руки. Недоносок воет, словно уже горит в преисподней, а я подхватываю пушку и поливаю его собратьев раскаленными лучами.
Но теперь некому прикрыть меня сзади. Я привык к постоянному присутствию Скилоса, как к собственной тени. И слишком поздно замечаю, как в разбитое окно за моей спиной врывается скрюченная пополам фигура на скайборде. Очереди встроенных осколкометов сметают и врагов, и друзей по бокам от меня, а затем летающая доска врезается мне под колени. Я падаю, выронив пушку и меч. Наездник спрыгивает со скайборда прямо на меня и хватает за горло.
Мы катимся по каменному полу грязным окровавленным клубком. Влетаем в очаг и расшвыриваем горящие черепа. Одежда загорается, но тут же гаснет. Слишком много крови разлито по полу, по которому меня возит, как тряпку, мой злейший враг.
– Кристалл, мон-кейская дрянь! – рычит он. – Отдай кристалл, и я тебя просто прирежу!
И правда, Гхариек Потрошитель сильно сдал за последнее время. Его искаженная злобой физиономия потеряла всякое сходство с точеными чертами обычных комморритов. Левую скулу оцарапал осколок, и кожа отвратительно вздулась от яда, превратив бешеные желтые глаза в горящие щелки. Если бы не торчащие уши, утыканные шипами и кольцами, его можно было бы принять за забулдыгу из имперского города-улья.
– Зачем он тебе? – удается выдавить мне. – С такой рожей тебя ни в один кабал не пустят.
Гхариек выбивает из моей руки бласт-пистолет, который тут же подбирает один из его подручных. Удар настолько свирепый, что едва не срывает с запястья мини-когитатор – не иначе, друкхари накачался ведьминской наркотой. Я пытаюсь ткнуть его в бок ножом, припрятанным в рукаве, но броня под драной одеждой выдерживает. А потом мне на руку наступает чей-то сапог и безошибочно находит каблуком самое болезненное место.
Я замираю, пытаясь оценить дерьмовость ситуации, в которой оказался. Вокруг остались только скалящиеся комморриты – одни окружили нас с Гхариеком, другие рыщут в поисках добычи и трофеев. Похоже, почти все наши перебиты, только на верхних этажах еще слышны выстрелы, крики и проклятия.
– Отвечай, где кристалл! – шипит Потрошитель, жарко дыша мне в лицо, и заносит длинный зазубренный кинжал. Вот он, конец. Мерзкая опухшая рожа, рассеченная крестами шрамов, станет последним, что я увижу в своей жизни.
Но уйду я на своих условиях. Плюнув в морду врагу, я со всей силы бью по каменному полу свободной рукой. Экран когитатора разлетается вдребезги. Когда-то я привязал его электронику к датчикам своего сердцебиения, а заодно – к детонаторам взрывчатки, заложенной под фундамент логова. Тому, кто меня убьет, не видать собранных мной богатств.
Тому, кто сделает это в моем доме, придется заплатить еще больше.
Взрывы сотрясают здание. С потолка валятся камни, гнутые куски металла и битое стекло. Яростные вопли бандитов сменяются паническими криками, которые заглушает грохот рушащихся стен.
Я успеваю увидеть, как торжество на роже Гхариека Потрошителя сменяется животным ужасом, и проваливаюсь во тьму.

Комморриты чертовски правы, что боятся смерти. Смерть – это больно.
Что-то упало мне на голову, это ясно. Почему же тогда горит не только голова, а вообще все тело? Может, имперцы тоже правы, и тех, кто якшается с ксеносами, ждут вечные муки в варпе? В памяти всплывает строгое лицо Труитессы Ардет. Только теперь я понимаю, что видел в ее глазах скрытую скорбь. По себе или по мне?
Кажется, я все-таки жив. Чувствую, как холодна земля под спиной, как покалывает отбитую о камни руку. С третьей попытки удается разлепить веки. Не лучшая идея, учитывая, что я в итоге увидел. Поначалу кажется, что взрывы разнесли весь мир на куски, которые перемешались, как в головоломке. Потом я понимаю, что бионическая линза треснула, и теперь перед одним глазом – хаос разбитого зеркала, а перед другим – высокие черные стены, зажавшие меж собой узкую полосу кровавых небес.
Через мгновение на багровом фоне появляется белое пятно лица. Как будто та бледная тварь выбралась из проклятой пикт-записи и пришла, чтобы забрать меня к себе. С трудом сфокусировав взгляд, я вижу, что это не то темный эльдар, не то человек, до неузнаваемости изуродованный шрамами, хирургическими разрезами и хитроумными приборами, которые жужжат и шевелятся, словно покров блестящих мух на гниющем трупе. Ну точно, гемункул. С моих губ невольно срывается стон, больше похожий на тихий задыхающийся хрип.
– А ну отойди от него! – окрикивает знакомый голос. Щелкает готовая к выстрелу винтовка.
Карцер! Вот уж не думал, что буду так рад этому крысенышу. Я приподнимаю голову – шея хрустит, как песок на зубах – и вижу, что мой друг сидит на куче щебня неподалеку и держит на мушке нависшего надо мной урода. Вид у ратлинга помятый, одежда порвана и заляпана, но глаза-бусинки сердито блестят, а руки уверенно держат целый и невредимый ствол.
Бледная тварь отстраняется. Теперь видно, что она – не гемункул, а развалина. Так называют помощников этих безумных хирургов, которые всюду шляются за хозяевами и выполняют для них черную работу. У них обычно рук поменьше, а уродств побольше.
– Я просто пытаюсь помочь, – шепелявит развалина. – Видишь, мои лекарства сработали. Он пришел в себя.
Желудок крутит при одной мысли, что это создание, выползшее на свет из чернейших ям Комморры, ко мне прикасалось. Но подлатало оно меня на славу, ничего не скажешь. Я привожу себя в сидячее положение и осматриваюсь. Мы находимся в незнакомом тупике, заваленном мусором и обломками. Холодно – развалина раздел меня выше пояса, зато чуть ли не всего облепил повязками, припарками и сгустками жирной мази. Карцер настороженно следит, как я ощупываю свое тело, пытаясь понять, что с ним стряслось и насколько оно восстановилось. Радоваться моему возвращению из загробного мира он будет потом. В Нуль-городе никогда нет времени для сантиментов.
– Зачем? – собственный голос режет мне ухо. Кажется, я обезвожен. Слово кое-как продралось сквозь пересохшую глотку. Да и мозги, похоже, увяли. Для чего развалине спасать единственную живую душу, которая имеет доступ к кристаллу с пикт-записью? Ответ очевиден.
– Ты знаешь, – бледный урод сидит, покачиваясь на пятках, и сверлит меня взглядом единственного живого глаза, красного как кровь. Другой скрыт под батареей деталей и зондов, которыми словно обросла добрая половина его головы. – Эта запись… представляет профессиональный интерес для моего хозяина. И сентиментальную ценность, если можно так выразиться. Ее необходимо вернуть.
– Что я получу? – слова покидают мой рот, прежде чем я успеваю задуматься. Торговаться, лишившись банды, которая могла бы поддержать мои требования? Хорошая идея.
– Ты уже получил свою никчемную жизнь, – развалина говорит спокойно, не желая оскорбить, а просто констатируя факт. – Я пришел, чтобы заключить с тобой сделку, а вместо этого спас. Но если этого мало, для моего хозяина нет ничего невозможного. Мы можем преобразить тебя как угодно. Укрыть от злобы Черного Сердца. Дать тебе новых рабов, стократ лучше прежних, и даже отпустить восвояси. Если, конечно, ты нам поможешь.
Они не знают, где тайник. Иначе развалина давно бы убежал к нему сломя голову. Для мастеров плоти не проблема скопировать биологические показатели, чтобы вскрыть его защиту.
– Да не вопрос. Я и сам бы рад избавиться от чертовой стекляшки. Сам видишь, во что она мне обошлась…
– Хорошо, – развалина поднимается и протягивает мне руку с игольчатыми когтями – не то для пожатия, не то чтобы помочь встать. Впрочем, я справляюсь сам. – Меня зовут Феолгеар. Я приду сюда в полночь, чтобы забрать кристалл. Постарайся дожить до нее, Джерат.
Мы с Карцером провожаем его взглядами. Ратлинг – еще и дулом винтовки. Только когда сгорбленная, укрытая черным плащом фигура скрывается в устье тупика, мы позволяем себе расслабиться и обняться, как давным-давно не видевшие друг друга товарищи.

Мы прокрались к тайнику самым запутанным из возможных маршрутов, через помойки и костяные отвалы, заменяющие Нуль-городу кладбища. Не привлекли внимания ни двуногих, ни четвероногих падальщиков. И удостоверились, что за нами нет хвоста.
Карцер успел дважды рассказать, как единственный остался в живых и откопал винтовку и пару пистолетов, прежде чем на развалины явились мародеры и пришлось делать ноги. Я с трудом подавил желание пройти мимо разрушенного логова, чтобы отдать дань памяти погибшим. Жаль ребят. Пройти сквозь огонь, воду и пустоту с “Путеводной звездой”, спастись от эльдарских пиратов, выжить в сотне стычек на улицах Сек Маэгры… но любая пруха когда-нибудь заканчивается. Скилос, тот и вовсе жил здесь лет сто, а погиб от рук выскочки, который вчера из инкубатора вылез. Ну что ж, зато погиб, как подобает. Тареллианский воин должен умирать с оружием в руках, так он всегда говорил.
– Похоже, Феолгеар за нами не увязался, – шепчу я Карцеру. Он и сам наверняка пришел к тому же выводу, но мне надо поговорить, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Мы подпираем стенку, пока мимо прогоняют караван каких-то мохнатых существ, нагруженных оружием, и изображаем из себя обычных бродяг.
– Зачем ему? Он мог засунуть в тебя жучок, пока латал, – ухмыляется ратлинг. Увидев мое выражение лица, он и вовсе начинает гоготать: – Да шучу же! Я следил. И стволом грозил, чтоб без подлянок.
Хорошо иметь друга, пусть и единственного на свете.
В облаках пыли, стелющихся за караваном, мы проскальзываем в переулок и через несколько минут оказываемся перед оплавленной стеной. Говорят, здесь когда-то возвел башню один архонт, вздумавший отвоевать для своего кабала часть территории Нуль-города. А еще говорят, когда черные солнца встают в определенное положение, в пронизанной светом толще застывшего стекла можно разглядеть останки этого глупца.
Не знаю, как архонт, а вот мой тайник остается невидим в любое время звездного цикла. Пока стену не снесут, конечно. Карцер стоит настороже, пока я проделываю все нужные манипуляции с замками и открываю дверцу.
Внутри лежит кристалл, который принес мне столько бед. А рядом – золотая аквила с белым камнем посередине.
Я медлю секунду, другую, прежде чем сунуть обе безделушки в карман и захлопнуть тайник.
– Карцер?
– А?
– Ты как думаешь, нам что-нибудь хорошее светит?
Ратлинг задумчиво скребет щетинистый подбородок.
– Ну, запись-то у нас. И мы живы. Еще бы курева раздобыть. А так неплохо.
– Нет, я имею в виду, вообще. Потом. Когда все это закончится.
– А кто его знает, что будет потом? – Карцер пожимает плечами и закидывает винтовку на плечо. – Пошли, что ли. Там видно будет.
Я согласно киваю. Проверяю собственное оружие, хлопаю по приятно тяжелому карману. Вскоре мы скрываемся в ночи Нуль-города. Поднимается ветер, и пропахшая порохом пыль заносит наши следы.