Хочеш В Казино Предяви Паспорт

Обычные игровые заведения потихоньку уходят в прошлое, так как большинство поклонников игровых аппаратов постепенно перебираются в виртуальные просторы, где можно найти немало специализированных сайтов, на которых размещены увлекательные видео-слоты, позволяющие не только весело провести время, но и заработать немало денег. Впрочем, за последние пару лет в сети Интернет появилось огромное количество подобных веб-ресурсов, и не все они могут похвастаться хорошим интерфейсом, красивым дизайном и стабильными выплатами выигрышей, поэтому осуществить правильный выбор бывает довольно сложно, особенно если вы являетесь начинающим игроком.

Однако все не так плохо, как может показаться на первый взгляд, ведь вы всегда можно поиграть в игровые автоматы казино goalma.org Slot for Fun, которое уже довольно давно осуществляет свою успешную деятельность, а потому обладает отличной репутацией. Более того, в одном из его разделов указаны ссылки на другие отличные площадки, где можно заработать немало денег. Эти сайты имеют собственный рейтинг, основывающийся на отзывах игроков. Поэтому если вы хотите отыскать еще одну качественную площадку, то попросту выберите интернет-портал с самой высокой оценкой.

Описание гаминатора Ninja’s Path

Если же вы не знаете, в какой видео-слот сыграть в первую очередь, то мы рекомендуем вам запустить игру Ninja’s Path, разработанную командой Novomatic. Дело в том, что она имеет красивую 3D-картинку, отличный звук, простенькие правила и высокие выигрыши. Получить в нем приз сможет любой игрок, даже новичок. Правда, мы все же не советуем вам сразу же ставить реальные деньги – вначале лучше активировать демонстративный режим.

Эта слот-машина обладает массой преимуществ, к примеру, спецсимволами, которые позволяют игрокам менять рисунки на барабанах и бесплатно вращать их определенное количество раз. К тому же при выпадении нескольких наиболее редких знаков вы можете сорвать джек-пот размером в десять тысяч кредиток и стать практически миллионером. Ознакомиться со всеми выплатами можно в специальной таблице, кликнув на клавишу paytable.  

дЕОЙУ зХГЛП. вЕЪ РХФЙ-УМЕДБ

Библиотека ЖЗ представляет

Со страниц журналов "Знамя" и "Волга"

Авария

Кино в рассказах

Предисловие

Дорогие читатели! Меня часто спрашивают, как я умудряюсь сочетать профессии прозаика, драматурга и сценариста. Отвечаю: это не разные профессии, это разные специальности. Как в металлообработке — есть токари, есть фрезеровщики, а есть шлифовальщики. А есть многостаночники, я из таких.

И все же в начале у меня была и будет проза. Например, публиковавшиеся в «Знамени» роман «Синдром Феникса» и повесть «Сценарий». Фильмы по этим текстам возникли потом, для них я делал другие варианты, во многом проще и утилитарнее.

То, что предлагается вашему вниманию, тоже может стать фильмом. Все финалы рассказов, будут показаны в конце. Такая интрига для зрителей, чтобы не ушли из зала. Но с читателями я в эту игру играть не буду, даю финалы сразу. Тем не менее представьте, что смотрите кино, включите воображение — учитывая, что по многим нетворческим причинам новое отечественное кино придется какое-то время только в воображении и видеть.

Итак, приятного просмотра!

Ваш

А.С.

1. Долг

На Егора навалилось все сразу — и очередной вариант оформления сайта заказчик не принял, сам черт не поймет, что ему надо, и за квартиру сегодня платить, а денег нет, и машина вот-вот сдохнет, и пломба неделю назад вылетела, и Настя ушла, обидев на прощанье, сказав:

— Ты — ходячая неудача!

Это было несправедливо уже потому, что Егор в этот момент лежал — отсыпался после ночной работы. Он вскочил, протирая кулаками глаза, хотел что-то сказать, но дверь уже хлопнула.

Егор вышел на балкон и увидел, как отъезжает такси.

— Ну и хорошо, — сказал он с удовлетворением окончательно отчаявшегося человека.

Дескать, что ж, судьба, ладно, добивай меня.

Пошел на кухню, искал кофе. Кофе не было. Ни молотого, ни растворимого, ни в зернах. Но ведь оставалось вчера немного вот в этой банке, он помнит. Егор, хотя уже открывал банку, еще раз открыл и посмотрел. По-прежнему пусто. Должно быть, Настя злорадно допила остатки.

А чай? Есть чай?

Чай оказался только ромашковый.

Егор залил желтоватый пакетик кипятком, добавил в кружку холодной воды прямо из-под крана, чтобы не ждать, пока остынет, очень уж пересохло во рту после мутного и тревожного сна. Чревато диареей, но пусть, подумал Егор, пусть до кучи будет и диарея, и заворот кишок, и больница, и реанимация. В реанимации лежи себе без сознания, и взятки с тебя гладки — уважительный повод не работать, не платить долгов и вообще не жить.

Он отхлебнул из кружки и чуть не взвыл от боли — резко заныл испорченный зуб, не защищенный пломбой. Надо, надо ее поставить, но сначала необходимо решить первоочередную проблему: добыть денег. Он уже дважды задерживал оплату, и хозяйка пригрозила: еще хотя бы день просрочки, и до свидания!

Егор начал обзванивать друзей.

Первым был бывший однокурсник Паша, успешный сын успешного отца, человек с деньгами, но и с совестью, он не раз выручал друга.

— Привет, Паш, слушай… — сказал Егор веселым голосом.

— Нет, — ответил Паша.

— Что нет?

— Денег не дам!

— Кризис? — посочувствовал Егор, по доброте своей подкидывая подсказку — чтобы совестливая душа Паши не мучилась.

— Нет, просто не дам. Ты мне прошлый долг не вернул. А у меня правило — пока прежний долг не возвращают, еще раз не давать.

— Я разве не вернул? — удивился Егор.

Он удивился всерьез, он не притворялся, будто не помнит, он и в самом деле забыл. Когда такое количество косяков и неприятностей, поневоле собьешься со счета.

Егор сделал еще несколько безнадежных звонков, зная, что никто не даст, у многих те же проблемы. Но все же звонил — и чтобы доказать себе, что старается, пытается решить вопрос, и оттягивал время, он ведь уже понял, кому позвонит напоследок. Нет, не маме, маме он не позвонит никогда, даже если будет умирать с голоду. Никогда он не даст ей повода воскликнуть с торжествующей горечью победившей правоты: «А я тебя предупреждала!»

Он позвонит Кире, бывшей подруге, они славно прожили вместе полгода и жили бы дальше, если бы не эпизод с Настей, которого Кира ему не простила. Звонить ей и просить денег — крайняя степень унижения, но, видимо, именно оно, унижение, требовалось сейчас Егору, чтобы почувствовать себя бесповоротно раздавленным. Однако был тут и расчет вполне трезвый, даже, пожалуй, подловатый, но Егор убедил себя, что он в теперешнем положении имеет право на подловатость. Расчет такой: Кире понравится услышать Егора просящим, взывающим о помощи, она почувствует себя отомщенной. Другая бы в такой ситуации примитивно отказала, но у Киры натура переливчатая, непростая, ей может показаться аппетитным сделать Егора своим должником, вернуть хотя бы частично свою власть над ним.

И он позвонил ей.

Кира ответила деловито и нетерпеливо, как сотруднику, причем сотруднику младшему по рангу, подчиненному.

— Слушаю!

— Понимаешь, мы расстались с Настей… — взялся было объяснять Егор.

— Не волнует, чего звонишь, озвучивай!

— Ты не поверишь…

— Уже верю, мне некогда, Егор, или говори, или…

— Денег… Немного.

— Сколько?

— Понимаешь, за квартиру…

— Блин, сколько?!

— Да тридцать всего.

— Ладно.

— Лучше сорок.

— Хорошо, приезжай.

— А скинуть на карту? По номеру телефона? Нет, я бы приехал, тем более что давно не видел, соскучился, но хозяйка скоро явится…

— Скинуть не могу, на карте почти ничего. Осталась пятерка, но тебе же мало?

— Маловато.

— Тогда приезжай, наличные у меня есть.

— В офис?

— Я дома. Но ровно в семь уезжаю. Надолго и далеко.

— В семь? А сейчас сколько?

— Хорошо живешь, времени не знаешь. Половина шестого.

— Все, еду!

Егор быстро собрался, вышел. В лифте смотрел на себя в зеркало. Побриться бы надо, волосы помыть, вид, прямо скажем, нетоварный. Может, Кира позвала потому, что хочет оживить отношения? Не верится, чтобы у нее не было денег на счету, на карте. Но, возможно, тут другое — желание увидеть обнищавшего Егора и насладиться этим. Кто их, женщин, поймет, а уж Киру с ее загадочным характером точно не понимает никто, в том числе она сама.

Егор выскочил из подъезда, побежал к своей «дэу-бэу», как он называл свою машину, относясь к ней с ласковой пренебрежительностью, как к некрасивой, но верной и привычной жене. Какая бы ни была, а пока ездит, везет, и это главное.

Машина оказалась загорожена чьим-то джипом «Лексусом». Егор беспомощно озирался, смотрел на окна домов, словно надеясь высмотреть там наглого владельца. Громко закричал:

— Эй, чья машина? Чей «Лексус», выехать дайте!

Тишина.

Егор походил около величественно молчавшего черного джипа. Показалось, что джип молчит не только величественно, но и презрительно. Вроде того — ну? И что ты мне сделаешь?

И Егор разозлился, и сделал. Сначала ударил ногой по колесу. Потом плюнул перед капотом джипа, показывая этим, что тоже презирает его. А потом в отчаянии ударил по капоту кулаком.

Взвыла сигнализация. Через минуту выскочил владелец. Мужичина громозд­кий, под стать своей машине, но с нездоровой одышкой и с пятнами пота на футболке, обтягивающей его подмышки, вернее, наползшие на них с боков груди кормящей матери, причем кормящей тройню.

— Чё эт такое тут? — заорал он. — Кто тут эт самое?!

— Я тут эт самое. Выехать дайте, — холодно сказал Егор.

— Ты чё машине сделал, я спрашиваю?!

Мужичина осматривал бока и капот машины, ощупывал, гладил, искал повреждения.

— Ничего я не сделал, говорю — выехать дайте!

Мужичина был зол, но не нашел к чему придраться. Сопя и что-то бормоча, он полез в машину с тем обиженным видом, какой бывает у всякого русского человека, которого уличают в чем-то неправильном — в дурацком поступке, глупых словах или плохо сделанном деле. Крыть нечем, вот мы и обижаемся.

Наконец Егор выехал.

Как назло, густые пробки, на смартфоне видно, что вся Москва расчерчена красными кругами, будто какая-то адская мишень, с редкими желтыми и зелеными пунктирами. Хорошо, что есть небольшой запас времени.

Однако движение было настолько медленным, что через полчаса Егор начал беспокоиться.

Обычно вождение его умиротворяло — конечно, когда дороги относительно свободные, когда машина в порядке; едешь себе ночью куда-нибудь в дальний супермаркет, музыка негромко играет, и все у тебя хорошо, все в порядке, все впереди.

Но не сейчас.

Егор терпеть не мог придурков, которые рыскают из ряда в ряд, ничего при этом не выгадывая, а тут и сам начал соваться то вправо, то влево, покрикивая в сторону тех, кто не давал перестроиться:

— Очумели совсем, идиоты, глаза протрите! Куда ты лезешь, урод? Или едь, или стой, дебил, чего ты дергаешься?

В повседневности ему, человеку культурному, не свойственно так выражаться, но в городском нервном машинопотоке все мы становимся грубее самих себя, все отчасти гладиаторы, у которых закон простой: или ты — или тебя.

Если такой трафик сохранится до вечера, трудно будет не только доехать до Киры, но и вернуться, а в девять вечера прибудет хозяйка, она всегда приходит точно в это время — и деньги взять, и проверить, в каком состоянии квартира.

Все раздражало Егора, в том числе песни, музыка и новости, которые передавали по разным волнам, он выключил радио и присоединил телефон, чтобы слушать свое, но и свое показалось неуместным. Такая музыка хорошо слушается в хорошем настроении, а сейчас она напоминает, и даже как бы ехидно напоминает, что хорошее настроение у тебя когда-то было, и этим бесит.

Егор проматывал плейлист, неведомо что ища, тут и произошла та самая авария, о которой потом написали все средства и массовой информации, и личной, то есть блоги.

Случилось так: сквозь пробку пробивалась «скорая помощь», включив и мигалку, и сирену. Ее пропускали, пусть и неохотно, но все равно она двигалась еле-еле — негде было протиснуться. А после тоннеля и поворота был выезд на широкую улицу с центральной служебной полосой, ограниченной сплошными линиями с обеих сторон — для спецтранспорта, для полиции и кортежей государственных персон. И «скорая» ринулась туда, а за ней тут же пристроилось смекалистое такси, а за такси еще кто-то, и еще кто-то, и еще. Все руководствовались простым самооправданием: если другим можно, почему мне нельзя?

Рванулся туда и Егор, развил тут же приличную скорость, продолжая при этом косить глазом в смартфон. Все быстрее и быстрее мчалась машина — хотя она и «дэу-бэу», но сотню дает легко, как молоденькая. И даже кажется, что, чем быстрей она едет, тем легче работается мотору, у него словно открылось второе дыхание.

 Дальнейшее было похоже на компьютерную игру, в которой ты лихо гонишь на танке или вездеходе, и вдруг перед тобой возникает неожиданное препятствие, и ты со всей дури в него втыкаешься, летят обломки, вспыхивает пламя, появляется надпись: «YOU LOST!» Только не увидел Егор надписи, он увидел, как пикап, до которого было метров пятнадцать, вдруг со страшной скоростью помчался назад, на Егора. На самом деле мчался Егор, а пикап во что-то врезался, да так, что его зад высоко подбросило, под этот зад и въехал, визжа тормозами, бедный «дэу-бэу», и ударился, и посыпалось стекло, Егора бросило вперед, но тут же и назад, потому что сзади в него тоже кто-то врезался, и Егор потерял сознание.

* * *

Он очнулся в машине «скорой помощи». Застонал: все болело. Над ним склонилось красивенькое личико молоденькой врачихи или медсестры.

— Ничего, — сказало личико. — Пульс почти нормальный, давление в норме, внутреннего кровотечения, похоже, нет, хотя ребра, наверно, немного поломаны. В больнице точно узнаем.

Странно было, что личико улыбалось.

— Я понимаю, вам смешно, — сердито сказал Егор.

— Да нет, я не поэтому, — смутилось личико. — Не узнал меня? Я Катя. Я на два года младше тебя училась, а потом у вас был выпускной, а я туда с подругой попала, провела моя сестра, и ты нам обеим нравился. Помнишь? И мы поспорили, что подойдем к тебе и позовем танцевать, и кого ты выберешь, той, значит, и повезло. И ты меня выбрал. Помнишь? И мы целовались даже.

— И? — насторожился Егор, вспоминая свою не очень праведную юную жизнь.

— И ты сказал, чтобы я тебя у школы подождала, а ты скоро выйдешь. Я ждала. Часа два.

— Вот я гад. Значит, за мной должок!

— Перестань, никто никому не должен. А потом мы не пересекались, но я за тобой следила. И слежу.

— Это как?

— В инстаграме, в фейсбуке, я даже в друзьях у тебя, только не со своим лицом, Ана де Армас у меня там, я на нее похожа. Ведь похожа?

— Ты на себя похожа, это лучше.

— Я знала, что мы встретимся. Предчувствие было, серьезно. Правда, не думала, что так.

Егор поморщился.

— Болит? — спросила Катя. — Уколоть обезболивающее? Анна Сергеевна, я вколю анальгинчику? — спросила Катя кого-то, кто сидел впереди.

— По состоянию, — последовал ответ.

— Не надо, — сказал Егор.

Ему было больно, но терпимо. И даже радовала эта боль. Катя говорит, ребра сломаны, думал он. И голова гудит, кружится, наверное, сотрясение. Проваляюсь в больнице недели две, а то и месяц. Зато хозяйка подождет с деньгами, не зверь же она. И где она найдет такого же аккуратного жильца, который не курит, не пьет и не собирает шумные компании? А в больницу мама приедет. Пусть полюбуется, до чего довела своего родного единственного сына. И заказчик наверняка встревожится, позвонит. Кто еще ему так хорошо сработает за такие деньги, да еще угадывая, чего хочет заказчик, который сам не понимает, чего хочет? И какая милая эта Катя, какая красивая, лестно и приятно, что она со школы запала на него. Почему, собственно, и нет? — ни внешностью, ни умом, ни оригинальностью натуры Егора бог не обидел. В школе он был популярен и считался одним из самых перспективных. Потом, правда, не очень везло, но это временно, теперь все наверняка наладится. Ведь что важно и нужно? Чтобы рядом была верная и преданная подруга. Любящая.

— Я тебя хорошо помню, — сказал Егор. — И жалел, что ты пропала.

— Правда? — Катя, по умным глазам угадывалось, не поверила, но была благодарна Егору за то, что он захотел сказать ей что-то приятное. Да, может, и не помнил, но теперь — не забудет.

Она взяла Егора за руку. Будто в силу врачебного долга. Успокаивая.

— Я там и работаю, куда тебя везем, — сказала она. — Ну, не то что работаю, я интерн, а попутно практика вот на «скорой». Будем видеться.

— Еще как будем, — пообещал Егор. — А то шут знает сколько лет даром пропало, досадно!

Тут зазвонил его телефон, лежавший где-то сбоку. Катя взяла, деликатно не глядя на дисплей, подала.

Это была Кира.

— Семь часов, — сказала она. — Мог бы позвонить, что опаздываешь.

— Я не только опаздываю, я в аварию немножко попал, — сказал Егор, улыбаясь и подмигивая Кате, и она ответила такой же улыбкой — улыбкой сов­местного сближающего секрета.

— Ладно, еще полчаса подожду, — согласилась Кира. — Или сколько тебе еще?

— Не приеду я, Кир, извини.

— Как хочешь. Мне тут на счет, кстати, капнуло, могу перевести. Сколько ты говорил, сорок? Перевести? Отдашь, когда сможешь.

— Нет, — сказал Егор. — Уже не надо.

1. ОБН

Вереница черных машин, сопровождаемая спереди и сзади полицейскими автомобилями, мчалась по улице со скоростью, близкой к самолетной, причем не просто самолетной, а истребительной.

В одной из машин (естественно, неизвестно, в какой именно) ехал человек, фамилию которого мы называть не будем, учитывая, что нет в Российской нашей Федерации гражданина, который был бы к носителю этой фамилии равнодушен. Кто-то его страшился, кто-то ненавидел, а кто-то ласково, до неприличного содрогания потаенных струн души, любил. Очень Большой Начальник, так мы скажем. Или, проще, ОБН.

И вот он благодушно ехал, слушая какую-то историческую аудиокнигу, поглядывая сквозь стекло на родную Москву. Стекло было, как в допросных комнатах у следователей, односторонней видимости. Но у следователей видно внутрь и не видно наружу, а тут наоборот — наружу видно, а внутрь ни один следователь не заглянет, да и смешно представить, что какому-то следователю это позволят. Чистая фантастика.

ОБН слегка опаздывал, часа на полтора, но это было запланировано: если к представителям крупного концерна, с которыми следовало договориться о поставках кое-чего крайне для страны важного, явиться вовремя, они решат, что это и впрямь важно, и заломят несусветную цену.

Скорость замедлилась, ОБН это сразу почувствовал, он обладал уникальным чутьем ощущения себя в пространстве, равно как и пространства вокруг себя.

— В чем дело? — спросил он секретаря Гнилозёмова, сидевшего впереди и готовившего ответы для прессы по наболевшим вопросам на полгода вперед. Самые ходовые ответы были: «Мы об этом ничего не знаем», «В свое время этому будет дана оценка» и «Ситуация под контролем!»

Гнилозёмов спросил по рации генерала Серебрянкина:

— В чем дело?

Генерал переадресовал вопрос полковнику Гойде:

— В чем дело?

Полковник Гойда связался с майором Безымянновым, ехавшим в передней машине:

— В чем дело?

— Авария, — ответил Безымяннов.

— Авария, — передал Гойда.

— Авария, — доложил Серебрянкин.

— Авария, — сообщил Гнилозёмов.

— Так расчистить ее или объехать, — пожал плечами ОБН, удивляясь: неужели сами не могут решить?

— Расчистить или объехать! — приказал Гнилозёмов Серебрянкину.

— Расчистить или объехать! — велел Серебрянкин Гойде.

— Расчистить или объехать! — передал Гойда Безымяннову.

— Невозможно! — ответил Безымяннов. — Там машин двадцать друг на друге, за полдня не растащишь.

По цепочке это было доведено до сведения ОБН.

— Тогда назад или вбок куда-нибудь, — ОБН начал слегка раздражаться.

Но ситуация оказалась хуже, чем можно было предположить — притом что предположить у нас можно абсолютно все.

Дело в том, что за стремительной вереницей государственного кортежа, как и за «скорой», из-за которой приключилась авария впереди, тоже помчались машины уставших томиться в пробке людей. Кто-то слишком шустро шмыгнул на льготную полосу, а потом слишком резко затормозил, в него врезалось сразу две машины, свернувшие справа и слева, в них другие, а в других третьи.

То есть — и спереди авария, и сзади авария, а с боков скопища машин по четыре ряда справа и слева.

Полицейские выскочили и начали свистеть, махать палками, приказывая автомобилям посторониться. Но сторониться было некуда. Тротуары надежно отгорожены произведениями малой архитектурной формы в виде железобетонных цветников и скамеек паркового фасона для тех, кому вздумается посидеть на них, дыша выхлопными газами, но даже если все это убрать, тут нет поперечных улиц. Единственный переулок был перегорожен решетчатым забором, на нем висела табличка с корявой надписью: «Римонт дороге. Обезд по Маршалла Тухочевскова». К этому переулку и надо было пробиться, чтобы на законном основании снести к чертовой матери забор и выехать из мертвой пробки.

Правоохранители действовали в рамках права, но каждый по-своему, кто-то лаской, кто-то таской, кто-то кнутом, кто-то пряником.

— Девушка, отъедьте немного! — уговаривал молодой Гена Смутьянов красавицу-блондинку в серебристом купе «Мерседесе», улыбаясь ей личной улыбкой и смягчая этим для самого себя тяготу службы.

— Некуда! — отрезала девушка.

— Как же некуда, у вас там два метра свободно!

— Все равно не хватит!

— А мы заднего попросим, он тоже сдаст, а вы еще сдадите!

— Я никому не мешаю!

— Как же не мешаете, вы передком поворот загородили!

Что-то в словах Гены мнительной красавице показалось оскорбительным, она процедила:

— Хам!

И воткнула в ушки наушники, и отвернулась.

Опытный напарник Гены капитан Бакшишев прянику предпочитал кнут — это и быстрее, и действеннее.

— А ну, старче, двигай перделку свою, пока номера не сняли и права не отобрали! — закричал он на пожилого водителя.

Тот медленно посмотрел на Бакшишева, не спеша отстегнул ремень, вы­ключил двигатель, вышел, обогнул машину, приблизился и сказал:

— Во-первых, не старче, а доктор юридических наук Офигенов Андрей Януарьевич. Можете называть меня «профессор». Во-вторых, хотя я обязан уступить дорогу спецтранспорту, в соответствии с пунктом ПДД, но для этого я должен выполнить следующие действия, — Офигенов начал загибать пальцы: — либо остановиться, но я и так стою, либо перестроиться, но перестроиться некуда, либо сдать назад, что тоже, как вы видите, невозможно. Итак, чтобы мои действия не были квалифицированы как оказание сопротивления полиции, прошу конкретизировать, что мне сделать, куда, как вы выразились, двигать перделку. И, кстати, учтите, что мой видеорегистратор включен и направлен сейчас в нашу сторону.

Что мог ответить ему Бакшишев? Он получил приказ, он его выполнял, но и сам не понимал, как выполнить. Не понимали и другие. Виноваты, конечно, посты, которые должны были расчистить трассу следования заранее, не пускать на нее машины. Но в том-то и загвоздка, что посты были выставлены еще за два часа до вероятного следования кортежа, а тот все не ехал, и один из водителей, у которого в кабине была рожающая жена, не выдержал и помчался, чуть не сбив оторопевшего постового, бессильно машущего жезлом. А за ним поехали и другие.

Вот и оказалась трасса забитой. Конечно, виновным снесут за это башку, но что-то делать надо уже сейчас!

Полицейские бегали, кричали, суетились — без толку.

Положение казалось безвыходным, но все боялись доложить об этом ОБНу.

Тот догадался сам:

— Не разъезжаются?

— Некуда! — развел руками Гнилозёмов.

— Всегда есть куда, — мягко возразил ОБН. — Не вплотную же машины стоят. Зазоры обязательно есть. Там подвинуть, тут сдать, туда повернуть — по сантиметру, по дециметру, в пересчете на сотню машин получим искомое пространство для необходимого маневра. Ты бы лично поруководил, Сережа.

 Гнилозёмов вышел из машины.

Он увидел, как мечутся рядовые полицейские (в званиях, впрочем, не ниже лейтенантских), как командуют их действиями Серебрянкин, Гойда и Безымяннов, но ничего не получается.

Гнилозёмов взял у одного из полицейских мегафон, влез на ближайшую машину и закричал:

— Граждане, господа! Вы сами понимаете, если формат двусторонней деятельности отменяется без адекватной реакции, это вызывает сожаление! Я не могу обрисовать все тонкости создавшегося положения, но оно, безусловно, неоднозначное, и тот, кто готов это принять, обладает высокой мерой сознательности, а кто сопротивляется голосу разума, того хотелось бы спросить, чей голос заменил его собственный и кого он на самом деле слушает?!

Водители и водительницы напряженно внимали, некоторые даже вышли из машин, чтобы лучше слышать, но, прямо скажем, никто ни черта не понял. Только где-то одиноко и жалобно заплакал ребенок, и это настроило людей на неприязненный лад, учитывая, что все узнали Гнилозёмова.

— Умный ты словами сыпать! — выкрикнул мужчина в замасленном комбинезоне из машины с надписью «Техпомощь». — Лучше скажи, что делать?

— Я уже сказал!

— А ты на русский переведи! — ехидно посоветовал таксист-таджик.

И все, кто вышел из машин, придвинулись к Гнилозёмову. Кто шаг сделал, а кто и два.

ОБН слышал все это и решил, что пора вмешаться. Он открыл дверцу.

— Нельзя! — послышался голос.

Это был личный охранник ОБНа, верный человек Звездулов. ОБН даже вздрогнул от неожиданности. У Звездулова была особенность — он умел, находясь рядом, растворяться до бесплотности, до невидимости, ОБН не раз натыкался на него по этой причине. Но, как только в нем возникала необходимость, Звездулов воплощался и оказывался человеком мощной стати, был гранитоподобен, как памятник, но памятник говорящий и действующий. Сейчас он громоздко материализовался рядом с водителем.

— Ничего, — успокоил ОБН. — Народ меня любит.

И он вышел.

Народ и впрямь был поражен и прямо-таки ахнул от неожиданности, кто-то про себя, а кто-то и вслух.

Пожилая женщина в одной из машин расцвела улыбкой, коротко всплакнула от умиления и вознамерилась выйти.

— Хоть обнять напоследок! — прошептала она.

Но сын, сидевший за рулем, заботливо и твердо взял ее за руку.

— Мама, не надо! Мало ли.

Звездулов и другие охранники обступили ОБНа, а тот сказал, приветливо глядя на людей:

— Как мы с вами знаем, у всех граждан нашей страны абсолютно равные права. Никто не может упрекнуть нас в том, что мы необоснованно ущемляем эти права или каким-то образом пытаемся их ограничить. Я даю гарантию, что каждый, кто считает, что на его права покушаются, пытаются их умалить, не дают возможности их реализовать, будет всесторонне защищен и органами охраны правопорядка, и судебной системой. Исходя из этого, давайте трезво рассмотрим возможность реализации ваших прав, но при этом без ущерба правам других людей, инстанций, учреждений, которые должны действовать в любых условиях максимально эффективно. Короче, мужики и… и девушки, — простецки пошутил ОБН, зная, как все ценят его юмор, — посторонитесь маленько, дайте проехать.

И такова была сила его слов, его обаяния, что многие закивали, соглашаясь, многие улыбнулись, но замасленный мужик из «Техпомощи» все испортил, закричав:

— Нечего мозги винтить тут нам! Побудь хоть раз в нашей шкуре, постой тут вместе с нами! Ничего, не прокиснешь!

Тут же пятеро полицейских бросились к «Техпомощи», но мужик заблокировал двери, схватил монтировку и показал ее через стекло. Однако стекло один из горячих служителей закона разбил, и это послужило нехорошим сигналом для взвинченной толпы.

— Щас они нас танками давить будут! — истошно заорал кто-то.

Согласитесь, крик глупый до предела. Какие танки, где, кто и кого когда давил? Нет этого у нас, а новейшая историческая наука, руководимая кем надо, утверждает, что никогда и не бывало.

Но толпу ведет часто не ум, а именно дурь.

Что-то выкрикивая и маша руками, люди угрожающе пошли на ОБНа.

— Что-то надо делать! — твердо сказал Звездулов, суя руку в карман и чувствуя там надежную металлическую тяжесть.

— Стрелять надо! Хотя бы в воздух! — секретно шепнул Гнилозёмов и юркнул в машину.

Усадили в машину и ОБНа, обступили ее.

— Отдайте приказ на открытие огня! — негромко произнес в рацию Звездулов генералу Серебрянкину.

— Сами отдайте!

— Не имею права, это ваша прерогатива!

Серебрянкин кашлянул и связался с Гойдой.

— Ты это, — сказал он. — Типа, как сказать. Огонь, что ли…

— Вы спрашиваете или приказываете? — уточнил Гойда.

— А сам не можешь догадаться?

Гойда догадался. Положение было безвыходным. Отдать приказ — такое начнется, что, пожалуй, многие люди лишатся жизни. Не отдать — Гойда лишится должности. Выбор неприятен, но очевиден. Придется стрелять.

— Генерал сказал «огонь», — сообщил он Безымяннову.

— Что? — переспросил Безымяннов.

Гойда повторил.

— Не слышу, помехи! — кричал Безымяннов.

— Подойди, я тебе лично скажу!

— Не слышу! Аккумулятор сел! Алло?

Гойда озирался, ища глазами Безымяннова, но того рядом не было. Кто-то похожий на него торчал у дальней машины, старательно отворачиваясь, а потом и вовсе скрылся.

Толпа придвинулась вплотную.

Звездулов не выдержал и выхватил пистолет.

— Ах ты, гадюка! — одним голосом выдохнула многоголосая толпа и рванулась к Звездулову, к полицейскому и охранному оцеплению. Заклацали затворы пистолетов и автоматов, еще секунда, и…

* * *

И тут ОБН вышел из машины.

— Ну вот, начинается, — укоризненно сказал он. — Свои на своих, куда это годится? Братцы, вы войдите в положение, меня международная делегация ждет, важное для страны дело решаем. Для нас всех. Не приеду, значит, всем хуже будет. И моральный ущерб для России, разве это хорошо?

Повисла тяжкая пауза.

Замасленный мужик отозвался первым:

— Так бы сразу и сказал! Если про пользу России речь, то о чем речь тогда? Нам за державу всегда обидно!

И он, бросив монтировку, вылез из кабины, направился к машине ОБНа, присел, взялся снизу — и никто, заметим, ему не помешал.

— Ты садись, — сказал он ОБНу, а мы тут… Ребят, чего стоим? Ну-ка!

Полсотни мужчин, среди которых были и эмансипированные женщины, подхватили бронированный автомобиль ОБНа, подняли и понесли, лавируя между машинами, которые в это время поспешно теснились, давая если не проезд, то проход. Пришлось кое-где и по капотам, по крышам пройтись, но владельцы были не в претензии, понимали: дело государственное.

И вот лимузин ОБНа был перенесен к переулку, забор сломали, машину поставили, и мужик-техник хлопнул по крыше.

— Двигай!

— А кортеж, охрана, полиция? — высунулся Гнилозёмов. — Обойдетесь, одни доедете.

— Не положено, протокол! Вдруг что-то… Покушение?!

— Да ладно, кому он нужен! — махнул рукой технарь.

И поспешил к своей машине, которую он не любил оставлять без присмотра. Тем более — стекло разбито.

1. Свадьба

В кино часто бывает, что история начинается с конца, а потом показывается, как все к этому концу пришло. Пусть и у нас будет, как в кино.

Мы видим, как с мигалкой и сиреной проезжает «скорая помощь», а за нею мчатся машины, все быстрее и быстрее.

Видим среди этих машин два белых свадебных лимузина.

Видим, как в одном из них девушка Вика со стаканом в руке яростно кричит невесте:

— Поздравляю, Алиночка! Надеюсь, Косте с тобой будет не хуже, чем было со мной! Ты уж постарайся!

Остальные подруги притихли, страшно смущенные, а невеста…

Но — по порядку.

Алина и Костя жили в одном доме, ходили в один детский сад, в один класс и даже поступили в один вуз и на один факультет, какой именно, для нашей истории неважно.

Важно то, что однажды утром, проснувшись, Костя долго и задумчиво глядел на спящую Алину.

Девушки, не сердитесь, но сейчас я открою ваш секрет: только во сне вы обнаруживаете свое истинное лицо. Не потому, что оно без макияжа, хотя и это играет роль. Главное — оно становится неизбежно простым и даже, извините, глуповатым. Человек ведь, и это не только девушек касается, внешне умен чем? Только глазами, и ничем иным. Только глаза, взгляд есть основное блюдо в мимике говорящего, смеющегося, радующегося или плачущего лица. Остальное лишь гарнир, приправа, обрамление. Спящее лицо с закрытыми глазами показывает будничность будущего. Если внимательно посмотреть, легко угадывается, где углубятся морщинки, сейчас еле заметные, как выступят скулы, как утолщится, нарастет, а потом и обвиснет кожа, как эта очаровательная родинка, напоминающая крохотную Австралию, станет шершавым пигментным пятном, как ссохнутся упругие губы и идеальный, словно тонким карандашиком нарисованный контур их обрамления станет рыхлым, весь во вмятинках, трещинках, углублениях — как берег той же Австралии, раз уж мы ее упомянули, особенно берег северо-западный. Посмотрите на карту и поймете, о чем речь.

Лицо это предательски выдает, каким человек будет в зрелости, в старости, но особенно ясно, ясно до ужаса, каким он будет в гробу. Ибо спящий от мертвого отличим только дыханием.

Ни одной из тех мыслей, что я вам тут излагаю, к счастью, не было в голове Кости. Зато в ней зрело и созрело нечто совершенно другое, и ему не терпелось сообщить это Алине, поэтому он позвал:

— Аль?

И Алина тут же проснулась. Быстрым движением вытерла ладошкой рот, повернулась, улыбнулась.

— Что, миленький?

Она всегда так звала Костю, и ему это нравилось.

— Я чего подумал, — сказал Костя. — Может, нам пожениться?

— Давай, — кивнула Алина и засмеялась. — А пока не поженились, кофе сваришь?

— Я серьезно.

Алина вгляделась в глаза Кости и поняла: не шутит. Ей стало не по себе.

— Как-то… Неожиданно…

— Мы знаем друг друга семнадцать лет, с четырех.

— Ужас какой.

— И уже пять лет вместе. То есть…

— Я поняла.

— И не надоели друг другу. Значит, и потом не надоедим? Нет, я понимаю, такого не бывает, чтобы мужчина и женщина всю жизнь прожили вместе. Но вдруг? Я просто подумал: мы то у твоих отлеживаемся, когда они на даче, то у меня, то еще где-то, надоело. Мне с тобой хорошо. И я дальше так хочу. Скоро закончим учебу, начнем работать, квартиру снимем, мои помогут на первых порах, не бедные, слава богу. А? Как ты?

— И детей сразу родим?

— Необязательно. Но можно и родить. Меня вон мама родила в девятнадцать, она еще молодая, а я уже взрослый, типа — отстрелялась и свободна.

Алина окончательно растерялась.

— Я даже в проекте об этом не думала, если честно.

— Так как?

— Ты прямо сейчас ответа требуешь?

— Необязательно.

Алине показалось, что Костя огорчился.

Ей захотелось в ванну, вернее, в туалет, что, впрочем, было в одном месте. Остаться одной, подумать.

Алина встала, ничего на себя не надевая — знала, что Косте это нравится, и пошла такой походкой, какой ходят по подиуму — будто огибая ногами невидимый воздух, одновременно мягко отталкивая покачиванием бедер жадные невидимые взгляды с двух сторон и ставя при этом ступни в одну линию. Взялась за ручку ванной, повернулась, улыбнулась, и сказала:

— А знаешь, давай!

И вот они едут уже в свадебном кортеже. Белый лимузин невесты с подругами впереди, потом машины друзей и родственников, потом лимузин жениха, и еще друзья и родственники.

Церемония в загсе была назначена на половину седьмого, а оттуда — в ресторан.

Выехали заранее, с учетом пробок, двигались полтора часа, осталось совсем немного — тоннель, поворот, а там и загс.

Алина так устала за все предыдущие хлопотливые дни, что даже не волновалась, ей хотелось, чтобы скорее все началось и кончилось.

Ее раздражал интерьер машины — розовые сиденья, фиолетовый потолок с красными лампочками, сердечки на стеклах. Раздражала музыка — сплошь сладкие песенки на английском и на русском. На английском хоть слов не понимаешь, а русские тексты просто выбешивают.

Ты моя голая загадка,

А я отгадка твоей тайны,

И я тебя открыть задался,

Поверь, что это не случайно.

Пусть будет длиться бесконечно,

Ночной горизонтальный танец,

Но виновата твоя внешность,

Что меня к ней так сильно тянет.

Алина хоть и не знаток поэзии, и наизусть помнит только «Вороне где-то бог послал кусочек сыра» и «Ночь, улица, фонарь, аптека», да и то потому, что читала это на школьных конкурсах, но понимает: песня эта — отстой. И словами, и мелодией, и гнусавым голоском исполнителя, который поет очень странно, будто жалуется на то, как ему хорошо.

Но ей было лень просить сменить музыку, тем более что подругам, похоже, нравилось, они смеялись, они радовались за нее, особенно ближайшая и лучшая подруга Вика.

Да, Вика, кареглазая миниатюрная девушка, казалась самой веселой. Она сидела возле ниши, где в специальных держателях были бутылки с вином и стаканы; там имелось углубление вроде кухонной раковины, никелированное и с дыркой для слива, водитель лимузина, когда девушки расселись, всунулся в салон и предупредил: пить только у ниши над раковиной, за каждое пятно на полу или сиденьях — штраф. Если кто не верит, может посмотреть договор на обслуживание, там есть соответствующий пункт.

Вику его речь ужасно насмешила.

— Началась романтика! — закричала она. — Какие слова! Договор, обслуживание, пункт, штраф! Спасибо, дяденька водитель!

— Не стоит благодарности!

И поехали, и Вика устроила забаву: наливала вино и по очереди приглашала подруг выпить.

— Над раковиной! — командовала она. — Тянись, выгибай шею, а то штраф!

Позвала она и Алину, но та отказалась, сидя одна на заднем сиденье.

А теперь признаемся, что в нашей истории не Алина главное действующее лицо, а именно Вика.

Вика тоже жила в одном доме с Алиной и Костей, но училась со второго класса в другой школе, в английской, куда ее возили то папа, то мама, а в одиннадцатом классе она ездила сама на купленной родителями машине.

Кроме английского, Вика изучила испанский, французский языки и основы китайского, поступила в МГИМО, в нее влюблялись сокурсники, в том числе иностранцы, какой-то то ли консул, то ли посол делал ей предложение, — а что Вика?

Вика любила Костю. Давно и безнадежно. Она видела, насколько крепкие, удивительно и уникально крепкие отношения у Алины и Кости, понимала, что их не разбить, и не пыталась это сделать. Она терпела и ждала. Ну не может же быть, не бывает такого, чтобы люди так долго были вместе и не надоели друг другу! Вот у нее папа добрый, умный и позитивный человек, и мама добрый, умный и позитивный человек, папа любит спорт, путешествия и джаз, и мама любит спорт, путешествия и джаз, Вика не помнит, чтобы они ругались или ссорились, а все-таки два года назад взяли и развелись. Папа нашел другую, и мама тут же нашла другого. И оба счастливы. По крайней мере, так выглядят.

И Вика ждала и верила, как пелось когда-то в старинной советской песне.

И тут известие: вместо того чтобы наконец разбежаться, Алина и Костя решили окончательно сойтись, пожениться.

Вика чуть с ума не сошла. Она догадывалась, что ее любовь к Косте уже похожа на мономанию, на затянувшийся психоз. Обратилась к опытному специалисту, тот выслушал и сказал:

— Самое трудное — отказаться от нереализованных желаний тогда, когда реализация их кажется возможной. Насколько я понял, вы даже не намекали вашему избраннику о своей любви?

— Ни разу. Наоборот, я показывала, что меня такие отношения вообще не интересуют. Только секс. Меняла партнеров — чтобы он знал. И партнерша даже была. Не впечатлило. Мне только хуже от этого.

— Вот! Надеяться и мечтать — ваш наркотик. И пора с него, извините, соскакивать.

— Сама хочу! Пыталась влюбиться, на два месяца летом к одному шейху улетала. Ну, не шейх, полушейх или типа того. Не помогает!

— А потому, что вы и не хотите, чтобы помогло. Сами с шейхом или полушейхом, а сами о нем вспоминали, да?

— Да.

— Получали дозу! Мой совет: идите и признайтесь. Расскажите все, как есть.

— И он меня пошлет. Нет, посочувствует, но все равно пошлет. В мягкой форме.

— И отлично! И перестанете наконец мечтать и надеяться! Живите дальше — в другом направлении.

— А вдруг он тоже? Вдруг он… Не то что скажет, что любит, но… Частично пойдет навстречу… То есть… Как бы объяснить…

Специалист понял без объяснений и огорчил:

— Тогда еще хуже.

— Почему?

— Сами поймете. Но в любом случае надо что-то сделать, иначе у вас вся психика рухнет.

Вика не хотела обрушения психики. Да, специалист прав, пора действовать. И она пришла к Косте и выложила Косте все как есть. Тот был ошарашен и не знал, что ответить. Предложил только пива, которое пил сам — день был жаркий.

Вика отпивала из банки пиво, сидя на диване, и плакала, утирая глаза и мокрый нос.

Костя сел рядом, положил ей руку на плечо.

— Ничего. Бывает. Найдешь кого-то…

— Да само собой. Мне уже легче. Надо было раньше сказать. Поцелуемся на прощанье?

— Уверена?

— Как хочешь. Знаешь, мне кажется, я все выдумала. Ты у меня какой-то идеальный, когда о тебе думаю. А ты обычный. Может, и целуешься плохо. Это было бы хорошо. Чтобы не жалеть.

Костя обиделся:

— Целуюсь я как раз нормально. Показать?

И показал.

После довольно долгого поцелуя Вика задумчиво склонила голову и прищурила глаз — так делают дегустаторы, оценивая вкус отпитого вина. Наконец вынесла вердикт:

— Сносно. Слишком стараешься, но…

— Повторим! Постараюсь теперь не стараться!

И опять поцелуй, дольше прежнего.

И опять задумчивость Вики, оценка.

— Ну? — не терпелось Косте.

— Буду честной — ничего неожиданного. И ты меня не убивай, Костя, но у тебя или с желудком что-то, или с зубами. Припахивает. Раньше не замечала.

— Это пиво! Ты сама припахиваешь!

— Ладно.

— Не ладно! Чтобы ты знала, у мужчины главное не губы, не рот, а совсем другое!

— Догадываюсь.

— Нет! Руки!

Костя растопырил пятерни и поднял их, став похожим то ли на кого-то сдающегося в плен, то ли на маньяка из фильма ужасов, собирающегося напасть.

— Руки? А что руки?

— А то! Руки, пальцы! Хочешь узнать?

— Костя…

Было поздно возражать, Костя обнял Вику, уложил на диван и показал, как владеет руками, пальцами и всем остальным.

И длилось это часа два или больше, или меньше, Вика выпала из реально­сти. Одевалась, уходила — и все была в прострации, плохо слыша Костю, вылавливая лишь слова: «Ты же понимаешь… У нас с Алиной все серьезно… Давай запишем, как эпизод… Оба ошиблись, бывает… Без повторения, ладно?»

Она ушла и три дня просидела над телефоном, не сводя с него глаз. Ждала звонка.

Не дождалась.

Позвонила и спросила, с трудом удерживаясь от слез:

— Ты, значит, не шутил, да? Эпизод, да? Без шансов, да?

— Да, — твердо ответил Костя. — Прости.

— А я не прощу! Я все Алине расскажу! И не будет у вас никакой свадьбы! Чего молчишь?

Костя, действительно, молчал очень долго. Он был умный человек и просчитывал все варианты. И выдал результат:

— Лучше я сам ей скажу. Прямо сегодня. На коленях буду ползать. Даже если прогонит, я ее не разлюблю, ясно? А вот тебя буду ненавидеть. Всю жизнь.

— Не надо!

— Что не надо?

— Рассказывать не надо. И ненавидеть не надо. Ты прав, давай просто это забудем. Мне уже намного лучше, честное слово.

И все, Вика больше не звонила, ничем не напоминала о себе.

Но состояние ее было жутким. Она поняла, почему специалист сказал, что будет хуже, если Костя ответит временной взаимностью. И до того была влюблена без памяти, а теперь — любит смертельно. Так любит, что ради обладания Костей готова на что угодно. Убить готова — хоть кого.

Лучше, конечно, Алину.

Вика несколько дней шарила в сети, искала информацию об отравах и ядах, не оставляющих следов. А если и оставят, надо сделать все так, чтобы оказаться вне подозрений.

Но, чем дольше искала, тем яснее понимала, что не способна на убийство.

И Костя ведь догадается. И возненавидит, как и обещал.

Что же делать, что же делать?

Вика ничего не решила до дня свадьбы.

Алина выбрала ее на роль подруги невесты. Свидетельницы, говоря по-нашему. Костя, когда узнал об этом, осторожно сказал:

— Я бы вообще не стал ее звать.

— Это почему?

— Может, я ошибаюсь, но она ко мне немного… Ну, ты понимаешь… Ей будет некомфортно, и мне тоже.

— Да брось! — рассмеялась Алина. — Она ко всем немного, вернее, много, темперамент у девушки! Даже ко мне подкатывала в десятом классе!

— Правда? Ты не рассказывала.

— Я много чего не рассказывала.

Косте стало легче, его порадовало, что у Алины тоже есть какие-то тайны.

Машины жениха и невесты отъезжали от одного дома, Костя видел Вику, и она показалась ему вполне веселой, даже слишком веселой.

Он улучил момент, подошел, негромко спросил:

— Как ты?

Вика расхохоталась:

— Ты будто умирающую в больнице спрашиваешь! Как ты! Не волнуйся, жить буду! И вот что, — сказала она, оглядевшись. — Не думай, ничего не кончилось. У нас с тобой все еще впереди, хоть ты сто раз женись!

И отошла, оставив Костю в смутном состоянии духа.

Он ехал в своем жениховском лимузине серьезный, сосредоточенный. Друзья выпивали над такой же кухонного вида раковиной, как и в машине невесты, травили байки, а Костя то и дело звонил Алине.

— Привет, как едешь?

— Нормально.

— Я соскучился.

И через минуту опять звонил, сделав это игрой, повторяя:

— Соскучился, сил нет.

— Верю, хватит уже!

— Не хватит!

Он пытался понять по голосу Алины, не случилось ли чего.

И тревожился не зря. Да, Вика сначала приняла решение — пока ничего не предпринимать. В конце концов, что случится? Свадьба? И что? Ведь не умрет же после этого Костя и даже не уедет. И она будет любить его так же, как и раньше. Любить и ждать. То есть, если применить сравнение специалиста, Вика нашла способ снова подсесть на тот же наркотик ожидания и надежды.

Но в машине, глядя на тихую и счастливую Алину, смеясь, разливая и выпивая вино, слушая приторную музыку и чувствуя, как слезятся и чешутся глаза, будто при аллергии, от этого розового, красного и фиолетового, что ее окутывало до удушья, Вика поняла: не сможет стерпеть. Ненавидит Алину. Пожалуй, ненавидит и Костю. Ненавидит и себя — дура, не сумела быть агрессивнее, наглее, подлее! Возникло жгучее, непреодолимое желание испортить этот пошлый праздник. Надо только придумать, как.

Можно подсесть к Алине и на ушко вышептать все, рассказать о случае с Костей. Но это слишком деликатно и прилично, нет, Вике хочется чего-то резкого, грубого, тупого, как в молодежных сериалах. Заорать на всю машину:

— Алин, а Алин, а ты в курсе, что меня твой Костя трахал? Ой, чего я сказала! Твой? Какой он нах твой, он мой! Въезжаешь, подруга? Он на тебе для вида женится! А встречаться будет со мной! Или тройничок устроим, я не против, я же бисексуалка! И тебя сделаем би! А? Соглашайся!

Подруги притихнут, Алина будет в шоке. Позвонит Косте, выкрикнет:

— Свадьба отменяется, я тебя знать не хочу!

А потом потребует остановить машину, водитель не захочет — вокруг плотное движение, нельзя. И тогда Алина на полном ходу выпрыгнет и тут же попадет под колеса. Белое платье, красная кровь на асфальте. Или нет, они сейчас на эстакаде, поэтому Алина добежит до ограждения и спрыгнет вниз. А там высоко. Белое далекое пятнышко невинной жертвы, красиво.

Почему невинной? Ты берешь мое, ты виновата!

Да, так и надо сделать. Но с достоинством. И с юмором. Поднять стакан и:

— Поздравляю, Алиночка! Надеюсь, Косте с тобой будет не хуже, чем было со мной! Ты уж постарайся! Если что, обращайся, кое-чему научу!

Отлично! Именно так!

А потом — звонок Алины Косте, требование остановить машину, белое платье, красная кровь.

Впрочем, необязательно. Пусть просто поплачет. Кисло скривит ротик и некрасиво поревет, всхлипывая.

Пора. Пора. Хватит оттягивать. Если Вика этого не сделает, ее разорвет, она сойдет с ума. Это не нападение, это самозащита.

Вика налила себе полный стакан, отпила половину.

Водитель открыл шторку-заслонку, крикнул:

— Соскучились, девоньки? Ничего, пробка рассасывается, сейчас помчимся!

Скорость заметно увеличилась, и это совпало с нарастанием внутренней скорости Вики, она торопливо закричала:

— Поздравляю, Алиночка! Надеюсь, Косте с тобой…

И тут лимузин на полном ходу врезался в переднюю машину.

* * *

Дальнейшее произошло так, как иногда показывают в фильмах — будто замедленно. И это не всегда трюк и выдумка, в жизни так тоже случается. А случилось следующее: все девушки упали на сиденья или на пол, Вика успела уцепиться за какую-то ручку, Алина же стремительно полетела вперед. За долю мгновения Вика успела увидеть, что будет — Алина пролетает сквозь открытую шторку, сквозь лобовое стекло и разбивается насмерть. Лежит на капоте. Белое платье, красная кровь.

И Вика отпустила ручку, и сама полетела к шторке, загораживая своим телом убийственную дыру. Что это было? Возможно, инстинкт. Безотчетность социального поступка, простите за сухость формулировки. Так рядовой телом защищает командира, мать спасает дитя, так любая девушка на месте Вики спасла бы невесту, потому что девушка пока просто девушка, а невеста — уже целая невеста, существо социально более существенное.

Я нарочно наворачиваю тут всяких отвлекающих слов, уж очень все выглядит сентиментально, почти как в песне про горизонтальный танец. Но из песни не выкинешь слов, а из жизни реальных событий, какими бы невероятными они ни казались.

Вика не пролетела сквозь шторку, как было в ее видении, она очень сильно ударилась о металлическое обрамление, сразу в нескольких местах тело пронзило острой болью, а тут и Алина влетела в нее, отчего Вика перестала дышать и сползла на пол.

…

Алина и подруги, помятые, но живые, склонились над ней.

— Умерла! — испуганно всхлипнула одна из них.

— Нет, — ответила Вика, открывая глаза. — Алин, я чего хотела сказать…

— Да?

— Не помню.

— Потом скажешь.

— Нет. Никогда не скажу. Или скажу. Горько!

— Это на свадьбе надо, — хихикнула та девушка, которая только что всхлипывала.

— А вдруг не доживу? — усмехнулась Вика.

И все девушки, включая Алину, начали неудержимо смеяться. Так громко и весело, что окровавленный водитель, выбираясь из-за согнутого руля, покрутил головой, пробормотав:

— Ну дают…

1. Враги

Многое в нашей жизни глобализовалось, европеизировалось и американизировалась, благодаря в первую очередь кино. Вот и эта история началась как какой-нибудь современный вестерн в духе какого-нибудь Тарантино, то есть одновременно и смешно, и жутко.

Дело было в баре. Участники — переводчик Владлен Ухайдаков и индивидуальный предприниматель Самир Валибалиев.

Оба трудяги — Владлен с утра до вечера переводит с китайского инструкции к бытовой технике и водит по Москве китайских туристов, а Самир держит три небольшие мастерские по ремонту одежды и два магазинчика.

Владлен одинок. У Самира жена, двое детей, три брата и сестра, а друзей — вся Москва. То есть вся та Москва, которая из его родных мест. Очень много.

Обоим под пятьдесят.

Владлен после рабочего дня частенько заглядывает в бар-подвальчик, который находится в торце дома, где он живет, чтобы выпить пару чашечек кофе, полакомиться пирожным и платонически полюбезничать с барменшей Светой, симпатичной женщиной за тридцать, как она говорит. На самом деле ей за сорок, но неправды тут нет, ведь за сорок — это тоже за тридцать, только чуть больше. Причем Света отнюдь не блондинка с голубыми глазами, а, вопреки своему имени, темная натуральная шатенка, и глаза у нее карие. Красивые глаза.

Самир баров не любит, он встречается с друзьями и родственниками или дома, или в кафе «Заходи!» в родной Капотне. Но тем вечером он очень устал, объезжая свои производственные точки, захотелось взбодриться, выпить кофе, посидеть, прийти в себя. Увидел вывеску бара, свернул, поставил машину и спустился.

Почти все места перед стойкой оказались заняты, а столов в баре из-за чрезвычайной тесноты не предусматривалось. Только один стул оставался свободным, к нему Самир и направился. А Владлен стоял как раз рядом с этим стулом. Он часто именно стоял, у него и так была сидячая работа. Но в тот момент, когда Самир шел к стулу, Владлен оглянулся и сел на него. Во избежание путаницы уточним — сел на стул.

Это очень задело Самира. Подойдя, он сначала поздоровался с барменшей, как это принято у порядочных людей, а потом спросил Владлена:

— Зачем сделал так?

— Как? — не понял Владлен.

— Ты стоял, я вошел, сесть хотел, ты на меня смотрел и на мой стул сел.

— Дорогой, ничего не путаешь? Что значит — мой стул? Ты его арендовал, что ли? — Владлен был доволен возможностью продемонстрировать Свете свое чувство юмора.

— Я к нему шел, — повторил Самир. — Ты видел, что я к нему шел?

— Тут много стульев, мало ли ты к какому шел?

— Не надо мне тут делать из меня дурака! — закипал Самир. — Свободный стул только один был! А ты стоял! А потом на меня смотрел и сел! Нарочно! Тебе стоять было нормально, нет, ты увидел, что я иду, и сел! На мой стул!

— Да почему твой-то?

— Я к нему шел!

— А я рядом стоял! Стоял, устал, сел!

— Ты не просто сел, ты меня увидел и сел! Ты для того, чтобы мне не дать, чтобы я сел, сам сел!

— Бред какой-то! — воскликнул Владлен, тоже начиная заводиться.

— Мальчики, хватит! — урезонила Света. — Вон стул освободился, садитесь на здоровье, — указала она Самиру. — Вам чего, кофе, перекусить, выпить?

— Мне чужого места не надо, — гордо ответил Самир. — Пусть он с моего уйдет.

— Да твою-то мать, мужик, ты охренел? — возмутился Владлен. Он был человек, что называется, не робкого десятка, за плечами была служба в погранвойсках и два неудачных конфликтных брака, из которых он вышел с моральными потерями, но без урона собственному достоинству. Умел постоять за себя.

Самир побледнел. Вернее, из-за смуглой кожи бледность его казалась сизой, так что он скорее посинел. И переспросил:

— Что ты про мою маму сказал?

Владлен спохватился, сообразив, что переборщил. Он был человек все-таки интеллигентный, а одно из важнейших свойств интеллигента — умение признавать свои ошибки.

— Извини, я не твою маму имел в виду, просто — выражение. Беру назад.

— И что охренел возьми!

Владлен засомневался — не слишком ли много уступок?

Но Света попросила:

— Возьми, Влад, чего ты?

— Да возьму, не жалко, но, согласись, друг, — втолковывал он Самиру, — ты тоже не прав. Мое место! Откуда я знал, что ты на этот стул нацелился? Ты бы про него еще на улице подумал, а я должен догадаться, что он твой?

Света засмеялась. Почему не посмеяться одинокой женщине над шуткой не старого, приличного и тоже одинокого мужчины?

Самир выпрямил голову и сжал кулаки. Его не просто опозорили, его опозорили в присутствии женщины. Был бы он моложе лет на двадцать и не в Москве, сейчас бы уже пролилась кровь. Но на чужой территории чужие правила. Приходится применять не мужские достойные средства, а бабские, то есть слова. Но это лучше, чем ничего.

— Ты последний хамло и говнюк, — сказал он Владлену. — Моли своего бога, что здесь люди и я при них тебя не трону. Но я на тебя плевал, понял меня?

Владлен хотел и мог достойно ответить, но увидел в глазах Светы испуг, увидел, что всем вокруг стало неловко, и понял — ответ должен быть, как выражаются политики, асимметричным и умиротворяющим. В конце концов, что характеризует хорошего переводчика? Умение учитывать особенности чужой ментальности, чужих принципов и не осуждать их, а относиться с пониманием.

— Ругаешься ты, конечно, зря, — сказал он. — И угроз я твоих, конечно, не боюсь. Но я не хочу неприятностей для Светы, да и вообще, дело выеденного яйца не стоит. Мне все равно пора, так что — садись на здоровье. До свидания, Светочка!

— Всего доброго, заходи!

И Владлен вышел — не спеша, с легкой улыбкой на лице, улыбкой мудрого человека, улыбкой победителя, хотя примитивным натурам показалось бы, что он проиграл.

Самир сел на стул.

Света смотрела на него вежливо, но неприветливо.

Чувствовалось, что и другие смотрят неодобрительно. И Самиру было обидно — он же пострадал и его же, похоже, обвиняют, пусть и молча.

— Что желаете? — спросила Света. — Выпить, покушать?

— Ничего, — ответил Самир. — Накушался я у вас и навыпился, спасибо.

И вышел.

Нет, он не собирался догонять Владлена и продолжать конфликт, просто не мог находиться в том месте, где над ним надругались, а уж тем более есть там и пить.

Тем временем Владлен, выйдя, направился к своей машине, стоящей неподалеку. Он вспомнил, что дома на исходе продукты. Вот и решил проехаться куда-нибудь в «Ашан» или в «Матрицу», обеспечиться на неделю.

Он разворачивался, выруливая, на минуту остановился, чтобы посмотреть в смартфоне, к какому из супермаркетов быстрее доехать, где свободнее дороги.

И услышал стук в стекло и крик:

— Ты опять? Ты меня до нехорошего дозлить хочешь?!

Это Самир стоял у его машины. Он хотел выехать и увидел на пути автомобиль, а в нем ненавистного обидчика. Сначала тот долго и медленно разворачивался, а потом и вовсе остановился. Это явно издевательство! Пришлось выскочить и напомнить о себе.

— Не волнуйся, уже еду, — сказал Владлен. — Делать мне нечего — тебя злить.

Но машина, как нарочно, почему-то не завелась. Раз, другой попробовал Владлен, — никак. Он вышел из машины, открыл капот.

Самир воспринял это как демонстративный вызов. Вне себя он бросился к своей машине, сел и поехал, огибая автомобиль Владлена, пробираясь между ним и декоративным кустарником, стараясь не поцарапать правый борт. И не поцарапал, но задел зеркало машины Владлена, не сбив его, просто свернув. Самир даже хотел крикнуть, что сделал это нечаянно, но подумал, что много чести будет наглому нахалу, обойдется.

А Владлен, который как раз завел машину, тут же пришел в бешенство. Подбежал к зеркалу, осмотрел, увидел царапину, потер ее рукавом, вернул зеркало в прежнее положение — и скорей за руль, догонять Самира.

— Ты так легко не отделаешься! — бормотал он.

 Автомобили, кстати, были одной марки, «Kia Rio», только у Владлена серая и постарше, а у Самира красная и поновее.

— Ты мне ответишь! — обещал Владлен. — Ты мне заплатишь за зеркало!

Он вознамерился обогнать Самира и посигналить, чтобы тот остановился.

В плотном трафике это было непросто, но Владлену удалось. Он обогнал Самира, при этом подрезав его машину довольно рискованно — Самиру пришлось резко затормозить, сзади кто-то заполошно засигналил.

Владлен мигал, требуя остановиться.

Но Самир останавливаться не стал. Во-первых, ему пора домой, во-вторых, так можно все застопорить, а Самир уважительно относился не только к писаным правилам дорожного движения, но и к неписанным законам дорожного этикета.

Он поступил иначе — ускорился, перестроился во второй ряд, поехал вровень с Владленом и, опустив стекло, крикнул:

— Чего тебе надо, придурок?

— Ты мне зеркало покоцал!

— У тебя вся машина покоцанная, не надо врать! Ехай на свалку и не мешай нормальным людям!

Второй ряд в это время поехал быстрее, и Самир оторвался, а Владлен, как ни рыпался, не мог перестроиться и остался где-то сзади.

Ну и черт с ним, думал Самир, и пообещал себе забыть о дурацком мужике навсегда.

Увы, не удалось. Через какое-то время второй ряд замедлился, а первый, наоборот, поехал быстрее. И Владлен оказался рядом. Не просто рядом, он зачем-то притирался и притирался к машине Самира, а тому некуда было деваться, третий ряд забит. Да и с какой стати ему маневрировать: он едет по своей полосе, никого не трогает.

И тут Владлен совершил то, что наметил — проехав совсем близко, он начисто сшиб правое зеркало машины Самира, пожертвовав и своим, которое тоже отвалилось. Ничего, правота дороже ущерба!

Самир взбеленился. Он сжал зубы и руль, глядя, как удаляется Владлен.

А потом начал лавировать. Он бросал машину вправо, влево, чуть не врезался в длинный «БМВ» бизнес-класса, владелец сигналил, что-то кричал, Самир не обращал внимания. И добился своего, оказался перед машиной Владлена.

Тут пробка немного рассосалась, скорость увеличилась. Владлен пытался обойти Самира, но тот внимательно следил за его маневрами и не давал проехать. Скорость все больше и больше, Владлен решил оставить попытки обогнать Самира. Да и надоело ему. Можно сказать, квиты, пусть этот псих едет себе дальше.

И тут Самир неожиданно затормозил, и Владлен воткнулся в него.

Самиру было жаль машину, но он был почти удовлетворен. Он отомстил противнику, пусть и за счет помятого багажника, но багажник чинить легче, чем капот, а там не только капот, там и мотор может быть поврежден. К тому же в таких случаях всегда виноват задний — не выдержал дистанцию.

Самир высунул руку, помахал на прощанье и поехал дальше.

Минут через десять он успокоился, позвонил жене, сказал, что скоро будет и что очень хочет жареной картошки с луком. Потом позвонил другу из автосервиса и сказал:

— Здравствуй, Анвар, завтра заеду, багажник поправишь мне?

— Без проблем, заезжай.

И тут Самир почувствовал удар в бок. Посмотрел влево. Увидел Владлена, который весело скалился во весь рот. А потом крутанул руль и еще раз ударил своим бортом борт Самира.

 Это видели многие: две «Kia Rio», лавируя в потоке машин, заходя то слева, то справа, бились друг о друга; это напоминало эпизод из гонки на выживание, особенность была лишь в том, что водители, уничтожая машины друг друга, старались не задеть кого-то другого. Оба не желали остановиться и разобраться или понимали, что эта разборка будет смертельно жестокой, а садиться в тюрьму за убийство не хотелось ни Владлену, ни Самиру.

Война войной, а дело делом: Самир, человек практичный и любящий обо всем предупреждать заранее (потому что и сам всегда того же от других требовал), после каждого столкновения звонил Анвару.

— Мне еще дверь и крыло подстучать надо будет. Слева.

— Подстучим.

Через пять минут:

— Справа тоже дверь и крыло надо поправить.

— Поправим.

Еще через минуту:

— Прости, и капот.

— Ты перевернулся, что ли? Все сделаем!

Последний звонок другу был таким:

— Знаешь, я что подумал? Хочу сменить машину.

— Давно пора! У нас есть варианты, приезжай.

— Если смогу. До завтра.

На какое-то время Самир и Владлен, затертые другими машинами, потеряли друг друга.

Тут промчалась «скорая помощь», Владлен был одним из тех, кто пристроился за ней, свернул, пустился догонять, а Самир — за ним. Дорога вышла на эстакаду с односторонним движением. У Самира возник план: догнать Владлена, зайти справа и ударить его не всем телом машины, не боком по касательной, а наискосок, передом, перебрасывая машину врага через ограждение. Он видел в мыслях, как та переворачивается, вылетает, летит и шмякается внизу, как Владлен вылезает оттуда, весь поломанный и окровавленный (смерти его Самир не хотел), и, глядя вверх, на Самира, машущего ему рукой, скажет:

— Какой же я был осел!

Сладко до жжения было в груди Самира от этой фантазии.

И тут произошло неожиданное: впереди образовалось свободное пространство, Владлен рванулся вперед, выжимая из машины максимальную скорость, с заносом развернулся на сто восемьдесят градусов, словно показывая трюк дрифта, и устремился обратно. У Владлена, как и у Самира, возникло желание разом со всем покончить, но иначе — протаранить Самира в лоб.

Он мчался на Самира и представлял себя советским летчиком времен Великой Отечественной войны, который готов пожертвовать жизнью, лишь бы уничтожить фашиста.

Но и Самир, у которого воевал и погиб дед, по совпадению тоже представил себя советским солдатом, а Владлена — фашистом.

Они мчались друг на друга, оба знали, что не уступят. Им казалось, что они не мстят друг другу, а защищают что-то очень важное, Владлен — своих неблагодарных бывших жен и еще более неблагодарных детей, а Самир всех друзей и родственников. Но не только близких они защищали, а как бы Родину, причем не Москву, и не Кавказ, и даже не Россию, а нечто необъятное, чему нет ни названия, ни границ, но что выше всего на свете.

До столкновения оставались секунды, Владлен и Самир мчались друг на друга вдоль ограждения, то есть влево им свернуть было невозможно. Только вправо — если кто-то не выдержит.

Но они выдержат! Они не уступят!

Незримый хронометр, который каждый человек слышит в такие моменты, отщелкивал: пять секунд, четыре, три…

* * *

Все знают особенность кошек появляться в самых неожиданных местах. На деревьях, на крышах, на карнизах домов, на столбах электропередачи.

Как, каким образом и зачем на эстакаде оказалась кошка, как уцелела она среди мчащихся машин, почему не шла вдоль ограждения, а побежала именно туда, где должны были столкнуться две машины, — никто не сумеет объяснить.

Но она оказалась там. Кошка, вернее, котенок-подросток с несмышлеными и напуганными детскими глазами.

И Самир с Владленом одновременно увидели котенка.

И оба, не сговариваясь, да и как бы они могли сговориться, выкрутили рули, одновременно притормаживая, чтобы не наехать на кошку. Тут они и сшиблись со всего маху, машины перевернулись, закувыркались, в них влетели другие машины, это и стало причиной известной массовой аварии.

Как ни удивительно, Самир и Владлен остались живы.

Их везли в больницу в одной «скорой». Оба были закутаны бинтами, словно мумии, на лицах — кислородные маски.

Только глазами они могли общаться, и глаза у обоих были вопросительные.

Воспользовавшись тем, что медсестра отвлеклась, говоря с врачом, Владлен приподнял маску и прохрипел:

— Как думаешь, кошанчик уцелел?

— Думаю, да. Кошки живучие.

Владлен кивнул, приставил маску к лицу и закрыл глаза.

1. Урок вождения

Эллочка два месяца ходила в автошколу, старательно изучала правила дорожного движения — готовилась сдавать экзамены на права. Артем относился к этому с ироничной снисходительностью. Но вот однажды вечером она попросила Артема, чтобы тот доверил ей проехаться на его машине.

— Посмотришь, чему я научилась, оценишь, готова или нет.

Артему просьба не понравилась.

— Ты не обижайся, но есть вещи только личного пользования. Зубная щетка, телефон, одежда. Машина — из этой категории. Я буду нервничать. Если так хочется, давай возьмем каршерную.

— Это которая напрокат?

— Да. Хотя нет, — сам себе возразил Артем. — Стукнешь ее, а потом разбираться.

— Значит, ждать, когда у меня своя машина будет?

— А ты хочешь машину?

— Почему нет?

— У тебя работа на удаленке, если куда надо, я всегда отвезу. Или на такси. Раз в неделю.

— Это сейчас. А потом работу я могу сменить, и вообще все может поменяться. Детей рожу, буду возить их в школу, как Стася Ермолаева возит.

— Намек на детей понял.

— Да никакого намека, мне всего двадцать восемь, куда спешить!

— И еще раз понял. Но мы, кажется, оба пока не хотим разводить мальков?

— Пока не хотим, но жизнь долгая. Ладно, я поняла, ты трясешься над своей машиной, извини.

— Ничего я не трясусь, — ответил Артем. — Прокатимся, если ты так хочешь.

Артем соврал, он не просто трясся над своей «Ауди А-4 Турбо», он ее обожал. Содержал в идеальном порядке, то и дело проверял в сервисе, регулярно мыл, пылесосил, покрыл ее лучшим жидким стеклом по новейшей технологии, переживал из-за каждой царапинки.

Но Эллочку Артем тоже любил, он привык к ней. Он много работал, много разъезжал, работая юристом в солидной фирме, ему очень нравилось возвращаться в красивую просторную квартиру, купленную на честно заработанные деньги, к красивой подруге-жене (их отношения не были юридически оформлены), сидеть в красивой кухне-столовой и есть красиво сервированный ужин. Поэтому иногда уступал желаниям Эллочки.

И вот они вышли к машине, Эллочка с преувеличенной уверенностью села за руль, а Артем устроился на непривычном пассажирском месте.

 Эллочка действовала грамотно: нажала на педаль тормоза, завела двигатель, перевела ручку коробки передач в положение «D».

— Собираешься ехать? — довольно ехидно спросил Артем.

— Ну да.

— А кресло?

— Что кресло?

— Под себя отрегулировать надо, как ты думаешь? Или тянуться будешь руками и ногами?

Эллочка не стала тратить энергию на мелкую обиду. Кротко сказала:

— Спасибо, что напомнил.

Она отрегулировала кресло. Собралась. Приготовилась. Заметила усмешку Артема.

— Что-то не так?

— Да нет, просто странно. Не видел тебя за рулем. Если честно, тебе не идет.

— Мне только за ручкой сковородки идет?

— Ты не поняла. Я в твою пользу это говорю, в хорошем смысле. Ты такая… Как дворянка из девятнадцатого века. У бабки сервиз есть, вот там на чашках похожие женщины. Волосы тоже волнистые, личики нежные, как у тебя. Такие личики… Старинные.

— Чего?!

— Глупость сказал. Тебе на троне сидеть и в карете ехать, вот я о чем.

— Я оценила. Мне вылезать?

— Да нет, поехали. Учти — машина чуткая, жесткая, практически спортивная. Все надо делать аккуратно, но уверенно. На газ не давить, а нажимать.

— Хорошо объяснил. Я постараюсь.

Эллочка нажала на педаль газа, машина дернулась и тут же остановилась. И опять дернулась, и опять остановилась. И снова дернулась, на этот раз поехала, но рывками. Педаль была слишком чуткой, машина сразу же набирала скорость, Эллочка пугалась, отпускала педаль, спохватывалась, нажимала.

Артем молчал.

Выехали со двора, поехали вдоль домов — улицы как таковой в этом микрорайоне не было. Эллочка справилась с волнением, ехала медленно, зато без рывков. Артем велел свернуть к промзоне, там была довольно длинная пустая дорога между забором и глухими стенами заводских и складских корпусов. Эллочка доехала до закрытых металлических ворот, развернулась, поехала обратно. И еще два раза проехала туда-сюда.

— Теперь на улицу? — спросила она.

— А надо? Я вижу — умеешь.

— Артем!

— Ладно, поехали. Но четко слушать мои команды.

— Есть!

Выехали на улицу.

— Держи дистанцию, — руководил Артем. — Перестройся во второй, эта полоса для общественного транспорта. Можно повернуть налево, не забудь помигать. Этого обгони, но аккуратно. От этого подальше, он рыскает, я таких опасаюсь. Подальше, я сказал! Тормози! Не так резко!

Артем сперва раздражался, потом начал сердиться, а потом откровенно разозлился. И чем больше он злился, тем хуже ехала Эллочка. То слишком медленно, так, что сзади сигналили, то слишком быстро, проезжая в опасной близости от стоящих вдоль тротуара машин, Артем весь сжимался, ожидая скрежета или удара. Он взмок, ему было худо, он решил, что на сегодня хватит.

— На светофоре направо и назад, — сказал он.

— Куда назад?

— Домой.

— Еще немного, Артем!

— Нет, хватит. Знаешь, как опытные водилы говорят? Рожденный ходить, ездить не может. Некоторым это просто не дано. Вот не дано, и все.

— А инструктор сказал: можешь! Очень опытный водитель, между прочим. И деликатный. Не кричит каждую минуту, не ругается и не злится. И уже после третьего раза он мне сказал: можешь.

— Наверно, что-то другое имел в виду. И им за это деньги платят, не забудь. Не о чем спорить, поворачивай.

И Эллочка свернула, но не направо, а налево.

— Ты куда?!

— Домой.

— Я сказал — направо!

— Сам виноват! Ты с такой ненавистью говоришь, что я аж вздрагиваю! Я не слышу, что ты говоришь, а только — как говоришь! Ты никогда так со мной не говорил!

— Смотри на дорогу! Держи правее, правее, говорю! Так, все! Сейчас остановишься, и мы поменяемся. Я больше не выдержу.

Эллочке было грустно и неприятно, но она решила не спорить с Артемом и послушно начала перестраиваться в крайний правый ряд. Однако сделала это слишком поспешно, справа взвыл противный гудок и послышался легкий стук в дверцу — с той стороны, где сидел Артем. Маршрутка, стукнувшая «Ауди», удалялась, ее водитель высунулся из кабины, оглянулся, покрутил пальцем у виска и что-то крикнул.

Артему было больно так, будто стукнули его самого. Он опустил стекло, посмотрел вниз. Ничего не заметил, опустил руку, нащупал углубление. Совсем маленькое, крошечное, с чечевичное зернышко, но Артем воспринял это как серьезное ранение машине. И, не в силах сдерживать себя, завопил:

— Дура! Блондинка за рулем, … — тут он выругался матом. — Меня инст­руктор хвалил! Можешь! Ты одно можешь — …, — Артем опять выругался, обозначив, что на самом деле может Эллочка. — Тебя не только к машине, тебя к самокату подпускать нельзя, дура, собьешь кого-нибудь, а самокат и себя поуродуешь, потому что ты…, — и Артем выругался в третий раз. — Тормози, останавливайся!

Но Эллочка продолжала ехать во втором ряду, а потом перестроилась и в третий.

— Ты чего, оглохла? — орал Артем.

С Эллочкой происходило что-то странное. Она казалась спокойной. Она улыбалась. Не насмешливо, не нарочито, а как-то задумчиво, почти отрешенно.

— Але, девушка, вы где? — надсаживался Артем. — Я кому сказал — тормози!

Эллочка не собиралась тормозить. Да и негде было уже тормозить и останавливаться в том плотном потоке, в котором они оказались. Поток тек медленно, но пока без заторов, Эллочка вела машину все увереннее и говорила Артему с той же размеренностью и неспешностью, с которой управляла машиной.

— Вот ты какой, оказывается, Тема.

— Это не я такой, а ты такая, — огрызнулся Артем.

— Знаешь, я подумала: а мы ведь никогда ничего не делали вместе. И вот попробовали, и сразу все стало ясно.

Артем, человек неглупый, почуял, что Эллочка клонит к чему-то для него неприятному, и выдавил:

— Погорячился, прости. Но все-таки давай понемногу сдвигайся и останавливайся. И все обсудим, если хочешь.

Эллочка продолжила говорить в том же размеренном и раздумчивом темпе:

— Как же мы будем жить? Как детей воспитывать, если до этого дойдет? Ничего не получится, Артем.

— Сразу глобальные выводы, вот тоже бабская манера!.. Женская. И почему это мы ничего вместе не делаем? Мы общаемся. Кино по вечерам смотрим. Я тебе про работу свою рассказываю. В кафе, в рестораны ходим, на дачу к родителям ездили. В театре еще были, — вспомнил Артем.

— Да, полгода назад. И к родителям твоим ездили, да. Но я не про это. Еще раз — мы ничего не делали вместе. И вот попробовали. Мне не понравилось.

— Почему вместе-то, ты за рулем, ты едешь, а я сижу!

— Сидишь и командуешь. Это — вместе. Не получилось, Артем. И не получится.

Эллочка неожиданно засмеялась.

— Не обижайся, но мне так легко сейчас стало! Вот бывает — вдруг понимаешь, что человек тебе нужен. Необязательно любишь, а — общаться приятно, встречаться. И ты радуешься, хорошо же, когда что-то определяется. Или наоборот — понимаешь: этот человек мне не нужен, и я ему не нужна, приятно было познакомиться, до свидания! Прямо как камень с души.

— Ты о чем?

— Неужели не понял? Мы не будем жить вместе, Артем, я ухожу!

— Из-за какого-то пустяка…

— Да брось! Я тебя сразу всего увидела! И все наше печальное будущее! Спасибо, ты мне очень помог!

Артем хмуро смотрел на Эллочку. Наигрывает, притворяется, думал он. Или нет? И он, похоже, не прав — Эллочке вполне идет быть за рулем. Даже очень идет. И личико ее не кажется старинным, очень современное личико. Красивое. Жаль будет, если…

Тут Артем заметил, что машина едет все быстрее. Это Эллочка, увидев слева мчащуюся «скорую помощь» и едущие за ней машины, сумела поймать момент и встроиться в эту стремительную вереницу. У человека за рулем и у пассажира разные ощущения скорости, пассажиру всегда кажется, что машина едет быстрее, поэтому Артему чудилось, что они несутся не просто быстро, а бешено быстро, смертельно быстро.

— Ты чего делаешь, сбавь, Эл! — попросил он. — Не надо! Я все понял! Я полное дерьмо! Сбавь, пожалуйста!

— Не могу, сзади воткнутся! — смеялась Эллочка, с восторгом вдавливая педаль и чувствуя, как скорость невидимой энергией вливается в нее. Так растекается по крови крепкий алкоголь, особенно холодный виски, Эллочка пила мало, но это любила — стопку ледяного виски вечером, перед ужином. Ощущение холодного жара было очень приятным.

— Мигай стоп-сигналами, показывай, что будешь тормозить! — кричал Артем.

— Зачем? — хохотала Эллочка. — Мне нравится! А тебе разве нет? Прокачу напоследок, пользуйся!

Скорость стала такой, какой она бывает только на гоночных треках и на московских трассах, когда они становятся неожиданно свободными, и водители рвутся вперед, соскучившись по наземному полету, да и сами изголодавшиеся машины, кажется, рычат, урчат и даже воют от наслаждения, жадно пожирая воздушную плоть пустого пространства и оставляя за собой его в отработанном виде — чадом и дымом.

Артем смирился — уверенность и равномерность движения усыпила его бдительность. Он обдумывал будущий разговор. Понимал, что разговор будет очень серьезным. Смущало то, что обычно он предугадывал ход спора и легко побеждал в нем. Или проигрывал, если спор был несущественным или если победа могла обернуться поражением — например, отказом от привычной нежности на сон грядущий.

Он был растерян. То, что произошло, — не эпизод, не прихоть Эллочки, все может кончиться плохо. И как тогда? Как — без нее? Артем не мог этого представить.

Меж тем дорога становилась все свободнее, Эллочка забавлялась и заодно весело дразнила Артема, перестраиваясь в те ряды, которые двигались быстрее, лихо маневрируя, обгоняя и лавируя.

И тут, когда Эллочка разогналась в полную волю, Артем услышал впереди звуки множественных ударов, скрежет, он увидел, как серый «Фольксваген», ехавший впереди, шарахнулся обо что-то, зад его резко приподняло и занесло, еще пара секунд, и они вонзятся в него.

* * *

И Эллочка это увидела, и закричала от ужаса, бросила руль и закрыла руками глаза.

Артем одним движением отстегнул ремень, всем телом рванулся к Эллочке, вдавливая ее в дверцу, она была такой тонкой, что Артем наполовину поместился на водительском сиденье, вцепился в руль, ногами дотянулся до педалей газа и тормоза. Выворачивая руль, он работал педалями, не позволяя машине опрокинуться, уходя от столкновения. И все же «Ауди» ударило при заносе о «Фолькс­ваген», но ударило не всем телом, а только задней левой частью, Артем крутанул руль вправо, потом влево, он юлил среди машин в других рядах, уходя от столкновений справа, сзади, спереди, со всех сторон, одновременно сбавляя и сбавляя скорость.

Наконец ему удалось уйти вправо, к повороту, где было сбоку расширение. Там он и остановился. Тяжело отвалился от Эллочки и от руля, вытер обеими руками мокрое лицо.

Эллочка была неподвижной. Расширившимися глазами она смотрела куда-то с застывшим на лице выражением смертельного страха. Потом медленно повернула голову и спросила:

— Мы живы?

— Пока да.

Она заплакала и упала ему головой на колени. Плечи ее дергались. Сначала Эллочка плакала тихо, а потом по-девчоночьи громко разревелась. Коленям Артема стало горячо и мокро. Он гладил Эллочку по ее волнистым и золотистым волосам и говорил:

— Ничего, ничего. Бывает.

1. Голова

В массовой автоаварии, которая произошла недавно и о которой слышали все, пострадало много людей и машин, но больше всех не повезло продюсеру, режиссеру, сценаристу и актеру Леониду Пасловскому — ему оторвало голову.

Начисто снесло, как отрезало.

 Собственно, именно и отрезало. Он ехал в своем асфальтово-серебристом «Мерседесе» S-класса, демократично сидел рядом с водителем Митей, поскольку всегда любил смотреть вперед, «Мерседес» ехал за грузовиком, перевозившим листы кровельной жести, в момент удара один из этих листов, слетевший с кузова, пробил лобовое стекло и отсек голову Пасловского, как ножом гильотины. Сравнение оправдано еще и тем, что жесть была оцинкованная и своей сверкающей белизной напоминала сталь.

Митя уцелел полностью, на нем не было ни царапины, ни вмятины, ему даже не ушибло лицо подушкой безопасности, потому что она не сработала, как не сработала и подушка несчастного Пасловского. В этом Пасловский сам виноват, полгода назад при резком торможении и нечаянном наезде на бордюр подушка выскочила, сильно его напугала и слегка повредила ему нос, он приказал ее за­блокировать, и Митя это сделал, заблокировав заодно и свою.

Митя тщательно обследовал себя и не находил ущерба. Даже осколками стекла не тронуло, ничем вообще, только грудь немного побаливала, потому что Митя ударился ею о руль. Он осматривал себя, не веря своим глазам, задирал футболку, будто какой-нибудь травмирующий предмет мог проникнуть туда, не порвав материи, и даже приспустил джинсы.

Все было цело!

Лишь тогда он обратил внимание на то, что рядом сидит безголовый Пасловский, накрытый металлическим листом.

Он, конечно, ужаснулся.

Он выскочил из машины и указывал туда трясущейся рукой. На это не сразу обратили внимание по понятным причинам: все помогали раненым, вызывали МЧС и «скорую помощь», вытаскивали тех, кто застрял, переворачивали автомобили, завалившиеся набок или опрокинувшиеся на крышу.

Когда все более или менее если не успокоилось, то наладилось, к Мите подошел дэпээсник Виталя Огуренко, человек молодой, румяный, круглолицый.

— Чего у тебя тут?

— Человек там… Леонид Сергеич… Сидит, а головы нет… Жуть… А я не виноват, я не быстро ехал, я дистанцию держал!

— Само собой. Все не быстро ехали, все дистанцию держали.

Он заглянул и присвистнул:

— Жесть!

— Еще какая!

— Я имею в виду — кусом жести голову снесло. А где голова-то?

Виталя осмотрел машину: на заднем сиденье и на полу меж сиденьями головы тоже не было. Должно быть, вылетела через заднее разбитое стекло. Виталя обогнул машину. На асфальте за багажником головы не оказалось, не было ее и под колесами близстоящих машин.

— Открой-ка багажник, — сказал он Мите.

— Как она туда попала бы?

— Мало ли. Открой.

Митя открыл, на всякий случай пугливо отворачивая лицо.

В багажнике головы не было.

Начали искать.

— Не мое, конечно, дело, — говорил Виталя, — но просто интересно, куда она могла деться? Он кто у тебя был?

— Кто?

— Леонид Сергеич твой — кто? Большой начальник? Судя по машине-то.

— Леонид Сергеич?

— Ты, я вижу, в ступоре. Ну, неважно, кто бы ни был, теперь все равно нет. Но голову найти надо, а то нехорошо как-то.

Он пошел с Митей среди покалеченных машин, направляясь к кучке людей, стоявших у ограждения. Виталя по своему уже немалому опыту, четыре года отпахал в ДПС, знал — где на дороге собрались люди, там что-то не так.

Все расступилась перед человеком в форме, и Виталя увидел то, отчего глаза его стали такими же круглыми, как и лицо.

На асфальте стояла голова. Именно стояла, а не лежала, причем стояла плотно, будто приросла к поверхности. Под нею было мокро — то ли кровь, то ли разлившийся бензин, а может, то и другое вперемешку. Глаза головы были открыты, но главное — голова говорила! И говорила очень активно — с помощью гарнитуры, воткнутой в ухо.

— Не надо мне морочить голову! — гневно кричала голова. — Я видел этот объект, все там подходит, а другой искать нет времени! Найдите обои под старину или нарисуйте, в конце концов, что у нас там Синягин делает? Что значит — болеет? Я, может, тоже болею, и все из-за этого встать должно? Звони ему срочно! Или не надо, сам позвоню!

Голова тряхнула головой, если так можно выразиться, деловито приказала:

— Позвонить Синягину!

Послушное умное устройство вызвало Синягина, с которым голова начала говорить совсем иначе, не кричала, стала ласковой и увещевательной:

— Васенька, привет, позарез нужен твой талант. Обои под девятнадцатый век — можешь? Стеночку выбелим или бумагой заклеим, и ты по ней… Вася, родной, сегодня, сейчас! Там всего два десятка квадратных метров, не о чем говорить! Я помню, что ты большой художник, вот и докажи — так нарисуй, чтобы Пикассо и Дали в гробах перевернулись! Обои тоже фактом искусства можно сделать! Понимаю, сочувствую, но ты же, прости, не умираешь, я машину за тобой пришлю, а тебя угощу лекарством, сам понимаешь, каким! Из своих рук лечить буду!

Невидимый и неслышимый Вася что-то сказал голове, и она стала строже.

— Не хотел напоминать, Вася, — сказала она, — но ведь не я тебя упрашивал на проект, ты сам на него попросился! А до этого у тебя полгода работы не было! И Третьяковка почему-то ни одной работы твоей не купила. Так или нет? Я не попрекаю, просто скажи — так это или не так? Я тебя выручил? А ты не можешь один раз пойти мне навстречу? Целая смена пропадет, а это деньги и время, Вася, не мне тебе говорить, ты же профессионал высочайшего класса! Спасибо, родной!

Выражение лица головы сменилось с ласкового и просительного на раздосадованное.

— Позову я тебя в следующий раз, обломаешься! — пробормотала голова. — Болеет он! Знаю я, чем вы все болеете!

Обступившие голову люди изумленно молчали. Виталя вспомнил, что он какой-никакой представитель власти и официальный человек, значит, обязан разобраться. Но не мог сообразить, как обратиться к голове, о чем спросить. Наконец вымолвил:

— Извините… Вы как себя чувствуете?

— Ты кто?

— Лейтенант патрульно-постовой службы Огуренко.

— Так делай свое дело, лейтенант, наводи порядок! Где моя машина?

Тут голова увидела Митю.

— Митя, живой?

— Как бы да, — застеснялся Митя.

— А машина на ходу? Нам через час на «Мосфильме» быть, ты помнишь?

— Не знаю…

— Чего ты не знаешь?

— На ходу или нет. Разбитая очень.

— Неважно, лишь бы ехала! Давай, подгони ее сюда. Отвезешь, потом поедешь за Мигуновой, звонил ей?

— Звонил. Но она…

— Что?

— Не тяни! Ё, живете, как на Юпитере, будто вас притяжением придавливает, медленные все, как столетние черепахи… Говори, в чем дело?

— Она отказалась.

— Почему? Почему я узнаю об этом последним и в последний момент?

— Я сам только вчера… Соня должна была вам…

Но голова уже не слушала, отдала команду:

— Позвонить Соне Чалиной!

И тут же напустилась на Соню:

— Красавица моя, что за дела, почему Мигунова соскочила? Но ведь соглашалась же! Не надо мне отговорок! Кто за это зарплату получает, напомни? А почему я должен все решать? Хорошо, решу, но тогда и зарплату твою получать буду, ты не против? Я спрашиваю, ты не против? Сонечка, я тебя люблю уже пятнадцать лет, но, если ты меня будешь шантажировать, я тебя сам уволю! Рыдать буду, слезы лить, где я еще найду такого специалиста на кастинг, да еще умницу и красавицу, но стерплю, в ущерб себе уволю! Все, успокоилась! Успокоилась, я сказал! Позвоню ей сам, а остальные чтобы были через два часа на площадке. Смена ночная, пусть Маргарита всем пообещает бонусы, полторы ставки, но без бумажек, на словах, ясно? Не обман, а тактика, не тебе меня учить! Все, целую, как тогда, работай!

В это время подъехала машина «скорой помощи». Оттуда вылез врач, пожилой, высокий и тучный человек, а с ним помощница, маленькая, похожая на его внучку. Врач, к тому же, был густо бородат, и эта пара странным образом напоминала Деда Мороза и Снегурочку.

Дед Мороз решительно направился в сторону пострадавшего и оторопело застыл.

— Ой! — сказала Снегурочка и вдруг хихикнула, прикрыв ладошкой рот.

Дед Мороз зыркнул на нее, она оправдалась:

— Нервное! Сплошные ужасы сегодня.

А голова меж тем продолжала вовсю работать, она упрашивала Мигунову — судя по всему, известную актрису. Правда, никто из присутствовавших о ней не слышал, но такие настали времена — даже самые известные и артисты, и музыканты, и режиссеры, и сценаристы, и даже писатели напрочь не известны широкой публике. Все измельчилось, всех стер в крошки и пыль интернет, погреб людей под завалами безликой и назойливой информации, из-за которой не видно ничего стоящего.

— Анечка, ты, наверно, не поняла Соню или она тебе не все сказала! Что тебя не устраивает? Ты не права, эпизод вовсе не отстойный, там море психологии, если вглядеться, и, кроме тебя, этого никто не сделает! Драма на грани фарса, сам писал, знаю! В конце концов, хозяин-барин, поменяю реплики, скорректирую! Где там мат? Ну да, немного есть, но это не значит, что он будет в кадре! Это для эмоциональной возгонки, говоришь сначала с матом, настраиваешься, а потом без мата, но возгонка остается! Режиссер тоже я, как ты думаешь, мне надо губить собственный текст? Аня, это не слова примитивные, это героиня работает под дуру! Ей так надо, это такой театр в театре, понимаешь? Только такая умница, как ты, сможет изобразить такую дуру! Господи, да шучу я! Я главного не сказал — слетел Гавриленков, и партнером у тебя в этом эпизоде буду я! Счастлива? Не надо, не обижай меня, да, я старше персонажа, но не в три раза! И пойми, Анечка, я работаю по партнерше, я так устроен, если партнерша гениальная, то и я сыграю гениально, и будет гениальный эпизод, во ВГИКе студентам будут показывать, учить!

Тут голова отвлеклась от разговора и огрызнулась:

— В чем дело?

Дело было в том, что врач тянулся рукой к голове.

— Пульс пощупать, — промямлил врач.

— Щупайте, — разрешила голова.

Врач приложил пальцы к шее, а голова продолжила горячие уговоры:

— Анечка, я не люблю давить на личное, но просто хочу напомнить — «Кинотавр», две тысячи восьмой, берег моря, волны, звезды… Как не с тобой? Это ты путаешь! Девичья память, Анечка! Ну, значит, я так мечтал о тебе, что теперь кажется, будто это было! Кстати, не все потеряно… Молчу, молчу, жду тебя, хочу обнять! Договорились? Что? Так бы сразу и сказала! Не плачу я Караваевой столько, врет ее агент, они все врут, своим клиентам цену набивают! Караваева, если хочешь знать, сказала мне, что в этом проекте даром готова работать — потрясающая история, крутой сценарий, ей все дико нравится, но агент не дает опустить расценки! У нас же агенты — дебилы, они задрали цены и опустили отечественное кино! Я все трачу на актеров, а снимаю на остатки! А бюджет, сама понимаешь, не как у Спилберга! Короче, Анечка, плачу тебе столько, сколько якобы Караваевой, но мимо агента, хорошо? Чтобы никто не знал! Митя сейчас за тобой приедет. Митя? Митя, ты где?

— Здесь, — ответил Митя, дожидавшийся итога разговора.

— Езжай к Мигуновой, тащи ее на объект! На руках в машину неси! За талию хватай, в любви признавайся, ты симпатичный, ей понравится!

— А если машина не это…

— Пешком, бегом, на ступе с метлой лети! И такси мне вызови. Да, Саша? — ответила голова кому-то вызывающему. — Буду, буду, уже еду. Саша, ты послушай, у меня роскошная идея! Представь: авария, я, кстати, в аварию попал, это и навеяло, поэтому задержусь немного, ты постой, ты послушай! Люди куда-то едут, торопятся, у всех дела, у всех планы, и бац — тормоз, крушение, десятки людей, сотни, тысячи — застряли! Гениальная метафора, согласись! Была жизнь — до, и вот теперь жизнь — после! Переоценка ценностей, драма, парадоксы, комедия! Мир меняется в одну секунду — и навсегда! Вспомни, как было при коронавирусе?! Все в шоке, напуганы, жизнь застыла! Еле опомнились, но ведь опомнились же! Нет, прямо про эпидемию снимать — это масло масляное, а я хочу в образной форме, понимаешь? Фильм, конечно, только фильм! Сериал? На сколько? Двенадцать и четыре сезона? Ты шутишь? Час аварии растянуть на четыре года показа? Хотя… А знаешь, можно! Одна серия — одна судьба. Гениально! Сценарий на миллион, Саша! И миллион, для ясности, в данном случае не метафора. За серию, естественно. А сколько? Саша, ты у нас самый крутейший, не спорю, но и на меня всегда очередь! Это не наглость, друг мой, а объективная оценка самого себя! Все, до встречи!

Врач, похоже, так и не нашел пульса. Оглянулся на помощницу.

— Носилки? — спросила она.

— Какие носилки, на руках отнесем. Только… Ты у нас недавно отучилась, новые книжки читала, описывалось там что-то подобное?

— Не помню… Кажется, нет…

Какая-то женщина, очень пожилая, смотрела, смотрела, слушала, слушала и вдруг опомнилась:

— Что мы столпились тут, товарищи, человеку же нужен воздух!

Все на пару шагов отступили, а голова с делового тона перешла на мягкий и нежный.

— Полиночка, солнышко, — ворковала она, — нет, до вечера я занят. Уже вечер? В самом деле. И вечером, значит, не получится. Скажи маме, детка, что у меня ночная смена опять. Что? Что значит, она знает, какая это смена! Обычная рабочая смена, так ей и скажи! Дай мне ее! Почему? Ну, пусть смотрит. Папину работу ей, конечно, посмотреть некогда, а какие-то престолы, видите ли… Нет, Полечка, тебе мои фильмы тоже смотреть пока не надо, рановато, там про взрослых дядей и тетей. Почему все голые, нет, не всегда, но там… Там про то, как у тетей и дядей бывает плохо, и это неинтересно, у нас с мамой намного интересней, ведь да? И я тебя целую, и я тебя люблю, Полюнчик, принцесса моя. Да, а я король. Еще какой! До встречи, роднуся моя!

И только тут голова вздохнула, как после долгой и тяжкой работы, а глаза, до этого обращенные сами в себя, словно впервые заметили окружающих людей, почему-то нависающих сверху. И глаза стали испуганными, голова скосила их вниз и увидела близкий асфальт.

— Что это? — спросила голова. — Где я? Что случилось?

Люди молчали.

По щеке головы сползла медленная слеза страшной догадки.

* * *

— Где я? — повторил открывший глаза Пасловский.

— В аварию мы попали, Леонид Сергеевич, — ответил ему Митя виноватым голосом.

Пасловский лежал на носилках и недоуменно оглядывался. И вдруг схватился рукой за шею, пощупал ее.

— Черт, надо же… Сколько я был в отключке?

— Да пару минут.

— Всего-то? А такое привиделось, будто час прошел.

— Что-то креативное? — спросил хитроумный Митя, знающий, чем отвлечь Пасловского.

— Еще какое! Интересно, телефон доступен?

— У вас гарнитура на двести метров ловит.

— Отлично. Позвонить Башлаяну! Саша? Я, наверно, опоздаю, авария. Мне тут роскошная идея в голову пришла… — Пасловский хмыкнул и еще раз пощупал шею. — Так вот, идея. Представь — улица, трасса, множество машин, все куда-то торопятся, у всех планы на ближайшее будущее, на жизнь в целом, и тут бац! — …

Носилки с Пасловским подняли, стали запихивать в машину, а он, морщась от боли и от неудобства, продолжал излагать свою идею, радуясь так, будто уже воочию видел снятое гениальное кино.

Опубликовано в журнале Знамя, номер 9,

Успеть

Поэма о живых душах

Том 1

Ты целился в мишень, успев мечтой вонзиться

в успех, что разовьет все флаги над тобой.

Но на пути стрелы вдруг оказалась птица,

и кончился полет ее, стрелы и твой.

Из «Попутной баллады»

Эта история случилась в конце болезненного две тысячи двадцатого года, от которого все так устали, что задолго до праздников украсили гирляндами и елками квартиры, дома, магазины и улицы, словно намекая времени, чтобы оно шло побыстрее. А в новом году, конечно, будет лучше или хотя бы как прежде, – всем казалось, что прежде было хорошо, но не ценили мы, глупые, имевшегося счастья.

За прошедшее с тех пор время о пандемии, о связанных с нею бедах, утратах, откровениях, заблуждениях и безумиях сказано и написано много правды, еще больше вранья, появилась куча книг и фильмов, авторы наперегонки высказывались по горячей теме; им эта чума го века была только в радость, потому что у всех давно кончились и темы, и сюжеты, и идеи.

Кажется, ничего нового сказать нельзя, но дело ведь не в теме, не в сюжетах и не в идеях, а в людях. Да, ситуации могут быть похожими, но люди при всем сходстве и внешности, и поступков, – разные. Однако миллионы и миллиарды, пережившие что-то подобное, остались в безвестности, а моим героям повезло, у них есть я, и я о них расскажу. Наверняка что-то напутаю в деталях и частностях, которые легко мог бы уточнить в глобальной сети, но не хочется в сеть, хочется так, как рассказывали истории встарь – по памяти.

Ведь именно по памяти, из уст в уста передавались священные легенды человечества, каждый рассказчик при этом добавлял что-то свое или убирал то, что казалось лишним. Записанные позже тексты являются меж тем признанными шедеврами слова и мысли – и, мне кажется, именно потому, что случившиеся в реальности истории после многих обработок и доделок получились не такими, какими были, а такими, какими пожелалось их увидеть. Желания же выше реальности – они меняют ее, а не наоборот. Правда, желания сами вырастают из реальности, но из той реальности, что создана предыдущими желаниями, созданными, в свою очередь, предшествующей реальностью, истоком которой служили совсем уже древние желания, явившиеся в древней реальности.

Однако есть вещи очень конкретные, требующие точности, поэтому я перед публикацией разослал текст тем, чьи биографии и судьбы отражены в книге, с просьбой сказать, не соврал ли я где. Не в том даже дело, бывали или не бывали в их жизни именно такие случаи, а – возможны ли они были в принципе?

Короче и яснее других выразился мой старший брат Александр Иванович Слаповский, сказавший: «У нас возможно все!»

Эти слова достойны стать девизом не только моей книги, но, пожалуй, и всей страны. Я даже начал фантазировать, представляя, как в который уже раз переписывается гимн России (на ту же, естественно, музыку). Звучало бы примерно так:

Россия парит высоко, непреложно,

у всех на виду и у всех впереди.

У нас все реально, у нас возможно,

а кто не согласен, то лучше уйди.

Но к делу.

Итак, год две тысячи двадцатый, месяц декабрь, число двадцать девятое, вторник, страна Россия, город Саратов, место действия – вокзал.

1.

У кассы стояла небольшая очередь. Все были в масках, все соблюдали социальную дистанцию, но не предписанные полтора метра, поменьше. Полтора метра выглядят дырой, свободным местом, и его может занять кто-то наглый. Само собой, никто не позволит, выгонят, но лучше не искушать, не давать повода. К тому же, у наших людей веками выработалась привычка тесниться в любой очереди, напирать, наступать на пятки, опасаясь, что то, за чем они стоят, кончится. Или двери закроют, и тебя не впустят. Или, наоборот, не выпустят. Вроде бы, если ты сделаешь полшага вперед, ничего не изменится, близость к цели измеряется не расстоянием, а людьми, но слишком могуч инстинкт, и ты все-таки делаешь эта полшага.

Но все же не вплотную стояли, не как в доэпидемические времена, угроза научила осторожности. Лишь пара, молоденькие юноша и девушка, не только не соблюдала дистанцию меж собой, но, пользуясь преимуществом близких отношений, стояла в обнимку, ее рука на его талии, его рука на ее плече. Юноша, склонив голову, что-то тихо говорил девушке, почти прикасаясь к ее щеке губами, вернее, маской, щегольской, черной, с пиратским принтом в виде скрещенных сабель и черепа, а иногда и прикасался – приспустив маску, коротко целовал в щеку под ушком, будто отмечая цезуры своей речи, и, надвинув маску, продолжал говорить. Девушка слушала и улыбалась глазами; маска на ней была тоже красивая, красная, с золотыми серпом и молотом, как на бывшем советском флаге. Юноша и девушка понимали, что все на них смотрят, завидуют им, но как бы не замечали этого, создавая свой маленький безгрешный театр любовной игры.

У окошка кассы, традиционно имеющего вид арки, что намекает на особенность ритуала, будто здесь продаются не просто билеты, а пропуска в иной, лучший мир, стояла молодая женщина, высокая, полная, в пальто фиолетового чернильного цвета из плащевой ткани, сквозь которую там и сям пробивались катышки подкладки, это бывает после стирки или очень долгой носки. Она не могла выбрать, каким поездом ехать в Москву.

– Махачкалинский когда отправляется? – спрашивала она.

– В четырнадцать сорок одну, – терпеливо отвечала кассирша.

– А саратовский?

– В пятнадцать семнадцать, почти сразу же. Что берем?

– Купе свободные в каком есть?

– И там, и там.

– А можно, чтобы в купе никого? Я с двумя детьми. Чтобы нам три места, и уже никого не сажать?

– Я этим не распоряжаюсь. Даже если тут придержу место, не продам, на другой станции кто-то возьмет билет и к вам подсядет. Имеет право.

– А все купе можно купить? Два билета на одно лицо?

– Да хоть весь вагон купите, правила не запрещают.

– Тогда все купе. В смысле, два билета на детей и два на меня.

– В какой?

– А махачкалинский хороший?

– Нормальный.

– Но там же с юга люди едут. Нахватались неизвестно чего. Да еще Кавказ сплошной.

– Чем вам Кавказ не нравится? – тут же послышался уязвленный, но вежливый голос.

Женщина оглянулась. В конце очереди стоял и, кстати, в отличие от прочих, соблюдал положенную дистанцию плотный мужчина лет пятидесяти в серой куртке и серой вязаной шапочке, с большими глазами, полными грусти оттого, что жизнь непроста, а Родина далеко.

– Да всем он мне нравится, но у меня дети! – с оправданным материнским вызовом ответила женщина.

– И что? Съедим мы ваших детей? – спросил мужчина, спросил весело, показывая женщине и всем остальным, что он шутит.

Женщина тут же возмутилась:

– Я ничего такого не говорила, а беру билет, а вас не касается!

И повернулась к кассе, продолжила уточнять подробности:

– Саратовский, значит, сразу после махачкалинского отходит?

– Полчаса разницы.

– Фирменный, наверно? Дорогой?

– Обычный. Цены такие же.

– И купе тоже есть?

– Есть. Везде есть, пустые поезда идут. Раньше перед Новым годом не пробьешься, все в столицу рвались, а сейчас никого. Вот оттуда в Саратов билетов нет практически, понять можно – люди домой возвращаются.

– А в Москву саратовский когда приходит? Позже махачкалинского?

– Даже раньше.

– Как это?

– В пути обгоняет.

Женщина задумалась. Возможно, в слове «обгоняет» ей почудилось что-то опасное.

– А в смысле удобств есть разница? – спросила она. – У меня же дети!

– Никакой разницы.

– Хорошо, оформляйте на саратовский.

Кассирша занялась своим делом. Показалось, что очередь облегченно вздохнула.

За женщиной в чернильном пальто стоял невысокий мужчина довольно необычного вида: в замшевой куртке с белым меховым воротником, с бахромой на нагрудных и боковых карманах, в голубых джинсах, в сапогах ковбойского фасона с острыми носами, окованными металлическими пластинками, а в руке он держал кожаную широкополую шляпу. Осанка, стать, прямые плечи, все в нем было молодое, и глаза казались молодыми – карие, ясные, и коротко постриженные волосы были густыми, темными, почти черными, с редкими искрами седины, но резкие морщины у глаз и борозды на лбу, казавшиеся незаживающими шрамами, выдавали его возраст – за пятьдесят, а то и больше. На голову ниже мощной женщины, он казался ее пожилым сыном. Может, потому, что было в нем что-то неуловимо мальчишеское, даже, пожалуй, пацанское, непоседливое, нетерпеливое.

Он выглядел человеком, впервые или после долгого перерыва попавшим на вокзал, а то и вообще в человеческое общество. С любопытством иностранца он смотрел на окружающее, на людей, с внимательным интересом слушал их – и что говорила женщина в чернильном пальто, и как отозвался обиженный кавказец, и как реагирует очередь на их диалог. Во взгляде его сквозило удивление: надо же, какие бывают люди, надо же, о каких занятных вещах они толкуют!

Сейчас он подвинулся в сторону и любовался через стекло девушкой-кассиршей – так жадно, будто никогда подобных девушек не видывал. А она и впрямь была хороша: светло-русые волосы до плеч, густые, ровного цвета и ровной плотности, волосок к волоску, красивые серые глаза. Мужчина смотрел на девушку в высшей степени одобрительно и жалел, что нельзя увидеть закрытых маской губ, которые гармонически дополнили бы лиричный славянский образ.

Этот мужчина был Василий Русланович Галатин, преподаватель одной из саратовских музыкальных школ. Также он подрабатывал в ресторанах, на корпоративных и семейных мероприятиях, нередко его приглашали сессионным гитаристом на концерты местных и заезжих рок-групп, он и сам являлся бывшим рок-музыкантом. Впрочем, рок-музыканты бывшими не бывают, как и русские офицеры, о чем давным-давно сказал в прекрасном фильме «12» Никита Сергеевич Михалков, сглотнув патриотический ком в горле и с трудом удержав в глазах честно выступившую гражданственную слезу.

Галатин послушно принял режим самоизоляции, а не так давно, когда умер один из педагогов, здоровый пятидесятилетний мужчина, он в приступе боязливой осторожности две недели просидел безвылазно дома со стариком-отцом. Но устыдился, вышел, нарочито прогулялся по центральным улицам, и ему показалось, что за эти две недели что-то изменилось в городе и людях. Или изменился он сам.

Пошел снег, Галатин свернул в магазин, это оказался магазин с ковбойским отделом: джинсы, куртки, шляпы, сумки, сапоги, ремни и все прочее. Этот стиль всегда нравился Галатину. Не потому, что он очень уж любил Америку или фильмы-вестерны, хотя смотрел их с интересом. В этой одежде – что-то приключенческое, авантюрное, чего Галатину всю жизнь слегка хотелось и чего он сознательно избегал, будучи человеком умеренным. И одеваться предпочитал просто – серые или темно-синие костюмы, одноцветные рубашки и однотонные галстуки.

В центре отдела стоял манекен в зимнем наряде. Галатин оценил добротность куртки, сапог, лихость вида манекена. И обратил внимание, что молоденькая симпатичная продавщица улыбается, глядя на него.

– Вы так на него похожи! – объяснила она свою улыбку. – Только лицо другое, а фигура – один в один!

– Так давайте его разденем и примерим, – вдруг сказал Галатин.

– Прямо с него снимем?

– Прямо с него.

И все Галатину пришлось впору, и он очень себе понравился.

– Вы даже не представляете, как вам идёт! – искренне радовалась девушка.

– Вижу. Но смешновато как-то, нет? Будут смотреть как на клоуна.

– Да ладно! Завидовать будут, что они себе это не могут позволить, а вы взяли и позволили!

Галатин сомневался, но посмотрел на голый манекен и представил, что все вернёт ему, и стало обидно: что ж я, хуже манекена, что ли?

И купил этот наряд, потратив почти все деньги, что сберегались у него на банковской карте, куда ему перечисляли зарплату и пенсию. Так и вышел на улицу, держа в руках большой пакет с прежней свой одеждой. Сначала было неловко и непривычно, прохожие глазели на него, кто исподтишка, а кто и открыто, с удивлением и усмешками, но Галатин укрепил себя такой мыслью: пусть смеются, зато небольшое развлечение, людям будет что рассказать дома – дескать, встретили ряженого чудака, который будто из кино выскочил. А то ведь все такое обычное и скучное вокруг, что и рассказать не о чем.

Но привык к новому образу удивительно быстро, дня за три-четыре. И как только перестал стесняться себя, заметил, что и окружающие перестали глазеть и удивляться.

При этом ощущение изменившегося мира осталось – вместе с ощущением изменившегося себя.

Женщина в чернильном пальто получила билеты и отошла, Галатин подал в окошко паспорт и сказал:

– На сегодня, на семнадцатый, одно купе, можно верхнее.

Девушка постучала по клавишам, посмотрела в монитор компьютера.

– Какой вагон хотите?

– Да все равно, – любезно сказал Галатин.

– Мне тоже, – ответила девушка. – Шестой, седьмой?

– Ну, пусть седьмой. Любое место, но не рядом с туалетом. Есть посередке?

– Есть. Нижнее, верхнее?

– Нижнее, ладно уж. Раз такой простор.

Девушка взяла паспорт, раскрыла его, глянула на фотографию, на Галатина. Галатин потянул было маску вниз – так требуют в некоторых местах при проверке документов, но девушка сказала:

– Не надо. Вам шестьдесят шесть?

– Совершенно верно. Без шестерки число зверя.

– Чего?

– Шестьсот шестьдесят шесть. Число зверя, Вельзевула, дьявола, Левиафана, сатаны.

Галатину показалось, что он сквозь голубую маску девушки увидел, как та скривилась. На самом деле он понял это по сузившимся ее глазам и чуть сдвинувшимся бровям: Галатин, как и все люди той поры, быстро научился считывать настроение современников только с глаз, без помощи других частей лица.

– Не знаю, какая там у вас сатана, – сказала девушка, – а нам на планерке сказали, что гражданам после шестидесяти пяти билеты продавать не рекомендовано. Зато новая услуга появилась, можно сдать невозвратный билет.

– У меня нет невозвратного билета, – сказал Галатин. – Я, наоборот, хочу купить билет. Что значит – не рекомендовано? Запрещено? Кем? Номер приказа, кто издал?

– Понятия не имею.

– Тогда будьте любезны, оформите билет.

– Не имею права.

– Почему?

– Я же говорю: на планерке сказали…

Галатин не любил быть напористым, но, если требовалось, умел.

– Кто сказал? Конкретно – должность, имя, фамилия?

– Начальница смены.

– У нее есть право запрещать продажу билетов каким-то категориям пассажиров? – ласково допытывался Галатин.

– Она сказала – не рекомендовано, – со скукой ответила девушка.

– Вы уверены, что не рекомендовано и запрещено – синонимы? Мне кажется, это означает, что вы должны действовать, сообразуясь с обстоятельствами. То есть если человек явно болен и немощен, то, возможно, сначала направить его к врачу, а если он вполне свежий, бодрый, как, извините, я, то почему не продать? Очень даже можно продать, никакими законами и указами, насколько я знаю, это не регламентировано, пока, по крайней мере, – втолковывал Галатин девушке, стараясь, чтобы в его голосе не было обидной нравоучительности.

Стоявшая позади Галатина дама в меховой шубе, возможно, норковой или бобровой, или собольей, рассказчик в этом не разбирается, дама солидная, с золотыми украшениями на пальцах и в ушах, такая бизнес-леди несколько устаревшего пошиба, не выдержала и сердито сказала:

– Что вы, ей-богу, придуриваетесь, мужчина? Не знаете, как у нас? Не рекомендовано – значит, запрещено! И не держите других, пожалуйста!

– А через интернет пробовали? – спросил молодой человек в пиратской маске.

– Пробовал! – ответил ему Галатин. – Не могу оформить, все заполняю, а подтверждения нет! Сбои какие-то в системе, так и пишут: извините, оформление в данный момент невозможно, попробуйте еще раз.

– И мы не смогли, вот и торчим тут, – напомнила девушка молодому человеку.

– Поэтому и спрашиваю, – ответил он. – Значит, везде сбой.

– Перекрыли кислород! – тоскливо отреагировал стоявший за дамой и перед молодыми людьми мужчина неопределенного возраста, с неопределенной внешностью и в неопределенной одежде. Такой может совершить убийство на твоих глазах, тебя будут потом допрашивать, как свидетеля, а ты не сумеешь вспомнить ни одной его приметы.

– Это в каком смысле? – поинтересовался у него Галатин.

– Во всех. Что хотят, то и делают. Сегодня вас ограничили, завтра нас обложат.

– Ерунда! Никаких оповещений не было! – возразил Галатин.

– Будут они вас оповещать, – сказал кавказский мужчина с горечью, но и с призвуком почтения к бесконтрольной силе власти. – Поставят перед фактом, как всегда!

И махнул рукой, вспомнив неоднократные случаи, когда его ставили перед фактом.

Галатин повернулся к кассе.

– Голубушка, – сказал он, – вы уж простите, но вам деваться некуда. Или покажите письменный приказ, или продайте билет.

– Идите к начальнице смены или к дежурной, или вообще к начальнику вокзала, а я работу терять не хочу!

И девушка сунула Галатину паспорт, держа его за краешек двумя пальцами, словно намеревалась уронить, если он не подхватит. И Галатин подхватил, взял паспорт и отошел, потому что на него уже надвигалась бизнес-леди в своих соболях или норках.

Он направился к застекленному окну, на котором красовалась надпись: «Дежурный по вокзалу». А под ней: «STATION MASTER ON DUTY». Наверное, для форса – иностранцев в Саратове никогда много не бывало. Появился в девяностые «Корпус мира», да и тот быстро прогнали, заподозрив в шпионской деятельности.

За открытым окном никого не было, зато сидел на подоконнике милейший серый кот с белой треугольной манишкой. Он посмотрел на подошедшего Галатина, как тому показалось, с некоторым недоумением. И это понятно – вокзал почти пуст, пассажиров мало, дежурного, наверное, давно уже никто не тревожит.

– Привет, – сказал коту Галатин.

Сказал без заискивания, уважительно, как равному, но, похоже, кот не поверил, принял это за подхалимаж и не повелся на провокацию, не дрогнул ни усом, ни ухом, лишь устало смежил глаза, и на его погружавшемся в забытье лице читалось: «Мне бы ваши заботы!»

Галатин постоял, озираясь. Заглянул внутрь. На спинке кресла висела бирюзовая кофточка, а за креслом, у стеллажа с папками стояли теплые домашние тапки, бордовые, с узорчатой тесьмой по краям.

Не дождавшись дежурной, он поднялся по лестнице на галерею второго этажа, нашел дверь с табличкой «Начальник вокзала», постучал, вошел. В приемной находились две женщины в светло-серых форменных костюмах, одна постарше, другая помоложе. Та, что помоложе, сидела за столом, это было ее служебное место секретарши начальника, а та, что постарше, устроилась сбоку. Они пили чай с шоколадными конфетами из коробки, поэтому маски были приспущены. Младшая тут же надела маску, а старшая пренебрегла, спросила:

– Чего хотели?

– Здравствуйте. Начальник у себя?

– Чего хотели-то? – повторила старшая, будто от ответа зависело, у себя окажется начальник или нет.

– Билет не продают! – развел руками Галатин, обращаясь к женщинам, как к сообщницам, которые должны понять и разделить его недоумение. – Ссылаются на мифические указания, что пенсионерам продавать билеты якобы не рекомендовано.

Старшая женщина сказала веско и официально:

– Не пенсионерам, а после шестидесяти пяти, и не мифические, а нам из управления спустили.

– Что значит спустили? Есть письменный приказ? Или устно распорядились?

– А какая разница?

– Такая, что устные распоряжения, уж извините, не имеют никакой юридической силы, – сказал Галатин так, будто и не рад был своей правоте, но не мог и скрыть ее.

– Вы юрист, что ль? – спросила старшая с неприязненной иронией; эта ирония основывалась на извечной убежденности всех российских чиновников в том, что жизнью правят указания начальства, а не законы, а кто ссылается и уповает на законы, тот либо не имеет опыта, либо глуп.

– Я не юрист, но я грамотный человек, – пояснил Галатин.

Младшая фыркнула сквозь маску и приспустила ее, чтобы откусить конфетку и отпить чаю. Она догадалась, что с таким посетителем правила соблюдать не обязательно.

– Если вы грамотный, то должны понимать обстановку в стране, – учила старшая женщина Галатина. – Ездят все, кому надо и не надо, а статистика ужасающая. Вы и себя подвергаете риску опасности, и всех. Себя не жаль – других бы пожалели!

Галатин приложил руку к сердцу:

– Очень жалею, но, согласитесь, я сам могу решить, надо мне ехать или не надо. И вынужден повторить: если вы отказываете в продаже билета, то обязаны предъявить мне письменные распоряжения, с печатью и подписью, на основании которых вы мне отказываете. Понимаете?

Младшая поддержала старшую.

– Ничего мы вам не обязаны, а обязаны выполнять, чего нам сверху посылают!

И она указала пальцем на то, откуда возникают послания – на монитор компьютера, где сейчас была анимационная заставка: красный небольшой куб медленно крутился в другом кубе, прозрачном, который тоже крутился, но в противоположном направлении. Наверное, эта заставка секретаршу успокаивала, а Галатину она показалась метафорой безысходности: торчит куб в кубе и не вырваться кубу из куба. Он решил смягчить ситуацию шуткой:

– И где там распоряжения? Давайте посмотрим.

– Вы не скандальте! – прикрикнула старшая. – Привыкли на простых работниках отыгрываться! Если есть претензии, обращайтесь туда, где все решается!

– В правительство?

– Да хотя бы! А то вечно мы крайними выходим! И личную сознательность иметь надо, а то каждый сам по себе!

– Имею! – заверил Галатин. – Моя сознательность всегда при мне! Но и билет мне нужен. И вы меня очень обяжете, если прямо скажете, продадите билет или нет? Если нет – на каком основании?

– Да продадим, успокойтесь! – устала спорить старшая. – Но учтите, если вас с поезда ссадят, сами виноваты будете!

– Это почему же ссадят?

– Мало ли. Вдруг вы больной?

Младшая опять смешливо фыркнула, по-своему поняв слово «больной».

– Может, я и справку обязан предъявить? – осведомился Галатин.

– Не обязаны, но вдруг вы по факту нездоровый? У вас вон лоб какой-то красный. Вот что, пойдемте-ка в медпункт и померяем температуру! – старшая встала. – Давно говорю, что пора пост выставить с градусником и на вокзал температурных не пускать! Пойдемте, чего вы?

Галатин понял, что пора перейти на строго официальный уровень общения. Не хочется, но надо.

– Послушайте, не знаю, кто вы по должности…

– Дежурная по вокзалу!

– Послушайте, госпожа дежурная по вокзалу, я вас, кстати, искал и не нашел на вашем рабочем месте, послушайте, я допускаю, что на поезд могут не пустить с температурой, но я сейчас не сажусь на поезд, я хочу купить билет!

– Боитесь идти в медпункт? – проницательно спросила дежурная. – Может, вы уже насквозь ковидный?

И надела маску.

И младшая подруга надела, глаза ее стали испуганными.

Тут открылась дверь начальника, и вышел мужчина лет примерно сорока. Он вышел задом, пятясь, закрыл дверь, повернулся и распрямился, и ясно стало, что начальнику он был подчиненный, а для женщин – сам начальник.

– В чем дело? – спросил он, тут же учуяв непорядок опытным административным нюхом.

– Скандалит тут, билет требует, а сам, наверно, больной, в медпункт идти не хочет! – пожаловалась дежурная.

– Я не больной и не скандалю! – возразил Галатин.

– Не шуми, отец, – посоветовал мужчина. – Тут люди работают, а ты мешаешь. Пойдем.

И он взял Галатина под локоть – довольно цепко и жестко.

Галатин тут же преобразился. Только что казался он чудаковатым, странноватым, как заблудившийся путешественник среди туземцев, и вдруг так распрямился, так глянул, что сразу стало видно старожила здешних мест.

– Руку убрал, сынок, – сказал он негромко и внушительно.

Сынок удивился, замешкался, Галатин сам взял его руку сильными пальцами и отвел от себя подальше. Подержал ее там в воздухе секунду-другую, словно фиксируя и убеждаясь, что она никуда не денется. Отпустил. Повернулся к женщинам:

– Жаль, что мы не поняли друг друга. Всего хорошего, с наступающим вас!

Он сказал это с полным уважением – ему не хотелось, чтобы в душах женщин осталась обида на него, не хотелось также, чтобы они терзали себя и раскаивались. Считается, что раскаяние полезно, что оно исправляет человека. Не всегда. Оно на пользу только человеку умному и совестливому, а людей обычных злит и вызывает желание не исправить ошибку, а сделать что-то еще более гадкое, причем сделать осознанно, чтобы укрепится в своей злой, но привычной и удобной неправоте.

На старшую это не никак не подействовало, а младшая с неожиданной теплотой вдруг откликнулась:

– И вас так же!

Галатин благодарно кивнул ей и вышел, не глянув в сторону начальственного мужчины, – его реакция Галатина не интересовала.

А тот был тугодум и очнулся лишь тогда, когда за Галатиным закрылась дверь.

– Жизнь полна уродов! – сказал он бодро, показывая женщинам, что небольшое поражение, свидетельницами которого они стали, объясняется его снисхождением к престарелым идиотам – не драться же с дураком! Кстати, что жизнь полна уродов, это была не просто фразой, а его давнишним твердым убеждением. Он любил не уважать людей и ценил моменты, когда его нелюбовь получала подкрепление, это оправдывало ту череду ежедневных пакостей, которые он проделывал по службе для материальной личной выгоды, а вне службы для удовольствия, и об этом типе рассказчик мог бы сочинить целый роман, но и некогда, и противно.

2.

И тут же рассказчику стало совестно. Что значит некогда? Что значит противно? Да, этот маленький начальник был отчасти пакостник, но, чтоб вы знали, он, влюбившись в разведенную женщину с сыном-инвалидом, мальчиком, страдающим редкой болезнью – буллезным эпидермолизом, заботился о нем, как о родном, продолжая делать это, когда появилась своя дочь от любимой женщины. Если жена была на работе, а приходящая сиделка отсутствовала, он сам смазывал ребенку язвы и накладывал повязки, он возил его на консультации к лучшим врачам, а когда нашли наконец эффективные способы лечения, был счастлив не меньше матери. Мальчик, ставший юношей, выздоровел, завел семью, подарил родителям внука и внучку, порадовала и дочь: выучилась на архитектора, добилась международного признания, проектировала здания по всему миру и построила два особняка в Подмосковье – себе и родителям, к тому времени подстарившимся; и весело было видеть, как на общей лужайке меж домами собирались дети, внуки, а потом и правнуки, и наш бывший маленький начальник чувствовал себя кем-то вроде Ноя, родоначальника нового человечества.

Секретарша же, если и ее упомянуть, на Новый год тосковала, встречая праздник одна на съемной квартире, – год назад ушла от родителей, доставших ее разговорами о замужестве. Тем не менее, она собиралась провести с ними новогоднюю ночь, но мама позвонила и сказала, что отец подозрительно кашляет, лучше поберечься. Никто другой, учитывая вспышку эпидемии, ее не позвал, она и сама никого не позвала, валялась на диване, глядя в телевизор и не желая ничего делать, но, глянув на часы – до Нового года всего ничего! – заставила себя подняться, сходила в магазин, купила шампанского и полуфабрикаты для приготовления оливье и селедки под шубой – чтобы все было как у людей. Можно было купить и готовые салаты, но чем тогда себя занять? Однако, взявшись за составление и смешивание салатных ингредиентов, она вдруг сначала заплакала, а потом рассмеялась, сказала: «Да пошли вы со своим Новым годом!» – и вывалила все в ведро, и злорадно заказала пиццу. Пиццу привез молодой человек, веселый и бодрый, несмотря на нелегкую работу. Значит, выносливый и с легким характером, девушка таких всегда ценила. Отдавая в крохотной прихожей коробку и принимая деньги, молодой человек глянул в квартиру-студию, где все было на виду, и спросил:

– Одна встречаешь?

– Типа того.

– Я тоже дома приму на грудь – и спать.

– Принять и здесь можно. Или еще заказы есть?

– Нет, твой крайний. Ты серьезно предлагаешь?

– Конечно. Только, кроме пиццы, ничего и нет. А пицца тебе и так, наверно, надоела.

– Смотря с кем есть. Но я не с пустыми руками! – и молодой человек достал из сумки бутылку виски.

Они выпили ее шампанского, потом его виски, а тут и куранты торжественно ударили, и они поцеловались, как того требовал перенятый нами западный обычай; с этого поцелуя и началась их любовь, а потом возникла семья – ну, и так далее.

Дежурной по вокзалу повезло меньше, она осталась на праздник совсем и окончательно одна. Но это был ее выбор. В прошлом были у нее и отец с матерью, и муж, отец рано умер, мать через год заболела обыкновенным гриппом, но так тяжело, что попала в больницу и не выжила, а муж погиб в аварии. Каждую смерть несчастная женщина воспринимала как конец и своей жизни, но все же оправлялась, продолжала существовать. Не хотела замуж, не заводила подруг, ни к кому не приближалась душой, боясь будущей потери и горя, которое ее доконает. Так жила до старости, а однажды возвращалась домой, и ее встретил у двери подъезда мяукающий полуслепой котенок. Он не просто мяукал, он истошно орал, кинулся к ногам женщины, терся о них, тыкался носом в сумку, где были продукты.

– Даже не надейся, – сказала она. – Пожалеешь тебя, возьмешь, привыкнешь, а ты сдохнешь, мне оно надо? Ко мне вон на вокзале общий кот подласкивается, измором берет, а я игнорирую.

И пошла домой.

Котенок орал и ночью, и утром.

Измученная женщина высунулась в окно, посмотрела вверх, вниз, по сторонам, оглядывая бесчувственно молчащую пятиэтажку.

– Сколько людей, а ни одного человека, – сказала она. И котенку: – Брысь отсюда, имей совесть!

Котенок не ушел, наоборот, заблажил с такой силой, с таким отчаянием, с такой обреченностью, будто его волокли топить.

И она не выдержала, взяла котенка. Напоила и накормила, протерла ему салфеткой глаза. Но тот продолжал жалобно мяукать, словно говоря этим, что ему нужны не только вода и еда, а что-то еще. Три дня возилась с ним женщина, страдая от криков малолетнего животного и от невыносимо вонючего запаха его поноса, на четвертый запихала котенка в старую сумку и повезла к ветеринару. Тот осмотрел, дал попить какой-то жидкости, прописал лекарства, объяснил, как кормить, как глистогонить и как вообще ухаживать.

– Надо же, – удивилась бывшая дежурная. – Сколько мороки с ними.

– А вы как хотели?

– Да никак я не хотела.

И остался котик у женщины, и полюбила она его всей душой, страшась своей любви и заранее тоскуя, что кот умрет, и тут соседи, уезжавшие навсегда за границу, уговорили ее взять их кошку. А потом появилась каким-то образом третья кошка, потом четвертая… Через год было двенадцать кошек. Женщина кормила и лечила их на всю свою пенсию. Соседи ругались, жаловались на запах, она отмалчивалась. Однажды пришли двое полицейских. Один, побледнев и схватившись за нос, тут же вышел, а второй, прижав ладони к лицу, мычал что-то упрекающее. Женщина сказала:

– Закон не запрещает!

И перестала впускать кого-либо в квартиру, общалась только через дверную цепочку.

Запах, конечно, был, хотя она приучала кошек к лоткам, регулярно меняя содержимое, и бранила тех, кто пренебрегал местами общего пользования.

Она и сама почувствовала себя матерью-кошкой. Однажды, чтобы понять своих питомцев, попробовала их корм. Понравилось, стала есть его регулярно наряду с обычной человеческой пищей. Было и такое: ощутила непреодолимое желание сходить на лоток. Совсем сбрендила, дура старая, сказала себе, но, бессонно поворочавшись несколько ночей, исполнила желание. Кошки стаей ходили вокруг, одобрительно мурлыча и задрав хвосты. Женщине стало легко и радостно, будто она окончательно сроднилась со своими кошачьими братьями, сестричками и детьми. Кошки старились, начали одна за другой умирать, женщина вместо выбывшей тут же заводила новую. Ей было жаль покойницу (или покойника, если кот), но не так нестерпимо, как ожидалась. Она поняла простую вещь: чтобы не страдать от потери частного, надо иметь много общего. И еще: смириться с печалью об ушедших помогает только забота о живых.

Расскажем и о красавице-кассирше. Она вместе с мужем уехала к его брату в Германию, муж выучился на сантехника и стал таким мастером, что был нарасхват, немцев поражали его пунктуальность, аккуратность, знание дела, скорость исполнения не в ущерб качеству. Неразумелецслышалвсвойадрес: «Wer von uns ist Deutscher, wir oder Sie?»[1]И с улыбкой отвечал: «Русский в Германии немец, во Франции француз, а у папуасов папуасом станет лучше самих папуасов. У нас жизнь то и дело меняется, вот мы и стали гибкие, умеем подлаживаться к любому дерьму!» Впрочем, вслух он произнес другое слово, не дерьмо, он политкорректно сказал – условия. Но мысленно в нем прозвучало именно то, что имелось в виду, и эта двойственность позволяла ему оставаться русским человеком. Кассирша же и в Германии стала кассиршей, только в торговом центре. У них родилось двое детей, которые растут не по дням, а по часам. Бабушка, мама кассирши, обожает их, часто говорит по видеосвязи со старшим, Петром, он же Петер, а на младшую любуется молча: семилетняя Николь не знает русского языка или делает вид, что не знает.

У Галатина была причина не идти в медпункт, причина довольно экзотическая: в течение дня у него могла повышаться температура до 37 градусов, иногда и больше. Галатин впервые заметил это лет пятнадцать назад, хотя, возможно, началось раньше. Никаких неудобств не ощущал, чувствовал только иногда легкое горение щек. К врачам специально по этому поводу не обращался, лишь спрашивал между делом во время периодических медицинских обследований, обязательных для него, как и для каждого педагога, отчего, дескать, это может быть? И, как правило, получал один и тот же ответ:

«Да отчего угодно. Вас это как-то беспокоит?»

«Не особенно».

«Вот и хорошо. Главное – организм у вас в полном порядке, не считая мелочей, даже странно для такого возраста».

Действительно, Галатин всегда был очень здоровым человеком – и наследственно, в отца, девяностодвухлетнего Руслана Ильича, и потому, что никогда не курил, чурался алкоголя, не объедался, регулярно посещал бассейн, старался много ходить пешком и вообще вел правильный образ жизни, что среди рок-музыкантов не такая уж редкость, взять хотя бы монстров-долгожителей Маккартни, Мика Джаггера, Кита Ричардса, Джона МакНелли, Грэма Эджа, эти восьмидесятилетние парни хоть будто бы и злоупотребляли в молодости выпивкой, наркотиками и беспорядочным сексом (наверняка тут больше самооговоров для популярности, чем правды), но в основное время жизни берегли здоровье ради творчества, они все, как на подбор, крепкие, энергичные и поджарые. Вот самое верное слово – поджарые, рок жарит, поджаривает, вытапливая лишний жир, оставляя лишь кости и мышцы.

Одно досадно – начинающийся артрит кистей рук. Артрит – ужас для любого музыканта. Какой ты скрипач, пианист или гитарист, если суставы пальцев болят, опухают и плохо гнутся, особенно по утрам? Правда, когда поиграешь с полчаса, разомнешься, становится легче. Галатин смазывает пальцы разными мазями, вымачивает в целебных растворах морской соли и овса, обвязывает бинтами, пропитанными тертым хреном, врачам пока не сдается, считает, что все болезни от головы, если ее содержать в порядке, то все поправимо.

Все поправимо, все в наших руках, любит он приговаривать, хоть и знает, что это не так, особенно если дело касается не тебя, а других, в том числе твоих близких.

Близких, после того как двенадцать лет назад скоропостижно умерла жена Женя, а восемь лет назад скончалась тяжело болевшая мама, у Галатина осталось немного: отец Руслан Ильич, сын Антон тридцати семи лет и дочь Нина, ей тридцать четыре. И, конечно, дочь Антона, десятилетняя Алиса, Алиска, Лисенок, которую Галатин любит до смерти, так любит, что не мыслит без нее своего существования. До трех лет она росла на его глазах, а потом Антон с женой Настей уехали в Москву, где оба нашли работу, жили на съемной квартире, вскоре купили по ипотеке свою, хорошую, трехкомнатную, в новом доме, пусть и за МКАД, но инфраструктура столичная, хвасталась Настя, и Галатин каждый год ненадолго приезжал к ним, гостил, не отходил от Алиски, вел с нею разговоры о жизни, играл для нее на гитаре и ее учил играть, он радовался ладу семьи, тому, как ровно и хорошо общаются мягкий, добрый, немного медлительный Антон и веселая, улыбчивая и бойкая Настя.

С прошлого лета не видел он свою любимицу, страшно соскучился. Общаются по телефону, через интернет, но это не то. Звонил Галатин обычно раз в три дня, хотел бы и чаще, но боялся надоесть любимому существу. И вот вчера под вечер позвонил ей, Алиса не брала трубку. Он чуть позже позвонил еще, потом заглянул в интернет и увидел зеленый кружочек возле ее имени в одной из детско-родительских сетей, через которую дед и внучка иногда переписывались и созванивались. Значит, она тут, в онлайне. Нажал на значок камеры, вызвал. Алиса ответила голосом, не включив камеру.

– Привет, Дедась, тебе срочно?

«Дедась, Дедася» – это с ее раннего детства повелось, превратилось из «дед Вася». Одно из первых ее слов, чем Галатин гордился – «Дедася». Антон, посмеиваясь, и сам стал иногда называть так отца. А Настя нет, только Василий Русланович. Соблюдает дистанцию.

– Покажи хоть себя, – сказал Галатин. – Давно не виделись.

Алиса включила камеру, Галатин увидел часть ее лица с печальным и, показалось, заплаканным глазом.

Встревожился:

– У тебя неприятности? Что-то случилось?

– У меня все нормально, – ответила Алиса, нажав на «у меня».

– А у кого ненормально?

– У папы с мамой.

– Что такое? Заболели?

– Они не велели говорить. Все, давай, мне пора.

– Погоди! Ты не говори, ты намекни! – подсказал Галатин.

– Намекнуть? Как в крокодил мы с тобой играли?

– Точно!

Алиса подумала. Показала пальцами идущие ноги.

– Идут? Кто идет? Переезжают?

– Нет. А вот так?

Алиса сложила руки и тут же резко разорвала.

– Мама с папой поссорились?

– Хуже. Она на него в суд подала.

Теперь видно лицо Алисы целиком. Она не смотрит на деда, смотрит куда-то в сторону. У нее, как и у большинства нынешних детей, полный набор устройств: смартфон, планшет, ноутбук, иногда она общается по всем сразу с несколькими собеседниками. Но сейчас, скорее всего, делает вид, что занята, чтобы не показать, насколько ей грустно и плохо. Такая вот она особенная девочка, вся в себе, никаких внешних проявлений, плачет очень редко и не по капризу, а по серьезному поводу – если, например, больно ударится.

– В суд – зачем? – спросил Галатин.

– На развод, господи, вот ты тоже! Все, пока, у меня дела тут.

Галатин был ошарашен. Никогда он не замечал признаков тайного конфликта между сыном и невесткой, да и не было повода к раздорам: Антон человек положительный, без вредных привычек, как и отец, и дед, увлечен своей работой, он специалист по ремонту электроники, его охотно взяли в одно из московских подразделений «Apple», зарабатывает не очень густые, но приличные деньги, утром отвозит Алису в школу, уроки с нею делает, книжки вслух читает, на лыжах ходит с ней зимой по лесу, который начинается прямо за домом, золото, а не отец.

И все же Галатин, как ни горько это осознавать, был готов к такому повороту. Потому что Настя – совсем другая. С отличием закончила экономический университет, защитила кандидатскую диссертацию, стала преподавателем в этом самом университете, но для ее честолюбия и запросов этого было мало, она рассылала резюме по солидным московским компаниям и фирмам, и ее пригласили куда-то в «РосНефть» или «РосГаз», или «РосТранс» или «РосПил» (это – шутка Галатина), молодая семья тут же переехала в Москву, Настя вскоре перешла в серьезную государственную структуру, где зарплата была средняя, зато имелись перспективы роста, и она уже выросла на две или три административные ступеньки, возглавляла какой-то отдел. Дома не строила из себя начальницу, но была, несомненно, главной.

Вот пример из прежней жизни: Алиса просится погулять, отец не против, но ставит условие: собрать раскиданные по полу игрушки. Алиса не собирает, обращается насчет погулять к Дедасе. Дедася тоже не против, но воспитание есть воспитание, и у него то же условие: собрать игрушки. Алиса не собирает. Приходит Настя, Алиса жалуется, что с ней не гуляют, а дед и отец жалуются, что она не хочет собирать игрушки.

«Девочка моя, – говорит Настя, – тут так: или ты собираешь и идешь гулять, или остаешься дома на всю неделю. Без вариантов».

Отец и дед тоже грозили чем-то подобным, на Алису не действовало, а теперь, нахмурившись и пыхтя, она начинает ползать по полу и собирать игрушки. Медленно, нехотя, страдая. И убрала все до одной. Разгадка нехитрая: строгости отца и деда она не верила, а строгости матери верила, потому что та была настоящей.

Галатин удивлялся, какими холодными становились небесно-голубые глаза Насти, когда она что-то приказывала Алисе – будто не на дочь смотрела, а на раздражающую помеху, будто проглядывала здесь, дома, та Настя, какой она была во внешнем мире, где никому нельзя давать спуску, где все жестко и где ситуацию надо всегда держать под контролем.

«Настасья Филипповна», называл ее иногда Галатин, шутливо намекая на мятущуюся и злодейски прекрасную героиню Достоевского, мощно мучавшуюся трагической придурью, и Настя улыбалась, польщенная. Она читала «Идиот» и могла бы оскорбиться, если бы главной чертой Настасьи Филипповны считала ее сладострастную подлость, но, конечно, видела лишь то, что и положено видеть женщине-читательнице – роковую красотку.

Ее родители, автослесарь Филипп Вадимович и продавщица Роза Степановна, называя так дочь, Достоевского не имели в виду, оба его сроду не читали, а когда люди более грамотные указали им на совпадение, то ли Филипп Вадимович, то ли Роза Степановна, а может, оба сразу хладнокровно ответили: «Идите вы со своим Достоевским, мало ли кто с кем совпадает, у Забоевых сын вообще Владимир Ильич – и чего?» Галатин, кстати, давно уже с родителями Насти не общается: нет у них ни о чем общих слов, поэтому позвонить им насчет Насти даже мысли не возникло.

Тут поневоле вспоминается, что и дети Галатина, Антон и Нина, тоже не великие читатели. И с общим кругозором у них так себе. У Галатина на этот счет есть теория перемежающихся поколений. Мы, говорил он, уроженцы пятидесятых-шестидесятых, если взять нас в целом, – самая образованная и разносторонне развитая генерация в истории России, мы, поднявшись на плечи отцов, оказались выше их, а вот наши дети на наши плечи карабкаться не захотели, теперешние сорокалетние (плюс-минус десять лет) – народ скучно практичный, без широкого кругозора, а главное – это поколение, оставшееся без больших дел: шестидесяти-семидесятилетние отцы крепко сидят на главных местах, правят страной, сорокалетние пацаны у них на побегушках…

Правда, исходя из этой теории, поколение next, двадцатилетние, должны быть опять умнее и развитее, но, увы, это не бросается в глаза, скорее наоборот, они еще проще, не сказать примитивнее. Но перемежение не обязательно должно быть в музыкальном размере двух четвертей – и раз, и два, и раз, и два, может начаться долбление по одной ноте или синкопа – растягивание одного поколения на несколько временных тактов, то есть двадцатилетние то же самое, что и сорокалетние.

Не стерпев, Галатин опять позвонил Алисе.

Получил сообщение из готовых шаблонов:

«Извините, не могу говорить. Оставьте, пожалуйста, сообщение».

Галатин написал:

«Только один вопрос».

«давай»

«Когда будет развод?»

«беспонятия»

«Без понятия!»

«без понятия»

«А без развода никак? Пожить отдельно и подумать? Они об этом говорили?» – Галатин стыдился, но продолжал спрашивать.

«без развода нельщя за муж» – ответила Алиса.

Тут же исправила опечатку:

«нельзя»

«Мама собирается замуж?» – не отставал несчастный Дедася.

«типа того»

«За кого?»

«спроси сам у нее все мне некокда»

Пришлось Галатину все-таки звонить сыну. Сказав, что он из Алисы обманом вытащил информацию и попросив не упрекать ее за это, потребовал прояснить ситуацию.

– А чего тут прояснять?

– Как чего? За кого она выходит? Почему развод?

– Ее дело, – ответил Антон.

– Может, она ребенка ждет от него?

– Не волнует, – ответил Антон.

– А сколько ему лет? Кто он?

– Не интересовался, – ответил Антон.

– Олигарх, что ли?

– Пофиг, – ответил Антон.

– Тебе, что ли, вообще все это пофиг?

– Абсолютно, – ответил Антон. – Она хочет развестись, я ее за попу удерживать не буду. И за другие части тела.

– А как же Алиса?

– Будем видеться.

– У отца и матери равные права. Ты можешь оставить Алису у себя. Если захочешь. И если она согласится. Ты пробовал с ней говорить?

– Нет. Я вообще не собираюсь это ни с кем обсуждать. С тобой тоже, не обижайся.

– Я не хочу обсуждать, я понять хочу! Может, вас бытовые проблемы заели? Ипотеку выплачиваете, получается?

– Получается, хотя немного в долги залезли.

– Сколько?

– Пап, не надо, ты все равно не сможешь…

– Смогу, не смогу, мое дело! Сколько?

– Четыреста. Но это все решаемо, и она не из-за этого.

– Вот что, давай я приеду. Вмешиваться не буду, просто – поговорим.

– Нет смысла. Да не бойся, я не пропаду, не одна Настя на свете.

– У тебя тоже кто-то есть?

– У нас у всех кто-то есть. Я у тебя, ты у меня. И так далее.

– Антош, не морочь мне голову. Я чувствую, тут не только Настя замешана.

– Само собой. Развод всех касается.

– Антон, в виде исключения скажи серьезно. Только серьезно, ладно? Развод – ее инициатива? Или твоя? Или оба решили?

Антон после паузы сказал:

– Ее.

Сказал без выражения, а у Галатина ком встал в горле.

– Я приеду, – сказал он. – Завтра же поеду поездом.

– Не надо, пап. Опасно в твоем возрасте сейчас путешествовать. И деда куда денешь?

– Нина присмотрит.

– Дело твое, но – не надо. Давай, пока, не хворай.

Галатин хорошо знал сына, он понял: тот не против приезда. Похоже, Антон в растерянности, в отчаянии, не знает, что делать, но не хочет в этом признаваться. Это – гордость мягкого человека, имеющего стержневое чувство собственного достоинства, Галатин и сам вел бы себя так же. Но сейчас не в Насте дело, а в Алисе. Галатин представил: Алиса живет где-то с чужим дядькой. Возможно, деду не разрешат даже приехать, повидаться. А ведь у него давно зрело в планах не просто приехать и повидаться, а переехать в Москву, продав квартиру, взяв с собой отца и сняв какое-нибудь недорогое жилье – на покупку квартиры в Москве денег не хватит. С одной целью – чаще видеть Алису, без которой для него нет теперь жизни, которую он любит так, как никого никогда не любил.

Через полчаса после разговора с Антоном он не сдержался, написал с телефона Насте:

«Дражайшая Настасья Филипповна, ничего не хотите рассказать?»

Получил ответ:

«Нет».

И тут же вопрос:

«Кто проболтался?»

«Неважно, я сам узнал. Рано или поздно это все равно стало бы известно», – написал Галатин. И тут же добавил:

«Если считаешь, что поступаешь правильно, зачем делать из этого секрет?»

«Никакого секрета, просто никого не касается. В том числе вас», – ответила Настя.

Через секунду добавила:

«Извините».

В этом извинении почудилось что-то ехидное. Дескать, не уважаю, но соблюдаю правила хорошего тона.

«Очень касается! – написал Галатин, не скрывая раздражения. – Антон мой сын, а Алиса моя внучка».

«С Алисой разрешу видеться», – Настя тут же сообразила, что больше всего волнует Галатина.

«Благодарствую!» – саркастически написал Галатин.

Но тут же ему стало очень худо, даже закололо сердце, которое сроду до этого не болело. И Галатин малодушно написал:

«Мы можем хотя бы пообщаться на эту тему? Не письменно? Я позвоню?»

«Смысл? Все решено».

«Тобой? Ты решаешь за всех?»

«Да».

Это «да» было – как приговор. Нет, хуже, пренебрежительней, как – отвали, старче, тебя не принимают всерьез и не собираются перед тобой оправдываться.

Галатин тут же хотел купить билет через интернет, через сервис РЖД, не вышло, через другие сервисы тоже. Поэтому он и поехал утром на вокзал. А вчера позвонил Нине, предупредил, что утром зайдет поговорить о важном деле. Он собирался попросить ее побыть с дедом, потому что Руслана Ильича оставлять одного опасно. Может включить газ и забыть его зажечь. Может выйти на улицу и заблудиться. Без присмотра ему никак нельзя. Нина, конечно, будет недовольна, придется уговаривать. И вот сейчас, после неудачи на вокзале, он позвонил ей, она сказала, что не дома, будет к одиннадцати. Оговорилась:

– Там Гера, но он занят, поэтому раньше не приходи, ладно?

– Ладно.

Галатин шел от вокзала домой пешком – всего-то пятнадцать минут. Несмотря на рабочий день, город казался пустым. Витрины многих магазинов были украшены гирляндами, стояли искусственные елочки, Снегурочка-манекен, наряженная в голубую шубку и белую шапку, казалась живой из-за окружающего безлюдья – хоть что-то антропоморфное.

Он обдумывал положение. Да, билет не взял, но что-нибудь придумает. Сложнее с деньгами. У Галатина появилась идея раздобыть полмиллиона. Четыреста тысяч на покрытие долга Антона и сто тысяч на дорогу, на подарки Алисе и прочие дела, включая непредвиденные обстоятельства. Идея хорошая, но – у кого занять? Коллеги-педагоги и коллеги-музыканты сами бедствуют, богатых бизнесменов у Галатина в друзьях нет. Гера, друг Нины, вроде неплохо зарабатывает, попробовать попросить у него? Неудобно, но надо. Попросить через Нину. Это тоже неловко, но не привыкать – ему с родной дочерью давно уже непросто общаться, и не поймешь, кто в этом виноват, она или он. Или оба.

4.

В детстве Нина была такой же обожаемой, как сейчас Алиса. Сына Галатин тоже любил, но спокойнее, дочери же отдавал все свободное время, покупал ей книги, игры, и до восьми-девяти лет Нина благодарно отзывалась на отцовскую дружбу. А потом охладела. Книжкам не особо радовалась, в совместные игры играла неохотно. Семье тогда повезло, они сменяли с доплатой свою двухкомнатную квартиру в пятиэтажке аж на четырехкомнатную в старом доме, в центре, рядом с родителями Галатина. Каждый заимел свою комнату, в том числе и Нина, вот там, в своей комнате, она и пропала, появляясь в общем пространстве редко и наскоро. Галатин и жена не могли понять, что происходит. Переходный возраст? – рановато. А что тогда?

– Склад характера, – сказала Женя. – Моя мама тоже такая была. Всю жизнь одна, без мужа, без подруг, сидела в библиотеке своей, а вечерами дома, и никуда не вытащишь.

– Наверно, – соглашался Галатин, скучая о прежней Нине, но понимая, что ее не вернешь.

Родители ждали, в чем проявятся интересы дочери, – они ни в чем не проявились. После школы не захотела больше учиться, лениво бездельничала, валяясь у себя в комнате, слушала музыку – все подряд, смотрела телевизор – тоже все подряд, часами говорила с кем-то по телефону. Вечерами уходила, возвращалась поздно, брала на кухне еду и уходила с нею к себе в комнату, чтобы избежать общения с родителями. Своя загадочная жизнь. Потом устроилась официанткой в ресторан. Потом – продавщицей в небольшой обувной магазин. После этого ее посадили в табачный киоск в торговом центре, где ей понравился график – день с утра до вечера на работе, день дома. В свободный день долго спала, потом уходила и где-то пропадала до позднего вечера, до ночи, иногда и до утра. И так себя вела, так, вернее, себя поставила, что отец и мать стеснялись спросить, где и с кем она была. Попробовали все же выяснить с наивозможнейшей деликатностью, Нина сказала:

– Не курю, не колюсь, не нюхаю, не выпиваю, беременеть не собираюсь. В чем претензии? Остальное – моя жизнь, хорошо? Будет повод – будем говорить, нет повода – нет разговора. Спасибо за внимание.

Однажды Галатин, зачем-то зайдя в комнату дочери, когда та была в ванной, увидел включенный компьютер, машинально нажал на клавишу и увидел страницу переписки. Это была одна из социальных сетей, которые в ту пору начинали развиваться во всю мощь и ширь. Нина переписывалась с кем-то по имени Кей. А себя назвала почему-то на грузинский манер – Нино. Оглянувшись на дверь, Галатин быстро просмотрел страницу.

КЕЙ есьли у тебя претэнзии я готов

НИНО мог бы догадатся

КЕЙ о чем

НИНО я сто раз обьясняла

КЕЙ смотря про что

НИНО ты знаешь

КЕЙ нет

НИНО тогда какой смысл????

КЕЙ чтото предъяви и я отвечу

НИНО уверен?

КЕЙ я всегда уверен

НИНО ты мне это сказал вчера и хочеш сказать что ты уже забыл?????? не верю!!!!!!

КЕЙ мало что я говорил

НИНО то есть ты не отвечаешь за свои слова??????

КЕЙ я всегда отвечаю

НИНО тогда ответь

КЕЙ смотря что ты имееш ввиду

НИНО ты знаешь

КЕЙ беспонятия

НИНО тогда НЕОЧЕМ говорить

КЕЙ есьли хочеш сказать что у нас все я пойму

НИНО я этого не говорила!!!!! а ты какраз намекал что это так причем с моей стороны что вообще подлость!!!!!!!!!!

КЕЙ я тебе вобще ничего не говорил

НИНО а я и не сказала что мне с этого и надо было начать что ты не мне сказал а сам знаешь кому!!! и это у меня не умищаеться в голове как это можно это предательство так и знай

КЕЙ переведи на руский

НИНО если не понял то совсем тупой

КЕЙ будеш со мной так говорить я вобще не буду говорить

НИНО успокоились ладно?

КЕЙ мне надо оторватся по работе я скоро

НИНО я тоже у меня тут дела стукнусь через полчаса

НИНО иду в душ а ты помечтай

НИНО уже ушел?

НИНО ладно тебе же хуже

Галатин выскользнул из комнаты с чувством, будто что-то украл. Сидел в кухне, пил чай, не желая чая, – чтобы чем-то себя занять. Ему казалось, что в словах дочери видятся до обидного ясно ее пустота и мелкость, он чувствовал разочарование и этого разочарования стыдился: мы должны любить детей такими, какие они выросли, тем паче, что мы их и растили. Он хотел смириться и успокоиться, но не мог смириться и успокоиться.

Вошла в кухню после душа Нина – тоже попить чаю. Присела к столу. Галатин опасался глянуть на нее – вдруг догадается. Но дочь, съев печеньку, ушла с кружкой чая к себе. Как обычно.

После этого что-то окончательно оборвалось, Галатин прекратил попытки понять дочь, сблизиться с нею.

Нина стала ему неинтересна, и с этим уже ничего не поделаешь.

Осталось лишь родственное, кровное, привычное.

Потом умерла Женя, потом мама, отец стал плох головой, Галатин взял его к себе, а отцовскую двухкомнатную квартирку Нина выпросила себе, они стали видеться совсем редко. А потом появилась Настя, а вскоре и Алиса, новая любовь Галатина. Жили дружно, отец с сыном своими руками переоборудовали квартиру, соорудив два санузла и из черного хода сделав для Галатина отдельный вход, но сохранив и дверь меж его комнатой и остальными. И вместе, и отдельно, всем удобно, всем хорошо. Потом, когда Настя и Антон приняли решение перебраться в Москву, пришлось продать эту замечательную квартиру, чтобы дать им денег на обустройство, Галатин с отцом вернулись в родовое двухкомнатное гнездо, а Нина снимала квартиру или жила то у одного, то у другого бойфренда.

Полтора года назад у нее появился Гера Кружкин, человек неопределенных занятий, очень небедный. По предположению Галатина – авантюрист. Нина на вопрос о профессии и занятиях Кружкина, ответила коротко:

– Коучинг.

Галатин человек современный и нахватанный, все эти новые слова знает. Уточнил:

– И чему учит?

– Общению.

– Область неизведанная, загадочная, – иронично одобрил Галатин.

Утешительно, что Гера красавицу Нину ценит, балует подарками, летали вместе отдыхать на лазурные берега, недавно купил ей машину. А себе купил квартиру в хорошем малоэтажном доме на улице Мичурина, в пяти минутах от дома Галатина, и Галатин мог бы заходить хоть каждый день, но не очень-то приглашали, да не очень-то и хотелось. Поэтому он общался с Герой всего раза три или четыре, и то мимоходом. Себя перед собой оправдывал так: позавчера у Нины были какой-то Виктор, вчера какой-то Прохор, сегодня Гера, завтра будет кто-то другой, лучше ни к кому не привыкать. Ни какого-то Виктора, ни какого-то Прохора, ни Геру Галатин не видел отцами будущих детей Нины. По правде сказать, не очень расстраивался – не был уверен, что ему хватит душевных сил еще на одного внука или внучку помимо Алисы. Никого он так, как ее, уже не полюбит. А если вдруг полюбит, то получится по отношению к Алисе небольшое предательство, а на переживание предательства у Галатина тоже нет сил. Заметим тут не совсем к месту, чтобы не забыть: жизнерадостная подлость – штука нелегкая, она требует соответствующего здоровья и энергии.

До встречи с дочерью оставалось время, и Галатин заглянул домой, посмотреть, как отец.

Руслан Ильич завтракал: ел из кастрюльки макароны.

– Разогрел бы, – сказал Галатин.

– Нам, татарам, все равно, – ответил отец обычной поговоркой.

– Кефир пил?

– Пил.

На подоконнике стояла чашка, накрытая пластиковой крышкой. Галатин налил туда кефира утром, чтобы тот был комнатной температуры. Он поднял крышку: кефир не тронут. Поставил чашку перед отцом.

– Еще, что ли? – спросил отец.

– Тот самый. Не пил ты.

– Разве? А казалось, что пил. Вот память. Выпью, ладно. Как там погода?

– Зима.

– Холодно?

– Нормально.

Глаза человека в старости выцветают не цветом, а смыслом. Мы ведь даже не замечаем, как постоянно что-то обдумываем – и когда едим, и когда просто идем по улице, и когда чистим зубы, довольно туповато, надо признать, глядя в зеркало. Мозги ворочаются, совершается какой-то процесс, он отражается в глазах. А с возрастом процесс ослабевает, ничего не отражается, и это грустно видеть. Особенно у отца, остроумного красавца, короля пошивочного цеха, инженера-технолога, который ходил меж вздыхающих взглядов двух десятков швей, как капитан Грей, ожидающий, когда наконец сошьют алые паруса, хотя шили на этой фабрике трусы и майки для армии, милиции, больниц и тюрем. Внешне отец был очень похож на пианиста Вана Клиберна, кумира советского народа конца пятидесятых, волосы такие же кудрявые, только потемнее (от них давно ничего не осталось), выделялся в любом обществе, да еще умел и вести себя киношным аристократом. Мама была внешне попроще, советская женщина с обложки журнала «Работница», многие были уверены, что при такой жене муж обязательно погуливает, но нет, Руслан Ильич знал только работу и дом, жену ровно и преданно любил, уважая ее спокойный, тихий ум и ровную доброту, к рассказам друзей об амурных победах относился с брезгливым недоумением. Выписывал и прочитывал от первой до последней страницы журналы «Вокруг света», «Знание – сила», «Наука и жизнь», коллекционировал джазовые пластинки, сконструировал стереосистему с хорошим усилителем, любительски играл увлекался игрой на классической гитаре, никогда при этом не аккомпанировал застольным песням и не играл для гостей; он и выучил сына играть, а потом себя за это корил, огорчался, что Василий пошел не по технической части, стал музыкантом. Рок-музыку не принимал. Однажды Василий попросил отца послушать «Иисус Христос – суперзвезда», ему дали две катушки на день – переписать. Тот внимательно прослушал и сказал: «Местами неплохо, но это же эстрада». (Слова «попса» тогда еще не было). Василий был не согласен, но спорить не стал.

После смерти жены Руслан Ильич за полгода высох телом и умом, стал похож на благородно безумного Дон Кихота из старинного фильма – в исполнении актера Черкасова. Впрочем, это кино, а на самом деле ничего благородного в безумии нет. Есть жуткое ощущение, что человек, физически оставаясь здесь, с каждым днем все больше уходит, опускаясь в небытие. Потому старость и называют глубокой, а не высокой, язык умнее ума и знает, что впереди не высь, а глубь.

И вот отец ест макароны, и все усилия разума потрачены на то, чтобы подцепить очередную толстую макаронину и не промахнуться мимо рта, а глаза – пустые, далекие от всего, в том числе от себя.

– Ладно, пойду, – сказал Галатин.

Отец вздрогнул и обернулся.

– Это ты? Когда пришел-то?

– Неважно. По делам мне надо. Пойду.

– Надо, так иди.

– Выпей кефир.

– Я уже пил.

– Вот он.

– Ох ты… А я думал…

– Пей при мне.

– Да выпью.

– Пей сейчас.

Отец послушно берет чашку, выпивает кефир, вытирает рукавом губы.

– Молодец, – хвалит Галатин. – Не мой, я сам потом вымою. Пойду.

– Как погода там?

– Зима.

– Холодно?

– Нормально.

– Ты одевайся потеплее.

– Хорошо.

– А я уж пока не пойду.

– Не ходи, холодно.

– Не пойду. Сильно холодно?

– Мороз.

– Тогда не пойду. Если бы оттепель, я бы пошел. А так – чего уши морозить?

– И я о том же.

– Когда тепло, я разве буду дома сидеть? А в холод даром не надо.

– Хорошо.

– Когда будешь-то?

– Скоро.

– Ну, иди. Может, мне тоже сходить? У дома погуляю.

– Нет, холодно. И гололед.

– Тогда не пойду. Чего я там буду в мороз делать?

– И я о том же. Не скучай.

– Мне не скучно. Поем сейчас и лягу.

– Давай, пока.

– Иди. Не холодно там?

– Холодно.

– Ты одевайся.

– Уже оделся.

5.

Галатин ждал у подъезда дочь. В одиннадцать она позвонила:

– Ты где?

– У подъезда.

– Вот и постой там, подыши. Я скоро.

Галатин послушался, стоял, дышал.

Подъехала, густо порыкивая турбодвигателем, черная мощная машина, за бликами стекла Галатин не разглядел, кто за рулем; ожидался молодой мужчина жизнехозяйского типа, но выскользнула с гибкостью спортсменки высокая девушка с длинными светлыми волосами, в красной короткой курточке, в кожаных брюках; между брюками и курточкой показалась и скрылась, когда девушка выскальзывала, полоска обнаженной и загорелой летней кожи. На ходу надевая маску, она пошла к двери, набрала код, открыла дверь, обернулась:

– Вы к нам? Контакт?

Галатин не понял, но почему-то кивнул.

– Пойдемте. Вы кому звонили, мне, Гере? Или уже были у нас, я не помню. Всегда путаюсь из-за масок этих.

– Не был.

Галатин собирался в подъезде признаться в своей бесцельной шалости – дескать, просто растерялся. Но вошли в лифт, поднялись на третий этаж, вышли, девушка направилась к квартире, где жили Нина с Герой, и заинтригованный Галатин решил повременить. Девушка открыла дверь своим ключом. Они вошли. Девушка сняла высокие сапоги на тонких каблуках, повесила куртку в стенной гардеробный шкаф, оставшись в белой водолазке-топе – еще короче курточки, талия голая, край татуировки выглядывает из-под брюк, устремляясь от впадинки на животе вниз и скрываясь там. Галатин отвел невольно подглядывающие глаза, тоже разделся. Девушка по-хозяйски открыла обувной шкафчик, достала и надела туфли на шпильках, прошептала Галатину:

– Уже началось. Понаблюдайте пока, хорошо?

Она проследовала в гостиную, превратив несколько метров своей проходки в подиум для тысяч глаз, которых не было, но которые подразумевались: девушка была из тех, кто всегда представляет себя на виду у многочисленных зрителей, умея этих воображаемых зрителей с благородной царственностью как бы не замечать – не надо оваций, мы и сами знаем себе цену. А Галатин остался в двери, наполовину скрытый косяком и стоящим у стены шкафом. Хотел понять, что тут происходит.

Происходило следующее: Гера, сорокалетний, но юношески тонкий, с гладким зачесом назад темных волос, в черном костюме, в белой рубашке, в галстуке-бабочке и черной маске, стоял в эркерной нише, а перед ним разместились в раскладных пластиковых креслах дачно-пляжного типа, на некотором расстоянии друг от друга, несколько мужчин и женщин разного возраста. Все – в масках. Гера, увидев вошедшую девушку, движением головы поприветствовал ее, она приблизилась, встала неподалеку, а он продолжал говорить.

– Как я уже объяснял, не бывает недостатков, из которых нельзя извлечь преимуществ. Почему с древних времен были популярны маскарады? Потому что анонимность раскрепощает, а таинственность заинтриговывает. Правда, маски надевались на верхнюю половину лица. Рот оставался открытым, и тому есть причина. Как думаете, какая?

Гера обвел глазами присутствующих, ждал ответа. Женщина в коричневом платье без рукавов, надетом на белую блузку, похожая от этого на странную пятидесятилетнюю школьницу, подняла руку.

– Да, – разрешил Гера.

– Чтобы говорить? – вопросительно ответила женщина.

– Говорить можно и через маску – матерчатую, сетчатую, в виде забрала. Мы же с вами – говорим. Еще варианты?

Руку поднял худой мужчина в толстом свитере, связанном рельефом кольчуги. У него сзади до плеч висели пряди полуседых волос, не стриженных, наверное, с самого начала пандемии.

– Когда только губы, отдельно, они эротично смотрятся.

– Верно! – подтвердил Гера. – Абсолютно верно! Вы удивитесь, но не бывает некрасивых губ! Они кажутся некрасивыми только тогда, когда мы видим лицо полностью и отмечаем, что губы расположены либо слишком близко к носу, либо слишком далеко от него, они не всегда образуют гармоничный косинус со скулами, и так далее. Масками прикрывали тривиальные части, которые и портят лицо – скулы, нос, а заодно формировали вырезами масок контур глаз, который не у всех бывает удачным. Ибо! – Гера поднял палец, – глаз некрасивых тоже не бывает, имеются в виду глаза как органы зрения – зрачки, белки, радужка. Суть в контуре, в форме, именно поэтому женщины изобрели раскраску, которая есть тоже не что иное как…

Гера ждал подсказку.

– Маска! – радостно догадалась женщина-школьница.

– Да! Маска! Она придает заманчивость, она обещает и намекает.

– И обманывает! – со знанием дела подал реплику длинновласый мужчина.

– Не без этого, – охотно согласился Гера. – Но мы с вами целое занятие посвятили теме первичного обмана как естественного средства эволюционной борьбы. И пришли к выводу, что обман не так страшен, как его малюют, дело не в нем, а в отношении к нему. Помните про двух женщин в одной?

– Меня тогда не было, – сказал кто-то у стены, ближней к Галатину, невидимый за шкафом.

– Тогда прошу прощения за повтор, расскажу еще раз кратко. Парадокс касается в первую очередь мужчин. Сплошь и рядом мужчина до самого момента сближения, понимаете, о чем я, не знает, с кем имеет дело. Он видит красивое лицо, стройную фигуру, он видит, и это главное, что его избранница нравится окружающим. Ему кажется, что он выбрал ее добровольно, на самом деле тут выбор тройной: во-первых, выбрала его уже она сама, во-вторых, выбрал и одобрил социум, окружение, и только в-третьих выбрал он сам или повелся на два предыдущих выбора. И вот сближение. Прекрасная ночь, беспощадное утро. Мужчина впервые видит свою любовь без маски, то есть без макияжа, видит, в сущности, другую женщину. И понимает, что она не только не красавица, а часто наоборот. Почему же он не разочаровывается, не бежит и не уходит? Потому, что он помнит: в маске его избранница опять станет красавицей и для него, и для всех остальных. Другими словами говоря, он любит не только ее, но и народное мнение о ней. И если народное мнение считает ее красавицей, он готов сколько угодно не замечать, что это не так. Фигуры, частей тела, которые он открывает для себя во всей полноте и во всех недостатках, это тоже касается: народное мнение считает ее фигуру превосходной, и все, и для него достаточно.

– Я не согласна! – негромко сказала девушка, сидевшая сзади, боком к двери, поэтому Галатин видел ее в профиль. Бледное лицо, обрамленное тонкими рыжеватыми волосами, такими жиденькими, что сквозь них видны просветы кожи. Глаза цвета слабо заваренного чая. Несколько веснушек у глаз.

– С чем вы не согласны? – спросил Гера.

– С тем, что женщины все напяливают маски и раскрашиваются. Давно уже в тренде естественность.

– Тем хуже для тренда, – парировал Гера. – На самом деле маски есть у всех и всегда. Вернее, полумаски: что не надо, закрываем, что надо – открываем. Не в макияже только дело. У мужчин вместо масок – деньги, положение в обществе, машины, одежда, возможности, у женщин обаяние, сексуальность, умение слушать и понимать, ум, в конце концов! – отнесся Гера непосредственно к бледной девушке. – И – речь, голос! Это, дамы и господа, и есть наша тема сегодня – голос. Как мы говорим?

Все молчали – вопрос был слишком расплывчатым.

– Смелее, смелее, дайте общую характеристику – как говорит большинство людей?

Круглоголовый юноша, сидевший рядом с бледной девушкой, попробовал угадать:

– Не очень хорошо?

У него самого голос был точно не очень хорош – скрипуче-басовитый, подростковый, с призвуком невысказанных обид и претензий к окружающему миру.

– Безобразно! – огорчил его и всех Гера. – Безобразные тембры, но это полбеды и даже совсем не беда, безобразные, вот в чем корень, интонации!

– Актерствовать, что ли? – спросила бледная девушка.

– Ни в коем случае! Управлять голосом! Владеть им! Это как с телом. Мало кто без подготовки сразу хорошо танцует. Но вот один урок, второй, третий, и человек начинает получать удовольствие от танца, от своих движений. И те, кто смотрит, тоже получают удовольствие. То же касается гимнастов, бегунов, вообще спортсменов. Наслаждение своим телом! Но голос у нас у всех – в полном забросе. Мы принимаем его как абсолютную и неизменяемую реальность, не пытаемся ничего с ним сделать, даже когда он нам не нравится. Вот вы, Петя, – обратился он к круглоголовому, – любите свой голос? Только честно?

– Не очень.

– И что делаете для того, чтобы он понравился? Ничего! А ведь это легко исправляется, так легко, что вы сами поразитесь! Если не трудно, встаньте и подойдите. Подойдите к Стелле.

Круглоголовый встал и вдоль стены, боком, по шажку приблизился к напарнице Геры, которая смотрела приветливо и ободряюще.

– Осанку держите, осанку! – напомнил Гера. – Мы с вами три занятия на это ухлопали!

Круглоголовый выпятил живот и откинулся назад дугообразной сколиозной спиной.

– Ну, хотя бы так, – согласился Гера. – Теперь вот вам ситуация. Перед вами девушка, с которой вы хотите познакомиться. Эпидемия вручила вам бонус –полуанонимность за счет маски. Даже самый застенчивый человек становится вдвое менее застенчивым. Прикрытый рот раскрепощает. Уверен, что ученые психологи уже пишут об этом диссертации. Что видит девушка? Глаза. Глаза ей нравятся. Нужно добавить голос. Тут важно единство формы и содержания. Девушки любят оригинальность. Вы обычно что говорите, когда хотите познакомиться?

Круглоголовый Петя замялся. Все понимали, что он никогда не знакомился с девушками на улице или в общественных местах, и ждали, что он придумает.

И Петя придумал.

– Телефон спрашиваю, – сказал он.

– Тускло, плоско, не оригинально, – отверг Гера. – Предлагаю вариант: «Девушка, пандемия напомнила, что жизнь коротка, раньше я бы не решился с вами заговорить, а теперь вдруг я завтра умру, и вы не успеете узнать, какой я хороший. Не верьте на слово, дайте телефон, созвонимся, и вы поймете, что я вам нужен!»

– Длинно очень, – пробурчал Петя.

– Скажите короче.

– Попробую.

Петя тяжко вздохнул и выдавил:

– Девушка, вдруг мы завтра умрем, дайте телефон!

Стелла удивленно округлила глаза и осмотрела окружающих, спрашивая их взглядом: это что за нелепое чудо тут нарисовались?

– По смыслу сойдет, – сказал Гера. – В вашей формулировке – простодушие, наивность, не так уж плохо. Но почему так мрачно, Петр? Веселее, легче, бодрее, чтобы не напугать! Девушки любят веселых и бодрых!

Бред какой-то, подумал Галатин. Неужели эти бедолаги воспринимают всерьез эту чепуху? Да еще, наверно, и деньги платят – иначе с чего купил бы Гера такую замечательную квартиру?

Меж тем Петя выставил ногу вперед, поднял руку, покрутил зачем-то в воздухе пальцем и крикнул, будто через улицу:

– Девушка, дайте телефончик, а то умру от ковида и не успею позвонить, а вы мне нравитесь!

Стелла засмеялась, засмеялись и другие, кроме девушки с жиденькими волосиками.

– Отлично! – ободрил юношу Гера. – По словам совсем хорошо, нелепо и симпатично, но голос очень уж клоунский. Интонация-то у вас веселая, но намерения-то серьезные, Петр! Еще раз!

Петя скрестил руки на груди и произнес со странно высокомерными нотками, будто одолжение делал:

– Девушка, такое дело, все могут умереть, а вы мне нравитесь. Дайте телефон, и я вам тоже понравлюсь.

– Уже лучше! – воскликнул Гера. – Но гонора поменьше, Петя, поменьше гонора! Откуда он у вас? Будьте самим собой! Хорошо, мы еще с вами позанимаемся, а пока сделаем так: разобьемся на пары и будем тренироваться. Тема: познакомиться, попросить телефон.

– У нас состав не парный, – заметил мужчина в свитере-кольчуге. – Женщин больше.

– Ничего страшного, они потренируются друг на друге. Важно освоить интонацию, найти голос, объекты в жизни все равно будут другие. Отстраняемся от конкретики, представляем, что никого вокруг нет, вы это уже прекрасно умеете!

Все, повернувшись друг к другу, начали тихо совещаться, готовясь к выполнению упражнения. Тут зазвонил телефон Галатина.

Только сейчас Гера заметил его.

– Василий Русланович?

И посмотрел на Стеллу.

Галатин достал из кармана телефон, успокаивающе помахал Гере рукой и пошел в кухню-холл, которая была не меньше гостиной.

– Ты где? – спросила Нина.

– Уже здесь.

– Где?

– В квартире.

– Я просила подождать!

– Ничего страшного. У вас же не секта, – пошутил Галатин.

– Не секта, но работа! Ладно, жди, сейчас буду!

В это время вошли Гера и Стелла.

– Здравствуйте, – сказал Гера, не снимая маски. – Нина мне не сказала, что вы придете.

– Хотел у подъезда подождать, а девушка вот ошиблась, позвала. Она не виновата.

– Я понял. Надеюсь, вам понравились наши игры?

– Даже не знаю, что сказать…

– Тут все просто, Василий Русланович. Вы, наверно, подумали, что мы флирт-коучингом занимаемся…

– Флирт-коучинг – это… – подхватила было Стелла, намереваясь объяснить, но Гера ей не позволил:

– Стеллочка, Василий Русланович – продвинутый человек, он все знает. Так вот, у нас не флирт-коучинг, не обучение тому, как знакомиться и общаться. Нет, и это тоже, но это обертка, фантик. Конфетка в том, что они думают, будто репетируют, а сами уже и знакомятся, и общаются.

– Уже пары наметились, – похвастала Стелла.

– Да! И потом, – Гера понизил голос и оглянулся, – разве в реальной жизни несчастный Петя осмелится попросить у такой девушки, как Стелла, телефон? И вообще заговорить с ней? А тут – пробует! Они ведь до пандемии все сидели по домам, общались и знакомились через сеть, а тут поняли, что могут сдохнуть в одиночестве, потянуло на волю!

– Вам на счастье? – с улыбкой спросил Галатин.

– И нам, и себе!

В это время в квартиру вошла Нина, быстро разделась и проследовала в кухню.

– Все нормально, – упредил ее Гера, видя, что она собирается сказать отцу что-то укоризненное. – Беседуем, понимаем друг друга. Я объяснил Василию Руслановичу, в чем гуманистическая суть нашей деятельности.

– Это не совсем официально у нас, – сказала Нина отцу. – Рассказывать не обязательно.

– Официально, – поправил Гера, – но вы же знаете, сейчас все клубы запрещены, все массовые мероприятия[2]. Поэтому да, почти подпольно получается. Ну что ж, пообщайтесь тут, а мы еще немного поработаем.

Они со Стеллой ушли, и Галатин изложил дочери свою просьбу – пожить у отца несколько дней. Удобней было бы взять его к себе, но он ни за что не согласится оторваться от родного угла.

– А я хочу к Антону съездить, посмотреть, как там и что. Ты знаешь, что происходит?

– Знаю. Ничего особенного. Давно ему пора с этой креветкой разойтись.

– Почему креветка?

– Скрюченная она какая-то. По натуре. Скрючится, и не поймешь, что думает, как к тебе относится. Хитрая.

– Он ее любит.

– Не повезло. Ничего, молодой еще, найдет кого-нибудь. А ты ничем не поможешь. Поэтому, пап, нет. С дедом сидеть не буду, и тебе ехать никуда не надо. Ты как собирался, поездом, самолетом?

– Придумаю. На поезде проблема – из-за температуры могут не пустить. На самолете, наверно, еще строже. Да и дорого.

– У тебя температура?

– Ты же знаешь, иногда повышается.

– Понятия не имею. Часто?

– Каждый день почти. До тридцати семи, редко выше. Я читал, бывают такие люди. Живут до глубокой старости, просто у них такая особенность организма.

– А почему ты не говорил?

– Разве не говорил?

– Ни разу.

– Значит, не придавал значения.

– Ты не придавал, а другие придадут. А если с тобой в дороге что-то случится? Я что буду делать тогда?

– Имеешь в виду – помру? Действительно, за телом ехать, хоронить, морока.

– Плохие шутки! Ты разве не знаешь, для чего этот вирус создали? У китайцев перенаселение, они придумали – выморить своих стариков. А заодно всех стариков мира. Старики – плохие потребители! – уверенно рассказывала Нина; так гладко обычно излагают чужие мысли и слова, накрепко затверженные. – А китайцам надо сбывать товары, они убирают плохих потребителей, оставляют хороших! Ну, и пенсию старикам платить не надо.

– Насколько мне известно, в Китае не очень-то ее платят.

– А Америка? А другие страны? Они все сговорились, это реально третья мировая война, уничтожают лишнее население! Мы проснулись в другом мире, ты не заметил? Все против всех, все друг друга боятся!

– И ты тоже?

– Конечно! Я только в машине чувствую себя спокойно, когда одна!

– Поэтому не хочешь с дедом побыть? Заразы боишься?

– Боюсь, не боюсь, но лишний риск – ни к чему. Может, он уже носитель.

– И я, может, носитель.

– Если нет, после Москвы точно будешь!

– Похоже, тебя зараза больше волнует, чем родной брат, – не совсем логично высказался Галатин, и Нина удивилась:

– Брат-то при чем?

– У Антона настоящая трагедия. Не жалко его?

– С какой стати? Он знал, на ком женится.

– Жесткая ты, дочурочка.

– Только дочурочкой не надо! Дочурочка, чурочка!

– Не буду. А вопрос можно?

– На здоровье.

– Кто тебе Гера? Сожитель, бойфренд, как это называется? А эта Стелла – кто? У вас тут тройничок, что ли? – с корявой игривостью спросил Галатин.

Нина поморщилась:

– Пап, я знаю, ты на уровне хочешь выглядеть. Не старайся, это смешно. И сапоги эти твои, шляпа дурацкая – тоже смешно. Показываешь, что не старый? А получается наоборот – ты не просто старым кажешься, а доисторическим каким-то.

– Я ничего никому не показываю, мне нравится. И ты ошибаешься, дочь, я не на уровне. Наоборот, я настолько ничего не понимаю в теперешнем мире, что жить в нем не хочу.

– Другого не будет.

– Знаю. Но он мне иногда глубоко противен.

– Мне тоже, это нормально.

– Для тебя все нормально.

– Поругаться хочется?

– С тобой поругаешься. Ты какая-то… Ничем тебя не прошибешь. Что тебя волнует или хотя бы интересует? Я не про то, как Китай стариков морит, я про тебя. Чем хочешь заниматься? Быть при Гере? А если он тебя бросит, что тогда?

– Неизвестно, кто кого бросит.

– Нет, правда, мы с тобой никак не поговорим об этом, но я понять хочу – в чем твое дело жизни? Семью – хочешь? Детей – хочешь? Чего хочешь вообще?

– Сейчас – помолчать.

– Довольно грубо с папой говоришь, не кажется?

– А не нарывайся.

Смута, тяжкая смута была в душе Галатина: кажется, что много можешь сказать, но не сообразишь, что именно. Дело, наверно, в той далекой трещине, которая образовалась, когда Нина подросла, образовалась ни с чего, сама собой, и это невыносимо обидно, и хочется понять, в чем причина. Никогда Галатин не заговаривал об этом, и вдруг решился:

– Я вот думаю. Мы с тобой были очень близкие папа с дочкой, когда ты маленькая была, лет до восьми-девяти. И потом я тебя тоже любил, и сейчас люблю, а ты, мне кажется, перестала. И меня, и маму. Будто мы исчезли для тебя. Или я ошибаюсь? Скажи честно.

– А чего тут говорить? Я уродка, пап, – спокойно сказала Нина.

– То есть?

– Я безэмоциональное и бездуховное существо. Меня ничего не волнует, ты прав.

– Я думал, наоборот. У тебя всегда были с кем-то бурные отношения.

– Это я так, накручивала себя. Люблю накрутить, особенно когда выпью.

– Ты выпиваешь?

– Конечно.

Ну вот, думал Галатин, ты желал откровенного разговора, ты его получил. Радуйся.

– Может, я как-то…

– Нет. Ничем не поможешь, я только разозлюсь. Знаешь, очень жалко, что мама умерла, но, если бы она была живая, я бы ее ненавидела.

– За что?

– За все. Постоянно восторженная, все время восклицает, хочет, чтобы все вокруг такие были. Раздражало страшно.

– И я раздражаю?

– Меньше, но тоже. Меня все раздражают. Я, пап, людей вообще ненавижу. Наглухо. Ненавижу и презираю. Гера это хорошо понимает, он сам такой. Он в эпидемию прямо расцвел – все бегут к нему, как дети. Мне тоже нравится – люди притворяться перестали, показали, какие они слабые, какие убогие, ничтожные, трусливые. Я раньше думала, что одна такая, злилась на себя. Теперь вижу – все такие. Не вдохновляет, конечно, но успокаивает. Общая трусость примиряет с собственной.

Галатин чувствовал себя чуть ли ни раздавленным, будто узнал, что дочь тяжело больна. Но ведь и правда – больна. По ее безнадежным тоскливым глазам, глядя в которые плакать хочется, видно, насколько ей тяжело.

– Ты прости за то, что я сейчас скажу, Ниночка, – предупредил Галатин, – но, может, тебе со специалистом посоветоваться?

– С психиатром? Уже советовалась, таблетки пью.

– И ничего мне не говорила? Почему?

– Потому. Чтобы не видеть, как ты от этого мучаешься. Сейчас вот – мучаешься? Можешь не говорить, вижу. Думаешь, мне от этого легче? Только хуже. Пап, ты ничего не можешь сделать. И Антону тоже не поможешь. Успокойся. Скоро Новый год, купи елочку, сядьте с дедом, выпейте. Я забегу на полчасика, посидим, маму вспомним, она Новый год любила очень, поплачем. А?

– Ты прости меня, – сказал Галатин.

– За что?

– Я догадывался, что что-то не так. А поговорить боялся.

– И правильно делал.

Галатин вытер глаза, встал. И вдруг усмехнулся.

– Ты чего? – не поняла Нина.

– Да странная мысль. Что сейчас самый неподходящий момент попросить у тебя денег, но именно поэтому – попрошу. То есть у Геры – можешь для меня попросить?

– Сколько?

– Только не пугайся. Полмиллиона. Антон в долги влез, хочу ему помочь. И на поездку.

– Антон сам выкрутится, а на поездку просить не буду.

– Тысяч пятьдесят хотя бы.

– Нет.

– Окончательно?

– Окончательно.

– Ну и ладно. Тогда давай-ка встань, обниматься будем.

– Только не это! – воскликнула Нина.

Но встала, подошла к отцу, они обнялись и постояли так какое-то время. Тихо и молча.

Лет пятнадцать не обнимал родную дочь, подумал Галатин. Вот жизнь.

Умрет, жалеть ведь буду, подумала Нина. И шмыгнула носом.

Галатин шепнул:

– Приеду, и мы обо всем поговорим. Со мной можно говорить, я понимающий.

– Я и сама хотела. Но думала, тебе это не надо.

– С чего это?

– Казалось так. Когда была маленькой, была тебе нужна – как кошки нужны, как собачки. Типа – умиляться. Потом выросла в человека, а людям умиляться труднее. И ты перестал мной интересоваться.

– С ума сошла? Я сто раз пробовал к тебе как-то… Ты сама отделилась, отгородилась, разве не помнишь?

– Я же говорю: уродка.

– Да хватит, нашла слово! Пусть и уродка, все равно люблю. Дождись меня, нам обязательно надо поговорить.

– А куда я денусь?

– Действительно. Глупость сказал. А с дедом все-таки никак?

– Прости, пап, нет.

– Звони ему хотя бы.

– Это можно.

6.

Три задачи надо решить Галатину, три насущные задачи: найти, кто побудет с отцом, добыть денег и придумать, как добраться до Москвы.

Насчет добраться возникла идея – позвонить другу и бывшему однокласснику Ивану Сольскому. У Ивана три подержанных грузовика, которые курсируют по всей стране, не слишком отдаляясь от Саратова, чтобы не застрять где-то из-за своей ветхости, ездят в том числе и в Москву. Вдруг один из грузовиков как раз туда снаряжается?

И он позвонил, Иван обрадовал, сказал, что да, вот прямо сегодня вечером машина с грузом отправится в столицу, но говорить надо с водителем.

– Я к нему собираюсь, заеду за тобой, сам с ним обсудишь. Захочет – возьмет, не захочет – извини.

– Так у тебя, значит? Демократия?

– Разделение полномочий! – с веселой досадой сказал Иван. – Я где-то часа через полтора буду, ничего?

– Годится.

– Вот и хорошо!

Галатин зашел домой, увидел, что отец спит, и спустился на первый этаж к соседке Наталье Владимировне, которую знал с детства. Она уже тогда казалась дамой в возрасте, а сейчас ей за девяносто. Работала преподавательницей английского языка в университете, жила с дочерью, а потом одна в очень темной квартирке, окна которой были загорожены близко стоящими густыми деревьями, да еще решетки на окнах, да плотные шторы, почти всегда задернутые, потому что Наталье Владимировне не хотелось, чтобы ее рассматривали люди, проходящие по узкому тротуару между домом и деревьями мимо ее очень низких окон – подоконник на уровне пояса взрослого человека. Она была хромой из-за перенесенной в детстве болезни, о которой никогда не рассказывала, припадала на одну ногу, но припадала удивительно изящно, высоко держа при этом голову. Жители дома и подъезда считали ее заносчивой гордячкой – она ни с кем не общалась, только здоровалась. Но и здоровалась не по-людски, с преувеличенной вежливостью, которая многим казалась ехидной, а то и издевательской, не произносила, а почти выпевала: «Здрав-ствуй-те, здрав-ствуй-те!» Начитанному Василию Наталья Владимировна виделась барыней-дворянкой из девятнадцатого века. Никогда ни к кому не заходила по-соседски, и к ней не заходили. Тетя Тоня, которая не раз забегала к родителям Василия занять рубль-другой до получки, однажды высказалась о ней: «Какая-то она, знаете, не народная. Неприятная она!»

Для Галины Сергеевны, мамы Василия, Наталья Владимировна делала исключение, регулярно общалась с нею, и всегда это было церемониально.

«Не желаете ли на чашечку кофе зайти в воскресенье?» – спрашивала она Галину Сергеевну при встрече.

«С удовольствием!» – отвечала Галина Сергеевна.

Иногда брала Васю с собой и просила Наталью Владимировну оценить его знания английского.

«Ну что ж, молодой человек, блистайте», – соглашалась Наталья Владимировна и начинала говорить с ним по-английски. Василий забывал и то, что знал, терялся, мама переживала, милосердная Наталья Владимировна задавала несколько совсем простых вопросов из программы начальной школы, Василий отвечал, мама радовалась.

Галина Сергеевна сама очень неплохо знала язык, потому что закончила романо-германский факультет, и Наталья Владимировна, когда хотела сказать что-то, не предназначавшееся для ушей подростка, переходила на английский, мама волновалась и старалась, как на экзамене, запиналась, но все же могла поддержать беседу, Василий ею гордился.

Наталья Владимировна встречала гостью всегда в нарядном платье и в туфлях, пусть и на низких каблуках, Галина Сергеевна тоже принаряжалось, это было похоже на маленький светский прием. Василию Наталья Владимировна казалась странноватой, особенно то, как говорит: врастяжку, с улыбочкой, последние слова предложений часто произнося по слогам. И ни одной фразы в простоте, даже на вопрос о здоровье, отвечала так:

«Хотелось бы пожаловаться, но, знаете ли, не люблю прибедняться, поэтому сознаюсь, что чувствую себя здоровой просто до не-при-ли-чия!»

Выйдя на пенсию, она окончательно засела дома, лишь иногда отлучаясь за продуктами, при этом за последние десятилетия совершенно не изменилась: черные волосы с серебряными нитями, очень белое лицо, и все тот же голос, те же манеры, и темы бесед исключительно интеллектуально-духовные, ничто практическое и материальное ее не интересовало. Книг у нее было немного, один двухрядный шкаф, но она читала с утра до вечера. Наверно, фантазировал Василий, начинает с верхней полки, слева направо, доходит до нижней, и, когда заканчивает последнюю книгу, берется опять за первую.

Однажды Галина Сергеевна, лет пятнадцать назад, когда зашла вместе с Василием, уже пятидесятилетним в ту пору, упомянула имя современного популярного автора и неосторожно сказала, что может дать почитать его книгу. Наталья Владимировна отозвалась следующим образом:

«Я, конечно, допускаю, что среди современных авторов есть такие, кто умеет более или менее внятно складывать слова, но мне крайне трудно представить, что кто-то из них лучше Толстого, Диккенса, Гоголя, Голсуорси или Че-хо-ва. Поневоле возникает вопрос: почему, имея возможность погружаться в первосортные тексты, я должна отнимать у себя время потреблением чего-то вто-ро-сорт-ного? Что не исключает, Женечка, вашего права этим интересоваться, видимо, вы более терпимы, нежели я, старая пе-реч-ница!»

Галатину казалось, что и сорок, и тридцать, и двадцать лет назад, и вчера он слышал от Натальи Владимировны одно и то же. Она давно не читает газет, да их и нет сейчас, у нее давно сломан телевизор, а новый она принципиально не покупает, поэтому живет в счастливом неведении относительно событий внешнего мира, хотя кое-что все-таки узнает из кухонного радио, от дочери, от внука, имени которого Галатин не помнит, от подросших двух правнучек. На новости она обычно реагирует одним презрительным и коротким словом: «Мерзость!» Кроме книг, у нее есть проигрыватель и два десятка пластинок с классической музыкой, иногда классику передают и по радио, Наталья Владимировна любит повторять, что каждый раз открывает в классике что-то новое, и это ее поражает.

Собственно, не Наталья Владимировна нужна была Галатину, а ее дочь Варвара, которая подрабатывала сиделкой и в свое время очень помогла, ухаживая за Евгенией Сергеевной. Он мог бы сразу позвонить Варваре, но вспомнил, что очень давно не заглядывал к Наталье Владимировне. Может, почтенная старушка уже Богу душу отдала, а он и не заметил. Стало, к примеру, ей плохо, скорая помощь увезла в больницу, там Наталья Владимировна и упокоилась, а похоронили из морга, и никто из соседей не знает, привыкнув подолгу не встречать ее и не видеть света в плотно зашторенных окнах.

Да нет, припоминал Галатин, кажется, месяц назад, возвращаясь домой вечером, он видел полоску света над шторами. И ведь была мысль зайти, спросить, как и что, почему-то не зашел. Чем-то занят был? Занятие сейчас одно: тревога и смятение. Занятие пустое, бессмысленное, но очень отвлекает от всего привычного, при этом замечаешь, что меньше думаешь о других. Печально.

– Не ошиблась. Влезаем, но с трудом.

– Знаешь в чём твоя проблема?

– В чём?

– Гордыня! Смертный грех такой.

– С чего ты взяла? – вступилась за Алису Юлька.

– Она думает, что самая умная! – провозгласила Светик. – Ходит, такая хо-хо, и думает, я самая умная, самая умная.

– Ничего такого я не думаю, – удивилась Алиса. – С чего ты взяла?

– Ну, как же! Ты и замуж не выходишь, потому что думаешь, что умнее мужчин. А всё как раз наоборот! Мужчины умнее женщин, это следует признать. Научный факт такой. А раз они умнее, то пусть и работают. Это всё вы, феминистки чёртовы, лезете со своей самостоятельностью. Думаешь, нету в природе мужичка, который лучше тебя эти расчёты твои рассчитает или чертежи нарисует?

– Светик, при чём тут феминизм? – возмущённо поинтересовалась Юлька. – Что ты несёшь?

– Феминизм при всём! Ходят такие гордые хо-хо, мы всё сами, хо-хо. Вот тебе и хо-хо. Как ты сказала, называется машина твоя? Равон? Два раза хо-хо!

– А по-твоему, я должна выйти замуж за первого встречного идиота? И тогда у меня будет Тахо твоё, яхта и самолёт? Не знаю, чего там тебе ещё для счастья надо. Какое такое хо-хо.

– Вот! Слышали? Идиота! Что и требовалось доказать. Все кругом идиоты, одна ты умница-разумница со своими расчётами и чертежами.

– Съешь ещё чего-нибудь или выпей, – посоветовала Алиса. – Может, полегчает.

Она почему-то даже не разозлилась на эту воинственную дуру, и не обиделась ни капельки. Чего на дуру-то обижаться? Тоже мне хо-хо. Эллочка Людоедка нашлась. Вон, и рост подходящий, метр с кепкой.

– Юль, может, вечером в казино сгоняем? – вдруг переключилась Светик, проигнорировав разумный совет Алисы.

– Не, хватит уже. Венчик ругаться будет. Я проигрываю всё время. Не хочу его расстраивать.

– А ты не играй. Посмотришь, как я выигрываю. И чертёжница-расчётчица пусть посмотрит, как я за один присест её Равон выиграю.

– Нет.

– Ну, Юль.

– Нет!

Алису совершенно не прельщала перспектива смотреть, как Светик выигрывает Равон. А кроме того в казино, наверное, без вечернего платья не пускают, во всяком случае в кино про спецагентов это именно так. Поэтому она поинтересовалась у Юльки:

– Может лучше в музей?

– Ага! В краеведческий! – Светик залилась счастливым хохотом. – Ох уж эти пейзане на отдыхе. Море им подавай и музей с развалинами.

– Не только, – возразила Алиса. – Ещё шопинг. Шопинг пейзанам очень интересен.

– Вот именно! Шопинг, – радостно сказала Юлька. – Только не вечером, а прямо завтра с утра.

– И что пейзане смогут осилить со своей зарплатой? – справедливо поинтересовалась Светик.

Пейзане в лице Алисы, прикусив язык, согласно промолчали и потупились.

– А пейзанам не надо о деньгах думать, у них для этого есть богатые друзья, – сказала Юлька.

– Нет! – Алиса поморщилась как от кислого. – Пейзане бедные, но гордые. Ты права, Светик, гордыня губит фраеров, особенно пейзан.

– Тогда остаётся казино! – Светик захихикала. – Покупаем минимальные фишки, уж одну-то наша гордая чертёжница осилит, хоть и феминистка, все трое ставим, я выигрываю, выигрыш делим поровну на троих, и так далее. Только ставить, куда я скажу, и никакой самодеятельности! Ну или лучше я сама всё поставлю. А завтра уже на шопинг, такие хо-хо!

– Ничего не хо-хо, у меня униформы нет, чтоб в казино ходить, – честно призналась Алиса.

– Сейчас сообразим что-нибудь, – заверила её Юлька.

– Девочки! А можно я сегодня просто посплю, прямо сейчас начну.

– А ужинать?! – спросила Юлька.

– Опять? Мы же только что!

– Ну это мы так, закусили слегка.

– Мне более чем достаточно. Никогда столько не ела как сегодня. И не пила. Вот. А спать очень хочется. Я сегодня встала в четыре утра.

– Ужас какой ужасный! – ахнула Светик. – Реально? Прям встала и пошла?

– Да. Встала и пошла. В аэропорт для начала, в Пулково. Как ты говоришь, такая вся из себя хо-хо.

– А мы как раз только-только в это время легли! – Светик радостно загоготала.

– Вот, поэтому и нам тоже надо поспать! – резюмировала Юлька. – После ужина, разумеется. Не помешает.

– Ну, Юль, – заныла Светик.

– Не Юль! Ты себя в зеркале видела? Ты там всех котиков в казино своим личиком распугаешь. Вон мешки под глазами у тебя какие, и брыльки повисли как у бульдожки.

– Да ладно?! – Светик, явно испугавшись, быстро ощупала свой подбородок. – Гонишь! Но так и быть, сегодня спим, а завтра в казино. – Она стукнула кулаком по столу. – Обещаете?

– Обещаем! – хором сказали Алиса и Юлька.

– И не шушукаться без меня. А то спать, спать, а сами набьётесь, такие хо-хо, в одну кроватку и трендеть до утра. Знаю я вас.

– Крест на пузе, – пообещала Алиса. – Хоть и очень хотелось бы, но сил не осталось.

Она встала, чмокнула Юльку в макушку и отправилась к себе в комнату.

Пока чистила зубы, вспоминала как в детстве на каникулах где-нибудь на даче Юлькиных родителей, они с Юлькой, и правда, могли всю ночь проболтать о том, о сём. А вот о чём говорить сейчас? Они ведь так долго не виделись, что общих тем для такого вот ночного болтания и вовсе не осталось. Не про Мегеру же Юльке рассказывать, она не поймёт. Даже про мальчиков уже не пошушукаешься. Да и чего про них шушукаться? У Алисы давно уже никаких мальчиков кроме сыновей нет и в помине, а про Юлькиного Венчика, сплетничать совсем не интересно. Вот разве что остаётся Светику кости помыть, но это тоже разговоры на большого любителя.

Алиса предвкушала, как откроет окно и под треск цикад и шелест моря завалится спать. Однако в открытое окно на нее дохнуло жаром, и пришлось завалиться в кровать под шелест кондиционера. Проснулась она рано в пять часов утра, распахнула двери на балкон и плюхнулась обратно в кровать досыпать под пение птиц, уже вдыхая утреннюю свежесть. Тут ей и приснилось, как она едет вдоль берега моря на кабриолете, волосы развеваются, звучит чудесная музыка, а рядом с ней на пассажирском сиденье сидит некто невероятно мужественный, вылитый Шварценеггер.

Красивая жизнь продолжилась за завтраком, накрытым в гостиной с видом на море и бассейн, куда Алису проводил тот самый импозантный дядечка, встретивший её вчера на пороге богатой красивости. Дядечка вырос перед ней как из-под земли, когда Алиса, выспавшись и почувствовав зверский аппетит, отправилась на поиски съестного. Видимо где-то в недрах всего этого богатства у дядечки есть кабинет с мониторами, а в коридорах установлены камеры наблюдения, и как только какой-то зазевавшийся гость начинает блуждать по коридорам, дядечка выскакивает откуда ни возьмись как самый настоящий призрак.

За завтраком никого кроме Алисы не оказалось, и она, не стесняясь, попробовала всё-всё-всё, выставленное на большом столе, а следом ещё отполировала это вкуснейшим омлетом, изготовленным по её заказу. Потом уселась пить капучино на открытой веранде, и официант предусмотрительно принёс ей пепельницу, сигареты и услужливо щёлкнул зажигалкой. Алиса представила, как бы она стала выглядеть через полгода такой красивой жизни. Наверное, превратилась бы в колобок.

После завтрака она отправилась к бассейну, где тоже никого не было, и с удовольствием поплавала, в результате чего мысленный колобок стал приобретать уже некоторое подобие талии. Позагорав у бассейна, она уже, было, решила, пойти расспросить вездесущего дядечку, как спуститься к морю, но тут к бассейну выкатилась Светик с бутылкой шампанского.

– Финский праздник Похмеляйнен, – сообщила она и присела на соседний лежак.

Тут же примчался официант с пластиковыми бокалами, отобрал у Светика бутылку и разлил шампанское по бокалам.

Алиса не стала манерничать и с удовольствием выпила прохладного шампанского.

– Ты не боишься алкоголизма? – поинтересовалась она у Светика.

– А чего его бояться? – Светик пожала плечами. – Он либо есть, либо его нет.

– Логично, – согласилась Алиса.

– Я вот, такая хо-хо, пью постоянно, – доложила Светик. – И по хрен веники!

К бассейну вышла Юлька.

– Как спалось? – поинтересовалась она у Алисы.

– Прекрасно.

– Ты извини, я совсем забыла тебя спросить про твои пожелания к завтраку, ну и вообще к еде. Ты ж вроде всегда была без аллергий и расстройств, но время-то прошло. Вдруг веганом заделалась, или ещё чего.

– Всё замечательно, спасибо. Расскажи всё-таки, как отсюда к морю пройти? Хочу прогуляться, а то за завтраком объелась. Может, все вместе сходим?

– Вот ещё! – фыркнула Светик. – Я не коза, чтоб по горам лазить.

– Там, правда, тропинка очень крутая, – извиняющимся тоном сказала Юлька.

– Ничего, мне для здоровья полезно и козой поскакать.

Юлька объяснила, где найти калитку, от которой к морю шла тропинка, и Алиса отправилась в путь. Когда она добралась к берегу, то почувствовала, что изрядно устала, спуск с горки оказался не таким уж плёвым делом, однако открывшийся вид на розовые мраморные камни был столь захватывающим, что Алиса аж замерла от восторга. Розовые скалы омывались прозрачной бирюзовой водой, но никакого места пригодного для купания Алиса не обнаружила. Она полюбовалась видом и отправилась назад. К бассейну она вернулась совершенно измученная, дыша с трудом и фыркая как загнанная лошадь. Разумеется, она не знала, как фыркают загнанные лошади, и фыркают ли они вообще, но ей представлялось, что эти бедные лошади должны себя чувствовать именно так. Из личного опыта её состояние можно было бы сравнить с состоянием женщины беременной близнецами, которой вдруг вздумалось бы потащиться пешком на десятый этаж.

– Вот они, любители природы, такие хо-хо, настоящие туристы и первопроходцы, – объявила о её появлении Светик. – Вот они, горные козы во всей красе. Вот она, гордыня-матушка собственной персоной!

– Да уж, Садовникова, ты себя совсем не бережёшь, – поддержала Светика Юлька.

Алиса налила себе полный бокал шампанского и выпила его залпом.

– Зато у меня будет талия! – торжественно сообщила она подругам, по-прежнему тяжело дыша.

– У меня тоже будет талия, – Юлька пожала плечами. – Я с утра в тренажёрном зале занималась. У нас тут есть, я тебе покажу. И по горам скакать не надо.

– А мне никакая талия не нужна! Я и без талии самая красивая, – заявила Светик. – А если вдруг мне эта ваша талия понадобится, пойду и отрежу лишнее. Стану совсем такая хо-хо!

– Ты бы целлюлит себе для начала отрезала, – порекомендовала ей Юлька.

– Ни за что! Это моё любимое, коронка такая. Женщина должна быть мягенькая и сдобная. А что у нас на обед?

– На обед у нас всё!

– Замечательно, – Светик вскочила с лежака, и крикнув «Бомбочка», с разбегу грохнулась в бассейн. Алиса отметила, что она при этом совершенно забыла смыть с себя буржуазных столичных блох. Хорошая иллюстрация к знаменитому: «Друзьям всё, врагам закон»! Единственное железное правило нынешней якобы элиты.

Обед подавали в той же гостиной, что и завтрак, правда, сервировка сильно отличалась от утренней и поразила воображение Алисы. Такой красотищи она, пожалуй, не видела никогда. И приборы, и тарелки, и салфетки, всё-всё было подобрано с большим вкусом. Алиса искренне восхитилась увиденным, а Юлька взахлёб принялась рассказывать, как и где она заказывала эту замечательную посуду, и не только эту, а ещё много всего: и вазы, и мебель, и шторы, потому что дом обставить, это вам не жук начихал. С картинами, конечно, всё обстоит гораздо проще, потому что картины и разные скульптуры в ассортименте им с Венчиком дарят друзья, а друзья у их семьи, дай Бог каждому. Так что в доме есть целый запасник с этими картинами, которым не нашлось места в интерьерах, и Юлька даже подумывает, не пристроить ли к дому специальную галерею для этих дорогих и милых сердцу вещиц. Ну типа музея, чтобы гостям показывать. Алиса вспомнила огромный Юлькин портрет при входе в холл с лестницами и тут же поняла, что лучшая школьная подруга при встрече попросту навешала ей лапши на уши. Интересно, зачем? Разумеется, они этот дом вовсе не снимают, а купили. Не может же быть, чтоб у богатых людей имелись в ходу такие странные причуды: снять дом, выкинуть из него всё, а потом обставить по новой, на свой вкус, да ещё пристроить галерею для подаренных шедевров.

Алиса насторожилась. Юлька, конечно, всегда могла чего-то в рассказе приукрасить, но вот чтобы так откровенно врать…. Да и врать она толком никогда не умела. Вот и сейчас прокололась со своим обманом. Может, и самолёт с золотым горшком тоже их собственный, хотя вряд ли. Тут подруга сказала правду. Ведь прекрасная Милена и остальные её попутчики летели этим бортом к кому-то на день рождения. И это не Алиса подвозила их в Ниццу на самолёте подруги, а они по просьбе Венчика подбросили Алису к Юльке. Тут всё выглядело логично.

После обеда занялись подбором подходящего платья для выхода Алисы в свет, вернее в казино. Юлькина гардеробная поразила размерами, и Алиса лишний раз убедилась, что лучшая подруга детства, чего-то недоговаривает, а попросту врёт как сивый мерин. Как врёт сивый мерин, Алиса тоже не знала, как и про фырканье загнанных лошадей, но предполагала, что врёт этот гад именно так как Юлька, глядя в глаза и улыбаясь. Если это съёмный дом, то интересно, как она всё это шмотьё сюда из Москвы доставляла? Или здесь купила? А когда сезон закончится, куда это всё девать? Хотя в самолёт, конечно, влезет. Ну разумеется, если битком набить.

В гардеробной сивого мерина обнаружились даже совершенно новые платья с этикетками и ценниками. Алиса выбрала себе самое-самое скромное, синего цвета и широкого балахонистого покроя. Оно сидело на ней довольно свободно, зато если за ужином она объестся, то никто и не заметит. В том, что она объестся, Алиса не сомневалась. Повар у Юльки готовил так, что Алиса с трудом удерживалась, чтобы не облизывать тарелку. И если б не присутствие Светика, то точно облизывала бы.

– Вот зачем, спрашивается, о своей талии так волноваться, если надевать на себя подобную хламиду? – справедливо заметила Светик, когда Алиса нацепила на себя выбранное платье.

– А я кому попало свою талию показывать не собираюсь, – отрезала Алиса. – Приберегу до лучших времен.

– Ну, нам-то с Юлькой похвасталась. – Светик ухмыльнулась. – И как ты с подобным вкусом в одежде, такая хо-хо, замуж собираешься выходить?

– Я не собираюсь, мне и так хорошо. Мне мои вкусы не мешают жить.

– Ну и обнимайся тогда сама со своей талией.

– Ну и буду!

– Туфли, – прервала столь занимательный диалог Юлька.

– Чего туфли? – не поняла Алиса.

– Туфли хотя бы у тебя есть? Приличные?

– Дома есть, – буркнула Алиса.

– Тогда всё отменяется, – Юлька строго посмотрела на Светика, мол, сделала всё, что могла, и умывает руки. – В мои Садовникова точно не поместится.

– Ничего. В мои запихнём. Не уходите никуда, – с этими словами Светик исчезла за дверью.

– Не злись на неё, у неё проблемы, – сказала Юлька, глядя вслед исчезнувшему за дверью Светику.

– Ну, да! – фыркнула Алиса. – Это только у меня никаких проблем.

– Не злись. Она баба вредная, но добрая.

– А ещё глупая.

– Есть такое дело.

– Почему ты с ней дружишь?

– Ну, во-первых, жалею, а во-вторых, с кем мне ещё дружить?

– Со мной.

– Я так и делаю, но ты же всё время работаешь. И в Питере живёшь.

– Ну, да. Дружба обычно возникает по территориально-производственному принципу. – Алиса вздохнула. – По нему же и исчезает.

– Неправда! – В дверях показалась Светик, она прижимала к своей новой обширной груди тёмно-синие босоножки. – Дружба возникает по водочно-селёдочному принципу.

– Дружба, возникшая по водочно-селёдочному принципу, обычно не исчезает, а заканчивается поножовщиной. – Алиса взяла босоножки и сунула в них ноги.

– Это закономерный переход дружбы на новый уровень, очень логично, – заметила Юлька. – И красиво, тебе идёт. – Это уже относилось к босоножкам. – Подчёркивает форму ногтей, замечательный педикюр и высокий подъём.

Светик при своём более чем маленьком росте удивительным образом имела тридцать восьмой размер ноги, возможно, её предки произошли не от обезьян, а от кенгуру, поэтому Алисе её босоножки оказались в самый раз.

– Да, – согласилась Светик, разглядывая ноги Алисы. – Кстати, где пейзане делают такой шикарный педикюр?

– Там же, где и стригутся, в соседней придворной парикмахерской.

– Скока стоит? – поинтересовалась Юлька.

Алиса честно назвала сумму.

Юлька присвистнула, а Светик сказала:

– Я всегда подозревала, что нас просто грабят все, кому не лень. Такие хо-хо, бац, и денежки тю-тю.

– Ну, может, это всё быстро облезет? – высказала предположение Юлька. Она взяла руку Алисы и стала рассматривать её ногти, по случаю лета выкрашенные в белый цвет. – Сколько у тебя этот гель на ногтях держится?

– Месяц, – сообщила Алиса.

– Не может быть! Гонишь! – возмутилась Светик. – У меня через две недели отслаиваться начинает.

– Это потому что ты суешь свои пальцы куда-нибудь не туда. В носу ковыряешь, к примеру, или посуду вместо посудомойки со скуки моешь, такая хо-хо, – высказала предположение Алиса.

– Да, – согласилась Юлька. – Она постоянно средний палец всем показывает. Надо не надо.

– Сами вы дуры! – Светик надулась.

– Это верно, – не стала спорить Алиса. – Разговариваем тут про шмотки и маникюры, а могли бы в это время поговорить о литературе.

– О высоком? – спросила Юлька.

– Об очень высоком.

– Тогда пошли, выпьем и поговорим о ком-нибудь очень высоком, и желательно об очень богатом, – резюмировала Юлька.

– Опять пить? – возмутилась Алиса.

– А как же?! – удивилась Светик. – Без поллитры о высоком? Такие хо-хо!

– Ты не бойся, мы шампанского или винца, без водки-селёдки, так что до поножовщины не дойдёт, – заверила Алису Юлька.

– То есть наша дружба так и не перейдёт на новый уровень?

– Ну это как пойдет.

В казино выдвинулись после сытного ужина. Как Алиса и предполагала, она объелась. Это, конечно, помогло слегка протрезветь, но после еды в сон клонило неумолимо. Перед выходом из дома Алиса дёргалась, надо ли брать с собой паспорт. Она и в Питере-то без паспорта из дома не выходит, а тут заграница. Потом прикинула, что в сумочку, выданную ей Юлькой для посещения казино, не то что паспорт, но и губная помада с трудом поместится. В результате от паспорта пришлось отказаться. В сумочку она запихнула наличные и кредитку, на всякий случай, ну и телефон, куда ж без него. Это без помады обойтись можно, а вот без телефона точно кранты.

Вёз их всё тот же респектабельный молодой человек в костюме и галстуке, который встречал Алису в аэропорту, вёз на том же самом Мерседесе, из чего Алиса сделала вывод, что Мерседес, как и дом, принадлежит Юльке с Венчиком, а молодой человек ни кто иной, как личный водитель. И если по дороге из аэропорта он вёл себя совершенно индифферентно, как будто Алиса пустое место, то по дороге в казино он всё время посматривал на неё в зеркало заднего вида. Алиса решила, что причина в Юлькином платье и макияже. Ну и причёску она на всякий случай учинила, как у той самой модной актрисы, ну, знаете, когда из чёлки кок такой дыбом и назад зачёсан. Всё-таки мужчины очень странные.

Зато в казино на Алису уже никто не обращал никакого внимания, и не потому что красивых нарядных женщин, похожих на артисток, там был пруд пруди, а потому что все, включая этих самых женщин, были заняты делом. Никто головой не вертел и по сторонам глазами не зыркал, все сосредоточенно глядели в одну сторону, ту, откуда могут вдруг появиться шальные деньги.

Светик поглядела на фишки, которые удалось купить в равных долях, исходя из суммы, которую Алиса смогла себе позволить прокутить в казино, хмыкнула и сказала:

– Хорошо хоть на порог пустили с такими деньжищами, а не выгнали в три шеи. Вот что значит репутация! Никогда ещё не приходилось с такого мизера начинать.

Алиса собралась, было, напомнить, что вообще не хотела идти ни в какое казино, ни тем более тратить в нём какие бы то ни было деньги. Тем более что на сумму, которую она буквально оторвала от сердца, можно неделю всей семьёй жить. Конечно, не здесь, а вот в Питере точно. Разумеется, без шампанского! Но ничего такого она говорить Светику не стала. Всё равно не поймёт.

Светик как крейсер, рассекая других игроков новой красивой, символически прикрытой платьем грудью, решительно направилась в сторону стола с рулеткой, выбрала себе место и уселась. Алиса с Юлькой встали сзади как оруженосцы. Юлька сунула в руки Алисе невесть откуда взявшийся коктейль.

– Хлебни для начала аперольчика, – сказала она.

– Чего? – не поняла Алиса.

– Апероль шприц – отличная вещь. Шампанское с ликёром Апероль. Очень тонизирует.

Алиса уже совершенно не хотела тонизироваться, но бокал взяла, предполагая, что стоил он Юльке никак не меньше, чем бутылка приличного шампанского в гипермаркете родного города.

– Может, лучше Светику отдать?

– Ты что? Она за рулём не пьёт.

– И это правильно, – согласилась Алиса, решив, что ей самой этот аперольчик всё-таки будет в самый раз, чтобы сильно не переживать, когда Светик проиграет все деньги. Светик не вызывала доверия ни на грамм. Сплошной эпатаж, фу-ты ну-ты, шум, треск, пурга и губная помада. Такая вся хо-хо, иначе и не скажешь!

Светик вступила в игру и странным образом стала понемногу выигрывать по принципу шаг назад, два шага вперёд. Чуть-чуть проиграет, но потом с лихвой навёрстывает. Кучка фишек рядом с ней постепенно росла, и Алиса перестала дергаться.

– Свет, а Свет, – заныла Юлька. – Дай, я поставлю. Я точно знаю, куда. Я выиграю. Сегодня мой день, прям вот чувствую.

– Нет! – рявкнула Светик, не оборачиваясь.

– Ну, Свеееет! – продолжила ныть Юлька, пока Светик не смирилась и не выдала ей фишку.

Юлька поставила и тут же продула. Фишка моментально уехала к крупье.

– Что и требовалось доказать! – торжествующе сказала Светик и повернулась к Алисе:

– Может, и ты тоже хочешь попробовать? Такая хо-хо, феминистка самостоятельная. – Она протянула Алисе фишку.

– Нет! – Алиса дёрнулась в сторону, как от гадюки.

– Молодец! – похвалила её Светик.

Кучка фишек рядом со Светиком медленно, но верно продолжала расти. И Арина совершенно перестала беспокоиться за свои сто евро. Апероль шприц оказал на неё никак не тонизирующее воздействие, а наоборот, очень захотелось спать. Алиса глянула на часы и ужаснулась. Наконец, Светик хлопнула ладонью по столу и сказала:

– Финита. Главное в нашем деле вовремя остановиться.

Она встала из-за стола, собрала выигранные фишки и разделила их на троих. Алиса обрадовалась. Конечно, Светик выиграла далеко не Равон, но с виду легко играючи превратила Алисины сто евро в пятьсот, это, во-первых, а во-вторых, появилась перспектива наконец-то лечь спать, но не тут-то было.

– А теперь кутить! – воскликнула Светик.

– Может, не надо? – робко спросила Алиса.

– Надо, Федя, надо! Правила такая есть, научный факт, что легко далось, должно так же легко уйти, иначе нам удачи не видать, – сообщила Светик, развернулась и, пританцовывая, последовала в другой зал, Юлька с хохотом двинулась за ней, Алиса, тяжело вздохнув, потащилась следом.

В соседнем зале буквально дым стоял коромыслом. Музыка гремела, огни мигали, народ трясся на танцполе. Никакого тебе танго под аккордеон или приличного джаза, как показывают в кино. Шум, гам, тарарам. Юлька выбрала столик, заказала всем ещё этого Апероля и умчалась за Светиком на танцпол. Алиса только от вида этого дымного коромысла моментально протрезвела, приуныла, присела за стол и стала по своему обыкновению дёргаться, размышляя, как отсюда поскорее выбраться с наименьшими потерями. Конечно, она может взять такси, правда, тут вам не Питер и вряд ли есть какой-нибудь Яндекс-такси, но наверняка есть Убер или ещё чего-то. Однако бесплатный вай-фай остался на вилле у Юльки. Ну, в конце концов, денег на интернет должно хватить, Алиса перед отъездом в заграницу кинула на телефон аж целых две тысячи рублей. Или можно попросить кого-нибудь на выходе, швейцара, или как их там называют, чтобы ей это такси вызвали, но адрес! Она совершенно не знает адреса Юлькиной виллы. Мол, везите меня, добрые люди, на деревню к дедушке, там справа море, а слева мужик в пиджаке и дерево. Так что придётся ждать, пока Светик с Юлькой нагуляются. Главное, чтобы не увлеклись и не забыли про Алису, а то вдруг по привычке уедут без неё. Алиса вздохнула, как матёрый разведчик перекинула цепочку от сумочки через шею, так чтобы снять или отнять было проблематично, и, борясь со сном, принялась цедить свой Апероль.

Через некоторое время к ней подсел какой-то мужик и стал чего-то дуть в уши, но из-за громкой музыки она вообще не поняла, что он говорит и на каком языке. Алиса поставила бокал с Аперолем на стол, одной рукой ухватилась за свою сумочку, другой замахала ему, мол, нихт ферштейн или вали, чувак, по добру по здорову. Чувак послушно свалил, зато тут же нарисовалась Светик.

– Что за котик? – поинтересовалась она, не переставая двигаться в такт музыке.

Заданный вопрос сквозь окружающий грохот Алиса буквально считала по губам Светика, в ответ она пожала плечами и крикнула:

– Позови Юльку, пожалуйста!

Вскоре появилась Юлька, она плюхнулась за стол и жадно осушила свой бокал.

– Физкультурка! – радостно прокричала она. – Ты чего расселась? Пошли делать талию.

– Не хочу, – сообщила Алиса. – Когда домой пойдём?

– Не скоро. Светик ещё даже к стриптизу не приступила.

– А можно мне как-нибудь до того домой? Я устала. Очень. Нехорошо мне как-то. Голова болит и тошнит немного.

– Скучная ты, Садовникова, унылая. А ещё спрашиваешь, чего я со Светиком дружу. – Юлька полезла в свою сумочку, достала телефон и набрала эсэмэску. Тут же пришёл ответ. Юлька убрала телефон на место.

– Пойдём, – она поманила Алису к выходу.

Алиса радостно последовала за ней. На улице пахло свежестью и морем. К выходу подъехал знакомый Мерседес.

– Карета подана, проваливай! – сказала Юлька и умчалась в недра вертепа с грохочущей музыкой.

Алиса плюхнулась на сиденье, кивнула водителю, скинула босоножки, вспомнила про выигранные Светиком пятьсот евро и почувствовала себя счастливой. Впереди её ждала сигарета на балконе, душ и мягкая кровать. Местами красивая жизнь всё-таки оправдывала своё название.

Наутро Алиса впервые в жизни узнала, что такое похмелье. Голова буквально раскалывалась, к горлу подкатывала тошнота, глаза категорически не желали открываться. Алиса вертелась в кровати, пытаясь найти положение, в котором всё ощущалось бы не так ужасно. Потом вспомнила, что как бывалый командировочный, взяла с собой походную аптечку. Аптечку в своё время ей сформировала более опытная в командировочных вопросах Валентина. Алиса каждый раз вспоминала добрым словом свою коллегу, ведь в аптечке всегда обнаруживалось именно то, что требовалось в данный конкретный момент. Поэтому она регулярно пополняла эту аптечку и всегда таскала её с собой даже на дачу, где у мамы имелась не просто аптечка, а целый аптечный склад. Склад складом, но в случае чего необходимое оказывалось именно в аптечке у Алисы.

Алиса со стоном выбралась из постели, вытащила из шкафа чемодан и достала аптечку. Там кроме таблеток от головной боли среди упаковок с презервативами лежали шипучие таблетки Алко-зельцера. В свое время она даже спрашивала Валентину, зачем ей в аптечке такая фигня, на что та с невозмутимым видом ответила:

– Поездишь с моё, узнаешь.

И вот да! Презервативы ей пригодились буквально во второй же командировке, когда она, как ей показалось, встретила, наконец, любовь всей своей жизни. Вскоре выяснилось, что она обозналась, так как приняла за любовь впервые испытанный оргазм, после чего запас презервативов был хоть и восполнен, но оставался неприкосновенным. Теперь оправдать свою необходимость настал черёд таблеток от похмелья.

В мини-баре Алиса обнаружила минеральную воду, кинула туда шипучую таблетку, и запила этим составом ещё две таблетки от головной боли. Легче не стало. Алиса опять легла назад в кровать и лежала в ожидании действия таблеток, боясь пошевелиться. Лежать было скучно, промаявшись так некоторое время, она заставила себя встать и отправиться завтракать. При мысли о кофе её опять затошнило, однако от вида свежевыжатого апельсинового сока слегка полегчало, она выпила два стакана. В гостиной появился официант с вопросом, чего бы ей хотелось на завтрак? Алиса спросила, нет ли на кухне простецкого томатного сока. Официант понимающе кивнул и удалился. Вернулся он со стаканом томатного сока, с чашкой крепкого чая, тарелкой тонко нарезанного лосося и блюдцем с лимоном. При виде всего этого Алиса поняла, что выздоравливает. Съев всё, она даже смогла покурить.

Конечно, в своей обыденной далеко не красивой жизни она никогда бы так не надралась, чтоб дело дошло до похмелья, но и завтрак такой замечательный ей тоже никто никогда не подал бы. Так что тяготы красивой жизни с лихвой компенсировались сервисом. Она тут же дала себе зарок, больше не злоупотреблять шампанским и прочими аперолями с замысловатыми названиями, чтобы всё-таки полностью насладиться прелестями свалившегося на неё благоденствия. А в исполнение обещания данного главному инженеру сфотографировала свой похмельный завтрак. Селфи, правда, делать не стала, вовремя глянула в зеркало. Вот бы сейчас на неё посмотрели и главный инженер, и Юлькин респектабельный водитель. Все сорок два года на лице отразились, если не больше, волосы, конечно, дыбом, но торчат в разные стороны, а на лбу так прямо надпись горит неоновыми буквами «Надо меньше пить»!

К обеду, когда она уже поплавала в бассейне и поспала около него, следы похмелья исчезли полностью, даже отёк на лице прошёл, однако Юлька со Светиком так и не появились. Обедала Алиса в одиночестве, глядя на пальмы и море, и ничуть этим не тяготилась. Уж как-нибудь без щебета Светика, без этого её «такие хо-хо», она обойдётся. Обед она тоже на всякий случай сфотографировала. Уж больно вкусный, сервировка опять же. После еды она не удержалась и закурила на открытой веранде, тут же раздались позывные смартфона и на экране высветился Даня:

– Ты опять куришь? – спросил он с укоризной в голосе.

Рядом с братом на экране появился Ваня.

– Она курит! – подтвердил он, с осуждением глядя на мать.

– Это всего вторая за день, – попыталась оправдаться Алиса.

– А кто обещал бросить? – спросил Ваня.

– Мам, ты разве не понимаешь, что в наше время курить просто неприлично? – добавил Даня.

– Это в ваше время, а в наше нет, кроме того тут все курят, – сообщила Алиса.

– Кто все? Ну, кто все? – Даня всплеснул руками.

– Да! Предъяви, пожалуйста, этих всех, – потребовал Ваня. – И покажи красоты.

Алиса порадовалась, что «эти все» с их похмельными лицами ещё спят, и продемонстрировала мальчикам окружающую лепоту гостиной и панораму, открывающуюся с веранды.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Часть I

Глава первая

Англия, Ливерпуль, Мекка меломанов. Господин Макаров причислял себя к таковым – с детства обожал «Битлз». Вот поэтому он и здесь. Для него путешествие за бугор не проблема. Загранпаспорт, виза, авиабилет – сущие пустяки. Как-никак у него своя туристическая компания. Ну, не то чтобы уж совсем своя. Фирма создавалась на общинные бабки. Но при деятельном участии Василия Николаевича Макарова, или просто Васька, некогда рядового «быка» из бригады Паши Козыря.

Васек и сейчас бы продолжал «быковать» на рынке. Но за бригадой Козыря стоял Космач – ну очень авторитетный бизнесмен со светлой головой и большими бабками. В то время он строил казино в центре столицы, создавал сеть автозаправок, занимался чисто легальной водкой. Все это солидный бизнес. Кроме этого, он открыл в Москве несколько небольших магазинов. Для кого? А для братвы. Учредителями этих точек стали самые правильные пацаны из бригады Паши Козыря. Космач знал, что делал. Приобщая братву к бизнесу, он еще прочней закреплял ее за собой. Счастливчики готовы были идти за Космачом в огонь и в воду. Голову на плаху вместо него могли положить, не вопрос. А у тех, кому не сразу повезло, впереди замаячил стимул – стань конкретным пацаном, и у тебя будет все.

В тот раз Васек остался в пролете. Зато на втором круге ему повезло реально. Космач решил открыть туристическую фирму. Выбор пал на Васька – и недаром. Пацан он был крутой, не вопрос. А потом, у него почти что высшее образование. Три года института физкультуры – это вам не сушеные финики с кислой сметаной. А еще он английский знал – ну не то чтобы очень, но все текстовки из битловских синглов легко переводил на русский. Короче говоря, встал он тогда на крыло. И доказал, на что способен. К настоящему времени фирма процветала. Космач был доволен. А Васек мог позволить себе немного расслабиться

Квасить Васек начал еще в самолете. На Пенни-Лейн добавил слегонца. На Земляничных полянах помянул незабвенную Элеонору Регби – как тут без ста грамм обойтись? А где сто, там и двести

Планов у него – громадье. Прежде всего – кабачок на Каверн-стрит, где когда-то выступали «Битлы». Давно пора здесь отметиться.

В «Каверн-клаб» крутили исключительно «Битлз». Василию это понравилось. Только вот посетители какие-то не такие – не пьют, а дринькают, в стельку не выстилаются. Недоработка. Конкретная недоработка. Надо что-то менять. В конце концов он из страны, где постоянно что-то меняют.

Васек думал недолго. И размахнулся во всю широту русской души – заслал на каждый столик по бутылке водки. Типа, от российских битломанов. Битломаны-то российские, а цены в кабачке английские. Пузырь водки – четыреста баксов. Но где наша не пропадала?

Скоро кабак гудел как пивнарь в каком-нибудь русском Забухальске в день получки. Только вместо «Шумел камыш» английские мужики горланили «All You Need Is Love» – тоже, между прочим, не хреново. Васек тоже пел. И пил, само собой. Но не пьянел. Правда, пару раз он видел рядом с собой живого Джона Леннона, слышал его голос – но ведь они пели вместе одни и те же песни, что здесь удивительного?.. И Пол Маккартни был – в смысле его правая ПОЛовина, левая куда-то затерялась. Хотя нет, левая половина – это он сам, Вася Макаров. МАКкартни, МАКаров Даже МАКаревич рядом с ними как-то не очень котируется. Андрюха, кстати, тоже забегал. Правда, даже руки никому не подал.

Джон куда-то исчез. Пол тоже. За ними испарились все пьяные варвары с берегов туманного Альбиона. Остались только прислуга и хозяин кабачка. Василию Николаичу впарили счет.

– Не, мужики, я ниччо не пойму! – пьяно замотал он головой. – Это чо, фунты или доллары?

Оказалось, фунты. Ни много ни мало – почти двадцать тысяч. В переводе на чисто русскую валюту – больше чем тридцать тысяч баксов.

– Наличными возьмете? – буднично просто спросил Васек.

Хозяина кабака чуть удар не хватил, когда он отсчитал ему тридцать штук наличностью. Вот так просто взял и отслюнявил. Тридцать тысяч! Наличностью!.. Теперь в этом кабаке две достопримечательности – «Битлз» и Вася Макаров.

Великодержавный шовинизм образовал провал в памяти, и до отеля Василий Батькович добирался чисто на автопилоте. Зато он неплохо помнил, как оказался в вестибюле отеля. Смог зафиксировать взглядом смазливую и ярко накрашенную блондинку в строгом деловом костюме. В лифт они вошли вместе. Он и сам не понял, с какой это стати из него попер выпендреж.

– Все здесь строгие, бляха, деловые, – по-русски заметил он.

– Как вы сказали? – вытаращилась на него леди.

До господина Макарова не сразу дошло, что гарна дивчина трещит на «великом и могучем».

– Да говорю, что Англия не Россия. Мужики водку пить не умеют, бабы холодные, деловые, типа Э-э, да ты же, это, русская!

– Да, я из России, – надменно глянула на него красотка. – Только я не баба. И, будьте добры, разговаривайте со мной на «вы». А еще лучше, вообще не разговаривайте

– А если я хочу?..

– Если вы хотите, тем более.

Всем своим видом она давала понять, что разговор окончен. Но только Васек не собирался отступать. Он натужно думал, как обломать строптивую соотечественницу. Пока думал, лифт остановился. Блондинка вышла на десятом этаже. У него двенадцатый. Но он вышел вслед за ней.

– Извините, а можно вас! – попытался он остановить незнакомку.

– Не можно! – захлопывая перед ним дверь, отрезала она.

– А я говорю, можно, – сквозь зубы процедил Васек.

Красотка жила в таком же номере, что и он. Если пробуравить перекрытия двух этажей, можно заглянуть к ней. Но это нереально. Зато есть другой способ. Не очень простой, правда. Но в принципе реальный. Васек просто обязан выпить шампанского на пару с этой недотрогой. И не только выпить

В своем номере он располосовал простыни, свил из них веревки, связал их в одну. Хватил пару стаканов текилы – для облегчения собственного веса. И двинул на подвиг.

Он очень надеялся, что неприступная красотка по заслугам оценит мужество героя-любовника и распахнет перед ним свои объятия. Но вместо женских он попал в объятия земного притяжения. Самодельная веревка не выдержала тяжести его могучего тела. Васек уже добрался до десятого этажа, осталось только зацепиться за балкон. Но в этот момент простыни предательски развязались. Лепший друг Джона Леннона ушел в крутое пике

Глава вторая

Отель и казино строились без малого два года. Но теперь эта фаза уже позади. Все помещения гостиничного комплекса и досугово-развлекательного центра сданы под ключ. «Пирамида» готова к эксплуатации. Качество работ – здание как конфетка. Внутри и снаружи все в полном идеале. В самом ближайшем будущем ожидается презентация со всей подобающей бутафорией и мишурой. А пока нужно решить ряд организационных вопросов.

Помимо «Пирамиды», у Родиона Космачева хватает других дел. Жизнь не стоит на месте – постоянно появляется что-то новое. Водка «Коралл» и автозаправки – это только часть его финансово-промышленной империи. Есть свой банк, автосалон, сеть продуктовых магазинов. И это еще не все. Большие суммы вложены в различные коммерческие проекты, которые уже приносят прибыль. Немало средств вложено в недвижимость за границей. Это айсберг, который качается на волнах Заволжского нефтяного моря. Это пирамида, на вершине которой Родион, его сподвижники и целая армия из стратегических и экономических советников, банковские консультанты, спецы по производственным вопросам. Безопасность, контрразведка, ударная сила – это само собой, без этого никуда. Жизнь такая. Благоденствие – вещь опасная. Можно расслабиться и забыть, что ты по-прежнему все в том же мире, где правит закон джунглей и где побеждает сильнейший. Но забывать об этом никак нельзя. Хищники загрызут, стервятники выклюют глаза, гиены выжрут внутренности

Родион считал себя бизнесменом. Но при этом он четко осознавал, что в этой стране бизнес и криминал – единое целое. Говорим «бизнес» – подразумеваем «криминал», говорим «криминал» – подразумеваем «бизнес». Такая вот петрушка. Или даже винегрет

Сегодня у Родиона сход за круглым столом – собрались бизнес-«князьки» его криминально-экономической «империи».

Во главе угла – «Пирамида» с рядом организационных вопросов. Но начал Родион с Кондрашова.

Этот деятель уже давно сбросил с себя овечью шкуру. Он снова тот самый волк, которым когда-то знавал его Родион. Только финансовый «левак» от заволжского мафиозно-нефтяного синдиката его больше не волнует. У него своих проблем хватает. Водка «Коралл» пользуется устойчивым спросом – нужно наращивать объемы производства. А еще Кондрашов завязался на пиво. Выкупил убыточный пивоваренный завод. Неслабо замахнулся.

– Не промажешь? – спросил Родион.

– Нет, – с чувством собственного достоинства покачал головой Борис Анатольевич. – За пивом – будущее. Светлое пиво – светлое будущее. Темное пиво – тоже неплохо

Человек на своем месте. Все у него ладится, все у него спорится. И жизнью он доволен – это самое главное. Чего греха таить, Родион не исключал подвоха с его стороны. Как-никак его «община» крепко обидела Кондрашова. Но тот и не строил планов мести. Быстро вжился в новую роль, поставил на поток производство легальной водки. Дело приносило солидную прибыль, часть которой шла на личные счета Кондрашова – на жизнь ему жаловаться грех.

– В общем, пиво – это нормальная стабильная прибыль, – заключил Борис Анатольевич.

– Конкуренция большая, – напомнил Родион.

– Наша водка вне конкуренции. И с пивом все в порядке будет. Работать-то умеем

– Умеете Проблемы есть?

– Есть, – кивнул Кондрашов. – Где-то в районе Дубны гонят фальшивую водку под нашей маркой.

– А если точней?

– Точнее не знаю Но водка идет откуда-то из этого района. Сегодня утром сообщили

– Непорядок, – нахмурился Родион.

И посмотрел на Козыря. Тот уже не просто «бригадир» – под ним целая служба безопасности с конкретным штатом конкретных сотрудников.

– Разберемся, – кивнул Паша, черкнул пару слов в блокнот.

Поддельная водка – угроза алкогольному бизнесу. У «Коралла» безупречная репутация, а какие-то мудозвоны со своим суррогатом могут свести престиж марки на нет. Их надо давить. С ментами или нет – неважно. Лишь бы только под откос побыстрей пустить.

– Это еще не все, – сказал Кондрашов. – Вчера инцидент один был. С местной братвой. Пришли к директору пивзавода и прямым текстом – «плати»

Этого стоило ожидать. Только не рано ли рэкет нарисовался?

– Так еще же производство не налажено, – еще больше нахмурился Родион.

– А Полунин им так и сказал – ремонт не произведен, оборудование не завезено, производства нет, прибыли тоже А они – все равно, говорят, плати

– Беспредел, – поморщился Козырь. – Надо решать вопрос.

– Так в чем же дело, Паша? – спросил Родион. – Займись.

По части разборок Козырь большой мастер. Чувствуется серьезная школа.

А разборки – это составная часть отечественного бизнеса. Без разборок не обойтись. Банк, заводы, автозаправки, магазины – все это на чьей-то территории. И отовсюду – «плати!». Только для Родиона это не то предложение, от которого невозможно отказаться. Не для того он держит при себе Пашу Козыря с его бригадой, чтобы отдавать свой бизнес под чью-то «крышу». Лишних не бывает, чтобы делиться с кем ни попадя.

С «Пирамидой» в этом отношении пока все спокойно. С местной братвой вопрос утрясен – с их стороны наездов не будет. А если какая-нибудь отморозь выскочит как черт из табакерки? «Пирамида» – кусок очень лакомый, разборки будут нешуточными. Но Родиону не привыкать. И Паша Козырь не кисейная барышня – не раскиснет

В «Пирамиду» вложены бешеные бабки. И они должны окупиться. Чем быстрее, тем лучше. Поэтому открытие комплекса должно пройти с помпой. Презентация станет ярким событием в жизни столицы.

Родион посмотрел на генерального управляющего отеля и казино. Андрей Аркадьевич Барков – человек со стороны. Большой специалист в области гостиничного и досугового бизнеса. Для Родиона он – настоящая находка. Разумеется, заправлять делами генеральный управляющий будет под его неусыпным контролем. Мало того, при Баркове, как комиссар при красном командире, полномочный представитель «общины» – чтобы генеральный не попал под чужое влияние. Это место занимает Кирьян, человек, которого Родион хорошо знает и которому доверяет. Он же – начальник службы безопасности «Пирамиды».

– С презентацией вопрос решен, – поднялся со своего места Барков.

Родион вернул его в кресло едва уловимым движением руки.

– Ленточку кто резать будет? – спросил он.

– Ну, конечно же, вы, Родион Сергеевич!

Все у Баркова хорошо. Одно плохо – подхалим, и притом ярко выраженный.

– Нет, – покачал головой Родион. – Ленточку перережет мэр Москвы

– Да, да, это было бы неплохо, – закивал управляющий. – А если это попадет в прессу, будет полный фурор

– Кстати, как там у вас насчет прессы?

– Все в полном порядке. И пресса будет, и телевидение Все как вы говорили, так и будет Только вот насчет мэра Москвы

– Этот вопрос я беру на себя, – осадил Баркова Родион. – Как обстоят дела с праздничным концертом?

– Будет концерт. И артисты будут – по списку, который вы утвердили Есть одно предложение.

– Да, слушаю.

– Можно сделать целую программу для телевидения. Например, «Дискотека „Пирамида“ или „Хит «Пирамида“. В общем, с названием разберемся. Лишь бы программа была. Чтобы в ней участвовали певцы, которые попадут в хит-парад за неделю.

– Кто будет составлять хит-парад?

– Мы И артистов приглашать мы будем. И снимать программу у нас будут

– Снимут программу, а дальше?

– Будет передача на телевидении. Если потянет по телевизионным рейтингам, сделаем продолжение. Каждую неделю «Хит-парад „Пирамиды“. Для нас это будет суперреклама

– В принципе неплохо, – кивнул Родион. – Во что это нам обойдется?

– Конечно, бесплатно никто ничего делать не станет. Но я разговаривал со знающими людьми. Если передача станет рейтинговой, мы можем не отдавать, а продавать ее на телевидение

– Что еще говорят эти знающие люди?

– Говорят, идея стоящая. Имеет право на жизнь

– Будем надеяться, что не врут Ладно, пусть подготовят экономическое обоснование, я посмотрю – будем решать

Вопрос с хит-парадом был отложен. Зато была решена масса других организационных вопросов. Презентация «Пирамиды» должна стать бомбой. Должна и будет. Родион в этом не сомневался.

Имелся еще один вопрос. По поводу работы казино. Родиону не нравился директор-распорядитель, которого порекомендовал Барков. Как специалист, мужик он неплохой. Но что-то гнилое в нем есть – Родион чуял это нутром. И Кирьяну директор-распорядитель был не по душе. Он уже собрал на него полное досье – ни единого пятнышка в биографии, все чисто, гладко, ни к чему не придерешься. Это и настораживало. А потом само по себе казино – слишком тонкое дело, чтобы впутывать туда чужака. В общем, вопрос нужно было решать.

– Есть один вариант, – сказал Кирьян.

Разговор шел, так сказать, при закрытых дверях. Кондрашов, Барков и другие непосвященные уже отправились по своим делам. Остались только избранные – Леньчик, Паша Козырь, Кирьян, еще несколько боссов от братвы.

– Васек Макаров. Ты его, Сергеич, знаешь. Сам на турфирму ставил

– Васек? – на губах Родиона появилась насмешливая улыбка. – Как его здоровье?

Васек в Ливерпуле учудил. С десятого этажа вниз головой рухнул. Сам бог ему ладошку подставил – вернее, натянутый тент летнего кафе. Чисто батут. Васек в падении сгруппировался, на ноги упал. Зато не повезло, когда дальше падать пришлось, – головой стукнулся и руку сломал. Но это мелочи.

– Да со здоровьем у него полный порядок, – Кирьян был совершенно серьезен. – Рука срослась, в голове утряслось. Все в ажуре, короче

– У нас отель – сорок этажей. Что, если он, как в Ливерпуле, по бабам пойдет?

– Да мы ему парашют купим! – осклабился Паша. – А если без базаров, то пацан он отличный. Серьезный пацан – всегда у него все путем. И башковитый. Да ты сам, Сергеич, знаешь. Он же турфирму конкретно поднял. Чики-пуки все, никаких проблем

Родион кивнул. Васек Макаров дело поставил по уму. Изначально турфирма создавалась как трамплин на Запад. Васек должен был паспорта заграничные на пацанов оформлять, визы открывать, все такое прочее. Это если легально за границу ехать. А еще нужно было пробить чисто нелегальный коридор. Васек и с одним справился, и с другим – организовал несколько «левых» загранпаспортов для нужных людей. Паспорта фальшивые, но на подлинных бланках, проведены через все картотеки. И визы в них стояли самые настоящие. В общем, дело очень серьезное. Далеко не всякий мог бы его провернуть. А Васек смог. Потому что толковый малый. Его фирма стала не только трамплином, но и «пожарным» выходом на Запад. Мало того, Васек наладил работу с населением – турфирма стала приносить приличную прибыль.

– Я уже говорил с Васьком, – сказал Кирьян. – Он в принципе согласен. И я, само собой, не против

– Так он согласен или в принципе согласен? – спросил Родион.

– Ну, так разговор не конкретный был. За пивом посидели. Ты скажи «да», и у меня с ним будет конкретный базар. И он конкретно скажет «да»

– Думаешь, он потянет?

– Не думаю, знаю Да я понимаю, Сергеич, ты думаешь, если он башкой об асфальт треснулся, то шарики за ролики заскочили.

– Да нет, не думаю Но а если в самом деле взяли да заскочили?

– Да меня самого по голове сколько раз били. А Леньчика вот, Пашу, да чего там говорить – всем доставалось И ничего, все нормальные А то, что в Ливерпуле начудил, так это даже не разговор. Расслабуху пацан поймал – в кабаке всех на уши поставил, за бабой под мухой полез. С кем не бывает?.. Я вон на Гавайях когда был, негритянку по пьяному делу мочалкой в душе драл, добела отмыть хотел. Вот кого шиза пробила, так это меня А Васек, так он у нас чисто герой. К бабе, с двенадцатого этажа, на простынях. Лично я его за это уважаю

– Как у него со здоровьем?

– Да нормально, здоров как бык. И пашет как вол. Весь в делах, конкретный такой Я вот что думаю, может, его турфирму в «Пирамиду» перетащить? Свободные площади под офисы пока еще есть. И тем будет заниматься, и этим

«Пирамида» – это не только отель, казино, рестораны, ночные клубы, это еще и торговый комплекс. Супермаркет, бутики. Несколько помещений будут сдаваться в аренду под ювелирный салон. Место здесь отличное – центр города, пересечение двух проспектов плюс небедствующий контингент отеля. Свободные площади еще есть, но и претендентов хватает. Только своя рубаха, как говорится, ближе к телу.

– Да, турфирма при отеле – это отличный вариант, – согласился Родион. – Давай стыкуйся со своим прыгуном, пусть перебирается сюда. Все оргвопросы на тебе.

– Понял, – кивнул Кирьян. – Сделаем А как же насчет казино?

– Ну, если считаешь, что Васек твой потянет

– Потянет.

– Ну, раз потянет В общем, решено, Васька ставим на казино. Но в ответе за него ты, Кирьян. Твоя рекомендация, с тебя и спрос.

– Какой разговор? Все будет в полном ажуре Значит, с Васьком решили.

– Решили Кстати, о свободных площадях. Кто там на ювелирный салон претендует. Нечаев, правильно?

– Есть такой, Нечаев Эдуард это Эдуард Константинович. Это у него второй салон будет. Нехило развернулся, дядя.

– Ювелирка – это большие бабки. Кто у него «крыша», пробивал?

– Да, пробивал. Есть тут ребятки.

– А точней?

– Это, Нечаев, он из Волгограда. Ну так за ним его же родимые сталинградцы и увязались. Там, это, пацанов не шибко много. Но Нечаева они держат крепко А что, «крышу» надо перебить?

– А тебе это надо?

– Да нет, мне чужого не надо. Пусть этот Нечаев за аренду отстегивает – больше от него ничего не требуется.

– А что, может не отстегнуть?

– Исключено. Может, эти сталинградцы – пацаны конкретные. Но если залупнутся по беспределу, мы их в кизяк раскатаем, не вопрос. Да они не дебилы, в натуре, чтобы с нами связываться

Вот он, бизнес по-русски. Куда ни ткнись – везде криминал. Как только работают те, за кем нет реальной силы? Не хотел бы Родион оказаться на месте этих овец.

Глава третья

«Пирамида» – это что-то с чем-то. Стекло, мрамор, бетон, пластик. И суперсовременный стиль. Что ни говори, а германцы строить умеют.

– Что, братуха, нормально? – спросил Кирьян.

– Да не то слово!

Васек не раз видел это здание. И в лесах, и уже в готовом виде. Но внутрь попал впервые. Уровень лучших домов Парижа и Лондона.

Первые несколько этажей занимал досугово-развлекательный комплекс, по сравнению с которым сам отель казался всего лишь приложением – не бесплатным, конечно, но приложением.

– Это еще та махина, – со сдержанным восторгом живописал Кирьян. – Все для блага народа, отвечаю. Все чисто как при коммунистах. Только это, брат, чисто капитализм. Деньги делают деньги за те же деньги. Бабки тут будут крутиться конкретные, даже не вопрос Да ты сам посмотри. Отель – это бабки? Бабки! Кабаков сколько – русская кухня, итальянская, китайская, французская – загребешься перечислять. Ночные клубы, диско-шоу. Это, стриптиз-бары, само собой – женский, мужской Стриптиз – это, конечно, класс. А если поострей чего захочется, ты только намекни. Массажный салон организуем, баньку-сауну с девочками. Кстати, с девочками никаких проблем – целый штат. У меня спец чисто по этим вопросам крутится – таких телок привел, обкончаешься

– Про казино чего молчишь? – Васек сглотнул слюну, чтобы промочить пересохшее горло.

– Казино – это отдельный разговор. Казино – это, брат, государство в государстве. В принципе можно пойти глянуть. Но сначала, это, глянешь на свой будущий офис

Космач сам лично распорядился перекинуть турфирму на свободные площади «Пирамиды». Но сейчас туризм Васька волновал мало. Ему нужно казино. Почему Кирьян тянет, почему не говорит, как решился вопрос?.. Скорее всего Васька прокатили. Иначе не было бы сейчас разговора насчет турфирмы.

Помещения под офис располагались на престижном третьем этаже. Скоростной лифт, светлые просторные комнаты, евродизайн. Только все это не вдохновляло.

– Здесь у тебя будет кабинет, – строил за него планы Кирьян. – Смотри, даже с приемной. У тебя секретарша есть?

– Нет, – покачал головой Васек.

– Будет Хотя, хотя

– Что – хотя?

– Не нужна тебе секретарша. В твоем кабинете твой зам будет заседать. Сам ты на казино сядешь, а с зама за турфирму будешь спрашивать Да, братуха, да! Если ты согласен, место директора-распорядителя казино за тобой. Ты согласен?

– Спрашиваешь! – облегченно вздохнул Васек.

Все-таки свершилось!.. Только какого хрена они здесь делают? Нужно срочно идти в казино. Там его место, а не здесь. Там у него будет секретарша

– Со своего зама ты за турфирму спрашивать будешь. А я буду спрашивать с тебя. За казино!

С развязного тона Кирьян перешел на строгий, деловой. Приосанился, в глазах появился холодок, исчезли приблатненные интонации.

– Это очень серьезно, братуха. Очень и очень серьезно. Казино – это большие деньги. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Васек.

– Это не только выигрыши и проигрыши. Это еще и черный нал, который будет проходить через финансовую документацию. Это не совсем законно, Васек. Я бы даже сказал, совсем незаконно

– А загранпаспорта липовые делать – законно?

– То-то и оно Космач оценил твои заслуги. Я оценил. Все мы оценили. Но если вдруг напортачишь, старые заслуги не в счет. Если будет косяк с твоей стороны, Васек, не взыщи. Спрошу по полной программе

– Про какие косяки ты говоришь?

– Это нюансы, Васек. Я тебе подробно про все расскажу. Потом. А сейчас, если ты не включаешь заднюю, пошли в казино. Все на месте покажу. Не включаешь заднюю, Васек?

– Я похож на идиота?

– Нет.

– Тогда о чем разговор? Казино – это круто. И я буду идиотом, если откажусь А насчет косяков – это лишнее. Все будет на мази, отвечаю

– Если бы я тебе не верил, братуха, я бы с тобой сейчас не разговаривал

Казино впечатляло. Это действительно было государство в государстве. Игральные залы – рулетка, карточные столы, автоматы. Это как бы центр как бы вселенной. Вокруг все остальное. Ресторан с классической европейской кухней, стриптиз-бар для любителей погорячей, танцзал со сценой, на которой в самом скором времени будут выступать популярные артисты. И всем этим будет заведовать Васек. Ну разве это не супер!

– В «Пирамиде» есть и ночные клубы, и диско-шоу, – объяснял Кирьян. – Там тоже будет все на высшем уровне. Но это все мимо казино. Там – своя жизнь. У тебя – своя. Кабак, стриптиз, музыка – это не просто развлечение. Это горячие цеха, чтобы плавить клиентам мозги. Чем мягче в башке, тем крепче азарт – а значит, больше бабок будет брошено на ветер, сечешь?

– Еще как Классно здесь. Меня уже тянет к рулетке.

– А вот это зря. Сам ты должен быть типа эталоном здравого рассудка. В твоих жилах должна течь холодная кровь. Расслабляться тебе, братуха, никак нельзя Да я вижу, ты меня понимаешь.

– Понимаю, – чинно кивнул Васек.

Он держался с достоинством короля. А разве он не король? И разве он не в своем королевстве?.. В отличие от пустующего офиса турфирмы, в казино уже кипит жизнь. Вернее, кипеть по-настоящему она будет, когда появятся клиенты. Но сейчас все усиленно готовятся к их приему. Крупье в элегантной униформе под руководством опытных специалистов проводят генеральную репетицию игрового шоу. Официанты расхаживают с пустыми подносами – тоже тренируются. И это не похоже на показуху, чтобы в выгодном свете выставиться перед новым начальником. Просто здесь все очень серьезно.

Кирьян провел Васька в административный отсек. Ничего особенного. Несколько комнатушек для персонала, кабинет директора-распорядителя. Приемная совсем крохотная, зато сам кабинет просторный – оборудован по последнему слову офисной техники. Кирьян опустился в кожаное кресло во главе стола. Дает понять, что при любом раскладе он был и остается здесь главным. Как будто Васек возражает.

– Нормально, да?.. Вот я и говорю, что нормально Уютно у тебя здесь, комфортно. Но это не жизнь. Жизнь там, за порогом этого кабинета. Так что рассиживаться тебе здесь будет некогда

– А как насчет секретарши?

– По женской части, братуха, здесь настоящий рай. Ты еще не видел девочек, которые будут танцевать. И официанток, которые будут обслуживать стриптиз-бар. Это бомба, братуха. Бомба!!!.. Только сразу предупреждаю. Если ты кот, а телки – сметана, то ты можешь только облизываться Ну, разве что можешь взять себе одну киску – но только для серьезных отношений Это условие, братан.

– К чему такая строгость? – непонимающе посмотрел на своего патрона Васек.

Он уже ощущал себя лисом, который неожиданно попал в большой курятник. Запах поживы будоражил воображение. А тут раз – и такой облом. Нехорошо.

– Потому что казино – это строго. Все должно быть чин чинарем. Всем ходить по струнке, и никакого разврата. А ты как пионер – всем ребятам пример Да, братуха, такая вот установка. Здесь будут танцевать голые девки, но при этом казино должно быть образцом добродетели. Прежде всего это касается тебя и твоего персонала. Ну и клиентам нельзя давать беспредельничать. Клиент для нас царь и бог, но держать мы его должны в узде. У нас должен быть имидж порядочного заведения. И безопасного – в плане схлопотать по морде. Штат охранников и вышибал укомплектован. У тебя будет зам по безопасности. Но ты и сам вышибал своих в бараний рог скручивай – чтобы конкретно тебя, а не твоего зама уважали. Ты сможешь. За тобой школа Паши Козыря Эй, я смотрю, что безопасность тебя не так уж и волнует. Тебя что, больше телки интересуют?

– Меня все интересует, – быстро нашелся Васек. – Думаю, как бы вышибалы на девок не полезли. Думаю, как руки отбивать им буду

– Это правильно, – закивал Кирьян. – Правильно. Этим обормотам спуску давать нельзя. Нам бардак не нужен А девчонки тебя все-таки интересуют.

– Я что, на гомика похож?

– На гомика ты как раз и не похож Гомики за телками сломя голову с балконов не прыгают.

– Ты об этом – поморщился Васек.

– Не в кайф вспоминать? Понимаю Да только это не косяк, Васек. Не косяк. Лично я тебя уважаю. Это круто – за девкой с двенадцатого этажа

Может, и круто. Но у Васька до сих пор в ушах стоял тот крик, с которым он летел в неоновую бездну. Земля приближалась так стремительно Это счастье, что внизу был тент. Но он мог упасть на него уже мертвым. Чудо, что у него в падении не случился разрыв сердца

Он сломал руку, крепко ударился головой – но заработал всего лишь сотрясение мозга. Он мог бы пролечиться в английском госпитале, ему предлагали. Но у него не было медицинской страховки. А за свой счет лечиться накладно. Пьянь-шоу в «Каверн-клаб» влетело ему в копеечку. Это под бухом, как под наркозом, он легко расстался с бабками. Зато потом казнил себя. Не настолько он богат, чтобы расшвыриваться такими деньгами. Жаба после того случая душила конкретно.

В Англии ему оказали лишь самую необходимую помощь. А в стационар он лег уже в Москве. Только лечение было недолгим. С рукой было нормально с самого начала – заживало как на собаке. А голова И с головой все в порядке. Что с ней может быть, с головой? Сколько раз били – и кулаками, и дубинами, и к бетонной стене прикладывали. И ничего – все в полном ажуре.

Хотя, кажется, в голове что-то все-таки замкнуло. На баб его стало тянуть с еще большей силой. Возможно, это из-за той сучки, к которой он тогда лез на десятый этаж. Пунктик из-за нее в башке образовался. Так и не смог он ее тогда поиметь. А так хотелось. Это неудовлетворенное желание возросло на порядок или даже на два. И он нашел на ком оторваться. Свою любовницу Васек затрахал в самом буквальном смысле. Бедная Элка чуть ли не в раскорячку ходит. Но ведь он не маньяк. На других баб его не тянет Не тянуло. А сейчас, кажется, тянет. И, похоже, со страшной силой. Так хочется поскорее увидеть, кто и как танцует в его стриптиз-шоу. Кирьян предостерегает его от варианта «лиса в курятнике». Придется сдерживать себя. Да и без Кирьяна он бы не распоясался – ведь дело для него превыше всего. Первым делом – работа, а девочки потом Но так хочется на них глянуть. Хотя бы одним глазком

– Ну их в пень, этих баб, – не очень убедительно махнул рукой Васек. – От них одни только беды

– Да нет, совсем без баб нельзя, – усмехнулся Кирьян. – Заржаветь можно Как там твоя Эллочка поживает? Клевая у тебя телка.

– Клевая. И с ней клево Так что на стороне искать никого не собираюсь. В общем, за себя я спокоен Но спуску девчонкам давать не буду. У нас будет самое лучшее шоу, это я тебе обещаю

– Сам поднял планку, братан. Сам ее и держи.

Васек не понял, про какую планку сказал Кирьян. Но его собственная планка было поднята до предела. Бабу хотелось – страшное дело.

– Все нормально будет, отвечаю Только, это, надо въехать во всю эту суету. Если честно, казино для меня темный лес.

– У тебя помощник будет. Ярков его фамилия. Да, тот самый, вместо которого тебя поставили.

– Так он что, остается?

– В качестве твоего помощника. Спец он отменный. Но что-то не нравится мне в нем. Слишком гладкий он, оттого и скользкий. Ненадежный, короче Ты его к себе особо не приближай. Учить будет – слушай и мотай на ус. Почувствуешь, что садится на шею, – пинком под зад. И присматривай за ним Я его и сам под колпаком держу – вдруг он казачок засланный. Но и ты не теряйся

– Само собой.

– Ну, тогда, братан, накорми меня обедом, и я отчаливаю

Это попахивало провокацией. Кирьян развалился в кресле и ждал, как быстро Васек выкрутится с обедом. Как будто хотел узнать, сможет ли он потянуть взваленный на него груз.

Васек не растерялся. По части расторопности у него никаких проблем. Он в момент оседлал интерком и, не выходя, из кабинета связался с метрдотелем ресторана. А большего и не требовалось. Заказ у него не приняли, а вырвали из рук. Метрдотель готов был раскататься в лепешку ради своего нового начальника.

Обедали они в ресторане, где накрыт был лишь один столик – для них. Слева в один ряд выстроились официанты. А справа У Васька захватывало дух от такого великолепия. Полдюжины смазливых и очень эффектных девчонок в интригующей униформе – однотипные блузки со смелыми вырезами и до неприличия короткие юбки. Это были официантки из стриптиз-бара. Почему они здесь, Васек не знал. Потом разберется. А сейчас он должен старательно делать вид, что этими девочками он интересуется исключительно в пределах собственной компетентности. Он для них шеф, а они его подчиненные. И не более того А так хотелось подойти к одной, шепнуть на ушко пару ласковых, взять под руку и увести к себе в кабинет. А там

Васек настойчиво гнал от себя развратные мысли. Кирьян хочет видеть его образцово-показательным директором. Что ж, так и будет. Слишком хорошее место ему досталось, чтобы терять его из-за какой-то шалавы Одно только неясно, что в том плохого, если он возьмет да трахнет какую-нибудь из этих козочек?

Глава четвертая

«Пирамида» оказалась выше всяких похвал – Родион очень гордился своим детищем. Презентация прошла успешно – фанфары телерадиопрессы раструбили об этом знаменательном событии на всю страну. Народ валил валом. Ночные клубы, рестораны, шоу – всего в изобилии. На всякий вкус и цвет. Единственно, чего не было, гей-клубов и шоу трансвеститов – этой нечисти Родион сторонился. И, даже если бы «голубизна» приносила миллионные прибыли, он бы все равно отбивался от этой гадости руками и ногами. А вот классический интим – не проблема.

Стриптиз-шоу не для секса – здесь можно только смотреть, но трогать ни-ни. Хоть кипятком ссы, но танцовщица к тебе в постель не прыгнет. Даже если она сама того захочет. Родион лично наложил запрет на блядство. А если клиенту невтерпеж, к его услугам путаны высокого класса. С ними можно все. Но только, опять же, в рамках классического приличия. Любители малолеток и последователи маркиза де Сада пусть ищут развлечения в других местах.

«Пирамида» не бордель и тем более не филиал Содома и Гоморры. Это приличное заведение, где можно спокойно отдохнуть от трудов праведных. Отдохнуть без риска нарваться на неприятности – это непременное условие. Под рукой у Кирьяна целый штат охранников и вышибал, которые обязаны пресекать любое безобразие на корню. Имидж «Пирамиды» должен поддерживаться на высоком уровне. Администраторы и сотрудники получили жесткую установку на этот счет: любой шаг в сторону будет расцениваться как попытка к бегству – со всем отсюда вытекающим и вылетающим

На торжественном открытии «Пирамиды» Родион был один, без жены. Официально он не занимал никаких постов, даже не числился в совете директоров отеля-казино. Но здесь он не гость, а полновесный хозяин. Поэтому суета презентационных сует не обошла его стороной. Зато сегодня, когда жизнь заведения вошла в размеренное русло, он мог появиться здесь неофициально – как гость, и не один, а с Ладой

Они уже были здесь и раньше. Посмотрели отель, посидели в ресторане, побывали в большом диско-зале. Но тогда «Пирамида» еще только готовилась к приему гостей. Зато сейчас жизнь здесь бьет ключом.

Они решили посетить казино. Или, вернее, он решил, а Лада согласилась. Она всегда во всем соглашалась с ним. И сегодня, как всегда, молча кивнула.

Лада – самая любимая, самая красивая, самая очаровательная женщина. Он был счастлив с ней А она?.. Она тоже любила его А может, ему так только казалось Иногда он ощущал свою беспомощность перед ней. Лада была образцовой женой – тихая, скромная, без дури в голове. На сторону не смотрела, к алкоголю не тянулась, посещала салоны красоты, занималась шейпингом. Всегда и во всем старалась угодить Родиону Но Все чаще он стал замечать, что ничто не радует ее в этой жизни. У нее есть все – роскошный дом, под седлом «Порше» за двести тысяч долларов, одевается как королева, драгоценных безделушек в изобилии. Раньше ей нравилось модничать, получать подарки. А сейчас ей как-то все равно. Как будто поблекли все краски жизни. Невесело ей, какая-то непонятная грусть и тоска в глазах. Иногда он ненавязчиво спрашивал ее – почему так? В ответ она улыбалась, какое-то время изображала радость и восторг, а потом снова уходила в себя – в свою печаль. Можно было прямо и в резкой форме спросить, чего ей не хватает. Но Лада всегда была так мила и обходительна с ним, язык не поворачивался вызвать ее на откровенный разговор. А потом, он боялся разрушить видимую идиллию в их отношениях. Как будто одного грубого слова было достаточно, чтобы Лада сошла с ровной, накатанной колеи и ступила на кривую дорожку, ведущую под откос. Родион знал женщин, которые от чересчур сытной жизни слетали с катушек и пускались во все тяжкие. Это называлось беситься с жиру. Лада не из той породы. Но ведь и на старуху бывает проруха

Едва они появились в казино, как перед ними словно из-под земли вырос Васек или, вернее, Василий Николаевич Макаров. Это уже не тот бритоголовый качок в кожаной куртке и широких штанах, каким когда-то знавал его Родион. Еще на турфирме он обрел внешний лоск респектабельного мэна. Сейчас же Васек лоснился еще и изнутри. Холеный, степенный, преисполненный чувства собственного достоинства. Строгий, деловой костюм сидел на нем как влитой – как будто он с самого раннего детства одевался только так и не иначе. Было видно, что он стремился произвести на Родиона самое выгодное впечатление. Но не стелился перед ним, не пытался лизнуть задницу. И с Ладой он повел себя сдержанно – воспринял ее как особу королевских кровей. Но во взгляде при этом ни грамма плотского обожания. Родиону это понравилось. Он терпеть не мог лизоблюдов и дамских угодников, которые, пусть и мысленно, пытаются заигрывать с его женой.

Трудно было поверить, что этот степенный мужчина мог поставить на уши ливерпульский кабачок и по пьяни сигануть за женщиной с двенадцатого этажа. Да, Кирьян, пожалуй, прав – на отдыхе даже у самых правильных пацанов может съехать крыша. На то он и отдых, чтобы снимать стресс. А потом, кто не умеет отдыхать, тот не умеет работать. А у Макарова – и это видно – все в полном порядке. Беспристрастно-вежливые крупье, вышколенные официанты – все крутится, все вертится. Среди посетителей – вездесущие охранники, но вычислить их может только наметанный глаз. Умение растворяться в толпе – признак профессионализма.

Макаров ненавязчиво предложил свои услуги. Родион отказался. Ему сопровождение ни к чему: хватает Леньчика, который не отходит от них с Ладой ни на шаг.

Игра началась с рулетки. Ставки делала Лада. Ей везло. Другая бы на ее месте прыгала от радости – но ей как будто все равно. Нет, она улыбалась. Хоть и скупо, но выражала восторг. Но дух азарта ее не захватил, не держал нервы в напряжении. Может, это и хорошо. Рулетка – не такой уж и безобидный наркотик.

Родион наблюдал еще за одним счастливчиком. За соседним столом выигрывал крупный мужик с потной от волнения лысиной. Рядом с ним росла гора фишек. Его аж трясло от возбуждения. Такой не остановится, если не выиграет все, что можно, или пока сам не проиграется вдрызг. Чтобы излишне не накалять страсти, в долг здесь не играют. Хотя все идет как раз к тому, чтобы само казино из-за этого мужика залезло в долги. Шутка, конечно. Но шутки на пустом месте не рождаются.

– Вот кому фарт прет, – заметил Леньчик. – Он нас не разорит?

– Будем надеяться.

У Васька и в мыслях не было под каким-нибудь предлогом остановить игру. Это не есть очень хорошо, когда клиент выигрывает слишком много, но и под зад коленом дать ему нельзя. Зря говорят, что имидж – ничто. На самом деле он – все

– Я устала, – сказала Лада.

Она даже не пыталась хотя бы приблизительно подсчитать свой выигрыш.

Родион повел ее в ресторан. Он совсем не прочь был наведаться в стриптиз-бар – хотелось посмотреть, как зажигают обнаженные танцовщицы. Но идти туда с женой Он еще не совсем сумасшедший.

После ресторана они побывали в танцзале. Атмосфера здесь была веселей и непринужденней. Но Ладу заинтересовал лишь известный артист на сцене. И то ненадолго.

– Пожалуйста, отвези меня домой, – попросила она.

Конечно же, Родион не мог ей отказать.

Так получилось, что из казино они выходили одновременно с лысым счастливчиком. Он уходил не один, а в сопровождении двух крепких парней в строгих костюмах – это были охранники из штата казино. Что бы это значило? Родиону стало интересно.

Макаров вырос как из-под земли.

– Двадцать четыре тысячи выиграл, – сообщил он, кивая вслед уходящему мужчине.

Родион застопорил ход.

– Везунчик.

– От таких везунчиков одни убытки. Но что поделать – игра есть игра На всякий случай мы ему такси вызвали. Я охрану приставил – чтобы зараза какая-нибудь не прицепилась. До такси его проводят, чтобы никаких инцидентов. Мало ли охотников на чужие деньги?

– Это ты правильно придумал, – одобрительно отозвался Родион. – Нам дурная слава не нужна.

– Не хотелось бы, чтобы деньги уходили Я провел определенную работу и уже составил черный список людей, которых я бы не рекомендовал пускать в наше казино. Это фатальные везунчики и умники, которые играют по своим правилам. Это мировая практика – во всем мире так делают. И нам нужно такое взять за правило. Иначе разоримся.

– Ты ждешь моего одобрения?

– Да, конечно.

– Что ж, мыслишь ты здраво, не вопрос. И черный список – это правильно Да, пожалуй, ты прав, так что будем придерживаться мировой практики. Так держать, Васек!

Родион крепко пожал руку распорядителю. Он был им доволен. Человек на своем месте, какие могут быть к нему претензии?..

Глава пятая

Васек делал успехи. Казино крутилось в такт со своими рулетками – на полных оборотах и приносило ощутимую прибыль. Он сам лично внес вклад в процветание этого дела.

Это была его идея подкорректировать программы игральных автоматов в сторону большей частоты выигрышей. Это ерунда, что игроки ничего вокруг себя не замечают. Замечают, еще как замечают. И слухи по ветру разносят со страшной силой. Вот понеслась по Москве утка, что в «Пирамиде» самые фартовые автоматы. В итоге клиентов стало хоть отбавляй. Но нельзя же работать себе в убыток. Автоматы настроили на разную частоту выигрыша. Игроки как очумелые стали носиться от одного аппарата к другому – искали где лучше. Дальше – круче. Перестройка – важный фактор, теперь автоматы работали по принципу «эх, еще бы чуть-чуть». Компьютерная программа останавливала крутящиеся барабаны в самый последний момент перед выигрышной комбинацией. В этот раз не повезло, зато повезет в другой. Этот тезис подсаживал лохов на автомат, как наркоманов на иглу. «Однорукие бандиты» загребали бабки лопатами. Прибыль перекрывала убытки – Васек был доволен. Он чувствовал себя в казино как рыба в воде. Внимал советам неудачника Яркова, самолично перелопатил горы специальной литературы – что-то вычитывал, до чего-то доходил сам. Уже сейчас он считал себя асом. А ведь не так уж и много времени прошло – каких-то три месяца.

Он нарочно загружал себя по полной программе – чтобы отвлечься от похабно-скабрезных мыслей, чтобы не так сильно тянуло на девочек. Стриптиз-бар находился в его ведении. Но там он был не таким уж частым гостем, хотя тянуло туда конкретно. В рабочее время он нет-нет да заглядывал. Внутри него все пенилось, когда он видел, как крутятся вокруг шеста заводные девочки. Но внешне держал себя в рамках. Строгий, беспристрастный начальник, да и только. Следил за тем, как обслуживают клиентов официантки. Теперь на них уже не было тех нереально коротких юбочек. Все чинно, благопристойно – хотя, казалось бы, характер заведения к этому не располагает.

Чаще всего Васек появлялся в стриптиз-баре вечером, до начала программы. Как вот сейчас.

В это время полным ходом шла репетиция – девчонки разогревались. Голышом никто не танцевал, но аппетитные попки все равно мелькали перед глазами, будили грешные мысли. Кирьян просто обязан был вручить Ваську «орден Целомудрия» с подвязкой за то, что он так стойко держался против искушения.

Васек и сам не грешил, и других держал в узде. Само по себе быть стриптизершей – признак порочной натуры. Хотя далеко не все танцовщицы шлюхи по жизни. Многим даже нравилось, что он отваживал от них самцов, падких до их разгоряченных тел. Те же охранники пускали слюнки и первое время все норовили зажать какую-нибудь красотку в темном углу. Да только Васек быстро вправил им мозги. Блядство было задавлено еще в зачаточном состоянии. Хотя и оставались его ростки, которые рвались из штанов к заоблачным сексуальным высотам. Так что приходилось Ваську браться и за секатор. Должность обязывала

Импровизированная сцена состояла из четырех круглых частей – одна большая посредине, три, поменьше, по разные стороны. На них сейчас разогревались девочки. Стараясь не смотреть в их сторону, Васек прошел мимо. При этом он отметил, что танцовщиц было трое. Всех их он знал по именам. Еще двоих он нашел в гримерке. Зина и Милочка, чудные белокурые очаровашки. Обе в чем мать родила. Сучки, даже не подумали прикрыться. Не потому что шлюхи, а потому что Васька как мужчину не воспринимают. Надо же, как низко он пал в их глазах

– А где Мальвина? – грозно спросил он.

– Не знаем, – слишком быстро ответила Зиночка.

И так же быстро закрыла руками грудь и все остальное. Не прелести свои хочет скрыть, а ложь, которую учуял Васек.

– Ладно, узнаем

Мальвину он нашел в душе. Она стояла в кабинке и держалась за смеситель. Голова высоко задрана, спина прогнута, ноги врозь. А сзади пристроился вышибала Леша – здоровенный самец с большим членом, который вряд ли бы поместился в его маленькую черепную коробку. Зато в Мальвину входил в полный рост. Сучка сдавленно стонала. Если бы не стиснутые зубы, ее вопли услышали бы в самом Кремле. Хорошо ей, ох как хорошо. А каково Леше? Ведь Мальвина среди стриптизерш самая смачная ягодка. Мужики кончают в штаны от одного только ее вида. Да, хорошо ему. Им хорошо Нет, уже плохо! Увидели Васька и задергались так, как будто попали под крутой кипяток. Расцепились как собаки после случки. Стоят с раскрытыми ртами, на шефа в трансе пялятся. Рот у Мальвины приоткрыт. К чему бы это?.. Васек с трудом удержался от соблазна выгнать Лешу взашей и остаться наедине с этой сучкой. А она бы дала. И взяла бы, и дала. Она такая Но он не такой

– Совсем обнаглели! – рыкнул Васек. – Хоть бы закрывались

– Мы закроемся, Василий Николаевич, – смущенно протянула Мальвина. – В следующий раз закроемся

– Ты хоть поняла, что сказала?.. Следующего раза не будет Ты! – он злобно посмотрел на Лешу. – Ты уволен!.. А ты!..

Васек запнулся. Вышибалу найти не проблема. А вот с профессиональными танцовщицами на бирже труда совсем туго. Остродефицитная специальность. Штучный товар, на дороге не валяется

– А с тобой мы поговорим позже!.. Ты, Мальвина, давай к станку, а ты, дружок, шуруй за расчетом – хватит, наработался.

Спорить с Васьком бесполезно. Если он решил, это железно. А в ответку Леша «наехать» на него не мог. Васек – это братва, а этот пацанчик – так, шишка на ровном месте. Если вдруг что, влет без башки останется

Васек отправился в свой кабинет, вызвал Яркова, велел рассчитать вышибалу. Помощник одобрительно кивнул – ему нравилось, что начальник держит блядство за горло.

А потом появилась Мальвина. Вся из себя – само воплощение распутства.

– Можно? – жеманно отводя в сторону глазки, спросила она.

– Что такое? – излишне сурово посмотрел на нее Васек.

– Вы же сказали, что хотите со мной поговорить

На ней был потрясающий короткий халатик из серебристой ткани, расшитый золотом. Смотрелась она в нем жутко сексуально. И будоражила воспаленное воображение Васька. Казалось, она вот-вот профессиональным движением сбросит с себя одежды и останется в одних трусиках. Еще движение, и она в костюме Евы А потом Просто не было сил сдерживать свою мужскую силу, но Васек терпел.

– Ну, сказал

Надо бы прогнать ее. Только так можно уйти от искушения.

– Можно присесть?

– Присядь, – кивнул он.

Но как можно прогнать такое чудо?.. Да и что тут такого, если в его кабинете сидит танцовщица? В конце концов это не монастырь, а казино и стриптиз-шоу в одном флаконе.

Мальвина не просто присела – она выставила напоказ свои длиннющие ноги. Васек ощутил, как низ его живота свели спазмы.

– Я хотела вас попросить, – вычурно скромно начала она.

– О чем?

– О ком. Об Алексее

– Я слушаю.

– Пожалуйста, не увольняйте его.

– Это еще почему?

– Это я во всем виновата.

– Ты затащила его в душ?

– Да Я все сама Но вы не думайте, я не шлюха.

– А я не думал. Я все видел Если тебе так невтерпеж, могла бы трахнуться с ним дома.

– Дома у меня муж.

– Муж?! Ты же вроде незамужняя.

– Мы живем в гражданском браке.

– Вот и живи в своем гражданском браке. И пусть тебя трахает муж. Ничего, что я так грубо?

– Ничего. Я люблю грубых мужчин

Полы халатика поднялись на чудовищную высоту – Васек уже видел в профиль ее ягодицы. У-ух!.. Долбаный Кирьян со своими установками!!!

– Короче, дело к ночи. Давай поднимайся, и вперед, на подвиг

Подвиг совершил он. Самый настоящий подвиг. Отвадил от себя эту бестию. А ведь мог бы закрыться с ней в кабинете и Она бы дала. Сто пудов бы дала. Ведь именно за этим она к нему и приходила. Вышибала Леша всего лишь предлог

В одиночестве Васек долго оставаться не мог. Отправился в игральный зал. «Ставки сделаны, господа!» – возвещали крупье. Крутилась рулетка. Расфуфыренные дамы с остервенением облегчали кошельки своих кавалеров. Это и есть казино. Это и есть ночная жизнь

Но есть еще стриптиз-бар. Васек и сам не понял, как оказался там. Ноги сами принесли его сюда. А на сцене зажигала Мальвина. Это был поистине дьявольский номер. Своим обнаженным бюстом и сногсшибательной попкой эта чертовка сводила публику с ума. Мужики стонали от восторга. И сам Васек чуть не застонал. Ну как он мог прогнать от себя это чудо! Ну, не идиот!..

Перед тем как снять с себя трусики, Мальвина спрыгнула со сцены в зал. Это опасно – возбужденная публика может порвать на части. Но она рисковая бестия. И знает, зачем она здесь. Скоро Мальвина превратилась в пальму – трусики украшали зеленые банкноты различного достоинства. Все, урожай собран. Можно возвращаться на сцену. Баксы остались у Мальвины, а вместо них она вернула в зал свои трусики. Казалось, еще чуть-чуть, и мужики набросятся на нее и начнут рвать на части.

Мальвина исчезла со сцены. Васек с трудом удержался, чтобы не рвануть за ней. Даже страшно представить, что было бы, если бы он до нее дорвался. Но пересилил себя. Честь ему за это и хвала

Но сдерживаться он больше не может. И срываться нельзя. Что делать?.. Он должен кого-нибудь трахнуть. Прямо сейчас!.. Что же делать?.. Выход он нашел. Оставил за себя Яркова, прыгнул в машину, и домой.

Он жил с Элкой в квартире на Сретенке. Хорошая квартира. И Элка хорошая. Не девочка, а последний писк моды. Если разобраться, она ничуть не хуже Мальвины. И если бы не она, он бы уже давно сорвался, пустился во все тяжкие. Но Элка его предохранитель, поэтому он еще не сгорел

Она частенько проводила вечера с ним в его казино. Сегодня был день, когда она осталась дома. Завтра утром у нее пробы в рекламный ролик – надо выспаться. Это он устроил ей встречу с режиссером. Это он договорился, чтобы ее взяли на роль. Со временем он сделает из нее кинозвезду. Если, конечно, она будет оставаться умницей

В окнах горел свет. Значит, Элка не спит. Дверь он открыл своим ключом. И оторопел, когда в прихожей столкнулся с мужиком – тот выходил из ванной в его халате.

– Не понял! – ошарашенно протянул Васек.

Голова страшно зачесалась – уж не рога ли пробиваются?

Мужик тоже вошел в ступор. Ошеломленно уставился на Васька, растерянно захлопал глазами. И надо же, потянул ему руку.

– Александр, – представился он.

– Да я тебе сейчас башку откручу, мудак! – надвинулся на него Васек.

Мужик не стал ждать, когда ему сделают больно. Ловко поднырнул под руку Васька и скрылся в комнате, откуда уже выходила Элка. Девчонка – блеск. Но Эта сучка изменяет ему. Она самая настоящая тварь!

– Ну ты и гадюка! – вызверился на нее Васек.

– Ты не так все понял, – пыталась защититься она.

Ей было страшно. Но и самообладания она не теряла.

– Александр – муж моей сестры.

– Ага, сестроеб. И сестру, и тебя

– Василий, ну как ты можешь!

– Это ты можешь! И он может!.. Сколько раз он тебе сегодня вставил?

– Нисколько! – вскипела она. – А мог бы и вставить Но я не могу. В самом буквальном смысле не могу! Ты меня зае! Да, в том самом буквальном смысле. У меня все болит! Я ноги не могу свести вместе! Я уже устала от твоего вечного «хочу!..» Ты же мне жизни не даешь – три раза в день, сколько можно!.. Все, хватит, я ухожу от тебя!

– Уходишь?

– Да, ухожу!.. Александр приехал за мной. Он увезет меня к родителям.

– Ты что, серьезно?

– Я уже собрала вещи, можешь посмотреть!

– А как же реклама, съемки?

– Не хочу. Ничего больше не хочу. Надоело! Все надоело!.. Ты маньяк. Ты сексуальный маньяк! Надоел! Надоело!!!..

– Ну и пошла! – взбесился Васек. – Пошла!..

Он ворвался в спальню. И в самом деле, чемоданы были уже упакованы. Действительно, Элка собралась удрать от него. Хотела воспользоваться моментом, пока он на работе. Но не вышло

– А вещей у тебя много, тебе не кажется? – рвал и метал Васек.

– Ну и что, если много? – пожала она плечами.

Похоже, ее не особо мучили угрызения совести. Сука!

– Это я тебе все дарил!

– А я тебе за это давала. По три раза на дню

– Ну, спасибо тебе!.. Так, где шуба?

– Какая шуба?

– Новая, песцовая, которую я тебе на прошлой неделе подарил. Ты ее еще не отработала, дрянь!

Васек оставил этой шлюхе все, что подарил за год их совместной жизни. Но забрал шубу – он уже знал, кому она достанется.

Элка не сама ушла. Это он выгнал ее – в три шеи. Неблагодарная!.. Она села в машину к своему Александру, он прыгнул в свой джип. Она – со своими вещами, он – с ее шубой. Или нет, это его шуба. Для другой

Он снова в казино. И снова эта «другая» «скручивает» с танцевального шеста эротический номер. Мальвина неотразима. И доступна Плевать на Кирьяна с его запретами.

Васек перехватил ее взгляд. Многозначительно кивнул. Она поймет, что это знак. После выступления она должна зайти к нему в кабинет. Мальвина улыбнулась в ответ. И грациозно повернулась к нему задом. А где же трусики? Они только что были на ней Ага, вот они – летят прямо в Васька. Это тоже знак! Мальвина придет к нему!

Целый час он провел в напряженном ожидании. Вот-вот, казалось, откроется дверь, и эта умопомрачительная фурия заполнит собой весь кабинет. О! Как он ее хотел! О! Какой это будет кайф, когда она окажется под ним. А это случится. Обязательно случится. Потому что иначе быть просто не может Но шло время, а Мальвина не появлялась. Какого черта!!!

Васек как ошпаренный выскочил из своего кабинета. Он был сейчас в таком состоянии, что ради этой девчонки готов был снова оказаться в ливерпульском отеле, чтобы лезть за ней на простынях Он терял голову, но ничем себе помочь уже не мог.

Ему еще как-то удавалось держать себя в рамках, пока он не нашел Мальвину. Она сидела в гримерке и о чем-то трепалась с подружками. На Васька она едва взглянула. Все танцовщицы затрепетали, а ей хоть бы хны.

Он молча смотрел на нее. Молча, потому что не знал, о чем с ней говорить.

– Что-то не так? – наконец спросила она. – Я плохо танцевала?

– Хорошо, – выдавил он из себя.

– Так в чем же дело? Вы смотрите на меня, как будто растерзать хотите.

– Я Я хотел тебе сказать В общем, нам надо поговорить.

– Говорите, – небрежно разрешила она.

– Не здесь. У меня в кабинете.

– Вы хотите меня уволить?

– Может быть

– Увольняйте. – Он видел насмешку в ее глазах.

Неужели она уже чувствует свою власть над ним?

– Я жду тебя в своем кабинете, – отчеканил он и вышел из гримерки.

На этот раз Мальвина не заставила себя ждать. Она была одета. Легкая кожаная курточка – как рубаха-распашонка, под ней кофточка с глубоким вырезом. С плеча свисает изящная сумочка. Облегающие брюки подчеркивали стройность ног, полусапожки на высоком каблуке удлиняли их до бесконечности. Эта бестия была в высшей степени неотразима. От волнения у Васька сперло дыхание.

– Ты Ты собралась домой? – выдавил он.

– Ну да. Вы же меня уволили Когда я могу прийти за расчетом?

– Какой расчет? Я не собираюсь тебя увольнять.

– Да? Зачем же я вам тогда нужна?

– Ну Ну, я хотел сказать, что я могу оставить место за твоим э-э другом

– Если вы про Алексея, то зря стараетесь. Я уже нашла ему место.

– Где?

– В одном очень известном казино. Кстати, я и сама туда перебираюсь Или вы думаете, что с моими способностями трудно найти работу?

– Не думаю Но я бы не хотел, чтобы ты уходила

Васек не в силах был отвести взгляд от ее ног.

– А чего бы вы хотели? – насмешливо спросила она.

– Я Я хотел бы тебя В смысле, хотел бы тебя Хотел бы тебя оставить

– Значит, вы хотите меня, – сделала она вывод.

– Я не в том смысле

– Да ладно вам, Василий Николаевич. Думаете, я не вижу, как вы меня хотите? Вижу, конечно. Очень хорошо вижу

– Ну, а если видишь, то что?

– А ничего. Для вас ничего Не надо думать, что если я могу трахнуться с охранником в душевой, то могу трахнуться и с вами в вашем кабинете

– А где ты можешь со мной трахнуться? – вне себя от возбуждения спросил он.

Предохранители расплавились, тормоза сгорели – сейчас он был готов на любое безрассудство. Эта бестия свела его с ума

– Васи-илий Николаевич, как вы так можете? Трахнуться!.. И это я слышу от вас!.. Вы же у нас такой правильный, а тут Может, вы что-то съели?

– Хватит.

– Что хватит?

– Издеваться надо мной хватит!.. Я хочу знать, можешь ты Это, мне надо знать, могу ли я

– Вы совсем измучились, Василий Николаевич, – с подначкой усмехнулась она. – Не можете сформулировать свою мысль – я вам помогу. Вы хотите знать, можете ли вы меня поиметь?.. Отвечаю – не можете

– Почему?

– Вы меня удивляете, – развеселилась она. – Разве даму об этом спрашивают?.. Да, я, конечно, понимаю, что дамы делятся на «дам» и «не дам». Я, конечно, не святая, но для вас я «не дам» А с какой это стати я должна быть для вас «дам»? Тем более вы же сами запретили секс на рабочем месте

– Мы можем поехать ко мне домой.

– Даже так!

Она уже чувствовала себя хозяйкой положения. Осталось только утвердить свою власть над Васьком. Это можно было сделать через постель. Но она туда прыгать не торопится Да она издевается над ним!

– Я живу один Уже один Ты могла бы жить со мной

– А как же мой муж?

– Плевать мне на твоего мужа!

Ему на все плевать. На всех и на все. Только он и только Мальвина, а все остальное – в пень.

– О! Вы нравитесь мне все больше!

Больше терпеть не было сил. Васек подошел к ней, положил руку на тонкую талию, рывком привлек ее к себе.

– Я тебе всегда нравился! Ты всегда хотела меня! Только не говори, что это не так

– Вы очень высокого о себе мнения! – фыркнула она.

И вырвалась из его объятий.

– И очень низко думаете обо мне Не надо так, Василий Николаевич, мне это не нравится

– Ты несешь чушь! Я очень хорошо о тебе думаю!..

Он подошел к шкафу-купе, достал оттуда шубу.

– Примерь!

Шуба пришлась ей в самую пору.

– О! Какая прелесть!

– Это тебе!

– Не может быть

– Может Если ты, конечно, будешь со мной жить

– А как же мой муж?

– Я же сказал, плевать мне на твоего мужа

– Это вам плевать, а мне нет

– Хочешь, я убью его?

– Что?! – От ужаса ее голос едва не сорвался на визг.

– Ты еще не знаешь меня!

Ваську вдруг показалось, что он и сам себя не знает В принципе он мог завалить человека. Но ради дела – если даст отмашку Космач или Кирьян. Но убить кого-то ради бабы Это беспредел. Полнейший беспредел Но он мог это сделать. Хоть сейчас

– Звони своему мужу и скажи, что берешь девичью фамилию! – не попросил, а потребовал он.

– Развод и девичья фамилия – это, конечно, интересно А если я не хочу разводиться? Тогда ты убьешь меня?!

– Нет, я тебя не убью. Я тебя просто трахну!!!

Васек окончательно слетел с катушек. Приступ дикой похоти швырнул его на Мальвину. Она отступила на пару шагов назад, в панике скинула с плеч шубу. Попятилась еще на шаг. Но уйти от Васька не смогла. Он сгреб ее в охапку, швырнул на кожаное кресло. Ему было все равно где распластать ее – хоть на полу. Силы в нем в избытке – у Мальвины, казалось, нет ни единого шанса вырваться из-под него. Но она все-таки вырвалась, рванулась к дивану. Только далеко не ушла. Он успел сделать ей подножку – она споткнулась и плюхнулась на диван. Подняться уже не смогла – Васек одной рукой держал ее за шею, второй срывал с нее одежду. Она дергалась в его объятиях, пыталась сопротивляться – когтями сорвала кожу на руке. Но помешать обезумевшему самцу не могла. Васек добился своего – Мальвине оставалось только расслабиться и ловить кайф.

Она так и поступила – расслабилась. Только удовольствия не получала. Но Ваську все равно. Лишь бы ему было хорошо

Глава шестая

Был в их отношениях с Ладой момент, который смущал Родиона. Они уже больше двух лет вместе, а детей у них нет. Его сын Эдик жил в Заволжске, мама наотрез отказалась отдавать его Родиону. Аргумент непробиваемый – с отцом Эдику жить опасно. Он пытался переубедить ее, да все бесполезно. А потом, он и не чувствовал себя обделенным – в Заволжске он бывал достаточно часто. Но все равно второй ребенок нужен. Вместе с ним заново родится сама Лада. С ребенком к ней вернется интерес к жизни.

«Не пора ли?» – время от времени спрашивал он. В ответ Лада отстраненно улыбалась, соглашалась, что надо. А воз и ныне там Сегодня он снова завел этот разговор. Прямо с утра. Очень не понравилось ему, как выглядит жена. Снова грусть и тоска в ее глазах, движения вялые, апатичные.

Лада долго думала, прежде чем ответить.

– Я хочу ребенка, – наконец выдавила она с трудом. – И ты хочешь, дорогой Но я боюсь.

– Чего ты боишься?

– Всего боюсь Мне все время кажется, что вот-вот произойдет какая-то беда

Родион тяжко вздохнул. Зря он завел этот разговор. И ей душу растеребил, и себе беспокойство.

– Мы уже два года вместе. И что?.. В меня ни разу не стреляли

– А должны были стрелять? – упавшим голосом спросила она.

– Я не бандит. Я занимаюсь бизнесом – крупным легальным бизнесом. Рэкет, наркотики, оружие – это не мое, я этим не занимаюсь. Так что киллера мне бояться нечего.

– Я очень хочу тебе верить Но мне страшно Я у тебя большая трусиха

– Не надо бояться. Ни за себя, ни за меня. Я делаю все, чтобы мы жили мирно и спокойно

– Я знаю. Ты сильный и справедливый Я уже ничего не боюсь Только

– Что только?

– Я не знаю, известно тебе это или нет, но ребенка можно зачать только при непосредственном участии мужчины. А когда ты вчера домой вернулся?

В ее глазах светился задорный огонек.

– Поздно, – Родин покаянно приложил ладони к груди.

Кондрашову все неймется. Уже собирается открывать второй пивзавод. Первый еще не заработал. А он уже новый объект для своих экспериментов нашел. Проект обещал выгоду. Поэтому вчера вместе с Кондрашовым Родион ездил в дальнее Подмосковье смотреть пищевой комбинат, загнувшийся под тяжестью экономических реформ. Внешне все в порядке – бетонная ограда без прорех, проходная, административный корпус, цеха, чистая, аккуратная территория. Зато в делах полная безнадега. Комбинат можно было взять по бросовой цене. Но Родион все равно сомневался. Поэтому Кондрашову пришлось доказывать ему, что этот проект имеет право на достойную жизнь. И доказал ведь. За эти доказательства Родион заплатил своим временем. Потому и домой вернулся поздно.

– А позавчера вечером что ты делал? – продолжала допытываться Лада.

– За день сильно устал Все, сдаюсь! – улыбнулся Родион. – Сегодня я буду рано. И ты от меня не уйдешь

– Будем надеяться

Взгляд ее продолжал лукаво светиться.

Родион вышел из дома, сел в машину. И напоследок бросил взгляд на жену. Свет в ее глазах погас, снова в них тоска и печаль.

В офисе его ждал Кирьян. Сам по себе этот визит был обыденным явлением. Но у Родиона почему-то засвербело на душе.

– Проблемы? – коротко спросил он.

– Да не то чтобы проблемы, – пожал плечами Кирьян. – В общем-то все в полном порядке. Хотя и не все

– Ты вола не води.

– Это, с ювелиркой рамсы. Этот, Нечаев, который за аренду не отстегивает. Пятый месяц мозги компостирует

– Пятый месяц – это слишком долго.

– Да я понимаю. Но мы ж люди, не звери. Чувак чуть не на колени падал – мол, погодите, пацаны, дела наладятся, я с процентами отстегну. Типа его долг как банковский кредит Ну, мы ждали. И дождались Короче, вчера вечером у меня с «крышниками» Нечаева разговор был. Это беспредел, Сергеич. Эти фуфлогоны просили оставить ювелирщика в покое. Типа бабки он отстегивать не будет

– Они что, озверели? – Родион стал мрачным как туча.

– Одичали, в натуре. Совсем фишку не рубят. Я им, это, реальный расклад дал. Три дня сроку, и если бабок с процентами не будет, я в их котелках свинец буду плавить.

Кирьян говорил спокойно. Но чувствовалось, все кипит у него внутри.

– И что?

– Ты думаешь, они поняли? Не-а, не поняли. У них там конкретно – тупой и еще тупей. Не захотели, короче, въезжать. Стрелу мне забили

– Баранье.

– Да не то слово, Сергеич!.. Стрела сегодня вечером. Автостоянка тут одна есть. Там разбор будет Если, конечно, бараны эти припрутся.

– Что значит, если?

– Сергеич, ну ты же меня знаешь! Ты думаешь, что я этой ночью делал?

– Что?

– Это, чисто почву для разбора готовил. Я ж про этих «сталинградцев» знаю все. Сколько их, где кантуются, под каким соусом на съедение их подавать. Короче, на сюрприз они уже нарвались

– Ты сначала сделал, а потом мне сказал? – еще больше нахмурился Родион. – Ты думаешь, это порядок?

– Так это, жмуров в планах не было. Чисто профилактика. Зачем тебя по пустякам беспокоить?

– Ну и почем нынче твои пустяки?

– Да нормальная цена. Мои ребята к «сталинградцам» в гости заглянули. А точнее, к их центровому. Он до утра у телки своей на хате откисал, а домой вернулся – там сюрприз. Манекен с петлей на шее висит – вместо люстры. Картинка конкретная. Как думаешь, надолго запомнится?

– Думаю, что надолго, – удовлетворенно кивнул Родион.

Он не был сторонником крайних мер. Убийство – это не только тяжкий грех, но и чистой воды примитив. Убийство – оружие неандертальцев с их гладкими мозгами. А он человек новой эры и мыслить должен по-современному. Есть много способов, как ломать противника без летального исхода. Хотя, конечно, бывают случаи, когда выход только один – мочить, и никаких гвоздей. Для таких случаев у него есть свои специалисты. Только, видно, «сталинградцам» это невдомек

– В общем, до стрелки эти дятлы созреют, – заключил Кирьян. – Въедут, что не на тех нарвались А если не въедут, пусть пеняют на себя

Кирьян «мокруху» тоже не больно-то уважает. Но если без этого не обойтись, пощады от него не дождешься. А бригада под ним мощная. Бойцов – раз-два и обчелся, но каждый идет за десятерых. «Пирамида» – слишком серьезное предприятие, чтобы за его безопасность отвечали какие-то олухи.

* * *

Центровой «сталинградцев» заметно нервничал. Зато вчера этот говнюшный Тычок такого крутого из себя строил. Пуп земли, бляха. Кирьян же типа как пыль под ногами.

Только Кирьян и вчера был спокойным как удав. И сейчас – сама невозмутимость.

– Какие претензии? – с насмешкой спросил он.

За ним сила. Полдюжины бойцов – стреляют они быстро, навскидку и без промаха. Но и это еще не все.

– Я же сказал, Нечаев бабки за аренду отстегивать не будет!

Тычок бросил пальцы веером. Но вышло из этого что-то жалкое – как будто дерьмо этими самыми пальцами ковырнул.

– Тебе он отстегивать не будет, – усмехнулся Кирьян. – А мне будет. И в двойном размере Ты на кого «наехал», братуха?

– Я не «наезжал». Это ты «наехал». Зачем филки с Нечаева снять хочешь?

– Ты что-то не то несешь. У тебя с башкой все в порядке?.. Короче, ты меня утомил. Завтра сам в петле вместо люстры болтаться будешь

– Так это ты! – сошел с лица Тычок.

– А то ты сам не въехал, кто у тебя вчера в гостях был Еще раз говорю тебе, не на тех «наехал». Мы люди серьезные. Шутить мы любим. Но только один раз. Говорю же, завтра утром в петле проснешься

– За такой базар спрашивают.

– Это ты, что ли, спросишь? – презрительно сощурился Кирьян.

– Я!

– Ты, это, не дергайся. Думаешь, я не знаю, что ты снайпера на крышу сторожки положил? Знаю Его уже кончили. Дырявая у него теперь башка, ветер мозги вентилирует. Вот так, кончили твоего стрелялу, а ты и не знаешь А хочешь, и твои мозги вразнос пойдут? Очень просто. Сейчас руку подниму, и мой снайпер форточку в твоей тупой башке откроет. Поднимать?

– Н-нет, н-не надо! – потрясенно мотнул головой Тычок.

Бледный как смерть. И душа в пятках, однозначно.

Насчет снайперов Кирьян слегка слукавил. Никто никого не убивал. Но два его бойца с «винтами» на шухере. Пасут и центрового и снайпера. Чуть что не так, будут трупы. «Сталинградцы» это уже поняли. И уже сдают игру. Теперь мячи только в их ворота сыпаться будут.

– Короче, братуха, попал ты конкретно. И если хочешь нормально жить, слушай сюда. Плата за аренду для твоего Нечаева вырастает в полтора раза. Это с него. А с тебя, братуха, двести штук баксов А как ты думал? За все, братан, надо платить Вопросы?

Тычок молча кивнул.

– Будешь тянуть кота за яйца, я тебя на очень серьезных людей выставлю. Правда за мной, поэтому на понятия тебя конкретно ставить будут – и раком, и как угодно. И бабки уже не те будут. «Лимон» как минимум. И то в лучшем случае. Что будет в худшем, знаешь сам. Ты пацан понятливый – когда тебе доходчиво объясняют. Я тебе доходчиво объяснил?

«Сталинградец» снова угрюмо кивнул.

– Ну, тогда, на все про все даю тебе три дня. Будут бабки – будет мир. Не будет бабок – будет война. А войну с нами ты не потянешь, это я тебе обещаю

Рамсы разведены, условия приняты. Можно расходиться Кирьян был уверен, что недоумки выполнят все его требования.

Глава седьмая

Спроси у него, какой черт забросил его в казино, Олег Перфильев пожал бы плечами. Казино – не его территория. Он самый обыкновенный российский инженер со стандартной зарплатой в стандартном размере «кот наплакал». Самое большее, что мог он себе позволить, – это пивбар.

Но сегодня у него особый случай. Его бросила жена – перебралась на постоянное место жительство к одному «новому русскому». И этот гад набрался наглости предложить ему компенсацию – выплатил целых двести долларов. Целых двести Скот! Подлый скот!.. Олег мог бы швырнуть эти деньги ему в лицо. И швырнул бы. Его возмущенное воображение до сих пор рисует эту сцену, как он рвет деньги на мелкие части и посыпает ими голову оборзевшего нувориша. Но это всего лишь воображение. На самом деле он покорно взял деньги, сунул их в карман. И даже пожал разлучнику руку. Правда, тут же вымыл руки с мылом. Но осадок с души этим не смыл.

Первую сотню он пропил с дружками с пивной. Нельзя сказать, что он много выпил. Но в какой-то момент остался один. Не выдержали дружки его нытья – разбежались кто куда. Олег побрел домой в одиночестве. Только до дома не дошел. Пусто и одиноко в квартире, откуда еще не выветрился запах жены. Не хотелось туда возвращаться. Он сел в первый попавшийся троллейбус. Вышел на остановке неподалеку от нового отеля, на котором красовались огромные неоновые буквы «КАЗИНО».

Казино так казино! Могучий охранник у входа подозрительно покосился на него, но внутрь пропустил. К рулетке не пробиться – да он в ней мало соображал. Зато столы для «Блэк Джек» частью пустовали. Олег накупил фишек на все сто долларов и занял место возле одного стола.

Опытный взгляд крупье вмиг выявил его социальную принадлежность. Для этого лощеного паренька с пустым взглядом он – быдло. Крупье ничем не выдавал своего презрения, но Олег интуитивно почувствовал его настрой. И разозлился. И даже мысленно послал этого типчика ко всем чертям.

Может, именно это и повернуло колесо фортуны в его сторону. Олегу везло с самого начала. Как будто кто-то шептал ему с левого плеча, безошибочно подсказывая выигрышную комбинацию.

Менялись столы, менялись крупье, в глазах которых он вырос до размеров карточного монстра. Пруха шла полным ходом – горка пластиковых квадратиков росла. Их число перевалило за три сотни, когда рядом с Олегом вдруг возникла длинноногая красотка в короткой юбке. Познакомились они мгновенно. Только Олега она не зацепила. Не до нее было – азарт игры владел им безраздельно. Пришлось фланирующей девице искать себе другого богача А ведь Олег самый настоящий богач И с каждым разом становился еще богаче. Фортуна повернулась к нему в полный рост

Он сумел вовремя остановиться. Как будто кто-то сказал ему – хватит. Взамен фишек он получил деньги. В это трудно было поверить – без малого двадцать тысяч долларов. Это же целое состояние! Теперь он может начать новую жизнь. Он вложит деньги в дело и скоро сам станет «новым русским». А бывшая жена пусть сгрызет с досады все ногти.

Олег не заметил, как перед ним, словно из-под земли, вырос высокий, крепко сбитый мужчина в строгом костюме. Еще бы чуть-чуть, и он бы разбился об него как волна о волнорез. Но мужчина поднял руку, остановил его. Вежливо улыбнулся.

– Поздравляю вас с выигрышем!

– Спасибо! – Олег расплылся в улыбке.

– Вы на машине?

– Нет А что?

– Как что? У вас на руках почти двадцать тысяч долларов. Это большие деньги. А времена нынче сами знаете какие. Вы меня понимаете?

– Да, да, понимаю, – закивал Олег.

Времена нынче беспредельные. Сосед соседа за тысячу рублей убить может. А тут двадцать тысяч долларов. Несть числа охотникам за такими деньгами.

– Мы не можем позволить вам остаться без выигрыша. Таковы правила нашего заведения Подождите немного. Сейчас будет такси

Это невероятно, но вместе с Олегом в такси сел самый настоящий милиционер. Ничего удивительного, его брат рассказывал, что в милиции сейчас все кому не лень подрабатывают на стороне. Этот по ночам оказывает охранные услуги.

А вдруг это не милиционер? Вдруг это ряженый? Что, если и такси вовсе не такси, а бандитский экипаж?.. В какой-то момент подозрения усилились настолько, что Олег уже мысленно распростился с деньгами Да черт с ними, с этими деньгами. Лишь бы живым остаться

Но ничего страшного с ним не произошло. Таксист подвез его к подъезду дома, милиционер распрощался и взял под козырек. Олегу стало неловко. Как мог он так плохо думать об этих людях? О нем беспокоились, за ним ухаживали, а он Бандиты, бандитский экипаж, как ему не стыдно?

Мысленно раскаиваясь, он зашел в подъезд, вызвал лифт. Уже вошел в кабину, когда появилась совсем юная девушка.

– Подождите! – крикнула она и вошла в кабину вслед за ним.

Красивая и немного навеселе. От нее слегка тянуло спиртным. И в глазах шальной огонек. Ярко накрашенные губы, удлиненные ресницы, едва уловимый румянец на щеках. Одета стильно. Не похоже, что эта милашка нуждается в деньгах. Во всяком случае, на его двадцать тысяч не позарится

Олегу стало смешно. Ну нельзя же быть настолько мнительным, чтобы заподозрить в чем-то неладном эту милую крошку.

– Что-то не так? – слегка смутилась она.

И осмотрела себя с головы до ног.

– Нет, нет, с вами все в порядке Это я над собой смеюсь.

– А-а, понятно, – шаловливо улыбнулась она. – Знаю, знаю, о чем вы думаете!

– О чем?

– А о чем еще может думать мужчина, когда остается наедине в лифте с такой девчонкой, как я?

Она на что-то намекает. Она на что-то намекает!!!.. Олег внутренне затрепетал. Эта девчонка явно не тяжелого поведения. Так что возможно всякое

– Вы почему ничего не делаете? – разочарованно спросила она.

– А что я должен делать? – с замиранием сердца спросил он.

– Лифт не может подниматься вечно. Его нужно остановить. Неужели вы не понимаете А-а! – раздосадованно махнула она рукой и сама нажала на кнопку «стоп».

Лифт остановился.

– Вы опять стоите как истукан! – укоризненно посетовала она. – Ну что за мужчины пошли. Ничего в этой жизни не понимают Дайте сюда руку!

Это была не девушка, а ожившее сновидение. Мечта наяву Она быстро расстегнула свою куртку, взяла его руку и положила ее себе на грудь. Олег ожил. И словно в горячечном бреду сунул руку под свитерок, облапал голую грудку, пальцами стал теребить затвердевший сосок.

– О-о! – из груди спутницы вырвался тихий страстный вздох.

Она вжалась в угол кабины. Голова запрокинута, губы раскрыты – по ним как кисть по холсту скользит язык. Олег дал волю своим фантазиям. И смело запустил руку под юбку.

– Как тебя зовут? – жарко прошептал он.

– Какая разница? – задыхаясь от восторга, простонала она.

Действительно, какая разница?

Олег хотел стянуть с нее трусики вместе с колготками. Она была не против. Но все-таки остановила его.

– Не надо, не сейчас Можно по-другому

Дальше была самая настоящая сказка для взрослых. Девчонка присела перед ним на корточки, из штанов, как из конюшни, вывела его разгоряченного «коня». И глубоко поцеловала его

Олег еще никогда не испытывал такой остроты ощущений. Если бы его член умел говорить, он бы вопил от наслаждения

Девчушка остановилась в самый последний момент, когда он уже готов был излить в нее всю силу своего восторга.

– Еще чуть-чуть, еще – иступленно требовал он.

– Не здесь, – покачала она головой. – Пошли ко мне

– А где ты живешь?

– Не здесь. Мне к подруге надо. Сказать ей кое-что. А потом ко мне поедем. У меня родители в командировке

– Поздно уже.

– Знаю.

– Поехали ко мне! – потребовал он.

И решительно нажал на кнопку своего этажа. Лифт продолжил путь. Девушка не возражала. Видно, ей нравилось подчиняться сильному мужчине.

Он привел ее к себе домой. И чуть ли не с самого порога занялся с ней сексом. Это было какое-то волшебство. Потом они пили домашнее вино. И снова секс. Только в этот раз Олег кончить не успел – внезапно провалился в яму глубокого сна.

Проснулся он во второй половине дня. Голова раскалывалась от боли, во рту пустыня Сахара. Но все это сущий пустяк по сравнению с другим открытием. Вчерашней соблазнительницы не было и в помине. Она исчезла. Вместе со всеми его деньгами. Улыбка фортуны оказалась уродливой гримасой

* * *

Иногда Родион наезжал в «Пирамиду» вот так, внезапно. Только еще ни разу в одиночку не доходил до кабинета Кирьяна. Тот быстро узнавал о его прибытии и быстро выходил ему навстречу. Зато сегодня Кирьян оказался не на высоте.

В его приемной сидела секретарша. Средних лет невыразительная женщина в брючном костюме. Кирьян не дурак по женской части. Любовниц меняет как перчатки, большой любитель саун с девочками. Но на рабочем месте у него висит незримый лозунг: «Блядству – нет!» Разврат в «Пирамиде» – только для клиентов. С неузаконенными формами распутства Кирьян боролся как мог. И сам являл собой пример для подражания. Никаких амуров в рабочее время. Может, это и перебор. Но Родион ничего против таких порядков не имел. Тем более что в отличие от того же Кирьяна на гульки с девочками его не тянуло.

Секретарша узнала его, поднялась навстречу.

– Сергей Иванович занят, – доложила она.

Все строго, чинно. Только непонятно, какие могут быть у Кирьяна дела, чтобы не принять Родиона.

– У него следователи из УВД, – добавила она.

Это меняло дело.

– По какому поводу?

– Не знаю, – смущенно развела руками секретарша.

Родион собрался уходить. Пока суд да дело, можно самому побродить по просторам «Пирамиды». Но едва он направился к выходу, двери кабинета открылись. Появилась женщина в форме капитана милиции, за ней вышел мужчина в штатском. Родиона они в упор не заметили, так и прошли мимо. Зато его увидел Кирьян, поздоровался с озабоченным видом. Они вместе зашли в кабинет.

– В казино нелады, – сообщил Кирьян. – Целых три терпилы. Менты дело завели

– Нелады с чем или с кем?

– И с чем, и с кем Представляешь, приходит человек играть, выигрывает. Уходит с деньгами, а остается с дыркой от бублика. Такая вот стряпня

– Гоп-стоп?

– Он самый Тут такой сценарий. Везунчика сажают в такси, прикрывают ментом, довозят до дома. И тут все начинается. Баба какая-то вдруг вырисовывается. Лифт, трахли-вахли. Баба у везунчиков мозги через болт высасывает. Ну, крыша у мужиков брык, и набок. Один к себе домой сучку повел, снова трах-тарарах – утром просыпается без копья в кармане. Но с этим еще ладно. Двух других девка к себе потащила. А это, мол, не так уж и близко. Типа такси надо поймать. У мужиков бабок полный карман, на бабу не жалко. А такси – чисто подстава. Колотушкой по башке, и все дела. Короче, троих уже сдоили. А может, и больше

– Это конкретный беспредел, Кирьян. Беспредельщиков найти надо.

– Понятное дело, будем искать Только с кого начать? Сергеич, может, посоветуешь?

Для понта спросил. Как будто в отеческом совете нуждается. Хитрый жук. На самом деле он сам все и без Родиона знает, как и с какого конца взяться за дело.

– Понятное дело, что со своих. Кто-то в сговоре с гопниками. Это даже не вопрос.

– Я тоже так думаю, Сергеич.

– А на кого конкретно думаешь?

– Да разве тут с ходу разберешься? Это кто угодно может быть. И крупье, и кассиры, и охрана

– И директор-распорядитель.

– Да нет, если ты насчет Васька, это зря. Васек – пацан правильный. Я с него глаз не спускаю. У него все чин чинарем. Дело свое реально знает, спуску никому не дает, за порядком смотрит – у него все по струночке ходят, отвечаю

– Все это все, а он-то сам по себе

– Да нет, Васек здесь ни при чем. Я говорю, у него все путем Правда, была проблемка. Любовница от него ушла. Так он долго не горевал. Сейчас с Мальвиной живет. Она у него в «стрипе» зажигает. Клевая телка, я бы сам с радостью ее приручил Но ведь это дела житейские, правда?.. А потом, Сергеич, Васек чисто наш пацан. Не, с ним это исключено

– А если Ярков?

– Этот может, – озадачился Кирьян. – Может Хотя вряд ли. Но проверить надо Всех надо проверить. Всех перетряхну, Сергеич. Найдем крысу, это я тебе обещаю

К делу Кирьян подошел со всей основательностью. Узнал, когда и из каких фирм-парков вызывались такси. Здесь все чисто – никаких подстав. Везунчиков сопровождали самые настоящие менты. И тут не придерешься. Но подсадная шлюха появлялась перед лохами не просто так. Кто-то же подвозил ее до места и знал, куда везти. Откуда этот «кто-то» получал информацию? Откуда?.. Этот вопрос и пытался выяснить Кирьян. Но все мимо. Пытался поймать гопников на живца. Но те вовремя учуяли опасность и свернули удочки. Но если бы на этом все и закончилось. У этого дела должно было быть продолжение. Так думал Родион, и чутье его не обмануло.

* * *

– Сергеич, беда! – выдал в эфир Кирьян.

Голос взволнованный, дрожит от внутреннего напряжения.

– Что такое? – спросил Родион.

– Чепэ у нас. Труп в казино.

Опять казино. Или снова

Через час Родион был на месте. Его встретили озабоченный Кирьян и напуганный Васек.

В вестибюле лежал труп ночного сторожа. Над ним суетились судмедэксперты.

– Как и что? – сухо спросил Родион.

– Да это, утром Ярков приехал, – сбивчиво начал Васек. – Сторожа нет. Он мне позвонил. Я приехал. Ключом открыл дверь. А тут это, труп. Гена Кальянов сегодня дежурил. Его кончили

Стреляли в упор. Прямо в вестибюле Гену и уложили. Кроме этого охранника, пустующее с пяти утра казино никто не охранял. После того как разделались с ним, отморозки двинулись дальше. Директорский кабинет они взломали в пять секунд. Зато дальше пришлось повозиться. Не так просто было выломать из стены встроенный сейф. Но мокрушники справились и с этим. Нет сейфа, с собой утащили.

– Сколько там было? – спросил Родион.

– На двести сорок тысяч «зеленью», – чуть ли не в струнку вытянулся перед ним Васек. – Выручка за ночь, страховка, все как положено

– Как эти недоноски попали в казино?

– Гена им открыл.

– Почему?

– Я так думаю, кто-то из наших был.

Родион и Кирьян переглянулись. Снова «крыса». На этот раз она сгрызла охранника и двести сорок штук баксов.

– Кто это мог быть?

– Не знаю, – растерянно пожал плечами Васек. – По инструкции сторож открывал только мне и Яркову. Всем другим он мог открыть только при согласовании со мной. Но мне Гена не звонил. Значит

– Что значит?

– Значит, это был я или Да нет, Ярков этого сделать не мог. Он для этого чересчур правильный.

– Тогда получается, что это был ты, – буравящим взглядом посмотрел на Васька Родион.

– Получается, так, – обреченно кивнул головой тот. – Но это был не я

– Значит, Ярков, так?

– Не знаю, – развел руками Васек.

– Может, Гена кому-то из своих дружков открыл? – спросил Кирьян.

– Вряд ли. Гена слишком честный, чтобы впутываться в такую авантюру

– Один слишком правильный, другой слишком честный, третий слишком умный, – жестко усмехнулся Родион. – А денег нет. Вместо них труп Пень с ними, с этими деньгами. Труп – куда хуже Что хочешь делай, Кирьян, но чтобы в прессу ни слова не просочилось.

– Да, я уже озадачил пацанов. Кипит работа

– И с ментами ты сам разберись. Окажи содействие. И сам конкретно к этому делу подключайся.

Кирьян кивнул. Он и без того рвался бой.

Глава восьмая

Кирьян нисколько не сомневался, что казино выставил кто-то из своих. Слишком уверенно орудовала гопота. Взломщики хорошо знали, что им нужно. Вели себя по-хозяйски. Пристрелили сторожа. Вывели из строя камеры наружного наблюдения, уничтожили видеозаписи. Работали в перчатках. Преспокойно взломали кабинет директора, с помощью мощного домкрата вырвали из стены сейф. И так же преспокойно убрались восвояси.

Был момент, когда Кирьян начал грешить на «сталинградцев». Но эти работают топорно – чисто дикий рэкет. «Наехали», раздавили, сорвали куш и отвалили. Единственно, с кем они имели дело постоянно, – это Нечаев. И тут грубо сработали. Нет чтобы выяснить, кто стоит за «Пирамидой», так нет, сразу «наезд», в обычной примитивной форме. А эти гопники делают все по уму. Прежде чем выставить казино, внедрили своего человека. И следов после себя не оставили. Если не считать ружья, из которого кончили сторожа.

Ружье – это единственное, что оставили после себя отморозки. Но на стволе нет отпечатков пальцев. И попробуй узнать, кому оно принадлежало. Почему киллеры сбрасывают стволы на месте преступления? Да потому что само по себе оружие ничего не значит.

Ружьем занимались менты. Кирьян вел следствие параллельно и рука об руку с ними. Прежде всего он просветил со всех сторон ближний круг покойного сторожа. Глухо. Никаких зацепок. Работал и по Макарову, и по Яркову. Но и здесь все в полном порядке. И у того, и у другого надежное алиби. В шесть утра, когда произошло убийство, оба были дома со своими подругами – Васек с Мальвиной, его зам и помощник – с женой. Хотя это, конечно, Кирьяна не убедило. И за Мальвиной, и за женой Яркова было установлено постоянное наблюдение. На всякий случай. Более плотно взяли под колпак самого Яркова. Не нравился Кирьяну этот тип. Ох как не нравился. Но пока против него не было никаких улик. Но они появятся. Кирьян почему-то был уверен в этом.

И не ошибся

Первой ласточкой было сообщение о том, что у Яркова есть любовница. Ничего вроде бы особенного. Но Чижик так не думал.

– Помнишь ту историю с тремя лохами, ну это, которых на бабки развели? – спросил он.

– Как забыть, – хмыкнул Кирьян.

Эта история ему по ночам снится.

– Менты фоторобот этой девки составили. Я видел.

– И что?

– А то, что Ярков к этой самой девке и ходит. Я ее сам лично видел. И узнал. Она это. Сто пудов

Кирьян зловеще улыбнулся и расслабленно развалился в кресле.

– Значит, все-таки он

Не так уж и долго сказка сказывалась. Хотя, конечно, пришлось повозиться. Зато теперь этот слизняк никуда от них не уйдет. Хана Яркову. Крыса будет раздавлена.

Запиликал телефон. Кирьян взял трубку.

– Сергей Иванович? – услышал он вкрадчивый голос.

Он узнал его. Это старший лейтенант Молохов, опер из отделения милиции, которое обеспечивает расследование убийства. Это его информатор. Платный, разумеется.

– А-а, это ты Что-то новенькое?

– Надо встретиться. Важная информация.

– Надо так надо. Где?

– Там же, где и в прошлый раз.

Кирьян не заставил себя долго ждать. Примерно через час разговаривал с ментом.

– Важная информация, говоришь? – в упор посмотрел на него Кирьян. – Слушаю.

– Э-э, как бы вам это сказать Э-э, эта информация ставит все точки над «i». Это очень важная информация

Нетрудно было догадаться, к чему клонит мент.

– Понял, – кивнул Кирьян. – Штуки хватит?

– Три штуки, – облизывая губы, выдал мент.

– Хорошо, пусть будет две. Если, конечно, дело стоящее

Старлей согласно кивнул.

– Кальянов был убит из ружья фирмы «Меверик», – начал он – Ребята из МУРа вышли на Интерпол, выяснили, что ствол был изготовлен в Мексике по американской лицензии.

– Это все?

– Нет, конечно Муровцы отследили ствол. Ружье было продано в Турцию. Там оно несколько раз перепродавалось между охотничьими магазинами. Последним его купил мужчина из России. Опять же через Интерпол пробили, кто бы это мог быть. И узнали, что это был житель Зеленограда. Он купил его для своего приятеля. А приятель в свою очередь продал его за тысячу долларов. И произошло это за три дня до убийства Кальянова.

Мент взял паузу.

– Кому продали ствол? – не вытерпел Кирьян.

– Сначала расчет.

Пришлось выложить две тысячи долларов.

– Ружье купил некий гражданин Ярков.

– Ярков?! – Кирьян был в полном восторге.

Теперь нет никаких сомнений в том, что этот гад и есть крыса. Не зря же он не позволил этому слизняку стать директором казино. Как знал, какая он гнида. Надо было сразу его на свалку. Так нет, бляха, церемонились

* * *

К казино Родион подъехал одновременно с Кирьяном. Их машины остановились бок о бок.

Кирьян был чем-то взволнован. Губы стиснуты, глаза хищно прищурены, на скулах вздуваются желваки.

– Сергеич, хорошо, что ты здесь, – глядя на Родиона немигающим взглядом, сказал он.

– Что случилось?

– Крысу нашли. Это Ярков. Сто пудов он.

– Откуда такая уверенность?

– Из его ружья убили Кальянова – это раз. У него любовница – та самая девка, которая разводила на бабки лохов. Ну да, тех самых, которые бабки в нашем казино выигрывали. Это стопудово, Сергеич. Информация реальная.

– Значит, все-таки он

Родион не видел основания сомневаться в тех фактах, которые добыл Кирьян.

– Я знаю, ты почему-то грешил на Васька. Но это наш пацан. Он стопудово ни при чем А вот и он сам.

Навстречу им шел Макаров.

– Ярков где? – спросил Кирьян.

– В своем кабинете. А что? – растерянно спросил Васек.

– Крыса он, вот что! Давай веди к нему!

В кабинет к Яркову они зашли вчетвером – Родион, Кирьян со своим Чижиком и Васек. Леньчик остался в приемной.

Ярков сразу почуял неладное. Медленно поднялся со своего места. Ошалевший взгляд, мертвенная бледность, разлившаяся по лицу, – все это выдавало его с головой. Знает пес, чье мясо съел.

– Чего затипался, урод? – зло спросил Кирьян.

– Я Я не понимаю, о чем вы – жалко пролепетал Ярков.

– Зато я все понимаю Где ружье?

– К-какое ружье?

– «Меверик», которое ты за штуку баксов на прошлой неделе купил?

– Я Оно Оно пропало Я не знаю, где оно

– Ну да, конечно. Можно подумать, ты не знаешь, что из этого ствола Гену Кальянова завалили

– Из него?! Гену?! – подавленно переспросил Ярков.

– А то ты не знаешь.

– Не знаю Я не интересовался ходом следствия

– А зачем тебе интересоваться? Ты и без того знаешь, кто грохнул Гену и бабки кто смыл Говори, гад, кто с тобой был!

– Я никого не убивал.

– А кто убивал?.. Может, твоя сучка Людочка?

– Людочка?! При чем здесь Людочка?!

– А то ты, гнусь, не знаешь, что твоя самка наших клиентов на бабки разводила. Как будто не знаешь, что это она в лифте отсасывала

– Людочка?! Это была Людочка?! Нет, не может быть

– Может быть. Может И ты это знаешь

– Я не знал Но я начал догадываться. Что-то не то в ней Она сама со мной познакомилась. Сама ко мне набивалась Все это подозрительно. Но я только сейчас это стал понимать

– Давай-давай грузи лапшу! Только учти, мы с собой вилки прихватили И стволы тоже Так что давай, гондон, сразу колись. С кем ты казино выставлял? Куда сейф с бабками дел?..

Ярков обреченно склонил голову на грудь. Ноги не выдержали тяжести вины – он грузно опустился в кресло.

– Я ни в чем не виноват Меня подставили, – выдавил он.

– Я же сказал, фуфлом грузить нас не надо.

– Вы мне все равно не поверите Вы меня убьете?

– Колись, падла! – Кирьян был вне себя от бешенства.

– Да, вы меня убьете. Убьете

– Колись, гад!

– Да, да, я скажу У меня список есть Сейчас покажу

Он полез в ящик стола. Движения вялые, руки лихорадочно трясутся. И вдруг все резко изменилось. Ярков стремительно выхватил из стола револьвер.

Быстрей всех среагировал Чижик – он быстро выступил вперед и закрыл собой Родиона и Кирьяна. За это схлопотал пулю, которая швырнула его на Родиона. Кирьян тоже не растерялся. Успел выхватить ствол и выстрелить, еще до того как Ярков смог второй раз нажать на спусковой крючок. Пуля угодила точно в голову.

Ярков был мертв. Зато с Чижиком все было в порядке. Пуля ударила его в грудь. Хорошо, что тело закрывал бронежилет.

– Я его никогда не снимаю, – морщась от боли, сказал пацан. – Только когда спать

Договорить он не смог. Болевой шок отключил сознание.

– Зря ты его замочил, – Родион показал Кирьяну на труп Яркова.

– Да зря, конечно, – не стал спорить тот. – Такие планы строил насчет него. Всю гоп-стоп кодлу взять хотел Но не ждать же, когда он всех нас кончит

– Ты говорил, у него любовница из этой кодлы.

– В том-то и дело Что со жмуром делать?

– А как ты сам думаешь?

– Вывезем за город и закопаем. Твоего Леньчика возьму, Васек вот поможет. Правда, Васек?

– Да не вопрос, – кивнул Макаров.

– Можно еще людей напрячь. Да не хочу, чтобы про жмура знали

– Правильно, – кивнул Родион. – Это наши внутренние разборки. И чем меньше народа знает, тем лучше.

– Со жмуром разберемся, и сразу к Людочке. Адресок знаем – поговорим. Она нам все и расскажет

– А если уйдет?

– Не уйдет. Ее пацаны мои пасут. Да, надо будет еще пару бойцов к ним послать. Прямо сейчас. На всякий случай

Родион кивнул. Он знал, что Кирьян сделает все как надо.

* * *

Чижика отправили в санчасть при отеле. Пуля «броник» не пробила, но нанесла сильнейший ушиб. Но это не смертельно. Скоро боец снова будет в строю.

А пока у Кирьяна под рукой двое – Леньчик и Васек. Труп Яркова быстро замотали в полиэтиленовый мешок, сунули в коробку от холодильника и вынесли на улицу. Сунули в машину и вывезли за город. Все просто, если не считать, что можно было нарваться на ментов. К счастью, все обошлось.

Труп вывезли далеко в лес. Леньчик и Васек остались копать яму – дело это долгое. Кирьян засобирался обратно в город.

– Яма чтобы на два метра была, не меньше, – сказал он напоследок.

– Да знаем, – кивнул Леньчик. – Давай езжай. Сами разберемся. Все будет тип-топ, не боись

– Да я не боюсь, пацаны. На вас как на себя надеюсь Ну все, бывайте!

Нужно было спешить в гости к Людочке. Эта сучка ждет Яркова, но дождется Кирьяна. Интересно, обрадуется?

Как это ни странно, но Людочка обрадовалась. Кирьян наведался к ней с двумя бойцами, которыми усилил наружное наблюдение за ее домом. Жила она в «хрущобе», на пятом этаже в однокомнатной квартире. Дверь она открыла сразу, даже не спросила: «Кто там?»

– О, ребята! – туманно улыбнулась она.

Кирьян только глянул на нее, сразу понял – под кайфом девчонка.

– Ширку принесли?

– А как же? И ширку, и пырку. Все принесли

Что ни говори, а девчонка она шиковая. Смазливая мордашка, ладная фигурка, кожа – чисто атлас. Кирьян и сам не отказался бы пошалить с ней. И она бы не отказалась от шалости. Если он, конечно, на дозу ей даст. И желательно, не на одну.

– Ребята, как я вас люблю!

Она обволокла Кирьяна жарким взглядом, послала ему смачный воздушный поцелуй. И тут до нее дошло.

– Эй, постойте, а я вас раньше не видела А почему вас так много?

– Все трое, крошка. Ты что, не любишь петь хором?

– Вас Пьер послал? – спросила она, пытаясь сосредоточиться.

– Пьер. Кто ж еще?

– Раньше один Валя приходил. Сейчас вы А вы принесли?

– Ширку?

– Ну да.

– Нет, не принесли. Пьер сказал, что надо к нему ехать.

– А что, уже пора?

– Пора, девочка, пора.

– Пьер хороший. Я хочу к нему. Поехали?

– Поехали.

Про Яркова она не спросила. Как будто его никогда и не было. Зато Кирьян о нем не забывал.

– А куда ехать? – спросил он уже в машине.

Людочка сидела на заднем сиденье рядом с ним. Аппетитная девочка, так и просится на зубок. Но дело прежде всего.

– Не знаю А вы разве не знаете?

– Забыли.

– Забыли?! Как вы могли забыть?

Волна наркотического кайфа отступила. Девчонка снова вернулась к действительности. В очередной раз до нее дошло, что не все здесь ладно.

– А вот так Не знаем мы никакого Пьера. Зато Игоря Анатольевича хорошо знаем.

– Так вы от Игоря? А где он сам?

– Отдыхает.

– С кем?

– А как ты сама думаешь, с кем?

– С женой, наверное Он ее любит. Я знаю, что любит А меня не любит. Со мной ему нужен только секс

– А ты его любишь?

– Еще чего!.. Хотя мне с ним не так уж и плохо Ой, я хотела сказать, что мне с ним очень-очень хорошо. Я от него тащусь

– Ты от наркоты тащишься. Кто тебе наркоту поставляет? Пьер?

– Не знаю я никакого Пьера! – взвилась девчонка.

Кирьян с ней не церемонился. Крепко обнял за шею, прижал к себе.

– Все ты знаешь, киска. Все ты знаешь!

– Отпустите, мне больно!

– Это еще не больно. Сейчас я тебе шею сверну, будет еще больней Короче, жить хочешь?

– Хочу!!!

– Тогда будешь говорить правду, и только правду Как ты познакомилась с Ярковым?

– Мне Пьер велел.

– Давно ты с ним?

– Да, уже месяц.

Все сходится. Гоп-стопы начались месяц назад.

– Кто такой Пьер?

– Мой друг Я еще прошлой весной с Розой познакомилась. Мы вместе работали.

– Где?

– На панели.

– Ты проститутка?

– Была. Меня Роза с панели вытащила. Этой осенью нашла меня, квартиру вот сняла. А потом Пьер появился. Мы вместе с ним жили. А потом он сказал, что нужно с одним человеком познакомиться.

– С Ярковым?

– Ну да, с ним. Я познакомилась

– И он стал тебя на клиентов наводить?

– На каких клиентов?

– Которые из казино «Пирамида» с бабками уходили.

– А-а, «Пирамида» Вы и это знаете?

– Знаем. Ну, так кто тебя на клиентов наводил?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Мы с Валентином работали. Ему Пьер звонил, говорил адрес, куда меня везти. Мы подъезжали, ждали, когда будет клиент. И я шла за ним в подъезд Я не хотела. Меня заставляли! – истерично всхлипнула Людочка.

– Кто? Ярков?

– Пьер! Он заставлял.

– А Ярков?

– Он вообще мне про казино ничего не говорил.

– Вообще ничего?

– Ничего. Он скрытным был. О жене мог говорить, о семье. Но про работу ни слова

– Не врешь?

– Нет, честное слово!

– А с Пьером он мог быть знаком?

– Не знаю.

– Значит, мог

Ярков мог быть заодно с каким-то Пьером. А тот в свою очередь приставил к нему Людочку, чтобы та держала его в поле зрения.

– Зачем Пьер познакомил тебя с Ярковым?

– Не знаю Он сказал, что за это у меня всегда будет доза

– На иглу кто тебя посадил?

– Никто не сажал. Я сама. Мы с Пьером вместе начали. Для интереса

– Дура ты, вот ты кто Как нам Пьера твоего найти?

– Не знаю.

Кирьян с силой сжал ее шею.

– Честное слово, не знаю!.. Пустите, больно!!!

Он ослабил хватку.

– Я не знаю, как его найти, – захныкала Людочка. – Пьер ничего о себе не рассказывал. И где живет, не говорил. Приходил, когда хотел, уходил, когда хотел Я ничего про него не знаю

– Кто такой Валя?

– Он мне ширнуться приносил. Но я о нем тоже ничего не знаю.

– Про Розу что знаешь?

– Про Розу знаю. Мы же вместе когда-то работали. Она потом пропала – с богатым клиентом на Канарах три месяца отдыхала.

– Ничего себе, три месяца.

– Роза очень красивая. Очень. У нее от клиентов отбоя не было

– Красивая, говоришь? Хотелось бы посмотреть.

– Она меня с Пьером познакомила. Больше я ее не видела. Но она мне телефон свой оставила. Служба эскорта, где она работает. Сказала, если что, с ней можно через диспетчера связаться.

– Ты связывалась?

– Нет. А зачем она мне?.. Мне и без нее было хорошо.

– Телефон не забыла?

– Нет.

– Уже веселей Под какой кличкой она в эскорте числится?

– Розана Она у них одна такая

– Зашибись Номер скажешь?

– Скажу.

Кирьян взялся за мобилу, набил номер. Послышался приятный женский голосок:

– Служба знакомств «Эллада» слушает.

– Привет, крошка. С тобой познакомиться можно? – насмешливо спросил он.

– Со мной нельзя. Но у нас есть очень хорошие девушки. Вы хотите познакомиться?

– Если честно, нет. Я уже с одной знаком. Розана есть такая?

– Розана?! Да, Розана у нас есть. Вы хотите пригласить ее на вечер?

– Да. Я ее хочу. На всю ночь.

– Вы один?

– Нет, со мной двое. Поэтому давай, крошка, оформи нам для знакомства еще пару кисок.

– Где вы будете проводить вечер? – любезно осведомилась девушка-диспетчер.

– Есть одно местечко.

Недалеко за городом у Кирьяна было что-то вроде резервной штаб-квартиры – сауна с апартаментами. Там он проводил совещание с легкодоступными девочками. А что тут такого? В свободное от работы время он имеет полное право на расслабуху. А еще это место нужно для таких вот экстренных случаев. Сегодня он будет принимать в сауне вражеского агента. Кто после этого скажет, что резервная штаб-квартира существует не для пользы дела?

Он назвал адрес и строго предупредил:

– Лично мне нужна только Розана. И я очень обижусь, если ее не будет

Потянулась пауза.

– Розана сейчас занята. Так что придется подождать.

– Хорошо, буду ждать.

Кирьян положил трубку и уже по-дружески обнял Людочку. Он уже знал, чем займется в ожидании Розаны. Если, конечно, эта девочка будет не прочь повеселить его. Насиловать ее он не собирался – это забава для дегенератов. А он нормальный, правильный пацан

Как он и ожидал, Людочка не стала строить из себя недотрогу. Пока грелась сауна, он проводил с Людочкой совещание на бильярдном столе. Все шары загнал в одну единственную лузу. Людочка была в полном восторге. Ей даже наркота не нужна – такой поймала кайф. И его заставила выть от дикого наслаждения.

Потом была парная. Он тер ей спину, а она парила ему шишку. Кирьян так разомлел, что совсем забыл, зачем он здесь

Девочки по вызову появились неожиданно. Они предстали перед ним, когда Кирьян плескался с Людочкой в теплой воде малого бассейна. Красивые сексуальные бестии. Только их не три, а всего две. И рядом с ними какие-то парни. Ах да, это охранники из службы эскорта.

Но а где его собственная охрана? Кирьян оставил на посту двух своих бойцов. Они должны были предупредить его о появлении эскорта. Но их нигде нет. Только путаны и их сутенеры.

Все бы ничего, но среди девочек была одна знакомая.

– Мальвина?! – узнал ее Кирьян.

Девка – супер. Красивая, стильная. Короткая до невозможности юбка делала ее стройные ножки длинными до бесконечности.

– Ты что здесь делаешь?

Она не проститутка, не девочка по вызову. Она стриптизерша из казино. Она не должна быть здесь

– Как что? Вы же звали меня, господин Кирьянов

Трудно было понять, всерьез она говорит или прикалывается.

– Я звал Розану

– А это я и есть

Она хотела злорадно улыбнуться. Но не вышло. Она умела зажигать на сцене, как танцовщица она была очень эффектна. А вот роль хладнокровного убийцы она тянула слабо. Не хватало эффекта. Вместо впечатляющей улыбки вышла какая-то жалкая гримаса.

Кирьян был на плаву. Но ему казалось, что он уже тонет. Страшная догадка камнем тянула на дно.

– Антон! – заорал он. – Сашок!

– Не кричи, – с ядовитой насмешкой покачал головой один из спутников Мальвины. – К тебе никто не придет. Нет твоих церберов. Приказали долго жить

И это было правдой. Кирьян видел ствол с глушителем в его руке. И этот ствол смотрел прямо на него.

– Только ты жить долго не будешь

– И ты свое отжила, – показал на Людочку второй крепыш.

Послышался сухой щелчок, и во лбу у девчонки образовалось отверстие. Словно подбитый корабль Людочка тяжело пошла на дно бассейна.

– Козлы! – плеснул злобой Кирьян.

– Может быть, – не стала спорить с ним Мальвина. – Только это ничего не меняет

Она удрученно развела руками. Похоже, она сожалела о превратностях судьбы. Но изменить ничего не могла.

– Чего ты хочешь?

– О чем ты?

– Тебе нужны бабки. Ты их получишь. Триста тысяч баксов тебя устроят?

– Устроят, – кивнула она. – Пьеро будет доволен

– Пьеро?! Ты Мальвина, он Пьеро! Балаган какой-то

– Еще и Карабас-Барабас есть. И Буратино, – усмехнулась Мальвина.

– Если ты про своего Яркова, то нет больше вашего Буратино.

– Ярков?! Ярков здесь ни при чем. Не того убили

– А кого надо?

– Секрет Где деньги?

– У меня дома. Мы можем проехать. Я покажу

– Дома? – капризно надула губки Мальвина. – Нет, домой к тебе мы не поедем. Ни с тобой, ни без тебя

– Почему?

– Это слишком опасно. А мы не любим рисковать. Мы работаем только наверняка.

– Кто это мы?

– Какая тебе разница? Тебе ведь уже все равно

Кирьян видел, что она не жаждет его смерти. Но и пощадить его она не могла. Не было у нее на это права

Крепыш, над которым она не имела никакой власти, начал давить пальцем на спусковой крючок. Кирьян инстинктивно закрыл глаза. И в этот момент в его голове грохнул взрыв. Вспышка жуткой боли, а затем тишина и темнота. И вечность

Глава девятая

В это трудно было поверить, но Кирьян был мертв. Пуля достала его в сауне. И двух его бойцов порешили.

– Кирьян любовницу Яркова в оборот взял, – сказал Паша. – Пацаны, которые за ней пасли, рассказали. Он с ней в сауну поехал. Двух бойцов с собой взял. Ну и

– Что он с ней в сауне делал?

– Да вроде допрашивал.

– Допрашивал, – мрачно усмехнулся Родион. – А нашли их в одном бассейне. Чем они там, спрашивается, занимались?

– Ну, все мы не без греха, – замялся Паша.

– А кто говорит, что без греха Ладно, проехали. Ты мне, Паша, скажи, на кого грешишь?

– На «сталинградцев». Кирьян им счет выставил. Двести штук баксов. За тот косяк с Нечаевым

– Да, я в курсе. Значит, вместо бабок – девять граммов в лоб.

– Запросто. Вычислили, где у Кирьяна заимка. Дождались, когда он туда заявится. Дальше – дело техники Двести штук для этих отморозков большие бабки. Легче застрелиться, чем отдать

– А еще легче Кирьяна застрелить.

– Ну, и я о том же Они ж отморозки, беспредельщики конченые. Я на волгоградскую братву выходил, про этих удодов спрашивал. Так про них и знать никто не знает. Муфлоны беспредельные

– Какого хрена цацкаетесь с ними? Давно пора шею свернуть

– Да надо было. Но ты ж сам установку давал – решать все миром.

– По возможности миром, – уточнил Родион.

– Ну, так кто ж знал, что эти волки такие отмороженные?

– Знал – не знал Короче, Паша, поднимай своих орлов. И включайся на все обороты. За Кирьяна надо спросить?

– Надо.

– Тогда давай работай.

– Понял, Сергеич. Сделаем зачистку, все путем будет.

Родион больше не нуждался ни в каких доказательствах. Ситуация очень сложная. В таких случаях нужно целиком полагаться на чутье. А чутье подсказывало, что зараза – это «крышники» Нечаева. Давно уже пора кончать с этим сбродом.

– Держи меня в курсе каждого своего шага, – велел он Паше.

Родион должен держать руку на пульсе событий. Интуиция подсказывала, что все очень серьезно.

– Не вопрос, Сергеич, – кивнул Паша.

– Да, еще один вопрос.

– Я весь внимание.

– Надо кого-то на место Кирьяна ставить. Надо чтобы наш человек был от «а» до «я». Есть у тебя такой на примете?

– Да, думаю, есть, – кивнул Паша.

– Кто?

– Ну, это, Васек Макаров. Я к нему давно присматриваюсь. Правильный пацан. И черепок у него реально варит. Казино на какой уровень поднял!..

– Казино при нем шик-блеск, это да. Только крысу, Паша, он проспал. Проспал ведь?

– Ну, так мы все проспали. Кто ж знал, что это Ярков мутит воду?

– Как это – кто знал? Были у нас сомнения на его счет?

– Ну, были.

– Были. С самого начала были. А ждали, когда улики его на чистую воду выведут.

– Но дождались ведь.

– Дождались, – кивнул Родион. – Но ведь можно было раньше его повязать.

– Сергеич, ну так ты сам же говорил, надо, чтобы все чин по чину было.

– Не та ситуация сейчас, чтобы все чин по чину. На чутье поправку надо брать Не нравится мне Макаров. Правильный пацан, башковитый – признаю. Ты вот «плюсы» ему рисуешь, а у меня перед глазами «минус» почему-то стоит. Почему?

– Не знаю.

– И я не знаю, почему. А вот не нравится мне этот Васек. Интуиция это или просто бзик?

– Тебе видней, Сергеич Значит, Васек пролетает?.. Кого ж тогда на место Кирьяна?

– А ты на это место и пойдешь. Тебе я доверяю на все сто. Кому, как не тебе, тащить этот воз?

– Ну так у меня и без того дел хватает.

– Ничего, Паша, поднатужишься. Здоровья в тебе порядком. Да и мы не дадим тебе загнуться.

– Все, Сергеич, уговорил Ты мне вот что скажи, что с Васьком делать будем? Не нравится он тебе. А чутье у тебя тонкое, я знаю.

– Ничего пока не делай. Просто под колпаком держи.

– Я с Кирьяном недавно говорил. Он сказал, что Васек реально под контролем.

– Значит, надо усилить контроль. Пока просто под контролем его держи. А там, глядишь, «сталинградцы» на него покажут

– Вряд ли.

– Это в тебе здравый смысл говорит. А что чутье подсказывает?

– Пока ничего.

Против Макарова Паша ничего не имеет. И Кирьян был за него горой. Тогда почему Родиона грызет червячок сомнения? Почему?

* * *

Паша сделал все как надо – круто, четко и в срок. Один из двух авторитетов волгоградского кодлана уже был закрыт в подвале Пашиного офиса. Заседал Козырь в аккуратном двухэтажном здании под вывеской частной охранной фирмы. Сюда ранним утром и приехал Родион. Само время его торопило.

Паша встретил его у ворот, прямым ходом повел в подвал, в тайный отсек. Здесь их ждал или, вернее, не ждал «сталинградец». Крепкий паренек с квадратной репой и злыми глазами. Он сидел в кресле, пристегнутый к нему специальными браслетами. Но и это было еще не все. От груди, рук и ног тянулись какие-то проводки, замыкались они на «ноутбук».

– Полиграф, – кивнул на компьютер Паша.

– Детектор лжи? – спросил Родион.

– Он самый Последнее слово техники. Правду как на весах взвешивает. Точность – как в аптеке

Паша посмотрел на «сталинградца». Взгляд холодный, немигающий – как у кобры. Зато на губах радушная улыбка. И голос спокойный, даже в какой-то степени вежливый.

– Санек у нас жить хочет, – обращаясь к Родиону, сказал Паша. – Правда, Санек?

Авторитет с достоинством промолчал. Но в его глазах сквозил страх перед расправой. Страх этот выдавал пацана с головой. Жертва хотела жить и готова была ради этого на все.

– Поэтому Санек будет говорить нам правду, и только правду. А соврать ему не дадут. Не-а, не дадут Ну, так что, Санек, начнем?

Родион удобно устроился в кожаном кресле, приготовился слушать и наблюдать.

– Кто Кирьяна сделал, Санек? – спросил Паша.

– В смысле убил? – дрогнувшим голосом уточнил Санек.

– В смысле убил Ну, так кто?

– Не я. Не мы

Паша посмотрел на спеца за компьютером. Тот кивнул головой. Вранья нет.

– А кто, Санек?

– Не знаю

На этот раз детектор уловил фальшь.

– Зачем врешь? Мы же договорились не врать. Ай-ай, Санек, как это нехорошо с твоей стороны. Договор дороже денег. А в нашем случае – дороже жизни. Не надо врать, Санек. Плохо кончишь

– Но я не знаю Честное слово, не знаю Хотя догадываюсь

– Это уже теплее. И о чем же ты догадываешься?

– Я знаю, вы не вышли на гопников, которые бабки смыли из вашего казино.

– Не вышли, – не стал отрицать Паша. – Но выйдем. Ты нам подскажешь, где их искать. И мы выйдем. Кто они такие?

– Не знаю

– Санек, ну ты же сам видишь, обмануть нас невозможно. А ты обманываешь. Зачем ты так? Зачем нас огорчаешь? Нехорошо

– Ну, я не знаю Вернее, знаю, но в упор их не видел.

– А как видел?

– Никак. На них Тычок завязан.

– Тычок – это который самый центровой у вас?

– Ну да Он с этими гопниками знается. У них там Карабас заправляет. Тычок с ним срок мотал

– Карабас, говоришь? Не слыхал о таком.

– А кто про него слыхал? Он же чисто сам по себе. Все дела втихую делает. А если с кем и знается, так только с Тычком. Даже меня к себе не подпускает. Конспиратор хренов!

– Браво, Санек! Теперь ты мне нравишься. Решено, мочить мы тебя не будем Так, значит, Карабас этой мутотой заправляет?

– Ну да. У них еще Пьеро есть.

– А Буратино нет? – рассмеялся Паша.

– Нет, про такого не слышал Зато Мальвина есть.

– Круто! У нас тоже Мальвина есть. В стриптизе зажигает. Клевая телка, Санек. Будешь хорошо себя вести, дадим глянуть на нее. Одним глазком

– Это не ваша Мальвина. Это их Мальвина

– Не понял.

– А чего тут понимать? Свой человек в тылу врага. Свой среди чужих А вы со своей хваленой службой безопасности до этого не допетрили. Я и то врубился. А вы – нет

– Та-ак, – помрачнел Паша. – Значит, Ярков и Мальвина – одна малина.

– Да нет, брат, не угадал, – сказал Родион. – Мальвина живет с Макаровым

– Бляха, это что ж получается, крыса – это Васек?

– Получается, так

– Да, Сергеич, чутье у тебя волчье. И на «сталинградцев» ты правильно показал Значит, Васек, гад ползучий А Яркова, получается, подставили

– Разберемся, Паша. Разберемся. И с Васьком поговорим. И с Мальвиной. Будет очень серьезный разговор А пока продолжай. Проводи раскрутку

Паша снова взялся за «сталинградца».

– Кто такой этот Карабас?

– Да я его не видел. С ним Тычок кентуется. Но говорит, что пацан очень крутой. В смысле, ведет себя круто

– Кто у него в кодле?

– Ну, это, говорю же, Пьеро, Мальвина, еще два пацана

– А говоришь, ничего о нем не знаешь.

– Так это ж Тычок рассказывал

– Что он еще рассказывал?

– А то, с какой дури Карабас на ваше казино «наехал» Мы-то с самого начала знали, что «Пирамидой» заволжская братва заправляет. И Карабас знал. А Тычок ему по пьяной лавочке возьми да предложи, попробуй, говорит, нагрей карман с этой махины. А Карабас ему в ответ – ты тоже, говорит, попробуй. По рукам ударили. Ставка – триста штук баксов, чтобы не мелочиться. Карабас должен был поиметь вас на двести пятьдесят штук. И Тычок на столько же

– Они что, идиоты?

– А вы думаете, я Тычку не говорил? Говорил? А он как тот баран – рогом уперся, и ни в какую. Мы, говорит, крутые. Любого сделаем А сделали его. Сначала ваш Кирьян – на двести штук поставил. А потом Карабас предъявил. Он же с вашего казино больше чем двести пятьдесят штук снял

– Больше, – кивнул Паша.

– И Тычку счет выставил на триста штук. Теперь Тычок, получается, на «пол-лимона» торчит.

– Пятьсот штук «зеленью» – это очень большие бабки, – мрачно изрек Родион. – Из-за таких бабок у людей шифер съезжает. Твой Тычок точно без шифера остался. Теперь ясно, почему он на Кирьяна лапу поднял

– Да я говорю же, не трогали мы Кирьяна. Тычок думал, был грех. Но это точно не он Это Карабас. Без базара, Карабас. Кирьян ему на хвост наступать стал. Ну, он его в расход. Он же крутой пацан. И пацаны его из волын конкретно шмаляют

– Если разобраться, у вас бригада тоже не хилая, – зло процедил сквозь зубы Паша.

– Да не трогали мы вашего Кирьяна, отвечаю! Карабас это

– Как на него выйти?

– Не знаю. Мамой клянусь, не знаю!.. Тычок знает. А я – нет

– До самого Тычка еще добраться надо

– Не доберетесь. Тычок конкретно на дно залег. Ему Карабас позвонил. Сказал, что вы на него собак можете спустить. Он и зашифровался. Вместе с пацанами Я тоже собирался. Да не успел

– Ничего, мы тебя зашифруем. Никто никогда не найдет

– Но вы же обещали! – задергался Санек.

– Что мы тебе обещали? – ощерился Паша.

– Что мочить не будете.

– Правильно, в реке мы тебя топить не будем. Мы тебя всухую разменяем – пулю в лоб, и все дела Ладно, шучу. Хотя, если честно, мне сейчас совсем не до шуток Значит, говоришь, сам Карабас шухер навел? Геморроем, значит, беду учуял Как же мы теперь Васька-то достанем? Эти уроды его тоже должны зашифровать. Или в яму на два метра зарыть, или с собой забрать Хотя всякое может быть Сергеич, нам бы поторопиться. Может, успеем иуду взять?

Родион утверждающе кивнул и поднялся с кресла. Ему самому не терпелось прищемить крысе хвост.

В казино Макарова не было. Да и не должно было быть. Время еще утреннее, в это время Васек должен быть дома, отдыхать от ночных трудов. Вместе с Мальвиной. Если, конечно, они вместе и у него дома. А вдруг?

Но чуда не случилось. Напрасно Паша давил на клавишу звонка – из-за бронированной двери не доносилось ни звука.

– Ушел, падла!

– Или за дверью притаился, – вслух подумал Родион.

– Ничего, выкурим Надо бы дверь снести.

– Как?

– С петель можно срезать. Иди домкратом отжать. Есть у меня спец

– А если сигнализация? Тебе охота с ментами дело иметь?

– Да не очень А если через балкон попробовать?

Этот вариант казался самым подходящим. На окнах датчиков сигнализации не наблюдалось. Поэтому Пашины бойцы через соседский балкон без особых проблем проникли к Ваську в квартиру. Но, увы, там никого не было.

– Там все вверх дном, – сообщил один. – С вещами ушли

– Вопрос – куда?

Ответа Паша не получил. Никто не знал, куда ушли крысы.

– Ничего, узнаем. Душу вырву из этих гадов, – зло пообещал Паша.

Из подъезда к машинам они выходили вместе. Ничто не обещало беды. Но она нагрянула стремительно и неотвратимо.

Никто не обращал особого внимания на стоящую вдалеке «девятку». Зато она сама привлекла к себе внимание. Затемненные окна с левого борта опустились, показались автоматические стволы. Загрохотали выстрелы.

Леньчик бросился наперерез пулям. Но не успел. Родион ощутил убойный толчок в грудь. Падая, он успел заметить, как загибается с пулей в животе Паша.

Глава десятая

Ваську хотелось выть от тоски, рвать на себе волосы с досады. Но ему приходилось улыбаться, делать вид, что он всем доволен. Прошлого уже не вернуть, приходится приспосабливаться к настоящему

Приспосабливаться к этому он начал с того рокового момента, как оказался верхом на Мальвине. Сначала она сопротивлялась, потом расслабилась, потом даже стала получать удовольствие. А еще позже вошла в такой раж, что непонятно было, кто кого насилует

Поначалу все складывалось просто замечательно. Они с Мальвиной были идеальной парой. Он всегда ее хотел, а она никогда не отказывала. Мало того, потакала его тайным желаниям – нет-нет да и приводила с собой какую-нибудь очаровашку, и та без проблем прыгала к ним в постель. Это были волшебные ночи.

В один прекрасный момент Мальвина раскрыла перед ним все карты. Объяснила, зачем он ей нужен. Оказывается, в казино она попала неспроста. Ей нужен был человек, который бы работал на нее и на ее хозяина. Сначала ее выбор пал на вышибалу Лешу. Она уже почти охмурила его. Но неожиданно в ее сети попалась куда более крупная рыба – сам Васек. Теперь он в полной от нее зависимости. Эта красотка сводила его с ума в самом прямом смысле слова. Он и сам не понял, как согласился принять ее предложение. Не понял, но принял.

Да, он стал работать на Мальвину. Сообщал, когда и по какому адресу отбыл тот или иной разбогатевший клиент. Больше от него ничего не требовалось. Но и этого с лихвой хватило бы, для того чтобы тот же Кирьян оформил ему льготный проезд на тот свет. Для Васька настали черные дни. Когда братва хватилась, начала искать крысу, Мальвина дала отбой. Но это было только затишье. Скоро Васек позволил втянуть себя в другую авантюру. Это он с тремя головорезами проник в пустующее казино, это из-за него убили сторожа. Он сам лично уничтожил видеозапись с камер наружного наблюдения.

Ему повезло. Сообщники Мальвины не оставили его на растерзание. Повернули дело так, что козлом отпущения оказался Ярков. И ведь братва взяла ложный след. Васек своими руками закапывал труп своего зама.

Мальвина поблагодарила его за хорошую работу и сказала, что Васек им больше не нужен. Казино вышло из сферы интересов их «кукольного театра».

А на следующее утро после этого разговора Васек узнал о гибели Кирьяна. Страшное озарение пронзило его от макушки до пят. Одно дело – гоп-стоп, и совсем другое, когда убивают столь авторитетного человека. Он не ошибся. Заволжская братва вышла на тропу войны.

Мальвина тоже поняла, что скоро доберутся и до них. Быстро собрала манатки и на выход. Васек понял, что в ней заключен его единственный шанс на спасение. И ухватился за ее юбку. Пришлось Мальвине брать его с собой. Потому он сейчас здесь, в этой берлоге где-то за сто первым километром.

В частном доме на окраине какого-то города было сытно и тепло. Но очень неуютно. Васек чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно раздражал его этот мудозвон по кличке Карабас. Его манеры чересчур делового и уверенного в себе человека просто бесили Васька. Но приходилось прятать свои чувства в пазуху под копчиком. От этого крутого мэна зависела его судьба.

– Ты, Макар, теперь наш пацан. С потрохами наш, – укладывая на хлеб толстый шмат сала, сказал Карабас.

Ваську нравилось, что его называют Макаром. Это куда лучше, чем уменьшительно-ласкательное и даже пренебрежительное Васек.

Васьком его звали пацаны из заволжской общины. Но лучше бы он как был, так и оставался Васьком, – если бы можно было повернуть время вспять. Тогда бы он ни в жисть не запал на Мальвину. Но время не авто, заднего хода у него нет.

– Будешь жить. И вообще, жить. И с нами. В нашем балагане. Но, извини, братуха, Мальвина отпадает. Это моя кукла. Я теперь сам с ней играть буду. А с тебя хватит

– Се ля ви! – вроде бы сочувственно, но с явно выраженным оттенком равнодушия посмотрела на него Мальвина.

– Но если будешь хорошим мальчиком, я как-нибудь тебя повеселю, – хихикнула Сима.

В банде две биксы – Мальвина и эта. Вторая не шла ни в какое сравнение с первой. Хотя тоже смотрится неслабо.

– Я тебе повеселю, – буркнул Пьер.

Нехилый пацан. Чувствуется в нем сила. Но Васек его бы сломал. И Карабаса бы раз на раз замесил И тем самым подписал бы себе приговор.

В кодле были еще два пацана. Тоже крепкие ребята. Но эти все время молчат. И на Васька все косятся. Не нравится он им. Всем не нравится. Для всех он чужой. Да только и Васек их всех на одном месте видал Хотя нет, нужно стараться, чтобы за своего признали. Карабас со своим «убойным театром» – это его будущее. Сам по себе он никто и ничто

– А повеселить Макара надо, – хмыкнул Карабас. – Совсем пацан скис Ты чего киснешь, Макар? Все путем, Макар! Не надо киснуть Ты нам про свою братву расскажи. Глядишь, повеселеешь. Или еще больше расстроишься?.. Ну да, конечно, тебя твои боссы конкретно подняли. Директор казино, это тебе, бляха, не мордой в навоз Но так и мы бы могли тебя поднять. Глядишь, вместо Кирьяна бы поставили. Мы ж тебе это место освободили

– Вы мне место на кладбище освободили, – еще больше насупился Васек.

– Да не ной ты! Все там будем Ну так чо, будешь насчет заволжских нас просвещать?

– Да вам все и так известно.

– Ну, как сказать Мы про ваши столичные расклады знаем. Отель, казино, водка Что там у вас еще?

– Много чего. Но уже не у нас. Я уже не при делах

– Сказал же, не ной. Водки лучше выпей. Классная водка. «Коралл». Ваш завод выпускает Ах да, уже не ваш. Ихний Короче, я чего этот базар начал? Хочу знать, откуда твой Космач бабки черпает. «Пирамида» – это ж какие бабки. Сто «лимонов» как минимум.

– Где-то так

– Это ж охренеть, какие бабки.

– Так ты и охренел Теперь всю жизнь от Космача будешь прятаться.

Карабас насупился. Взгляд его стал тяжелым, как набухшая грозовая туча.

– А я, братуха, всю жизнь от кого-то прячусь. От ментов, от братвы. И от этих ухожу, и от тех. И от твоего Космача уйду Если, конечно, он сам от нас уйдет

– Нет у него шансов, – покачал головой Пьер. – Если за дело взялся Тычок, шансов у него нет

– Да уж, конечно, Тычок у нас супермен, – хмыкнул Карабас. – Он уже один раз взялся. Три сотни мне заторчал Хотя кто его знает, может, и выгорит дельце.

Карабас разволновался. Встал со своего места, подошел к окну, глянул на улицу.

– Ну, чего молчишь? – спросил он у Васька, не поворачивая к нему головы.

– А чего говорить?

– Бабки откуда на «Пирамиду» взяли?

– Так это, весь Заволжск Космачу с потрохами принадлежит. Все у него в кулаке

– Все – это кто?.. Я знаю, Заволжск – это нефть.

– Нефть, – кивнул Васек. – Много нефти

– Значит, твой Космач из нефти бабки черпает. И нефтяных боссов в кулаке держит.

– Понятное дело Два года назад разбор большой был. Шишкари нефтяные бабки зажали. Реально большие бабки. Только ни хрена у них не вышло. Космач им козу сделал. На двести «лимонов» их развел.

– Двести «лимонов»? Круто!.. А что боссы? Не рыпались?

– Да нет. Все спокойно.

– Космач и дальше их доит, а они не дергаются?

– Как это не дергаются? Подмахивают, аж брызги летят

– Дятлы потому что, вот и подмахивают Да я бы за двести «лимонов» любого зарыл Э-э, кажется, гости приехали?.. Пьер, Валек, давайте на выход. Надо принять

Какие могут быть гости, когда Карабас прячется от всех и вся?.. Оказалось, не от всех.

Приехали волгоградские братки. Те самые, которых Кирьян поставил на две сотни баксов. Их было не так уж и много – всего пятеро. Но в доме сразу стало тесно. Впрочем, никого, похоже, это не смущало.

– Ну, Тычок, что скажешь? – спросил Карабас у самого авторитетного «сталинградца».

– Все нормально, братан. Все путем!.. Но сначала надо забухать Эй, Обормот, водяру к столу тащи, да?

Тычок выпил, закусил. Сунул в рот сигарету, закурил, глубоко втянул в себя дым. Было видно, как накатила на него расслабуха.

– А это кто такой? – глядя на Васька, спросил бригадир. – Я его раньше не видел

– Это Макар.

– Тот самый?

– Он

– Крыса, значит Чо ты на меня вылупился? – вызверился он на Васька. – Крыса ты и есть крыса. Думаешь, если своих пацанов сдал, то мы в жопу тебя целовать будем?

– Ты это, не кипишуй, – урезонил его Карабас. – Макар – мой гость. И не надо на него «наезжать».

– Не люблю крыс.

– А кто их любит?.. Ты мне скажи, дело сделали?

– Ясен пень Ты как в скважину смотрел, что к этому хмырю, – Тычок презрительно ткнул пальцем в сторону Васька, – на хату вся звездобратия заявится. Ты это, правильно сказал, что надо идти ва-банк. И мы правильно сделали, что пошли Ты же знаешь, со стволами у нас полный порядок. Три «узи» взяли. Клевые пушки, жаль было их светить. Но дело такое – или пан, или пулю схлопотал. Короче, не облажались пацаны. Из трех стволов разом шмальнули – положили толпу

– А точно Космача сделали?

– И Космача, и этого, который самый крутой под ним. Паша Козырь, ага Они думали, что мы для них пыль. А хрена им! Мы пацаны крутые. Любого завалим

Тычок снова посмотрел на Васька. Взгляд мутный, кровищи в нем – жуть.

– Ты, крыса, ты слышишь меня? Твоего Космача сделали! Мои пацаны сделали!.. И тебя сделаем! Будешь вонять – пойдешь в расход! Понял? Мои пацаны церемониться не будут! Понял?..

– Понял, – принужденно кивнул Васек.

Ему было страшно. От этих типов исходила злая, беспредельная сила. Это не те более-менее цивилизованные братки, в числе которых когда-то был и сам Васек. В их команде все строили из себя крутых, но по большому счету все были нормальными людьми – все чего-то боялись, особенно смерти. Чтобы поднять руку на крутого авторитета, об этом даже думать было страшно. У них имелись понятия. И сдерживающих факторов хватало. А у этих не было ничего – ни законов, ни тормозов. Стопроцентные отморозки – сильные, жестокие. И эта отчаянная решимость крушить все преграды на своем пути просто ужасала Ваську казалось, что он попал в племя каннибалов, которые вот-вот могут сожрать его. От страшного предчувствия кровь леденела в его жилах.

– Ты думаешь, зачем мы твоего Космача сделали? – мерзко злорадствовал Тычок. – А чтобы жить нам не мешал. И Пашу Козыря сделали. И Кирьяна твоего. Всех сделали! Чтобы жить нам не мешали. И за Санька нашего спросили Ха! И это называется крутые! Не на тех я, типа, нарвался Да они для меня грязь под ногами! Понял? Грязь!!! Не, ну чо ты на меня смотришь? Чо смотришь, крыса?.. А-а, думаешь, что мне теперь спуску не дадут. Вся братва поднимется, то да се Да чхать я хотел на вашу братву!.. А-а, типа, с ним серьезные люди в завязке? Туфта все это. Твой Космач не в законе. А серьезным людям он нужен, пока жив. Потому что у них завязки чисто на бизнесе. На бизнесе, понял, а не на понятиях!.. Да какой он на хрен авторитет, твой Космач? Он бизнесмен, понял? Лох, вот он кто!.. А еще пыжился. Типа, мы для него никто. Ха-ха, смешно, аж трахаться хочется

Тычок перевел взгляд на Мальвину, похотливо улыбнулся. Той явно стало не по себе. Она хоть и не пальцем деланная, но перед этим монстром не хорохорилась.

– Я тебя хочу! – прямо заявил он. – А ты? Ты меня хочешь?

– А цветы? – натянуто улыбнулась она. – А шампанское?..

– Будут тебе цветы. И шампанское, – сказал Карабас. – Потом. А сейчас будь умницей. Тычок у нас герой. А ты его награда. Сделай так, чтобы награда нашла героя

Мальвина – его женщина. Или нет, она его вещь, которую он запросто может одолжить другому Это не просто монстры, это полные деградаты. И оттого они еще опасней

Тычок поднялся, подошел к Мальвине, сгреб ее в охапку.

– Пошли, кроха! Сегодня ты моя!.. А завтра

Он с плохо скрытой насмешкой посмотрел на Карабаса.

– И завтра ты можешь быть моей

Карабас стал мрачнее тучи. В его глазах полыхнула молния. Мощный сгусток грозовой энергии сорвал с Тычка всю его спесь.

– Ты, братуха, говори. Да не заговаривайся

Для этой ситуации голос Карабаса звучал неестественно спокойно. Так мог говорить человек, нисколько не сомневающийся в своей силе.

– Да ладно, братан, я ж пошутил, – включил заднюю Тычок. – Мальвина – твоя женщина, не вопрос

– Но сегодня она твоя Если, конечно, она не против.

Карабас не хотел накалять ситуацию. Но и Тычка должен был поставить на место – чтоб не зарывался. И ведь сделал это. Поставил его в зависимость от бабы. Утонченное унижение.

– Я-то не против, – язвительно улыбнулась Мальвина. – Но сначала цветы и шампанское

И эта утерла Тычку нос. Пришлось пацану цеплять на себя гусарскую браваду и отправляться в холодную ночь за цветами и шампанским. А ведь можно было обойтись и без этого.

Закусь на столе нехитрая, но ее в изобилии. И водки хватало. К бычкам в томате. Васек пил много – как будто хотел, чтобы эти бычки не просто лежали, а плавали в желудке. На самом же деле он хотел забыться. Не хотелось видеть перед собой эти отвратные рожи. Хотелось уйти в пьяные дали от этой мокрушной действительности. Только хмель его почему-то не брал.

Карабас тоже много пил и также мало пьянел. Только взгляд его становился все тяжелее и злее.

– Ты мне, Макар, скажи! – потребовал он. – Прав Тычок или нет? Будет нам житуха без твоего Космача?

Если разобраться, то Тычок не совсем далек от истины. Не так уж сильно был завязан Космач на криминальный мир столицы. Ну, были у него знакомства с крутыми авторитетами. Но это чисто деловые связи. Чисто бизнес. Воры и авторитеты могли бы помочь ему сладить с этой отморозью, пока он был жив. Но Космача уже нет. И криминальная элита в лучшем случае помянет его добрым словом. Но мстить за него вряд ли станут.

– Не знаю, – пожал плечами Васек. – Может, и будет житуха. А может, и нет Нет, скорее всего нет

– Почему?

– А потому что есть Заволжск. А это сильно, очень сильно Будет Витек, будет Колдун, будут бригады. Они спросят за Космача. Не будет у вас жизни

– Витек, говоришь, Колдун Кто это такие?

– Они за Космача на Заволжске остались. Там масть держат. Сила за ними большая. Гноить вас будут

– А сила их на чем держится?

– На пацанах, на ком же еще?

– Да нет, братуха, их сила на бабках стоит. На нефтяных бабках Да, кстати, об этих бабках. Это же черный нал.

– Был черный, стал белый. Бабки через офшоры проводят. А потом, у нас есть свой банк – та же стиральная машина. И в «Пирамиде» стирают. Все путем, короче

– «Пирамида» – это все чье? Космача?

– Не-е, Космач в этом деле правильно себя ведет. Бабки чисто общинные. Он за ними только смотрит

– На кого оформлена собственность?

– На подставных, на кого же еще?.. Тут все плотно схвачено. Каждый винтик на месте.

– Винтики легко раскручиваются. Главное – найти ключ.

– Какой ключ?

– Как какой? Золотой. Золотой ключик. Я же Карабас как-никак. Есть у меня золотой ключик

Карабас глянул на Симу и похабно осклабился.

– Чего смеешься? – спросил он ее. – Ты не про тот ключик подумала Или про тот. Может, и про тот. Пошли, я покажу тебе свой золотой ключик. Не пожалеешь, отвечаю

Он поднялся, по-хозяйски взял Симу за руку и потянул ее в соседнюю комнату. Но дверь была заперта.

– Э-э, бляха, – досадливо протянул он. – Тычок, бляха, цветы Мальвине дарит Ладно, пошли в машину. Я тебе, Сима, там буду цветы дарить

Без Тычка и Карабаса за столом не стало веселей. Васек ловил на себе неприязненные взгляды. Братва была против него Но ничего, у него есть средство против этого быдла. Васек снова налег на водку.

В какой-то момент хмель все-таки скрутил его сознание. Тело легкое, слух притупленный, перед глазами легкий туман. Васек поднялся из-за стола, носом, как рогом, нацелился на комнату, в которой заперся Тычок с Мальвиной. Эта сучка – его женщина. Он жил с ней, а ее трахает какой-то урод. Беспредел!.. В пьяном запале Васек готов был сразиться хоть с целой танковой дивизией.

Он с силой рванул дверь на себя. И увидел Тычка. Рядом с ним на диване сидел Карабас. Они о чем-то говорили.

– А где Мальвина? – заплетающимся языком спросил Васек.

– Ты меня достал, крыса!!! – озверело уставился на него Тычок.

Он поднялся, надвинулся на Васька.

– Только не убивай, – послышался голос Карабаса. – Эта падаль нам еще нужна

Как в замедленной съемке, Васек видел, как на него надвигается тяжелый кулак. Бамс! И перед глазами все поплыло. Пленка закрутилась в ускоренном режиме. Цветной калейдоскоп в глазах завертелся с бешеной скоростью, а потом вдруг все исчезло. Наступила беспамятная тьма

Глава одиннадцатая

Чутье Родиона не подвело. Казалось бы, не так уж и страшны «сталинградцы». И не таким хребты ломали. Но на всякий случай он воспользовался бронежилетом. Интуиция подсказала, что это не будет лишним. А еще память намертво зафиксировала тот случай, когда бронежилет защитил кирьяновского бойца от ярковской пули. Отсюда вывод – нужна броня.

Жаль, Паше насчет жилета он не подсказал. Не хотелось казаться в его глазах перестраховщиком. А зря. Надо было отбросить понты в сторону. Тогда Паша был бы жив.

«Сталинградцы» стреляли издали, но из «узи». Плотность огня высокая, но убойная сила не та – «броник» выдержал удар. Родион жив-здоров, а вот Паши нет и никогда больше не будет.

Ублюдки вложили в стволы всю силу своей отмороженной ненависти. Поэтому, кроме Паши, наглушняк завалили двух бойцов из его свиты. Еще двух ранили – Леньчика в том числе. Но Леньчику, как всегда, везет – ранение несерьезное. Пуля всего лишь царапнула шею

Он не рассказал жене о том, что его пытались убить. Но Лада сама догадалась, что стряслось что-то неладное. Она не посмотрела на Родиона – она вцепилась в него проницательным взглядом. В глазах – паника и ужас.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего. С чего ты взяла?

– Не ври. Я вижу, что-то не так У тебя неприятности?

– Да нет, все в порядке.

– Я же просила, не ври!.. В тебя стреляли!

– Ерунда.

– Нет, не ерунда! Тебя хотели убить Все, хватит!..

Как будто у нее подкосились ноги – она обессиленно опустилась на стул.

– Что хватит?

– Все хватит Все надоело Я не могу так больше, не могу

– Тебе что-то не нравится?

– Все не нравится Я постоянно жду, что вот-вот случится что-нибудь страшное. Я устала ждать. Я устала так жить Я люблю тебя Я тебя люблю. Но страх за тебя, за себя отравляет мою любовь

– Я все понял, – с мрачным спокойствием изрек он.

– Что ты понял?

– Ты слабая женщина.

– Женщина имеет право быть слабой

– Может быть Но при всем при этом ты не любишь меня. И никогда не любила. Ты просто привыкла ко мне. И эту привычку ты считаешь вредной. Только не говори, что ты не хочешь от нее избавиться. И от меня тоже Ты не думай, я тебя не осуждаю. Я осуждаю самого себя. Мы не должны были быть вместе. Я знал, что не должны Просто я надеялся на чудо. Но, увы, чудес не бывает

– Но я люблю тебя.

– Ты можешь обмануть меня. Но себя не обманешь Если ты хочешь от меня уйти, удерживать тебя я не стану

Каждое слово давалось ему с огромным трудом. Горчичный ком пережал горло, жег душу.

– Я не хочу от тебя уходить

Лада тоже страдала. По ее щекам текли слезы. Хотелось обнять ее, прижать к себе. Но Родион справился с порывом нежности. Он и Лада – разного поля ягоды. Он ей нужен, она привязана к нему. Но это не любовь. С ним она чувствует себя как птица в золотой клетке. Душа ее рвется на волю. Коли так – он не будет ее держать. Пусть себе летит Так будет лучше. И для нее. И, наверное, для него.

– Хочешь, – покачал он головой. – Ты хочешь от меня уйти Можешь уходить Развод оформлять не обязательно. Ты и без того ни в чем не будешь нуждаться

Родион распоряжался огромными суммами – на сотни миллионов долларов. Это общинные деньги. Но были у него и чисто свои. Ровно двадцать миллионов долларов на заграничных счетах. Половина принадлежала ему, половина – Ладе. Он сам так решил. Лично он мог подступиться только к своей половине, жена – только к своей. Номер своего счета Лада знала назубок. И только она одна могла снять с него деньги. Так что она может уходить от него прямо сейчас Хотя нет. Уйдет он сам

– Мне ничего не нужно, – сказала она.

– Может быть, – не стал спорить Родион.

Но менять он ничего не будет. В плане денег. К личной жизни это не имеет никакого отношения. Здесь не просто все меняется, здесь все рушится, как в Помпее в последний ее день

– Извини. За все извини, – тяжко вздохнул он.

И повернулся к Ладе спиной Может, зря он так. Да, наверное, зря. Зря! Еще не поздно было вернуться. Ведь он еще даже не уходил Но решение уже принято. Мосты за спиной уже горят – как будто черти их жгут. Уходя, уходи

Родион чувствовал в себе силы пережить эту катастрофу. Эту силу питала злость. Нет, не на Ладу. На отморозков, которые убили Кирьяна и Пашу.

Эти ублюдки где-то прячутся. Но недолго им злорадствовать. Ярость и злость пробудили в нем животную силу. Он снова тот самый Родион Космач, каким был когда-то. Он больше не бизнесмен. Он снова крутой криминальный авторитет во всех проявлениях этого понятия. Он с головой уходит в «заросли» жестоких «каменных джунглей», обеими ногами становится на тропу войны. Он сам лично будет рыть носом землю, но найдет беспредельщиков. И сам лично обратит их в прах Дикая, первобытная сила овладела им целиком. И заглушила тоску от разрыва с женой. Он не думал о Ладе, они жил планами мести

– Куда едем? – спросил Леньчик.

– В офис, – недолго думал Родион.

Он сейчас же начнет собирать братву, сам лично будет давать пацанам отмашки на «сталинградцев». Он уже знает, как взять верный след. Звериное чутье подсказывает

Родион подъехал к офису, в окружении свиты телохранителей направился к зданию. И вдруг грянул взрыв

Это была не бомба с дистанционным управлением, не пулеметная очередь полоснула, не снайперский выстрел. Это были менты.

Их было много. Все в камуфляже, в «брониках», с автоматами. Лица под масками. Действовали они нагло, нахраписто. Слишком уверены были в своей безнаказанности. Охрана просто не в силах была противостоять их стремительному натиску. Только один Родион не сломался под мощью этой махины.

Один из спецназовцев схватил его за хибот, как какого-то напроказившего щенка. Родион взорвался. Вырвался из железных тисков мента, перехватил руки и мощной подсечкой сбил его с ног. Кто-то навалился на него сзади. Родион снова извернулся. Сбросил с себя спецназовца, свалил его на землю, погреб его под тяжестью своего тела. И тут на шею со всей силы опустился приклад автомата Вспышка боли, стремительно нарастающее головокружение. Свет перед глазами померк

Очнулся Родион в машине. Он лежал на полу громыхающего на ухабах «рафика». В проходе между сиденьями, на которых громоздились спецназовцы. Лежал на животе. Руки сцеплены за спиной наручниками. И ноги стягивают стальные браслеты. Голова разламывается от боли.

– Очнулся, удод? – зло спросил кто-то.

Родион вскипел. Он не сявка какая-то, чтобы его так поносили. Он попытался перевернуться на спину. Хотелось взглянуть в лицо своему обидчику. Но несколько увесистых ударов по почкам вернули его на место.

– Лежать, падла! А то до места не доедешь

За что они с ним так? Как будто он пес шелудивый, а не человек Обиды не было. Была только злость.

У него было немало знакомых ментов. И среди спецназовцев имелись свои люди Но все это было в той жизни, где он был бизнесменом. Сейчас он бандит. Да! Бандит!.. И он не боялся этого слова.

Слишком крутую расправу готовил он для «сталинградцев», чтобы оставаться «белым воротничком». Менты по другую сторону баррикад – это часть жизни, в которую он хоть и временно, но вернулся.

А менты образовались как по заказу. Кто их натравил?

* * *

Родиона привезли в какое-то отделение милиции. Сначала его поместили в «обезьянник». Кроме него, здесь не было ни единой живой души. Никого! Куда же делись Леньчик и все остальные из его свиты? Он не видел, чтобы кого-то из них вели в отделение. Дурной знак Но духом Родион не пал. За ним сила. И эта сила не оставит его в беде. В самое ближайшее время он будет на свободе. И возглавит травлю «сталинградцев»

Скоро за ним пришли. Их было двое. Крепенькие мужички с ментовскими фейсами. И в профиль – менты. И анфас тоже. Они вошли в клетку.

– Советую не брыкаться, – строго предупредил первый.

– Хуже будет, – осклабился второй.

Родион небрежно усмехнулся. Боятся его менты. Чуют силу.

Браслет наручников сняли только с одной руки. Этот браслет тут же замкнулся на ментовской руке. Как опасного зверя из клетки выводить будут – на цепи. Герои вшивые

Родиона душило презрение ко всему ментовскому племени. Давно он за собой такого не замечал. С тех пор как вышел за ворота КПП первой и последней своей зоны. Давно это было. И так недавно

Родиона провели в оперской кабинет. Расклад конкретный – два оперативника. И целый полковник в форме.

– Начальник отдела РУОП Кабальцев, – сухо представился он.

– РУОП. И при параде. Что-то тут не так, полковник. Погонами задавить меня хочешь? – угрюмо спросил Родион. – Так не боюсь я твоих погон

– И не надо бояться. Вы другого бойтесь, гражданин Космачев.

– Чего мне бояться?

– А вы не знаете?

– Снова на понт берешь, полковник. Не надо. Не наводи тоску Ты мне прямо скажи, по какому праву меня задержали? Или это арест?

– Нет, пока просто задержали За хранение наркотиков.

Излюбленная ментовская мулька.

– Чешуя какая-то. Не было у меня никаких наркотиков А-а, ясно, пока я в отрубе был, вы мне что-то подсунули. Поздравляю Хотя нет, не с чем поздравлять. Халтурная работа

– Но на три-четыре года потянет.

– Ну да, того, кто наркоту подсунул, того и потянет Я с наркотой никаких дел не имею. И если ты в самом деле из РУОПа, ты должен это знать

– Все это слова. А вот и дело – в правом кармане вашего пиджака нашли вещество, похожее на героин. В данный момент производится экспертиза

– Не видел, не знаю. Твои волки, полковник, переусердствовали при задержании. Никто не давал им права избивать меня до потери сознания Я был без сознания, полковник. И вы запросто могли подсунуть мне наркоту. Так и напишут в газетах. И по ТВ засветят. Жди А свидетели у меня есть. Ваш беспредел заснят на камеру наружного наблюдения.

– Как и то, что вы, гражданин Космачев, при задержании оказали сопротивление работникам милиции

– Работникам беспредельной милиции, – поправил его Родион. Он говорил медленно, с расстановкой. Как будто придавал особый вес каждому своему слову – Сейчас не тридцать седьмой год, начальник. И никто вам не давал права ни с того ни с сего набрасываться на людей. Привыкли брать нахрапом. Думаете, что так и надо Мне кто-нибудь представился? Мне кто-нибудь удостоверение показал? Нет. Откуда я знаю, что это сотрудники милиции? Сейчас вон камуфляж на каждом углу продается, и автомат добыть не проблема На меня, между прочим, сегодня днем покушались. В меня стреляли. Убили трех сотрудников моей службы безопасности. Двоих ранили Ну да, извините, товарищ полковник. Ваше дело не виновных прессовать, а пострадавших. Убийцами пусть другие занимаются. А вы с потерпевших спросите – это легче всего

– Все сказали? – сухо спросил полковник.

– Все, – кивнул Родион. – Больше ни слова ни скажу. Надоели

– Слишком вольно вы себя ведете, гражданин Космачев.

Родион лишь презрительно усмехнулся. Всем своим видом показал, как достал его этот мент.

– А насчет покушения мы, конечно, в курсе Мы бы вас, может, и не тронули. По крайней мере, сегодня. Но машина уже была запущена

Родион лишь скупо развел руками. Мол, это ваши проблемы, а отвечать за беспредел все равно придется.

– Почему вы не спрашиваете, про какую машину я говорю? – вроде как удивленно спросил мент.

Родион молча пожал плечами – ему все равно.

– Зря вы так. У вас очень серьезные проблемы Хранение наркотиков – это для вас не так страшно. И сопротивление при задержании тоже не страшно. Ваши адвокаты помогут вам выпутаться. Но когда это будет! А пока погостите у нас. У вас будет время подумать. И знаете, над чем?..

Полковник вперил в Родиона жесткий, пронизывающий взгляд. Как будто в душу хотел к нему забраться. Да только не в те дебри залез. Родион мог выдержать любой взгляд. Суровая школа жизни.

– Игорь Анатольевич Ярков – это имя что-нибудь вам говорит? – как шашкой махнул, спросил полковник.

Родиону стало немного не по себе. Зря мент надавил на него взглядом раньше времени. Он уже поставил энергетическую защиту. Поэтому внешне он остался совершенно спокойным. Ни единая эмоция не прорвалась наружу, не выдала его волнения.

Родион кивнул. Яркова он знает.

– Открою вам одну небольшую тайну: Ярков – наш внештатный сотрудник.

И снова этот острый, пронизывающий взгляд. Но Родион крепко держал себя в руках. Хотя новость ошеломляющая.

– Он сотрудник РУОП? – внешне спокойно спросил он. – Я почему-то думал, что он представляет ОБЭП

– Верно, по большей части он представляет ОБЭП Вернее, представлял У нас есть информация, что Ярков вышел из игры. Вернее, вы его вывели

Внутри у Родиона все похолодело. Он понял, откуда задул этот арктический ветер Васек Макаров Этот гад сбежал не абы куда. Прямым ходом к ментам подался. И уже напел насчет Яркова. А труп он сам закапывал

Красиво менты сработали. Смогли просунуть своего человека в казино. Только не так уж и удачно все у них сложилось. И у Кирьяна, и у Родиона возникла какая-то непонятная неприязнь к Яркову. И не зря Ничего бы не случилось. Со временем Яркова просто-напросто уволили бы – нашли бы к чему придраться. Но злой рок забил гол в их ворота. Крыса Васек подставил Яркова под удар. А потом сдал ментам самого Родиона. Вот что значит вовремя не раздавить гниду

Знали менты, кого в тыл врага двинуть. Ярков только с виду слизняк. А на поверку оказался кремнем. Не стал доказывать, что он не верблюд. Знал, что ему не поверят. Решил, что живым из кабинета не выпустят. Поэтому и схватился за пушку. Зря он это сделал. Зря

– Никто вашего Яркова пальцем не тронул.

– Не надо, Космачев. Не надо делать из нас идиотов Думаешь, почему мы так легко раскрыли перед тобой карты? Если бы мы не были уверены, что его нет в живых, разве бы мы сообщили, что он наш агент?

Логика железная. По идее, Родион должен был раскиснуть и поплыть. Только не из того материала он слеплен.

– Карты он раскрыл – пренебрежительно фыркнул Родион. – Да эти карты сами раскрылись. С самого начала было ясно, что Ярков – ваш человек. Только непонятно, зачем вы его к нам приставили? Мы с законом дружим. Налоги платим честно

– Насчет налогов – это ты кому-нибудь другому расскажи.

– Зачем я буду что-то рассказывать?.. Ты, начальник, сам расскажи, что ты конкретно против меня имеешь. Про наркоту и сопротивление я в курсе. Что еще?

– Я же сказал – убийство Яркова.

– Факты есть?

– Есть!

Заявлено было уверенно. Только Родион все равно уловил фальшь. Похоже, на пушку его полковник берет. Кроме подозрений, нет у него ничего.

– Предъяви, – с оскорбительной насмешкой попросил Родион.

Не должен он себя так вести. Но что делать, если злость на ментов душит. И настроение ни к черту. Как будто что-то сломалось в нем после разрыва с Ладой.

– Предъявляют обвинение, – неосторожно ляпнул полковник.

– А обвинительного заключения у тебя как раз и нет, – поймал его Родион. – Когда будет, тогда и поговорим

Мент начал выходить из себя. Кончился его запас прочности. А еще он понял, что понты его не проканали. Не попался Родион на его дешевую уловку Хотя не такая уж она и дешевая. Подозрения на пустом месте не рождаются. Какая-то информация насчет Яркова у ментов все-таки имеется. Фактов только нет и доказательств. Но есть крыса Васек Но ведь есть еще и Чижик. Он видел, как убивают Яркова. Но он же и видел, что стрелял Кирьян. И то вынужденно. Хотя какая разница, вынужденно или нет? Какой с покойника спрос? Кирьян с Ярковым сейчас на том свете друг с другом разбираются.

– Значит, будем молчать? – зло спросил полковник.

– А о чем нам с вами говорить? – пожал плечами Родион.

– Как о чем? К нам поступила информация, что подведомственные вам структуры занимаются доставкой и сбытом наркотиков.

– Чушь собачья.

– Чушь, – коварно усмехнулся мент. – А может, и не чушь Информацию надо проверить. А ты знаешь, как мы проверяем такую информацию в свете новых требований президента?

– Процессуально-беспредельный наезд?

– Что-то в этом роде Завтра вся твоя кодла будет париться на нарах.

– Я не понимаю, о какой кодле разговор?

– Как о какой? О бандитской, о какой же еще?.. Только не говори, что ты снова ничего не понял. Мы про тебя все знаем, Космачев. Так что лучше не смеши меня

– Вы и так смешной, да?

– Весело тебе, ну-ну Посмотрим, как ты дальше веселиться будешь. Будет тебе веселье. Прямо с завтрашнего дня

Родион думал, что полковник и дальше будет распаляться перед ним. Но тот окатил его злорадно-презрительным взглядом и велел увести.

Родиона отвели в изолятор временного содержания при ментовском отделении. Его не шмонали. Просто заставили снять ремень, галстук, шнурки. Как будто Родион собирался повеситься. Размечтались.

Ему досталась пустующая камера. Как на заказ. Чтобы никто не мешал ему думать о сексоте Яркове.

Одним своим видом камера наводила смертную тоску. Грязные серые стены, холодный бетонный пол, железная дверь с «волчком», чугунное очко. Окон нет – только тусклая лампочка под потолком. Гнетущий запах неволи. Две трети камеры занимали нары. Доски были густо покрыты скабрезными надписями, похабными рисунками.

У Родиона не было сигарет. А курить очень хотелось. Проблема решилась легко. Он просто пошарил в щелях между досками, нашел чинарик и спички. Когда-то два года назад он попадал в КПЗ. Уходя, оставил для будущих сидельцев пару сигарет. Теперь кто-то позаботился о нем Не так уж, оказывается, страшна тюрьма, как ее малюют. Везде жить можно.

Родион закурил, прилег. Перед глазами замельтешили события сегодняшнего дня. Аж голова закружилась. А ведь было от чего. Допрос «сталинградца» Санька, охота за крысой, гибель Паши и его бойцов. Самому Родиону крепко досталось. Пуля – ерунда. Куда страшней удар, который нанесла ему Лада. Или он ей нанес Возможно, он зря хлопнул дверью. Надо было остаться, разобраться

Разрыв с Ладой выбил его из колеи. А он должен был держать себя в руках. Зачем он сцепился с руоповским полковником? Куда делось его чувство такта?.. По-другому нужно было разговаривать с ментом, без грызни. Глядишь, и не обозлил бы РУОП, эту страшную дремлющую силу. Дремлющую Что будет, если она проснется? А все к этому идет. Сам президент дал этим борцам почти неограниченные полномочия. И если они сорвутся с цепи, быть настоящей беде. Еще хуже, если вслед за этими волками на Родиона кинется изнеженная, но глазастая и зубастая лисица по кличке ОБЭП. Тогда туши свет, сливай воду А ведь все к этому идет.

Хорошо, если хватит судейских и адвокатских сил, чтобы посадить эту свору обратно на цепь. Тогда можно будет выправить положение и зализать раны. А если не удастся?.. Президент настроен очень решительно. Пока что очень решительно. Со временем это пройдет. Но за это время от Родиона могут остаться рожки да ножки

Собаку на него вешают жирную, вонючую. Убийство Яркова. Фактов у ментов нет. Но какая-то информация, точно, просочилась. Вот менты и всполошились. Вот почему он здесь В принципе менты – это та же мафия. И за своих они стоят горой. Не всегда, конечно, и далеко не везде. Но в данном случае за Яркова они спросят конкретно. И, возможно, по беспределу. У ментов полно изворотов, чтобы вести следствие в обход уголовно-процессуального кодекса. И они запросто могут пойти этим путем

Где Леньчик? Где все остальные?.. Вряд ли их отпустили. Тогда куда их отвезли? Почему про них ничего не известно?.. А про Родиона известно? Кто-нибудь знает про него?.. И почему, черт возьми, он не воспользуется своим правом на один звонок по телефону?..

Родион подошел к двери, несколько раз ударил по ней кулаком. Открылась «кормушка», он глянул через нее и увидел руоповского опера. Его бесстрастное лицо ничего не выражало. Как будто по ту сторону двери стоял каменный истукан.

Достаточно было только глянуть на эту картину, чтобы понять – звонка не будет. Не зря же полковник оставил в качестве надзирателя своего сотрудника. Родиона напрочь отрезали от внешнего мира. И хоть волком вой – никто тебя не услышит.

Похоже, он в самом деле нарвался на заговор ментов. Противник в погонах настроен очень решительно. И не успокоится, пока Родион не признает вины за гибель Яркова. А делать этого нельзя. Прямого отношения к убийству он не имеет. Но достаточно признания косвенной вины, чтобы тебя стерли в порошок

Родион вернулся на нары, пошарил по заначкам, раздобыл еще один чинарик. Как быстро привыкает он к тюремному быту. Интересно, как долго ему здесь сидеть?.. Интуиция подсказывала, что долго. Похоже, полковник взялся за него всерьез и основательно

Сильно саднила ушибленная пулей грудная клетка, разламывался от боли затылок. Но нет худа без добра. Боль помогла отвлечься от мрачных раздумий. Помогла уснуть

Глава двенадцатая

Родиона подняли среди ночи. Два могучих собровца в камуфляже и масках ворвались в камеру, сорвали его с нар и потащили на выход. Все решетки и двери открыты. На всем своем пути он не встретил ни одного мента.

Когда его протаскивали через вертушку, он заглянул через стекло в дежурную часть. И там пусто. Скорее всего «местные» менты нарочно исчезли, чтобы не видеть, как беспредельно поступают с Родионом. Ментовский заговор набирал обороты

Родиона затолкали в микроавтобус с зарешеченными окнами, наручниками приковали к специальной скобе. Спецназовцы устроились рядом.

– И что дальше? – спросил Родион.

Он уже оправился от неожиданности и потрясения. Конечно, внутренние волнение и напряжение не улеглись, но наружу не прорывались. Внешне он являл собой образец спокойствия и сосредоточенности. И голос его прозвучал густо, веско.

– Молчать! Не разговаривать!

Этим конвоиры и ограничились. А могли бы намять Родиону бока. Хотя бы за то, что вместо сна им приходится возиться с ним. Можно было бы спросить у них, сколько сейчас времени. Но этот вопрос точно вывел бы их из себя. А разъяренные менты – это не есть очень хорошо. Это есть очень и очень плохо.

Везли Родиона долго. Похоже, через всю Москву прогнали. Микроавтобус гремел как консервная банка. У Родиона возникло ощущение, будто у него даже барабанные перепонки онемели. Трясло машину нещадно. Подвески жесткие, сиденье твердое – мягкое место зудеть начало. Но все это ерунда по сравнению с предчувствиями, под прессом которых находился Родион. Он чувствовал себя в западне, из которой нет выхода. Прошлое рушилось как карточный домик, а впереди его ждало столкновение с беспредельной бездной. На него ополчились менты. А чутье подсказывало, что скоро против него ощетинится и весь мир

Машина остановилась. Послышались голоса, затем звук открывающихся ворот. Снова движение, снова остановка. Кто-то ударил в дверь. Послышалось:

– Приехали! На выход!

Собровцы не церемонились. Прежде чем вывести Родиона из машины, они набросились на него, заломали руки за спину, согнули его в три погибели. Если бы его не держали, он бы упал. Но упасть ему не давали.

Его нарочно вот так согнули. Нарочно не давали поднять головы. Чтобы он не видел, куда именно его привезли, чтобы ничего не запомнил. С темного двора его провели в тускло освещенное помещение. Длинный переход, лязганье замков и скрип решетчатых дверей. Остановка, где ему впервые позволили разогнуться. Он стоял лицом к стене. Кто-то в ментовском мундире открывал тяжелую металлическую дверь. Этот «кто-то» стоял так, чтобы Родион не мог рассмотреть его лицо. Этот «кто-то» чего-то боялся.

Снова мрачная тюремная камера. Под потолком дышащая на ладан лампочка – света почти нет. Все те же дощатые нары – только занимают они всего половину камеры.

Хата не пустует. В тусклом свете Родион рассмотрел трех узников – все они спали. Или делали вид, что спят.

Нары широкие. Но постояльцы лежали так, что Родиону места на первом «этаже» как бы и не было. С комфортом разлеглись ребятки. Только придется потесниться Хотя можно и на втором «этаже» загостить. Место не очень престижное. Зато там воздух посвежей. И простор. А порядок со спальными местами он наведет завтра. Если успеет Похоже, руоповцы нарочно перевозят его из одного КПЗ в другой – чтобы спрятать его от братвы и адвокатов. Возможно, завтра утром его снова куда-нибудь перевезут. Так что в разборках из-за места на нарах нет особого смысла

На второй ярус Родион забраться не смог. В самый последний момент кто-то крепко схватил его за ногу.

– Отпусти!

Чтобы не взорваться, пришлось стиснуть зубы.

Но хватка не ослабла. Напротив, на помощь первому пришел второй. Родиона резко и со всей силы потянули вниз. Он потерял равновесие и всей тяжестью тела рухнул на холодный пол. Хорошо, в падении смог сгруппироваться. Иначе бы разбил голову или даже сломал шею.

– Ой, извини, братан! – гадко осклабился со своего места один постоялец.

– Не ушибся? – вторил ему другой.

И третий не спит, сидит на нарах и лыбится как последний недоносок.

Все трое крепкие как на подбор. В камере жарко натоплено, все они в майках-безрукавках. Видно, как бугрятся мышцы на тренированных руках. С такими сладить будет непросто. Или даже невозможно.

Родион медленно поднялся с пола. Исподлобья пустил на сокамерников жесткий изучающий взгляд.

– Неувязочка получилась, братан, – оскалился третий. – Смотрим, крутой пацан к нам прибыл. А лезет наверх. Непорядок. Решили тебя остановить. Чтобы ты косяк не упорол Да ты не смотри на нас таким взглядом. Знаем, что ты у нас крутой.

– Ага, в авторитете типа

Родион силился понять, кто перед ним. «Быки» из какой-нибудь группировки? Просто спортсмены, залетевшие на нары по глупости?.. Нет, не похоже. А если это У Родиона перехватило дух от страшной догадки. Что, если это менты?.. Не «лохмачи» из пресс-хаты, с которыми он когда-то имел дело. А именно менты. Не такое уж сложное это дело – отобрать трех собровцев покруче и сунуть на сутки в КПЗ. За те же премиальные.

Он уже понял, насколько решительно настроен полковник Кабальцев. Фамилия у него такая – в кабалу вгонять. Родион уже по самые уши в этом дерьме. Но это еще не предел

– Ты же авторитет, в натуре? – спросил самый крепкий на вид постоялец.

Как-то не так слетает с его языка приблатненный базар. Фальшиво. Не привык он так говорить. Точно, мент

– Чего молчишь, крутой? Тебе чо, в падлу с нами базлать? – спросил второй.

И этот фальшивит.

Да они особо и не скрывают свою причастность к ментовскому племени. Чего им бояться? Трое против одного – тут они герои

– А кому не в падлу с козлами базарить? – криво усмехнулся Родион.

Он уже примерно знал, что должно произойти дальше. И как бы он себя ни вел, надвигающийся рок уже не остановить. А надвигался он стремительно и неотвратимо.

– Это кто тут козлы? – поднимаясь со своего места, спросил мент.

Родион отступил к двери. Не для того чтобы звать надзирателя. Во-первых, это бессмысленно – хоть на части разорвись, никто не придет на помощь. А во-вторых, искать защиты у ментов – это само по себе «косяк». А Родион очень дорожил своим авторитетом и должен был беречь свою репутацию. Даже если его сейчас в лепешку раскатают, это будет лучше, чем «встать на лыжи». Даже если его сейчас до смерти забьют, он выдержит пресс. Лишь бы только не опетушили Последняя мысль бросила Родиона в жар. Внутри все закипело. Пробудилась и заклокотала дикая, первобытная сила. Как рвется пар из котла, так эта сила рвалась наружу.